Отречённый от клана

Утро встречает сухим горлом и дикой болью, простреливающей всё тело. Тэхён не спешит открывать глаза, вспоминая прошедший вечер и ночь. Когда Чон вышел из ванной, он не питал лишних иллюзий, что у них получится поговорить. — Я посплю в гостевой, — всё, чем удостоили Тэхёна, прежде чем оставить наедине со своими мыслями. Через пятнадцать минут на пороге спальни появился мужчина в идеально сидящем на нём костюме с подносом в руках. Он вежливо поздоровался, склонив голову в поклоне, расположил поднос на тумбе возле кровати и удалился. Еда, несколько пачек таблеток и тюбик заживляющего крема. Ким усмехнулся этому джентльменскому набору и заставил себя встать, чтобы принять душ. Запах Чонгука неуловимо преследовал его и в спальне, и в ванной, что не удивительно, ведь это личные покои хозяина дома. Этот аромат туманил сознание и больно отдавался в груди горечью, что всё так. Ким не жалел себя, не рыдал от того, как воспользовались его телом, лишь шипел сквозь зубы от боли. Он понимал мотивы своих действий, понимал, ради чего вытерпел всё произошедшее. Рассматривая в отражении следы дикой страсти и наказаний, которыми покрыл его Гук, он бережно обводил каждый, улыбаясь разодранными губами. Если это поможет — он готов терпеть подобное сколько угодно. Заснуть удалось после таблетки снотворного, услужливо предоставленной дворецким Чона вместе с обезболивающими. Тэхён принял объятия Морфея, укрываясь одеялом и невидимым присутствием Чонгука. И вот теперь, разлепляя веки, он трёт глаза и стонет от боли. — Собирайся, нам пора выезжать в офис. По дороге заедем к тебе, чтобы ты переоделся, — голос хозяина комнаты появляется словно из ниоткуда, как и сам Чон. — Доброе утро, — хрипло отвечает Тэ, дотягиваясь до стакана с водой. — Мне в чём-то надо доехать до квартиры. — Я дам тебе свою одежду, — проходит в комнату Гук. — Извини, позавтракать мы не успеваем, можешь заказать доставку в офис. — Не голоден, — Ким окидывает взглядом вошедшего. Классические брюки идеально сидят на крепких бёдрах, ремень очерчивает узкую талию. Верхние пуговицы рубашки небрежно расстёгнуты и открывают вид на ключицы, от вида которых невольно хочется облизнуться. По сравнению с этим божеством, Тэ выглядит в эту минуту не лучшим образом, но его это мало волнует. Он с осторожностью встаёт с кровати, прихватив с собой обезболивающий крем, и неспешно движется к ванной, чтобы привести себя в порядок. Несмотря на всю браваду и внутреннюю уверенность в правильности своих решений, ему приходится потратить некоторое время на то, чтобы настроить себя на предстоящий день. Когда он заводит руку за спину, чтобы обработать свои раны самостоятельно, с губ срывается стон боли, а лицо искажает гримаса отвращения. Возможно, он не рассчитывал, что будет настолько тяжело физически. Разглядывая своё отражение в зеркале, чувствуя жжение в заднем проходе, он ощущает себя так, словно упал, но не разбился. Другой на его месте почувствовал бы себя унизительно, но Ким лишь кривится своей беспомощности. Надеясь, что Гук оставил для него вещи и ушёл, Тэ открывает дверь ванной с осторожностью, не желая показывать уровень своего падения. Оглядывая комнату, он выдыхает с облегчением и, не скрывая боли, ковыляет к кровати, на которой лежат вещи для него. Каждое движение отдаётся дискомфортом и быстро утомляет. Единственное желание обычно продуктивного Тэхёна — лечь и не вставать. Он бы с удовольствием взял выходной, но даже не рассматривает такой вариант. Не сегодня. Превозмогая все неприятные ощущения, он, наконец, справляется с простой задачей — одеться, и оборачивается, чтобы