Сведенные поневоле

У Кроули тряслись руки. Не то чтобы в этом было что-то удивительное. Он сидел в маленькой комнатке, явно предназначавшейся для допросов, судя по голым стенам, столу с креплениями для наручников и отсутствию окон. Ладони грел горячий стаканчик с дрянным кофе из автомата, который ему сунул кто-то из стажеров полицейского участка, прежде чем его уволокли сюда и сказали ждать. Кроули ждал, так как ему больше ничего не оставалось. Он поболтал чёрную жидкость в стаканчике, ощущая, как тупо пульсирует разбитая губа и как засохшая на костяшках кровь стягивает кожу. Полицейский у двери старательно прожигал в нём дыру взглядом и Кроули уже собирался сказать ему что-нибудь, чего явно не стоило говорить служителю закона, пока ты сидишь в допросной, но пришёл Азирафаэль и он растерял всю свою злость. На его бледном лице кровавые потёки были вытерты небрежно, так, что края алых следов все же оставили четкие контуры, но область вокруг раны была тщательно вычищена и заклеена пластырем. — Азирафаэль, — его голос всё ещё немного хрипел. Азирафаэль сел напротив него, на такой же неудобный пластиковый серый стул и взял его за руку. — Дорогой, — он улыбнулся и вдруг повернулся к стоящему у двери полицейскому, нахмурившись. — Не могли бы вы…? Полицейский чуть помедлил в раздумье, но затем ушёл, закрыв за собой дверь. Кроули в удивлении вскинул брови. — Не знал, что так можно, — он хмыкнул. Было очень приятно держать ладони Азирафаэля в своих. — Я думал он во мне дыру тут прожжёт. — Снаружи тоже полицейский, так что… Тут он ни к чему, — большой палец Азирафаэля бережно поглаживал пальцы Кроули. — Боже, Кроули… Они даже не дали тебе смыть кровь? — Да плевать, — Кроули поднял одну руку, чтобы тронуть место рядом с белым пластырем. — Ничего страшного. Лучше скажи, как ты? Азирафаэль прильнул к прикосновению. — Сотрясения нет. — Было столько крови… — Врач скорой сказал, что сосуды в голове располагаются очень близко к коже, это из-за этого. Гавриил… Можно сказать, просто рассек её и всё, но сама кость цела, ничего страшного. Внутри Кроули ощутил прилив ненависти, а за ней — злой радости — его не сразу успели оттащить от Гавриила, после приезда полиции, когда этот ублюдок попытался развернуть ситуацию в свою сторону и сказать, что напали на него, так что Кроули успел впечатать свой кулак ему в лицо по крайней мере два раза, наслаждаясь каждым ударом. Если в его жизни и были вещи о которых он сожалел — это точно не была одной из них. Кроули соскользнул на край стула, соприкоснувшись коленями с Азирафаэлем, опустил свою руку от его лица и вернул её к ухоженным мягким ладоням, переплетая пальцы. — Чёрт, у тебя не руки, а лёд, — он потёр холодные подушечки пальцев рук Азирафаэля, согревая. — Кроули, — раздалось очень тихое бормотание. Он успел лишь уловить нежное выражение лица напротив, прежде чем их губы соприкоснулись мягко и медленно. Кроули подозревал, что сейчас он на вкус как кровь и гарь, но даже несмотря на жжение разбитой губы он не нашёл в себе желания отодвинуться. Язык Азирафаэля скользнул по его нижней губе и наткнулся на место, где она была разбита. Кроули едва дернулся, сразу же коря себя за это, ведь Азирафаэль отстранился. — Прости, — снова пробормотал он. — Пока никаких поцелуев, верно? — Ну нет, нет, нет, — Кроули наклонился и уткнулся лбом в светлый пиджак. Ему очень хотелось просидеть так вечность. — Не лишай меня хотя бы поцелуев, ангел, сегодня день и так не задался. — Я думаю день у нас обоих не просто не задался, он был катастрофой, дорогой, — Кроули увидел пару красных капель на пиджаке