Далёкие странники/Word Of Honor

Глава 27. Резня [Предупреждение!!! Графическое описание насилия (в большей степени, чем обычно)] Он знал, что находится во сне, но вид перед ним был слишком реальным, чтобы быть таковым. Северный ветер задевал его маску, но холода он не чувствовал. Он так долго ждал там с величайшим спокойствием, его пульс был даже медленнее, чем обычно. Солнце закончило пересекать небо, и наступила ночь. Чжоу Цзышу наблюдал за всем, как привычка, оторвавшись от всего. Он не знал, как рассматривать себя как человека - человека с эмоциями, с чувством правильного и неправильного. Это было для его собственного самосохранения; пока он действовал не задумываясь, его не довели бы до безумия. Он был просто парой окровавленных рук, на которых держалось королевство Да Цин. Процветание было похоже на красиво украшенные рукава, и его руки были навсегда спрятаны внутри них, из-за чего людям было трудно его по-настоящему увидеть. Пока не закончится гнилостный век войн и не воцарится мир, начнется новая глава в истории... Чжоу Цзышу опустил голову. Лицо человека из его сна было туманным, но ему показалось, что он все еще мог видеть черты, которые принадлежали маленькой девочке - ее держали в руках няни, как невинного, беспомощного ягненка, в то время как ее защитник никогда не отклонялся от своей задачи с помощью отчаянное выражение на ее лице. Девушка подняла глаза и сказала тихим голосом: «Мой отец - хороший человек, мой старший брат тоже хороший человек, я тоже хороший человек, мы все хорошие люди, вы не должны нас убивать». Он помнил. Во время правления покойного императора, чтобы нанести смертельный удар Второму принцу, Тянь Чжуану было приказано убить всю семью придворного чиновника сэра Цзян Чжэна, который недавно был уволен со своей должности и планировал покинуть столицу. Дочке сэра Цзяна, Цзян Сюэ, было всего четыре года, она была невероятно умной девочкой. Какой бы она оказалась, если бы когда-нибудь вырастила? Чжоу Цзышу почувствовал, как его руки поднялись, а затем пронзительный женский крик пронзил ночное небо. Меч прошел через ее грудь, затем через тело маленькой девочки. Не было ни отвращения, ни горя, потому что он привык к этому с тех пор, как занял свое положение. Имеет ли значение, добрые люди или лояльные? Никогда не существовало закона, который запрещал бы хорошим людям забирать жизнь. Но он услышал в воздухе протяжный вздох; кто-то говорил : "Око за око.." Острая боль пронзила его грудь, когда он проснулся и сел. Мучительными движениями он наклонился вперед и схватился за грудь, стиснув зубы, чтобы сдержать болезненные звуки. Его пальцы крепко ухватились за уголок одеяла, суставы побелели; его волосы растрепаны, весь вид жалок. Среди мучительной агонии он ошеломленно подумал: « Послушай, Чжоу Цзышу, ты проклятый ублюдок, ты тоже умрешь» . Сегодня ночью во сне отказали Чжоу Цзышу, Вэнь Кэсин и Е Байи. Вэнь Кэсин вместо того, чтобы выйти на улицу, молча сидел лицом к окну. Гу Сян стояла рядом с ним, торжественность украшала ее обычно простодушное лицо. Она выглянула и увидела мрачное ночное небо, которое никогда не отличалось от прошлого, тишина делала ее похожей на темный фонарь. Открытое окно пропускало холодный ветер, и одежда и волосы Гу Сян развевались. Эротическая книга на столе тоже перевернулась на несколько страниц под ветром, издавая шорохи. Вэнь Кэсин позволил медленной улыбке расплыться по своему лицу и мягко сказал: «Я ждал этого двадцать лет». Гу Сян только молча смотрела на него. В улыбке на его лице появилось немыслимое облегчение, граничащее с маниакальным ликованием. Без источника света вокруг он почти не выглядел человеком, вызывая в ней почтение. Рука Вэнь Кэсина протянулась и сделала захватывающее движение, по-видимому, желая поймать ветер: «Я хочу, чтобы на моем пути не стояли какие-либо силы, будь то люди или призраки, бессмертные или демоны ... Я хочу, чтобы мир избавился от них, и они будут отброшены обратно в ад, где они должны быть.» В