***
Все остальные члены семьи, без лишней скромности растянувшиеся по дому, устало осматривают результаты приготовлений, которые, по непонятным для несентиментальных натур причинам, они совершали собственными руками вместо того, чтобы нанять персонал. — Тебя это напрягает? — Джин медленно потягивает алкоголь из бокала в руках, намекая на то, что они с Чхэён единственные одиночки среди этого праздника влюблённых. — Шутишь? Впервые чувствую себя свободной. Мне надо немного времени отдышаться, прежде чем вообще думать об отношениях. Кажется, я отбила себе всё желание на создание пары, наблюдая за всем, что происходило в моей жизни, — хмыкает девушка, удобнее устраиваясь на софе рядом с другом, вытягивая уставшие ноги. — Ерунда. Это пройдёт. Ты сильная девочка, со всем справишься, оглядишься вокруг и найдёшь для себя достойного партнёра, — убедительно предсказывает Ким-старший. — А как же ты? — она смотрит, как её супруг в очередной раз пытается избежать прикосновений Хосока. Наблюдать за этими двумя уже стало её хобби. Не соглашаясь с поведением гениального хакера, Чон Хосок дёргает его на себя, вгрызаясь в упрямые губы поцелуем. Юнги сопротивляется, пытается оттолкнуть, пока его не сгребают в охапку, игнорируя бессмысленный бунт. Намджун удивлённо смотрит на развернувшуюся картину, переводя встревоженный взгляд на старшего брата, расслабленно устроившегося на диване с женой одного из главных героев развернувшейся перед ними дорамы. Чимин усмехается, едва успевая спасти вазу из-под ног Джуна, который, засмотревшись, не заметил предмет искусства. Тем временем, пощёчина, остужающая наглого Капитана разъярённым Юнги, звонко оглашает всех о финале этой серии. Платиновый блондин потирает щёку от удара, зло щуря глаза. Рывок — и Мин взмывает в воздух, недружелюбно перекинутый через плечо. Его уносят от чужих глаз в обитель пробудившегося собственника. — Знаешь, я представлял себе Юнги с Хосоком. Мне было так больно. Я упивался жалостью к себе, — провожает взглядом удаляющуюся пару Сокджин. — А сейчас я смотрю на то робкое счастье, которым светится Юн, хоть и делает вид, что сопротивляется, и чувствую внутри тепло и благодарность. Хо мне всегда был как брат, даже ревность к Юнги не изменила этого. Сейчас мне гораздо легче. Нет-нет, ещё ёкает, я не святой, но…. Сигнал входящего сообщения отвлекает его от недосказанной мысли. Он смотрит на экран мобильного и улыбается. — Кто это там тебе пишет? Вроде свои все здесь, — с любопытством интересуется Чхэён. — Это мой психотерапевт, — только ответив на сообщение, мужчина убирает телефон и возвращает внимание собеседнице. — Ты ходишь к психотерапевту? — удивлённо переспрашивает девушка. — Да. Отличная штука. Я и Чимина записал, он, наконец, согласен попробовать снова. — И…почему ты улыбаешься его сообщениям? — Её, — мягко поправляет Ким-старший. — Но ты же гей? — ошарашенно выпаливает сестра Чимина. — Вообще-то, я бисексуал, но об этом благополучно забыли за десять лет заботы о Чимине, — смеётся Джин. — Ты просто спал с Чимином? — недоумённо уточняет Чхэён. — Я любил его. Извращённое понятие о любви, соглашусь. Но я не отрицаю свои тёмные стороны, — пожимает плечами Ким. — Сейчас мы разбираемся с этим. И я уже могу понять, что заменял несостоявшиеся отношения с Юнги, давая твоему брату то, что он и сам просил. Я правда люблю его. Очень сильно. Но не так, как Намджун, и не так, как я любил Юнги. — Так… О ней? — откашливается девушка, давая себе время переварить услышанное. — Она отличный специалист, — уклончиво отвечает Джин. Добавляя едва слышно: — И грудь у неё красивая. — Грудь? Сокджин! — закатывает глаза Чхэ. — Прости, — смеётся. — Моя пошлость никуда не делась. Нет, я держу себя в руках. Как только мы перейдём грань, она не сможет быть моим специалистом. А нового я ещё не нашёл. Так что… — Я рада за тебя, — обнимает друга Чхэён. — Рано. Рано говорить о чём-то, — вздыхает Джин. — Я рада, что ты справляешься, — крепче сжимает его подруга. — Да, я молодец, — за улыбкой старший сын клана Ким прячет истинную гордость собой. Ведь было время, когда он боялся не справиться. Только об этом никому не надо знать, кроме неё.***
