***
Добравшись домой, я привычно припарковала свою серебристую киа рио и неспеша побрела к дому через чистый, цветущий двор, предвкушая ожидавший меня после четырёх лекций заслуженный отдых. Войдя в прихожую, я закинула на трюмо рюкзак и присела расшнуровывать кеды. — Бестолочь!!! — истерически вопил из гостиной мамин голос, — я тебе этот костюм, сбиваясь с ног, по всему городу искала, нигде твоего размера не было; а ты взял, и одним махом всё перечеркнул! Ты вообще адекватный? — Чё ты так бычишься? — отбивался Питер, — подумаешь, решил с друганами последний звонок отпраздновать… Так, понятно… Кажется, я приехала в самый разгар их очередного скандала. Интересно, по какому поводу на этот раз? — А приводить в порядок испорченные вещи тоже будут твои дррруганы, а? — Но это же всего лишь шмотки… — промямлил братец. — А ты знаешь, сколько они стоили? — Не думал, что ты такая же жадная до денег, как Сли… — Не произносить при мне это имя!!! — заорала она так, что у меня аж ток по спине пробежал. Немая пауза. — Но это же реально только шмотки, — не сдавался он. — «Только шмотки»? — с притворной слащавостью переспросила мама, — а я тебе «только» обещала купить ко дню рождения скутер, который ты просил. Так вот, можешь о нём спокойно забыть. Услышал меня? — В смысле — забыть?! — В прямом. Никакого скутера ты не получишь! Точка! — раздался звук стремительно приближающихся шагов, из гостиной вышла мама, хлопнула дверью и быстро прошла мимо, даже не заметив меня. Я заглянула в гостиную. На диване хмуро сидел мой младший брат и задумчиво ковырялся в носу. — Что у вас тут происходит? — поинтересовалась я, входя в помещение. — Полная трэшанина. — Насколько полная? — я села на тот же диван, но с другого края. — Короче, зырь, — принялся рассказывать Питер, — у нас в школе, как и во всех остальных, был последний звонок. Мы с кентами решили его отметить и устроили пикник в ближайшем парке. Ну, я там повалялся по траве, а шмотьё было белое и на нём остались такие зелёные разводы. А ещё я на штанцы апельсиновый сок разлил, и маман теперь орёт. — Малой, да ты шикарен, — с сарказмом сказала я. — Может, я и накосячил, но вот за скутер она мне ответит, — он достал из кармана домашних шортов мобильный. — Что ты имеешь в виду? — не поняла я. — Пора полиции узнать, кто поджёг лавку и покалечил Слика. Стоп… Он что, собирается позвонить в полицию? И сдать маму?.. — Ты серьёзно? — ошарашенно спросила я. — Сейчас увидишь. Я пристально посмотрела на Питера и поняла, что он не шутит. — Ты что, кретин?! — крикнула я и выбила у него из рук телефон. — А будет знать, как сначала подарки на днюху обещать, а потом — так… — Ты своими остатками мозгов понимаешь, что маму посадят?! — Это будет справедливо, — он поднял с пола упавший телефон. — Я ещё раз спрашиваю, ты кретин?! — А что, она ничего плохого не сделала? — вопросом на вопрос ответил Питер, — посмотри, сколько бед она натворила! Миссис Рейчел упала с восьмого этажа. Батя уже много лет ни за что сидит за решёткой. Слик одной ногой в могиле. И всё это из-за маман! — Никому из них не станет лучше от того, что она сядет в тюрьму, — попыталась я урезонить его, — а до твоего дня рождения осталось аж три месяца, она ещё успеет раз сто передумать. — Не передумает, — безапиляционно отрезал он, — она безнадёжна. За спором с мелким я не сразу услышала, что из прихожей играет песня, стоявшая у меня на звонке. — We are the crowd, We're c-coming out, Got my flash on, it's true… — Я сейчас, — бросила я, вышла из гостиной и, сев на трюмо, начала копаться в рюкзаке в поисках средства связи. — Leather and jeans, Garage glamorous, Not sure what it means… — продолжал петь телефон. Наконец, я нашла его. Посмотрела на экран и напряглась. Звонила Хелен Канди. — Алло, — настороженно сказала я, взяв трубку. — Здравствуйте, мисс Шепард, — поздоровалась врач, — я звоню Вам по поводу мистера Флэнери. Он сегодня пережил клиническую смерть. К счастью, нам удалось спасти ему жизнь, но состояние стабильно тяжёлое. Несколько секунд я остолбенело молчала. Если честно, я не очень представляю, что такое клиническая смерть, но могу догадываться, что ничего хорошего это словосочетание не означает. — Но он жив? — тихо переспросила я. — Да. — Можно навестить его? — Да, приходите хоть сейчас. — Хорошо, — потерянно ответила я, — спасибо, что позвонили. Никому ничего не сказав, я пешком отправилась в больницу.***
