shadow reaches out shadow

Наступление сумерек зажигает желто-оранжевую подсветку у стендов с репертуаром и у внушительных колонн, украшающих главный вход в обитель смеси искусств. Тёмная ковровая дорожка, провожающая посетителей в вестибюль, служит гидом, опоясывая внутри весь театр. Туда люди пришли за энергией и красотой разнообразных видов. Невероятные потолки с элементами лепнины, художественной росписью и свисающие люстры не позволяют отвести взгляд или задержать голову в одном положении надолго. Волей-неволей ты изучишь все уголки пространства, вобравшего несколько стилей в общий дизайн. Позолота, бархат, иностранная мозаика. Оценить вычурность, изысканность, помпезность и претенциозность невозможно. Это лишено смысла. Здесь собираются пообщаться/поохотиться и напитаться, соблюдая своеобразный этикет, сформировавшийся за столетия и ставший ритуалом. Шум голосов, заполнивших это место, слился воедино с тихой азиатской неоклассикой, льющейся из винилового проигрывателя, показательно стоящего около какой-то символичной инсталляции, сменяющейся посезонно. Звук окутывает всё помещение благодаря аппаратуре, принимающей его у небольшого микрофона около эпицентра и разносящей и транслирующей волны из колонок где-то под потолком. Выбранным видом театрально-музыкального и сценического искусства, на который собрались люди, в число которых входит Хенгу, является балет. Классический, воздействующий на зрителя всеми возможными способами, показывая отдельный мир образов, движений, цветов, музыки и света. В подобных постановках может иметься сюжет, а может и отсутствовать. Но всё равно во всех случаях существует содержательная заданность и эмоциональная палитра, кроющаяся в деталях. Кто-то этого так и не увидит вплоть до самого конца. Грядущий спектакль носит название «Драгоценности». Он считается бессюжетным и включает в себя три части, почитающие сначала изумруды, потом рубины и в завершение — бриллианты в обличии артистов-танцоров в нарядах соответствующих цветов и в подобающем окружении красок на сцене. В подтексте же отличают и хореографии — три стиля, три балетных школы — французская, американская и русская. Они презентуются под произведения разных композиторов, зрелищно и привлекательно, но так, чтобы не загрузить человека лишним, не заставляя его глубоко думать и анализировать. Тэхену как раз это и нужно. Парень даже изначально вызвался довезти Сону самостоятельно, но та откликнулась отказом. Её телохранители обсудили и попытались выяснить степень целесообразности похода на концерт, потому что какой смысл предохранять свою жизнь, нанимая профессионалов, если в итоге сам ступаешь в пекло, где в толпе десятков может затеряться кто угодно. Это неосмотрительно, но она не изменила мнение. И решение всё же вышло в пользу её недоброжелателей, потому что посетить театр она согласилась, сажать даму в машину и оставаться с ней вдвоем не нужно — её доставят, а из-за присутствия двух мужчин, заинтересованных в сохранности своего клиента, она может позволить себе расслабиться и потерять долю бдительности. Всё складывается неплохо. На удивление неплохо. Пока люди плавным потоком проникают в здание театра, мрак сгущается на улицах города, но непременно делит территорию с ярким электричеством, пульсирующим и светящим для спокойствия граждан. В это время чёрный ниссан подъезжает с другого входа — для персонала, и Чонгук заходит через него за счет дружбы с одним музыкантом, играющем в местном оркестре. Обосновал ему Чон свой скрытный визит желанием не привлекать внимание, если вдруг здесь будут люди, заинтересованные в его отце, их семье, положении дел; не хочет он тратить себя на «важные» и серьёзные разговоры, ничего ему не дающие, а только изматывающие. Поэтому ему предоставили место на одном из балконов, занавешенных портьерами, за которыми обычно устраиваются скромные компании-пары, ценящие уединение. Там он сядет один и проследит за представлением из тени. Среди тёмных вечерних нарядов, включающих смокинги и платья различного покроя, появляется белый костюм. Он точно будет привлекать внимание, которое явно не пойдет на пользу Тэхену. Но он приходит в нём, немного выбиваясь из привычного дресс-кода, надев к нему рубашку в цвет роллс-ройса и такие же туфли. Именно так он видел себя в сегодняшнем дне, и его очень веселит, что Чон оделся ровно наоборот, оставив одинаковый цвет только у обуви, нарядившись в классику. Они сегодня по-особенному красивы. И с удовольствием провели бы это рандеву непосредственно вместе при других обстоятельствах, а не на расстоянии в несколько десятков метров. Пышная копна шоколадных волос поддаётся лёгкому ветру, гуляя по широкому расслабленному лбу. Ким стоит у входа, преследуя взглядом Сим Сону, за которой невдалеке двигаются её спутники. На ней изумрудное изящное платье, открывающее вид на ключицы, но прячущее руки до самого запястья; длина его почти доходит до пола, но позволяет увидеть ноги через разрез на середине правого бедра. Только сейчас удаётся заметить, что у нее очень хорошо сложенная женская фигура, привлекающая и симпатичная для многих. Дам, подобных ей, здесь предостаточно, и она неплохо вписывается, гармонируя с таким окружением, где люди показывают свой лоск, да и сами они не прочь посмотреть на других. Когда девушка подходит к парню, лучезарно улыбаясь, становится понятно, что вместе их образы не так органично сочетаются, и это вызывает улыбку на лице Тэхена. — Вечер добрый, — здоровается он, слегка приподнимая уголки губ. — Ты выглядишь на тысячи акций Самсунг. Сона тихо смеётся — то ли для приличия, а может это и вправду звучит так комично. — Не могу не сказать, что ты тоже замечательно смотришься в этом, — она изучает костюм и задерживается ненадолго глазами на его шее и губах. — Заставила тебя ждать? — Нет, я приехал только что, незадолго до твоего появления, — объясняет Тэхен. — Тогда пошли, не будем задерживаться на зябком осеннем воздухе, — она цепляет его под локоть и подталкивает ко входу. — Обожаю жаркое солнце, а тут, сам понимаешь… если не мерзко, то неприятно. Брюнет не сопротивляется и шагает рядом с ней. И он любит осень. Ему нравится предчувствие дождя, вечно меняющийся и непредсказуемый вид на небо, почти умеренная серость, когда-то имеющая яркие цвета, но всё же постепенно угасающие. А запах опавших листьев, влажной земли, масел растений и даже загазованность, кажущаяся другой в сравнении с летней. И нарастающая прохлада, с которой встречаешься и не знаешь, когда именно наступит момент лёгкого онемения конечностей, а может в тебе будет достаточно тепла, чтобы дышать полной грудью подольше под глубоким