Блокада

Тихий белобрысый юноша смотрел на карту с чёрными отметинами, похожими чём-то на старые пиратские метки. Сегодня он был особенно тих и неразговорчив, ведь сегодня очень особенный день, день когда ему придётся ненадолго оставить свою родную крепость и отправиться в штаб для разговора. Он прекрасно понимал, о чём с ним будут говорить. Будут снова говорить о перевыполненном плане, о войне, насмехаться над его глупыми ошибками в речи и чуть рычащим северным акцентом. Берлин с надменным видом будет трепать его по волосам, с усмешкой называя арийцем и приписывая немецкие корни. Скрючившись, он сидел за столом, рассматривая карту такого знакомого Ленинграда, на которую уже сам наносил чёрные, как сама смерть, пометки. Он не был таким же фанатиком, как тот немец, он не считал себя арийцем и не верил в их превосходство, он – Вэйно Гельсингфорс, лишь столица-марионетка, невольник в плену и жертва обстоятельств, по крайней мере, он привык так считать. Из старого радиоприёмника заиграла задорная патриотичная мелодия, говорящая о чести и доблести священной германской армии, поющая про крестовый поход на поганых грязных нехристей. По крайне мере так ему сказал один офицер в баре, перед тем, как упасть на пол и уснуть от переизбытка спиртного. Вот, песня закончилась и диктор на немецком начал очень быстро зачитывать какие-то сводки. Хельсинки и обычную немецкую речь на слух воспринимал ещё очень плохо, а в смысл этого сообщения даже и не думал вникать, ведь разницы никакой не будет, Вэйно уже успел с этим свыкнуться. Но одно слово он всё же смог выцепить, до боли знакомое, и памятное ему слово. Moskau. – Независимость? Что, не хочешь с нами следовать идеи коммунизма?– спросил Михаил Московский, ухмыльнувшись. – Ну как, не хочу.. Я же не из-за этого ухожу.. – Ладно, я понял тебя, товарищ Гельсин..гфорс. Тьфу, ну и фамилия у тебя, конечно... Мне это сейчас неважно, важно лишь то, будешь ли ты хорошим союзником для Советского государства? – Конечно! Я готов хоть сейчас подписать договор. – Смотри мне, пижон. – ответил Михаил, протягивая ему бумагу для подписи. Побежавшись глазами по документу, он перевёл взгляд на Хельсинки, старательно выводящего свои инициалы на листке. – Имя у тебя, однако, такое интересное, – он хмыкнул – созвучное с нашим словом "война"... А затем картина переменилась и перед ним, как наяву, возникла небольшая заснеженная поляна, со всех сторон окружённая мрачным хвойным лесом и колючими кустами, и тот же Михаил, только уже крепко прижатый к снегу. Из под его головы и спины алыми ручьями течёт кровь, окрашивая ангельскую белизну векового снега. Михаил уже выбился из сил, лицо испещрено царапинами, а в животе зияет ранение, но он и не собирался сдаваться. – Ну что, теперь ты признаешь наконец своё поражение? – хрипло произнёс финн, вытирая чужую кровь с щеки. – Я бы признал, если бы проиграл достойному, а не такой немецкой шавке, как ты.. Шавке? Нет, Вэйно сам себе казался очень даже достойным противником. К тому же из той войны он вышел с минимальными потерями, что уж нельзя сказать о Московском. Зря он ему тогда прикладом по голове не ударил, этот поганец оскорбил его независимый статус! Хоть он и действовал с подачки Германии, но зато вёл бои самостоятельно, и именно стратегия Гельсингфорса тогда оказалась выйгрышной, а этот дурень просто так безо всяких оснований вырвал из его рук заветную победу и провозгласил себя героем! Если уж Вэйно и немецкая шавка, то Михаил – ходячий крысятник и мерзавец, навязывающий всём свои сумасшедшие идеи.. Чем он сам лучше Берлина?! В порыве ярости его застал один его помощник, славный юноша, но сейчас заявился он к начальнику явно не вовремя. – Чего тебе? – раздражённо выкрикнул Вэйно. – Я пришёл узнать, скоро ли будет задание для вылета... – Задание нужно?! Хорошо.... Сейчас всё будет! Он резко повернулся к карте и дрожащей от нервов рукой принялся штамповать на ней всё новые и новые метки, даже не замечая, где он их ставит. – Вот! Держи, товарищ! – он кинул карту помощнику. – Но, мой капитан, вы же сами сказали, что нельзя бомбить место приблизительного расположения Александра Романова, а тут как раз этот район.. – Что, ты с ним за одно да?! Ты тоже смеешь оспаривать моё право отдавать здесь приказы?! – Никак нет, мой капитан, но.. Как же Дорога жизни?... – Оскорбление старших по званию знаешь чем карается? – Прошу прощения, мой капитан! Я могу идти? – Свободен. – холодно процедил Вэйно, захлопнув потом за ним дверь. Стало очень