HalaCG
<Real Fight>
But really, I might be young, but I’m not here to play, I could body everybody quick on any day. I’m not sweet, not someone to cage and keep, Go throw away the key, it’s not something I’ll ever need, yea! Meet my eyes, make assumptions try, Tell me what you think someone like me should be like? Call me names I hate, ignore my skill and sake, But trust me, idiot, oh I can take a real fight. So what you got? Catching rocks, I set the bar to meet, On sand or not — holding buildings up on my two feet. Part of the team, I got pebbles, I got metal beams; If you don’t move, yea imma move this right into your teeth. Try dodging boulders, knock you over like I’m bowling, Get a strike quick when I roll in I’m holding you in the palm of my hands. You’re on my element, everywhere you can’t counter, You can’t hide behind your regiment: I’ll show you real power!
*******
— Акира… дурак. — пробубнила она, уткнувшись носом в плечо. Мока сидела на школьной крыше и опиралась спиной о стену лестничной пристройки, поджав колени. К тому времени, как она сбежала из класса, полного взволнованного гомона, обед уже закончился и начался новый урок, но ей на это было откровенно наплевать. Она просто сидела и смотрела перед собой печальными зелёными глазами и не особо обращала внимание на то, что в них и меж губ лезут взбаламученные ветром длинные локоны бледно-малиновых волос. «И что ты здесь делаешь? Занятия уже начались, между прочим.» — засверкал рубин на крестике из-под одежды, и девушка нахмурила тонкие брови. — Всё равно. «Я не позволю, чтобы тебе начали ставить низкие оценки только из-за того, что один парень подчёркнуто-нейтрально относится к двум несмышлённым пигалицам.» — Не важно. «Что с тобой происходит? Слова извалявшейся в саже курятины заставили тебя пасть духом? Очнись, идиотка, ты уже имеешь то, что хотела: он — уже твой. Флоулесс виктори, бруталити. Если тебе просто не хватает смелости выбить им обеим по парочке зубов и утвердить свои права, то можешь отдать мне ненадолго контроль и я…» — Замолчи, Ура. Это не просто какая-нибудь драка. «Ты — вампир, Омотэ. Жизнь для нас — всегда драка, и любовь — тоже. А ты переворачиваешься на спину и показываешь слабость при первом же удобном случае, будто бы тебя это забавляет, но…» — Откуда тебе знать, что такое «любовь»? Ты сидишь там, внутри, с тех самых пор, как мы начали общаться, и просто наблюдаешь за миром моими глазами. Это не твои губы целуют Акиру-кун, не твой язык пробует его кровь, и не твоему сердцу болеть от того, что видишь его с другими. И между ними воцарилась тишина, при звонком трещании в ушах которой Мока друг осознала, насколько жестокие слова только что произнесла самой себе из глубин собственной же души. — У-ура, я не… Я не это имела в виду, пожалуйста… «Общение с ним пошло тебе на пользу.» — А? «Вспоминая тебя хотя бы полгода назад, ты плакала от того, что дерётся кто-то другой, но даже не ты, не из-за тебя и не рядом с тобою. Отношения с Шимадой Акирой заставили тебя вырасти? Может, я тебе уже не нужна, и мне не придётся больше следить, чтобы ты мылась вовремя, не ленилась готовить пищу с вечера на следующий день, чистила зубы и прочее, о чём моя голова не должна болеть?» — Ура, прости, если я тебя обидела, просто… «Мне абсолютно всё равно, что ты там говоришь касаемо меня. Да, может наше тело и принадлежит тебе, но я также чувствую и нашу боль, и наши слёзы… И его вкус я тоже чувствую. Признаюсь, есть в нём нечто… «особенное», и это, наверное, целиком и полностью заслуга его артефакта, только вот я не уверена.» — Ты… «Не питай иллюзий, Омотэ, оставь это дело суккубам и падшим ангелам. Мы с тобой — одно целое, и как бы это нам обоюдно не претило, как бы друг на друга не ругались временами, но сердце, мозг и душа у нас одни на двоих. Я не знаю, почему мы осознаём себя отдельно или вообще знаем друг о друге, но сейчас мы обе повязаны кандалами наших же собственных жил и сухожилий.» — Так ты не злишься на меня за эти слова? «Я просто в ярости! Как ты вообще могла такое сказать, тупица?! К несчастью для меня, но если больно тебе — больно и мне. Умрёшь ты — умру и я, Омотэ, а мне этого ой как не хочется.» — Я и не собиралась. «А разве в тех мыльных дорамах, над которыми постоянно ревёшь, после чего-то такого на крышу обычно приходят не ради самоубийства?» — Вообще-то, мне никогда не нравились эти оперы. Помнится, это ты просишь не переключать канал, когда попадаем на очередную слёзовыжималку, и даже пальцы мне судорогой сводишь, чтобы не прикоснулась к пульту. — поняв, что теперь их разговор переступил черту той обиды, которую по глупости вызвала у своей второй «я», Мока улыбнулась тому, что они вновь вернулись к исходной точке — общению родных сестёр. «Н-не выдумывай! Ты же сама тогда!..» — Ты что, плачешь, Ура-чан? «Нет.» — Ты плачешь. «Заткнись, закрой пасть!» — Дай я тебя обниму, может, полегчает? — и она покрепче обхватила собственные плечи с доброй, в какой-то мере даже материнской улыбкой, будто бы из них обеих старшей действительно была она, Внешняя, а со стороны Внутренней уже были слышны сдавленные огорчённые всхлипы. — Ты права, онэ-сан, о чём мне переживать? Разве Акира-кун уже не показал, кого он любит и кого уже столько раз защитил? «Если мои слова *всхлип* ты сочла за призыв к пацифизму, дура, то у тебя развилась деменция.» — М? «Это правда, в Мире Тьмы главенствует принцип превосходства силы, и чем в тебе её больше, тем к ней больше тянутся. У дьяволов многожёнство в чести, оно показывает статусность и могущество, у вампиров — тоже, даже у тупорылых огров-они или эльфов также, а люди просто падки на всё загадочное и визуально-привлекательное. Эта падшая — просто бесстыжая потаскушка и чувствует свою безнаказанность по вине твоего дружка, но её случай лишь подтверждает тождество.» — Что ты пытаешься сказать? «Что продолжая сидеть здесь и плакаться самой себе на жизнь, ты его потеряешь. Помнишь, что мы видели в его глазах тогда? Силу. Помнишь, что говорила очкастая лунь после его диагностики? Сила. В нём плескается могущество, он даже худо-бедно умеет им пользоваться… о настоящей степени чего мы с тобой в реальности не подозреваем, ведь бесполезного гоблина-переростка тот одолел, даже толком не коснувшись и отказавшись просто его сжечь или заморозить, хотя, вроде бы, может. О чём это говорит?» — Что Акира-кун очень добр. «Ну, может и да, но мне это видится настолько хорошим контролем силы, что он может позволить себе распоряжаться ею таким образом, будто бы даже не рискуя. Ты видишь в нём силу, я вижу в нём силу, а что видят в нём остальные?» — Ну… силу? «И ты этой силе не соответствуешь!» — чуть ли не взорвался камень в розарии, а Мока в тщетной попытке устаканить трезвон голоса в голове закрыла уши, словно бы это чем-нибудь помогло. — «Мне стыдно находиться с тобой в одном теле! Мы с тобою — вампир, Повелитель теней, Король чудовищ, Полуночная Аристократия, Альфа-хищник, а ты надеешься на туманные способности и ещё более сомнительный опыт парня, любви которого хочешь добиться простым нытьём и хлопающими глазками? Чего ты ожидаешь? Что будет носить тебя на руках, пока ногами отбивается от ваших врагов, твоих соперниц? Такими темпами он однажды тебя бросит, потому что, я так полагаю, мужчинам не нравятся содержанки.» Последнее предложение Внутренняя произнесла с ощутимо меньшей твёрдостью, как если бы сама