Белый Конь, Серебряный Лебедь

Медусельд будто вымер, но после тризны в честь короля Теодена странно, что кто-то еще вообще держался на ногах. Стоял негустой туман, и Лотириэль натянула капюшон. Голова немного гудела, но утренняя свежесть должна была прояснить ее. Впрочем, стража у порога Золотого Чертога не дремала, хотя мужчины проводили ее скорее недоумевающими, чем любопытными взглядами. Широкие каменные ступени отзывались звоном под каблучками туфель Лотириэль. В тишине раннего утра был слышен голоса бурного ручья, что шел вдоль дороги от самого крыльца Медусельда до главных врат Эдораса. Однако, в отличие от дворца, в городе люди уже торопились заняться своими хозяйствами. Женщины тащили корзины с бельем, молодые парни с убранными волосами раздували меха кузницы, детвора сгоняла скот. Лотириэль уступила дорогу громоздкой повозке. Молодой возница что-то прокричал ей на рохиррике, а потом на вестроне с жутким акцентом предложил подвести такую хорошенькую девушку. Лотириэль не очень хотелось трястись по мощеной дороге, и она сначала отказалась. Но из-за спины возницы высунулась молоденькая девушка — явно младше самой Лотириэли и хорошо ей знакомая. Это была Фьямма, младшая сестра Луски, очень на нее похожая и работавшая так же под присмотром Латгард. Во дворце она занималась сменой постельного белья и тут же узнала гондорскую гостью, хотя больше смутилась этой встречи, не зная как себя вести. Возница же подмигнул Лотириэли и собирался продолжить путь, когда мальчишка, сидевший рядом с ним на козлах, спрыгнул на землю. — Ты одна из гондорских леди? — спросил он. Лицо у парня было тоже знакомое. — Это так, — ответила она. — Тогда, гондорская леди, я бы мог проводить тебя, чтобы ты не потерялась. Лотириэль закусила губу, чтобы сдержать снисходительную улыбку. — Проводи. Я хочу выйти за городские стены, к Курганному Полю. Паренек пожал плечами, не выражая какого-либо удивления. — Тогда поедем с Фромом, гондорская леди. Нам по пути. — Мальчишка опустил глаза. — Фром как раз попрактикуется во всеобщем наречии. Он не обидит тебя. Тут Лотириэль засмеялась. Местная ребятня могла быть грубой, но вряд ли имела представление о том, как умели удерживать заложников пираты, в лучшем случае требуя выкуп, а то и просто ради обоюдной ненависти. — Если обидит, тогда худо придется не только ему, но и всему Эдорасу. Ты ведь Эгрик? Я видела тебя в Медусельде. Мальчишка смущенно отвернулся. — Это так. А как зовут тебя, гондорская леди? Как мне тебя называть? — Зовут меня Лотириэль, а называть можешь Улой. Фьямма что-то прошипела в ухо Фрому-вознице, и тот присвистнул. — Боюсь, моя телега не для такой знатной девушки, — явно стушевался он. Лотириэль забралась в повозку, усевшись на остатках сена. Худой и болезненного вида Эгрик сначала устроился на козлах, но потом развернулся к Лотириэли. Фьямма перелезла к ней. — А это правда, что ты родом из моря? — спросила она. — Луска так говорит. Лотириэль улыбнулась. — Моя семья не лишена чванства, но даже ее высокомерия не хватит на то, чтобы приписать себе родство с морскими айнур. — Айнур? — переспросил Фром. Лотириэль отмахнулась. — Это… волшебные создания, можно так сказать. — Она замерла, вглядываясь в не похожую на северянку Фьямму. — А живу я на побережье, и замок Дол-Амрота словно продолжает морские скалы. Он выстроен из белого камня, и в солнечных лучах кажется мраморным. — Лотириэль прикрыла глаза, вдыхая сухой воздух степей. — Что же делать в скалах? Это как горы? — спросила Фьямма. — Они не такие огромные. — Лотириэль посмотрела вперед. Эред Нимраис хоть и были на расстоянии от столицы, все равно возвышались над стеной города. — Иногда я ходила с другими девушками ранним утром в ивовую бухту — это огороженный бассейн — и мы плескались там пока не пробьют колокола, знаменующие смену ночного караула и новый трудовой день. А еще братья брали меня с собой к скале-шпилю, откуда прыгали