Dormientis Daemonium / Спящий Демон

Я горела. Моё тело пылало и плавилось. Не было кожи, не было костей и плоти — я не чувствовала ничего, кроме ослепляющей боли и запахов палёного мяса и серы. Руки дрожали двумя головёшками, когда я поднесла их к лицу. Пальцы просматривались внутри пламени, охватившего меня, но почему-то не сгорали. И это было так странно, что я забыла о боли, забыла о том, что горю. И чем дольше я всматривалась, тем быстрее забывала… Вокруг меня — мгла, но я хорошо помню, что со мной случилось. Последние моменты — шепчущее «прости» и невыносимая тоска в глазах Таси — въелись в подкорку кислотой. Но сейчас моё горе отошло на второй план, потому что, умерев в руке демона, я не прекратила существовать. Я падала так долго и так быстро, что пламя трепетало вокруг язычками. Моё падение освещало скалистые стены узкой расщелины. Сверху тьма — и снизу тьма. И я раскинула руки, распрямила спину и выгнулась, вдруг поняв, как приятно ледяной ветер овевает моё пылающее тело… Вдруг падение стало стремительным. На дне этого страшного колодца что-то становилось видно: непонятный свет, тускло пробивающийся сквозь мглу и дым. И когда дыма стало больше, а дно — ближе, я осознала, что меня ожидает падение в стену огня. Вот и всё. Это конец. Я была так в этом уверена, что мысль меня застала в абсолютном спокойствии. Паниковать уже бессмысленно: меня ожидает гибель, хотя чего я ещё хотела, гореть вот так вечно? Я прикрыла глаза и решила насладиться последним, что мне было доступно — потоком холодного ветра, овевающего меня как из турбины… однако падения в пламя не свершилось. Вместо него я вдруг сшиблась с чем-то невероятно жёстким, точно это была скала. Вскрикнув и ударившись бедром и боком, я скатилась по склону и вдруг осознала, что скала начинает двигаться и дрожать подо мной, а после — смыкаться. Мне стало страшно… Боль от удара всё не проходила, но я подумала, что сейчас стенки схлопнутся и оставят меня во тьме, погасят моё пламя. А когда это случится — кто знает, что будет? Быть может, тогда я и умру? Однако скала дрогнула и двинулась наверх, оставляя щель, в которую я и смотрела. Стены колодца тоже заходили ходуном, словно от землетрясения, а следом стена дыма окутала меня — и я рассмотрела в зареве взметнувшегося огня, что не в скале нахожусь: меня сжимает рука. Гигантская чёрная когтистая рука, где я спокойно помещаюсь на ладони. Громкий басистый рык заставил вскрикнуть от ужаса и закрыть уши руками. Я слышала, и это было хорошо… но то, что оглушило меня, свидетельствовало об одном: я в большой беде. Нечто стремительно поднимало меня вверх, туда, откуда я и падала, а затем взметнулось и вскинулось — и дрожащие стены начали раздвигаться, расходиться в разные стороны, открывая взору бархатно-чёрную ночь и такие же агатовые тучи. Это не стены, поняла я слишком поздно. Это крылья. Ярко вспыхнули прямо передо мной две зияющие золотые бездны, два ярких колдовских озера. Медленно поднялись тяжёлые веки, окаймлявшие мраком свечение глаз. Рука дрогнула и разжалась, отчего я упала на ладонь, сев на зад — и испуганно сжавшись. Янтарные глаза прищурились: стали узкими щелями, излучающими мистический, потусторонний свет. А затем каменно-чёрное лицо дрогнуло, приоткрылась пасть — и огромные белые клыки оскалились, демонстрируя всю свою остроту и чёрный, гибкий язык, плеснувший между них. Демон зевнул, запрокинув назад гигантскую рогатую голову, повёл могучими плечами, раскинув руки вверх и затем в стороны, потягиваясь и расправляя мышцы. Дрожа, я смотрела теперь из его кулака, вскинувшегося сперва над головой, увенчанной мощными