не была уверена в сказанном. Или не хотела верить в наличие вероятности такого исхода, и это зародило у Внешней кое-какие опасения. — Ура, неужели ты тоже его?.. — «Ошиете, ошиете йо, соно шикуми во. Боку но нака ни, даре-ка иру но?» — послышалось откуда-то сверху меланхоличное пение, и девушка, задрав голову, увидела свисающую к ней подошву серой туфли. Это был Шимада, свесивший одну ногу с края пристройки и подогнувший другую под себя. — Акира-кун? — Мока-чан? — Как ты сюда попал? Я думала, что заперла дверь снаружи шваб… Впрочем, уже не важно. — сначала удивившись, теперь она нарочито-скучающим взглядом наблюдала, как он вращал меж пальцев черенок от того самого не по назначению использованного уборочного инвентаря. — Поняла теперь, что я чувствовал при обработке твоего колена в нашу первую встречу? Два-два. — Зачем ты здесь? — Хотел явиться с повинной своей девушке и покаяться во грехе. Мне стоило сразу заломать Куруно-сан, как только осмелилась прикоснуться к моей руке, а Амано-сан — вовсе вышвырнуть из класса, правильно? — Нет, что ты, это… «Открой глаза, простушка, он просто издевается.» — От отца я слышал, что женщины больше всего обижаются на то, что мужчины не способны путём телепатии или какого-то вселенского провидения узнать, на что те обиделись первоначально. Хорошее чутьё, Ура-сан. — усмехнулся он и спрыгнул на крышу рядом с вампиршей, оба сознания которой вспыхнули в вопросе. — Ты её слышишь? «Он меня слышит?» — Только сейчас, когда вы так мило общаетесь. Твоя «Изнанка», Мока-чан, не выглядит как женщина, что стала бы общаться подобным образом, как это делает Ура-сан, а чего-то иного я не вижу — только слышу. Может, это кто-то другой? Не знаю, что и думать, если честно, — он сложил руки на груди и проследил, как она вскакивает на ноги. — Выходит, сам того не понимая, я любил одновременно двух женщин? Я уже бабник? «Хмпф, ты слишком высокомерен. Хоть и обладаешь какими-то способностями, но не будь этой проклятой печати — я бы отучила тебя общаться на подобный манер… И заглядываться на других женщин, когда у тебя есть Внешняя. Знай своё место.» — Ура, прекрати, мы уже ведь всё решили. — Твоя «онэ-сан» права, мне не хватает сдержанности. Может, если она будет так любезна, то научит меня манерам? «Амулет ни за что не снять, так что твои уколы идут в молоко, недомерок.» — Прекратите оба! Сейчас же! Акира-кун, прости, что убежала так внезапно, — она смутилась и отвела затравленный взгляд в сторону. — Просто мне стало не по себе, когда вокруг тебя вдруг стало столько девушек… — Я сам в шоке. Это непривычно и как-то… Совестно, что ли? Как будто я тебя обманываю, хотя ничего у меня с ними нет. Не сомневаюсь, тебе бы не хотелось мириться с соперницами, мне бы тоже не хотелось с соперниками, но мне любопытно, как ты отреагируешь на ещё одну? — Что ты?.. Он схватился за тянущуюся от ошейника к крестику цепочку, попутно предав своим радужкам тот самый узор, коим не так давно лишил сознания падшую, но взор его был обращëн не на Моку, а на рубин на перекрестии вытянутого из-под одежды амулета, прорезанный подобием змеиного зрачка. Лишь одно мгновение — и юноша обнаружил себя не на крыше Академии, не в демоническом домене и даже не перед Акасией, а посреди чëрной пустоты, в которой он, тем не менее, оказался вовсе не один. Из бесконечно мрачной черноты тянулись тонкие серебряные цепи, каждая из которых сходилась в одном месте — обмотавшись вокруг какого-либо сустава высокой бледнокожей девушки с длинными седыми волосами, худо-бедно прикрывающими промежность и приличный бюст. Алые глаза, рассечëнные кошачьими прорезями, явно выражали недоумение, но вскоре это чувство обратилось холодной агрессией. — Что ты задумал? — Просто решил доказать, что недооценивать меня не стоит, хоть у меня и не имеется рельефного накачанного тела и присущей нелюдям жутковатой ауры. А девушка рассмеялась: — И как же ты, скажи на милость, это собрался делать, дорогой? Изобьёшь меня, пока закована в кандалы? — Разве что снаружи и приковав бархатными наручниками к изголовью кровати. Когда хотя бы одна из вас сама попросит, ласково. — Ублюдок, ты!.. — но не успела она должным образом выругаться, как Шимада схватился за одну из натянутых рядом с ним цепей, и от места соприкосновения по звеньям в обе стороны пошли ослепительные багровые искры и электрический треск. Он потянул оковы на себя и понял, что вернулся во вспышке пурпурно-красного зарева в материальную реальность, только вот стояла перед ним не его возлюбленная «Омотэ», а буквально окутанная легко различимыми тëмными миазмами девушка, что была на полголовы выше Моки, её школьная форма оказалась несколько маловата из-за прибавившихся объëмов в нужных местах, а кровожадный взгляд пылал даже сквозь спавшие на лицо серебристые пряди. Это была «Ура» и эманации демонической энергии не перестала испускать до тех пор, пока он не отпустил печать на её груди и не отошëл шагов на десять. И только после этого давление спало, а тонкие пальцы сжались на розарии. — Что ты сделал? — Какая-нибудь шатко-ватка-временная-шременная-гупи-галактическая-изи-измеренческая-рикети-реальностная… штука. — он почесал затылок. — Такое обычно случается, когда я пытаюсь поэкспериментировать со своими глазами, вы обе ещё привыкнете, правда вот надо будет сказать Лонг-сан, чтобы поаккуратнее была со своими «изысканиями» в будущем. — Ты мудак! Ты хоть представляешь, что если я — здесь, то Омотэ может вообще исчезн!.. «Со мной всё в порядке, Ура, » — отозвался её голос в голове блондинки, на что парень удовлетворëнно кивнул. — «Прости меня, пожалуйста.» — За что? «Всё это время ты была в таком тëмном и пустом месте, совсем одна, а я сказала тогда… Я правда не хотела.» — Если тебе страшно, то пусть он тогда снова поменяет нас местами, — произнесла она с железным требованием в голосе и во взгляде в сторону Акиры. — Эта печать — тонкий магический инструмент, призванный сдерживать нашу силу. И меня. С таким не стоит играть, Шимада Акира, но если ты что-то сломал, если из-за тебя Омотэ навеки останется там в заточении, как я до этого, я тебя не прощу! «Ура…» — Тогда, может, попробуете сами поменяться? — брюнет очертил пальцем круг перед собой, центром которого был крестик на её груди. — Мне тоже не хочется, чтобы моя Мока-чан куда-то пропала, так что, может, просто для начала обе попытаетесь выразить своё обоюдное согласие на смену, чтобы ты вернулась вовнутрь, а она вылезла наружу? Давайте же, в аниме такое обычно работает, когда раздвоение личности настолько развито, что обе сущности друг с другом настолько близки, что могут общаться и взаимодействовать покалыванием. — Придурок, это же не аним!.. «Меняемся!» — провозгласила Внешняя, и её сущность во внутреннем мире, а тело в физической реальности обволокла единая вспышка света, и через мгновение перед Акирой уже стояла та самая девушка, которой он совсем недавно признался в любви на этой самой крыше. — Сработало. — Круто. — воодушевлённо похлопал он в ладоши, отчего вампирша смутилась. — Дурак. «Вы оба ополоумели! Что будет, если из-за таких вывертов печать сломается, и мы вообще сколлапсируем сами в себя?» — Тогда я возьму за это ответственность. — Акира-кун… — Я не хотел ничего плохого, просто посчитал, что это будет хорошей возможностью показать «другой» Моке, что недооценивать меня — себе дороже. — Ты просто дебил. — проговорила она с