звёздным небом. Почему-то именно это время года требует романтизации, иначе оно и вправду может оказаться грустным. В том, что их с Соной вкусы не сходятся, нет ничего плохо. У каждого своё мнение, предпочтения и тому подобное. Так даже легче, не за что зацепиться. Также Тэхену стала ещё яснее своя позиция по поводу поверхностного изучения своих жертв. Чем меньше ты знаешь, тем проще тебе отпускать; не быть в курсе переживаний, интересов и повседневной жизни у будущего убитого идет на пользу. Если ты никогда не был знаком с ним, объемно не думал, и имеется мотив, то всё проходит почти гладко, без лишних долгих послевкусий. А если ты, например, погружаешься в его мир, запоминая, что любимая марка машины приговоренного, допустим, инфинити, он любит карамельный макиатто и без ума от twenty one pilots, то с большой вероятностью при условии того, что ты слушал весь поток, не выбрасывая в урну на автомате, в голове рядом с каждым условным «признаком» может оказаться и он, этот человек. От воспоминаний в любом случае никуда не убежишь, но ассоциации всё усложняют. Двое заходят в вестибюль, а потом и в холл, изучая пытливыми глазами обстановку и одновременно цепляя некоторых людей, особенно привлекающих внимание. Пары в возрасте, богатые и не очень мужчины с блестящими часами на запястье и с молодыми дамами под рукой, компании дам навеселе, молодые юноши и девушки, подобные Хенгу и Соне, семьи, выбравшие культурный отдых — все они в данную минуту существуют в атмосфере какого-то волшебства или торжества, подготавливающего к восприятию скорого представления. Эта обстановка неповторима, но не каждому по вкусу. Важен настрой и состояние зрителя, а если они неблагоприятные, то даже насильно не выстроишь связи с будущим красивым произведением на большой сцене. Люди плавно двигаются по помещению, рассматривая какие-то картины на стенах, общаясь с другими и просто ожидая начала. Мужчины, сопровождающие Сону, растворяются в толпе, незаметно сливаясь с ней. Один из них единственный раз подходит, о чем-то переговаривая с девушкой, но, как слышит Тэхен, ничего важного этот разговор из себя не представляет. — А ты с детства всему предпочитаешь такие места? — внезапно спрашивает она, когда парень на что-то отвлекается, теряя нить с реальностью и уходя в свои раздумья. — То есть, казалось бы, можно было нам пойти и в бар какой-нибудь, а ты выбрал театр. Брюнет мягко улыбается, но, скорее, своим мыслям, а потом отвечает: — Я люблю зрелищность, — признается он. — Скопления людей не для меня, но по особым случаям можно делать исключения, — указывает Хенгу на их ситуацию. — Есть достаточно мест, где можно провести время в более комфортной обстановке, но такую красоту мало где найдешь. Актёров балета не застанешь в баре за исполнением какого-нибудь «Щелкунчика», а в театре вполне себе это возможно. При большом желании это может стать прекрасным запоминающимся моментом, понимаешь? — Да, согласна, — кивает Сона. Её темные волосы красивыми волнами качаются в такт ее телодвижений, а длинные ресницы едва подрагивают от собственных слов. — У меня тоже есть какая-то необъяснимая тяга к искусству. Хотя это слово кажется таким громким, но, используя его, вещи становятся исключительными и удивительными. — Моя очередь соглашаться, — говорит парень. — Приукрасить свою жизнь подобным очень полезно. — Хотя и без этого можно просуществовать. — О, конечно, — более вовлеченно отзывается Тэхен. — И так, и так — конец один у всех. Но с искусством люди проживают и умирают не так прозаично, как без него, — после короткой паузы он вынужденно добавляет: — Для таких речей здесь самое место. — Ага, звучит очаровательно-ужасно, — тихо смеется Сона. Раздаётся первый звонок, и она уводит парня ко входу в зрительный зал, в котором еще горят лампочки; в их репертуаре в скором времени такому свету придет конец на несколько десятков минут, прежде чем снова зажечься. Но в этой темноте ничего плохого не случится, представление не осквернится, танцоры представят альтернативное видение драгоценных камней, которыми смогут восхититься зрители. Делая неспешные шаги по дорожкам в проходе между рядами, Тэхен мирится с количеством людей и шумом, создаваемым ими. Покидать привычную среду немного дискомфортно, но необычно волнующе. Парень идет позади Соны, и когда ситуация позволяет, он поворачивает и поднимает голову в сторону одного балкона, а потом и другого, разыскивая единственного человека, рядом с которым хочется сейчас оказаться. По левую сторону он всё-таки замечает знакомые очертания на высоте нескольких метров. На долю секунды их глаза встречаются, но большего они себе сейчас позволить не могут. Тэхен возвращает своё внимание поиску нужного ряда и места, пряча улыбку. Приходится помнить, что нужно сохранять образ и не давать поводов мужчинам, приставленным к Сим Соне, и ей самой даже хоть в чем-то засомневаться. Когда они занимают сидения по центру зала и чуть ближе к началу, сердце от чего-то только трепетать начинает. Парень пытается принять более естественную позу, но только укладывает руки на коленях, слегка откинувшись на сидение. Справа сидит его спутница, слева дама преклонного возраста, обе они пристроили свои руки на подлокотниках, а аромат чужих духов начал окутывать именно в этот момент. Ким почти чувствует себя жертвой, но отгоняет все ненужные мысли, часто моргая и снова осматриваясь. — Так не любишь места со скоплением людей? — тихо интересуется Сона, хотя это уже было упомянуто. Тэхён почему-то недоволен её вопросом и хочет ответить колкостью, суть которой будет заключаться в том, что дела ей нет до этого, но вовремя останавливается. — Не сказал бы. Просто нервничаю. Давно не был на свиданиях, — он сам удивляется сказанному и пытается как-то исправить положение: — Ну, то есть… — Я поняла тебя, — мягко отвечает она. — Просто расслабься, — Сона берет его за руку и кладёт вместе со своей на разделяющий их барьер, ранее занятый ею же. У неё очень горячая ладонь, замечает Тэхен. Они обмениваются короткими взглядами, в которых мало что доступно анализу. — Уважаемые зрители, — из динамиков по всему залу раздаётся женский голос, по традиции всегда предупреждающий о местных правилах, — просим вас отключить свои мобильные телефоны… Заранее сделав это, Тэхен всё равно тянется к карману брюк. На экране мобильного отображаются несколько сообщений. Он смахивает ненужное, но когда палец зависает над последним, приходится остановиться. Уменьшив яркость до минимума и сняв блокировку, можно позволить себе зайти в диалог, что парень и делает, совершив нужные манипуляции. Он зависает в небольшой прострации, читая СМС.