Азирафаэля и просто вздохнул. — Мне жаль твою Бентли. Бентли. Конечно. У него совершенно вылетело из головы, что теперь его машина представляла собой кучу обгорелого металла и вряд ли подлежала хоть какому-то восстановлению. Отчего-то перед глазами возникла картина огня, вырывающегося из окон книжного и у Кроули внутри всё застыло. Азирафаэль мог быть сейчас мёртв. Останься он в книжном на пару минут подольше, задержись совсем на немного — и Кроули бы сидел сейчас в этой комнате один, если бы вообще сидел. Кроули старался откинуть эту навязчивую мысль, запихнуть куда подальше и забыть, ведь сейчас всё было в порядке, но его глупое тело и мозг, испытавшие за один день не самые приятные вещи, решили всё за него и глаза заслезились сами по себе. Воздух едва проходил в сжавшееся болящее горло; Кроули выдохнул судорожно и плотнее уткнулся лбом в плечо Азирафаэлю, надеясь, что он ничего не заметит. Было глупо считать, что он ничего не заметит. Кроули не стал сопротивляться, когда Азирафаэль отстранил его от себя и заглянул в лицо. — Любовь моя… — прохладные ладони обхватили его лицо. Кроули боялся открыть глаза, понимая, что если сделает это, то просто разрыдается. — Я не плачу, — попытался он. Кроули надавил на закрытые веки подушечками пальцев, ощущая горячую влажность. — Тут свет… — голос дрожал. Лампочка, свисающая с потолка, предательски мигнула и стала светить ещё более тускло. — Ужасно яркий свет, дорогой, я понимаю, — нежно пробормотал Азирафаэль, гладя его щеки большими пальцами. — На освещении они не экономят, правда? Кроули даже не смог выдавить из себя дежурный смешок, боясь, что любой звук, вышедший из его рта, пройдёт через колючий комок в горле и превратиться в всхлип. Он просто дышал, не издавая ни звука, и слезы уже свободно катились даже из-под закрытых век. Кроули пытался не развалиться на части. Он опустил голову и всё-таки открыл глаза, утыкаясь взглядом в нижнюю пуговицу пиджака Азирафаэля. — Книжный горел, — кое-как выдавил он, стараясь звучать ровно. — Я думал… д-думал… что… Думал ты был внутри. — Книжный? — прозвучало тихо и расстроено. Дерьмо. Конечно, откуда Азирафаэлю было знать, что случилось с его книжным — он уехал оттуда до того, как начался пожар. — Мне ж-жаль. — сказал он, вспоминая тошнотворный запах гари и вылетевшие стёкла. — Мне жаль твой книжный, м-мы можем… м-можем восстановить… Азирафаэль своими сильными и крепкими руками притянул его к себе, в то же положение, в котором Кроули был до этого, позволяя уткнуться лицом в светлую ткань и поглаживая по спине длинными движениями, и Кроули просто заставил себя принять это. — Ш-ш, — рука Азирафаэля легла на его затылок, перебирая волосы. — Всё в порядке, Кроули. Ничего страшного, — прошептал он, раскачивая их обоих. — Ничего страшного. Кроули понятия не имел сколько они так сидели. Наверное, это выглядело нелепо: его губы кривились и иногда по телу проходила дрожь, которую он не мог контролировать; он всхлипывал, даже несмотря на все старания этого не делать и попросту никак не мог остановиться до того момента, как стало легче. Кроули немного отстранился от Азирафаэля, чувствуя странную неловкость, когда увидел мокрые пятна на его пиджаке. — Кажется я тебя намочил, — выдохнул он, смущаясь искренне любящему выражению лица Азирафаэля. Тот снова переплел их руки. — Не самая большая проблема после сегодняшнего дня, не находишь? Кроули не смог сдержать смешок и подумал, что было бы неплохо, если бы о них наконец вспомнили и отпустили, и, видимо, вселенная (или кто-то сверху. Кроули отчего-то думалось, что это она) хоть раз в жизни решила