неодобрением в глазах и румянцем на надутых щëчках, на что он горделиво хмыкнул и поднял к небу указательный палец. — Я сильнейший, мудрейший, быстрейший и удачливейший в мире людей и мире демонов дебил, попросил бы Вас, уважаемая! — Ты же просто хотел приударить за другой мною, чтобы пополнить свою коллекцию? — Давай без ложных обвинений. — Акира счастливо улыбнулся и сложил ладонь в пистолетик, приложив к виску. — Насколько понял, Внутренняя — просто зазнайка, которая даже от спарринга отказывается, когда предоставляется возможность, хотя всё время пилит Внешнюю за слабости и радости. А сама не может ни-чер-та. «Отброс, да ты…» — Угу, я согласна. — кивнула Мока и сложила руки на груди. «Что?!» — Ура всегда такая грубая и гордая, но, если мои чувства не подводят, проявившись она может пользоваться нашей аурой, а я сейчас почему-то не могу даже с вмешательством Акиры-кун. Так много пафоса, а в итоге… «Гр-р-р-р, ну хорошо! Если ты так желаешь надрать задницу своему любовничку, но слишком труслива, чтобы самой что-то сделать, то я, так уж и быть, сделаю это за тебя! Меняемся!!!» Но ничего не произошло. Вообще. «Печать закрылась?» — Меняемся. — и снова всполох зарева, и Акасия немного вытянулась, похорошела, побледнела и заговорила голосом чуть ниже, но много грубее. — П-почему метаморфоза происходит только по твоему велению? «Потому что из нас двоих я — сильнее.» — победно рассмеялась Омотэ, а зубы Уры раздражённо заскрипели. — Засранка… Хорошо, Шимада Акира, если вы с ней так стремитесь довести тебя до больничной койки, то так тому и быть. — она встала в пол оборота, спрятала левую руку за спину и показала ему внешнюю часть выпрямленной ладони правой. — Хоть и чувствую сейчас, что от нашей истинной силы нам с ней доступна где-то четверть из-за всё ещё действующей печати, и это, наверное, уровень хиленького высокородного дьявола или дельта-вервольфа, но ты большего и не достоин. Я выбью дерьмо сначала из тебя, а потом из неё. — Согласен только посредством взаимного анилингуса. — эти слова прозвучали уже у неё за спиной, и лишь в тот момент, когда его руки заключили её в объятия, девушка наконец заметила, что брюнета больше нет в том месте, где стоял долю секунды назад. — Чт?!.. — только и успела пискнуть она, как он произнëс: «Камуи: Падма-Нарака», и их обоих затянуло в образовавшуюся пространственную воронку. И крыша опустела. Почти полностью, ведь из-за угла пристройки блеснули два янтарных кошачьих глаза, и беловласая девчушка на вид лет пятнадцати, но одетая в униформу первокурсников старшей школы, как Акасия или Шимада, предпочла спрятаться обратно в тень. — Интересно.*******
— Куда мы попали? Какая-то иллюзия? — вопросила Ура будто бы у самой себя при взгляде на это пустынное место, в котором небо застилала непроглядная тьма, но сама она, вопреки отсутствию источников света, прекрасно видела себя и этот будто бы бетонный пол под ногами и на сотни метров вокруг, где вдалеке земля оказалась разделена множеством блоков-башен, на одном из которых девушка и стояла. — Всего лишь пространственный карман, чтобы не пришлось оплачивать вдруг пострадавшее школьное имущество, да и чтобы посторонние не увидели, как милые бранятся. Здесь можно не сдерживаться, Ура-сан, правда я постараюсь никому из вас ничего не отбить, чтобы не припоминали мне это до конца жизни. — добро улыбнулся Акира, материализовавшись в метрах двадцати от неё. — Верно, ты же говорил, что хорош только в одном — в побегах, значит, имел в виду это? — Стало быть, вы всё время на связи? Как-то стыдновато, что мы с одной Мокой-чан делали и то, и это… — Видала я повнушительнее и поумелее. И он тут же помрачнел, а вампиресса пошатнулась от пронзительного и осуждающего внутреннего «УРА-ОНЭ!!!». — Н-ну ладно, это было лишним, я… — но не успела отойти от звукового удара по внутреннему уху и договорить, как её вынужденный противник присел на корточки и вонзил обе руки в землю, как в обычный песок, породив конусообразное вспучение в сторону Моки. «Предсказуемая атака снизу, мне просто нужно…» — и тут же в плечи девушки, уже приготовившейся отпрыгнуть куда-нибудь в сторону, мëртвой хваткой вцепились две будто выточенные из камня перчатки. Подняв взгляд с обманки под ногами на Шимаду, Акасия увидела, как он демонстративно сжал обе свои ладони, обращëнные к ней и основаниями — друг к другу, и фиксаторы с какой-то совершенно сверхъестественной силой обрушили демоницу навзничь, примагнитив к земле. Стоило Акире, не меняя позу, оторвать правую пятку от пола и тут же с силой вдавить обратно, как земля вокруг Моки очертилась широким прямоугольном — и вот она уже оказалась будто бы распята на толстой бетонной стене, а юноша выпрямился. — Было обидно, Акасия-сан. — то, с какой интонацией он это произнëс, особенно назвав по фамилии и так официально, подсказало обеим «сёстрам», что тот крайне зол, но если Внешняя прикрыла рот дрожащими кулачками в ожидании порки, то Внутренняя лишь задорно ухмыльнулась. — Наконец-то ты стал серьëзен. — Я возмущëн, как никогда. — хмыкнул он, а сам резко сомкнул предплечья между собой, возведя этим движением высокий и узкий каменный отбойник, чтобы не быть отнесëнным назад ужасающим давлением и не ослепнуть от того, что всё обозримое пространство карманного мира озарилось вспышкой малиновой сверхновой звезды. Бетонный вал обратился ковром щебня, и в столбе бушующей тёмной энергии сейчас чернел девичий силуэт. — Эффектно, ничего не скажешь. — Акира вернул преграду перед собой к изначальному виду, в ровную землю, и стал свидетелем, как луч постепенно сузился до состояния просто более жирной обводки контура Акасии, положившей одну ладонь на поясницу, будто смотрела сейчас на нечто жалкое и совершенно не стоящее внимания. — Ты меня даже не коснулся, но уже вызвал жуткое раздражение, похвально, только не зазнавайся — мы с тобой на разных ступенях пищевой цепочки. И с этими её словами Шимада резко раскрыл глаза от того, что его тело оказалось обрушено на четвереньки в десятки раз уплотнившимся чужеродным давлением, идущим хоть и со стороны девушки, но также сверху. Воздух превратился в вязкий гель, которым нельзя было даже вздохнуть, внутренние органы будто бы пережались металлическими щипцами один за другим, а демоница, стоявшая вон там и смотревшая на него сверху-вниз, довольно усмехнулась. — Поспи, Шимада Акира, чтобы вскоре она снова обозвала тебя дураком за то, что в этот раз ты оказался совершенно беспомощен, но держался молодцом. — Приятно слышать хоть от кого-то похвалу, от Моки-чан такого обычно во век не дождëшься. — казалось бы всё ещё прижатый к полу, он слегка улыбнулся и поднялся сначала на колени, а затем и на ноги — медленно, но такое впечатление, будто вовсе не от натуги, а просто как-то лениво, нехотя, но всё же свободно. И Ура остолбенела: — Ты можешь сопротивляться «Доминированию»? — Ты же знаешь: я предпочитаю быть активом. — хруст шеи в качестве разминки. Давление ослабло, затем и вовсе пропало, потому что девушка и так всё это время пыталась подавить его и сломить волю к сражению со всей силой, которой сейчас обладала, и посчитала, что если не работает это, то бесполезно тратить собственные резервы на нечто настолько неэффективное против Шимады. Стало быть, грубой силой. — Ты поднялся на ступеньку выше, но всё ещё недостаточно. Знай своё место! Тень под её ногами немного расширилась и помутнела до совершенно