выйти. В дверях стоит Чон. — Давно ты здесь? — сжимает зубы Тэ. Как он мог не услышать, что уже не один? — Достаточно, — хмуро отвечает Гук, не двигаясь с места. Он пристально смотрит в глаза цвета мёда, пытаясь что-то в них прочесть. — Я готов. Едем? — внутри решительность, собранность, больше ничто в его действиях не продемонстрирует степень боли, которая мучает тело. А душевную он научился скрывать уже давно. Чонгук ещё несколько секунд сверлит его взглядом, прежде чем безмолвно развернуться и выйти, зная, что гость последует за ним. Всю дорогу до квартиры Тэхёна они едут так же молча. Ким даже не удивлён тому, что у него не спрашивают адрес, но приезжают прямиком к его городской обители. Спеша выйти, он не сразу замечает, что Гук так же покидает машину. Оборачиваясь на звук автомобильной сигнализации, он удивлённо приподнимает бровь. — Поднимусь с тобой. Или тебе есть, что скрывать от меня? — Не смею упрекать тебя за излишнюю подозрительность, — свободно пожимает плечами Тэхён. В квартире темно и отдалённо пахнет пустотой. Он давно здесь не появлялся, но его горничная всегда следит за порядком. Уютнее от этого не становится, но, по крайней мере, Тэ уверен, что в любой момент может переночевать здесь или пожить какое-то время при необходимости. Вещи Чонгука сидят на нём вполне сносно, и ему кажется, что эта поездка нужна больше Чону, чем ему самому. Мысль о том, чтобы снова приложить усилия и переодеться, вызывает приступ тошноты. Тяжело вздыхая, он решает начать с того, чтобы собрать некоторое количество вещей, прежде чем снова подвергнуть себя пыткам. Медленно прохаживаясь вдоль стеллажей с книгами, Чонгук останавливается возле письменного стола. Практически бесшумно открывает ящики, приподнимает края бумаг, чтобы пробежать глазами по буквам, цифрам, печатям. Верхний ящик закрыт, он оглядывается в поисках ключа. Прислушиваясь к шорохам из спальни, он понимает, что владелец квартиры вот-вот завершит сбор вещей и будет искать его. Оглядываясь в последний раз, он недовольно хмурится и выходит, буквально сталкиваясь с Тэ в коридоре. Кидая взгляд на скудный багаж в руках мужчины, он неопределённо хмыкает, перехватывает ручки кожаной сумки и тянет к себе, вынуждая Кима выпустить свои вещи. Не оглядываясь, Чон выходит.

***

Первая половина дня в офисе проходит напряжённо. Стены здания, где совсем недавно, по сути, произошёл рейдерский захват и смена власти, давят и угнетают. Еда встаёт поперёк горла, тело ломит болью, лимит возможных болеутоляющих исчерпан. Тэхён нервно вышагивает по собственному кабинету, пытаясь сосредоточиться на документах, когда по селекторной связи его предупреждают о вызове «наверх». Учитывая абсолютно молчаливое настроение Чонгука, он даже представить себе не может, для чего его вызывают. Лифт медленно ползёт вверх, и Ким-младший впервые ненавидит эту медленность. — Вызывал-и? — с заминкой. Бумаги прилетают на стол с хлопком. Небрежно. В глазах холодная надменность. Снова тишина. Ни единого слова. — Что это? — осторожно берёт в руки документы Тэ, вчитываясь в написанное. — Договор. О моих правах на тебя. Прочти внимательно. Можешь подписать это сейчас или отказаться. В случае отказа… — Я подпишу, — не даёт договорить Тэхён. Он размашисто ставит свою подпись, опираясь одной рукой о стол, не садясь. — С каких пор ты подписываешь юридические бумаги, не читая? — в тоне голоса неприкрытая злость. Чон сжимает кулаки, будто не ожидал того, что мужчина действительно это подпишет. — Я доверяю тебе, — брюнет поднимает взгляд, опаляя тягучим мёдом, прежде чем снова склониться над бумагами, пробегаясь глазами по