Отречённый от клана

Music: lucky luke - drug (slowed + reverb)

На пальцах липким горячим следом ощущается кровь. Тэхён не верит своим глазам, рассматривая алые пятна. Это шутка? — Чонгук! Гук-и! — он судорожно пытается нащупать пульс. — Не ори ты, — хрипит Чон. — Живой, — крепко сжимает его Ким, смаргивая стремительно выступающую влагу. — Ты жив… Спасибо, боже… Я не мог потерять тебя снова, нет. — С каких пор ты верующий? — Гук открывает потяжелевшие веки, упираясь холодным обсидианом в глаза, подёрнутые пеленой слёз. Топот ног, выкрики. — Вовремя, блять, — пытается встать Чон, не дождавшись ответа. — Господин, вы живы? — Где вас черти носят, Сехун? — рычит потомок Красного дракона. — Мы можем поговорить наедине? — начальник охраны кидает строгий взгляд на Тэхёна. — Прошерстите каждый миллиметр, стреляли оттуда, — Гук машет рукой в направлении, откуда видел летящую в него пулю, игнорируя заданный вопрос. — Я хочу, чтобы вы принесли мне в зубах шавку, посмевшую сделать это. Полное досье, кто послал, чем он срал, блять, сегодня, абсолютно всё! Ты услышал меня? — Да, Господин, — кивает Сехун, немедленно отдавая приказы охране. — Вы ранены. Вам нужна помощь. — Я справлюсь. Жду от тебя отчёт и объяснение, какого хрена я стал мишенью и где в это время была моя охрана. И прошу тебя хорошо подумать, прежде чем позвонить мне с ответом. Я очень зол, — Чонгук открывает дверцу машины, поворачиваясь к застывшему Киму. — В машину. Тэхён не спорит, садится на пассажирское сидение чёрного автомобиля марки «Mercedes» и молчит, пока Чон, матерясь, заводит мотор и с визгом шин отъезжает от клуба. — Почему твои люди не отвезут тебя к врачу? — осторожно спрашивает Тэ. — Я сам в состоянии позаботиться о ранении, — шипит Гук. — У тебя прострелено плечо, а ты ведёшь машину. Дай я сяду за руль. — Нет, — упрямо разгоняя автомобиль. — Тебе нельзя сейчас ехать домой. Чон молчит. — Подумай сам. Если киллер, стрелявший в тебя, видел, что ты не убит, он последует за тобой. — За нами нет хвоста. — Как на счёт предосторожности? — И что ты предлагаешь? — Ко мне. На квартиру. Вся информация о ней в свободном доступе, но там надёжная охрана. Так ты оставишь в тайне свой дом. — Если в меня стреляли по заказу, то, скорее всего, мой дом уже обнаружен и не является безопасным, но я не собираюсь прятаться. Ким молча рассматривает молодого мужчину, сосредоточенного на дороге. Когда из красивого парня вырос такой рассудительный, бесстрашный воин? — Перестань пялиться на меня. Раздражаешь. — Ты закрыл меня собой. Очередь Гука молчать. Он не готов говорить об этом. Перед ним даже не стояло выбора. Но объяснять этого он не будет. Сжав губы в тонкую линию, он гордо вздёргивает подбородок, ловко удерживая руль одной рукой. Место ранения печёт. — Ты отключился. Я думал, ты… — Тэ не может договорить. Слово застревает в глотке. — Иногда, когда я нахожусь в особом состоянии повышенной концентрации и резко из него вылетаю, потом отключаюсь на несколько секунд. Как перезагрузка. Не очень удобно, поэтому я стараюсь не делать так. Особенность организма. Я долго работал над этим, но пока что безуспешно. Если не терять над собой контроль, то и не придётся влетать в это состояние: в него можно быстро, но плавно перейти, — спокойно поясняет Чонгук, раскрывая собственные тайны. — Ты потерял контроль над собой? — тихо переспрашивает Тэхён. — Довёл меня своими разговорами. — Прости меня. Я больше не буду. От неожиданности Гук оборачивается. Он ловит уверенный, серьёзный взгляд мужчины и возвращает внимание на дорогу. Что послужило