чëрной лужи, затем взорвавшейся десятками, если не сотнями гибких тëмных щупалец в сторону брюнета. — «Ëкай: Кагенуи». — спокойно протянул он, и вот между ними уже выросла непроглядная чащëба теневых игл, стремящихся в обе стороны и утыкающихся друг в друга в остервенелом стремлении преодолеть вражеский заслон и достичь цели. Некоторые щупальца всё же не нашли себе достойной преграды или уже её преодолели, но если нити Акасии просто чертили более широкий и толстый контур Шимады в тщетной попытке покалечить, хотя тот даже не уклонялся, то самому ему достало либо удачи, либо мастерства, чтобы каждая прорвавшаяся сквозь заслон игла с его стороны нанесла хоть какой-то урон: одна стегнула по белой щеке, оставив неглубокий горизонтальный порез до самого уха, отчего сереброволосая на чистом рефлексе схватилась за лицо и попятилась, а другая рассекла пиджак и рубашку на внешней стороне плеча, повредив мышцу. Одна за другой, на её теле появлялось всё больше касательных ран, предотвратить которые огромная прочность уплотнëнного демонической энергией вампирского тела была просто не в состоянии, и всё, что Мока могла сейчас делать — отступать. Так продлилось совсем недолго, пока блондинка не потеряла контроль над созданной ею конструкцией, а Шимада просто последовал примеру любимой и не стал дальше напирать своей теневой техникой, хотя она прекрасно понимала, что именно этим мог бы её задавить, если не убить. Частокол ожившей тьмы исчез, оставив вампирше лишь ожидающую чего-то более стоящего от неë улыбку на его совершенно невредимом — чего не скажешь о ней, — лице. И зрелище этих снисходительных глаз с манящим узором радужки вокруг зрачков в купе с жжением от десятков отчего-то не желающих заживать порезов заставило девушку воспылать непередаваемой яростью. Вспышка беззвучного гнева сопроводилась новым всполохом лиловой убийственной ауры, от которой Акира предпочёл отойти на шаг назад, а Мока воспользовалась этой заминкой, тут же возникла перед ним в мерцании и хлестнула ногой по шее. Её не остановил даже истошный крик Омотэ, что они таким образом могут сломать ему шею или вовсе снести голову с плеч, на что блондинка искренне уже надеялась… Только вот он вполне спокойно отклонился назад, словно бы вернулся во времени почти на месяц назад к той самой драке с Комией Сайзо, и на аналогичный манер раскрутился, пропустив её выпад над собой и проскользив за спину. Лишь осознав промах, девушка в удивлении и неверии распахнула глаза от осознания, что она — носферату, монстр из монстров, сверх-хищник, — чтобы достать человека уподобилась грубым движениям и застилающей взор злобе какого-то ничтожного орка. Она обернулась и, сама того не желая, показала ему недоумение и страх во взгляде, а брюнет этим искренне наслаждался: уголки его губ оказались чуть приподняты, глаза наполовину прикрыты, будто бы Шимада от всего этого уже засыпал, локти прижаты к бокам, а предплечья подняты вверх с оттопыренными пальцами в подобии какой-то боевой стойки. — Только скажите, милые, и я просто сдамся, чтобы только вы не обижались. И так они сцепились в битве. Каждый удар ногой — а именно ими Ура предпочитала сражаться более всего, — ещё в момент начала движения выдавал хлопок от преодоления звукового барьера, и даже этого было бы достаточно, чтобы дезориентировать противника: из его ушных раковин по щекам уже текла кровь от разорванных барабанных перепонок, но Акира как до этого уклонялся, так и продолжил вихлять, будто был вообще не здесь, совершенно недосягаемый ни для ураганного ветра от даже проходящих мимо атак, ни для какофонии проникновенных хлопков. А Внутренняя Мока начала потеть. Сейчас она, будучи выпущенной наружу, была в разы или в десятки раз сильнее любого, с кем, могла поклясться, сталкивался Шимада — это были скорость и гибкость, зафиксировать которые чëтче пикселей не сумела бы ни одна современная записывающая техника, и сила, дремавшая в течение стольких лет в заточении… Но девушка за ним просто не поспевала. Юноша не двигался быстрее обычного и не особо подготовленного человека, со стороны могло также показаться, что тот дерëтся впервые в жизни, потому что сам вообще не атакует в ответ, но, даже так, при всей своей ярости и кружащем голову кураже повелительница ночи так его и не коснулась. Не потому что не хотела навредить, ведь одно-единственное попадание — и он покойник, а потому что чисто физически не могла ударить хоть что-то, кроме воздуха рядом с ним. Любое движение, любое мыщечное сокращение, даже бегущие по нервам электрические импульсы или сами намерения причинить вред — всё это, такое чувство, оказалось им предсказано, распознано и подвергнуто контрмере, которую захлëбывающейся бессильной злостью демонице просто было нечем крыть. Иногда он ловил её на окончании очередного пируэта и провожал ладонью, но не для укрепления успеха или контратаки, а чтобы просто облапать чрезвычайно напряжëнные икры и гладкие бëдра, и это разъяряло блондинку пуще прежнего. «Какая-то маломощная зажигалка отчаянно пытается сделать вековому обсидиановому булыжнику нечто большее, нежели оставить на нëм ничтожную подпалину, которая из-за природного чëрного цвета самой породы даже не будет видна» — так это смотрелось со стороны, и так это ощущала она сама, чьë пламя было слишком слабо, чтобы проплавить его защиту. Конец этому абсурдному безумию пришëл в тот момент, когда Мока попыталась нарушить парадигму привычного боевого стиля и решила одарить «любимого» хуком справа, за что тут же поплатилась, и по подбородку ударил мгновенно выросший у неё из-под ног каменный стержень: конструкт от такого столкновения обратился в пыль, но и девушка попятилась из-за болезненного чувства ходуном ходящих зубов меж челюстей. Стоило Акире всего на сантиметр скользнуть правой ступнëй назад, как Акасия оказалась отправлена в полëт ударом очередного столба — на этот раз более прочного, широкого и растущего под более острым углом. Она попрыгала по земле, как плоская галька — по водной глади, и затормозила, лишь когда между ними с Шимадой расстояние составило около тридцати метров. — П-поганец, — борясь с навящевой болью от множественных ушибов и уже ноющих от длительного напряжения мышц, она всё же поднялась на ноги и с зычным хрустом вправила на место изрядно пострадавший от жëстокого удара камнем прямо в лицо носовой хрящ. — Это же и её нос тоже, урод! — С вами скучно танцевать, Ура-сан, так может вернëтесь обратно, раз уж не в силах утвердить в наших отношениях уверенное лидерство? — он встал в ту же самую стойку, с которой их «танцы» начались, а вампирша чванливо отхаркнула сколотый верхний клык. «Он прав, онэ-сан, на тебе лица уже нет.» — У нас одно лицо на двоих, идиотка, и что ты в таком случае сделаешь? Обмусолишь его стручок в качестве извинений, как в тот раз? Я только вошла во вкус, так что постой пока в сторонке, Омотэ. «Да как ты?!..» — Тогда я иду. — и он устремился к ней, будто змея во время броска к добыче. Мока же при виде этого насторожилась и напряглась всем телом, чтобы быть в состоянии вовремя увернуться, но стоило ей взглянуть на свою побагровевшую ладонь, которой до этого вытерла разбитый нос, как треснувшие губы немного изогнулись, и девушка взмахнула рукой перед собой наотмашь. Этим она метнула в него несколько капель крови, что тут же засверкали пурпурным светом, наполненные мистической силой. «Ура, нет! Ты же его