пунктам. — Взамен я могу попросить об одолжении? — Этого нет в договоре, — категорично режет Гук. — Поэтому я прошу, а не требую, — Тэ старается сохранять спокойствие. — Чего ты хочешь? — злой прищур глаз предупреждает об опасности. — Оставь всех на своих местах. Не расформировывай сектора и не меняй ничьи должности. Сохрани целостность кланов и их позиции в Семье. — Это невозможно. — Я прошу тебя оставить всё, как есть, на время. Если через три месяца ты не изменишь своего решения и сделаешь вывод о том, что Семья работает неэффективно, я подпишу любые бумаги о переформировании и готов буду добровольно выйти из состава собственного клана с передачей всех своих полномочий и ресурсов тебе как Дону. — С чего такая щедрость? — играет желваками Чонгук. — Три месяца, — не даёт никаких пояснений Ким. Ему необходимо хоть сколько-то времени и, помня с прошлого раза, как торгуется Чон, он просит с запасом. — Месяц. — Чонгук, я прошу всего три месяца… — Если ты думаешь, что можешь купить своим телом выгодные для своих друзей условия… — закипает Гук. — Для своей семьи. Я покупаю у тебя время для себя и своей семьи, если ты хочешь говорить этими категориями, — Ким чувствует, что его спокойствие тает. — Чего ты добиваешься? Тебе мало было того, что произошло ночью? Думаешь, я буду как-то иначе к тебе относиться? Что изменится за то время, что ты просишь у меня? — Чонгук делает шаг ближе, свирепо всматриваясь в тёмный янтарь глаз, на дне которых плещется не меньшая злость. — Ты готов поговорить о том, что произошло? Отлично. Я уж думал, ты теперь всегда будешь молчать. — Играешь с огнём, Тэхён. — Когда ты уже, наконец, поймёшь, что я не играю, Гук-и? — он повышает тон голоса, чувствуя, что нервы сдают. Это непробиваемая стена. — Всё твоё тело покрыто синяками и кровоподтеками, ты едва двигаешься от боли, и твоя задница разодрана моим членом. И после всего этого, ты подписываешь договор, по которому согласен повторять это снова и снова, в любой момент, когда я захочу. Думаешь, я поверю, что ты заделался мазохистом и внезапно так сильно захотел променять все члены Сеула на мой? И после этого правда считаешь, что я буду тебе доверять? Что тебе надо? — зло скалится Чон. — Все члены Сеула… Какая интересная формулировка, — хмыкает Тэхён, до которого, в конце концов, доходит, какие выводы о нём сделал Чонгук. Бурный диалог прерывает громкий стук в дверь. Новоиспечённый хозяин кабинета готов зарычать, чтобы никто не смел входить, но дверь уже открывается, и внутрь один за другим входят все, кого он пригласил для беседы. — Чёрт, — отворачивается Гук. Невовремя, он не уследил за временем. Его раздражает, что из-за Тэхёна он теряет над собой контроль. — И тебе здравствуй, — хмуро приветствует его Намджун. — Что вы здесь делаете? — растерянно уточняет Ким. — Господин Чон вызвал нас к себе для обсуждения вопросов реструктуризации, — приторно улыбается Чимин, цитируя фразу секретаря, который приказал им всем явиться сюда. Он внимательно рассматривает Кима-младшего, и его улыбка сползает с красивого лица. — Что с тобой? — Всё в порядке, — Тэ машинально прикладывает пальцы к незажившим губам. — Присаживайтесь. Не будем терять время на глупую болтовню, — занимает своё место во главе стола Чонгук. Тэхён с ненавистью смотрит на стул, прежде чем с особой осторожностью сесть на него, сохраняя на лице маску невозмутимости. Тяжело вздыхая, он смыкает пальцы в замок, впиваясь в собственную кожу ногтями, и выдавливает слабую улыбку. Пак не сводит с него внимательно взгляда. Как только все рассаживаются, Чон незамедлительно приступает к обсуждению рабочих