вниз, споря на разные мелочи. — Лотириэль поморщилась, вспоминая, как в первый раз, неумеючи, чуть не разбилась о поверхность воды. — Оттуда сбегал быстрый белый ручей, и у подножия он был совсем похож на ручей Эдораса. Я пускала по нему кораблики. — Кораблики! — воскликнула Фьямма. — Весной, в половодье, мы с сестрой всегда пускали их наперегонки! — Но не такие, — ответила Лотириэль. Она хлопнула в ладоши и, повторяя движение танцовщицы из Затопленного города, вывела плавной рукой несколько движений, совершенно зачаровав Фьямму и Эгрика. Ребята глядели во все глаза, а Лотириэль раскрыла сумку, доставая оттуда чуть криво выструганный корабль — тот, что Лотириэль доделывала за Эрхирионом. — Это самая настоящая трехмачтовая каракка, и паруса для нее выткали дочери морского владыки. Восторг в глазах ребят был драгоценнее даже ностальгического желания Лотириэль пустить этот кораблик самой. Эгрик посмотрел сначала на корабль, потом на Лотириэль и снова на корабль. Осторожно взял его в руки, проводя пальцем по закругленному корпусу. — Он любит всякие необычные вещи, — заметила Фьямма. — Эгрик бы такой корабль не в реку пустил, а придумал бы ему необыкновенную историю. — Будет сказителем, — добавил Фром. — Не говорите глупостей! Такой ерундой заниматься! — Эгрик насупился, словно закрылся от своих друзей. — Отчего же? Ты же любишь умничать! — зашипела на Эгрика Фьямма. — Впрочем, Фром только с тобой на всеобщем заговорил! Лотириэль наклонилась к Эгрику. — Почему глупости? — осторожно спросила она. — Я не хочу рассказывать всякие сказки и петь на пирах, словно шут какой-то, — зло блеснул глазами мальчишка. Он сунул корабль обратно Лотириэль и хотел было отвернуться от нее, но одернул себя. Настаивать на разговоре Лотириэль не стала. Фьямма сама протянула вперед руку. — Могу я посмотреть, госпожа Ула? — спросила она. — Забирай вовсе, — сказала Лотириэль, протягивая кораблик Фьямме. — Без брата он не приносит мне того удовольствия, на которое я могла бы рассчитывать, а тебе с Луской может быть весело, раз вы так забавляетесь. — Разве господин Амротос — не твой брат? — озадаченно спросила Фьямма. — Один из, — ответила Лотириэль. Она пальцем коснулась мачты. — Но страсть к кораблям я делю с Эрхирионом — он средний из сыновей принца Имрахиля. Когда они выехали за ворота, Лотириэль спрыгнула с телеги. — Подождите, гондорская леди. — Эгрик спрыгнул на землю, неловко разглядывая собственные ноги. Он стукнул кулаком по повозке и крикнул Фрому на рохиррике несколько слов — вероятно, просил не ждать его. Повозка тронулась с места, оставляя мальчишку наедине с принцессой. — Я прошу прощения, если был груб и непочтителен. Моя мать будет очень расстроена, если узнает, что я обидел гостью короля Эомера. Лотириэль сделала вид, что чуть замешкалась, оправляя юбки. — Стало быть, ты хорошо воспитан, Эгрик, сын… я не знаю имени твоего отца. — Рэдда, леди. Мы жили в Вестфолде, мой отец был непоследним при маршале человеком, а моя мать, Эша, юность до замужества провела при покойной королеве Эльфхильде. Они учили меня быть вежливым. — Почему же ты, Эгрик, сын Рэдды и Эши, считаешь глупостями то, что так ценят среди твоего народа? — словно их разговор не прерывался, спросила Лотириэль. Говорила она серьезно — не менее серьезно, чем в разговоре с отцом. Эгрик злобно сверкнул глазами в сторону отдалявшейся повозки. — Я не хочу развлекать других, я люблю собирать знания. — Это похвально, — еще не совсем понимая проблему ответила Лотириэль. — Да, но это здесь никому не нужно. Отец учил меня письменности рохиррика, но у нас никогда не было книг, я только и делал, что переписывал отчеты командира эореда и заказы для матери — она была известной рукодельницей. Я хотел выучиться писать на вестроне, но в Вестфолде этому меня научить могли разве что в Хорнбурге, а туда потом пришли орки и стало не до учебы… — Эгрик посмотрел на Лотириэль со странной