shadow reaches out shadow

— …назначено наказание в виде одного года и шести месяцев исправительных работ в колонии строгого режима… У Тэхёна в жизни всегда был выбор, как он думал. Это тот редкий случай, когда человек не волнуется о вещах, не дающих покоя в повседневной жизни многих других. Есть возможность заниматься тем, к чему лежит душа, игнорировать некоторые правила, ставить в приоритет свои интересы, да и элементарно просыпаться тогда, когда захочется, и есть то, что захочется. Принимать это как должное — единственная обязательная работа брюнета, его послабление и исключительная, редкая роскошь. Утерянная ровно в тот момент, когда он принял обвинение, осознанно не потребовав в нужное время адвоката, а потом что-то предпринимать было поздно, да и парень не хотел. Ему кажется, что он как минимум это заслужил. Реакция отца на это являла собой ураган, бурю, неистовое отражение недоумения, непонимания. Чонгук же просто мирился с каждым его шагом, каждым решением, получая новости последних дней с воздержанным от комментариев смирением. Моральных сил на другое не хватало, да и не поделаешь ничего, а может и наоборот — их было столько, что было достаточно для сдерживания себя от разных необдуманных поступков. С посещением до отправления в колонию не заладилось. Пока они не виделись ни разу после дня большого взрыва в Пусане. Чон преследовал полицейскую машину все десятки километров, а из отдела его отправили домой, потому что нечего ему там делать. — Тэхён ваш не выйдет в скором времени, не волнуйтесь, — именно так ему сказал один из представителей закона, отсвечивая погонами от утреннего солнца, пробивающегося сквозь плотные облака и высотки в лицо. Кажется, в тот день тучи и дождь захватили всю Корею, потому что весь путь до другого города сопровожден был настырными каплями на стекле. И только потом небо очистилось от темно-серых цветов, когда уже смысла в хорошей погоде не было. В другой день он встретился с Юнги, который уже тоже вернулся, и оказалось, что это то, что им обоим нужно. Чонгук заказал два стакана кофе, за которыми слушал поток мыслей от Мина, оказавшийся коротким, но ёмким. Тот переживает, готов пришить ещё десяток человек от злости и хочет промыть мозги Тэхёну, лишь бы тот совершал поменьше глупостей и слушал советы. — Так почему конкретно он оказался за решёткой? — переспрашивает Юнги, сгребая ложкой пенку с напитка. — Мозгов у него ноль, как бы хорошо он универ свой заочно не окончил, каких бы красивых речей не заводил. Легче начать объяснение издалека. Дело в том, что Намджун — человек непростой. Его отец замечательный специалист в психотерапевтических кругах, стаж работы брата Хенджуна просто великий, начиная с юности, и даже сейчас, в свои шестьдесят, он продолжает писать труды, вести заумные лекции, проводить консультации и назначать лечения. А его сын, как ты понимаешь, выбрал совсем другую стезю, которой не порадовал отца, но тот долго ломаться не стал под упорством Нама. Условие было одно — не запятнать репутацию, сформированную и отточенную годами, и не заявлять во всеуслышание о своём выборе в пользу своеобразного решения проблем заинтересованных людей насилием. Пусть у нас принято говорить об общей деятельности как о «чистке», но мы сами от этого умытыми и причесанными не становимся. Руки в крови, сам понимаешь, — уже тише говорит он, плавно водя глазами по заведению, по занятым или беззаботным обедающим людям. — Так вот, Джуну приходится совершать достаточное количество махинаций, чтобы оставаться при своём, не особо пакостить папаше и не трепать нервы достопочтенной госпоже Ким. И одна из афер — договорённость переписи прав собственности на некоторую недвижимость на Тэхёна, когда тот присоединился к нам полноценным работником. Общежитие, в котором живут наши сотрудники, его. И по тем правилам абсолютно все документы на человека хранятся у нас в закрытых базах, на электронных носителях и в виде бумажек. Делается так не из глупости, а для устранения утечки кадров и их контроля. А легавые не кидались на нас из-за регулярных вознаграждений. Юнги рассматривает Чонгука, проходясь по одежде, тёмным волосам и чернильному рукаву на правой руке. Что с ним будет? Об этом думает Мин, погружая чайную ложку в рот. — И как-то мирно всё было до момента, пока особо одарённый детектив, разыскивающий одного мужчину, убившего насильника своей дочери и подавшегося в бега, не вышел на него, заметив желанный субъект в магазине на окраине города. Тот привёл его к нам в дом, сам не заметив. — А почему преступник у вас скрывался? — спрашивает Чон, прочищая голос. — Точно… — тянет Мин. — Политика Намджуна при наборе хороших чистильщиков была проста: сильные, отслужившие в армии, послушные, верные единственному боссу и его деньгам. Если у них ещё и были свои ценности, движущиеся в один ход с мыслями Кима, то тем только лучше. И как-то слух о таком чудесном работодателе пошел по низам, точно холод, и явился к Джуну на порог частного дома отчаявшийся мужик. Поведал историю, сказал, что идти некуда, что дочь с жизнью покончила, узнав о беременности от какого-то беспризорного отброса, а ему самому теперь хочется также себя изничтожить, да только есть у него шанс попробовать другим людям «помочь», став убийцей в организации Нама, потому что от чего-то подобного мы и избавляемся зачастую. Ну, Джун подлинность слов проверил, да и взял его под крыло своё. Уже порядком подустав так много говорить, красноволосый замолкает, стягивая с себя кожаную куртку и накидывая на плечи. Отопление из-за наступающих морозов дали везде, поэтому в помещении душно. И Тэхён всегда верхнюю одежду снимал, пристраивая позади себя и фыркая на Юнги, не считающегося ни с правилами, ни с температурой вокруг. Теперь Мин себе изменяет, перенимая хоть что-то от человека, которого увидеть один на один доведётся не скоро. — Тэхён знал об этой истории и против ничего не имел. Найдя по документам «владельца» здания, в котором два года жил преступник, да ещё и осознав, что наш младший Ким во всём осведомлён и ведёт учет жильцов, полицейский понял, что может поймать двух зайцев разом. В итоге ещё и ношение оружия не упустили… — парень невесело усмехается. — Оба в тюрьмах. Откупиться нельзя из-за того, что СМИ уже вовсю распиарили «молодцов и хранителей спокойствия города, которые пресекают свободу действий детишек богатеев». Лицо Тэхёна успели засветить в новостях, а его отца сдвинули с поста председателя в местом синдикате авиационной промышленности. Таков исход прекрасно выполненной органами правопорядка работы… Юнги ещё выговаривается и одаряет журналистов и детектива порцией основательных, а может и безосновательных оскорблений для своего хоть какого-то удовольствия, потому что лично им это сказать нельзя — статья. А чтобы организация лишилась на время ещё одного важного человека, допустить просто запрещено. — А условно-досрочное? — как-то вырывается вопрос у Чонгука незаметно для самого себя. Удовлетворенная улыбка на лице Юнги немного сбивает с толку. — Я так рад, что у тебя есть то, чего не достает другим, — он чуть наклоняется на стол, направляя указательный палец на него. — А конкретно: заметные проблемы с тормозами, пытливый ум и воодушевляющее старание. Интересные отличительные черты. — Вернувшись в исходную позицию, он спокойно говорит: — Тэ несколько раз допрашивали, один из них был связан с Соной, но тот максимально умело слился, приняв только укрывательство. Ему при самом удачном раскладе светит одна треть полного срока. — Шесть месяцев, — озвучивает Чон, откидываясь на спинку кресла. В голове условные шестерёнки ещё активнее выполняют свою работу, давая почву, основание для размышлений на ближайшее время. — Только не сильно верь в это, — предупреждает Мин, делая глоток уже остывшего кофе. Обнадежить и Тэхёна, и себя, и его близких очень хочется, только вот пустые рассуждения особо не помогут, поселив призрачную надежду, заведомо со смыслом плацебо. Нужно выждать совсем немного, чтобы предпринять меры, которые хоть как-то изменят ход дела. Остаётся верить, что внутренняя свобода их заключённого не слишком прогнется под внешним окружением новых сожителей и давлением. Правда, единственный, кто может поработить такого человека — он сам.