— Отпусти меня! — Мин в очередной раз врезается кулаком по мускулистому телу Капитана, никак не реагирующего на его попытки вырваться. — Хосок, ты ведёшь себя неподобающе! — Неподобающе, — зло хмыкает мужчина, толкая дверь нужной комнаты ногой. Да, у него не получается сдержать ярость, потому бережное обращение с имуществом четы Ким не входит в его планы. Словно с цепи сорвавшись, Чон сбрасывает свою ношу прямиком на широкую кровать гостевой спальни, усаживаясь сверху. Натренированные бёдра крепко прижимают брыкающееся тело, жёстко фиксируя ладони, которыми его пытаются избить. — Юнги, — нотки едва сдерживаемой бури вынуждают замолчать, упрямо глядя в глаза похитителю, — мне надоело, что ты бегаешь от меня. Объясни мне, что ещё мешает тебе быть со мной? — А что изменилось с нашего последнего разговора? — рычит Мин. — Серьёзно? — рявкает Чон. — Мы будем делать вид, что ничего? Не изменилось совершенно ничего? — Не понимаю о чём… — Блять, прекрати, — голос и взгляд Капитана душат. — Заткнись немедленно, пока я не озверел окончательно от той лжи, которую ты пытаешься мне скормить, как голодной шавке. Чем лгать так ничтожно хуёво, лучше бы промолчал, сука. Впервые за всё время их близкого знакомства Хосок так откровенно груб. Юнги тяжело сглатывает, чувствуя, как холодеет изнутри. Он не может. Чёрт возьми, он не может, что непонятного? — Я даю тебе последний шанс. Клянусь, Юнги, своим именем, своим званием Капитана, что, если ты снова отвергнешь меня, я уйду. Окончательно уйду. Я застрелю свою любовь к тебе, чтобы не мучить тебя больше. Если моя любовь, такая больная и отравляющая, такая жадная и требовательная, осточертела тебе, я уйду, Юнги. Навсегда. Ты слышишь меня? — Хо, — слабо сипит Мин, едва дыша от силы, которой его жмут руки любовника, и взгляда, которым он прикован. — Заткнись. Пока не проебал последний шанс. Сейчас я уйду. Мне надо время остыть. Но выслушай меня в последний раз, — утробное рычание сопровождает каждое слово, вызывая крупную дрожь бледного тела под ним. — Я болен тобой. Отравляю своей любовью твою жизнь. И не скрываю, что я не герой, я дьявол. Во мне мало светлого, но всё это принадлежит тебе. Не прошу тебя брать ответственность, Юнги. Я предлагаю тебе взять меня, мои чувства и попробовать, блять, тонуть в нашей взаимной, я знаю, что взаимной, чёрт тебя дери, любви! Но если ты готов поставить на этом точку, если ты готов признать, что не хочешь марать себя, свой свет о мою черноту души, просто скажи это. Просто скажи: «Нет, Хосок, я не буду с тобой никогда». И это будет последнее, я клянусь. Капитан отрывает своё тело так же резко, как принял решение, что это конец. Он исчезает из комнаты, кидая напоследок хриплое, рваное: — Как только я вернусь, я потребую твой окончательный ответ, Мин. Юнги тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. Он не знает, как жить без Хосока. И не знает, как жить с ним. Без чего его жизнь имеет смысл — без любви или без страданий, которые несёт эта любовь?***
