Music: IVOXYGEN - Purple Sky
— Ты выживешь, Тэхён. Не вздумай бросать меня. Снова. Всё, что Чонгук успевает сказать, прежде чем бездыханное тело любимого человека увозят. Нет, он не летит следом за машиной реанимации, не оббивает порог отделения, в котором лучшие врачи Южной Кореи борются за жизнь одного из самых влиятельных людей в кругах мафии. Он не сжимает в крепких объятиях девочку, что накачали успокоительным, оставляя под присмотром врачей и бессчётной охраны. Его тело горит от пробуждённой окончательно драконьей крови. Его руки крепко держат принятый от своей охраны автомат, что подан по молчаливому приказу. Его глаза обдают таким лютым холодом — можно подумать, будто не человек совсем в этом теле, нет там души. Никто из его людей не спорит с тем, как их Дон собственноручно отстреливает скрывающихся в ночной мгле киллеров. Не удивляются меткости, сверхчеловеческому зрению. Закрывают собой от летящих в ответ пуль. Не глядя под ноги, Чон перешагивает трупы тех, кто уже не встанет с вертолётного поля. Он движется так уверенно, словно знает, где скрывается тот, из-за кого произошло всё. Всё, что он пытался предотвратить. Он же чувствовал. Перепроверял. Где упустил? Лишь когда вокруг воцаряется тишина, больше не слышно выстрелов, а всех раненых и убитых грузят его люди и бойцы Капитана в машины, подоспевшие по срочному вызову командиров, молодой Дон оборачивается, выискивая кого-то взглядом. Хосок тяжело прислоняется к автомобилю, закрывая глаза. — Жив? — садится перед ним на корточки потомок Красного дракона. — К сожалению, — хрипит Чон-старший, усмешкой искажая измазанное кровью лицо. — Хуйню не неси. Ребята отвезут тебя… — Я сам, — рычит Хо, едва фокусируя мутный взгляд на брате. — Геройствовать будешь, когда пойдёшь со мной кромсать шавок, устроивших эту бойню, — рявкает в ответ Гук, снова вставая, возвышаясь. — Я твой Дон, — давит взглядом и тоном. — Это приказ. Плотно сжимая зубы, Хосок едва держится, чтобы не сорваться. Звуки шагов по пропитанной алым асфальтной крошке отдаются эхом в ушах. Капитан едва не теряет сознание от потери крови, но всё ещё пытается встать, чтобы перебраться на водительское сидение и самостоятельно вести машину.***
Он сидит на полу собственной спальни. Их спальни. Руки в крови, как и одежда. Ему плевать. Перед глазами — всё произошедшее. В груди дыра. Там пусто. Кома. Не смерть. Ещё не она. Но слишком близко. И чертовски низкие шансы, чтобы это не стало финалом. Закурить удаётся не с первого раза. Тлеющий фильтр зажат между грязными пальцами. Дым утекает к потолку, как и секунды, пока Чон пустым взглядом смотрит в стену. Он ощущает, как ревёт внутри него Дракон, как мечется огненный зверь, пробуждая самое опасное состояние. Ему надо поспать. Тяжело опираясь о стену, пачкая её, он идёт в душ, сдирая на ходу одежду.***
— Юнги? — хрипит Хосок, открывая опухшие веки. Почему его словно керосином облили? Ощущение, что он горит. — Я здесь, — мягкий шелест родного голоса — обезболивающее. Едва уловимое касание обдаёт пересохшие потрескавшиеся губы прохладой, жизненно необходимой, требуемой. — Тише, молчи, — вместо губ Мин теперь прикладывает палец. — Тебе нельзя сейчас много говорить. Хочешь пить? Утвердительно кивая, Чон пытается сообразить: поцелуй, наградой застывший на его губах, — мираж или реальность. Трубочка, из которой ему предлагают пить, вызывает удивление, но он молча обхватывает её, втягивая желанную жидкость. Прикрывает глаза, жадно глотая. — Помедленнее, нельзя так быстро, — тихо просит Юнги. Его ладонь осторожно касается горящего лица. — Жарко, — сипло выдыхает Чон, снова откидываясь на подушку, что ощущается огненным зыбучим песком. — Температура, — поясняет Мин. — Доктор сказал, что она скоро должна начать спадать. Болевой шок. Ты пытался вести машину с простреленным плечом и ещё несколькими пулевыми ранениями. — Хреново выгляжу? — слабо улыбается Капитан. Веки закрываются сами собой. — Это всё, что тебя сейчас волнует? — вздыхает, скрывая дрожь в голосе, пепельный блондин. — Чем хуже выгляжу, тем проще… — закашливается, — тем проще тебе будет отказаться от меня и моей ядовитой любви. Сон неумолимо давит сознание, смыкает губы и уносит далеко от любимого человека, ладонь которого тут же ложится в его собственную, но сжать в ответ нет сил. — Придурок, — несдержанным всхлипом.***