•

first week

Оливковый комплект тюремной одежды радует только цветом и приятной к коже тканью. Здесь все одеты одинаково, причёска схожа, а цель вообще одна — отбывание наказания за содеянное. Подъем, зарядка, завтрак, работа, перекур и перекличка, работа, ужин и несколько часов свободного времени, отбой — по такому расписанию теперь живёт Тэхён. Если так подумать, то подобный распорядок дня почти у всех людей по земному шару, только контроля чуть меньше и еда преимущественно чуть вкуснее. Ежедневные рассуждения Тэхёна о сути этого места приводят к мыслям о некой безрезультатности данного учреждения, потому что тюрьма не улучшает нравственности своих обитателей, не воспитывает их человечность, не предотвращает дальнейших преступлений. Здесь просто используют трудовой ресурс, тратят время и действуют по закону, потому что исторически так сложилось. Иной вид борьбы с этим со всем — всестороннее изучение, лечение, предупреждение с детства. Только второе применимо не ко всем, а с третьим всё элементарно — можно пропустить мимо ушей и делать так, как хочется. Чьи-то думы реализуются, а чьи-то так и хранятся в черепной коробке, потому что всё же каждый имеет задатки грязных идей, правда те зачастую гонимы здравым смыслом, что верно и разумно. Большинство хоронят голод и бесстрашие, и благодаря этому хоть какой-то порядок может существовать. Итога этим размышлениям нет, потому что результативно что-то искоренить почти невозможно. Пока человек сам не захочет, он не изменится, а ждать этого годами по сути глупо. Но приходится мириться, потому что толку от глубокого анализа и выявления брешей в системе не будет. Парень здесь пытается понять, был бы толк от того, что он сознался бы в своих преступлениях и застолбил себе здесь место лет на двадцать-тридцать, или всё тщетно. Такие идеи нужно чередовать с чем-то приятным, поэтому ночами Тэхён смотрит на второй ярус кровати над собой, на голую стену, дверь, воображая о своём. Он перебирает в памяти лучшие и иногда не очень моменты, ныряя в них, проецируя в темноту. Спасает его от угасания Чонгук, которого всегда можно держать рядом — в подсознании. Как никогда брюнет счастлив, что так много уделял внимания запоминанию мелочей в его лице и теле, характере, привычках, разговорах, движениях. Он почти молится неизвестно кому, лишь бы голос не забыть. Такой яркий, глубокий, иногда грубоватый от природы, тягучий. За смех он точно готов отдать все свои деньги, лотус и что потребуется. Тэхён всегда ценил его, ценит и будет ценить. Он отдаёт должное его стилю, в котором чёрный цвет владел преимуществом, а объёмная одежда мешковато струилась, повинуясь каждому движению. Он полюбил живые глаза, сильные руки, внимательность, лёгкую улыбку на мягких губах, естественность, его страсть к музыке и подвижному образу времяпрепровождения, о чём узнал совсем недавно, да даже манеру вождения. И хочется ещё море всего узнать и подметить, только сейчас это вышло в ряд мечт, как и прикоснуться, втянуть носом запах, полный свежести, обнять, поговорить в любой момент. Вытягивая его образ из себя, он утыкается в подушку, накрываясь одеялом, и во мраке сомкнутых век возвращается в их внезапную встречу на гонке Юнги, на крышу, в собственную квартиру. Только к Чону, никуда больше. Исключительно такая одержимость его устраивает. Как он вообще понял, что неравнодушен к Чонгуку, и из-за чего? Он уже не раз спрашивал себя. На такие вопросы вообще можно найти ответ? Если так подумать, то в тот первый вечер они толком не пообщались, но Тэхён явно почувствовал что-то. Его заинтересовала непредвзятость, манера общения, которая была немного странной, порождающей новые вопросы. Чонгук почему-то как-то невзначай и совсем незаметно встал на защиту брюнета, ловко отвадив компанию недоброжелателей, даже не обратил своего внимания на вбросы о том, что тот кого-то убил, да и вдобавок кидал фразы, только больше подогревающие влечение. У них были шансы и время думать о том, насколько их связь нормальна, чтобы решить идти ли им вместе. Пока они не поцеловали друг друга, Чон просто любопытным натуралистом шагал наугад, позволяя всему происходить так, а Ким только сейчас удивляется его сущности. Когда Тэхён хотел помочь парню, ещё не зная того, то просто думал о желании сделать хоть что-то хорошее, но никак не о том, что в итоге в ком-то обретёт счастье, покой и одновременно с тем приятное волнение. Шумный выдох вырывается из груди, заставляя шумом своим одного из соседов перевернуться на другой бок. Растирая уставшие глаза, брюнет ещё больше осознаёт, что скучает. По Чонгуку, жизни, адреналину, скорости своего авто, брату и другу, всему из этого вытекающему. Время от такого не вылечит, потому что и через неделю он будет солидарен с собой из прошлого, и через месяц.

