Отречённый от клана

Чонгук смотрит на лежащие перед ним страницы досье, изученные давно с чрезмерной дотошностью. Не может понять, где упустил информацию, которая догоняет теперь, врезаясь воспоминаниями и эмоциями, с которыми, казалось, справился. Почему убивать чувства, будучи далеко от объекта своей глупой детской влюблённости, легче, чем когда смотришь ему прямо в глаза? Легче, чем когда ощущаешь его дыхание, которое можешь оборвать одним метким выстрелом? Встряхивая головой, Гук отгоняет ненужные размышления и берёт фотографии, прикреплённые к досье. Подносит к глазам снимки. Гордо вздёрнутый подбородок, уверенный взгляд прямо в камеру, ослепительно сияющие высокомерием глаза. Гордая осанка. На безымянном пальце блеск обручального кольца. Ан Хе Чжин даже на случайных фотографиях выглядит как королева. Среди её одиночных фотографий единственная — с супругом. Тэхён выгодно женился спустя два года, как изгнали Чонгука. Его партией стала дочь министра экономики и финансов Южной Кореи. Ан Хечжин открыла для младшего сына клана Ким возможность подняться выше по социальной лестнице. Тэ должен был подчиняться старшим братьям и родителям, но, судя по отчётам о его работе, теперь всё обстояло с точностью наоборот. Он взял под свой контроль экспорт и импорт продукции металлургической, нефтехимической и даже машиностроительной отраслей. Формально, он стал королём ресурсов и имел настолько огромное влияние, что у Чона возникал лишь один вопрос: как же допустил подобный рост власти внутри Семьи Дон, который должен был увеличивать влияние своего родного сына Хосока? Ему на многие вопросы придётся искать ответы, но сейчас он ведёт пальцами, испещрёнными чернильными символами своей личной истории, по куску глянцевой бумаги, разглядывая, как прекрасно смотрится вместе одна из самых влиятельных пар Южной Кореи — супруги Ким-Ан. Тэхён достоин такой женщины. Внутри ворочается, зарождаясь, то, что убивалось сыном Красного дракона десять лет. Он сам не замечает, как сминает в руке красивую фотографию. Невидящим взглядом рассматривает свой сжатый кулак, прежде чем очнуться, откинув снимок в сторону, словно змею. Хруст шейных позвонков, злой взгляд, Чонгук толкает досье в сторону, чтобы разложить перед собой все остальные, снова вчитываясь в изученную давно информацию, доработать последние штрихи его плана. Хосок держит контроль над всеми процессами, связанными с оружием; также ему подчиняются бойцы Семьи, он буквально предводитель армии. Помимо этого, старший и единственный сын Дона контролирует игорный бизнес совместно с Юнги, который женился девять лет назад. Его женой стала сестра Чимина — Пак Чхе Ён. Никакой информации о детях нет, но теперь Чонгук не удивится, если они тоже скрывают истинный состав семьи. Ему неясно, почему Чхеён, которую готовили как жену для наследника конкурирующей мафиозной Семьи для налаживания связей, стала законной супругой Юнги. И это очередной вопрос, который пока что остаётся без ответа. Пак Чимин возглавил свой клан после смерти родителей, о кой информации практически нет. Как ни искали его люди — узнать причины и даже год смерти родителей Чимина не удалось. Что ещё более удивительно, Пак по документам занимался наркоторговлей от имени Семьи, но формально эта ветка доходов всегда принадлежала клану Ким. Любопытно и то, что клан Ким разделил своё влияние не так, как планировали их родители. Сокджин стал советником Отца и держал несколько элитных магазинов для прикрытия, включая бутик классических костюмов, в стенах которого осуществлялось множество противозаконных сделок. Намджун отвечал за