исполнить его желание. Дверь комнаты открылась. — Так, — сказал парень, стоящий на пороге. — Мистер Кроули и мистер Фэлл? Они оба кивнули. — Я офицер Ньютон Пульцифер. Прошу прощения за столь долгое ожидание, мы только что закончили первичный допрос вашей сестры, — офицер посмотрел на Кроули. — И вашего брата, — он кинул взгляд на Азирафаэля. — Она мне не сестра, — это было странно осознавать, но легко принять. — И он ему не брат. Офицер выглядел озадаченным; он покачал головой в раздумье, нахмурившись. — Ладно, с этим мы тоже разберемся, — пробормотал он. — Сейчас все обвинения, которые выдвигаются в сторону Гавриила Фэлла и Вельзевул Баал — это покушение на убийство и причинение лёгкого вреда здоровью. — Лёгкого? — вскипел Кроули. — Вы вообще видели… Азирафаэль предостерегающе сжал его ладони и помотал головой еле заметно. Верно. Ругаться с офицером полиции едва ли было хорошим решением, особенно после того, как Кроули напал на Гавриила прямо при них. — Я понимаю, что это кажется недостаточным наказанием, но спешу вас заверить, что первое обвинение довольно весомое, а с учётом, того, что обвиняемые, по вашим словам, выдавали себя за тех, кем они не являлись… Я думаю, список обвинений может пополниться многократно. — Хоть какая-то радость, — устало сказал Кроули. — Если вы их уже допросили… Так… Мы можем уйти? — с надеждой спросил он. Увидеть кивок Ньютона Пульцифера было самый лучшей вещью в мире. Кроули встал, встряхивая затекшие ноги, когда офицер поспешно добавил: — К слову, в холле вас ждут. Женщины. Одна такая, с рыжими волосами, престарелого возраста- — Мадам Трейси, — догадался Азирафаэль. — Да, наверное, а другая… Чёрные волосы и, кажется, очки… — Анафема, — воскликнул Кроули. — А, — офицер отчего-то покраснел. — Анафема. Вот как её зовут. Кроули вскинул брови и увидел то же самое выражение лица и у Азирафаэля. Сегодня был чертовски странный день. ** — Боже, мальчики! — это было первое, что сказала Мадам Трейси, когда увидела их. Наверное, со стороны их вид составлял печальную картину — Азирафаэль чувствовал, как плохо смытая с лица кровь стягивает кожу и как пульсирует рана на голове, а следы пальцев на шее Кроули словно с каждой минутой наливались тёмным. Про его сбитые почти до мяса руки и разбитую губу он и вовсе старался не думать, но получалось из рук вон плохо. — Как вы? — серьёзно спросила Анафема, когда Мадам Трейси выпустила их своих объятий. Кроули успел ответить первым. — Порядок, — он криво улыбнулся и потянулся к переднему карману своего пиджака, видимо желая надеть очки и снова скрыть свои глаза, но ничего там не нашёл и быстро опустил руку. Азирафаэль подумал, что больше всего на свете сейчас хочет просто обнять его и никогда больше не отпускать. — Спасибо, за то, что позвонила в полицию. Это было очень кстати. — Не за что. Только больше не проси меня о таком, не хочу больше волноваться остался ли из вас кто-то жив или уже нет. — Если никто не попытается снова нас прикончить, то я думаю, больше таких ситуаций не будет, — Кроули сказал это почти беззаботно, словно это и правда было обычной глупой шуткой, а не реальностью. Они ведь и правда могли сегодня умереть. Их и правда собирались убить. Азирафаэль застыл, переживая волны ужаса внутри. — Ангел, — Кроули заметил его реакцию. Как и Анафема. Как и Мадам Трейси. — Ничего, — губы растянулись в неуверенную фальшивую кривую, посвященную троим, сами по себе. — Просто задумался. Всё было в порядке. Они живы, Кроули жив, Гавриил и Вельзевул за решёткой подальше от них. Всё хорошо. Всё отлично. — А… Мой книжный… — пробормотал он с