•
Чонгук накатывает круги по Сеулу долго. Ночью, когда трафик в спальных районах спадает, он медленно жёлтыми фарами выбирает себе незамысловатые пути, над которыми думать не надо. Он хочет посвятить себя сейчас другому. Проведя несколько часов в кругу семьи, он понял, что ему неспокойно. Неспокойно от того, что уехал без лишних слов и прощаний, недостаточно напитавшись беседами, по которым теперь будет голоден всегда, если Тэхен не рядом. Глупо. Чонгуку странно всё, что произошло вчера. Вплоть с того момента, когда вместо любого другого действия в ответ на исповедь, он поцеловал. Всё очень быстро, хотя знакомы они всего ничего. Но к чему эти нормы? Если бы он соблюдал хоть какие-то правила, то, наверное, ему стоило бы позвонить в специальные службы, рассказать о том, что они ужасно работают, раз на свободе находится такой человек. Но в итоге он с самой большой вероятностью поблагодарил бы их, попросил подольше закрывать глаза на Ким Тэхена, на его двоюродного брата и всю их организацию. Чон не знает, почему поцеловал. Он не знает, какие чувства в тот момент преобладали и был ли этот тот самый момент с тем самым человеком. Зато он до мельчайших подробностей запомнил абсолютно всё. Каждую реакцию на касание, сбившийся сердечный ритм, странно горячее тело для окружающей осенней прохлады и безумные губы, от которых не оторваться. Он вспоминает всё это только сейчас, когда желание вернуться в ту квартиру одолевает безбожно. Чтобы просто сесть на пол перед огромным окном и смотреть на соседние многоэтажные дома, ощущая рядом Тэхена. Чтобы зарыться пальцами в его волосы и слушать его рассказы о том, что он не переносит музыку, предпочитает есть не один, а в компании, что любит выходить в праздничные дни на улицы, шныряя в толпе, и многое другое, чему можно удивиться и до чего не дойти логическими рассуждениями. Чонгук запомнил всё. И пусть что-то в их отношениях искажено и отлично от среднестатистических, но на самом деле происходящее кажется настолько верным и органичным именно для них, что лишние мысли приглушаются. Чонгуку по-настоящему всё нравится. Ему по вкусу их равенство. Приятно ощущать, что ему готовы уступить, что ему готовы поддаться, что им обоим совершенно не важно, кто ведет, потому что в итоге это невозможно определить. Они без ума друг от друга и они отдаются и окунаются в эту бездну полностью. От этого и сносит крышу. Сейчас он всем телом чувствует то, что было. И это даже не столько про физическую близость, как про чувства. Он помнит, как его бока нежно сжимали в желании, как выцеловывали сантиметры, как его глаза сияли. Чонгук никогда не задумывался о его взгляде, считая должным эти детские искры, полную открытость. Тэхен без слов говорил: бери, читай, но осознанно. Он точно не будет тем, кто вслух произнесет «не покидай меня» или «мне будет безумно плохо, останься». Такие просьбы не в его стиле, потому что он лучше увидит всё сам и проанализирует человека, а потом покажет своими действиями всё, что думает.reminiscence
— Я не считаю, что открытое выражение чувств и желаний — слабость. Мне не сложно сейчас сказать тебе «Чонгук, ты мне очень… нравишься», — тише говорит он, по привычке усмехаясь к концу от картинности звучания фразы, и эта манера очень нравится Чонгуку. Еще ему нравится обстановка: они сидят на пушистом ковре, принесенном Тэхеном из спальни на свободную территорию кухни, превратившейся в гостиную, на нем стоит две кружки, заполненные до краёв чаем, и они не перестают смотреть друг на друга, на пасмурное небо в огромном окне и многоэтажки. — И я скажу это в тот момент, когда сочту нужным, чтоб не обесценивать это огромным количеством повторений. Чтобы когда ты слышал мои