связи с политикой, ловко втираясь в доверие к нужным людям, чтобы противозаконные действия Семьи осуществлялись масштабно и безнаказанно. Помимо этого, он стал главой клана Ким, когда его отец отошёл от дел. — Господин, — размышления Чонгука прерывает женский голос, звучащий по селекторной связи, — к Вам Ким Тэ Хён. — Пусть войдёт, — холодом стали, пронзающим всё его тело при упоминании имени, что всё ещё сочится кровью на сердце. Папки ровной стопкой ложатся на край стола закрытыми, таящими в себе ту степень информированности, которой обладает молодой захватчик. — Здравствуй, — лёгким поклоном соблюдает традиции Ким. Дверь за ним закрывается, и он поднимает янтарный взгляд на хозяина кабинета. — Присаживайся, — кивает в ответ Чон, взмахом руки указывая на кресло. — Твои подчинённые не обращаются к тебе по фамилии? — внезапно спрашивает Тэхён, игнорируя предложенное ему место, оглядываясь. — Думаешь, ты имеешь право задавать мне вопросы? — откидывается на спинку своего кресла Чонгук, надменно оглядывая мужчину перед ним. — У меня очень много вопросов, Чонгук-а. Думаю, ты прекрасно понимаешь это. Как и то, что я их сдерживаю, но хочу знать… — Сядь, Тэхён. У нас мало времени, и многое надо успеть обсудить, — не повышая голос, но с нажимом произносит Гук. Мёд в глазах мужчины темнеет, губы сжимаются едва заметно, но он справляется с собой и занимает указанное ему место. — Слушаю Вас… Господин, — Тэхён последнее произносит тоном, мурашками проносящимся по всему телу младшего. — Как у вас сейчас обстоят дела с экспортом и импортом? — прокручивает платиновую ручку между татуированными пальцами Чонгук, ни единым мускулом не выдавая своего истинного состояния. — Мы экспортируем в Китай и Японию синтетические смолы и волокна, а также, безусловно, сталь. Недавно наладили импорт сырой нефти и каменного угля из России, — спокойно отвечает Ким. — Неплохой оборот в обход государственной казны. Что с машиностроительной отраслью? — помечает что-то на бумагах перед собой Гук, прежде чем вернуть пристальный взгляд на мужчину перед ним. — Объёмы выросли даже больше, чем мы предполагали, когда мы добавили в список стран-экспортёров Россию. Они дают нам большой спрос на угнанные машины, — Тэхён дотошно рассматривает незнакомца, который был когда-то таким родным. — Наркоторговля. Как вы добились такого резкого роста? — продолжает допрос Гук. — Чимин заменил синтетическую дрянь, которая убивала людей слишком быстро, на более натуральный состав яда, — не выдаёт удивления от этого вопроса Ким. Чонгук подкован информацией, которую не каждый в Семье знает. Это достойно уважения. — Вы увеличили сферу влияния Семьи на рынке наркоторговли страны вдвое всего лишь из-за смены состава? — уточняет Чон, приподнимая пробитую бровь. — Люди не хотят умирать. И не хотят сидеть в тюрьме за массовые смерти, — пожимает плечами Тэ. — Неплохо. Вы достигли действительно сильных результатов. Ваши родители, должно быть, гордятся вами, — хмыкает Гук, переводя взгляд на бумаги. — Чонгук, только мы можем гордиться друг другом за результаты, ты прекрасно знаешь, что наши… — Давай без ностальгии? — прерывает его хозяин кабинета, откладывая в сторону ручку. Он соединяет руки в замок, хрустит костяшками, давая понять, что не хочет продолжать тему. — Неделя скоро закончится. И тогда мы приступим к активным действиям. Медлить некогда. Каждая секунда на счету. — Куда ты так спешишь? — Ким щурит глаза, словно это поможет ему разглядеть планы и тайные умыслы потомка Красного дракона. — Можешь помедлить и посмотреть, что останется от твоей семьи, — встаёт Чонгук, вальяжно