чёрными рогами, загнутыми назад, и похолодела, бросив взгляд вокруг… Господи, демон невероятных размеров восседает на вершине горы, обдуваемой всеми ветрами. Внизу под нами — окутывая чёрным дымом его когтистые мускулистые ноги и обвивший гору хвост — блистают молнии в грозовых облаках. Расширив глаза, я вцепилась обеими руками в огромный указательный палец, надеясь, что не упаду отсюда — было страшно даже вообразить, на какой высоте мы находимся. Однако демон не закончил мои мучения: он отвёл руки в стороны, зевая с оглушительным гулом, вырывающимся из крепкой груди. Чёрная гладкая кожа кажется влажной, даже латексной: вытянутые к вискам глаза разогнали тьму от лица, острые уши дрогнули, увенчанные тяжёлыми золотыми кольцами, и прижались к рогам. Демон мотнул головой, тряхнул загривком и величаво выпрямился, сложив за спиной кожаные летучемышиные крылья. Жуткое клыкастое лицо тем не менее уродливым мне не кажется: я смотрю на него с непонятным замиранием в груди, чувствуя, как сгорает всё ещё живое сердце, и не понимаю, как оказалась здесь, на головокружительной высоте над землёй в руках чудовища. В абсолютном молчании, он вдруг простёр вторую руку вперёд, точно указуя на что-то — и я мигом повернулась на этот жест и похолодела, глядя на то, как в клубах седого тумана плывут и извиваются призрачные тени скелетов, торопящихся присоединиться к своему властелину в эту ужасную ночь. Как их много… Скелеты людей, скелеты лошадей. Они точно воины с поля боя, стремились скорее залететь под могучие крылья демона и там развеяться дымом и напитать его плоть. Тогда он опёрся когтистой рукой о скалу и низко склонился к ней грудью, внимательно глядя на призрачных гостей с того света, точно собиравшихся на его горé. У гигантских бёдер, уходивших двумя чёрными изгибами вниз, скелеты начали свой дикий пляс, двигаясь так, как могли бы люди — и неспособные на это из-за своей ветхости и костлявости. Гротескные танцы под оком своего властелина прекратились вмиг, когда он рукой смёл их, точно дым, и обратил вдруг в пёстрых, разноцветных и жутких бесов. И взглянув на них, я с ужасом узнала тех, кого видела в комнате, когда читала заклинание — нечеловечески исковерканные, с чрезмерно длинными конечностями и крошечными головами, они взмахивали когтистыми руками и издавали противный хохот, сливавшийся в общую какофонию звуков. Гигант медленно скрестил руки на могучей груди, ненароком притиснув и меня к ней — и я немного смутилась, прижатая щекой к ореоле крупного, ониксово-чёрного соска. Мда, вот это поза… Забарахтавшись и пытаясь — бесполезно! — отникнуть, я замираю, когда из этой самой груди вырывается вибрирующее дыхание, и Демон сверкая взглядом вдруг вздымает вторую руку вверх: в тот же миг точно по его воле дрогнула сама скала. Чёрная поверхность гор раздвинулась зияющей бездной на том месте, где уродливо плясали бесы, и вот так, прогневав своего господина, все они полетели в развёрзшееся оранжево-жёлтое пламя… В том Аду слышны лишь их дикие вопли — существ, сгорающих заживо. А затем демон, не отвлекаясь от созерцания мучающихся прислужников, погибающих в языках безжалостного огня из Преисподней, опустил руку и разжал её, так, что я покатилась по ладони как ребёнок с горки, упав на каменную площадку и поднимая дрожащий взгляд в чёрное лицо. И лишь тогда я поняла, что он смотрит на меня в ответ. На фоне чёрного неба с белёсыми тучами призрачных облаков он кажется ожившей тьмой. Абсолютным ужасом, потусторонним и древним, древнее всех богов, которых я знала, всего, во что я верила. Невольно, дыхание моё стало более глубоким и тревожным. Он разжал