озвученные чувства, тебя пробирали мурашки от того, насколько это лично и по-особенному. От чего-то Тэхен не скупится на слова, говоря аномально откровенно. Он сам забывается, но даже когда спускается с небес к Чонгуку, то исправляться и возвращать былую немногословность не хочет. — Но если ты будешь говорить мне такое хоть сотню и тысячу раз, я не привыкну к этому, не стану воспринимать это как что-то пустое… — начинает объяснять Чонгук, но замолкает, когда Тэхен грустно улыбается, мотая головой. Сердце тягостно сжимается, но младший и вида не подаёт. — Чонгук, я боюсь, что я к этому привыкну. Что я начну терять вкус, как бы это эгоистично не звучало. И не из-за того, что я не уверен в тебе, а потому что я опасаюсь себя. А если уж я испытываю такое, то каково другим? Мне никогда не доводилось так остро желать кого-то рядом, так открыто говорить, так трепетно обожать. Я боюсь, что я перегорю, что взорвусь и предам… — Тэхен долго не находит слов, но Чонгук старается понять. — И себя, и меня, — продолжает он, дергая чайный пакетик за кончик и наблюдая за создающимися волнистыми кругами в кружке с чаем. — А тебя разочаровывать я больше не хочу, — отворачивая голову, чтобы справиться со сказанным, тоже тихо отвечает Тэхен. — Не дам пустых надежд на своё исправление, какие-то клятвы. Еще поэтому я и не говорю тебе, что всё, что я делаю — ужасные вещи, о которых я жалею и буду замаливать свои грехи или постараюсь осознать, что не мне решать, кому жить, а кому нет. Для меня… — всё тише и тише говорит Ирис, — это всё совсем другое, воспринимается не так ошеломляюще и масштабно. Куда меня занесло… Нет, я не возомнил себя кем-то… — Да, ты не считаешь себя всемогущим или кем-то божественным, да, ты не болен, — скорее себе говорит Чон, понимая, что правильно улавливает суть. Ему до сих пор непривычно говорить с Тэхеном о таком. Принять то, что для кого-то человеческая жизнь — ничто, очень необычно и сложно. Это кажется неправильным и каким-то болезненным суждением. А Тэхен говорит обо всём этом с таким безразличием, что и правда можно было бы поверить и принять это, но Чонгук не позволяет себе. — Ну если ты не можешь сказать мне без повода красивых фраз, то придется мне тебя учить этому. Начнем с чего-то простого, — теперь очередь Чонгука улыбаться с долей грусти. — Ты очень важен для меня, Тэхен. Из-за того, что теперь они сидят очень близко, мизинец Чона без труда лёгким касанием достигает тыльной стороны ладони Тэхена, которой он опирается о пол. Он едва проводит по коже, но у Кима уже сердце разбивается от того, насколько к нему нежны. — И ты для меня, поверь, — одними губами говорит он, хватая своим мизинцем его. Они так и сидят вместе с апатичным и пасмурным Сеулом, разгоняя негативное внутренним и создаваемым теплом, улыбками и естественностью. Когда диалог уходит в другое, более непринужденное русло, Чонгук включает Тэхену несколько любимых песен по его инициативе, наблюдая за тем, как тот по-настоящему сосредотачивается на словах, долетающих из телефона. Это и забавно, и смущает одновременно; кажется, что это даже интимнее проведённой ночи. Они знакомятся, прощупывая пульс и почву. — Как ты не сломался? — опираясь на стену во всё том же сидячем положении на полу, спрашивает Чонгук спустя несколько отвлеченных тем. Он завалит Тэхена ещё сотней вопросов, наплевав на их тактичность и уместность. — Я сломан, ты же знаешь последствия всего, — Тэхен массирует костяшки пальцев, поднимая глаза на парня. — Мне всё время приходится делать вид для отца, что я выдержал всё. Ему не на кого больше рассчитывать, кроме меня, — Чонгук не уверен в том, что именно тоска звучит отчётливее. — Да и нельзя сделать точный вывод о том, в нормальном ли я состоянии. Сейчас — особенно. Одной ногой я в подвале с оружием в руке, другой — с тобой. Чон не знает и даже близко не представляет, с чем боролся и борется Тэхен. Хоть он и не святой, но чтобы стать таким, он прошел через что-то конкретное, уже известное, а не начал перегрызать людям глотки с младенчества. Причины не оправдывают его жестокости, но здесь он просто обычный человек. «Не романтизируй» повторяет себе Чонгук, но какой в этом смысл, если он уже хочет его в своей жизни.•