двигаясь к посетителю. — Это угроза? — внутри закипает, давит, жжёт. — Это предложение. Проверь, раз тебе больше нравится болтать, чем действовать, — останавливается в паре шагов Чон, складывая руки на груди. — Когда ты расскажешь нам, что мы должны делать и в какой день всё произойдёт? — встаёт Тэхён, потемневшим взглядом упираясь в холодный обсидиан. — Ты то медлишь, то спешишь. Определись, Тэтэ, — припоминает старую кличку Гук, едко ухмыляясь. Милое детское прозвище вскрывает раны обоих. Тэтэ — так было разрешено называть уже выросшего Тэхёна только Чонгуку. Резко повзрослевший, пытавшийся усиленно избавиться от всего детского, Ким-младший, едва поспевавший за своими старшими братьями в овладении всё новых навыков, доказывающий, что уже не ребёнок, ненавидел это мягкое, тёплое «Тэтэ». Но именно так звал его малыш Гук-и, увязывающийся за любимым хёном, который проводил с ним всегда времени больше остальных. Он никак не мог понять, почему старший товарищ так резко стал реагировать на любимое «Тэтэ». Даже сейчас, спустя десять лет, Тэхён помнил это детское выражение лица с испуганными оленьими глазками, когда он впервые жёстко отреагировал на свою привычную ранее кличку. С тех пор маленькому Гуку разрешено было называть так своего хёна, но только когда другие взрослые не слышат. — Давай без ностальгии? — возвращает его же слова Ким. Внутри молодого мужчины огнём плещется взрывная агрессия, вперемешку со сдерживаемым столько лет желанием, растекаясь по венам, обжигая. Молниеносное движение и пальцы Чонгука впиваются в изящную, длинную шею главы клана Ким. — Приказы здесь отдаю я, Тэхён. Прекрати играть со мной. Майский мёд темнеет, искрится взаимным пожаром, красивый рот приоткрывается, чтобы дать возможность языку пройтись по губам, отвлекая. Чонгук не сдаётся, упрямо не переводит взгляд, крепче сжимает пальцы, перекрывая кислород. — У Вас остались ещё вопросы, Господин? — хрипло. Чон рассматривает красивое лицо, считает степень ненависти в искорках чужих глаз. Он знает, что Ким будет сдерживать себя, ему слишком дорога семья, его маленькая принцесса. Та нежность, с которой Тэхён смотрел на свою дочь, кромсает нещадно, напоминая, что на него никогда и никто не смотрел так. — Завтра на стрельбище. Быть всем. Координаты скину, — Гук отталкивает от себя мужчину и выходит из своего кабинета, не боясь оставить там врага. Он спешит в своё любимое вот уже много лет место, заменяющее ему психологов, — спортзал.

***

На мониторах всё видно так отчётливо, словно он стоит прямо там, среди них, да ещё и с увеличительным стеклом. Чонгук наблюдает, как отпускает напряжение всех приехавших в это место мужчин, когда те не обнаруживают его. Они рассматривают столы перед ними, лежащее на них оружие и мишени, выстроившиеся на равной дистанции. — Мы здесь, чтобы просто пострелять? — удивлённо спрашивает Хосок. — Давай не будем сейчас размышлять об этом, а просто сделаем то, о чём нас попросили, — берёт в руки оружие Тэхён, рассматривая его, словно ищет наличие номерного знака. — Приказали, ты хотел сказать? — хмыкает Пак. — Если ты не хочешь, ты можешь не делать этого, — Намджун обнимает парня за плечи, но тот уклоняется, отходя в сторону, судорожно зачёсывая волосы назад. — Каждый из вас обязан выполнить все десять выстрелов, — один из людей Чонгука настойчиво повторяет приказ своего хозяина. — Что значит обязан? А если мы не хотим? — свирепеет Джун. — Брат, — останавливает его жестом руки Тэхён. — Я правильно понимаю, — оборачивается он к подчинённому Гука, — нам надо сделать десять выстрелов по мишеням? — Да, всё