надеждой, глядя на Анафему и Мадам Трейси. Не то чтобы он не верил Кроули, просто возможно… Может, там не всё так ужасно. Он надеялся на это. — Прости, — Анафема нервно поправила очки. — Но там… Дотла, на самом деле. Огонь очень быстро распространился, и пожарные пытались, но… — Ясно, — периферическим зрением Азирафаэль видел взгляд Кроули, направленный на него. — Ничего. Мадам Трейси вздохнула. — Мне жаль твои книги, Азирафаэль, я знаю, как долго ты искал некоторые, но всё же хорошо, что тебя там не было. Квартиру и книжный всегда можно восстановить. — он просто кивнул, понимая, что, скорее всего, безвозвратно потерял ценные издания, собранные с большим трудом. Что ж. Пусть это и было большой проблемой, но не самой актуальной на данный момент. Анафема словно прочитав его мысли, спросила: — Куда вы сейчас? Мест куда они могли пойти сегодня было катастрофически мало. Поместье в Тадфилде начали опечатывать сразу после того, как первым задержали и увезли Гавриила. Его квартира сгорела. Поместье Кроули… Азирафаэль сомневался, что Кроули бы хотел туда возвращаться, он и так не питал особой любви к этому месту; к тому же, возможно и оно уже опечатано, ведь Вельзевул успели задержать прямо там. Азирафаэлю просто хотелось оказаться где-нибудь в тихом месте, вдали от всех, кроме Кроули. — Если вы хотите… — начала Мадам Трейси, но оказалась перебита Кроули. — Мы поедем в Мейфейр. На недоуменный взгляд Азирафаэля Кроули тихо пробормотал, повернувшись к нему: — Моя квартира там, — и быстро добавил. — Можем поехать туда, если хочешь. Это было хорошей идеей, решил Азирафаэль. Он кивнул и ощутил, как его ладонь оказалась обёрнута в тепло ладони Кроули. — Вы тоже сейчас?.. — поинтересовался Азирафаэль больше из вежливости, ощущая себя усталым. — Дадим показания и уйдём, — Анафема кивнула в сторону коридора. — Кстати, на улице вас уже ждут. Они переглянулись. — Кто? — настороженно. — Ох, такой интересный мужчина и ещё кто-то. — проворковала Мадам Трейси. Анафема пояснила более конкретно: — Ваши водители, если я не ошибаюсь, — она добавила со смешком. — Только почему-то в одной машине. ** В квартире Кроули темно и тихо, и интерьер представляет собой ошеломительную голую пустоту с островком самых зеленых растений, которые только видел Азирафаэль (помимо оранжереи Кроули), в одной комнате. Перед ним столик с початой бутылкой вина и бокалом, под ним твердая софа, а в руках наполовину наполненный бокал и он слышит, как Кроули на кухне ищет что-то, что походило бы на перекус. Это странно, но Азирафаэль больше не чувствует себя усталым. Пока они ехали вместе с весело беседовавшими Шедвеллом и Эриком (машина, к слову, была Эрика, ведь очевидно, что взорвавшаяся Бентли «забрала» с собой и все остальные машины из гаража Фэллов) Азирафаэль думал, что как только поблизости к нему окажется хоть что-то похожее на кровать, он ляжет и не будет вставать как минимум сутки, а скорее всего двое, потому что сегодняшний день ужасно измотал его, но сейчас… Чудо, не иначе. Кроули возвращается с кухни с коробкой дорогих нераспечатанных конфет. — Не нашёл ничего другого, прости. Я тут редко бываю, поэтому и еда тут в основном не водится. — Кроули кладёт конфеты на столик, выглядя виноватым. — Я могу заказать что-то, если хочешь или могу- — Не надо, — мотает головой Азирафаэль. Он никогда не отличался плохим аппетитом, но сейчас едва ли его желудок примет, что-то, кроме вина. И, возможно, пары конфет. Кроули садится рядом, достаточно близко, чтобы их бедра почти касались друг друга, и льёт себе в бокал. — Так как ты вышел из той комнаты? — он катает