надеждой. — Наши, кто вернулись из Мундбурга, рассказывали, что там целые склады для книг, пергаментов и прочего. — Архивы Минас-Тирита, — поняла Лотириэль. — Библиотеки. — Библиотеки, — повторил Эгрик. — Библиотеки… Что это? — Большие собрания книг. В Минас-Аноре… Минас-Тирите в давние времена, во времена расцвета Гондора, была даже публичная библиотека — для простых горожан, то есть любой мог прийти и на время взять то, что он хотел прочитать. — И про корабли, и про мраморные замки и как их строить? Лотириэль кивнула. Эгрик отмахнулся от окрика Фрома. — Вот это гораздо интереснее, чем сказания барда, пусть даже это сам Глеовин! — сказал он напоследок, прежде чем побежать догонять повозку. Лотириэль осталась стоять перед въездом в ворота Эдораса, наблюдая, как ребята поехали в сторону гор. Она хорошо представляла, как бы отреагировали жители Эдораса, если чужеземка стала бы насаживать на их земле гондорские традиции. Сколько усердия и терпения нужно было бы для того, чтобы привлечь сюда хранителей знаний запада! Принц Имрахиль не пресекал собственное попустительство, когда его дети — его поданные! — смели вслух выражать отличное от него мнение. Но если Лотириэль хотела бы сохранить за собой моральное право порицать отца за желание контроля при дворе короля Элессара, то стоило бы и свои собственные замашки пресечь на корню. Некоторое время она осталась стоять перед въездом в ворота Эдораса, наблюдая, как ребята поехали в сторону гор, а потом, не оглядываясь на стражу, присоединилась к веселому ручью, протекавшему через весь Эдорас, а теперь ведущему к старой дороге. Запах жженой травы и трескотня кузнечиков вызвали у Лотириэль улыбку. Она замерла, как пугливый зверь, пытаясь расслышать пение северных пташек в высоком безоблачном небе, а потом, напевая детскую считалочку под нос, быстрым шагом пустилась вдоль ручья, оглядываясь на частокол города. Было совсем раннее утро, но жара в Рохане била обухом по голове. Дышать здесь было легче, чем в зной Дол-Амрота, но Лотириэль предчувствовала, что полдень отзовется ей тупой болью в висках, и, что обидно, с похмельем это связано не будет. Сбросив туфли, Лотириэль запрыгала по камням, ставшим живой оградой для плещущейся воды. Но чем дальше от города, тем меньше становилась кладка, и Лотириэль, подхватив полы платья, с удовольствием прыгнула прямо в воду. Дно было выложено галькой и мягким илом. Грязь скользила между ее пальцев, и Лотириэль за это ощущение была готова простить Рохану сухое лето и деревянные полы, грозящие ей занозами. Ближе к центру вода была почти ледяная, и Лотириэль с усмешкой подумала, какое представление она могла бы устроить для стражи на смотровых башнях, если в одной нижней рубашке — а в Эдорасе она не носила привычной дол-амротской одежды — решит окунуться. Глубина, конечно, едва ли это позволяла — вода доходила до колен — но если есть желание… Ручей сворачивал к востоку, и впереди замаячило то, что рохиррим называли Курганным Полем. Ряд курганов вдоль дороги — так эотеод хоронили своих вождей. Лотириэль не без сожаления вылезла из ручья, оглядываясь назад — туфли она, будучи бестолковой, благополучно бросила еще в начале дороги. Но трава здесь была на удивление мягкая, словно летнее солнце не иссушивало ее. Незабвенники, россыпь белых и хрупких цветов, казались жемчужинами на полотне бирюзовых водорослей Кобаса. Трескотня насекомых и голос воды отступили назад. Лотириэль облизнула губы, медленно ступая на эту землю. Она боялась Улицы Тишины, что скрывалась за Фен Холлен, хотя страх этот был постыден и недостоин ее, как дочери Дол-Амрота. Но каменные усыпальницы казались ей тюрьмой, клеткой, и она в детстве даже печалилась судьбе леди Финдуилас, похороненной по чужим для моряков обычаям. Короли Рубежного Края — короли степей, возможно, что для них курганы все равно что похоронная ладья в море для дол-амротцев. Словно зачарованная, она мягко ступала