таким переменам? Автоматические ворота открываются, впуская автомобиль. Чон бросает машину на подъездной дорожке. Охрана предупреждена о повышенной боевой готовности. Тэ старается скрыть удивление от того, что ему доверили местонахождение личной крепости. — У тебя есть всё необходимое, чтобы обработать рану? — Ким вешает пальто у входа, аккуратно ставит лакированные туфли на полочку и проходит вглубь просторного дома следом за хозяином. — Глупый вопрос для члена мафии, тебе не кажется? — хмыкает Чонгук, но давится своим сарказмом, сжимая зубы от простреливающей плечо боли. С глухим стоном он опирается о комод, удерживая равновесие. В глазах темнеет, он пытается справиться с этим, когда чувствует на талии чужие горячие ладони. — Я помогу, обопрись на меня. Перекидывая здоровую руку через плечо Тэхёна, Чон опирается на него, молча следуя к дивану, глотая боль. Его опускают с осторожностью хрустальной вазы, и он бы прокомментировал это очередным сарказмом, да только боль не даёт вымолвить ни слова. Он дышит сквозь сжатые зубы, шумно выдыхая воздух, и наблюдает, как пальцы Тэ касаются пуговиц на его рубашке. Здоровой рукой, он молниеносно хватает изящные запястья, сжимая, останавливая. — Позволь мне помочь, Чонгук-а, — Ким опускается на колени перед ним. Снова. Его медовые глаза окутывают теплом. «Что, блять, происходит?!» — хочет заорать Гук, но вместо этого лишь ослабляет хватку, убирает руку, позволяя продолжить начатое. Тонкие пальцы с осторожностью расстегивают каждую пуговицу. Чон не отрывает свой взгляд от лица напротив. Полы рубашки распахиваются, Тэ замирает на секунду, но быстро берёт себя в руки. Эта маленькая заминка, впрочем, не остаётся незамеченной. — Что такое, Ким? — хрипит Гук. — Давно не видел красивого мужского тела? — Хочешь поговорить сейчас о мужских телах? — Тэхён встаёт, чтобы снять рубашку с Чонгука, бережно отлепляя ткань от кровоточащей раны. — Самое время, — шипит хозяин дома, скрывая степень боли. — Ну, что ж, — Тэ откладывает в сторону одежду и берёт в руки инструменты, чтобы обработать рану, — не думаю, что твоему телу добавит красоты застрявшая пуля, так что покричи для меня, малыш Гук-и. Чон свирепеет в секунду, готовый развернуться и высказать всё, что он думает об этом «малыш», но успевает лишь напрячь мускулы для рывка. Кричит он действительно громко, но внутри себя. Стон боли вырывается из плотно сжатых губ, пальцы впиваются в собственную кожу, лишь бы удержать себя на месте. — Готово, — перед лицом тяжело дышащего молодого мужчины появляется окровавленный пинцет с зажатой пулей, — можно я оставлю её себе на память? А покричишь для меня в следующий раз. — Следующего раза не будет, если ты ещё раз посмеешь назвать меня малышом, — хрипло отвечает Чонгук. — Я пристрелю тебя. — Ты мог бы просто стоять на месте сегодня, тогда не пришлось бы марать руки после, — тихо комментирует Тэ спустя несколько секунд молчания. Он обрабатывает и зашивает рану. — Тэхён, эта пуля предназначалась мне, а не тебе. — И всё же, ты мог просто увернуться… — Не мог. Я не успевал, — спокойно. — Значит, никаких чувств, холодный рассудок? Пальцы, обрабатывающие рану, обжигают его голую кожу. Так и неудовлетворённое сегодня желание, неснятое напряжение нарастают с новой силой, будоража ослабленное тело. — Чего ты добиваешься? — Готово, — вместо ответа Ким встаёт, держа в руках чемоданчик с инструментами. — Где можно помыть инструменты? — оглядывается. Рукава его рубашки закатаны. Пальцы перепачканы кровью. Его кровью. — Спасибо, — Чонгук встаёт, упираясь взглядом