•

month

Раннее утро. Свежее, с чистым небом и более ощутимой прохладой, чем ранее. Почти морозно. Снег, выпавший тонким слоем в середине декабря, к концу месяца уже исчерпал себя. Скоро и день рождения, в котором смысла сейчас особо нет. Высокий бетонный забор по периметру главного здания места отбывания заключения немного портит вид на яркую синеву над головой, но Тэхён начинает привыкать, сильно не критикуя. Пока ещё на территории стоит тишина — мало кто проснулся, а время пребывания в царстве Морфея здесь ценно. Такой устой для тех, кого не мучают странные кошмары, а вот заключённый 200901 снова погряз в ночных ужасах, испытывающих на самопреданность и прочность своей изуродованной искаженностью. О спасительных таблетках Ким даже не думает, поэтому старается без острой надобности глубоко в сон не погружаться, а поверхностно дремать при возможности. Крепкий чай его от вялости не спасает, поэтому на днях он попробовал кофе, эффект которого ощутил, но так любви своих друзей и Чонгука к нему не понял. Вот о таком ему теперь приходится рассуждать. О способах сохранения бодрости для исполнения своего наказания — работы с деревом, скалачивания предметов мебели, их шлифовке, покраске, лакировке. Тэхён, безусловно, не устаёт думать о Чонгуке почти ежеминутно тоже, потому что этот парень — постоянно прослеживающийся в его мыслях лейтмотив. Он тот, из-за кого сердце продолжает и замирать, и ускоряться бешено, и сжиматься. Так он чувствует себя живым благодаря его мнимому присутствию. Приходится снова и снова прокручивать в голове каждый совместный момент, которых оказывается на деле не так много, как хотелось бы, чтобы окунуться в них и задохнуться, впустив в себя только это счастье, по-детски абстрагировавшись от реальности. Вспоминается их первое совместное пробуждение, когда Ким буквально из ничего пытался соорудить что-то похожее на перекус, проснувшись первым. А со спины к нему подошёл Чонгук, погрузив в самые лучшие в Мире объятия. Тогда Тэхён и почувствовал защищенность, единство, поддержку, важность этого человека, его незаменимость. Тепло Чона служило чем-то вспомогательным, а теперь эти отпечатки прошлого, которым Тэ старается не дать остыть, позволяют не сокрушиться в пыль. Стоя у стены, он фантомно чувствует безапелляционный и уверенный поцелуй в щеку, слабо улыбаясь и покручивая в пальцах сигарету с дешевым табаком и в скверной бело-серой бумаге. Зато хоть что-то. Его роба мешковато висит на нём, не давая возможности заприметить на себе остатки ещё не иссохших мышц. Надо бы взять в ежедневный план действий хоть полчаса на физические упражнения, иначе совсем потеряет вид к моменту выхода отсюда. Он, как и большинство его «товарищей», ждет этого дня X, хотя иногда кажется, что он не наступит, всё это его личный ад, где день за днём одно и то же. Но он перетерпит, чтобы вернуться к тем, кто его ждет. Правда же? Так и пропитываясь никотином и давя из себя улыбку, он острым слухом разбирает неподалёку шаги по старенькому асфальту, на котором мелкие камешки гравия со звуком разлетаются или шуршат под чьей-то подошвой. Точнее, людей идёт несколько, и, кажется, целенаправленно. По расчётам брюнета сейчас уже должно быть около семи часов, всем следует уже быть в столовой или отправляться на завтрак, что и планировал он сам. Утреннее курение может занимать около пяти-семи минут, а завтрак, как и сон, тут ценят, и обычно за сигарету берутся после приёма пищи. Значит, эта группа здесь по душу Тэхёна, а не для ранней прогулки. Парень делает ещё затяжку, принимая одно из малочисленных наслаждений, и поворачивает голову в сторону приближающихся. Вид его, к слову, немного изменился. Киму слегка укоротили волосы, что его особо не устраивало, но разве это кого-то волнует? Нескольких сережек-колец в ушах теперь нет, как и на пальцах серебра. Из украшений только родинки и само лицо, немного сухое и желтоватое из-за отсутствия нормального ухода и использования третьесортного мыла. Даже свойственный ему запах духов улетучился после тщательного мытья под напором воды в общем душе. Он до сих пор помнит, как его привезли в участок и стали обыскивать, но он добросовестно сделал всё сам: достал из-за пояса пистолет, вынул из него магазин с какой-то грустью; выложил телефон, пачку с любимыми сигаретами, зажигалку; из заднего кармана белых брюк неожиданно для себя извлёк несколько пуль, пытаясь сдержать улыбку. В его сумке помимо ножа ничего не нашли, а от телефона Соны он избавился и подавно. Свою оснащенность оружием он объяснил своим бизнесом, но это ему не помогло, потому что его сразу обратно заковали в наручники, назвав ненормальным. Но сейчас в месте заключения он чувствует себя более обычным, чем другие, потому что здесь достаточно представителей разных слоёв общества, уровня образования, духовного и нравственного развития, чтобы была возможность сравнивать и сопоставить своё поведение, которое, к слову, самое покорное и прилежное. Компания, идущая к нему, состоит из четырёх человек, что не успокаивает. Всех из них он уже видел, но близко лично судьба не сводила. Игры в социальную иерархию его не интересуют, а один из надвигающихся парней стоит почти во главе такой цепочки. Или хочет делать вид. Но вокруг него всегда кто-то есть, о чем-то с ним говорит, над чем-то смеется. Он как минимум не последний человек в этой квартетной экосистеме. И Тэхён совершенно не понимает, зачем эти накаченные и утыканные татуировками парни встали перед ним полукругом. Стараясь не подавать вида о своём замешательстве, он делает ещё одну затяжку, смотря на расстояние до фильтра, которого осталось не так уж много. Он выдыхает дым куда-то вбок и упирается взглядом в парня, вставшего ближе всего. Ему около тридцати, он чуть выше и с очень короткой стрижкой темно-коричневых волос «под горшок», раскосые и чуть прикрытые глаза, но очень резкие и сканирующие. Верхняя часть стандартной одежды повязана на талии, показав только чёрную майку. Особо подмечать крепкие руки и плечи Ким не хочет, но это очевидно. Чернила на груди видимой частью рисуют какую-то птицу, расправившую крылья. — Имя, — говорит тот, блеща ровным рядом зубов. Ким очень хочет не улыбаться, поэтому закусывает губы, сдерживая сотрясания грудной клетки. С этим парнем шутить нельзя, но… — Тэхён, — послушно отвечает он, вдыхая почти последнюю порцию никотина на утро, — курить предпочитаю в одиночестве, — брюнет выдыхает куда-то рядом с ним, но