так!..» — возопила Внешняя, отчего Внутренняя невольно дëрнулась в желании не разума, но собственного тела под влиянием Омотэ броситься к нему, но тут же осеклась. «Он достаточно юркий, чтобы просто уклониться, ви… -дишь?» — и сердца обеих натурально остановились при взгляде на то, как снаряды прошивают конечности, туловище и голову парня насквозь. — «Н-не может такого…» Впрочем, она тут же оскалилась, потому что Акира не понëс вообще никакого урона от попаданий багровых пуль: не было ни звука рассекаемых костей и внутренностей, ни входных отверстий от попадания, ни даже баллистического шока — он просто продолжил бежать к ней, хотя за спиной послышалась канонада тяжёлых взрывов от импровизированных снарядов — Иллюзия, но тогда где же наст?.. — было отвела она взгляд от очередной уловки в поисках оригинала, уже наверняка подкрадывающегося сзади, как чутьë насильно вернуло внимание к броску «подделки». Его раскрытые ладони загорелись прозрачным оранжеватым пламенем, и было это похоже не на какую-нибудь огненную технику, а на визуальный эффект придания рукам большей прочности, а кончикам пальцев — остроты ради возможности пробить её защиту. Акасия от такого встала в стойку и закрыла живот и грудь руками в блоке в предвкушении того, что этот попрыгунчик наконец-то решил взять инициативу и, по всей видимости, расшибиться об неё, ведь что может человек с какой-то там усиливающей магией противопоставить нечеловеку её уровня? *Хлоп! * — этот смачный шлепок прозвучал у неё перед самым носом, когда юноша, к удивлению девушки, снял свой «покров» с ладоней и сомкнул их в простом хлопке. Простом хлопке… Но этого оказалось достаточно, чтобы напряжëнная до состояния насильно разогнутой пружины красавица оказалась будто бы в эпицентре ядерного взрыва и пошатнулась от какого-то рефлекторного испуга. Брюнет воспользовался образовавшейся брешью и с довольным лицом и молниеносной скоростью коснулся пальцами левой руки пяти близко расположенных друг от друга точек на её животе и закрепил сравнительно несильным ударом кулака, от которого она пошатнулась и попятилась на пару шагов. А затем рухнула навзничь, при виде чего Шимада расслабился и приложил к своим вискам обе ладони, вспыхнувшие зеленоватым огнём. — Ч-чт-то-о это такое? — только и могла она сейчас пытаться локтями, дрожащими от охватившего каждую клеточку организма бессилия, вернуть себе вертикальное положение, но тщетно: тело просто не слушалось и даже ауру теперь было не выпустить. — Обыкновенный ци-блокинг. — сказал он, когда вернул повреждённый слух к прежнему состоянию без крови и звука собственного сердцебиения, заливающего уши. — Я слишком тупой, чтобы запомнить расположение точек «G» на человеческом теле, на демоническом — и подавно, да и вычитать об этом попросту неоткуда, но помнится мне, что уже говорил, какие мои глаза особенные. Тигра клещу во век не одолеть… Если у последнего не имеется какого-нибудь убийственного яда или нейротоксина, конечно же. «Идзанаги: Соудзоу Сансэй». С этими словами он вскинул в её сторону ладонь, и Моку объяла вспышка изумрудного пламени. Как ни странно, но сейчас она ощущала не заставляющий кожу пузыриться жар, а приятное успокаивающее тепло, от которого девушку потянуло в сон. Хоть и с трудом, но блондинка сумела сохранить себя в сознании, и наградой за это ей послужило зрелище того, как нанесённые им ранения и ушибы выправились и заросли, но одежда так и осталась не у дел. — Исцеляющая техника? — Мока-чан даже с действующей печатью заживила ту рану на ноге едва ли не мгновенно, но сейчас, будучи в лучшем «расположении духа», не может почему-то сделать также, хотя скорость и сила возросли десятикратно, да и способности какие-то появились. Наверное, я действительно что-то поломал в этом артефакте… — и парень уселся ей на живот с победной улыбкой. — Хотя конкретно Ура-сан смотрится куда сексуальнее, когда избита до полусмерти. У меня появился новый фетиш? — Я тебя убью… — протянула она, словно змея, но более это было похоже на попытку речного ужика огрызнуться на чёрного горного питона. Также жалко и умилительно. «Л-ладно, Акира-кун, мы с тобой ещё хорошенько побеседуем за то, что избил онэ-сан, но пора бы…» — Меня не избили! «Меняемся.» — Потерпите немного. — сверкнули его глаза одновременно с камнем на розарии, и метаморфозы просто не случилось. «Н-не сработало?» — Почему управлять этой блядской печатью может кто угодно, но только не я?!!! — взорвалась серебровласка, а Шимаде показалось, что ещё немного — и она расплачется. Ему хотелось это увидеть. — Стоит легче относиться к таким вещам, Ура-сан. Нервы ведь не восстанавливаются, разве нет? — Не пытайся закадрить меня, как эту дурочку, недомерок. Тебе же лучше поменять нас местами, потому что если полезешь ко мне целоваться — я отгрызу тебе язык до самого желудка! — Тогда приятного аппетита. — улыбнувшись, он до крови раскусил нижнюю губу и вцепился в её. От подобной наглости у девушки чуть глаза из орбит не выпали, и уже хотела она исполнить свою угрозу, ведь рот он по глупости ей не парализовал вместе с остальным телом… Только вот ощущение сладкого нектара, потёкшего по языку и горлу, заставил челюсти онеметь, а веки — задрожать. Он насильно её целовал, прямо как та падшая засосала Омотэ, но чувство сейчас было совершенно другое: Акира поил её своей кровью самостоятельно, а девушка не сумела сделать ничего, кроме как немного согнуть дрожащие колени, чтобы коснуться его промежности в попытке скинуть с себя, но это не только не возымело хоть какого-либо эффекта, так ещё и онемевшие руки оказались им прижаты за запястья к полу рядом с ушами. Так продолжалось какое-то время, за которое непослушный девичий язык облюбовал для себя ранку на его губе, а когда парень с чувством удовлетворения собственной жестокостью разорвал поцелуй, стрига сама потянулась к нему, жалея о таком быстром окончании. Это была не её воля и даже не желание Омотэ внутри — такова оказалась мольба самого вампирского тела, уже привычного именно к этому сорту живительного экстракта. Сорту крови, бегущей по венам Шимады Акиры. — Я вас обоих… ненавижу. — неуверенно прошептала она, отведя в сторону взгляд дрожащих глаз. — «От любви до ненависти», но можно и наоборот, наверное. — …ублюдок. — Ты привыкнешь. Поняв, что заставил её сердце дрогнуть, он решил закрепить успех и оголил свою ключицу, как делал ранее для Омотэ, а Ура уже поняла, к чему тот клонил. Ей не хотелось этого делать, не хотелось поддаваться напору такого человека, не хотелось выглядеть похожей на ту, кто сейчас, наблюдая за всем этим сумасшествием её глазами, наверняка потеряла дар речи от смущения. Только вот не был бы Акира собой, если бы не нашёл «ключик» и к такому чёрствому сердцу — для того ему не нужен был ни Святой Механизм в мозгу, глазных нервах и самих глазах, ни особые техники, что даже простому человеку помогли бы одолеть сверх-существо, вроде подобного ей носферату. Он просто чувствовал, чем каждая из составляющих его любимой дышала, и не хотел обделять хоть кого-либо из них хоть чем-то: нежной — пряник, жёсткой — кнут. И теперь она пила его кровь уже из плеча, ближе к шее, потому что клыки сами вытянулись заточенными иглами и потянулись к этой тёплой мальчишеской коже, руки и ноги дрожали уже не от настойчивого усилия преодолеть паралич, а от навязчевого озноба, бьющего по мозгу, по лёгким и по всему остальному телу электрическими разрядами. Его глаза были сильнее её. Его кровь была сильнее её. И сам он, похоже, тоже.*******