по зеленому дерну, не испытывая детского ужаса. За вторым курганом она наткнулась на высокого роханца — он смотрел прямо ей в лицо, будто ждал. Лицо его было бесстрастно. Конечно, вряд ли король Эомер будет отсыпаться после вчерашнего — это для его гостей тризна превратилась в хорошую попойку, для него же похороны дяди стали прощанием не только с ним. Лотириэль чувствовала, как кровь прилила к ее щекам. Она стояла среди зеленых холмов, покрытых жемчужинами-незабвенниками, босая, с мокрым до колен подолом, ветер растрепал ее волосы. Ей казалось забавным устроить представление для стражи короля Эомера — но не для него самого. — Что ты здесь забыл, король Эомер? — резко спросила она. Ее слова поставили Эомера в тупик. — Жду тебя, принцесса. — Я это поняла. И в этот раз это не случайность. Не нужно меня преследовать, подкрадываться или ждать. В ответ на ее суровый тон Эомер виновато улыбнулся. — Но я посчитал, что ты мне встречу назначила. Лотириэль в удивлении подняла брови. — Когда вчера говорила про курганы, — добавил он. — Мне показалось, что ты подразумевала мой приход сюда. Лотириэль всматривалась в его лицо, пытаясь определить, шутит ли он или говорит серьезно. Взгляд у короля был искренним, и она видела, как он чуть отступил, выдавая собственную неуверенность в жестах. — Назначить свидание среди курганов? — медленно спросила Лотириэль. Эомер нахмурился. — Это место символизирует чистоту намерений. Я бы не стал тебе лгать. Я искренне посчитал, что тебе захочется поговорить со мной с глазу на глаз, не боясь чужих ушей. Лотириэль чувствовала, как щеки горят огнем. Наверное, она покраснела, как алые цветы Кобаса. — Я бы не стала просить тебя приходить сюда так рано и тревожить твои раны. Эомер покачал головой. — Глупо полагать, что, прячась в Медусельде, я перестану думать о дяде или брате. Он медленно подошел к ней. На нем не было ни камзола, ни какой-либо накидки, только простая холщовая рубаха навыпуск. Чистые волосы лежали на плечах — совсем не так, как в пору дороги сюда. Кожаная перевязь с кинжалом — Эомер был без меча — и высокие сапоги выдавали в нем явно не землепашца, но еще больше говорили сурово-красивое лицо и прямо расправленные плечи — человек этот был не прост. Лотириэль склонила голову набок, смотря ему в лицо. Она могла бы убежать — никогда роханец ее не догонит. Они слишком много времени проводят в седле, теряя легкость в беге. — Мне уйти, принцесса? — спокойно спросил Эомер. Она не ждала его, но и чтобы он уходил ей не хотелось. — Хотя я надеюсь, что немного снеди усмирит твой гнев, — с насмешкой добавил он и похлопал по седельной сумке, перекинутой через плечо. Лотириэль усмехнулась, принимая свое поражение. Эомер протянул ей руку, будто предлагал пройти к королевскому столу, и Лотириэль, присев в полупоклоне, руку его приняла. Они прошли чуть в сторону от дороги и курганов, где высокая трава доходила Лотириэль до бедер. Эомер опустился было на землю, вытягивая длинные ноги, но тут же внезапно вскочил, в смешной попытке найти на своих плечах плащ, которого не было — расстелить его словно покрывало для девушки. Лицо его приняло пунцовый оттенок. — Я был уверен, что… Лотириэль скинула с плеч свой плащ, садясь на него и поджимая под себя ноги — так обычно сидели те, кто жил в Харондоре. Она похлопала по месту рядом собой. Эомер растерянным движением взъерошил волосы. Он опустился рядом, вытащил из сумки хлеб, сыр и флягу с водой и протянул Лотириэли. Некоторое время они молчали. Хлеб был свежим — не иначе, как испекли сегодня на рассвете. Сыр таял на языке. Вокруг стоял стрекот насекомых, вдалеке слышалось конское ржание. Лотириэль очень хотелось опустить голову Эомеру на плечо и так сидеть долго-долго, наслаждаясь тишиной и покоем. На какое-то мгновение ей послышался шум прибоя, но наваждение схлынуло, только высокая трава под ветерком норовила защекотать. Эомер откинулся назад, вытягиваясь