в тёплый мёд. — Это меньшее, чем я мог отплатить тебе за своё спасение. Но тебе стоит обратиться к врачу, я всегда плохо зашивал пулевые, ты же помнишь… — Помню, — первый раз, когда Чон признаётся, что их совместное прошлое всё же существует. Кривая улыбка трогает его губы. Тэ невольно переводит взгляд на них, задерживая дыхание. — Инструменты, — напоминает он. Отбирая из его рук чемоданчик, Гук проходит мимо так близко, что можно увидеть волоски пробивающейся щетины на его лице. Гость идёт следом, чтобы смыть кровь с рук. Чёрный мрамор ванной комнаты отливает золотыми прожилками и повторяет холодное высокомерие хозяина. Тэхён скользит взглядом по напрягающимся мышцам голой спины Чона, пока тот тщательно смывает собственную кровь с инструментов, складывая их обратно в металлический ящик, чтобы включить после режим дезинфекции, и умывается. Место ранения бросается в глаза, напоминая, что сегодня могло бы произойти страшное. Ким тяжело сглатывает, но не отворачивается, с упорством мазохиста въедаясь в собственное сознание не новой для него мыслью: ты мог бы потерять его снова… Каково это было бы — видеть, как его убьют на твоих глазах? Каково это было бы — не суметь спасти его снова? Каково это было бы — отпустить его навсегда, так и не исправив прошлого… Бешеный стук сердца, нарастающий всё сильнее с каждым подобным вопросом в голове, заглушает всё. Тэхён сталкивается глазами с холодным обсидианом, хмуро следящим за ним. Он цепляется за эти тёмные зрачки, провожая каждую мысль в своей голове, что вот-вот сорвёт его на самое дно: туда, где уже был, откуда мог и не выбраться. Переводит взгляд на бьющуюся пульсом жизни венку на шее. Опускает взгляд ниже. Мокрые капли неспешно движутся по мощной груди, прочерчивают дорожки, словно указывая направление для взгляда Тэхёна. Облизывая в миг пересохшие губы, Тэ возвращает растерянный взор в глаза Чона. Если бы он умер сегодня, ты бы так и не… Он стреляет в упор самой страшной мысли в напряжённой голове, прежде чем шагнуть смело вперёд, игнорируя предупреждающий холодный взгляд, забывая об окровавленных руках, откидывая все сомнения. Упрямо сжатые в тонкую полоску губы тёплые. Тэхён касается их своими губами, обволакивая. Кончик языка скользит вдоль верхней, лаская. Ниже, обхватывая губами нижнюю, посасывая. За закрытыми веками прячется страх. Тонкая ткань дорогой рубашки едва касается горячего оголённого тела. Ким ощущает её жестокой преградой в это мгновение. Он широко лижет языком линию сомкнутых губ, в последний раз обхватывает губами желанные чужие и отстраняется. Их взгляды скрещиваются. Смятение, не утихшее внутри, рвётся наружу яркими искрами, сталкиваясь с яростными молниями напротив. — Какого чёрта? — грудь Чона тяжело вздымается, кулаки сжаты до побелевших костяшек. — Спасибо, что живой, — тихо говорит Тэ, опуская взгляд, сдаётся. Он разворачивается, чтобы уйти, когда его грубо хватают за запястье и дёргают. Секунда на взгляд — порабощающий, давящий, словно его спрашивают: готов ли ты к последствиям? И вместо такого же молчаливого ответа Тэхён тянется ближе без страха, что оттолкнут. Они сталкиваются зубами, шумно дышат и причиняют друг другу боль, впиваясь до синяков пальцами в тела. Им необходима эта жадность, чтобы удостовериться, что живы, что реальность, что не плод фантазии. Запёкшаяся на руках кровь неприятно стягивает кожу, мешаясь с каплями воды, оставшейся на теле после того, как Чон умылся, пачкает тело, рубашку, прочерчивает короткие грязные следы. Чонгук до хруста сжимает в своих объятиях Тэхёна, словно тот