— Зе-ха-ха-ха-ха! А здорово он её отделал, правда?! — зычно загоготал неряшливый мужчина, не назвать которого обыкновенным босяком было просто невозможно. Мятая, засаленная и явно видавшая лучшие времена одежда выдавала в нём крестьянина из захудалой провинции Китая средних веков, а перемотанные бинтами переносица, предплечья и икры говорили о явно неспокойном характере, часто ввязывающегося в драки бродяги. С другой же стороны тот, к кому балагур обращался, производил совершенно противоположное впечатление: статный мужчина в годах с длинными прямыми волосами и свисающими до живота усами и бородкой цвета полированного серебра, облачённый в дорогие чиновничьи одежды изысканного пошива — старец сидел на земле со сложенными по-турецки ногами и собранными в щепотки ладонями и словно бы сам был не здесь. — Ты слишком шумен, Чиан-Квай. Иди играть в другое место, я занят. — И чем же? Пытаешься при взгляде на это буйство молодости сделать себя таким же твёрдым, как твои любимые камешки? — он насмешливо наклонился вперёд, уперев руки в бока. — Твоя вульгарность тебя не красит, ещё раз говорю: «Уходи по добру, по здорову». Нечего тебе делать в моих землях. Нищий сделал козырёк ладонью и демонстративно огляделся на «земли» своего собеседника: сейчас они оба находились на вершине огромного каменного выступа-столба, своеобразной башни, возвышаясь над бескрайним лесом в мире, где по небу лениво текли кишащие жизнью кустистые острова. — Скучно тут, старик. Другое дело у пацана: вон как девок охмуряет — прямо я в молодости, да и стиль боя… Точно у меня слизал, поганец. Ну, нельзя его за это винить, ведь стремление к идеалу — не порок! — надменно хмыкнул он и приложил отопыренные пальцы к груди, в ответ на что получил сдержанный смешок. — Кхем, твой стиль? Может, ты и обучил его уклоняться, убегать и трусливо бить по жизненно-важным узлам, только вот стоек он был в намерениях и в сражении, согласно моим заветам, а затем исцелил даму своего сердца моей техникой. — Чё? — «Сколь бы не дул ветер яростно — гору не сдвинуть ему», ты разве не слышал? В мгновение ока слева от мудреца, стоило ему двинуть бровью, из земли возникла колоссальных размеров и толщины каменная стена… Тут же оказавшаяся пересечённой диагональным разрезом. Чуть погодя, верхняя часть вала съехала с нижней и обрушилась оземь, открыв взору мужчины его оппонента: тот стоял в подобии боевой стойки, максимально пригнувшись и отведя правую руку назад, а левую простёр вдоль выпрямленной ноги, словно бы сейчас совершил рубящее движение ладонью от левого плеча к правому бедру, а собранные в соломенный тюк тёмные волосы на затылке задорно развивались поднявшимся ветром. — Ои-ои, «земля круче воздуха», экая невидаль. Надо будет рассказать Кагебунэ-лан, вместе посмеёмся. — Нарываешься на драку, сопляк? — Надеюсь даже! — Хах, как дети малые. — послышался со стороны томный женский голос, и нищий вышел из стойки, а мудрец встал на ноги, чтобы почтительно поклониться появившейся даме в чёрных одеждах. — О чём я просила вас не так давно? — Не драться друг с другом. — гнусаво протянул мужчина в лохмотьях, заведя руки за голову и сложив губы трубочкой. — Молодец. Почему бы тебе не сходить и не поиграться с Рай-сан, Чиан-Квай? Я уверена, она уже соскучилась без вашего милого общения… — Она же злая, как чёрт! — «Ветер» и «гром» — из одной бури, вы прекрасно друг другу подходите. И всё же он ушёл, растворившись в пространственном завихрении и оставив старика и брюнетку в иссиня-чёрном шёлковом кимоно наедине. — Чем могу помочь, госпожа Шинсей? — воспросил мужчина, когда леди жестом попросила его вернуться к своей медитации, и они поравнялись. — Просто хотела навестить вас, Шихуанди-доно, а здесь и наш непоседа. Вы с ним души друг в друге не чаете, разве не так? — Даже собака или кошка, опалив усы, больше не сунутся в эту миску, но этот смутьян — тупее всех. — чванливо выпалил он, а девушка скромно усмехнулась, прикрыв губы широким рукавом юкаты. Они ещё какое время просто находились в компании друг друга, пока мужчина не почувствовал себя неловко в этой тишине. — И всё-таки, то была хорошая демонстрация силы молодого человека, не так ли? — Вы с Квай-кун — действительно два сапога… Но я согласна. Он ещё крайне юн, но уже куда смекалистее, чем я могла вообразить. — затем женщина грустно вздохнула. — А ведь «Стилю Тени» юношу учила именно я, эх.*******
«И что я тут делаю? Что я тут делаю? Что я тут делаю, Господи-Боже!» — причитала она сама про себя с лицом, готовым разрыдаться, и накрыла макушку ладонями. А ведь действительно, «что она тут делает?». Что она, хоть и изгнанная, но всё же сохранившая свою веру в церковное учение и в догмы Всевышнего монашка забыла в месте, не назвать пристанищем Сатаны которое просто язык не поворачивался! «Школа, в которой молодые нелюди и настоящие чудовища из сказок и легенд обучаются пониманию людей» — более крамольной вещи даже представить было трудно, такое даже самому больному и юродивому разуму в горячке не пришло бы… Но всё же нечто такое существовало во вполне объективной и обозримой реальности, и ей, Асии Ардженто, предстояло здесь учиться целых три адских года. Неужели она чем-то прогневала своего нового господина, губернатора «Григори» Азазеля, что тот решил так жестоко её наказать? Или, может, изначально показавшийся, вопреки своему статусу и прожитым годам, совершенно беззаботным и крайне позитивным мужчина оказался на самом деле таким, какие слухи о нём ходили за пределами общины падших ангелов: безжалостным интриганом, извращённым изувером и безумным экспериментатором, который просто решил засечь время, за которое священнослужительницу в опале пустят на шашлык или сделают чего похуже? Похоже, всё это вместе взятое и сразу, оттого она и паниковала. Впрочем, нельзя было сказать, что свою совершенно беспомощную перед чужой агрессией подчинённую старый проходимец отправил на враждебную территорию совсем уж без средств защиты и сопровождения: хоть и выглядела молодо и своей совершенно не кажущейся, а вполне объективной невинностью привлекала внимание падких на такой типаж одноклассников и однокурсников, но определена зеленоглазая блондинка оказалась в одном класс со своим куратором и, выходит, напарником — госпожой Рейналь, представившейся здесь под именем «Амано Юмы», — которая хоть и была резкой, грубой и до предела пошлой и вульгарной, но всё же приказу повелителя предпочла не перечить, а потому охраняла робкую девчушку от приставаний окружающих парней. Дабы скрыть человеческий запах, который, как ей сказали, многие ёкай и фейри легко бы распознали, на своей груди она теперь носила подаренный господином Шемхазай защитный амулет в форме перевёрнутого медного крестика, из-за которого нелюди не распознали бы в ней кого-то иного, нежели падшего ангела, подобного её новым покровителям… До тех пор, пока она не ввяжется в школьные разборки и не продемонстрирует невозможность расправить в принципе отсутствующие вороньи крылья или сгенерировать оружие из осквернённого света. Сам Владыка Азазель признал это идеальной мимикрией, ведь все чернокрылые ангелы женского пола славились превосходной внешностью и поистине «небесной» красотой, со своим изгнанием дополненной какой-то греховной остринкой и попросту выдающимися