Отец:

Тэхен, прости меня.

Мне нужно было быть мудрее, сосредоточившись на тебе еще годами ранее. Если бы я не увяз обеими ногами в бизнесе, всё могло бы сложиться по-другому. Я не планировал откровенничать. Просто понял, что лучше хоть и поздно, но сказать.

Жизни людей могут быть ценны, как бы ты не думал, что они плохи.

Мы не судьи.

Месть не всегда лучшая помощница. И ты на своей шкуре ощутил, что от крови и насилия любого рода руки не отмыть. А ты не так безумен, чтобы слепо следовать позыву желания. Ты умён и всё это понимаешь. А я ошибся, что не показал тебе простой жизни, без всей этой черноты.

Хочу сказать, что ты всегда можешь остановиться.

Постарайся ради себя, сын.

— …приятного вам просмотра, — завершает свою речь отработанный голос, после чего гаснет свет и стихают разговоры людей вокруг. Тэхен блокирует телефон и возвращает его в карман. Бег мурашек по телу прекращается, он пытается сделать вздох, но воздуха кажется недостаточно. Он на секунду поджимает губы, отгоняя эту иллюзию, душащую его. Чтобы окончательно прийти в себя, он сжимает одну руку в кулак, вгоняя ногти в кожу; темнота делает такие незначительные движения незаметными. Начинает играть оркестр, Ким поворачивает голову вбок, смотря на Сону, которая отвечает лёгкой улыбкой. На сцену выходят артисты балета, все в совершенных зелёных одеждах, блистающих в свете софитов. Классика течет по залу, завладевая каждым, и приковывает глаза присутствующих к танцорам. Тэхен капитулирует, принимая эти правила и отрекаясь на некоторое время от войны в голове.