вопросов, дотошно перечисляя свежие показатели, апеллируя цифрами и не упуская ни одной ожидаемо возникшей из-за смены власти проблемы. Его слушают внимательно, не перебивают, лишь иногда перекидываются хмурыми взглядами друг с другом. — Я хочу видеть от каждого из вас план развития ваших секторов и компенсации возникших проблем на ближайшие… — Чонгук делает паузу, постукивая платиновым паркером по столу, — три месяца, — кидает взгляд на Кима, едва удерживающего себя на месте от боли. — Сроки на составление планов? — деловито уточняет Намджун, чёркая что-то в своём блокноте. — Недели будет достаточно, я думаю, — выводит на своих бумагах новую дату Гук. Он перечёркивает предыдущую, где собирался требовать отчёты через три дня. Снова и снова обводя новое число, он поднимает взгляд от бумаг и добавляет: — И последнее. Ваш… коллега и брат теперь будет моей собственностью. В кабинете застывает звенящая тишина, обрываются все перешёптывания, которыми обменивались до этого некоторые из присутствующих. — Что? — первым отмирает от шока Хосок. — О чём ты говоришь? — уточняет, хмурясь, Джин. — Тэхён подписал документ о том, что становится моей собственностью в обмен на сохранение за вами полномочий, — Чонгук переводит внимательный взгляд с одного на другого, сканируя эмоции. — Какого чёрта? — рычит Намджун, сжимая до хруста кулаки. — Ты вообще сдурел? — Чимин подскакивает со своего места. — Это его добровольное решение. Я предупреждаю вас, чтобы вы знали и не лезли, — спокойно отвечает Гук. — Тэхён, что это за хуйня такая? — Джун испепеляет младшего брата яростью. — Ты головой ударился во время перестрелки? — вопит Пак, быстро огибая стол и приближаясь к другу. Наблюдая за реакцией каждого, Чон подмечает детали, внимательно исследует шок на лицах, нескрываемое презрение. Он переводит взгляд на Тэхёна. Усталое спокойствие, непоколебимая решимость и никакой взаимной агрессии в сторону братьев, орущих на него с пеной у рта. — Каждый из вас имеет право на своё мнение. Но позвольте мне самостоятельно выбирать, какие решения принимать касаемо своей личной жизни… — начинает Ким-младший. — Личной жизни? Серьёзно? — вздёргивает бровь Намджун. — Джин, что ты молчишь? Скажи хоть что-то! — Тэ, ты всегда был за него. Но он больше не тот, кем был десять лет назад, — Чимин хватает друга за плечи, слегка встряхивая. — Никто из нас уже давно не является тем, кем был десять лет назад. И каждый из вас это прекрасно знает, — Тэхён никак не реагирует, не сопротивляется. — Зачем ты сделал это? — Хосок переводит взгляд с Тэ на своего младшего сводного брата и обратно, не понимая, с какой целью это вообще сделано. — Ты сошёл с ума? Ты хоть понимаешь, что позволишь ему пользоваться твоим телом? Судя по твоему виду, он уже сделал это? Что с тобой такое, Тэ? — голос Пака громкий. Он раздражает и без того не слишком спокойного Чона. — И это ему говорит человек, которого трахают два родных брата? — не выдерживает Гук. — Заткнись! Ненавижу тебя! — переводит весь свой гнев на него Чимин. — Взаимно, — парирует Чонгук. — Чтоб ты… — разъярённо тычет пальцем в нового Дона Пак. — Замолчи! — рявкает внезапно Тэ, не давая договорить страшное проклятие. Он подскакивает со своего места, нависая над братом. — Не вздумай произносить это вслух. Я знаю причины твоих эмоций, я понимаю их, Чимин, но не смей желать этого никому из нас, — в груди стучит свежее воспоминание, Тэхён загнанно дышит, пряча испуг. — Он больше не один из нас, как ты не видишь! Ослеп из-за люб… — пытается достучаться Пак. — Хватит! — прерывает все вопли Чонгук. — Я не спрашивал ваше мнение. Лишь поставил перед