У уже знакомых мне дверей нейрореанимации меня, наряженную в бахилы и больничный халат, встретила миссис Канди. — Ещё раз добрый день, — подошла к ней я. — Добрый, — кивнула женщина и приоткрыла мне дверь, — проходите. Я в нерешительности смотрела то на двери, то на Хелен, не двигаясь с места. Было боязно заходить в это помещение, хоть я для этого здесь и находилась. — Не стесняйтесь, проходите, — повторила она, — там больше никого нет. Я нервно сглотнула и, пересилив неясное беспокойство, всё же зашла в реанимацию. Хелен вошла следом и подвела меня к кушетке с приподнятым изголовьем, на которой неподвижно лежало безжизненное, по шею укрытое белой простынёй тело. — Скоро вернусь, — сообщила врач и исчезла. Сказать, что Слик выглядел ужасно — это ничего не сказать. Отёкшие грязно-фиолетовые круги под закрытыми глазами, болезненно-бледное лицо, торчащие из рта и носа тонкие шланги, тянущиеся из-под простыни к стоявшему с другой стороны штативу с капельницами прозрачные трубки и провода, какая-то застёгнутая вокруг предплечья серая манжета… Я не сразу его узнала. Того, кто ещё позавчера живым и здоровым сидел за прилавком, выдавали лишь неизменные по-лисьему рыжие волосы. Я присела на стоявшую рядом табуретку. Справа ритмично жужжал аппарат ИВЛ. По экрану висевшего чуть поодаль монитора бежала ломаная линия кардиограммы и какие-то цифры. — Слик… — я некрепко сжала лежавшую поверх простыни омертвевшую ладонь с таким же родимым пятном, как у меня, — если ты меня слышишь, — многое вертелось на языке, но я только сказала, — живи. Просто выживи, умоляю. Я очень верю в тебя. Хотя на самом деле… Ну, то есть, я действительно старалась верить, что всё будет хорошо, но одновременно с этим на меня нестерпимо давила мысль, что, возможно, я сейчас вижу этого несчастного человека в последний раз. Миссис Канди ведь сразу предупредила, что шансов примерно пятьдесят на пятьдесят. Внезапно в душе поднялась огромная, неудержимая злость на маму. Не устану себя спрашивать, как же она осмелилась на такое? У неё мозги вообще есть? Или стыд? Я, конечно, не забыла, как она потом вполне искренне уверяла Богородицу, что фатальные последствия в её планы не входили, но, похоже, в этой ситуации её волнует только и только спокойствие собственной совести. А на Слика и всё, что с ним будет, ей глубоко наплевать. Я продолжаю любить маму, несмотря на всё, что она натворила. Но если он всё-таки умрёт, я при всём желании не смогу ей этого простить. Через какое-то время я вяло посмотрела в телефон. Ого, уже четыре? Не знала, что так здесь засиделась. Значит, пора уходить. Слик Сликом, а билеты к зачёту сами себя не выучат. Я осторожно погладила его узкое плечо, без одежды казавшееся почти что хрупким, поднялась с табуретки и тихо ушла.***
Я медленно шла домой по жаркому дневному городу. Чтобы отвлечься от каких-то странных, обрывочных мыслей, я включила музыку в наушниках и поставила на максимальную громкость. Если бы кто знал, как я устала от всего этого… Мне кажется, ещё немного в такой обстановке — и я начну эмоционально выгорать. Мне надоело за всех переживать и всех жалеть. Я хочу просто жить. Жить, как раньше. До всей этой истории. Сейчас поверну за угол и буду дома. Я сняла наушники, смотав их, сунула в карман и зашла в родной двор. Вот я и на месте. Но почему у входа стоит полицейская машина?..