— Где Хосок? — уже вернувшись в отель и завалившись в комнату к Чимину, интересуется Чон. Пак, перебирая по клавишам пальцами, едва отрывает глаза от экрана, чтобы элементарно взглянуть на собеседника. Если он сидит так с самого утра, то это одно из самых увлекательных занятий в его жизни — копать под других, — потому что столько пепла и окурков в пластиковом стаканчике из-под кофе, столько бутылок из-под сока и воды Чонгук никогда не видел вокруг друга. Его лицо слишком сосредоточено на поднятии архивов. — С Юнги, — только и отвечает он. Но парню всё-таки приходится отвлечься от образовавшейся работы, потому что ему слишком интересно расспросить Чонгука об очевидном. Он быстро щёлкает мышкой напоследок, и пока младший не успел посмотреть на экран, закрывает ноутбук. — С Юнги? — переспрашивает Чон, удивляясь. — Да, который Агуст, он ещё катает на ямахе R1, у него бордовые волосы и моя зажигалка, — монотонно отвечает Чимин, словно читает отчёт и совсем не заинтересован. — Я попросил Хо провести с ним немного времени. Может он что заметит. — Даже не буду спрашивать для чего и что именно ты ищешь, — говорит парень, присаживаясь на кровать и расслабляясь. — Правильно, — соглашается Пак, — лучше ты мне скажи, как умудрился провести ночь с ним? Вы реально?.. — Чимин пытается как-то заменить определённое слово, но только смешно морщится. — Мы пили чай и болтали о погоде, — звучит правда. — И не переспали? — Этого я не говорил, — пожимает плечами Чон, выбрасывая из головы моменты, ускоряющие сердцебиение и будоражащие вновь. Чимин барабанит пальцами по внешнему слою своей электроники и делает задумчивое лицо, словно в его голове сейчас решаются самые сложные задачи по квантовой механике. — И как оно? — в итоге выдаёт он, на что Чонгук тихо смеется. — Ладно, не говори, по твоему счастливому виду мне всё и так понятно. И Чон бы возразил, да бессмысленно. Он просто переводит тему в другое русло. — Давно Хосок уехал? — спрашивает младший, но точно помнит, что на парковке стоит астон мартин друга. — Да и на такси? Он же не любитель такого. — Юнги забрал его вчера вечером, — отвечает Чимин так, словно это совершенно обычное дело. — Он не звонил и не писал мне ровно столько же, сколько ты, — он переводит глаза на свои часы, — почти ровно сутки. Надеюсь, он живой. Чонгук начинает смеяться слишком неестественно. Он почти уверен в том, что с Чоном старшим всё хорошо, ведь тот — взрослый парень, у него есть голова на плечах, а еще он не одобряет мотоциклы, сомнительные и совсем странные знакомства и людей, живущих одним днем. Он почти порывается написать Тэхену, но вовремя себя останавливает. Они живут в обычном мире, все знают друг друга в той или иной степени и нужно уметь доверять людям, которые убивают других людей. Чонгук уверен. Полиции же мы доверяем. — А чем они вообще должны были заниматься? — спрашивает он, чтобы хоть что-то сказать. — Хо забирает мою зажигалку. Возможно они тоже переспали, я не в курсе, — невозмутимо вновь говорит Пак. Он выглядит и ведет себя так, будто под успокоительными и ромашковым чаем. — Ты же шутишь? — не унимается Чонгук. — А ты в шутку провёл ночь с этим Тэхеном? — возмущается