бордовую жидкость по стенкам. Азирафаэль не может сдержать нервный смешок. — Так совпало, что Гавриил запер меня в комнате, где мы с тобой впервые говорили, помнишь её? Там, где тонкая стена. — И...? — Ну, — выдыхает он. — Она действительно оказалась очень тонкой. Статуэтка, которой меня ударил Гавриил была со мной, так что я скажем сам пробил себе путь к спасению. Кроули выдыхает с кривой улыбкой и делает глоток. — Что-то было не так с телефонами, да? — звучит неожиданно. — Я не смог позвонить тебе из-за его глюков и просто оставил его в Бентли. А Бентли… — …взорвалась. Я видел. Я думал… — нет, лучше было оставить все свои плохие мысли прямо сейчас. Они живы. Ничего из того, что он думал не сбылось. — Мой телефон тоже странно работал, и я забыл его в книжном, когда поехал искать тебя. Кроули допивает бокал залпом. — Выходит, ты не зря волновался, когда понял, что они пропали у нас в одно и то же время. Чтобы сложить два плюс два не требуется много времени. — Выходит. У Михаил своё производство пиротехники, значит… Теоретически, она может изготавливать и взрывчатые вещества. Что-то было в наших телефонах. Кроули ставит пустой бокал на столик, ставит локти на колени, зарываясь пальцами в волосы, и зло шепчет: — Уёбки. — Не могу не согласиться, — осторожно соглашается Азирафаэль и ставит свой бокал тоже. Ему теперь совсем не хочется пить. Кроули прекращается взъерошивать свои волосы и смотрит на него, мягко и с нежностью, а потом выражение его лица становиться таким, словно он только что вспомнил о чём-то. — Я совсем забыл про кровь, — его палец прочерчивает полосу у края пластыря на голове Азирафаэля. — Ванная напротив оранжереи, я найду одежду, пока ты моешься, наверняка у меня есть что-то в гардеробе и можно сменить пластырь, аптечка у меня тоже есть, только надо вспомнить где. — Это здорово, — Азирафаэль перехватывает ладонь Кроули на своём лице. — Я подумал о кое-чём. — О чём, ангел? — звучит хрипло. Он думает о том, что пойди что-то не так, они бы больше никогда не увиделись. Пойди что-то не так, они бы были уже мертвы. Если бы… Всё и так пошло не так. Азирафаэль просто хочет почувствовать, что теперь всё в порядке. — Тебе тоже надо смыть кровь. Это почти провокация, это сплошное предложение, в любом случае, Азирафаэль видит, как вытянутые зрачки напротив, напоминающие змеиные, расширяются почти до круга и Кроули тихо выдыхает. — Ангел, — начинает он, но не договаривает, так во время поцелуя сложно поддерживать разговор. Это приятно, это невероятно и едва ли Азирафаэль желал кого-то так сильно когда либо, но это не очень удобно; их колени задевают столик, стоящий слишком близко к софе и бутылка вина и бокалы вместе с ней опасно раскачивается, грозясь упасть, но едва ли это волнует кого-то из них. Азирафаэль отчаянно тянет рубашку Кроули за пуговицы, желая их расстегнуть, но Кроули воспринимает это жест как-то по-своему и гибким изящным движением седлает его колени. Азирафаэль впечатывает свои губы в тёмные следы на шее Кроули, желая сгладить боль, желая, чтобы сегодняшний день исчез у них обоих из памяти хотя бы на время и он уверен, что так и будет, когда слышит тихое хриплое дыхание Кроули и чувствует его руки на себе. Он возбуждён до боли; возбуждён так, что, когда Кроули придвигается ближе, не оставляя и миллиметра между ними, и трется твёрдым членом о его пах, он не может сдержать судорожного выдоха и последовавшего прерывистого стона. Кроули вскакивает с него так резко, что Азирафаэль успевает испугаться, что сделал что-то не так, но Кроули тянет его за собой, заставляя встать тоже и бормочет между