***
Мицуя прибыл ровно через десять минут: Хара постоянно поглядывала на часы. С кучей пластырей на лице и бордовыми костяшками, на которых ободранная кожа покрылась темно-коричневой тонкой коркой. Он знал, что она увидела, но все равно натянул рукава кофты на кисти. — Капюшон еще, лицо-то видно, — дребезжащим голосом просипела она. Мицуя промолчал: ему нечего было сказать, пресловутого «извини» было слишком недостаточно. Хара не подходила к нему. Она изучала глазами асфальт, линии на байке, дисках и шинах, которые постепенно мутнели перед глазами. Она тоже молчала: хотелось сказать слишком много. Он спешился, и порывисто ее обнял: сильно и как-то отчаянно. Хара обняла в ответ осторожно и боязливо, стараясь не делать больно. — Знаешь, у меня вчера друг умер. И она разрыдалась. Надрывно, исступленно, освобождающие. — Он был хорошим другом. Мицуя продолжал, и был рад ее несдержанным слезам, будто она плакала за него. Он говорил, как они катались на байках, какую хотели создать банду, как в кайф было вместе разбивать кулаки в кровь и знать, что спину всегда прикроют. Он говорил, чувствуя, что может говорить, пока она плачет. Он смог плакать сам. Так же несдержанно, горячо и безнадежно. Хара гладила его по спине, крепко обнимала и мочила своими слезами его кофту. Прохожие косились на них: кто-то сочувственно, кто-то раздраженно, кто-то равнодушно. В субботнее утро их было не так много, и не нашлось того, что сделал бы им замечание. Вскоре рыдания стихли, рассказ закончился, но они продолжали молча стоять в объятиях друг друга. Хара тихо проговорила: — Я так хочу помочь, но не знаю как. Мицуя отстранился и посмотрел на нее. Лиловый цвет радужки стал неестественно ярким в его покрасневших припухших глазах. — Ты уже помогла. Он не врал. Вылечить эту рану ей не под силу, но она могла наложить жгут, пока та кровоточила. — Прости еще раз, что не отвечал. Хара кивнула и аккуратно, кончиками пальцев провела по его лицу, рядом со вздувшейся бровью под пластырем. Поджимая губы, обвела взглядом каждую ссадину. — Хотела бы я попросить, чтобы такое больше не повторялось… Мицуя отвел взгляд: этого он обещать не мог. Хара устало прикрыла веки. Из сказанных им слов ясно: Тосва его семья. Она не посмела бы просить отказаться от семьи. Она могла только решить, насколько ей все это нужно. И Мицуя ей был нужен.Глава 13
12 ноября 2021 г. в 21:58
Мама отца ненавидела.
Хара тоже ненавидела. Развелись родители еще до ее рождения, и мать внушала ей, что нет в мире человека ужаснее отца. Сам же последний активно старался наладить отношения с дочерью, пока та визжала, что терпеть его не может.
Взрослея, Хара стала формировать о нем свое мнение. Ей нравилось, что он не так строг, как мама, веселый и безотказный.
К своим пятнадцати она поняла его главную отличительную особенность — он был непозволительно красив, и настолько же безответственен. К этому времени они даже сблизились. Он стал ей неплохим старшим братом, но до отца так и не дорос.
Хара стояла с телефоном в одной руке, слушая гудки, а другой яростно впивалась поочередно ногтями в ладонь.
Главное, чтобы он был сейчас в Токио.
— Хара, привет! Как дела? Давно же ты не звонила!
Она выдохнула, услышав звонкий, хорошо поставленный голос.
— Мог бы и сам позвонить… — равнодушно заметила она, — я к тебе с просьбой, — и поспешила добавить прежде, чем отец начнет рассыпаться в извинениях и уничижительных ругательствах в свой адрес.
— Конечно, дорогая, спрашивай!
— Позвони Химозе, скажи, что я не приду сегодня.
Голос на том конце провода затих на пару секунд.
— Опять она меня отчитает, — драматично вздохнул наконец.
— Тебе не привыкать, — беззлобно усмехнулась Хара.
— Но приятного мало, — отец продолжал сокрушаться.
— Только сейчас позвони!
— Сейчас я с тобой разговариваю…
Она закатила глаза.
— Ты понял, о чем я. Не забудь!
— Да хорошо, хорошо!
Молчание воцарилось ровно на мгновение.
— А что у тебя случилось? Прогуливаешь?
— Прогуливаю.
— Мама будет ругаться.
— Я поэтому тебе и звоню.
— Вот как, ты пользуешься моей добротой!
— Ладно, пока, не забудь.
— Уже пока? Мы же и минуты не поговорили!
— Созвонимся еще, — и Хара отключилась.
Минуту они все-таки проговорили, она убрала телефон в карман, надеясь, что в этот раз все получится так же, как и всегда. Часто пользоваться этой опцией она не могла: это бы перестало выглядеть правдоподобно.
Химоза учила ее родителей. Отца в отличие от матери предсказуемо не любила, и даже сейчас не гнушалась брызгаться ядом в его сторону, когда он контактировал с ней, отпрашивая дочь с занятий. О разводе она знала тоже, и не любила его из-за этого еще больше.
Самым удобным в этой ситуации было то, что отец зачастую пропадал на гастролях с труппой. Мать и Химоза об этом знали и скрепя сердце были вынуждены отпускать Хару видеться с ним не по расписанию, а по случаю. К их радости, это происходило редко: обе боялись его «пагубного влияния».