Чимин, дотягиваясь до настольного светильника и включая его для каких-то своих нужд. — Но тебе же… — Чон не успевает сказать «нравится Агуст», потому что дверь в их номер стремительно раскрывается, впуская Хосока. — Вечер добрый, — лепечет он, залетая в ванную. Шум воды не мешает ему продолжать разговор. — Я очень пьяный, поэтому готовьтесь к худшему. Он еще что-то бормочет, но ни Чимин, ни Чонгук ничего разобрать не могут. Дверь закрывать он так и не планирует даже тогда, когда забирается в ванную, а Пак, как истинный герой, захлопывает её для общего блага. Хосок выходит к ним через двадцать минут, едва обмотавшись полотенцем. — Я сплю у Чонгука, — объявляет он, протягивая руку за карточкой от номера. — Я сплю у себя, а тебе мы организуем номер, — поправляет младший, но ошибается. — Никаких номеров. Я купил себе квартиру, дайте мне кровать Чонгука, буду спать один. — Ты видишь логику? — шепчет Чимин младшему, тот в ответ лишь мотает головой, но дает Хосоку ключ-карту, недоверчиво смотрит ему вслед и вздыхает. Всё слишком сбивчиво и непонятно. — Есть предположение, что Юнги просто черный риелтор, а квартиры у Хосока на самом деле нет, как и денег теперь, — предполагает Чонгук, подходя к шкафу в поисках спальной одежды. Пак возвращает всё своё внимание ноутбуку. Засыпает он под щелканье мыши и шелест клавиш, потому что Чимин даже не планирует спать в ближайшие пару часов, занимаясь своими делами, в которые посвящать друга пока что не собирается. Чонгук прикрывает глаза и еще долго рассуждает обо всём, не отключаясь полностью. Он думает, что ему ужасно повезло, потому что в жизни всё начинает налаживаться. Этот месяц оказался безумным, тяжёлым и важным, в сравнении с последними несколькими годами, как бы громко это не звучало. Пришлось расти, учиться быть самостоятельным и морально сильным, бороться со своими чувствами и принимать их. Время — очень странная штука. Жизнь тоже не проще. А еще сложнее общественные нормы, по которым такие люди, как Тэхен, должны находиться под жестким контролем государства в исправительном учреждении, что, наверное, правильно. Ким становится завершением дня, как был его началом, разгуливая в мутных мыслях.•
— Ты имеешь полную свободу. Эта фраза Намджуна почему-то болезненно пульсирует в голове этой поздней ночью, плавно перетекающей в розово-голубое утро. Скинув в себя одеяло, Джин сидит в своей собственной комнате того же дома, в который привёз его блондин. У него теперь есть выбор, и осознание этого приходит сейчас, когда он смотрит в широкое окно, занимающее почти всю стену и показывающее небольшой задний двор, светлеющий вместе с небом, вмещающий несколько сосен и небольшую беседку; за невысоким кирпичным забором виднеется крыша соседнего дома, наглядно показывающая, что не будет теперь никаких общежитий или частных секторов, убивающих своей засасывающей пустотой и развалом. Можно спокойно выйти на улицу, думая о своём, сходить за покупками, сесть на автобус и поехать в центр города или сходить в закусочную и заказать там мясо. Как давно у Сокджина не было возможности подумать о том, чего он хочет, и сделать это без мыслей об обязанностях. Даже до того, как он покинул родной дом. Парень работал, помогал, старался выжать из себя максимум, снять с родителей хоть немного того бремени, которое они несли, стараясь содержать себя и сына. Это была постоянная и усердная работа каждого члена семьи, благодаря которой они могли жить. Теперь Джин знает, что у отца и матери есть новый дом, им вернули магазин, превратив оружейный в продуктовый, закрыли все кредиты. Всё это Джун сделал еще на второй день, как старший стал его новой заботой, не посвятив его в это. Так и раздумывая