верно, — спокойно кивает мужчина. — Чимин-а, — мягко зовёт друга Тэ, — посмотри на меня. На экране видно, как Тэхён заботливо объясняет истерящему по непонятным для Чонгука причинам, что они должны сделать это, что в этом нет ничего…такого? Какого такого? Они держат оружие в руках с детства. Гук хмурится и медленно заводится. Он уже готов выйти к ним, напомнить, кому они теперь подчиняются, как Пак кивает, смирившись, и берёт в руки металл, презрительно кривя губы. Всё то время, что Чимин делает выстрелы, все его пять братьев стоят возле него, стеной закрывая от никому неизвестной опасности. После десятого, Пак откидывает оружие в сторону и торопится уйти подальше. За ним спешит Намджун. Тэхён тяжело вздыхает и закатывает рукава белоснежной рубашки. Чувствуя закипающую под кожей кровь, Чонгук дышит сквозь зубы, увеличивает изображение на экране, неотрывно рассматривая идеальные запястья, ловкие пальцы, заворачивающие ткань, сухожилия, проступающие сквозь медовую кожу. Он когда-то от этих пальцев глаз оторвать не мог. И сейчас тоже не может. Упуская из внимания всё, что происходит на стрельбище, всех остальных участников, даже вернувшегося Джуна, он жадно всматривается в каждое движение Тэхёна, сглатывая слюну от вида его пальцев, уверенно держащих оружие и взводящих курок без лишних раздумий. Последний выстрел разрывает самую середину мишени. Тэ откладывает металл в сторону и оборачивается, упираясь взглядом в глазок камеры. Горячий мёд опаляет самоуверенностью. Чон знает, что этот взгляд предназначен ему. Едва сдерживая себя, Гук встаёт, похрустывая шеей, и неспешно, контролируя темп каждого своего шага, двигается к выходу. То время, за которое он медленно, вальяжно преодолевает расстояние между комнатой с мониторами и стрельбищем, где сейчас шесть мужчин недоумевают, зачем их там собрали, он тратит на то, чтобы успокоить грохот своего бешеного сердца и вернуть себе холодный рассудок. — Вы стрелять разучились? — надменно, презрительно, окидывая взглядом каждого. — Какого… — начинает Намджун. — Как вы собираетесь выжить на войне, если даже в десятку не можете попасть по неподвижной мишени? — Чон берёт в руки оружие, резко перезаряжая его. Выстрелы оглушают, разжигая внутри первобытные инстинкты, звериное чутьё и дикую жажду. Чонгук идеальный стрелок. Его Наставник всегда хвалил его меткость. Десять из десяти в центр. Следующее оружие, следующая мишень. Резкий звук перезаряда. Выстрелы. Каждый чётко в центр. Быстрые шаги. Он, словно робот, отточенными движениями крошит каждую мишень. — Патроны, — холодным приказом своим людям. — Становитесь и пробуйте снова. Пока не покажете нормальный результат — не уйдёте отсюда, — ненавистью к тем, кто когда-то назывался братьями. — Чонгук, может, объяснишь? — спокойно просит Тэхён. — Объяснить, как стрелять? — насмешливо приподнимает бровь Чон. — Зачем мы делаем это? — не поддаётся на провокацию Ким-младший. — Прекрати делать вид, что не понимаешь! — голос Пака звучит с надрывом, едва сдерживаемым, он обращается к Тэ. Чонгук оборачивается. — Он хочет, чтобы мы метко убивали своих людей, свою Семью, когда будем предавать их, — насмешливо, с безуминкой во взгляде, поясняет Пак. — Хоть один из вас не играет в дурочка, — хмыкает Чон. — Ещё вопросы? — возвращая взгляд Тэхёну. — Ты сказал, что мы избежим войны, — Намджун выходит вперёд, пытаясь закрыть собой Чимина. — Нет, я сказал, вы можете избежать многочисленных потерь. Война неизбежна, — с изощрённым наслаждением Гук смотрит, как пронзает болью лицо мужчины перед ним от осознания неумолимо надвигающегося. Они молчат, справляясь