***
Если степи Рохана в какой-то момент пьянили Лотириэль своими цветами и ароматами, то и похмелье было неотвратимо. Она могла стоять на пороге дома Эорла, где прежде была ставка маршала Эомера, а теперь он в качестве короля принимает высоких гостей, но вместо этого торопилась следом за Охтой, который вел ее через разбросанные внутри городской стены-частокола хозяйства. О Элберет, все что она умела — это накладывать не самые сложные швы и промывать раны, остальное — лишь вопрос тщеславия правящей семьи Дол-Амрота. Лотириэль выхаживала суровых воинов после битв, но она никогда не принимала роды, не ухаживала за роженицами и не знала, что делать в случае кровотечений подобного рода. Охта, наверное, получше нее разбирается. Но он так был расстроен, что не застал рождения племянницы, что можно было подумать, будто его присутствие могло уберечь Фритту от последствий родов. В Гондоре мужчины всегда с уважением говорили о муках становления матерью, признавая в них поле боя женщины, где муж ее защитить не может, отчего же северянам, перенявшим многое от соседей, не относится к этому также, особенно учитывая, что численность обоих народов не была высокой? В свое время мать учила Лотириэль, что даже самую искусную улыбку можно раскусить, поэтому вместо изображения фальшивой радости куда лучше начать складывать в уме большие числа — и лицо становилось сосредоточенным и задумчивым, а такое выражение люди принимали куда как охотнее, чем раздражающий оскал. Лотириэль с числами обращалась легко и охотно, и, как заверяли ее, выглядела на скучных торжествах не суровой, а скорее одухотворенной. Первое, что она почувствовала, когда пришла сюда — это запах навоза, и сохранить одухотворенность становилось сложнее. Дом Охты был одноэтажным, непропорционально длинным, с загоном для лошадей, примыкавшим прямо к жилой постройке. Бревенчатые стены местами были побелены, крышу густо укрывала солома. Лотириэль слышала лошадиное ржание, из небольшого сарайчика рядом раздавалось квохтанье куриц. Все ставни были закрыты, только без конца раздавался собачий лай с другой стороны улицы. Это был добротный дом, ухоженный, но в темноте и понимании того, что там внутри страдает женщина, он казался Лотириэль убогим, грязным и покосившимся. Она переступили порог, не останавливаясь и не благословляя хозяев, боясь, что решимость ее совсем растает. По обычаям рохиррим, за дверью было достаточно большое помещение, с открытым очагом, дым от которого уходил через отверстие в потолке. Дышать было нечем. От дыма слезились глаза, а от покрытого соломой пола шел неприятный запах. От копоти внутри стены казались темными, длинные столы были отодвинуты в сторону, а на высокой скамье сидели двое молодых мужчин, поднявшихся при виде Охты. Судя по их рыжим волосам, Охте они приходились близкими родичами, сыновьями наверное. Они разом заговорили на рохиррике. Охта указал на Лотириэль. — Это Ула из Палат Исцеления Мундбурга. Судя по сдавленному мычанию, женщина лежала в соседней комнате. Оттуда вышли две женщины, взглянули на пришедших и разом заговорили — тихо, ласково и непонятно для Лотириэль. Дверей здесь не было, проход отделяла плотная штора. Отодвинув ее, Лотириэль увидела на низкой лежанке измученную женщину, с покрытой испариной кожей. Рядом с ней сидела, видимо, повитуха с туго собранными волосами и явно бледным даже в полумраке лицом. Она вытирала руки полотенцем и успокаивающе что-то говорила Фритте. У стены напротив стояли две женщины, одетые в простые платья, но с яркими поясами и цветными бусами. У той, что помладше, были рыжие волосы. Старшая женщина укачивала на руках завернутого в покрывало младенца, что-то напевая. В комнате было нестерпимо жарко. Очаг, обложенный камнями, пылал, и несколько свечей, издававших тяжелый землистый запах, освещали застывшее лицо Фритты. — Целительница из Мундбурга? — спросила повитуха, окинув Лотириэль неодобрительным