•

Всё тот же ночной Пусан. Здания, соседствующие с промышленной зоной, стоят ровным рядом в паре десятков метров от моря. Не лучший район из-за близости судостроительного завода, но тихий, спокойный и с размеренной жизнью. Улицы здесь тянутся прямыми дорогами к самому берегу, поэтому с дальнего конца можно заметить вдалеке тёмную воду с бликами луны на ней. Сегодня она спокойна, убаюкивает своей плавностью и ритмичностью темпа волн. Юнги сидит в машине Хосока, уже за несколько часов привыкнув к просторному салону и модернизированности авто. Поначалу он знатно заступорился, увидев астон мартин, потому что первое, что приходит в голову — возможная цена, явно баснословная. Но тут ему везет из-за его равнодушия, хоть и немного напускного; он спокойно принимает всё, окружающее его, каким бы скверным или изумительным то не было. Парень похвалил такое роскошное чудо, адресовав все комплименты его владельцу, но исключительно из вежливости и уважения ко вложенным деньгам, которым цену он знает. Привив себе годами ранее, что чужой кошелёк его не интересует и не касается, он своего отношения к брюнету не изменил, тянуться к нему сильнее не стал. Как они были на негласном расстоянии друг от друга, так и остались. Но желание поехать в другой город они оба разделили. Юнги, толком так и не выбрав себе людей в помощники, долго еще терял время, сидя у себя в комнате и выкуривая сигареты одну за другой. В организации было достаточно полезных персонажей, один сгодился на роль заместителя всех возможных авторитетных лиц, а другие так и остались покоится в запасе, кроме еще двух. Они сейчас сидят в грузовике неподалёку; взяли их с расчётом на то, что нужно будет скинуть им охранников или в крайнем случае эвакуировать людей, если те окажутся в позднее время суток на работе. И вот, пока Мин еще был в Сеуле, ближе ко времени планируемого отъезда он получает сообщение от Чона старшего, в котором между строк можно было прочесть заинтересованность в том, зачем на самом деле Тэхен и Чонгук уехали. Удивительно, что инициатором переписки оказался брюнет. Разведав обстановку и убедившись, что Хосок из чистых побуждений хочет как-то чему-то неизвестному посодействовать, Агуст всё-таки определяется с напарником, которому еще предстоит всё понять. Красноволосый променял байк на незнакомую машину, поддавшись уговорами, что так удобнее и функционально обоснованней. С собой он притащил две внушительные спортивные сумки, заполненные различными полезными для будущего дела вещами. Начиная от каких-то верёвок и фонарика и заканчивая ручными компактными гранатами и своим Walther P99. Хосок о наполнении багажа не знает. Играть в гангстеров, конечно, занятно, но не всегда оправданно. Всё это взято, скорее, не от надобности, а для уверенности, надёжности. Теперь, сидя вдвоём в машине, они молча смотрят на море, виднеющееся чуть дальше перед ними, изучают ближние дома и с некоторым удивлением окидывают взглядами огромный завод, стоящий на самом берегу за сетчатым забором под напряжением. Юнги достает пачку сигарет и алую зажигалку, смотрит на Чона глазами, полными вопроса, — мало ли, может ему не нравится подобный запах в машине, — а тот только кивает. Мин принимается за курение, спустив окно и отправляя дым в чёрное небо с едва заметным синим оттенком, разбавленным сотнями и тысячами звезд. Вполне себе романтично. Ждёт же образовавшаяся пара сообщение от Тэхена или Чонгука, по которому нужно будет сориентироваться. Хосок, так особо ничего толком и не узнавший о ходе дел, чувствует какую-то несправедливость, понимая, что Юнги просто оттягивает момент по своим причинам, известным только ему самому. Как такового напряжения нет, но неспокойно. — Что на нас успел найти Чимин? — начало диалога вырастает из ниоткуда от Мина, крутящего в пальцах зажигалку. — Откуда ты узнал? — вопросом на вопрос отвечает Хосок спокойным тоном. Байкер заметил, что он всегда такой, когда не подвыпивший. Плавный, рассудительный, вдумчивый, постоянно с умными глазами, и думать из-за этого приходится, брюнет меланхоличный, сдержанный или печальный. Хотя последнее кажется глупостью, но никто не знает, что происходит в чужой голове. — Ну, по базе нас пробивают только в крайних случаях, — начинает объяснять парень. — Их можно по пальцам пересчитать. И мы всегда в курсе, что в нас заинтересованы. В той же базе сохраняется абсолютно каждый запрос, если ты не из Национального агентства разведки и ищешь по полицейским ходам. Поэтому, имеются люди, сообщающие нам любые такие новости, относящиеся прямо или косвенно к нам. Он останавливается в середине небольшого монолога, делает пару затяжек и продолжает: — Главные отстегивают круглые суммы полиции, а они, в свою очередь, делятся нужной информацией и закрывают глаза на некоторые вещи. — Какие главные? — пытается выбраться из замешательства и непонимая Хосок. Он бы еще спросил, какие именно «некоторые вещи», но оставил это на потом. — А, точно, — Юнги выбрасывает окурок в окно и поворачивается к собеседнику корпусом с заранее подготовленным хладнокровным видом