Чонгук и Тэхён в сопровождении охраны выезжают встречать частный самолёта семьи влиятельного министра, на борту которого — его дочь и внучка. Ночное время выбрано, как наиболее безопасное. Так больше возможности скрыть ребёнка, которого по документам не существует до тех пор, пока не будет обеспечена полная безопасность её жизни. Хосок как боевой Капитан отряда Семьи отправляется с ними, чтобы руководить своими людьми, не доверяя ни охране министра, ни охране потомка Красного дракона. Он за племянницу порвёт голыми руками. Этого ребёнка защищают все члены их семьи, но ехать всем вместе небезопасно. Чимин, вымотанный приготовлениями к встрече и беспокойством, засыпает под чуткой опекой Намджуна. Чхэён и Юнги пытаются поговорить, неосторожно скатываясь в ссору. — Ты ведёшь себя как маленький ребёнок, — вздыхает супруга. — Это он ведёт себя как ребёнок. Понравилась игрушка — он взял. Но я не игрушка! Я не могу так, — Юнги держит в себе все эмоции, что вулканической лавой бурлят после разговора с Хосоком. — Чонгук всё верно тебе сказал. И я уверяла тебя сотни, если не тысячи раз, и готова подтвердить снова, что я буду счастлива, если ты, наконец, разрешишь себе быть в отношениях, в которых хочешь быть! — повышает тон голоса девушка. — Но, Чхэён… — Мин хочет снова повторять много раз сказанное ранее. — Перестань бегать от него. И от вашей любви. Юнги, ты не молодеешь. Я не знаю, сколько раз ещё тебе надо сказать о скоротечности нашей жизни. Может, тебе стоит походить к психотерапевту Джина? Потому что то, как сильно ты отказываешься от Хосока при всех открывшихся обстоятельствах — ненормально. Ты напоминаешь мне героиню из сопливой дорамы, которая весь сезон бегает от главного героя, мучаясь от любви к нему. Мне в таких всегда жалко этих мужиков. Ты их, может, пересмотрел? — Джин ходит к психотерапевту? — хмурится пепельный блондин. — Я смотрю дорамы только потому, что ты их любишь! — Я люблю боевики и детективы! А носом на любовных драмах шмыгаешь ты, прошу заметить! — тыкает в него пальцем девушка. Их перепалку останавливает шикающий на них Намджун, что заботливо поправляет плед на спящем здесь же, на диване, возлюбленном. — Серьёзно, — шепчет Чхэён, — прекращай, или я потащу тебя к психиатру. — Он всем нам не помешает, — ворчит, отворачиваясь, глава клана Мин. — А чем психотерапевт отличается от психиатра? — задумчиво уточняет Джун. — Отличная тема для ночной беседы! — восклицает Юнги, снимая телефон с блокировки, чтобы вбить этот вопрос в поисковик.***
Они идут рядом до тех пор, пока Ким не ускоряет шаг, увидев дочь. Чонгук хочет его одёрнуть, он хочет идти рядом, но Тэхён уже бежит вперёд, широко раскидывая руки. Маленькая девочка — его копия. Её счастье видно невооружённым взглядом и слышно почти ультразвуком, когда она срывается на бег, игнорируя предостережения матери, что гордо вышагивает позади. В этой картинке прекрасно всё. Счастье долгожданной встречи. Искренняя любовь отца и дочери. Расслабленность матери и жены в одном лице. Совершенство. Но Чонгук не чувствует спокойствия. Всю дорогу до вертолётной площадки он мучил свою охрану дополнительными распоряжениями, сканировал цепким взглядом пространство и, кажется, всю энергию вокруг. Его ладонь доверительно сжимала холодные пальцы любимого мужчины, но внутри него неспокойно ворочался Дракон. Принюхивался, скалил пасть, порыкивал. Не зря. Первый залп валит охрану, что прикрывает собой совершенно уверенную в своей безопасности женщину. Идеальное лицо Ан Хе Чжин искажает гримаса удивления. Она не успевает испытать страх или шок, лишь надменное «кто посмел?», когда пуля прошивает её тело насквозь, точным — в сердце. Чонгук видит всё, как в замедленной съёмке. Округлившиеся губы с чётким контуром помады. Нелепо рушащееся тело красивых пропорций. И кровь, пятнающую дорогую ткань. Взгляд холодного обсидиана молнией цепляется за самого главного. За того, по кому сердце стремительно ускоряет бег, толкая тело — бежать, закрывать. Почему так далеко? Зачем Тэхён побежал навстречу дочери? Топот ног его собственной охраны звучит, как сквозь вату. — Чонгук, — последнее, что успевают произнести любимые губы, оборачиваясь, закрывая своим телом дочь. В янтарном взгляде слов остаётся больше, чем озвучено, но пули, пробивающие тело, не дают им вылиться. Несказанными они тают на губах, с которых