взглядом. Лотириэль нахмурилась. В голосе ей слышался вызов. Но, к ее удивлению, женщина быстрым движением позвала ее к себе. — Кровотечение. — И тихим шепотом прямо в ухо Лотириэль добавила: — Трое детей — будут сиротами. Выговор ее так исказил вестрон, что Лотириэль не сразу поняла сказанное. Выучка брала верх, и она, тряхнув головой, немедленно опустилась рядом с повитухой на колени. В сумке у нее были иглы, нитки и бинты — и небольшая бутыль спиртовой настойки. — Еще полотенец, — приказала она. — И воды мне для рук. Повитуха сказала фразу на рохиррике — перевела, должно быть. Молодая девушка, младше Лотириэль, стоявшая у стены, посмотрела испуганно на Фритту и убежала исполнять приказ. Лотириэль сглотнула. Ее невестка Фаротвен, высокая и сильная, хоть в бедрах и уступала Фритте, разродилась с поразительной легкостью, отчего сейчас Лотириэль могла только морщиться, отмечая для себя очередной предрассудок. — У нее это уже не первые роды, госпожа, прежде все было хорошо, — оправдывалась повитуха. — Да и сами роды прошли неплохо, я не одного младенца уже приняла. А на второй день пришла напасть. Кровь не останавливалась. А следом уже и остальное — слабость, дыхание участилось, и она мерзнет без конца. — Она перешла на шепот, оглядываясь на женщину в углу. — Если укрепляющие отвары и покой не помогли — таких тяжелых я тоже видела… У меня язык не повернется Охте сказать… Даже в Минас-Тирите целительницы-акушерки не всегда могли справиться с такой задачей, что уж говорить про местных? Думай, Ула, не поддавайся панике. Травяные отвары — толку от них? После спасения жизни Фарамира, в Палатах Исцеления обзавелись запасами ацеласа, несколько засушенных листов было и у Лотириэль. Она закусила губу, не решаясь тратить драгоценные листы на роженицу, но тяжелый стон женщины заставил ее вздрогнуть. — Кипящую воду! — бросила она. В небольшой котелок она закинула пару листов, и сама, как в первый раз, почувствовала, как проясняется ее голова. Женщины в комнате ахнули, почти одновременно, и даже перестали кидать недовольные взгляды в сторону указывающей им что делать чужеземки. Промокнув тряпку, Лотириэль самолично обтерло тело женщины, стремительно остывавшее. Фритта на несколько минут блаженно закрыла глаза. — Фритта, — звучно позвала Лотириэль, склоняясь над лицом женщины. Неуверенность сковывала ее, не давала ощутить внутри себя ту силу, что требовалась, если Лотириэль хотела навязать свою волю, ухватить дух Фритты не хуже, чем пеньковый канат на шхуне отца. Лотириэль прикрыла глаза, вдыхая аромат ацеласа. В Минас-Аноре ей приходилось заниматься рутиной, а в тяжелых случаях она обращалась за помощью к тем, кто в вопросе разбирался лучше нее. Что заставляет людей перешагивать свои страхи? Не погонят же ее, в конце концов. Лотириэль решительно поднялась. — Я сейчас вернусь. На пороге она столкнулась нос к носу с высокой и несколько дородной леди Кюнегиву, которая удивленно распахнула глаза при виде спешащей Лотириэль. — Так ты здесь, госпожа? Куда же так торопишься? — спросила она, гулкий голос ее казался особенно контрастным на фоне шепота жены Охты и повитухи. — За тем, кто может помочь. Кюнегиву растерялась. — Скажи — я пошлю. Лотириэль покачала головой. — Если уж просить его, то лично. — Кого? Люди короля в зале. — Это не совсем человек. Кюнегиву ухватила Лотириэль за руку. — Не зови сюда эльфа, госпожа Лотириэль. От него помощи не примут. Лотириэль промолчала, только нахмурилась, и под ее взглядом Кюнегиву сделала шаг назад, виновато пряча руки за спиной. Семейство Охты решило, должно быть, что госпожа Дол-Амрота тронулась умом, когда опрометью бросилась из дома. Чтобы сказал бы Эльфир, видя любимую сестру девчонкой на посылках? Никто из рохиррим не обратился бы за помощью к эльфам, никто не решился бы нарушить покой ведьмы из Золотого Леса. Но не может отец ласковой королевы Арвен отказать в помощи нуждающейся. Он сын Эарендиля, а Эарендиль никогда не отказывал в помощи заплутавшим морякам. Разве Лотириэль не владычица гаваней Эдделонда и Дол-Амрота? «Разве дочери людей разгуливают в одиночестве в такой час?» Лотириэль не знала кто именно перед ней — Элладан или Элрохир, потому что годы, несомненно сделавшие бы близнецов разными, не властвовали над сыновьями Элронда.***