другой руке был лист бумаги. Взгляд Гу Сян остановился на этой пожелтевшей бланке, на которой было небрежно нацарапано лицо призрака - это было похоже на работу ребенка. Вэнь Кэсин встал и зажег свечу, парив над ней бумагой, пока та не сгорела дотла. Выражение его лица было чистым поклонением. Е Байи спал, пока его не вырвало из сна по неизвестной причине. В его глазах было явное отсутствие дезориентации, что должно быть типично для человека, который только что проснулся. Он остался в постели лицом вверх, медленно подняв руки на странный кулон на шее, чтобы рассмотреть его. Присмотревшись, можно было увидеть, что украшения были искусно изготовлены и представляли собой точную миниатюру Повеления Королевства. Е Байи закрыл глаза, пробормотав: «Чанцин, у меня всегда плохие предчувствия по этому поводу, почему тебя больше нет здесь…» Был бы мир намного более мирным, если бы Командование, Долина Призраков, Лазурный Доспех и Тянь Чжуан прекратили свое существование? На следующее утро, помимо солнечного света, всех встретили трупами. Всего их было девять, расположенных по кругу недалеко от поместья Гао; посередине было написано кровью слово «Призрак». Вся сцена простиралась почти на десять метров в ширину, перекрывая всю улицу и, казалось, находилась прямо на том месте, где призрак был казнен вчера утром. Когда Чжоу Цзышу прибыл туда, большинство трупов было опознано. Призраки были достаточно справедливыми, чтобы убедиться, что каждая секта получила равное «благословение»: на каждую из восьми сект плюс семья Гао приходилось по одному телу, разного пола, возраста и статуса. Один из них был учеником Гао Чуна. У Чжоу Цзышу не было четкого впечатления об этом человеке, кроме того, что он не был таким выдающимся, как Дэн Куань, и был молчаливым; он иногда помогал гостям и мало говорил. Гао Сяолянь плакала до такой степени, что чуть не потеряла сознание, но в пользу осмотра тел с аббатом Ци Му, Гао Чун проигнорировал свою драгоценную дочь и оставил Дэн Куаня с ней. У одного на шее была шёлковая нить, другого ударили Кровавые ладони, одного обескровили, третьего разрубили на части… Казалось, у каждой смерти была своя причина. Чжоу Цзышу услышал, как кто-то вздохнул рядом с ним: «Призраки хребта Цинчжу все выползают из гнезда». Его голова повернулась, и он увидел Е Байи. Чжоу Цзышу был удивлен, увидев на его лице слабый слой печали, из-за чего он выглядел как фарфоровая статуя Гуаньиньо. Инстинктивно Чжоу Цзышу спросил: «Что?» Е Байи бросил на него взгляд, его лицо по-прежнему оставалось невыразительным: «Ты глухой?» Чжоу Цзышу немедленно отвернулся, прежде чем он смог еще больше смутить себя. Рука Е Байи опустилась на его плечо, и он заговорил так, как если бы говорили с близким знакомым: «Выходи сегодня вечером, я хочу показать тебе это место». Тон его голоса мало чем отличался от голоса Чжоу Цзышу, когда он разговаривал с Чжан Чэнлином прошлой ночью. Чжоу Цзышу решил, что он будет игнорировать этого человека, пока он снова не научится говорить, как нормальный человек, но безудержно кивнул. После этого он сразу же пожалел об этом и жалел, что не может убрать свою надоедливую голову со своего тела. Он начал прикидывать, стоит ли успокаивать свою душу убийство ученика монаха Гу прямо сейчас, чтобы замести следы. Внезапно из толпы раздался голос: «Почему этих людей убивают? Каждый из нас публично осуждает Долину Призраков, и Призраки смешались с нами, никто не знал, так почему же они нацелились только на этих девятерых? Неужели они действительно настолько глупы, чтобы вести войну против всей кулачной сцены? Или некоторые из вас что-то скрывают от нас? » Услышав это, Гао Чун встал, на первый взгляд бледный и изможденный. Он, казалось, немного споткнулся, но когда Дэн Куань бросился к нему, он оттолкнул помощь. Его глаза осмотрели разъяренные секты, а затем устремились к тем, кто шептал с сомнением. Его взгляд, казалось, имел вес и заставил всех полностью успокоиться. Затем они увидели его, легенда среди