от природы физическими данными, а саму Асию просто невозможно было не назвать хотя бы не «обезоруживающе-милой». — Настоящий херувим, ангел-хранитель, изгнанный из Эдема, скорее всего, по причине отказа вышестоящему чину во взаимности в его домогательствах до её чистого и невинного личика и тела. — одна из её непосредственных начальников с момента принятия в «Григори», госпожа Бенемуэ, сказала девочке об этом прямым текстом, выразила недовольство тем, что миролюбивость и патологическое отсутствие эгоизма блондинки не позволяли ей в полной мере пользоваться своими «основными преимуществами» и буквально устлать землю перед собой наивными мужчинами, а также предостерегла Ардженто-чан, чтобы та не слишком-то сильно надеялась на своего куратора, ибо падшие — жуткие и жестокие завистники, и вряд ли Рейналь бы стала вмешиваться и спасать её от, к примеру, изнасилования толпой каких-нибудь гоблинов. А может, даже и организовала бы нечто подобное самолично… Но, как бы то ни было, ничего подобного до сих пор не произошло и, видимо, не собиралось. Хоть окружающие и оказывали ей определённые знаки внимания, а некоторые учителя делали скидку на выглядящую вечно потерянной девчушку, но день за днём эта паника постепенно утихала, уступая место чему-то… странному. Предметы, которые здесь преподавались, мало чем отличались от таковых в церковно-приходских школах, в одной из которых она и училась, будучи сиротой из приюта с окраины Италии, хотя было видно, что таким вещам, как антропология и человеческая биология уделялось гораздо больше внимания, нежели в среднестатистическом учебном учреждении общего среднего или высшего образования. Студенты, даже несмотря на строгий запрет раскрывать свою истинную сущность то и дело ходящие по коридорам с лицами без кожи, звериными мордами или рогами, растущими из самых разных мест, практичных и непрактичных, сами тоже были в какой-то мере обычными подростками со своими стандартными проблемами. Даже частые слухи о том, что кто-то с кем-то подрался со сбросом с себя «Маскарада», не выходили за пределы простых пересудов, будто два хулигана не поделили последнюю банку с газировкой в автомате и решили оставить друг друг по фингалу. Ни крови, ни криков, ни пламени и запаха серы… Даже символика сатанинская — и та на груди у самой Ардженто в качестве, как это ни иронично, сохраняющего ей жизнь оберега. Это, конечно, било по самоощущению, словно бы она действительно стала той страшной еретичкой, которой когда-то окрестил Ватикан, но всё здесь было… Настолько обычным и необычным одновременно, что девушка, сама того не осознавая, стала интересоваться сверхъестественными аспектами своей новой жизни. Она наблюдала за одноклассниками, изредка интересовалась у «Амано-сан» по каким-то вопросам, которые набожный человек, всю жизнь проживший в храмовых затворках, задавать не стал бы из-за банального отрицания всего этого безумия. — Фуа-а-а… есть хочется. — устало и жалобно зевнул ещё один источник интереса и пассивного изучения. Сейчас должен был начаться последний урок на сегодня и, согласно расписанию, это было краеведение, которое то и дело мелькало в расписании, но раз за разом оказывалось отменено и заменено на очередную пару математики, физики или английского языка. Теоретически, как полагала Асия, данный предмет мог быть рассчитан на приобщение нелюдей к человеческой культуре, географии или даже религии — на интуитивном уровне крайне важная дисциплина для школы подобной направленности, тем не менее, начавшаяся только сегодня. Ради такого события весь основной очный поток первого курса оказался собран в одной из аудиторий на первом этаже, представляющей из себя огромную рекреацию университетского образца, и вполне предсказуемо, что до появления преподавателя всё это погрузилось в анархию, будто пять-шесть взаимно враждующих уличных банд оказались заперты в тесной подсобке. Здесь оказался и её класс, так что сейчас Ардженто сидела и с поистине архангельским терпением пыталась не обращать внимания на окружающий зоопарк, но даже за гомоном она распознала причитания своей соседки по ряду, по комнате и, наверное, подруги. Сейчас справа от неё за трибуной сидела девочка примерно её возраста, но также носящая форму ученицы старшей школы, что лежала щекой на столе и будто бы умирала. Ленивая, до предела заторможенная, невозмутимая и будто бы даже страдающая нарколепсией, Ханазаки Кохаку смотрела перед собой невидящим взглядом малиновых глаз и истекла слюной, благо Асия заранее подложила ей под голову платок. — Ты же в начале перемены перекусила целой банкой чипсов, Кохаку-сан. Так много есть — вредно для пищеварения. — Быть голодной — отстойно. Хочу кушац. М-м… — она задрожала. — Асия-тян, одолжи свою руку, пожалуйста… — М-мою руку есть тоже нельзя! — она схватилась за ребро ладони, на что соседка обиженно перевалилась на другую щёку. — Злюка. — Злю?!.. И верно, Ханазаки была весьма и весьма непосредственным человеком, эм, демоном. Только начали они общаться, ведь оказались не только в одном классе, но и делили один блок в общежитии, как девушка с собранными в хвостики волосами цвета розы тут же наплевала на правило конспирации и использовала факт своей причастности к роду «вечноголодных» ёкай, гася-докуро, в качестве оправдания совершенно непомерного аппетита, а блондинка, стоило ей прочитать в библиотеке о монстрах, имеющих облик исполинских живых скелетов, поначалу ужаснулась… Но стоило Кохаку прийти к ней ночью и насильно уложить спать вместе с собой, как экс-послушница поняла, что, в принципе, нет ничего страшного даже в таких, казалось бы, деструктивных существах. Правда вот следующим утром обнаружила себя обслюнявленной с ног до головы, будто бы ворочающаяся во сне демоница её во сне же и обглодала. Расстроенная такой несправедливостью подруги на обычный отказ, Ардженто обратила взгляд в другую сторону и увидела на пару мест левее и на ряд ниже себя свою опекуншу, сидевшую в компании юноши в чёрной форме и с такими же чёрными волосами, которому явно было скучно, хотя слева к нему ластилась весьма привлекательного вида голубоволосая девушка в кофте. По описанию в профиль, кажется, это о нём Рейналь говорила, как об «чудовищном насильнике и изувере, ничуть не уступающем в жестокости Владыке Азазелю!», только вот парень не производил вообще никакого впечатления. Никакой жуткой ауры, никаких особых примет, кроме полуприкрытых синих глаз, покрасневшего следа на щеке от длительного использования кулака в качестве упора для головы и умиротворённой улыбки в купе с печальным взглядом, обращённым куда-то вперёд — туда, где двумя рядами ниже сидела розововласая девушка. Последняя, кстати, то и дело посматривала себе за плечо на брюнета и тут же хмыкнув отворачивалась, демонстрируя обиду, а юноша от этого только глубже вздыхал и потирал уже другую щеку, будто бы не так давно ему отвесили смачную оплеуху. Должно быть, это и были те самые Акасия Мока и Шимада Акира, о которых столь нелестно отзывалась Юма, однако даже того совершенно ничтожного и излишне идеализированного знания о таких типичных вещах, как «любовь» и «влюблённость», Ардженто хватило, чтобы понять, что к последнему чернокрылая падшая нечто из этого питает. Это было странно, непривычно, даже в какой-то мере «разрывало шаблон», но Асия всё-таки была рада, что её напарница, даже если та этого не признавала открыто, к кому-то