Лотириэль не могла это объяснить. Рохиррим, несомненно, понимали, что она привела эльфа, знали, что он сейчас перед их глазами и все-таки они точно не видели его. Владыка Элронд нежно коснулся лба и щек женщины, затем провел рукою над животом и коснулся ее колен. Лотириэль стояла рядом, оттеснив повитуху, потерянную в присутствии эльфа. Владыку не пугали ни кровь, ни жуткая духота, ни страшная бледность женщины. Руками он осторожно касался роженицы, и Лотириэль понимала, что ни один человек не сможет так же. Но как завороженная она глядела, теперь тоже ничего не боясь. — Дай ей глотнуть, — тихо сказал Владыка, протягивая маленькую флягу. Лотириэль осторожно подняла голову Фритты, давая пригубить ей, как она полагала, мировура. Женщина была в полубессознательном состоянии, но несколько капель во рту заставили ее лицо, ставшее почти восковым, налиться цветом. — Как это действует? — спросила Лотириэль, сосредотачиваясь на действиях Элронда. Владыка Элронд покачал головой, словно прося не беспокоить его. Фритта словно спала, не чувствуя рук эльфийского целителя, только иногда вздрагивала левой ногой. Младенец на руках у жены Охты захныкал, и та унесла его из комнаты. Перед тем Владыка Элронд прошептал над ним — над ней — свое благословение, и Лотириэль подумала, что редкий ребенок человеческого рода удостоится подобной чести — быть благословленным на этом свете сыном Эарендиля и Эльвинг. Элронд потянулся за вещами Лотириэль, сосредоточенно разглядывая ее иглы и нити, собранные из тех, что оставались в Палатах Исцеления Минас-Анора. Лотириэль оглянулась, поняв, что ее с Фриттой и Владыкой Элрондом оставили одних.***
Фритта мирно спала, и в снах ей, наверное, виделись дивные эльфы. Холодный воздух остудил ее, и Лотириэль, оставившая семью Охты в доме, ошеломленно смотрела перед собой, не понимая, какая сила заставила ее просить Владыку Элронда прийти в этот самый дом. «Эти люди боятся вас, но я, я прошу помочь». Я. Гордыня — то, что дочери Дол-Амрота впитывают с молоком матери. Или все-таки жалость? Лотириэль обессиленно опустилась на колоду для рубки дров, мечтая оказаться в собственной постели в Минас Гильмит. Передник ее платья был в крови, кровь забилась и под аккуратные ногти. Сколько вдов оставила эта война? Прикосновение к щеке заставило Лотириэль вздрогнуть. — Госпожа Серебряного Лебедя, — позвал Владыка Элронд, и Лотириэль будто рыбкой вынырнула из глубины моря. — Тебе следует отдохнуть. — Это не поможет, — ответила она. Королева Арвен вправду походила на своего отца, и в какой-то момент Лотириэль даже потерялась, в чьи глаза она смотрит. — Моя дочь отнеслась к тебе с глубокой симпатией, — тихо сказал Владыка. — В твоем сердце она читает любовь к Морю и тянется к этому чувству. Почему ты здесь, вдали от дома и Моря? Лотириэль чуть отстранилась. — Я везу подарок для леди Эовин, но это не принято говорить вслух, ведь мы едем на похороны, а не на помолвку. — Этот дар столь ценен? Лотириэль пожала плечами. — Я была несправедлива к леди Эовин и, хоть мы и нашли общий язык, я люблю определенность. Не откладываю такие вещи. — Ты тороплива. — Отец звал меня разумной. Элронд улыбнулся. Наверное, у них с принцем Имрахилем несколько разное отношение ко времени. Лотириэль отвела взгляд, не выдерживая добродушного участия в глубоких серых глазах. Если Арвен хорошо читала в сердцах других, то от ее отца не скроешь и мысли. Владыка Элронд покачал головой. — Ты человек со свободной волей. Кто же может заставить госпожу с Западного побережья делать