над всей логикой действий блондина, Джин уходит на кухню, максимально тихо пробираясь мимо комнаты спящего Намджуна. Там он делает себе кофе, способный снять пелену усталости в голове и хоть немного подготовить к началу нового дня. Часы совсем недавно показали шесть, небо еще не успело сбросить темноту, а кофе уже справились со своей задачей, подбавив немного энергии. Сокджин в который раз пытается понять, чего он хочет. Ему уже двадцать восемь, но за всю свою жизнь он никогда не был так свободен в своём выборе. Сейчас ему хочется сбежать и забыться, но в то же время остаться вместе с человеком, перевернувшим его жизнь, показавшим её ужасные скрытые стороны. И он вполне ясно дал понять и продемонстрировал, что умеет делать её лучше, гуляя где-то посередине между условным «черным» и «белым». Но последнее он в самом лучшем виде, который может дать, предоставляет только брюнету. И тот понимает, что это нужно ценить, если он сделал выбор в его пользу, не оттолкнув от себя, когда была возможность. И на что Джин решается, так это выйти из дома в своей черной толстовке с капюшоном, накинув сверху что-то тёплое из гардероба Намджуна. Нахождения в одиночестве в общежитии, как оказалось, ему не хватило, поэтому, проходя мимо таких же частных домов, он впитывает свежий и бодрящий утренний воздух, ища выход из тупика в своей голове. Он не может наладить нормальные отношения с Намджуном из-за того, что они недостаточно близки, он очень противоречив и определиться со своими чувствами оказывается непростой задачей. Еще два дня назад казалось, что он окончательно сделал выбор в пользу этого парня, но чем больше он пытается анализировать его личность, тем больше возникает вопросов и неуверенности в том, что он сможет справиться с такими отношениями. Точнее с тем, что тот, к кому он начал испытывать тёплые чувства, — убийца. Жизнь к такому не готовит, так как он с детства знал, что есть такая вещь как преступление, а тот самый преступник — ужасный и безжалостный человек, с которым дел никто иметь не желает. Но когда этот ужасный и безжалостный человек безвозмездно дарит тебе свою улыбку и готов преподнести тебе всё, что только ты захочешь и больше, то устои ломаются, ставя всё и вся под сомнение. Джин знает, что их связь нездоровая, что изначально всё сложилось не так, как обычно зарождается что-то светлое и нежное. Он был жертвой, а стал тем, ради кого тот самый вершитель чужих судеб сделает что угодно, но больше в такое положение не поставит. Шагая по асфальтированной дороге, он даже не видит цели своего пути. Он не хочет рассчитывать на помощь, до этого полагаясь исключительно на себя, но когда он слышит рёв мотоцикла, стремительно нагоняющего, становится чуточку легче и появляется какая-то благодарность. Черная ямаха проезжает на пару метров дальше, останавливаясь перед Сокджином. Юнги молчит и не показывает лицо, впервые появляется перед ним с рюкзаком и достаёт из него защиту, протягивая Джину шлем. Когда тот садится, придерживаясь одной рукой за сидение, а другой за торс Юнги, ямаха с непривычной плавностью стартует, набирая скорость медленно и постепенно. Оранжево-желтое солнце разбрасывает свои лучи и свет, появляясь на линии горизонта. На небе, уже просветлевшем, нет ни одного облака. Они едут, оставляя позади частные дома и пролетая мимо скверов, магазинов и многоэтажек. И даже сейчас Джин продолжает думать о Намджуне. Они останавливаются на парковке около моста через узкую реку, окруженную деревьями, листья с которых срываются для короткого падения. Ким надолго остается в прострации, смотря на такую картину, не обращая внимания на что-либо вокруг. Юнги же принимается за курение, облокачиваясь на перила и