неровно дышала. — Хорошо, дети. Наше первое занятие уже началось, так что заткнулись. — огласила появившаяся будто бы из ниоткуда преподавательница и в усиление своего требования проскрежетала ногтями по грифельной доске, занимающей добрую половину стены за кафедрой. Это была высокая, стройная и прекрасная лицом женщина с завидной фигурой и длинными лоснящимися волосами цвета бордо, от одного звука голоса и взгляда на которую мужская половина студенчества тут же выполнила указ и смирно расселась по своим местам, такое чувство, опасаясь даже пискнуть — столь глубоким был трепет перед сладострастной дьяволицей, облачëнной в монашеское одеяние. Асии это показалось кощунством, что поверх чëрной робы были накинуты кожанные ремни, нарочно подчëркивающие женские достоинства, вместо цельной полы красовалась сегментированная, открывающая вид на стройные и длинные ноги, заключëнные в чулки на подтяжках и сапоги на высоком каблуке, а при повороте, когда псевдо-настоятельница обернулась, чтобы что-то написать мелом на доске, волосы и головной платок скользнули по талии так, что на миг открыли искушённым мужским и завистливым женским взглядам глубокое декольте-корсет от ключиц до самого копчика и почти на всю спину. — Как вы уже знаете из расписания, моё имя — Сателлина Луксурия, и занятия по краеведению у вашего года буду вести я. — она поставила точку после своей фамилии и небрежно кинула мелок на подставку под доской, после чего вновь вильнула бëдрами и облокотилась руками о кафедру, немного выпятив округлый «бампер». — С самого начала года у нас с директором немного не задалось, отчего у вас пропало изрядно академических часов по нашему предмету, но администрация уже работает над компенсацией. На самом деле, я просто не хотела преподавать вам, кучке слюнтаев-аутистов. Последней фразой она ответила на образовавшийся у кого-то вопрос насчëт этого «немного не задалось», и образ страстной училки дополнился, по всей видимости, ещё и доминатрикс. — П-прошу прощения, Луксурия-сенсей, — подняла руку и встала одна брюнетка. — Но вы уверены, что с таким отношением вы подходите на роль преподавателя предмета с гуманитарным уклоном? — Мне срать. — безразлично хмыкнула она… А ученица легонько задрожала и со скромной и удовлетворëнной улыбкой вернулась на место. «Это… что сейчас было?» — типичная реакция даже не на слова монахини, а на реакцию однокурсницы, спрятавшей руки меж бëдер. — Итак, теперь программа требует от меня прочитать вам ознакомительную лекцию о том, что такое «краеведение», и чем оно вам упёрлось. Я не люблю, когда меня отвлекают или перебивают, так что если у вас имеются вопросы — задавайте их сейчас, или завяжите губы в узел и слушайте. Один из ребят поднял руку, на что женщина призывающе дёрнула подбородком. — Луксурия-сенсей, разрешите поинтересоваться: то, что вы выглядите, как монахиня — это часть погружения в тему занятия? — Вас колыхать не должно, в чём я хожу… — и она глухо вздохнула, как бы борясь с раздражением. — Впрочем, самый очевидный вопрос, спасибо. Мой преподавательский стаж довольно-таки невелик относительно всей моей остальной жизни, как лилим: всего каких-то тридцать четыре года к нескольким столетиям, и всё это время я занимала должность учителя данной дисциплины сначала в Академии Вельзевула в Подземном Мире, а теперь здесь, потому что господин директор высоко оценивает мои познания в человеческой культурологии, антропологии и философии. Мне не нужны учебники, чтобы в деталях описать вам механизмы возникновения и развития земных религиозных и культурных течений, основываясь на собственном опыте, и уж точно мне для этого не надобен косплей под монашку-стриптизёршу. Просто таково требование для представителей течения дуваистизма, к которому я с каких-то пор отношусь. Очень удобная одежда, скажу я вам — легко раздеться для плановой «молитвы». — «Дуваи-как»? — вопросил уже другой студент. — Это культ поклонения одному из божеств ныне почившего зороастризма, что воплощает собой деструктивную природу всего существующего, Ангра-Манью. — То есть, вы, ну, типа, «злая»? — Я могу разозлиться и начать ставить «неуды» тем, кто задают мне тупые вопросы, если хотите. — скучающе протянула она, на что любопытствующие тут же присмирели. — Так и думала. Не беспокойтесь, как и любая другая религия, «Церковь Ненависти» — это просто очередная финансовая пирамида, чтобы пудрить мозги простакам и отмывать деньги через пожертвования, так что на объективную информационную ценность наших занятий моя принадлежность к одной из них не повлияет. — Л-луксурия-сенсей? Извините, пожалуйста, но… — тут уже не выдержала сама Асия и, подняв руку, вскочила с места, из-за чего Рейналь через плечо посмотрела на неё, как на идиотку в предчувствии предстоящего позора. — Но разве такие слова подходят тому, кто придерживается какой-то веры? Д-даже если эта вера — ложная, это всё равно не повод называть её «финансовой пирамидой». Разве это не оскорбление Бога, чьи принципы вы клянётесь соблюдать, положив руку на священное писание? — И что же милый маленький падший ангел называет «истинной верой», нарекая любую другую «ложной»? — демонесса хмыкнула и сложила руки под подпрыгнувшей грудью, ещё больше подчеркнув ту к удовольствию мужской половины населения этой аудитории. — Христианство? Да, может вы и являетесь свидетелями существования Библейского Бога, но он и ему подобные — просто более сильные и древние демоны, нет-нет, да поигрывающие с генной инженерией и селективной алхимией, чтобы создавать себе «детей» и воевать при помощи них друг с другом по причинам, не менее убогим, нежели у любой из людских народностей. С таким же успехом можно назвать ныне почившего Владыку Люцифера божеством, и не будет особой разницы, из какой мифологии происходят те или иные «демиурги всего сущего» — любой из них даёт цивилизации возможность верить в свою собственную «истинность» в рамках религиозного поклонения просто ради забавы. Любой писатель или исследователь-визионер — в какой-то мере Бог, ведь он одним движением пера зарождает целые миры, определяет ход истории или проясняет законы мироздания тем, кто слишком туп для подобного мыслительного процесса самостоятельно. Человек, кстати, у которого палец нависает над кнопкой запуска стратегических ядерных боеголовок — не меньше божество, нежели Один, Осирис или Яхве. — Но ведь это!.. — Не хочу тратить время на пустые споры. Если вам есть, о чём подискутировать, мисс Ардженто, то прошу после уроков. Мне платят за усвоение вами материала из этих хомутов с от скуки исписанной туалетной бумагой, а не за насаждение вам своего мировоззрения. Итак, откройте свои учебники на третьей странице и прочитайте… И так прошёл урок, когда Луксурия-сенсей просто сказала им прочитать такие-то параграфы, а сама до конца занятия уселась на стул и закинула скрещенные ноги на кафедру, позволяя ученикам самим пофантазировать, какого цвета и вида у неё исподнее за этой проклятой деревяшкой, ведь не будь её, то… — Ты идёшь, Асия-тян? — спросила Ханазаки у блондинки, потянувшись и приготовившись наконец-таки двинуть в комнату и от души насладиться первым и, желательно, вторым ужин. — Д-да, чуть позже, Кохаку-сан. Мне нужно… немного задержаться. Иди без меня, я догоню. — проговорила она как-то через чур рассеянно и отстранённо, ни на мгновение не отрывая взгляда от этих багровых чарующих глаз высшего суккуба.