только для того, чтобы не разрывать зрительный контакт. Ему не нравится, когда к нему подходят и беспричинно требуют чего-то, в том числе нагло ставят перед фактом, приказывая командой «имя». — Ну-ка, ещё раз, что ты предпочитаешь делать в одиночестве? — переспрашивает тот же, сводя густые брови. Можно только диву даваться с этого персонажа. Он, вроде, не глухой и молод, а строит из себя душного старика. Повторять сказанное Ким не будет. — За курение у нас платят, — вкрадчиво говорит другой. — Я поговорю, вам переведут деньги, — равнодушно кидает Тэхён. На его реплику гортанно смеются все. Расходиться они явно не собираются. — Ну, Тэхён, — неожиданно произносит тот, кто вначале первым с ним заговорил, — тебе привет от Сонхвы. Помнишь такую? Он в памяти видит короткий отрывок со встречи начинающих предпринимателей, вспоминает свою речь, где ту самую девушку унизил, рассказав правду о том, как та сколотила состояние на смерти убийстве дяди. Прошло уже около двух месяцев с того удивительного дня, как он с Чонгуком познакомился лично, и не важно, что срок относительно небольшой. — Как её забыть, — равнодушно на выдохе одними губами. Он даже догадываться не хочет, как всё привело к данной ситуации, для чего девчонка вышла на него, почему эти мужчины выступили в роли доносчиков приветов от сомнительных личностей. Хоть Тэхён и сам такой же в каком-то смысле, но всё же. — Хочешь как-то перед ней извиниться, пока у тебя есть возможность смягчить последствия? — спрашивает кто-то другой, но Ким не смотрит на него. Он уставился куда-то в одну точку, прикидывая, что четыре человека против одного — очень весело и относительно безвыходно. Всем тут на него наплевать, даже охранникам, поэтому у Тэхёна есть только он сам. — Да ты угараешь, — истерично смеется брюнет, облизывая губы после. Он даже стараться контролировать себя не хочет, искать более уместных слов, а уж тем более стелиться под кого-то, пусть это хоть как-то бы ему помогло. Он соблюдает местные правила, никому не мешает, тихо курсирует по дням, но принципы… это другое, хоть иногда и вредящее. — Знаете, идите-ка вы все на… Закончить он не успевает, как и докурить. Ему дают кулаком в челюсть, отчего в глазах темнеет, но на ногах устоять хочется, чтобы проверить, сколько он сможет выдержать, а догадок нет, потому что не было такого опыта. Ещё его награждают хорошим ударом в живот, припечатывая в прохладный бетон спиной. Но нападки неожиданно прекращаются. Немного сморщившись и проморгавшись, Тэхён поднимает глаза, видя перед собой всё того же парня с тату на груди. Щеку нещадно печёт, словно там развели локальный костер или поместили один круг ада, где пожарче. С последствиями второго воздействия всё немного легче — он успел выдохнуть и напрячь мышцы пресса, который тут ему свою службу сослужил, поэтому боль пока можно игнорировать и вида не подавать для недопущения чужого удовольствия. Усмешка на чужом лице не раздражает, а вот собственная беспомощность — да. — Знаешь, назревает вывод о твоей неосмотрительной разговорчивости, — произносит мужчина в майке, подходит ближе и натиском всего предплечья прижимает верхнюю часть корпуса Тэхёна, фиксируя в неподвижное состояние. Между их лицами буквально двадцать сантиметров. — Подними его бычок, надеюсь он не потух, — кидает всё тот же одному своему помощнику. Его просьбу выполняют, и он зажимает в пальцах одной руки тлеющую сигарету, направленную точно на Кима. — Открой ротик, — вульгарно его просят, что только больше неприязни вызывает. Так хочется хорошенько врезать по противному лицу и не остановиться исключительно на этом. Наверное, это делать нецелесообразно, глупо, опрометчиво. Даже представить сложно, чем они смогут восполнить подобную вольность. И пока Тэхён расставляет для себя приоритеты, всё решают за него: — Держите его, чтоб не дёргался. Он не всесильный. Чьи-то пальцы вцепляются в плечи, а незнакомая рука с силой давит на челюсти, до боли впиваясь в мягкую кожу. Ощущается дежавю, потому что такой же насильный напор испытал Ким в свои восемнадцать, когда по его горлу спустились таблетки экстази. Но не сейчас следует задумываться о цикличности. Да даже нельзя понять, что нужно делать в такой ситуации, а что нет. Вот терпеть Тэхён умеет, только это сопоставимо с моральным унижением, что поселяет где-то внутри ростки ненависти и агрессии, которую можно выразить только взглядом, игнорируемым здесь каждым, если не поднятым на смех. Обветренные губы раскрываются, показывая четверым вид на розово-алую полость рта, пока глаза непроизвольно застилают веки. Незнакомые пальцы так и продолжают давить на лицо, не позволяя хоть немного контролировать мышцы. Не знать, что происходит, для Тэхёна худший кошмар, потому что даже подготовиться нельзя к последующим чужим нападкам, а только стараться не дёргаться от разных шорохов. И пока собственное дыхание не слушается, сбиваясь, мысли путаются, а горло пересыхает, его язык пронзает жгучая боль, заставляя издать что-то похожее на хрип или стон. Хочется кричать, но ему насильно давят снизу на подбородок, зубы с натиском находят друг на друга, дыхание носа перекрывают, а бычок постепенно тухнет во рту с характерным звуком. Всё это сопровождается острыми репликами в его адрес, но Тэхён не слышит. Он пытается открыть влажные глаза, встречаясь с ярким солнцем, и от него же прячет чувствительную радужку в прежней темноте. Его швыряют на землю, и можно успеть только выставить руки вперед, чтоб не разбить голову, но стереть ладони в кровь. Ким выплёвывает из себя окурок, давясь сухим кашлем, и проходится языком по зубам, морщась от неприятного чувства. Смахнуть с щеки незначительную слезу даётся легко, открыть, наконец, глаза — тоже, а вот разглядеть на повреждённой коже алые царапины с сочащейся жидкостью, которую он своими пальцами разнес по лицу, вытираясь, уже немного сложнее. Из-за того, что чувствует себя жалко. Топот шагов с болтовней отдаляется. Неровными порциями поступающий в легкие кислород и помогает, и причиняет дискомфорт. Несколько минут нужно посвятить тому, чтобы справиться с собой и немного расправить спину в сидячем положении. Щека уже не так сильно волнует, как бесит запах изо рта и острая боль повреждённой слизистой оболочки. Глядя на бывшую в употреблении сигарету, Тэхён скупо усмехается и стряхивает с пораненных ладоней мелкие камешки. — Вот тебе и завтрак, — ведя бровью, произносит он и поднимается с холодного асфальта.