каждый с этой правдой. Гук чувствует усталость и раздражение от этого всего. — Вы можете просто выйти и сдаться своим же. Вас расстреляют, не глядя, что вы наследники, главы кланов, что вы занимаете позицию выше. Вы сдохнете, вот и всё. Готовы? Тогда садитесь в свои тачки и валите отсюда, — потомок Красного дракона жестом руки показывает направление на выход. — Если хотите выжить, вам придётся стрелять в тех, кто сейчас ваша Семья. Так что берите оружие в руки и дрочите грёбаные мишени, пока не вспомните, как это — быть меткими. Никто не спорит с ним больше, хотя по недовольным лицам он понимает, что его позиция не принята. Внутри него так сильно разрастается злость, что он физически чувствует, как кровь Дракона вскипает в нём, выпуская наружу зверя. Когда выстрелы стихают, он рассматривает мишень каждого, медленно двигаясь вперёд. Приближаясь к Чимину, он видит, что тот не выпускает из рук оружие, оборачивается, наводя его на Гука. В его глазах стоят слёзы, но Чон замечает это не сразу, хмурясь. — Ответочка, — Пак делает вид, что прицеливается. — Чи, — встревоженный голос Джуна. — Малыш, не надо, — мягкий голос Сокджина звучит так понимающе, без осуждения. Какого чёрта? Чонгук внимательно наблюдает, как Чимин тяжело дышит, утыкая дуло пистолета в него. Как сдерживает рыдания, когда его обнимает сзади Джин, осторожно обхватывая рукой дрожащие пальцы. Оружие оказывается в руках старшего Кима, тут же передаётся Юнги, а сломленное рыданиями тело Пака бережно поднимается в воздух, окутываемое теплом и силой Сокджина. Мужчина уносит его на руках, словно ребёнка, что-то шепча. Намджун спешит следом. — Что это за херня? — рычит Гук. — Он болен, — голос Тэхёна звучит слишком близко. Когда-то он перестанет реагировать на него мурашками. — Меня должно это волновать? — оборачиваясь, выплёскивая всю злость в ядовитом блеске тёмных глаз. — Раньше… — тихий голос Юнги раздражает ещё больше. — Сука, забудьте о том, что было раньше! — свирепо орёт Чонгук, оборачиваясь вокруг себя, обращаясь к каждому из них. — А ты смог забыть, Чонгук? — слова Хосока пропитаны болью. — Возможно, тебе стоит знать… — снова пытается Юнги. — Я не хочу знать то, о чём не спрашиваю вас. Ясно? Мне плевать! — Гук тяжело дышит и разворачивается, чтобы уйти. Добавляя тише, чтобы не слышно: — Плевать, как и вам было когда-то. Он покидает стрельбище, срывая злость на боксёрской груше в своём спортзале. Он ненавидит себя за срыв. Ненавидит то чувство, давящее изнутри, вынуждающее поддаваться эмоциям, сомневаться... Почему каждый из этих людей ведёт себя так, словно это он, Чонгук, виноват в том, что произошло? Словно это им было больно, а не ему? Словно они страдали, а не он? Каждый из них остался в своей семье, был под защитой Дона, пока Гук учился выживать в новой стране, с новыми правилами, истязал себя тренировками, наравне с новой Семьёй, которая семьёй так и не стала. Они были друг у друга все эти десять лет, а он был один. И вот теперь они смотрят на него с осуждением. Какое, блять, право они на это имеют? Он меткими ударами и резкими выкриками выбивает из себя желание убить каждого из них немедленно. Нет. Он будет придерживаться своего плана. Они должны выжить, чтобы он мог истязать их души и тела ещё много лет, забирая то, что они ему задолжали — преданность. Драконья кровь взрывается в жилах, вырываясь наружу оскалом, новым громким выкриком победителя и мощным ударом, срывающим с цепей боксёрскую грушу. Под кожей перекатываются мускулы, когда он стирает пот с лица, а чёрные линии приходят в движение, пробуждая спящего на его спине дракона.