вторую руку, запустив её в адское пламя, и с ладони спрыгнули на плато три пылающие, подобно мне, огненные девушки. Их прекрасные тела извивались и изгибались в танце, который они тут же дарили гиганту. Он с интересом обратил на них свой взор, скрестив на груди руки и глядя сверху вниз — настоящий колосс. И когда строгие глаза пронзили меня насквозь, точно я прошла через пламя, тело поневоле начало повторять за соблазнительными плясуньями. Они танцевали так, как не смог бы не один человек… Тела были подобно пламени, окутывающему свечной фитиль. Золотые волосы фонтанами огня полыхали по плечам и спинам, спускались на округлые большие груди и плоские животы — и девушки делали па и фуэте, гибко клонили стройные станы и кружились на месте в почти изящных танцах, подобные лёгким балеринам, трепетным язычкам пламени. Демон опустил огромную ладонь, и одна за другой, вдруг утягивая следом за собой и меня, они запрыгнули на неё, сладострастно кружась и выгибаясь, счастливые тем, что могут танцевать для него. И поддаваясь общему радостному волнению, с ними извивалась и я, точно плясала так всю жизнь на страшном шабаше в предрассветный час. Гроза громыхала как барабаны. Косой дождь изливался на землю там, под облаками — но я ощущала лишь жар адского пламени, наполнявший лёгкие дыханием, а волосы — огнём. Я закружилась на месте, привставая на носок, и видела лишь собственные горящие волосы, ставшие удивительно длинными, не то что в той жизни. Странная нега наполнила тело от бёдер до кончиков пальцев. Мне стало вдруг всё равно, что умерла. Всё равно, что там, на далёкой земле, остались сестра и мама, такие одинокие и несчастные в своём горе. Я оставила это позади, за завесой пляшущих волос, и радостно улыбалась, отдаваясь в танце своему новому кумиру — и откуда-то на подкорке сознания вдруг всплыло мрачное имя. Чернобог. Так вот как тебя зовут, здоровяк! Девушки, плясавшие возле меня, наверняка ощущали то же самое. Соблазнительно водя по телам руками, прыгая и переворачиваясь в воздухе, угасая и разгораясь огоньками, они радовали и восхищали демона — или адского бога? — и мы все, клянусь, смотрели неотрывно в две жёлтые бездны над нами и тонули в бесконечном довольстве, что излучали эти глаза. Никогда до и после я не ощущала ничего подобного… Ощущение полёта наполнило каждую клеточку тела, и я взмыла в прыжке вверх параллельно чёрной гладкой ладони, падая на неё с пронзающим всё тело наслаждением, точно не танцевала, а занималась любовью с обожаемым мужчиной, ощущая яркий, сотрясающий саму душу оргазм. Да, демоническая власть — страшная сила… Но Чернобог дарил не только удовольствия. Любуясь нашим танцем, он приблизил ладонь к своему чудовищному лицу, словно застывшему навеки каменной маской — и коварная, жуткая ухмылка озарила его новым светом. А затем он сомкнул кулак… Короткий, безмолвный вскрик — и на самом пике неги он погасил наши тела. Погибли от его руки три пламенные девушки, упавшие на ладонь пустыми сосудами, которые покинул священный огонь, и я упала рядом с ними, ощущая вместо счастья, наполненности и блаженства — ледяной холод и тоску. Вот и потанцевала… Я устало упала набок и распласталась, вжимаясь всем телом в ладонь и чувствуя невероятную потребность быть ближе к этой чёрной коже, чтобы хотя бы напоследок ощутить гармонию единения. А через миг что-то переменилось и осветило кулак изнутри, брызнуло через сжатые пальцы ярким пламенеющим сиянием — и Чернобог изумлённо разжал руку, глядя на трёх искалеченных, корявых, длинноруких беса, которыми обернулись его прекрасные плясуньи — все как одна превращались каждый раз, когда