— Чонгук. Голос Тэхёна тихий и… обречённый? Испуганный? Неизвестные тональности для этого уверенного, храброго мужчины, многое повидавшего в своей жизни. Но именно таким он звучал и остался бесконечным эхом в сознании Чона. Он будит посреди ночи. Гук подрывается, тяжело дыша, ощущая капли пота, стекающие по угрюмому лицу. Ладонь тянется к пустой половине кровати. Когда успел привыкнуть? Жмурясь, чтобы прогнать дурные мысли, остатки кошмара и тяжёлые воспоминания, он растирает глаза до пятен под веками. Там на сетчатке отпечатан образ Тэхёна. Его мягкая медовая улыбка, янтарный взгляд с искрами счастья и любви. Всё это сменяется мертвецкой бледностью и тихим умершим «Чонгук», произносимое синими губами, которые едва шевелятся. Сердце выпрыгивает из груди. Чон рывком подрывается с кровати, матом покрывая тех, кто отбирает у него каждую секунду без. Без Тэхёна, без любви, без счастья, которое только обрели, которому только-только смогли довериться. Может, это карма, рок? Может, им не предначертано быть вместе? И если они пойдут против воли богов — наступит апокалипсис? Иначе какого, блять, чёрта им выпало в жизни терять друг друга? Почему? Жадные глотки воды заталкивают вопросы без ответов обратно. Взгляд на часы — глубокая ночь. В его жизни рассвет не наступит, пока Тэхён не очнётся. Формулировка «если» не рассматривается. Никакого выбора. Любовь всей его жизни будет жить. Иначе он погрузит весь мир в тот мрак, которым теперь заполнен без. Чон проверяет сон маленького человека в соседней комнате, после закрываясь в кабинете, и проверяет отчёты людей по поиску тех, что посмел выстрелить, посмел пробудить Дракона.***
Чимин едва сдерживает вновь подступающие слёзы, касаясь корешка фотоальбома, потёртого от времени. Быстро смаргивая, он оборачивается с улыбкой и озвучивает внезапную идею: — У меня есть детские фото твоего папы и всех нас. Хочешь посмотреть? — Хочу, — кивает Киёнг, прижимая к себе ближе огромного плюшевого тигра, которого подарил дядя, как часть обещания, данного отцом до произошедшего. Альбом увесистый, широкий и хранит в себе так много снимков, что Пак не уверен, справится ли со всеми этими воспоминаниями, но хочет дать малышке возможность говорить о папе, что она и делает регулярно в его присутствии. Они рассматривают каждую фотографию внимательно. Чимин сглатывает ком в горле. Ему бы хотелось рассказывать ей разные истории, связанные с каждым снимком, но он молчит, едва дыша. — Папа очень красивый, — детский пальчик скользит по изображению, на котором молодой Ким Тэхён, ещё совсем мальчишка, с неширокой улыбкой смотрит прямо в камеру. — Да. Очень, — тихо соглашается блондин, неотрывно глядя в родное лицо человека, что теперь опутан трубками и аппаратами, поддерживающими его пульс, чтобы не уйти из этого мира совсем. — Этот мальчик… Он всегда смотрит на папу так… — ребёнок пытается подобрать слово, — так, будто папа — солнышко или красивый цветочек. — Он до сих смотрит так на твоего папу, — со вздохом соглашается Чимин. — Это Чонгук. Наш Чонгук-и. Самый младший из нас. — Дядя Гуки? — удивлённо переспрашивает Киёнг. — Ты называешь его так? — не менее удивлён Пак. — Он разрешил мне называть его, как мне хочется, — серьёзно подтверждает девочка. — Мы уже говорили с тобой об этом, но я повторю, если ты хочешь, ты можешь оставаться у меня на ночь, я поговорю с ним, — напоминает Чимин. — Нет, — ответ малышки звучит напряжённо, но уверенно. — Ему плохо. Одному ему плохо. Хотя бы ночью я буду в том же доме, где и он. Спасибо, дядя Чимин-и. Мне с тобой очень тепло. Когда маленькие ладошки обнимают его не менее крепко, чем до этого игрушку, Пак всё же не выдерживает и тихо плачет, покачивая ребёнка на руках. Она так похожа на Тэхён-и.***