для преподнесения подобной информации. — Существует группа лиц, занимающихся незаконной деятельностью, во главе их… вернее, нас, стоит кузен Тэхена, а сам Тэхен, собственно, стал недавно его… коллегой? — усмехается Мин. — Занял место помощника, в общем. — Ты говоришь мне разрозненные факты, — нахмурившись, кидает брюнет, разглядывая бедную кожу и темные глаза. Хоть парни и знатно пили вместе, но кажутся всё равно чужими друг для друга. Хосок всё равно готов рассказать что угодно, потому что ему нечего скрывать, а вот человек напротив — одна большая загадка. И всё, что вокруг него — тоже. — Если я тут, хотелось бы чего-то понятного. Трудно верить в подобные вещи, если честно. Юнги не знает, хочет ли знакомить его со всем этим более подробно. У него было достаточно времени, чтобы оценить разумность своего решения (приглашения Чона на дело), но правильно ли он поступил? Каждый, кому кто-либо когда-либо из членов организации рассказывал правду, посвящал в основы их бизнеса, негласно становился незакрытым гештальтом. Таким людям обычно доверяют, зная заведомо, что рот их будет на замке. Но быстро принятые решения, например взять с собой непроверенного человека, не гарантируют ровным счётом ничего подобного. — Про Осириса слышал? — красноволосый сам не понимает, начал он издалека или все-таки рубит в плеча истину, выплескивая ее в лицо. Напрягаться в планы Хосока не входило, но всё явно идёт не так. Он помнит, как Чимин пересказывал Чонгуку статью несколько дней назад в кофейне, упоминая это имя однозначно в плохом контексте. — Ты про убийцу? — с сомнением спрашивает он, пробуя на вкус последнее слово. — Именно, — одобрительно кивает Юнги, не желая петлять. — Так называют Тэхена. Как меня Агустом, правда моё корнями засело основательно и органично, а вот у Тэ… — Чимин не ошибся, когда заподозрил его? По салону снова расходится сизый дым, уплывая на улицу. Юнги трясет в пальцах зажигалку, проверяя, сколько в ней осталось топлива, и, немного расстроившись, недовольно тянет уголком губ вниз. Совсем мало. — Он в любом случае неправ, потому что ситуация немного другая, — в итоге говорит он, следя за эмоциями Хо. У него нет страха в признании, но если быть откровенным с собой же, он понимает, что при плохом исходе придется выпустить его из своей жизни. Правда, Юнги не тот, кто хватается за каждого встречного, но и лишаться приятного знакомого нелегко. — Чонгук сейчас с таким человеком? — уточняет последний. — Он в курсе всего? Что мне еще нужно знать? Остается только диву даваться, насколько Чон заботлив и серьёзен. И не истерит. Юнги тепло улыбается, что делает редко, и выдыхает дым через нос, отворачиваясь от брюнета. Он усмехается, ведь его сегодняшний водитель не знает того, что и сам Чонгук сейчас не так чист. Говорить об этом он права не имеет, поэтому на время замолкает, но чуть позже развеивает какие-то сомнения у опасливого хёна Чонгука. — Он изучает Тэхена, как никто другой, а тот ничего от него не скрывает. У твоего был шанс разорвать такую связь, но он сделал выбор. Я бы рассказал тебе подробнее о том, чем они заняты сейчас, если бы знал сам. — А если без этих подробностей? — настойчиво звучит от Чона. По итогу ему всё равно приходится сопоставлять все частички пазла в единую картину. Пусть у него с каждой чужой репликой всё больше вопросов появляется, но задает он их интуитивно, не получая более развернутых ответов на предыдущие. Второй окурок летит в окно. — Если кратко и по порядку, то это еще в моих полномочиях, ладно, — вздыхает Юнги. — Есть люди, которые желали смерти отцу Чонгука, так? — в ответ на это ему дарят кивок. — Сейчас совершаются убийства, как говорят СМИ, и их можно увязать с этим. По факту мертвы почти все, кто был причастен. Остался последний человек, с которым должен был разобраться Осирис, но Чонгук решил, что тоже должен быть частью этого. Хосок недоумевающе закатывает глаза и проходится рукой по лицу, позже закрывая обеими полностью. Он больше ничего не может сделать или сказать. Всё смешалось в непонятный комок. Юнги же с большим интересом наблюдает за реакцией. — А сам бы ты как поступил на его месте? — спрашивает он. — Подвернись тебе возможность разделаться… Чужие длинные пальцы тянутся к бардачку, наспех и с шумом выхватывая стальное огниво и пачку сигарет, в момент смятую. Парень открывает дверь и выходит из машины. Также делает и Мин, думая, что слишком близко к сердцу его спутник воспринимает ситуацию. Но каждому своё, и, может, будь он на его месте, вёл бы себя так же. Один из множества фонарей светит для них. Хосок в лабиринте зашёл в тупик, совершенно неожиданно обнаружив себя в таком положении. — Людям следует опасаться себя же, — смотря в асфальт стеклянными глазами, говорит он в почти полную тишину старого района. Эта озвученная мысль хороша, Юнги давно её для себя наметил. Теперь и брюнету предстоит увидеть и познакомиться со скрытым ранее от его глаз миром. Хосок только-только осознаёт, что человек рядом с ним может оказаться чьим-то истязателем, мучителем или элементарно - преступником.