•

Two and a half months

Намджун приходит уже во второй раз за пару месяцев, изучающе глядя на Тэхёна сквозь разделительное стекло. С каждым новым посещением он всё тщательнее просматривает своего брата на наличие изменений. Только взгляд карих глаз остается таким же спокойным, немного усталым, но сияющим от встречи с близким человеком. Он стал голодным по людям, отчего цепляется за каждую эмоцию, слово, движение. — И не говори опять, что тебе здесь нормально, дурак, — укоризненно упрекает старший, хмурясь. — Почему так сложно перевестись в другую колонию, где условия получше. Просто поставь роспись на подготовленных документах. Знаешь же, что многие политики, директора, известные личности позволяют себе такое, не теснясь со всякими… ну ты понял, — сопровождается это яркой жестикуляцией. Тэхён смеётся, показывая улыбку, какой сиял в детстве. Особенная, широкая, напоминающая коробку. Такое сравнение вполне подходит, ведь точнее некуда. — Я уже привык, — сдержанно отвечает брюнет, сохраняя позу со скрещенными руками на груди. — Больше свободы мне не дадут, только комфорт. А он ни к чему. — Как же бесишь, — фыркает собеседник, откидывая белую чёлку. — Почему против того, чтобы Чонгук здесь чаще появлялся? У тебя вокруг сомнительные компании, а от лучшего ты отказываешься. Тэхён щурится и поджимает губы. — А чего это вы так сдружились, что ты за него просишь? — с подозрением говорит он. — Да и что он тут забыл? Ты мне родственник, поэтому на подсознательном уровне мне не жалко портить твой день приходом сюда, а Чонгуку… — Ким отводит глаза, произнося заветное имя, которое только в голове неозвученно крутились всё время. Он чувствует себя наркоманом, наслаждаясь даже малой долей. — Чонгук может и поменьше такого опыта пережить. — Ты печешься о здоровом мужике, который страх внушает побольше твоего, Тэ, ты в курсе? — насмешливо произносит блондин, получая удовольствие от выражения на лице напротив. — Он страх внушает? — удивлённо переспрашивает младший, вспоминая добрые глаза и нежность в терзающих душу касаниях, срок годности которых вечен. — Чонгук, что ли, пока я тут сижу, гоняет на байке в кожаной одежде и тычет во всех ружьём по любому поводу? — Эх, Тэхён, ты такой… — тянет Джун, разочарованно качая головой. Сильные чувства отбивают напрочь сообразительность и ясность восприятия? — Ну давай, оскорби брата, — выпрашивают у него продолжение. — Идиот, — по буквам говорит Нам. — Влюблённый и слепой. — Не слепой я! — Проехали, — пыхтит пришедший, осматриваясь. Все никак привыкнуть не может, что это место органично вошло в жизнь брюнета на какой-то срок, а поэтому и самому приходится мириться с тюремной атмосферой. — Так и тихонько хнычешь над его письмами, да? — Намджун! — вскрикивает младший, сразу извиняясь за шум у смотрителя, который секунду назад прыснул в кулак от короткой перепалки. — Не развожу я сопли, за кого ты меня принимаешь. — За человека, — пожимает плечами тот. — Я принёс ещё одно, тебе его после встречи отдадут. Гримаса на родном лице сменяется на удивленную, невинную и одновременно очень подозрительную. — Так! Пока! Приходи через месяц, приятно было повидаться, — качественно отыгрывает Тэхён, почти вставая с места. — А оно длинное? — невзначай интересуется он, приземляясь обратно. — Господи, почему у нас не разрешены однополые браки. Был бы он твоим мужем, проблем со свиданиями по несколько часов не было бы, а мне не пришлось бы в таком случае терпеть тебя с твоими вопросами… — Я тебе доверяю свои переживания, а ты! Намджун улыбается, смотря на брата и в глубине радуясь за яркое проявление эмоций. Таким Тэхён почти не бывал, а сейчас старается всё накопленное отдать, да побольше, чтобы не жалеть, что недосказал. — Мне кажется… или я вижу седину в твоей шевелюре? — специально переводит тему Намджун, приглядываясь. — Да, я видел несколько белых волос, — кивает заключённый. — Я шутил вообще-то, — удивлённо отвечает Нам, предлагая: — Тебе краску купить? — Иди уже отсюда, — ворчит Тэхён, проводя тонкими пальцами несколько раз по волосам. Те же начинают отрастать, и парень почти борется с местным парикмахером за то, чтобы спасти длину. Конечно же, Намджун не уходит. Ему разрешено быть здесь еще как минимум час, поэтому они продолжают разговоры, облегчающие душу, снижающие накопленный стресс, но не обещающие его сразу же после расставания вновь не восполнить. Никогда не знаешь, что в итоге откроет внутри появившийся гость. Разойдясь с братом, Тэхён не сдерживает скорости шагов, пролетая коридоры в желании встретиться с одним из главных сотрудников для принятия очень важного и долгожданного — письма, которое здесь таким красивым словом, увы, не называют. Забирая из шершавых рук своё, Тэхён уединяется в небольшой библиотеке, рассматривая на ходу угловатый почерк на конверте. Коллекция из шести сообщений лежит в тумбочке, а сегодня добавится седьмое. Пристраиваясь на скамейке между двумя высокими стеллажами, он с привычной на такое реакцией в виде замирания сердца освобождает два листа формата А4, исписанные целиком и полностью. Ким откидывается назад, поднимая голову вверх, ждёт, пока улыбка сойдёт с лица, непроизвольно сжимая в руках бумагу. А когда глаза уже возвращаются к тексту, губы вновь неизбежно растягиваются, за что хочется в шутку себя ругать. «Привет, Тэхён! Твой брат дал мне только полчаса на то, чтобы я хоть что-то тебе написал. Он пришёл ко мне в номер, сказал, что сейчас поедет к тебе. Поэтому ты получишь письмо сегодня, свежее, непродуманное, немного легкомысленное, если я вдруг не решусь загрузить тебя чем-то тяжёлым и ненужным… Ким признаётся, что готов читать что угодно, написанное им. Лучше, конечно, послушать бы голос, но его можно воспроизвести в голове