смотря перед собой, в том числе на те же слетающие листья, тонущие в шумно текущей воде. Парень выглядит уставшим, от него пахнет алкоголем, но его глаза полны ясности и обычной пустоты. — Я в растерянности, — вставая рядом с красноволосым, говорит Джин. Он почему-то не боится загрузить его своими проблемами. — Думаешь, что делаешь что-то неправильно? — спрашивает собеседник, не ожидая ответа. Юнги сразу принимается высказывать своё мнение, не тратя времени на вступление. — Чего ты хотел, когда соглашался переехать к Намджуну? Он ясно дал понять о своих намерениях, а теперь ты… Очень странно ведёшь себя. Ты же изначально понимал, что здесь не будет никаких лёгкий путей. Это не та ситуация и не то стечение обстоятельств. Вы две противоположности в каком-то смысле, поэтому вам трудно. Укладывая руки на холодное железное ограждение, Джин прислушивается к воде, как это делал Мин. Он следит за струёй дыма, петляющей в воздухе, смотрит на падающий пепел. — Я не хочу, чтобы это было легко. Я хочу, чтобы это того стоило, — говорит Ким, когда созревает. — Не буду обнадёживать, но у него есть сердце. Он думает о тебе больше, чем может показаться на первый взгляд. Не сомневайся, что важен ему. Просто вы недостаточно говорите, чтобы определить, подходите ли вы друг другу или нет. Тебя же сейчас это волнует? Джин едва улыбается, соглашаясь. Он боится, что пожалеет, если начнёт просто принимать ситуацию. Чтобы определиться, ему придётся впервые кому-то открыться, поставить условия, поделиться своими мыслями, принять чужое мнение, найти подход, не боясь сказать лишнее слово. Легче уйти от этого, но Намджун стал почти что первым человеком, проявившим внимание и изменившим своим принципам ради него. Страх перед тем, что человек, явно со своими странностями и не принимающий закон, рано или поздно устанет притворяться хорошим для Джина, не дает вздохнуть свободно. Зная его безжалостную сторону, тяжело быть уверенным во всём происходящем, надеяться на хорошее. Здесь можно либо ждать, либо действовать. — Как думаешь… — Сокджин после недолгих размышлений находит для себя самый эффективный план решения своей проблемы, — он согласится уехать со мной куда-нибудь на неделю-другую? Юнги не осмеливается дать ответ за друга, но интуиция подсказывает, что Намджун готов на многое, в том числе и оставить все дела, передав их в другие руки. — Думаю, что да, — выбрасывая докуренную сигарету в воду, отвечает Мин. — Пошли. Пройдёмся, — кивает он в сторону пешеходной тропы, отрываясь от ограждения. На улицах становится всё холоднее, поэтому, окинув взглядом напоследок осенний пейзаж, Джин охотно следует за байкером, рассчитывая на согревающий эффект физической активности в виде прогулки.•
Днём Сеул не сохраняет своей безоблачности на небе, отдаваясь во владение светло-серым тучам. Хосок, Чимин и Чонгук ожидают свой заказ в одной из кофеен в самом центре города. Заведение почти забито под завязку, и этот естественный шум от разговоров, чьего-то смеха, работы кофемашин, тихой музыки и сигналов автомобилей с улицы делает своё дело, создавая ту самую неповторимую атмосферу вовлеченности во что-то большее. Пак выглядит как лучший студент какого-нибудь престижного университета, успевая продолжать свою работу в ноутбуке и участвовать в беседе с друзьями. Он так и потратил полночи, проводя какое-то своё собственное расследование, поспал только пару часов и вновь принялся за работу. Чонгук более чем уверен, что знает, кого именно это негласно затрагивает. — Мы долго сидели в каком-то безлюдном кафе, сначала поели, потом заказали коньяк, — рассказывает Хосок о том, чем они занимались с Юнги. — Когда бутылка кончилась, я предложил поехать куда-нибудь