тихо. Вэйно тяжело приземлился на стул и уставился в одну точку, пытаясь осознать, что только что произошло. Зачем он отдал приказ бомбить Романова? Ведь в начале войны он сам для себя решил, что не держит на него зла и попытается нанести ему минимальный возможный ущерб.. Что ж, теперь оставалось надеяться, что с бедным Ленинградом всё будет хорошо, приказ отдан, а значит его люди уже вылетели на задание. Господи, как же его поменяла война на стороне этого бесчувственного идиота.. Скорей бы этот кошмар закончился, ведь психика уже начинает сдавать. * * * Родные финские пейзажи очень быстро сменяли друг друга за окном. Вот небольшой лесок, уже сбросивший свою снеговую шапку, зелёные точки ранней листвы на фоне белого снега. А вот пролесок кончился и они выкатили на узкую дорожку между уже вспаханными угодьями, холмами уходящими куда-то далеко к светлому яркому горизонту. Поля пока что пусты, но скоро на них зазеленится первая растительность и они приобретут вид бескрайней могучей степи залитой янтарным светом. Вэйно верил, что скоро его Финляндия зазеленеет так же, как и это поле, оправится от войны и предстанет перед всеми мирной красивой державой, уважающей себя и своих граждан. Но пока что нужно было ехать для доклада в Берлин, пока что он не готов к сопротивлению. * * * Натянув покрепче серую фуражку, Вэйно сел на скамью возле главного кабинета рядом с грузным офицером с чёрным крестом на груди. Гельсингфорс прижал руками трясущиеся колени, пытаясь не показывать своего волнения перед визитом. Возможно потому что у него это плохо получалось, а может и по другой причине его сосед обратил на него внимание, поглядев сначала на его погоны, а затем переведя взгляд на дёргающийся глаз финна. – Я так понимаю, вы к Фюреру?– наконец пробасил он по-немецки. – А? – Вэйно вырвался из раздумий – Да, я к нему сейчас, по его собственному распоряжению. А вы не знаете, когда он освободится? – он пытался говорить как можно грамотней, но видимо где-то всё же ошибся. – А, так вы не немец.. Очень интересно тогда, как вы завоевали у Берхарда такое расположение. – взглядом он указал на погоны финна. Он стал говорить чуть медленнее, с одной стороны Вэйно раздражало, что ему помогают, как неумёхе, а с другой стороны он был благодарен этому офицеру, за то что он хотя бы не высмеял его незнание. – Я только что от Фюрера. После меня был ещё один малец, но я думаю с ним покончат быстро, так что не волнуйтесь, ждать долго не придётся. У Вэйно заныло в животе от волнения. – А раз вы были там... Скажите, в каком расположении Фюрер?.. Ответить ему не успели, за дверью кабинета раздался крик и что-то с треском рухнуло со стола. – Думаю, это и станет моим ответом. Они оба замолчали, и от этого молчания ему становилось всё труднее переносить каждую секунду томительного ожидания. Хотелось просто вскочить и выбежать прочь, оставив весь этот страх где-то за спиной, в ужасном тёмном прошлом. Благо, офицер оказался разговорчив. – Раз вы не немец, то откуда же вы родом, если не секрет? – Из Финляндии...Небось, знаете такую. – О, – он уважительно протянул. –, это ж совсем на севере, зи́мы наверное у вас такие длинные, не то, что у нас. Вэйно молчал. – Ну, раз Финляндия, значит вы с русскими на передовой бьётесь, да? Тяжело это наверное, русские, они ж такие дикари и от того же жуткие, что если набросятся, то будут выгрызаться в лицо, как летучие мыши. – он засмеялся – Нет, слава Богу, с русскими я уже на прямую не воюю, только сдерживаю блокаду.. Кто вам это сказал? – Мне это один мой друг рассказывал, вы с ним, можно считать, сослуживцы. Я-то недавно с западного фонта приехал, не позавидуешь вам, Восточным. Неудача за неудачей, возможно, поэтому Фюрер так недоволен сегодня. Высокий строгий мужчина в такой же серой форме, стоявший всё это время у противоположной стены, вдруг подошёл у ним и положил тяжёлую руку на плечо офицера. – Что, время разве уже вышло? – Да-с, неполадки устраннены, теперь вы можете проследовать в каземат. Глаза офицера в момент потемнели, а сам он стал казаться в разы более вялым. Теперь его грузная фигура уже больше не казалось горделивой и надменной, как будто вся усталось в один миг вырвалась наружу из прочных оков, ведь теперь ему больше не нужно было держать осанку, теперь это ему уже не поможет. И сразу Вэйно стала ясна причина его разговорчивости и открытости, наверное, после этого диалога этот несчастный ещё долго просидит в тёмной камере, безо всякого общения. – Прощай, финн. – печально