самому. Только бы хоть что-то… …Отца уже отправили благополучно домой, над ним там порхает мама, а я приезжаю в Пусан на выходные. Планирую цветочный продать, но пока не уверен. Хочется сделать что-то масштабное. С отеля так и не съехал, но выбираю квартиру. Юнги, как узнал, сразу отдал ключи от твоей… — Правильно… — соглашается Тэхён. …поэтому я проведал один единственный папоротник (он жив), поглядел на твою машину и поехал к себе. Жёлтый лотус на парковке как будто спит, его ещё пыль атаковала, я эту проблему решу. Не остался я по простой причине — что мне делать у тебя дома без тебя? Питаться духами от ив сен лоран, да? И смотреть на всё такой же пустой холодильник, потому что и с хозяином дома, и без него там максимум умирающий помидор и бутылка воды. Отстой, Тэхён. Надеюсь, что когда ты выйдешь, то хоть будешь ценить продукты. И машину помоешь, на полках пыль протрешь, потому что сейчас это делает Юнги. Ты удивлён? Я тоже… Тэхён на секунду задумывается, об одном и том же человеке они ли говорят, называя того Мин Юнги. Потому что когда тот приходил три недели назад, то только смешил Кима своей серьёзностью и недовольным лицом, рассказывая об усталости от поездок с Чимином и Хосоком по мебельным магазинам для выбора чего-нибудь в интерьер. Это продолжается до сих пор, только теперь Пак тоже взял квартиру недалеко от Хосока, поэтому с обустройством проблем в два раза больше. А зачем им всем нужен красноволосый, ответ никто не находит. Поэтому смешные жалобы только в удовольствие слушать от негодующего друга, который на самом деле в глубине души очень даже непротив шляться с пусанскими. Связей никто не оборвал после их преступления, что удивляло первое время, но сейчас об этом никто не думает. Видимо, такие вещи либо губят отношения, либо делают из них что-то лучшее после разговоров, рождённых из ничего, из алкоголя или из совместно выкуренной в ночи пачки и тому подобном. У всех свои методы. …Теперь развлекаю себя бегом по утрам и вечерам, а днём работаю, разбирая заказы, строча поставщикам, уточняя нужную информацию у заказчиков. Мне нравится, Тэхён, это так отвлекает и нагружает совсем другим. Я смотрю на небольшой список дел на день, вижу там слово «работа» или «магазин» и чувствую, что в этом есть стабильность. И даже не хочу думать о том, нужна ли она мне по-настоящему. Пока я могу так жить до твоего возвращения, я буду. Потом бы заменил каждый пункт на тебя, если честно. Но кому-то нужно обеспечивать семью. Кхм, я забегаю вперёд, да?.. — Нет. Тэхёну приходится перевести дыхание и прикрыть глаза. Он знает, что сдерживаться плохо, но разреветься прямо сейчас — слишком слащаво. …Ты писал, что тебе интересно узнать больше о том, чем я занимаюсь, как провожу время. Если честно, кроме вылазок с Хосоком и Чимином, редких встреч с твоим братом и каких-то бытовых и повседневных вещей, больше ничего нет. Правда, тебе может показаться, что это не так уж оживлённо и разнообразно, но нет. Мне достаточно. Чувствую, ум слишком нетерпелив, потому что даже сейчас, пока я пишу это, моя голова занята воображением тебя и нашей встречи. Кстати, ты мне снишься, и как же хорошо, что никогда не узнаешь, насколько часто. Но сны заканчиваются, когда просыпаешься, поэтому рядом тебя не нахожу, а обвинить в этом некого. Тяжело тебе такое читать, ведь это только давит на больное. Просить прощения не буду, ладно?.. Про себя Ким отвечает и колкостью, и терпеливым «окей». …В ответном письме ты говорил, что у тебя нейтральные отношения со своими сокамерниками, соседями. Если это правда, то я рад, если ты что-то утаиваешь, то это твоё дело. Но знаешь же, что хочется слышать правду. Кстати, надеюсь ты сам съел всю еду, которую мы отправили тебе на день рождения, а если кто-то посмел помешать тебе в этом, просто напиши мне его имя или номер, я с ним разберусь на расстоянии. Не пугает, да? А тебя и не должно. Ладно, чего это я, а то заподозришь меня ещё в чём-нибудь. Мне оно не надо. Тебя до сих пор одолевают кошмары? Я ведь помню, что ты очень долго от них страдал, а при стрессе всё может и обостриться. И не говори, что у тебя нет стресса, и ты там рыба в воде. Тебе, кстати, Намджун там гадостей про меня не наговорил? Если наговорил, то не верь ему, это всё его больная фантазия. Он просто скучает по тебе, как и все остальные. Даже Чимин. Меня уже пинает твой родственничек, поэтому я сворачиваюсь. Хорошо ешь и следи за здоровьем, Тэхён. Я постараюсь добиться встречи в ближайшие недели, поэтому будь готов. Не планирую говорить, что люблю тебя, ладно? Знаешь, как я устал читать это слово от тебя на бумаге? Утомительно… Черт, я написал, что люблю тебя. И опять. Это безумие. Неувядающее и очаровательное. Безмерно, бесконечно, беспрерывно, Тэ. Не прощаюсь Чон Чонгук» Несколькими словами Тэхён не в силах описать свои эмоции. Он прижимает листы с морем букв к своей груди и не знает, куда деться. Если раньше парень думал, что свобода далека от него, то сейчас часть той самой свободы в его руках. Немного волнующая, греющая душу, одновременно со всем дарующая спокойствие и силу. Когда-то он справлялся один, заперевшись в своём доме от людей, чужих разговоров, городского шума, новостей. Сейчас он смог бы дождаться дня смены робы на гражданскую одежду и без поддержки Чонгука, потому что не каждого из тюрьмы ждёт хоть кто-нибудь, а характер Тэхёна смог бы позволить себе не зависеть ни от кого и ни от чего, просто отбыть срок в это месте, развивая в себе пустоту и равнодушие. Но когда ту самую пустоту заполняют другие люди, от одной мысли о которых становится лучше, всё меньше хочется возвращаться к прошлому себе, отвергавшему понятие «человеку нужен человек». — Это слабость?.. Себе же парень отвечает на это уверенным «нет».