пытается вырваться. Но он лишь льнёт крепче, хаотично скользит испачканными руками по груди, спине, лицу Гука, избегая место ранения. Им не хватает воздуха, губы горят от совсем не нежных укусов и мокрых, глубоких поцелуев. Толкая Кима к стене, Чонгук наваливается сверху, прижимает всем телом, демонстрируя мощь и силу своего желания. Его ладони сжимают до боли ягодицы вожделенного мужчины. Он отрывается от его губ, мокро выцеловывает, вылизывает скулы, опускается ниже, безжалостно впиваясь зубами в нежную кожу на шее. Тихий стон оглушает громче выстрела. Чон замирает, упираясь влажным лбом в плечо Тэхёна. Оба дышат тяжело, не выпускают друг друга из рук, будто боятся. В прикосновениях длинных тонких пальцев чувствуется необходимость. Подрагивая, подушечки ведут незамысловатую дорожку желания по золотистой коже, пробираясь выше, чтобы зарыться в чёрные волосы, царапая кожу головы, прижать ближе, умоляя не отстраняться. Тэхён прикрывает глаза, лижет искусанные саднящие губы и просит своё сердце унять бешеный темп. Но оно, непослушное, сорвалось с цепи, на которой его держали столько лет, и в клетку возвращаться не спешит. Внутри потомка Красного дракона нешуточная борьба. Но он чувствует тепло самого желанного во всей Вселенной тела и понимает, что сегодня ему не выиграть бой с самим собой. Настоящий воин должен уметь принимать поражение. От мягкого прикосновения губ к месту укуса Тэхён вздрагивает. Он закусывает губу, откидывает голову назад, впечатываясь затылком в мрамор, сильнее открывая доступ к шее. Каждый поцелуй отзывается скручивающимся жгутом внизу живота. Губы Чона, в отличие от недавней звериной жадности, исследуют его кожу неспешно, сладко выцеловывая. Прикосновения рук мягче, но не менее требовательны. Чонгук оглаживает узкую талию, ведёт вверх, пересчитывая рёбра, касается горошин сосков, откровенно проступающих сквозь рубашку. Отклоняясь, он поднимает взгляд, окунается в тягучий мёд и дразняще поглаживает мужчину, жадно впитывая каждую реакцию. — Останови меня сейчас же, — голос Чона густой, обволакивающий. — Иначе я заберу тебя себе полностью, Тэхён. Пути обратно не будет. — С чего ты решил, что я хочу остановить тебя? — шепчет Ким, плавясь от каждого прикосновения, не отказывая себе в удовольствии гладить тугие бицепсы, скользить по перекатывающимся грудным мышцам, неотрывно смотреть в любимые глаза. — Ты всегда делал это в прошлом, — напоминает Гук. Брови сводятся к переносице, он словно сам себя пытается остудить, напомнить причины, по которым не стоит сейчас в омут с головой. Самый желанный омут. — Мы в настоящем. И нам есть, что решать из прошлого, но, если я остановлю тебя ещё раз, буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, — честное признание срывается с губ легко, без драматизма. Искренность, которая прошивает каждое слово Тэхёна, вливается чистой родниковой водой в иссушенное жаждой сердце молодого мужчины. Чонгук выискивает в янтарных глазах признаки лжи и не видит. Чувствует внутри растерянность. Под ладонью Кима гулко бьётся, снова ускоряя ритм, большое холодное сердце. Его сковали льдом много лет назад, но рядом с Тэхёном оно хочет чувствовать себя живым. Ощущая сомнения, гложущие, сдерживающие потомка Красного дракона, Тэ сам тянется поцеловать. Губы жгут кожу, сцеловывают подозрения, успокаивают, убеждают в правдивости, честности. Покрывая поцелуями каждый миллиметр лица человека, по которому тоска сжирала десять чёртовых лет, Тэхён чувствует, как дрожит. Всё его тело мелко трясётся, переполненное эмоциями. Страх потерять, не