срывается тяжелый вздох. Почему так быстро наступает смерть, но так медленно бегут ноги, натренированные марафонами и спортзалами? Охрана плотным кольцом закрывает босса, склонившегося над двумя телами. Мужчины и девочки. На руках Гука — кровь. Она повсюду. Девочка истошно кричит, расширившимися от ужаса глазами глядя на папу, что закрыл её от смертоносного металла собственным телом. Стремительно леденеющая ладонь медового мужчины едва сжимает крошечные ручки. — Молчи. Дыши. Ты не умрёшь. Слышишь меня? Не умрёшь, — голос Чона спокойный, холодный. Взгляд — бешеный. — Док. Огнестрел. Много крови, — он говорит это в трубку, а сам неотрывно смотрит в глаза своего любимого человека. — Рану в груди зажал. Не знаю, сколько продержимся. Гони лучших врачей. Лучших. Док, спаси его. Иначе я сотру с лица земли всех, кто причастен к его смерти, и всех, кто… — он сбрасывает. Неозвученным остаётся «всех, кто не спасёт». — Малышка, посмотри на меня, — громко, перекрикивая шум вокруг, звуки непрекращающихся выстрелов, грубым тоном, несмотря на ласковые слова. — Смотри на меня, сказал, — он бы схватил её и заставил, но он держит в руках Тэхёна и не собирается отпускать. — Папе плохо. Мы должны помочь ему. Слышишь меня? — Д-да, — задыхаясь от слёз, кивает девочка. — Он не умрёт? Скажите, он не умрёт? — Прямо сейчас тебе надо перестать кричать. Надо сказать папе важные слова и дать ему возможность не волноваться о тебе. Ты ведь в порядке, правда? — игнорирует вопросы Чон. — Д-да, я… но м-ма-ма… — дрожит, заливаясь слезами, малышка. — Нет, слушай меня. Только меня. Сейчас ты подтвердишь папе, что ты в порядке. Ему надо это, — рубит истерику на корню Гук. Кто-то из плотного кольца охраны стонет от боли попавшей в тело пули. Рядом валится замертво тело ещё одного защитника. — Папа, — голос девочки испуганный, — со мной всё в порядке. Папочка, пожалуйста, папуля. — Не надо плакать. Его нельзя сейчас расстраивать. Мы должны ему помочь, — взгляд Чонгука прикован к янтарным глазам. Он рассматривает жизнь, утекающую из этих ярких сосудов. Губы, что сладко выстанывали любимое имя этой ночью, едва искажаются болезненной улыбкой. Ким тяжело сглатывает, пытаясь что-то сказать, но ему не дают. — Нет. Молчи. Я знаю всё, что ты хочешь сказать. Но даже не смей прощаться со мной. С нами. Ты будешь жить. Я знаю, что ты любишь меня и дочь. Мы тоже тебя любим. Знаю, что я должен позаботиться о ней, пока ты не поправишься, — Гук выдерживает тяжёлый взгляд, добавляя: — Хорошо. Уговорил. Я дам тебе чёртово обещание заботиться о ней всегда, что бы с тобой ни случилось. Но и ты обещай мне, что вернёшься к нам. Живой, Тэхён. Ты должен жить. Веки с пушистыми ресницами, так красиво обрамляющими янтарные глаза, закрываются медленно, пытаясь преодолеть давление. Безрезультатно. — Тэ, дыши. Тэтэ… Любимый, открой глаза. Родной, — голос Чона по-прежнему холодный, несмотря на закипающее внутри — опасное, разрушающее, пугающее своей чернотой. — Господин, Док здесь. Надо добраться до машины! — люди клана Красного дракона плотнее окружают Дона. — Девочку. В машину. Хоть волос с головы упадёт — убью, — рычит Гук, поднимая на руки стремительно остывающее тело. Он не боится пули в спину. Не слышит, как отстреливаются свои от тех, кто отнял семью у ребёнка, от тех, кто посмел открыть пасть в сторону самого дорогого для молодого Дона. — Найди. Найди каждого. Всех, кто стрелял. Заказчика. Всех причастных. Всех, — льдом давит Чон начальника своей охраны. Чонгук сам несёт бездыханное тело в машину реанимации. Взгляд сосредоточен на закрытых веках в немой мольбе открыть. — Пульс слабый. Теряем. Молодой Дон отступает, лишь когда его просят дать больше места врачам. — Господин… Но Чонгук ничего не слышит. Красная пелена застилает его глаза. Без Тэхёна нет больше цепей, что сдерживают внутри него Дракона.