•

Чонгук приходит к Тэхёну в феврале и в начале марта. Третьего числа каким-то невероятным способом и образом Чон урывает единственное длинное свидание, которое позволено при содержании заключённого в условиях строгого режима. Их встреча в отдельной комнате, где нет разделяющего стекла и лишнего контроля, становится отдушиной. Для Кима пришедший и вправду в чём-то изменился. Взгляд. Пусть он такой же добрый, живой и открытый, но теперь более спокойный, по-особенному уверенный, наблюдающий и с огромной концентрацией чувств, благодаря которым Чон сияет. А ещё в его объятиях он чувствовал себя слишком необычно, словно в этих руках прибавилось силы. Было что-то ещё, что стоило заметить, но Тэхён всё не мог выделить то самое ярко бросающееся. Разговорам не было конца. Мозг Кима никогда так не работал, потому что старался запомнить абсолютно всё: движения, мимику, жесты, интонации, дыхание, информацию, атмосферу. А последнюю, казалось, в месте заключения особо исправить нельзя, но Чон даже такое убеждение разрушил. — …Ипотеку придумали, чтобы люди создавали семьи, потому что в одиночку выплачивать половину зарплаты — сущий ад, я клянусь, — с насмешкой рассказывает о постепенном приобретении квартиры Чонгук. — Это ещё мне везёт, что общественность привлекают красивые вещи и эстетика, у нас хороший маркетолог и дизайнер, поэтому бизнес стабильно прогрессирует, а вот насчёт других… С твоим оружейный магазином, кстати, всё хорошо. Сидя на стуле в помещении с пошарпанными стенами, Чонгук сосредотачивается только на брюнете и их общении. Чон до мурашек естественный, лёгкий, и Тэхён просто зависает, открываясь книжкой, на которую можно смотреть и ясно видеть нежное, тонкое, цепкое влечение. Его понятия «влюбленность» или «любовь» совершенно никак достаточно верно не опишут. Первое такое ласковое и осторожное, а второе серьезное и громоподобное. Оба наполнены смыслом, который Тэхён понимает и разделяет, но как же хочется, чтобы для них создали отдельный термин или целую концепцию, подвижную, непостижимую для других, исключительную, особенную. — Не понимаю, зачем тебе квартира, если в итоге… — полной уверенности в том, что собственные слова примут, у Тэхёна нет, но он всё же говорит: — …мы съедемся. Лицо Чонгука теперь видится каким-то благородным и взрослым. Он глубоко вздыхает, опуская взгляд на пол, и проходится розовым языком по губам, от чего ресницы трепещут, словно первый раз пересеклись. Оба достаточно непредсказуемы, всегда чувствуют какую-то развязку, где чужой манёвр по желанию или без проникнет в самую глубь, увлекая за собой в водоворот. — Нам нужен хотя бы короткий период, в котором я бы недвусмысленно подвозил тебя до дома, не заходя и мечтая о следующей безгрешной встрече, если ты понимаешь, о чём я, — Чон ведёт бровью, поднимая кофейные глаза. — Я бы, в случае занятости, заказывал бы тебе с доставщиком завтрак под дверь, а ты в свою очередь вечером мне курочку адресовал в знак симпатии. Мы бы ходили друг к другу в гости, обсуждали кино, работу, последние новости, готовили ужин, а потом бы с грустью расставались, ожидая следующего дня. Слишком постепенно? Некоторые моменты я упускаю, но это уже по большому желанию осуществить можно. Видишь диковинную романтику? У них такого было маловато, если вообще они нуждаются в подобном. Тэхён отворачивается от него, стараясь не улыбаться, поджимает губы и тихо сглатывает. — Да, определённо, — отвечает он. — Так и будет. Минимум два месяца невинных прогулок и посиделок. Касания запрещены, дистанция полтора метра, так? — Именно. Ещё ему согласно мычат, находясь в неразрывном контакте. Тэхён совершенно не обращает своего внимания на то, как Чон толкает язык за щеку и начинает нервно мотать одной ногой, которая закинута на другую. Даже если они и голодны, то в этот день, кроме редкого удовольствия дотронуться, они себе почти ничего не позволяют, хотя имею полное право. — Ещё надо будет определиться с новым дизайном в квартире, которая будет у нас когда-нибудь, — вдруг загорается Тэхён, возвращаясь к идее съехаться или переехать. — Ты пока можешь искать варианты, которые нравятся тебе, а потом по мере возможностей мы выберем вместе что-то, что понравится нам обоим. Пусть ты пока будешь занят своим жилищем, но можно и заранее такое обдумать… Эту идею Чон активно поддерживает, принимаясь за обсуждение стилей, цветовой гаммы, каких-то акцентов. Они даже раздумывают о районе, который можно выбрать для их нового места, планируемого на неопределённое, но обозримое будущее. Говорить друзьям об этом пара не планирует, потому что тогда от наплыва советов не отобьёшься, и по магазинам тоже вместе придётся ходить. А хочется вдвоём. И почему-то после ухода парня Тэхён решает на следующий день добавить на свою кожу чернил. Тюремная татуировка, как явление, его особо не привлекала, но сердце просило сделать хоть что-то со своей внешней оболочкой. Скорее всего, это тот самый психологический закон, при котором внутренние изменения хочется отразить на себе визуально. Конкретные перемены Тэхён для себя не определил, но, зайдя в комнату локального татуировщика, давать заднюю даже подсознательно не появлялось и мысли. Хотя были причины — с художником живёт загадочный заключенный — местный негласный управитель. О нём Ким узнал только через месяц со дня заключения, потому что того не устраивают любые беспорядки, а те четверо парней, позабавившихся с Тэхёном, были их творцами. После очередной выходки тот провёл с ними какие-то особенные беседы, позже компанию разделили уже сами надзиратели, посадив в одиночные камеры, а через ещё пару недель того, кто увидел в Тэхёне пепельницу, перевели в другую колонию. Были мысли, что это не совпадение, но думать об этом не хотелось. Да и такая помощь была оказана не одному Тэхёну, значит последний не такой уж особенный. Местный босс кидает на вошедшего короткий взгляд, а потом возвращает его книге. Здесь пахнет табаком, немного дешёвыми духами и какими-то пряностями. Убранство получше, чем в других камерах, тумбочки больше, на них высятся стопки литературы, есть небольшой стол, на котором лежит машинка, заправленная краской, какой-то альбом, прочие вещи, Кима не интересующие. Татуировщик указывает брюнету на табуретку, сам ходит по помещению, собирая нужные предметы, лишнего много не говорит. Гостя даже консультируют, выслушивая пожелания, от которых и будет выстраиваться работа. В итоге зоной для минималистичного рисунка выбирается торс, и Тэхёна перенаправляют с сидящего положения на кровать. Когда он снимает футболку, третий и незаинтересованный в происходящем персонаж почему-то хмыкает. Ким украдкой на него кидает взор, ловя чужие черные глаза. Их цвет только углубляется из-за татуировок на шее, руках и черепе, которые просматриваются через коротко стриженные волосы. Долго им друг на друга пялиться не удаётся, потому что Тэхёна возвращает к моменту жужжание аппарата, а потом и настигающее покалывание, схожее с внезапными укусами или своеобразными ожогами. Ощущения меняются по всему пути, который преодолевает игла, причиняя сладостную и тягучую боль с дискомфортом в районе груди и шеи, и не так чувствуется она на животе и в районе чуть ниже. Весь сеанс занимает у них где-то около часа, за который брюнет успел вообразить себя в пекле и научиться получать от такого что-то приятное. Выслушивая рекомендации, Тэхён смотрит в небольшое зеркало, отходя подальше и изучая нечто новое в себе. Прямая и узкая чёрная полоса идёт от щитовидной железы, скользит по грудной кости, уходит в ложбинку вырисовывающегося пресса, убегая дальше, и скрывается под кромкой штанов. Не ища ответов на вопросы «зачем?», «почему?», «смысл?», Ким устало улыбается, понимая, что доволен итогом, ведь сделал именно то, что хотел. Задерживаться надолго здесь он смысла не видит, поэтому скоро одевается, не позволяя себе дольше пялиться на результат. Он отплачивает двумя пачками сигарет, упаковкой рамёна и несколькими коробочками чипсов из водорослей. После ещё одной благодарности и прощания, он слышит неожиданный голос у самой двери: — Через два дня в десять часов приходи в спортзал. Хорошей татуировке — хорошее тело. Какой бы не была степень согласия с чужим мнением, Тэхён принял предложение и через пару дней перед отбоем явился на оговоренное место. Почему к нему проявили интерес, объяснили следующим образом: «Ты тихий, спокойный, даже если говоришь тут, то по надобности. Ни к кому в дела не лезешь, ожидая своего выхода отсюда. Глаза умные, пытливые. Наверное, некоторые люди тебе слишком доверяли, не так ли?.. Нас это не касается, но если мы видим неплохого человека, можем помочь простым присутствием, как и ты нам…». Им было в развлечение общаться с персонажем, в голове которого острый ум и нестандартное мышление, частично непредсказуемое и сомнительное, а Тэхён просто получил мнимую иллюзию интереса и новые связи. Так или иначе, будни выходили хоть немного разнообразнее.