он стряхивал с них морок адского пламени… и вдруг замечая среди них, превращающихся и алчущих крови и душ, одну единственную оставшуюся танцовщицу. Ею и была я. Огненные девушки, к ужасу моему, стали такими страшными мордами, что я не нашла ничего лучше как тут же громко обругать их самой нецензурной бранью… Прикрывшись рукой, я послала их по всем матерям и бабкам в пешее эротическое к Чернобогу на чресла — и неожиданно те, надвигавшиеся на меня с явным желанием сожрать, съёжились и отпрянули назад. Я же ощутила в себе силу и расхрабрилась, поднимаясь сначала на колени, а затем и медленно, осторожно вставая и наступая на бесов с длинными и острыми, как лезвия, когтями и разноцветной обожжённой кожей. На их уродливых лицах отразилось самое яркое непонимание, и они обиженно рычали и изгибали шеи, однако приблизиться боялись. С трудом, я гнала этих тварей пусть и медленно, но верно, к кончикам когтистых пальцев, дрожа каждой клеточкой и понимая, что в любую секунду они могут кинуться на меня и разорвать… но деваться некуда, либо я их, либо они меня. Взыграло вот это русское «авось удастся» и «будь что будет», которое, верно, даже на том свете из меня не вытравить — и я, непонятным образом пугая каждым новым витиеватым ругательством бесов, всё же сделала вдох, готовясь обрушить на них новый поток скверны… Внезапно один действительно прыгнул, оттолкнувшись мощными ногами и стремясь насадить меня на когти. Секунда растянулась вечностью, воздух задрожал от хищного рёва беса, которого мои слова больше не останавливали. И я замерла, понимая, что деваться некуда — не прыгать же с такой высоты прямо в адское жерло! И так, и так смерть! Но огромный коготь смёл их, как насекомых, в секунду. Небрежно, даже скучающе, жестом усталого человека, который вдоволь насмотрелся на копошение муравьёв… Я сжалась, ожидая, что Чернобог и меня сметёт в языки пламени, где в бездне уже корчились и выли пожираемые огнём бесы. Однако этого не последовало. Я молча посмотрела в лицо своего нежданного спасителя — и увидела, что он смотрит не мигая в ответ. Мда, прямой принцип выражения «если долго смотришь в Бездну, то Бездна тоже смотрит в тебя». Но у бездны оказались слишком выразительные, горящим ровным светом глаза, глядя в которые, можно и впрямь потерять счёт времени. Рассудок поплыл, а голова стала лёгкой… Зрительный контакт креп и рос, и мне казалось, что даже если он раздавит или сомнёт меня, последним, что я буду видеть — всё равно эти глаза. Вот дурная. Да я будучи живой так на мужиков не пялилась — на красивых, между прочим, мужиков, не то что это горгулье рыло — но ни у одного из них не было таких глаз. Чернобог сам отвернулся первым, и я усмехнулась: неужели бездна не выдержала? А затем он, встряхнув загривком, равнодушно взглянул на небо, медленно розовеющее по краю горизонта, и недовольно прикрыл рукою лицо, отвернувшись от рассвета… Взгляд устало обратился вдруг ко мне. Чернобог молча пронёс руку ближе к груди, встряхивая сначала одним крылом — и вытягивая его… А затем и складывая оба, запахиваясь в них, точно в кокон. Они смыкались, создавая густую, плотную тьму, и там, в этой тьме, в ледяном холоде, скованная им и усталая, я упала на ладонь демона, разметав лавово-алые волосы по чёрной коже. Уснул и Чернобог, сокрытый под своими крыльями и крепко усевшийся на вершину горы, пока страшные его подданные развеивались в воздухе точно дым, а пламя в расщелине затухало. И, слушая гулкое биение могучего сердца, чувствуя мерное дыхание и видя гаснущие жёлтые глаза, я тоже уснула, в последний миг думая о том, смогу ли проснуться ещё хотя бы раз…