произнёс офицер, пока за его спиной застёгивали наручники. – Удачи тебе! Он, в окружении двух военных, скрылся за поворотом. Теперь дрожь в коленях не могло унять ничто, он остался совершенно один, наедине со своим волнениям и мыслями о предстоящей встрече. Что если его тоже запрут в каземате после этого? Дверь кабинета резко распахивается и из неё вылетает худенький щуплый парень, дрожащими руками держащий открытый портфель. Они пересеклись взглядами, оба были невероятно напуганы. Теперь его очередь. Вэйно медленно встал и с опаской заглянул в кабинет. Ничего не произошло, поэтому на выдохе он решается зайти. Завершив нацистское приветствие, Вэйно вышел на середину довольно тёмного кабинета, с одним окном у противоположной стены. На одной из стен висела огромная карта боевых действий, на Востоке практически полностью заштрихованной красными стрелами, обозначающими битвы и сражения. Перед картой на резном деревянном стуле гордо высился сам Берхард Шпрее, нервно стучащий бледными пальцами по столу. Вэйно отчаянно пытался разглядеть в лице Фюрера хоть какую-то эмоцию, но тот его как будто бы не замечал. – Вэйно, мой мальчик, я так и знал, что ты приедешь. – Берхард наконец перевёл наигранно-доброжелательный взгляд на подчинённого. – Как же хорошо, что хоть у кого-то из моих солдат всё идёт хорошо, не правда ли? – Да, это действительно хорошо... Я выполнил весь промежуточный план и готов к новым поручениям. – отчеканил Гельсингфорс, пытаясь сдерживать дрожь в голосе. – Надо же, какой прыткий. – Берхард замолчал, несколько секунд задумчиво смотря прямо в глаза Вэйно. – И к каким же поручениям ты готов? – он встал со стула и медленно обошёл стол, облокотившись на него и оказавшись прямо перед финном. – Что если я тебе скажу, что в связи с поражением германских войск под Москвой, я решу отдать тебе часть Северного отделения передовой, понадеясь на твою преданность и надёжность? – Как под Москвой... – он не смог сдержать удивлённого возгласа. Московский смог победить! Неужели это его шанс? Если он смог победить, значит скоро Рейх падёт и он окажется на свободе! – Очень странно, что ты этого не знаешь.... Если до тебя вести доходят так долго, то как я могу расчитывать на успех твоих будущих операций? Вэйно нервно сглотнул. – Я не думаю, что доверять мне новые стратегически важные посты будет хорошей идеей.. – А почему? Или ты уже не так уверен, что выполнил свой план безукоризненно, а? – его голос резко изменился и стал приобретать всё более угрожающую тональность. – Не вздумал ли ты мне врать, Вэйно? – Нет... Почему же, я выполнил свой план, всё как вы и просили... Берхард стремительно приблизился к нему, пока не оказался почти вплотную и резким движением руки снёс фуражку со светловолосой головы. –Наглый лгунишка... – прошипел фриц ему в ухо, от чего Вэйно тут же оцепенел и уставился в одну точку. – Что я тебе доверил? А? Отвечай, что я тебе, по щедрости моей великой, доверил?! – Оборону Северной границы с Союзом и... И слежку за отсутствием ввоза провизии в Ленинград и окресные города.. – А ты что делал?.. Я спрашиваю, что ты делал, пока неделю Дорога Жизни обстреливалась кое-как?! – Ничего?! Вот именно, что ничего. А ты должен! Помнишь, как ты клялся мне, говорил, что будешь следовать моим указаниям. Что, думал, раз я занят Москвой, я ничего не вижу? Знай, я вижу всё и всех, глупый Вэйно. А может, может ты просто прикидываешься дурачком? Услышал, что Московский победил и решил, что пора бы уже, как раньше, к нему и Романову в ноги упасть, а мне сказать, что, мол, первый раз я слышу про вашу Москву.. Я знаю, о чём я сейчас думаешь, Вэйно. И знаешь, ты прав. Ты прав, дурак здесь только я, такой дурак, что, не разобравшись, доверил такую сложную систему тебе, в душе ещё русской царской марионетке, готовой в любой момент заплясать под их дудку. Ну? Разве это не правда, мой мальчик? Вэйно хотел было возмутиться, но слова не подступали к горлу, тяжёлым комком скатываясь куда-то вниз. – Не отвечаешь? Молчание – знак согласия, мой дорогой друг. – Берхард наконец отошёл от финна и задумчиво посмотрел на карту. – Знаешь, что я обычно делаю с такими как ты? – Сажаете в каземат? .. – робко ответил Вэйно. –Что? А, ты услышал это от того бедолаги в коридоре? Обычно таких предателей, как ты, я отправляю на эшафот, но в твоём случае ограничимся лишь уменьшением полномочий и этим суровым выговором, а то у тебя сейчас вывалятся коленные чашечки... – Берхард усмехнулся. – ты свободен, мой мальчик.