быстрыми лёгкими поцелуями: — Пойдем… Ванна… Даже если бы он оказался под дулом пистолета, едва ли бы он вспомнил как они дошли до ванны. Это было быстро, это было медленно; они не отпускали друг друга и попеременно прижимали друг друга к любой вертикальной поверхности, чтобы неизменно оказывалась поблизости. Азирафаэль вздрагивает, когда слышит щелчок выключателя и понимает, что они уже в ванной и он прижат к чёрной стильной плитке спиной. — Одежда, — говорит Кроули ему в губы. — Я сейчас схожу. Он даже не двигается с места и Азирафаэль и сам не уверен, что он сможет, если они продолжат, поэтому он принимает волевое решение и мягко отталкивает Кроули от себя. Тот выглядит взъерошенным, его тонкие губы припухли и блестят, а лицо розовое, и Азирафаэль мог поклясться, что так выглядит настоящий грех. — Секунду, — дверь остается приоткрытой; он слышит, как Кроули быстро перерывает свой гардероб. Азирафаэль переводит дыхание, ведь такое у него было… Ведь такого у него никогда и не было, если говорить честно. И он понятия не имеет, как жил без этого раньше, но сейчас определенно уверен, что теперь и не сможет по-другому. Кроули возвращается спустя минуту или две, кладёт найденное на корзину (это смешно, но она тоже чёрная), включает воду в душевой, оставляя её нагреваться, и вскоре с Азирафаэля ловкими пальцами стаскивается пиджак вместе с жилетом, а пуговицы его рубашки оказываются расстёгнуты почти на половину. Азирафаэль вдруг вспоминает про свои растяжки, свою мягкость, которая до этого скрывалась под одеждой и почему-то не может побороть неоткуда возникшее стеснение. Он останавливает руки Кроули и тот выглядит удивленным. — Прости, — вдруг говорит Кроули. Его ладони тепло лежат на боках Азирафаэля. — Прости, прости, я слишком спешу, да? Если не хочешь, то всё в порядке… — Я просто… — он не в силах даже объяснить. Это глупо, глупо и странно, учитывая, чем они только, что занимались. Он бессмысленно краснеет, теребит пуговицы и, кажется, Кроули понимает в чём дело. — Эй, — тёплое дыхание согревает ему шею и Азирафаэля целуют прямо под ухо. — Я так хотел как следует рассмотреть твои ямочки на пояснице, ещё с того момента как ты завязывал мне бабочку, не лишай меня радости, ангел. — Кроули… — бормочет он, когда пальцы гладят его по пояснице. Его член, запертый в штанах, пульсирует и болит от желания. — Вряд ли под твоей одеждой, найдётся что-то что мне не понравится, — шепчет Кроули и он не прекращает говорить как змей-искуситель, пока они оба не оказываются обнаженными. В душевой кабине жарко и по запотевшим стеклам стекают капли. Азирафаэль никогда не чувствовал себя таким желанным, как сейчас, когда его спина прижата к холодной плитке и Кроули оставляет целую россыпь поцелуев на его шее, плечах и губах. Он абсолютно забывает истинную причину их нахождения в ванной, потому что член Кроули то и дело задевающий его бедро и собственное напряжение в паху определенно мешают мыслить связно, поэтому он непонимающе хмуриться, когда Кроули отстраняется о него. — Надо смыть кровь, — мыльные пальцы начинают легко массировать кожу головы Азирафаэля, и он впервые за вечер понимает, как был напряжен. Руки Кроули аккуратно вымывают кровь из его волос и стирают алые контуры потеков с его лица, а тёплая вода, льющаяся на них из лейки, становиться на мгновение цвета ржавого металла, прежде чем унестись в слив. Это так хорошо, ошеломительно хорошо — просто стоять, вжимаясь друг в друга без каких-либо преград, но Азирафаэль хочет большего, он хочет всего, что может предложить ему Кроули, он хочет всего, что может дать сам. В