успеть. Страх никогда больше не увидеть. Любовь. Свершившиеся желания — касаться, трогать, гладить, ласкать — всё смешалось неразборчивым клубком, замкнутым кругом проигрываясь внутри обрывками. Крепкая надёжная хватка. Его подхватывают на руки, вынуждая обвить ногами талию. Тэ ненасытно прижимается всем телом, запускает руки в жёсткие чёрные волосы, сплетается весь с Чоном и льнёт к приоткрытым для него губам. Поцелуй мягкий, просящий, меняется напором, жадностью и из мольбы превращается в присваивание. Мрамор холодит спину, бёдра дрожат от напряжения, в паху давит, одежда ощущается тюрьмой. Гук больше не сдерживает себя. Он ведёт бёдрами вперёд, сильнее вжимая Тэ в стену, давая ощутить силу своего возбуждения, покачивается, удерживая Кима на руках, будоража воображение. Ощущение, что Чонгук трахает его на весу взрывает мозг Тэхёна яркими картинками, срывая стон с его губ, впивающихся требовательным поцелуем. Он не хочет представлять это, он хочет чувствовать… Они ловят губами и зубами друг друга, пока Чон расстёгивает рубашку Тэ, местами срывая пуговицы от нетерпения. Они забыли о том, что руки Кима перепачканы кровью. Гук игнорирует ноющую рану, основную нагрузку перекладывая на другую руку. Пальцами обхватывая квадратный подбородок, Чонгук приподнимает лицо любимого мужчины, внимательно разглядывает, прерываясь на короткие мокрые поцелуи. Возбуждение током прошивает тела, соединяя их, как идеально подходящие магниты. Звонок они слышат не сразу. И даже когда игнорировать его становится уже невозможно, они всё ещё не могут оторваться друг от друга, покусывая губы, снова целуя и впиваясь взглядами, словно можно, наконец, не скрывать этого желания — смотреть, видеть, трогать, касаться. — Тебе надо ответить, — Тэхён хрипло констатирует известный им обоим факт. — Надо, — соглашается Чон, снова сливаясь поцелуем с медовыми губами. Только когда телефон разрывается мелодией уже в n-раз, Чонгук глухо рычит, опускает желанного мужчину и одним взглядом приказывает не уходить, будто Ким правда собирается сделать что-то подобное. Тот улыбается в ответ, подтверждая, что дождётся, что не изменит своё решение. И когда хозяин дома скрывается за дверями ванной, Тэ, наконец, оборачивается к раковине и впивается взглядом в своё отражение. Он жуёт собственную губу, разглядывая следы укусов, раскрасневшиеся щёки, взъерошенные волосы. Моет руки, оттирая запекшуюся кровь, плескает холодной водой на лицо, пытаясь остудить пыл, и прислушивается к собственным ощущениям. Он улыбается. Прямо сейчас Тэхён готов признаться самому себе, что чертовски счастлив. В груди печёт от желания немедленно идти за Чонгуком, обнять его со спины, обвить его талию, прижаться, вдохнуть поглубже его запах и оставить свой поцелуй на его плече рядом со всеми предыдущими. С этим намерением он выходит из ванной, сталкиваясь с хозяином дома. Улыбка сходит с его лица. — Так, говоришь, будешь жалеть всю жизнь, если остановишь меня? — в голосе Чона холод, предупреждение. Тэ ничего не может понять, что изменилось? Он кивает коротко, хмурится. — Я даю тебе последний шанс уйти сейчас, Ким. Или ты станешь моим. Моей собственностью. Что-то внутри обрывается, ухает вниз, мёд тускнеет. Голова склоняется утвердительным кивком, покорным молчанием. Он прячет взгляд, зная, что для него пути назад не было с того самого момента, как он увидел Чонгука живым спустя десять лет жизни без него. Дыхание смерти, столь близко подобравшейся сегодня, всё ещё ощущается где-то в районе затылка, вынуждая признать: — Я готов стать твоим, Чонгук.