то, чего она не желает? — спросил он. Госпожа с Западного побережья горько рассмеялась. — Дочь короля Ондохера Фириэль подчинялась отцу и Совету Гондора, когда покинула дом и уехала в Артедайн. Разве моя воля может быть более свободной, чем у девы из рода Элендиля и Анариона? Владыка Элронд взял ее ладони в свои, и тепло его рук мгновенно согрело Лотириэль. Она задумчиво смотрела в серые глаза, не понимая, отчего так боялась его, когда бежала за помощью, и в тоже время не переставая удивляться тому, что стоит рядом. Он не сказал ни слова, но Лотириэль вспыхнула. — Если решение продиктовано чувством долга, то разве оно не принадлежит человеку, как всякое другое? — медленно спросила она. Владыка Элронд был очень высок, и в это мгновение он будто еще вырос, и Лотириэль почти видела, как в сумраке предутреннего света его обволакивает белое сияние. — Ты полна снисходительности, госпожа, но у этих людей гордости не меньше, чем у тебя. Эльфы, читающие сердца, и рохиррим, насквозь видящие ложь. Лотириэль пожала плечами, предоставляя всем желающим возможность самоутвердиться за ее счет. Владыка Элронд улыбнулся, видя ее реакцию. Суровость спала с его лица, и он показался Лотириэль столь же мягким и добрым по отношению к ней, какими бывают близкие и любимые люди. — Я ошибся в этих людях, когда полагал, что воля Саурона проникла сюда. И людьми сумрака не называл бы тех, кто верен клятве. Народ всадников еще слишком юн, словно человечество в те дни, когда живы были первые друзья эльфов. Похож на тех, кого своей дружбой удостаивал Финрод Фелагунд. Лотириэль это не убедило. — Это красивые слова, но жить здесь не по мне. Владыка Элронд помолчал. — Тогда ты противоречишь сама себе. Что общего у лесных эльфов и потомков нолдор? Эльдар куда ближе Люди Запада, чем их сородичи-эльфы из чащоб Востока. — Твои король и твой отец — люди высоких убеждений, тебе по юности лет нравится думать о жертвенном героизме, но им такой шаг с твоей стороны не нужен. Лотириэль прижала к груди руку владыки. — Но эта мысль пришла ко мне со стороны, — ответила она. — Раз ты разумна, так и осмотри ее со всех сторон, разве знатную госпожу не учат дальновидности во всем? — Элронд вздохнул. — Королева, сколь угодно наученная и начитанная, но полная гордыни и снисходительности, этому молодому народу не нужна. Эти слова Лотириэль обидели. — Ты, Владыка, говоришь, что я сама с собой в противоречии, а как не быть? Корона Рохана для меня не награда. Я люблю море, люблю Белфалас, люблю долгое лето. Королю Эомеру, может, и не сладко терпеть меня, но только он не жертвует своим домом. Это мне придется учиться жить заново, покинуть семью и друзей, привычный быт. Справедливо ли? Лотириэль опустила голову. — Прости, Владыка Элронд, не мне тебе говорить такое. Она почувствовала, как свободной рукой Элронд нежно погладил ее по голове, прогоняя тупую боль. — В твоих словах горькая для меня истина, но прощать мне тебя не за что. Моя дочь свой выбор делала сама, желая найти путь между своим сердцем и своей мудростью. Даже если о решении она когда-нибудь пожалеет, то я знаю, что еще горше ее сожаление было бы при ином выборе. Лотириэль вздрогнула. Владыка Имладриса говорил с ней как с дочерью, а она будто морской солью посыпала его раны. Элронд оставил ее, сидящую за поленницей, словно спрятавшуюся крестьянскую девочку. Звонкий голос петухов — вторых или третьих, Лотириэль сказать не могла — заставил ее подняться. Светало, и с удивлением Лотириэль смотрела на дом, который теперь казался ей гораздо более привлекательным, чем прежде. Он был больше, крепче и, наверное, лучше сохранял тепло и прохладу, чем рыбацкие домики Белфаласа, к которым Лотириэль привыкла. По обычаю Минас-Анора, в Дол-Амроте ремесленники и кузнецы жили внутри крепости. Фермеры, выращивающие зерно и фруктовые сады, жили ближе к горной гряде — климат там был лучше, и именно с их домами, выстроенными из