•

Если в Корее время уже завершает один день, то в Норвегии до этого момента есть еще несколько часов. Темнеет, благо, быстро, поэтому из серого утра в тёплый домашний уют, защищающий от уличной прохлады, нырять не стыдно. Намджун что-то готовит на кухне уже битый час, а манящего запаха всё ещё нет, только периодичный грохот посуды и журчание воды из крана со стуком разных дверок: от кухонных шкафчиков до холодильника. Находясь в противоположном конце дома, Сокджин, распластавшись на большой кровати, смотрит в потолок, на котором примастилась минималистичная люстра, но включена не она, а маленькая настольная лампа, жёлтым светом отметившись на одной половине лица Кима. Вчерашний их диалог окончился ничем. Легче оказалось просто вернуться в дом и выпить по кружке чая, смотря какой-то фильм и изредка перебрасываясь короткими фразами. Несмотря на неуходящее напряжение, рядом с друг другом им всё равно спокойно. Но мириться еще не с чем, так оставить всё нельзя. Иногда нужно отдаться воспоминаниям, которые рваными нитями окутывают сознание. Они сейчас могут подкинуть ответ, дать совет, напомнить о чем-то, что забыть — кощунство. Ведь даже насильно потревоженные вновь раны или старые шрамы покажут, что как бы крепко ты не закрывал глаза, факт того, что твоя кожа повреждена, неопровержим. Только такие завуалированные сравнения и скрашивают суровую реальность. Джин прикрывает веки, вызывая из глубин отрывки и кадры; в который раз за месяц он рвётся прийти к окончательному решению. Память выбрасывает на условный берег нужное. В этой пробужденной тьме он видит, как Намджун заходит в родительский дом несколькими неделями ранее, между ними завязывается перепалка, потом взрывается пристройка. У парня фантомно сковывает тело, он почти физически ощущает удар в живот, холод оружия, отрезвляющую пощечину. А дальше вырисовывается общежитие. Там было тускло и слегка удручающе; небольшое собрание книжек, отданная блондином в личное распоряжение квартира, парень с бордовыми волосами и еще куча сомнительных людей. И опять блондин. Вначале Намджун относился к нему ужасно, поставив брюнета в положение подчинённого, который слушает и слушается, терпя всё. Но так продлилось недолго. Он скоро сдал позиции, возможно, проникнувшись парнем. Но в какой момент младший понял, что ему нравится Джин? Это всё неважно, поэтому, ныряя снова в недалекое прошлое, парень сосредотачивается на себе. В первый же день он занял принимающую позицию, выдерживая всякое: отчасти потребительское отношение, косые взгляды сожителей, окружающее насилие, обилие непонятных правил. Всё это время земля под ногами была не твердая, а вязкая или, скорее, хрупкая, словно лёд. Дальше короткая история идет второсортным кинофильмом, смешанным в одно со странными вырванными образами и несуразными вырезками из диалогов. Там и Осирис, творящий самосуд, и избившие Джина после душа мужчины, знакомая черная ямаха, поцелуй сквозь боль, полный смешанных эмоций, ночные переживания. Непотребный салат с отвратным вкусом крови, слёз и пота. Причём, необязательно своих. И на этом нужно строить отношения? Лучше даже другой вопрос — возможно ли? В фантазиях может и да, но только исход ужасный. Если Сокджин с серьёзным видом скажет на всё «да», то будет последним придурком. И себя в подобных словах он не жалеет. В таком случае разумен отказ. Намджуну нужно сказать, что никаких грёз и планов на совместное счастливое будущее строить не нужно. Стоит просто признаться и себе, и ему в отсутствии чувств и желаний, вернуться в настоящую семью, начать что-то новое, светлое, обнадеживающее. Такое, что сам Джин захочет. Это он, возможно, поймет немного погодя. Широкое одеяло совсем не создаёт кокон из собственноручно сооруженной поддержки, оно становится всё тяжелее и тяжелее. От дискомфорта Джин поворачивается набок, смотря уже куда-то в однотонное светлое постельное белье. Он точно ничего не хочет или однозначно понимает для себя, что тут нет, ради чего стараться? А чувства к Намджуну какие? Не дает покоя сам факт их существования, потому что это определённо порывы сильнее симпатии, увлеченности. Махнуть на это рукой почему-то обидно, ведь раньше Сокджин ничего ни к кому не испытывал, оставаясь высушенным, пассивным и равнодушным. Как бы не хотелось избирательно хранить самое лучше от них с Джуном, но им не пересилить ту массу негатива, нажитую за весь период. Такое не починить за пару разговоров или несколько дней наедине. Это стало понятно. Он заново переворачивается на спину. Тёмные глаза теперь опять шныряют по скучному потолку, изредка спускаясь на стены. Лицо предельно лишено напряжения, только морщинка на лбу, возникшая от раздумий, украшает парня. Нечего больше оттягивать. Ему сейчас нужно научиться ходить в одиночку, чтобы потом суметь делать это с кем-то. Отовсюду пахнет деревом. Джин выключает светильник и сползает со своего мягкого убежища, вылезая в коридор. По нему, наконец-то, гуляет манящий аромат специй и курицы. У Джуна получилось, и брюнет скромно улыбается, скрещивая руки на груди. Можно было бы представить, что это место — их собственность навсегда. Комнаты сами окружают заботой, тёплые цвета обманчиво кричат о том, что всё замечательно. Полы с подогревом, как все привыкли, и достаточно пространства, чтобы забыться. Парень мотает головой своим мыслям, но не отгоняет этим улыбку. На кухне обстановка как и в комнате, только всё живее и активнее. Хозяйничает Намджун в фисташковых широких льняных брюках и белой рубашке с короткими рукавами и каким-то замысловатым принтом на ней. Надевать такое для готовки совершенно неосмотрительно, а о фартуке он точно даже не думал; Сокджин в уме посмеивается над ним, стараясь игнорировать маленькие жирные пятна, испещряюшие ткань. — Пожалей одежду, босс, — кидает он, садясь за небольшой стол около гарнитура. На гладкой белой поверхности стоит держатель с белыми салфетками в красную