конце концов, иногда он действительно может быть жадным. Он обхватывает член Кроули и размазывает капельку предэякулята по всей головке большим пальцем, делает скользкой и блестящей всю красную нежную поверхность, невесомо гладит ровную щель, слушая короткие тихие стоны, срывающихся с приоткрытых розовых губ. Азирафаэль планирует опуститься на колени — он хочет ощутить всю его соль и тяжесть на своём языке, хочет до дрожи, но Кроули в который раз отстраняется, на этот раз чтобы выключить воду. А потом он ведёт его в спальню. Они даже не одеваются — в любом случае, сейчас это явно незачем, и в квартире достаточно тепло, чтобы не замерзнуть даже, будучи обнаженными — и Азирафаэль этому рад, ведь едва ли со своим горячечным возбуждением он смог бы заставить свои руки вести себя нормально, чтобы снять хоть что-то с себя, не говоря уже о Кроули. Кровать в спальне — огромна, больше, чем нужно одному или двум, возможно, больше даже чем нужно трём, но у Азирафаэля больше нет в голове никаких мыслей и размышлений, есть только Кроули, скользящий вместе с ним по гладким простыням и нависающий сверху приятной тяжестью. — Чёрт, ангел, — шипит Кроули, перехватывая его под коленями и притираясь ближе твёрдым длинным членом по члену Азирафаэля. Это приятно, но недостаточно: Азирафаэль скрещивает лодыжки на пояснице Кроули и буквально заставляет его лечь на себя и дрожит от удовольствия, когда давление становиться сильнее. Кроули неровно стонет ему на ухо, а потом опускает свой нетерпеливый рот ему на шею и начинает покусывать и всасывать тонкую кожу и Азирафаэль неожиданно понимает, что до края осталось совсем чуть-чуть. — Боже… Они оба красные и горячие, скользкие от пота, между ними мокро и жарко от ускорившегося трения; из члена Азирафаэля почти непрерывно течёт ему на живот и Кроули чуть сдвигается вниз, чертит своими губами от шеи прямо до мягких, розовых ареол, накрывая их влажным теплом. С каждым нежным аккуратным движением языка Кроули в Азирафаэль словно поднимает волна, всё выше и выше и он не уверен, что сможет сдержаться, если Кроули продолжит в том же духе. Кроули продолжает. Когда один его сосок становиться твёрдым и острым, напоминающим колючую кнопку, Кроули прокладывает свой путь ко второму, посасывая его и едва прикусывая зубами, совсем немного, почти невесомо. Кроули выглядит увлеченным, он тихо стонет каждый раз, когда отрывается от Азирафаэля, чтобы глотнуть воздуха и снова погрузить мягкую нежную кожу во влажную тесноту его рта. Мягкие губы прихватывают ареолу и немного тянут и Азирафаэль больше не может терпеть. По позвоночнику словно пробегает горячая искра, он выгибается и в легких не остается ни капли воздуха; его трясёт и единственное до чего он додумывается — это снова вжать Кроули в себя ногами. — Боже, — тот двигается между его ног, там, где скользко от семени и смазки, тяжело дышит и что-то бормочет, сжимая мягкие бедра в руках до синяков. Член пульсирует и проливается между ними, разбавляя беспорядок, созданный Азирафаэлем. — Блять. Кроули валится рядом с ним, обнимая и целуя мокрый висок, и Азирафаэль готов заснуть прямо так — его глаза теперь словно вымазаны клеем, но Кроули не даёт ему это сделать — он двигает его, заставляя раздвинуть бедра, вытирает сухой тканью следы их наслаждения с мягкого живота и слюну с чувствительных сосков, и только после этого накрывает их обоих одеялом, обхватывая рукой поперек груди, утыкаясь лбом ему в плечо и что-то тихо шепчет ему в кожу. Азирафаэль разворачивается и обнимает Кроули как следует, и прежде чем провалиться в сон, отвечает: — Люблю тебя тоже.