еще, он сказал, что к нему нельзя, потому что он живет не в самом лучшем месте. Даже мои уговоры никак не повлияли, ну я и смирился. Алкоголь уже начал делать своё дело, поэтому я предложил достаточно абсурдную идею, о которой мечтал очень давно. Говорю ему «Давай поищем квартиру в этом районе, может найдём съёмное или что-то в этом духе». Никакие отели мы не рассматривали, это было так сумбурно. Эта встреча была странной, но со своим послевкусием. В итоге всё кончилось тем, что мы так и просидели в том кафе, уткнувшись в телефон, болтая и периодически заказывая алкоголь; хватило пары сайтов, чтобы заприметить квартиру, а потом я как-то с владельцем списался, ну и внес платеж. Надо будет сегодня заехать, посмотреть. Чонгук с полным непонимания лицом смотрит на беззаботного Хосока, на котором следов вчерашнего веселья в виде похмелья не заметно. Он только свободно рассказывает о том, как Юнги, оказывается, смешно шутит, умеет выдавать интересные факты и внимательно слушает, поддерживая диалог. Еще после алкоголя он долго не может уснуть, почти не пьянеет и не думает о нарушении закона в виде вождения в нетрезвом виде. — Не могу сказать, что он чист, но на контакт идет, — говорит Чон старший уже Чимину. — Конкретно о себе мало рассказывает, следит за телефоном и будто вбирает в себя каждое услышанное слово, каждое движение. Пак на время перестаёт бегать глазами по экрану, упираясь в одну точку стеклянными глазами. О чем-то думая, он почти неразличимо нервничает и быстро приходит в себя, возвращая своё внимание ноутбуку. — Заказ 613, — звучит от бариста на весь зал, и Чонгук наскоро встаёт, вызываясь забрать их кофе. Пробираясь между столиками к пункту выдачи, он не может расслабиться, думая о том, что у Чимина сейчас творится в голове. Чонгук принимает поднос с напитками, благодаря бариста, разворачивается в сторону парней и невзначай заглядывает в окно на улицу, дорогу и прилегающую к ней парковочную зону. Он видит жёлтый лотус, выделяющийся своим цветом сквозь текущую толпу людей. Фары авто гаснут после того, как из него появляется Тэхен в чёрном костюме, белой рубашке и с небольшой черной сумкой в одной руке. Он спускает ее на предплечье, сразу же натягивая перчатки. Чонгук, не теряя времени, быстрее возвращается к столику, уже наметив себе очерёдность дальнейших действий, как к нему обращается Чимин. — Чонгук, что тебе говорит имя Осирис? — достаточно тихо спрашивает он, когда заказ оказывается на столе. — Мне надо выйти, — отмахивается Чонгук, но замолкает, когда Чимин поворачивает к нему ноутбук, на экране которого красуется вызывающий заголовок «Моего отца убили, насильно выбив признание». — Один мужчина работал с документами твоего отца на заводе. Недавно по новостям передавали, что все черные операции, которые проводил твоей отец, — фальсификация. Подтверждением была видеозапись-обращение с письменным заверением. Ты на это не обратил внимания, ведь и так был уверен в невиновности господина Чона, — монотонно продолжает Чимин, не смотря на Чонгука. — Эту статью выложили утром. Дочь убитого работника опровергает признание своего отца, говоря о том, что какой-то Осирис является заказным убийцей, охотящимся на людей, навредившим репутации господина Чона. Он делает всё, чтобы вернуть его честное имя и, цитирую «завершить возмездие». Также есть еще один убитый человек, но он не работал на Хендо, занимаясь рыболовством; их связь тоже нашли. Телевизионщики хотят начать своё расследование, Чонгук. Потому что еще два человека с судостроительного завода уже несколько дней считаются пропавшими. Всё это время глаза Чонгука бегают по экрану формируя буквы в слова, но ничего толком усвоить не получается. После