•

five months

Нетрудно догадаться, что именно за тобой приглядывают, когда на протяжении всех недель и месяцев невзначай замечаешь на себе лишние и не такие, как для других нарушителей, взгляды охранников и надзирателей, ощущаешь странную опеку от медперсонала, но всё это, к счастью, границ не переходит, и другие этого не видят. Никто за Тэхёном не бегает, в сложных ситуациях не помогает, конфликты за него не улаживает. Но чувствуется какое-то дополнительное присутствие в жизни. Только чьё — другой вопрос. Ким думал на отца, но тот приходил к нему лишь однажды и сейчас регулярно звонит по стационарному телефону, а на прямой упрёк в слежке только говорит, что парню, возраст которого перевалил за вторую половину третьего десятка, подмога ни к чему при его удивительных нераскрытых деяниях и при таком характере и нраве. Под сомнением Хенджун всё равно остался, но помимо него в подозреваемых были Намджун и Юнги. Только первый и так слишком часто появляется на свиданиях, а Тэхён от него ничего не утаивал, тогда скромный контроль не в его стиле. А байкер же не такой человек. Навряд ли ему нужно следить за своим другом так тщательно, потому что даже в детстве старший учил Кима самостоятельно разбираться в проблемах, да и сам не лез, пока брюнет не говорил о такой надобности, а он этого и не делал. — Тогда?.. — тихо в рассуждениях шепчет Тэхён в опустевшем душе, придя к самому странному выводу из всего дня, занятого подобными раздумьями за работой по скалачиванию деталей для будущей мебели. — …Нет, навряд ли же Чонгук быть причастным?.. И почему-то Тэхён улыбается, проводя мокрой рукой по влажным волосам, вода с которых с большей силой и обилием катится по лицу и застилает глаза. Ему не так важно, являются ли его догадки правдой или нет. Но почему-то, если бы это и вправду был Чон, брюнету это бы польстило. Дыхание почему-то спирает, внутри всё оживает и закипает, не утухая даже под контрастными холодными струями. Ногти с силой проходятся по восприимчивой коже на рёбрах, оставляя после себя красные следы. Запах затхлости, тяжёлой влажности и мыла не мешает изолироваться от этого помещения с потрескавшейся плиткой на полу, плесенью на сантехнике и скудным освещением. Сейчас, по картинкам в голове, он дома, вокруг аквамариновый кафель, всё аккуратно, напор воды постоянный, людей лишних нет, витает аромат приятного геля для душа. Опять иллюзия. Периодически в животе у Тэхёна завязывается тугой узел, спирает дыхание и слишком часто начинает биться сердце, когда он понимает, что скоро покинет эти стены, этих заключённых и вернётся домой, а там и до скорой встречи с Чонгуком недалеко. Осталось совсем недолго, и то, что уже полгода тлеет, прекрасным образом снова испустит огонь.

•

five and s half months

— Сделайте так, чтобы с него сняли обвинения, — почти вежливо распоряжается звучный мужской голос по телефону. — Но это же бессмысленно! — отзываются на другом конце. — Он уже почти отбыл срок до условно-досрочного, а для него не будет иметь значения судимость. Ким Тэхён не тот человек, которому это выступит проблемой. — Ваша задача сделать так, чтобы ответственность за укрывательство приняло иной вид. — Я не понимаю… — Тэхён просто помог человеку в трудной жизненной ситуации, приютив того, — быстро перебивают служителя закона. — Но ещё и ношение оружия на территории государства, господин!.. — Просто вышлите два счета: один за уплату штрафа, другой ваш расчётный. — Но всё контролируют, это непозволительно. Предлагающий взятку тихо смеётся и говорит: — Дак вам же не впервой, придумайте что-нибудь. Могу и наличными при очной встрече отдать. — Я постараюсь что-нибудь сделать, господин… Вот так разговор между заинтересованными лицами себя исчерпывает, завершаясь гудками. — Коррупция такая неоднозначная, — тихо раздаётся в салоне авто.

•

Рядом с чёрным ниссаном тормозит мерседес, спуская окно. Чонгук следует тому же примеру, впуская полуночный, по-летнему тёплый парковочный воздух с привкусом загазованности. Вокруг больше никого, только несколько лишённых энергии машин. — Долго ломался? — спрашивает Намджун с лёгкой улыбкой. — Был бы ещё точный промежуток времени, определяющий, долго человек сопротивляется или нет, — хмыкает Чон, пожимая плечами. — Но мне хватило четырёх минут. Экран телефона загорается, сообщая о приходе СМС, и Чонгук вновь заговаривает: — Он правда скинул мне номер своего счёта и чек на оплату штрафа. Но сумму не указал, — брюнет только глубоко вздыхает, качая головой. — И сколько? Пять миллионов вон? Двадцать? Может выбить им нового управляющего, которому правила важнее денег… — Ну Чонгук, — ворчит Джун. — Нам только радоваться остается, что Тэхён скоро выйдет. — Ещё пару недель, — соглашается Чон. — Если не раньше. Куда поедем? Я голоден из-за тебя, между прочим. Весь день с бумажками по твоему офису возился. За последние месяцы почти никаких активностей… — тот с искусственной грустью поджимает губы. — Вот то, что ты теперь не берешься лично за дела, вообще не моя вина. И подобным образом манипулировать мной и звать на убийство не надо, — незло отбивается Чонгук, поправляя рукава черной водолазки. — Когда будет стоящее дело, я сам предложу помощь. Сейчас я больше бизнесмен, а не убийца. — А я убийца, а не бизнесмен, — отвечает Ким. — Хотя, конечно, можно и поспорить, ведь я делаю деньги на чужой смерти… Но я что-то заговорился, — неловко тянет улыбку старший. — Тогда самое время поесть, — Чон кивает на дорогу. — Я угощаю, поехали до ближайшего кафе. — До ресторана, — поправляет Намджун. Чонгук только соглашается с мягкой улыбкой на лице. Убирает он её только дома, когда закрывает дверь и ложится на кровать, стягивая с себя одежду. Это ежедневный ритуал. Он не делает вид, что ему приятно общаться с людьми или у него нет проблем в повседневности. Назвать это вежливостью или маскировкой тоже неправильно. Один на один с собой он доверяется внутреннему хаосу, а когда есть кто-то рядом, то тот же внутренний беспорядок подсказывает, что нужно довериться моменту и дать чему-то хорошему выйти на свет, даже тем самым эмоциям. Ему немного сложно определить, находится ли он все эти месяцы в прострации, забывая произошедшее вчера, или с каждым новым днём просто переходит дальше и дальше — продвигается к свободе близкого человека, стараясь одновременно с этим сформироваться в кого-то стоящего в своих же глазах в первую очередь. Достаточно времени, отделенного от подобных трудов, было проведено исключительно в компании иссиня-черного неба и себя, принимая это за одну из самых приятных партий и разбирая приевшуюся за дни и недели реальность. Никаких посторонних — ты, темнота и мысли о том, что же будет дальше. Это вечная интрига, в исход которой можно только вкладываться и не видеть тому конца. Расти и расти, мыслить и мыслить, создавать и создавать. Ежедневно люди последовательно и целенаправленно реконструируют себя. Что было год, месяц назад — неважно. Есть здесь и сейчас, в которых можно двигаться. Это касается и Чонгука, и Тэхёна, и других.