клетку, лежат две маленькие скатерти со столовыми приборами на них. — Я не могу выкроить и минуты, чтобы позаботиться об этом, — почти спокойно говорит блондин, шипя от прикосновения к блюду для запекания. В нем розово-коричневая курица с золотистой корочкой, а вокруг неё улеглись овощи, нашинкованные всеми возможными геометрическими формами. Творческий подход или отсутствие навыков, кто знает. Заметив два бокала, явно для вина, стоящих около самого эпицентра готовки, Джин встаёт и забирает их от греха подальше. Поиски самой бутылки с вином заняли немного больше времени, а вот её откупоривание свершилось в мгновение. Пока младший возился с едой, разделяя мясо и гарнир, брюнет изучал текст на бутылке, но иностранный язык не говорил толком ничего, поэтому он просто начал разливать по емкостям белое, уже смакуя какое-то редкое удовольствие. Он никогда до этого не пил дорогие вина, а оно точно такое. Когда тарелки полны еды, Намджун осматривает себя, глубоко вздыхая. Джин почти прочувствовал всю грусть от грязной одежды, но ему всё равно смешно. Приходится прикрыть рот рукой, на что блондин реагирует своим хищным взглядом, но в итоге сам смеётся, покидая кухню. — Я сдаюсь. Пойду сменю экипировку, — звучит от него. Остается только смотреть ему вслед. Возвращается он быстро, натянув белый свитер и голубые джинсы, на что брюнет только мотает головой. — Ничему тебя жизнь не учит, опять светлое, — не в упрёк говорит он. Сам парень в тёмных спальных штанах и безразмерной черной футболке. Парадная одежда у него для такого ужина не уготовлена, но это не важно и для него, и для Джуна. — Хоть когда-то я должен выглядеть не убийственно, — обтекаемо отвечает он, ведя бровью и устраиваясь на стуле. Всё готово для их вечера. — Ты всё равно всегда так выглядишь. Убийственно, — тише делится старший, откашливаясь. — Ну, в хорошем смысле, — он смотрит на вино, в котором находит спасение, делает глоток и продолжает: — Ты понимаешь, о чём я. Неотразимо, в общем. Намджун во все глаза смотрит на него, сдерживая порыв облизнуть губы. Почему-то ему кажется, если он так сделает, то раскроет все карты. Но даже за это хвататься уже поздно — он показал их еще задолго до момента переживания об этом. На его щеках ненадолго появляется румянец, что аномально. Он смотрит на куриную ножку, берет в руки нож и вилку, предавая привычные палочки из нержавеющей стали, и принимается за еду. — Приятного аппетита, — бархатно произносит он, сглатывая ком в горле, застревающий где-то на середине. — И тебе, — кидая короткий взгляд, говорит Сокджин. Он натыкает ломтик картошки на столовый прибор и кладёт в рот, смотря на тарелку и пережевывая пищу. Через некоторое время он задаёт вопрос, не столько волнующий его по-настоящему, сколько просто из любопытства вертящийся на языке. — Если Юнги называют Агустом, в Тэхена Осирисом, то какое ещё одно имя у тебя? Возможно, это не лучший вопрос для ужина, но попытать удачу можно всегда. И парень с белыми волосами даёт ответы. — Я не хотел иметь много лиц, мне достаточно одного, — как-то загадочно начинает он, но вскоре это уходит. — Если зайти подальше в историю, то инициатор этого бизнеса я, а как можно положиться на человека, если в нём нет определённости, доли честности, и он не вызывает доверия? Особенно если ты берешься за незаконные вещи, то никак. Ты ждешь хотя бы минимум гарантий, конкретики, убеждённости. Не каждый выберет такие условия, кому-то откровенно наплевать, но если рассматривать работу в долгой перспективе, то чем больше уточняющего и правдоподобного ты слышишь, тем больше отдаёшь этому предпочтение. Он смотрит Джину в глаза уже совершенно свободно. — Мне проще представиться своим настоящим именем, чем сбивать с толку. Правда, приходится получать отдачу с этого. Меня знают все, кому это нужно и не нужно, и относятся так, что если я появлюсь в одном месте с ними, то я пришёл однозначно по их душу. Снова нанизывая на вилку поочерёдно блестящую от масла стручковую фасоль, морковь и кусочек курицы, он поджимает губы в тонкую нить. — Но все-таки был период, когда Юнги и Тэхен звали меня по-особенному. Это всё из-за музыкальных вкусов. — И как же? — пытается подогнать младшего брюнет. — RM, — с ямочками на щеках отвечает он. Джин хмурится, потому что эти две буквы ему ничего не дали. — Rap Monster, — отрывисто и гортанно смеясь, разъясняет Джун. — Моя машина под завязку забита плейлистами с рэпом. И подростком я тоже только его слушал, и ничего больше; на автомате у них рэп — Намджун. А для звучности они и слово «монстр» подобрали, по их мнению это внушает… — он хмурится. — Что-то, но внушает, — и опять смеется. Сокджин улыбается за это вечер в который раз. — Что-то ты не включал Тупака или Эминема, когда вёз меня до общаги в день нашего знакомства. На это любителю музыки нечего сказать. Он делает глоток желтоватого напитка, приглушая тяжесть вины. — Намджун, — тихо говорит брюнет, отрываясь от еды. Сталь о стеклокерамику неприятно бьётся. Высока вероятность, на сегодня это последний прием пищи, а дальше аппетит уйдёт в небытие. — Наверное, нам стоит вернуться в Сеул. — Собеседник же увлечённо выливает почти все остатки из бутылки, делясь последним со старшим и несколько капель отправляя себе. — И я решил. Думаю, следует оставить нас где-то позади. Нужно разойтись. — Он ощущает тебя лицемером. Он ощущает себя ужасно. Парень, которому было адресовано это, отворачивается от Джина и беззвучно осушает бокал. Всё его лицо напряжено, остро очерчены скулы и линия челюсти. Если бы он хотел показаться не таким восприимчивым... Каждое малейшее движение сдерживается его же силами, даже пальцы, обхватившие тонкую ножку хрусталина, напирают на материал с большим нажимом, что кожа белеет. — Я куплю билеты на утренний рейс, — подаёт он голос, утихомирив себя внешне. Не хочется признаваться в новом виде боли брюнету, показывать слабость. Придется сохранить это в себе.

