Дверь в никуда

- Герр Сальери, - шепот этого "уже-не-ребенка", протягивающего ему партитуру. О, их вечное соперничество! Кажется, Вольфганг принимал его всерьез, а Сальери еще никогда не чувствовал себя настолько живым. Это было отличное решение - он уже капельмейстер при дворе императора. После его смерти его ждала музыка, и он великолепен со смоим тонким слухом и отточенными движениями, и музыка у него выходила такая же - отточенная, прекрасная. Ни в какое сравнение с нею не шли творения Моцарта - совершенно другие, но тем не менее, великолепные. Ах, эта очаровывающая сложность! Сальери отлично помнил запах Вольфганга. Он обожал этого музыканта. Он помнил его кровь. Один маленький укус - и тело Моцарта выгибается, льнет к нему под воздействием чар... Глаза замутнены, и руки уже сами расстегивают одежду - его собственную и Антонио. Сальери дает ему действовать дальше, но ему бы гораздо больше понравилось, если бы Вольфганг делал это без принуждения... Он пил кровь гения. Потом блокировал откат, привычно залечивал ранку и стирал ему память. Остаточное действие его чар заставляло Вольфганга подолгу смотреть на Антонио чуть дольше, чем следовало бы, потом томно опускать взгляд и мило краснеть. Нет, он не мог помнить о том, что происходило ночью... Хотя, Сальери слышал о том, что есть люди, которые не поддаются ментальным приказам. Может, это было не очарование, оставлявшее след после укусов? Сальери не хотел думать, что было бы, если бы Вольфганг помнил все, помнил на самом деле. В таком случае следовало бы его убить - или обратить, что он не мог себе позволить в любом случае. <i>- Пожалуйста, герр! Можно ли пригласить вас на небольшой променад? Погода чудесная. Летний день в императорском саду. Вольфганг ловит пышные бутоны роз, склоняющиеся под тяжестью самих себя к земле, и прячется за аркой, кокетливо склоняя голову набок. - Отчего бы и нет, - говорит Сальери и уходит вслед за Моцартом в коридор зеленого лабиринта. Солнце почти ласково покалывает его кожу. Доносится смех его жены, Терезии, и жены Моцарта, Констанс, и смех и разговоры других дам. Еще музыка, щебет птиц в клетках и разговоры мужчин. Доносится звук пульса, стук сердец, нескольких десятков сердец, звук дыхания - воздуха, выходящего из легких, звук шума крови по артериям и венам... Он женился на женщине, которую снова зовут Терезия. У него снова есть дети - он успел. Но теперь это совсем ему не нужно. Моцарт говорит, солнце искрится в его глазах. Он такой живой... - Сальери... Вы бледны... Вы не заболели? - он подходит так близко, что Сальери слышит шелест его ресниц и шорох взъерошенных волос, не говоря уже о биении сердца... Оно бьется так часто. Ладонь касается его лба. - У вас холодная кожа и холодные руки... - Это от малокровия, - слабо улыбается Сальери, - это ерунда, право слово, не думайте об этом, Вольфганг, у меня всегда холодная кожа. - Неужели? - смеется Моцарт, - говорят, у таких людей, как вы, дурной характер! - Говорят еще - холодные руки, горячее сердце, - произносит Сальери. Вольфганг усмехается и берет его за руку. - Может, я бы согрел... И руки, и сердце. Он фривольно обнимает Сальери и прижимается к его груди. Потом смотрит на него, уже без улыбки. - Не бьется... Сальери успевает себя проклясть за то, что забыл заставлять сердце биться, как у живого. Он постоянно это делал, чтобы не испугать жену и детей, которые часто его обнимали и прижимались к груди, но кто бы мог подумать, что Моцарт решит провернуть такую же шутку на светском приеме? Моцарт прижимает палец к губам Сальери. - Не бойтесь... Я только хотел проверить... - пока Сальери обдумывает эту фразу, Вольфганг толкает его в заросли роз, скрывающие их от посторонних глаз, и целует в губы. И, конечно, тут же царапает свой язык о клыки, острые, как скальпели. Сальери никогда не позволял жене целовать себя в губы. Клыки можно загнать поглубже, чтобы они не вылезали изо рта, но спрятать их совсем нельзя, а значит, стоит провести языком по зубам - и тут же оцарапаешься. Рот наполняет сладкий привкус крови. Сальери подавляет желание выгрызть горло и сердце Вольфганга. О Боже, как хорошо... Он прижимает музыканта к себе и трепетно проводит по его спине своими пальцами...<i>