— Ты спал вообще? — Хосок пытается подняться с кровати, но простреливающая боль мешает ему сделать это. — Куда тебе постоянно надо вставать, Чон Хосок? — цокает Юнги, тут же откладывая ноутбук и подбегая к больничной кровати. Его руки крепко удерживают на месте строптивого Капитана, безмолвно умоляя лечь обратно. — Заебался лежать, — вздыхает Чон-старший. — Выздоравливай и встанешь. А пока, будь добр, выполняй предписания врача. Твой организм не очень хорошо справляется с процессом заживления. Ты обещал мне прогнать температуру из своего тела ещё два дня назад. И что я вижу? — пепельный блондин смотрит грозно, возмущённо. Рассматривая в ответ родное лицо, вымученно-осунувшееся, с пролегающими морщинами сдерживаемой душевной боли, Хосок хмурится, уточняя: — Ты со мной в дочки-матери решил поиграть, Юн? Непроизвольно закусывая губу, парень вздыхает, садится на край кровати рядом. Он берёт в руки горячую из-за никак не спадающей температуры ладонь, переплетает их пальцы, поглаживая. — Ролевые игры будут сразу, как только выздоровеешь, — тихо, невесело, без заигрываний. — Обещаешь? — свободной рукой, превозмогая боль в простреленном плече, Капитан тянется к лицу любимого. — Обещаю, — поднимает на него взгляд, полный слёз, Мин. Ластясь к подрагивающей от прикладываемых усилий руке, Юнги склоняется ниже, чтобы прохладой собственных губ немного остудить жар Хосокова тела. Касание лба, впалых щёк, носа и потрескавшихся сухих губ. Он замирает, не углубляя поцелуй, но делая его продолжительным, нужным обоим. — Тебе надо поспать, — просит Чон, когда они наконец находят в себе силы отстраниться друг от друга. — Закончу одно дело и лягу, — Юнги поправляет больничное одеяло, пряча взгляд. Он не может нормально спать. — Помогаешь ему? — уточняет Капитан. — Конечно. Мы найдём их. Каждого, — уверенно. Возможно, слишком. — Хочешь мне сказать, что Чонгук до сих пор не знает, кто это сделал? — скептически хмыкает старший брат молодого Дона. — Мне кажется, он знает давно. Но я не понимаю, что именно он задумал. Выполняю поручения без вопросов. Я знаю, что он отомстит за … за Тэтэ, — Юнги произносит имя любимого брата, родного человека шёпотом, едва сдерживая слёзы. — Не очнулся? Взгляд Мина тяжёлый, пустой. — Прогнозы плохие. Чонгук заставляет врачей держать его в искусственной коме и делать невозможное. Уже несколько раз доктор предлагал отключить Тэхёна от аппарата, — словно робот чеканит Юнги. — Не плачь, родной. Тэхён выживет. Он не может уйти от нас. Не сейчас. Он наша связь друг с другом. Мы просто должны немного подождать, — Хосок тянется к бледным щекам, стирая мокрые дорожки, что безостановочно текут, хоть Мин и не обращает на них внимания. — Мы будем ждать его, сколько потребуется. Юнги позволяет себе минутную слабость — уткнуться в плечо Капитана и разрыдаться отчаянно, чтобы после снова собраться, натянуть неубедительную улыбку и вернуться к работе, как только любимый уснёт под действием обезболивающих.***