•

Умение избавляться от навязчивых мыслей — случайный дар свыше или выдержка и слаженный механизм, отработанный за годы? Тэхен бы назвал второе, если бы его спросили. Всё время представления карие глаза метались по сцене, вбирая и напитываясь совершенно другим миром, изучая его, откладывая в папку «прекрасное» самое примечательное. Ему нравится, как его сердце трепещет, учащая свой ритм в темп музыке, такой живой и скользяще-перетекающей. Находясь в моменте, брюнет не может позволить его испортить гнетущему моральному давлению. Несколько лет в воссозданной изоляции от больших компаний, встреч с вереницей людей, повседневного взаимодействия с ними идут и во вред, и в пользу. Во вред с чисто объективной позиции, что человек — неотъемлемая часть огромного механизма, называемого социумом; если ты не в нём, то такое отличие от массы посчитают противоестественным. И сам затворник рано или поздно может задуматься об этом, загрузиться. А вот польза в том, что ты однозначно и стопроцентно учишься быть наедине с собой, практикуя совершенно различные методы знакомства со своим внутренним «я» и блуждая по лабиринтам разума; иногда так пристально рассматривая себя, может стать попросту тревожно. И к девятнадцати годам, когда квартира стала единственным спокойным, тихим, уединенным и безопасным местом, атаки уже произошедшего и вокрешающегося в памяти не отстают. Лечение только скрывало какие-то симптомы отторжения, но только на некоторое время, до нового похода к врачу или очередного приёма таблеток. Так жить тяжело, становишься пустышкой, только оболочкой, заложником. Быть храбрее и бесстрашнее неправильно и нагло — так казалось первые несколько месяцев. И до того, как осознанно встать лицом к лицу перед содеянным, одним из вариантов было перешагнуть через себя, сломать что-то и без того хрупкое, измениться, может и не в лучшую сторону, но в ту, с которой сможешь продолжить путь. Поэтому, если в голове появлялась сцена убийства Бохи, Тэхен попеременно старался то глубоко обдумать это, то отдать свое внимание чему-то другому. Учёбе, например. Именно так он и окончил университет не очно, погрузившись в информацию. И так парень делает сейчас, выбросив слова отца из головы и также поступив с сомнениями. С сомнениями во всём. Когда свет загорается после третьего акта, он, наконец, в последний раз поднимается с мягкого кресла, несколько минут дарит творцам аплодисменты, а потом оборачивается к девушке. Та с читаемым восторгом указывает на выход и идёт туда, ожидая того же от Хенгу. Пока у парня есть возможность, он украдкой смотрит на балкон, но Чонгука там не видит. Он же, ища путь к общему залу для гостей, чувствует, как по телу разливается коктейль из уверенности и спокойствия, и шагает, зная исключительную цель, к которой движется. Спускаясь на первый этаж по ступеням, он знает, что на него смотрят. Некоторым нравится его внешность, кто-то улавливает знакомые черты в нём. Это бодрит еще больше, потому что внимание льстит. Ощущать себя так твёрдо невероятно. Он даже не старается поправить на себе одежду или смахнуть прядь волос со лба. Непоколебим. В холле толпится народ, бурно обсуждая спектакль. Брюнет вырывает взглядом белый пиджак и заранее намечает, как пробраться через скопище. Чонгук сам не уловил, в какой именно момент на его губах появляется снисходительная улыбка; у Тэхена на лице она тоже есть, но когда тот переводит бездонные глаза на спутницу, то сквозь всё это можно рассмотреть бездушие и предварительно подготовленную нещадность. Чон отчетливо видит это, потому что настоящие и чистые его эмоции он знает. И он рад, что парень попусту не делится ими с посторонними. Подходит Чонгук сбоку, явно вставая третьим участником их тихой беседы. Не сразу на него поворачивается Сона, а вот Ким сначала с сомнением, а потом с удивлением вскидывает брови и обращается к девушке: — Ты его знаешь? — с недоверием произносит он, глядя на неё. Когда та, откинув темные волосы назад, встречается взглядом с ним, её глаза слегка округляются, и она на секунду превращается в камень или, скорее, в скульптуру. — Д-да, — в итоге звучит он неё. Она едва краснеет, будто стыдится чего-то, или температура вокруг взлетает для нее до сорока. Когда пауза затягивается, а парни молча переглядываются, ей приходится опять вставить слово: — Это Чон Чонгук, сын… — на секунду её речь встаёт на стоп, но продолжить нужно, — владельца и директора компании, в которой я работаю. — Вы близки? — интересуется Тэхен. Явно, чтобы позабавиться. Девушка же начинает протестовать, жестикулируя руками. — Нет-нет, о чём ты? Его знают все служащие. — А я видел её пару раз на работе у отца, поэтому решил, что не могу не поздороваться, — говорит Чон, стараясь не прожечь в ней глазами дыры. — У Вас всё хорошо? — вежливо спрашивает он. — Я долго не ходил по театрам, а это прямо-таки глоток свежего воздуха. В это время к троице подходит один мужчина из персональной охраны, окидывая незнакомца взглядом, полным скрытого подозрения, и что-то тихо говорит девушке. Пара знает, что телохранитель уточняет, нет ли проблем, поэтому они просто молчат, стараясь не смотреть друг на друга. Когда Сона заверяет охранника, что беспокоиться не о чем, тот ретируется. Люди вокруг циркулируют по помещению; кто-то также компаниями переговаривается, кто-то уже собирается уходить. Неоклассика продолжает тихо литься из динамиков. — Чонгук, — Сона, сострадательно сдвинув брови к переносице, кладёт ему руку на плечо. Тот терпеливо не реагирует на это, ожидая дальнейших слов. — Мне очень жаль, что с господином Чоном случилось такое. Все, кто сохранил свои прежние должности в компании, очень волнуются и верят в лучшее вместе с вашей семьёй. Парень признательно кивает. Он в курсе, что уволилось огромное количество людей еще когда только появились негативные статьи о Хендо и его махинациях. Но также за последние сутки ряды рабочих покинули дополнительные десятки, заняв такие же должности, или лучше, в подобного рода предприятиях за компенсационную круглую сумму. Это заслуга Тэхена, нацеленная на лучший исход их плана из возможных. — Спасибо, большое спасибо. Правда, может благодаря именно таким искренним словам мой отец пришёл в себя, — отвечает Чон. Девушка с непониманием смотрит на него. Видимо, она правда не знает, что тот очнулся. — Когда его перевезли из Пусана в Сеул, он очень скоро вышел из комы и сейчас на пути к полному восстановлению, — поясняет он. — Огласке это не предавалось по нашим просьбам. Хотели разделить такое в узком кругу. Тэхен хлопает глазами, усердно делая вид, что мало понимает из этих нескольких фраз, которыми успели перекинуться Сона и Чон. — Это замечательная новость, — слышится от темноволосой, которая немного краснеет. — Мы будем ждать, когда он вернётся на прежнее место… — Он не вернётся, — быстро вставляет брюнет. — Не хочет. Думаю, всем будет интересно узнать судьбу завода, поэтому Вам расскажу первой по иерархии. Как факт, по особым документам, на основе которых строилась основа обсуждаемого нами бизнеса, если он и его приемник отказываются от своих правомочий, партнёр не имеет права претендовать на место директора. И в итоге вопрос будущего руководителя остаётся открытым. — Это я знаю, — кивает девушка. — И вот, всё сложилось именно так, поэтому скоро завод могут выставить на торги или передать право владения и распоряжения второму по важности человеку в компании, или, как карта ляжет, — пожимает плечами парень, скучающим взглядом пробегаясь по стенам, людям, предметам вокруг. — Такие дела. — То есть, ты отказался наследовать отцовское дело? — спрашивает самая заинтересованная персона. — Вроде того. Отцу не понравилась шумиха, сплетни и нестабильные акции, поэтому в его положении лучший вариант — отойти от руля и покинуть корабль, — Чон усмехается и замечает, что Ким тоже чуть не срывается. — А меня тоже всё не устраивает. Я поищу для себя что-нибудь другое. — Поняла, — озадаченно говорит Сона. По её виду ясно, что мозговая деятельность активизируется на максимум, проводя там свои операции и всё сопоставляя. — Отец уже оформил все бумаги; вроде, судостроительный завод теперь почти в государственной собственности или что-то около того, — небрежно говорит Чонгук, делая пару шагов назад. Все молчат, и он выбирает прощаться: — Ну, на этом новости у меня кончились, было приятно встретить тут знакомое лицо. Мне пора. — Да, взаимно, — кивает девушка, но когда Чонгук разворачивается, чтобы уйти, она его внезапно окликивает: — А ты чего в Пусане, если твои родители в столице? — Как бы сказать, — парень чуть оборачивается и смотрит исключительно в глаза, обрамленные длинными ресницами и подведенные черным карандашом. — У меня здесь есть небольшой цветочный магазин, вот и решил проведать его. — А-а, — тянет девушка. — Визитку? — с улыбкой спрашивает Чонгук, доставая из кармана белый прямоугольник, украшенный зелёными рисунками растений. — Конечно, — не сопротивляется Сона, принимая предложенное. — Теперь точно прощаюсь, — парень склоняет голову, предворительно оценивающе посмотрев на пару. Тэхену однозначно идет этот костюм. Брюнет покидает здание театра, плавно сбегая по ступеням и сворачивая за угол на задний двор и парковку для персонала. Там чёрный ниссан отзывается вспышкой фар и тихим урчанием мотора на позыв чип-ключа. Чонгук садится в машину, напоследок вдыхая прохладный уличный воздух, забирает с соседнего сидения ноутбук и включает его. Пока тот прогружается, он пишет сообщение Агусту, номер которого он взял заранее. СМС несёт в себе просьбу быть готовым к скорым продвижениям в их деле к пункту назначения. Осталось последнее — Тэхен должен посадить девушку в машину, чтобы они продолжили их вечер как подобает. Пусть охрана эту задачу усложнит, но выбора у них нет.