мастеров боевых искусств вот уже более двадцати пяти лет, с седеющими волосами и серьезным лицом, медленно бормочущего: «Это долг крови». Гао Чун опустил голову и уставился на девять трупов. Он повысил голос: «Это кровавый долг… Долг, которым они обязаны семье Гао, долг, которым они обязаны всем сектам, всему миру… Кровавый долг, которым они обязаны всем, у кого есть совесть!» На секунду ему показалось, что ему трудно дышать. Аббат Чи Му повернул четки в руках и сказал «Амитабха Будха», прежде чем закрыть глаза и пробормотать молитвы за умерших. Дэн Куань с беспокойством посмотрел на своего старого Учителя; он все еще хотел помочь ему, но подавил побуждение, поскольку считал этот поступок неуважительным. Когда Гао Чун поднял глаза, на его глаза навернулись слезы. Он указал на труп, принадлежавший его семье: «Этот мой ученик осиротел, когда был маленьким, и когда он присоединился к семье, он взял мою фамилию, его звали Гао Хуэй. Он мало разговаривал, другие ребята дразнили его, они называли его Старым Шутником ... » Он выглядел так, будто хотел рассмеяться, но не мог. Ученицы поместья Гао уже не могли сдержать слез из глаз. Немного помедлив, он продолжил: «Этот маленький затворник был хорошим парнем, вы, должно быть, видели его в последние несколько дней, он был таким невинным и честным… но, тем не менее, хорошим парнем, всегда много работал, никогда не впадал в истерику. У него была бабушка, которая удочерила его с улицы, ей сейчас за восемьдесят. Она слепая и слабослышащая, никого не может узнать, кроме своего внука, и это только иногда… Понимаете, как я скажу ей эту новость? Все, вы все рыцарские герои, пожалуйста, помилуйте меня и скажите, как я могу ей об этом рассказать! » Осенний ветер в Дун Тине громко шелестел, и воцарилась мертвая тишина. Гао Чун, старый и уважаемый человек, кланялся им, выставив руки вперед, умоляя их - как я могу рассказать ей об этом? Даже такой грубый рот, как Фэн Сяофэн, замолчал. На этом этапе, если кто-то осмелился произнести ненужный слог, его следует считать ниже животного. Хуа Цинсон, недавно назначенный Патриархом секты Тай-Шань, выступил первым: «Пока призраки не будут истреблены, этот мир не будет знать мира. С этого момента наша секта Тай-Шань находится под командованием сэра Гао, это наше обещание! Мы поставим на карту наши жизни, чтобы отомстить за нашего бывшего Патриарха, чтобы отомстить за смерть наших невинных соучеников! » После внезапной смерти Патриарха Тай Шаня секта осталась без лидера, а Хуа Цинсун был всего лишь переутомленным мужчиной лет двадцати с небольшим. Он понятия не имел, что после того, как он выступил, другим крупным сектам ничего не оставалось, как последовать его примеру и показать свою позицию. Во второй половине того же дня под руководством Гао Чуна были проведены грандиозные похороны погибших. Небо Дун Тина было пропитано трезвостью, как будто случилась чума; вся деятельность в городе замедлилась. Гао Чун был способным человеком, который объединил всех, кто прежде действовал только по собственным импульсам. Ночью, после того как Чжоу Цзышу отправил Чжан Чэнлина - мальчик снова выскользнул, чтобы увидеть его - его встретил незваный гость, которым был Е Байи. Мужчина был настолько безразличен, что не стал надевать одежду, которая могла бы помочь ему раствориться в ночи; он бесстыдно постучал в окно и крикнул: «Ты, следуй за мной». Было слишком поздно выполнять его план убийства, поэтому Чжоу Цзышу последовал за ним на улицу. В соседней комнате Вэнь Кэсин уже слышал все происходящее. Он скрестил руки и нахмурился, лицо кислое. Гу Сян, которая закрывала глаза и висела вверх ногами на балке на крыше, была разбужена им. Она зевнула и спросила: «Учитель, вы с самого начала сказали, что у этого Чжоу Сюя было загадочное происхождение и он был больше, чем он казался, и вы боялись, что он разрушит ваш план. Прошло всего несколько дней с тех пор, как ты начал следить за ним, как ты уже перешел на постоянное наблюдение за ним? »