— Привет, малышка, как ты? — его голос не такой тёплый, как у Тэхёна. Он не умеет улыбаться так ярко, как он. Не умеет заботиться так же хорошо. Он не её отец. Но он старается. Утренние вопросы всегда остаются без ответов, но это их сложившаяся теперь традиция. Чон делает вид, что не проверяет её сон каждый час ночью. Она — что хочет спать только в окружении больших плюшевых игрушек. Просто если он лежит рядом с ней — он не спит, охраняет. — Когда я смогу увидеть папу? — голос Киёнг тихий и такой отчаянный, что Чон готов голыми руками разорвать того, из-за кого ребёнку теперь приходится жить в этой пропасти. — Совсем скоро, — не врёт. Он не знает. Но чувствует. Даже если обманывает себя и её — другую информацию они оба не готовы сейчас принять. — Можно обнять тебя? — тянет руки к нему девочка. Ей можно всё. Чонгук прижимает к себе ребёнка, стараясь не причинить боль крепкими, стальными объятиями. Они так и выходят. Она на руках. Он — её броня, её опора. Сейчас единственная. Охрана окружает их плотным кольцом, ведя к машине. Чон скрипит зубами от этой необходимости. — Сегодня я отвезу тебя к тёте Чхэён. — Хорошо, — послушно соглашается малышка. Они доезжают до нужного адреса, как обычно, в сопровождении кортежа охраны. В дом девочку заносит на руках Гук, по-прежнему окружённый щитом своих бойцов. — Прости милая, сегодня дядя Чимин не сможет прийти, — расстроенно сообщает Юнги, как только дверь за Доном закрывается. — Но с ним всё в порядке, — спешит успокоить волнение ребёнка. — Он просто очень сильно занят. — А ты пойдёшь со мной к врачу, вместо дяди Чимина? — хмурится Киёнг. — Вы ходите к врачу? Какие процедуры? — серьёзно уточняет Мин. Его об этом никто не предупреждал. — Да, мы ходим к врачу. Эта красивая тётя лечит меня, мне больно вот тут, — маленькая ладошка ложится на хрупкое сердце. — Болит по маме и папе. Дядя Чи говорит, что ему тоже больно. И мы вместе лечимся. Тётя помогает, чтобы не болело так сильно. Мы много говорим и много плачем. Дядя Чимин всегда рядом. Юнги тяжело сглатывает. Это врач, которого он избегает всё время со дня произошедшего. Ему откровенно некогда. Но если быть честнее, ему страшно. — Хорошо. Да, конечно, мы сходим. Вместе, — уверяет ребёнка Юнги, пряча её в крепких объятиях. Позади них беззвучно плачет Чхэён.***
Натренированное тело, что лоснится от пота после изнурительной тренировки, словно окутывает тень, по пятам следующая за хозяином. Глаза Чонгука чёрные, как никогда, с красными отблесками, как и глаза Дракона, что, разинув пасть на всю его могучую спину, кажется, скалится в предвкушении. Его зияющая пустота не выдавливает из него слёзы, не тянет его к алкоголю, нет. Она заставляет его быть холодным и сконцентрированным, как и много лет до. До того, как Тэхён растопил лёд его сердца. Будто из его жизни забрали тот свет, что грел, и он мгновенно вернулся к тому, кем был. Десять лет его учили быть холодным безэмоциональным камнем, и он был хорошим учеником, он усвоил всё, иначе ему бы не дали возможность стать Доном, обойдя старших сводных братьев, глаза которых горели от желания занять высокое положение, властвовать и подчинять. Между тем, кем он стал, тем, кем он прибыл в Южную Корею после десятилетнего отсутствия, и тем, кто он сейчас — есть разница. Разница, незаметная другим. Но Тэхён бы заметил. Будь он рядом, он бы обратил внимание. Но его нет… В руках смятая уже одежда. Пятна крови засохли, смотрятся уродливо. Чонгук утыкается носом в это тряпьё и тянет сильно воздух, вдыхая. Глаза закрываются, нутро заполняется запахом крови. Крови любимого человека, за которого рвать потомок красного Дракона будет, не щадя. — Господин, мы нашли. — Все доказательства у тебя на руках? — Чон прикрывает глаза, отдаваясь ощущениям того, как пробуждается в нём зверь. Как мощные когтистые лапы сжимают его руки в кулаки до хруста. Как его крылья раскрываются, а из пасти вырывается пламя и рёв. — Да, Господин. Каждая мышца словно набухает изнутри под кожей, напитываясь силой, холодной ненавистью и жаждой раскромсать тех, кто забрал у него возможность вдыхать сейчас аромат Тэхёна. Он без Тэхёна уже семь дней одиннадцать часов. И за каждый час, за каждую минуту без — он отомстит.