кирпича и дерева, теперь Лотириэль сравнила дом Охты. Настроение ее улучшилось, и она поторопилась вернуться в дом. Фритта еще спала, но цвет вернулся на ее щеки, а женщины весело щебетали, не меньше Лотириэль радовавшиеся счастливому исходу. Малышка — Идгит — посапывала на руках жены Охты, и Лотириэль пожалела, что на ней нет и цепочки, чтобы оставить девочке в подарок. — Госпожа? — Леди Кюнегиву встала рядом с ней и взяла ее руку в свою. Это было крепкое дружеское рукопожатие. Лотириэль слабо улыбнулась. — Вам что-то нужно? Лотириэль прикрыла глаза. — Чтобы люди не болтали о том, что дол-амротская принцесса была здесь. — Отчего же? Лотириэль посмотрела в глаза Кюнегиву, сама крепко сжимая ее руку. — Потому что это порождает слухи, которым я не соответствую. Дхелверт привел меня в этот дом, полагая, что я целитель, раз помогала в Минас-Тирите. Но Фритту спасла не я. Кюнегиву покачала головой. — Я поговорю с семьей Охты, но ты и сама, госпожа, понимаешь, что твоя просьба невыполнима. Лотириэль отвела взгляд, не чувствуя в себе никакой силы. — Это хорошо, что эльф спас Фритту, — скованно заметила Кюнегиву, отводя глаза. — Мы такого никогда не видели. И не думали, что таким может быть их колдовство… Хотя спроси меня сейчас — я и не вспомню каков он был. Это кто-то из лекарей королевы Гондора? Что же, их желания с Владыкой Элрондом оказались схожими. Лотириэль впервые пришла в голову мысль, что ведь среди окружения королевы Арвен наверняка был кто-то, способный помочь, уж хотя бы она сама или ее братья, которые бывали с Палатах Исцеления вместе с тогда еще только Арагорном. И ведь Лотириэль даже говорила с ними, но способна была думать только о Владыке Элронде. Она и вправду суетлива. — Разве ты не запомнила его? — Хеди — так зовут повитуху — знает, что ты привела эльфа, но попроси ее — описать его она не сможет. Она же еще и хорошая знахарка и теперь одновременна рада за Фритту, но и растеряна и даже зла на тебя и на себя. — Знах… Кто? Кюнегиву поджала губы. — Это как мудрая женщина, знакомая с врачевательством. Не так хорошо, как целители из Минас-Тирита, но… Лотириэль кивнула. — Скажи, леди Кюнегиву, а зимой в доме Эорла холодно? — спросила она. Удивленная такой сменой разговора, Кюнегиву застопорилась. — Нет. Дубовые стены прочные, ни одной щели нет, и очаг добротный. Даже леди Теодвин — а она была болезненной женщиной — никогда не жаловалась. Лотириэль почувствовала, как какое-то внутреннее напряжение отпустило. — Это хорошо. — По-моему, госпожа, тебе нужно отдохнуть, — твердо сказала Кюнегиву, с подозрением глядя на Лотириэль. — Долгая дорога выматывает, и пара часов сна будет в самую пору. — Я бы предпочла горячую ванну, — задумчиво сказала Лотириэль, тупо глядя перед собой. Она не мыла волосы целую вечность, а Рохан, как она поняла по дому Эорла, был напрочь лишен многих удобств, к которым она привыкла. Кюнегиву звонко рассмеялась. — Но вот это совсем легко устроить! Лотириэль посмотрела на нее с недоверием. — Правда? — Сыновья Охты натаскают для тебя столько воды, сколько нужно, а дочери с удовольствием помогут вымыть и высушить волосы. Правда, у нас нет таких ванн, как вы привыкли в Гондоре, а для хорошей бани у тебя совсем нет времени, но ты, в конце концов, не последний день в Марке. — Тут Кюнегиву спохватилась и протянула Лотириэль ее мешок. — Совсем забыла, твои вещи, госпожа. Лотириэль вытащила аккуратно завернутые листья ацеласа. — Отдай их Хеди, — сказала она. — С меня врачевательства хватит. Я не знаю, растет ли эта трава в Рохане, но, думаю, что даже этим остаткам Хеди найдет применение. Кюнегиву не стала спорить. Она спрятала за широким поясом сверток, а потом хитро улыбнулась, касаясь прядей волос Лотириэль. — Негоже ехать в Медусельд в таком растрепанном виде, госпожа, как и мой Эльфхельм, я уверена, что принц Имрахиль будет доволен, если ты будешь сверкать как жемчужина западного моря.