фактом. А теперь покиньте мой кабинет, вам есть, чем заняться. — Поговорим дома, — прожигает младшего брата взглядом и тоном голоса Намджун. Когда дверь за всеми закрывается, Тэхён оборачивается к хозяину кабинета, спокойно погружённому в бумаги перед ним. — Зачем ты сказал им? — Ты против? — хмыкает Чон. — Если бы ты хотел знать моё мнение, ты бы спросил меня об этом до того, как озвучить. Но ты сделал это намеренно. Я просто не понимаю зачем и потому спрашиваю тебя, — спокойно уточняет Ким. — Твои претензии… — в голосе сквозит раздражение. — Это не претензия, Чонгук. Я всего лишь хочу понять. Без каких-либо подтекстов, — устало повторяет Тэхён. Возможно, он переоценил свои силы, когда решил добиваться своих целей в отношении этого непробиваемого камня. Прежде чем ответить, Чон внимательно рассматривает мужчину перед ним. Он видит напряжённость и усталость, знает, как сильно ноет тело Тэ от боли. Вспоминает реакцию близких Кима на это унизительное прилюдное заявление. — Надеялся, что они тебя остановят, — честно признаётся Гук. — Спасибо, что ответил, — вздыхает Тэхён. — Я могу идти? — Можешь идти. После работы ты едешь ко мне. — Я помню… Господин. Когда Тэ покидает его кабинет, Чон зарывается руками в собственные волосы и пытается разобраться. В себе.

***

— Что скажешь по поводу решения Тэхёна? — Хосок выдыхает густой поток дыма в сторону. — А зачем мне что-то говорить? Он верно сказал — это его решение. И только ему понятно, зачем он его принял. Наша задача либо не лезть, либо поддержать. Именно так поступает семья, — спокойно отвечает Юнги. — Подпиши бумаги, и я пойду. — Неужели ты считаешь, что стать чьей-то собственностью — это добровольное решение? Я уверен, что Чонгук не ошибся в формулировке. Он хотел унизить Тэ. Но зачем? — Чон-старший игнорирует попытку завершить их короткое общение. — Я вот понять не могу. Ты презираешь Гука за это решение? Или завидуешь? — голос Мина опасно острый. — В каком смысле? — губы сжимаются в тонкую полоску, глаза резко становятся холодными. — Что ты имеешь в виду? — Ты бы тоже хотел решать проблемы так легко, как он? Жестоко, но быстро? Не мучиться столько лет? — Юн наклоняется ближе, опасно близко к лицу Капитана. — Пытаешься узнать, хотел бы я, чтобы ты стал моей собственностью, и я мог бы использовать твоё тело? — новый поток дыма Хо выпускает прямо в лицо наглому собеседнику. — Пытаюсь узнать, с каких пор ты заделался моралистом, — хмыкает Юн. — Ты так спешишь уйти от меня… Тогда зачем принёс бумаги сам? Мог бы просто передать мне их через секретаря, — Хосок переводит взгляд на тонкие губы, которые так близко сейчас от его собственных. — Я никогда не отрицал своего влечения к тебе. Но ты знаешь мою позицию… — Знаю! К чему вся эта демагогия? — пальцы сжимаются в кулак. От злости. И от желания схватить сейчас мужчину, слишком откровенного с ним во всём, чем раздражает порой неимоверно, и подмять под себя. — Позволь напомнить тебе, что я знаю и чувствую тебя лучше других. И я вижу, что с тобой происходит в последнее время. Будь честен хотя бы сам с собой, Хо. Иначе это сожрёт тебя, — в голосе сожаление, которое распаляет огонь злости, ярко сияющий в глазах напротив. — Что именно? — рыком. — Зависть, — дыханием губы в губы. Молниеносным движением Хосок обхватывает ладонью тонкую шею, сжимает пальцы и дерзко впивается в губы, плотно сжимающиеся в противовес тихому стону, тонущему в звуках жадного поцелуя. Завидует ли Хосок Чонгуку? Да, чёрт возьми. И то, что Юнги понимает это, как никто другой, — раздражает и пробуждает опасное звериное состояние. В этом они очень похожи с младшим братом.