прочтения он сразу теряется в мыслях, забывая всё. — Я выйду позвонить, — в итоге говорит он парням, а сам старается как можно быстрее покинуть кофейню, ища в толпе Тэхена, который уже точно успел ретироваться. Он совершенно не воспринял всё, что только что узнал. Чонгук инстинктивно силится предположить, куда именно мог пойти Ким. Он наугад сворачивает за угол здания, оказываясь в просторном переулке, не скрытом от глаз прохожих. Прямо на противоположной стороне дороги он видит высокое серое здание, почти полностью созданное из сплошного бетона; рядом расположен ресторан, где-то в десяти метрах цветочный, и выбор кажется очевидным. Вновь изучая объект, Чон видит широкие окна, наружний спуск на цокольный этаж, самый обыкновенный фасад, широкие железные двери. Один человек стоит у входа, облаченный в темно-синее пальто, водолазку и несуразные карго. Будто этот мужчина тут всегда и находился в дополнение к зданию. Он как бы незаинтересованно оценивает проходящих мимо людей, сохраняя напряжённое или, скорее всего, сосредоточенное лицо, руки его в карманах, а в одном ухе различим наушник. Чонгук переходит дорогу, не рассчитывая совершенно ни на что, но замечает на парковке неподалёку знакомую чёрную ямаху, увиденную совсем недавно на заезде. Уверенность в своей вдруг возникшей теории приобретает всё большую ощутимость, а план созревает в голове моментально. Тэхен называл некоторые интересные факты по просьбе Чонгука, так он узнал, например, что тот надевает перчатки в случаях, когда придется браться за грязную работу. Также официальный костюм не значит, что его точно ждёт встреча с какими-то важными людьми; для дела он всегда отдаст предпочтение деловому стилю, а не тому, что просто не жалко. Из этого следует, что есть большая вероятность того, что сейчас Ирис шёл на расправу с кем-то, и этими людьми могут как раз оказаться те двое пропавших. Мерцающей мыслью в голове остается острое желание прямо сейчас увидеть Осириса, своими глазами зафиксировать его безжалостность и принять какие-то меры, о которых еще представления нет. Если на входе стоит охрана, то его точно не пропустят в виде обычного обывателя, а значит придётся врать и выкручиваться. Чонгук находит забавным, что ему впервые так сильно пригодился его стиль, потому что берцы, узкие черные джинсы, такого же цвета футболка и джинсовка могут вполне сгодиться для одеяния какого-нибудь сотрудника той самой организации. Набираясь уверенности, брюнет тяжёлыми шагами поднимается по ступеням, ведущим к железным дверям или к его индивидуальной казни. Его сразу изучают сканирующим взглядом и останавливают, когда он оказывается слишком близко к своей цели. — Туда нельзя, ремонтные работы, — будто к слову говорит мужчина, не выдавая лишнего. — Мне срочно, — не находит лучшего начала, изрекает Чонгук. — К Осирису. Последнее кажется тем самым ключом, отпирающим все замки. Собеседник выпрямляется, а лицо становится еще более хищным, предупреждая, что нужно быть осторожным. — Он не сообщал о том, что к нему будет совершен визит. Не самый подходящий момент, — более выразительно говорит он, будто Чон должен знать, о чем именно идет речь. — Это не терпит отлагательств, — снова выдаёт парень, не придумав чего-то более органичного. — Я от Намджуна… — только успевает произнести он, как мужчина самолично тянется к двери, открывая её. Сколько у него есть времени, пока его не раскрыли? — Заходи, — почти позитивно и спокойно говорит подчинённый, уступая место. Неширокий коридор с ярким освещением и лёгким запахом затхлости слишком быстро впускает в себя Чона, запирая от уличной осенней свежести и глаз людей за листом плотной звукоизоляционной стали. Пути назад нет.