на земле. — Чего тебе хочется, принцесса? — спросил он, сорвав высокую травинку и задумчиво жуя ее. — Рыбки, — поджала губы Лотириэль. Эомер перевел на нее взгляд, и она улыбнулась. Эомер засмеялся. Лотириэль подумала, что будет нехорошо, если она ляжет рядом с Эомером, поэтому обошлась тем, что вытянула ноги. — Если мне не приходиться путешествовать, то в самом Дол-Амроте я обычно ношу сандалии, — сказала Лотириэль. — Это открытая обувь на ремешках. Ее не надо специально сушить. Когда приходиться разуться, я просто вешаю их себе на пояс. Эомер поднял голову и посмотрел на свои высокие ладно скроенные сапоги — хороши, но как же в них должно быть жарко летним днем… — Верхом без них долго не проездишь, сотрешь кожу в кровь, — сказал он. — А в седле я почти постоянно был. Отвык от… — Эомер замолчал. Отвык от мира? Он не стал развивать тему. — Шпор мы не носим. Кони рохиррим верны наезднику и не нуждаются в том, чтобы их понукали как рабов. — Отец держит лошадей, но они уступают вашим. — Еще бы! — Эомер явно приободрился. — В Гондоре верховых лошадей держат только ваши принцы и лорды, для своих отрядов. Я не видел в Мундбурге больших конюшен, только те, что принадлежат Наместнику и его гонцам. Лотириэль пожала плечами. — Внутри города в лошадях нечасто бывает нужда. В Гондоре люди обычно живут скученно, в том же Дол-Амроте большая часть населения проживает в городе при замке, и даже рыбачий поселок примыкает к стенам-скалам. Разве что вглубь материка стоят фермерские хозяйства — там выращивают пшеницу и сладкие фрукты, но они довольно мелкие и тоже объединяются между собой. — Лотириэль поглядела на Эомера. — В Рохане не так? — Обычно большие хуторы объединяют кровные семьи. Люди живут общим родом и только часть земли отдают под посевы, где сами и работают. Табуны за некоторыми исключениями принадлежат общинам. — А у вас бывают ярмарки? — Да, — Эомер нахмурился. — Но, наверное, не такие большие как в Гондоре. Скорее, совершенно точно не такие большие. — Если мой отец прав, то… Эомер остановил Лотириэль движением руки. — Ты опять хочешь поговорить о дороге за Димхольтом? Лотириэль оглянулась вокруг. — Я думаю, что будет лучше, если я запишу те песни, которым ты обещал меня научить. Эомер смотрел на небо. Лотириэль показалось, что он ее даже не слышал, но потом он тихо запел. Дыхания ему хватало на длинные фразы, но сам голос казался жестким, не похожим на бархатный голос барда. Лотириэль замерла, понимая, что в этом была своя прелесть — Эомер пел потому, что хотел. И в чуть наивной простоте исполнения было душевное родство с песнями моряков «Армин». — Лотириэль? — тихо спросил Эомер. Лотириэль вздрогнула, поняв, что Эомер уже умолк и внимательно смотрит на нее. — Дол-Амрот славится музыкантами, и я хорошо играю на арфе и лютне, но совсем не пою. Я выучу слова, саму историю, но петь не буду, — дрогнувшим голосом ответила она. Эомер сел. — Ты можешь аккомпанировать мне, — предложил он. — Ты ловишь меня на слове? — Лотириэль удержала себя от того, чтобы нахмуриться — она чувствовала, что попала в какую-то ловушку. Эомер тепло улыбнулся. — Я только предложил, — примирительно заметил он. Лотириэль посмотрела на свои руки. — Боюсь, что я растеряла все таланты, за наличие которых меня хвалили учителя в детстве. Эомер поднял в удивлении брови. — Я думал, что ты, принцесса, одна из целительниц Гондора. Улыбка Лотириэль стала грустной. — Многие женщины Гондора изучают лекарское искусство. Это все равно что… — Лотириэль посмотрела в сторону Эдораса, вспоминая как маленькой бегала за старшими братьями. — Тренироваться со стражей замка. Не то чтобы обязательно, но подразумевается. Эомер тихо засмеялся. — Ты обещала выучиться у меня всему, что я соизволю тебе преподать, — насмешливо сказала он. Будь на его месте Эрхирион, Лотириэль ударила бы его по плечу. — Вчера это казалось простым и само собой разумеющимся. Странно, что после полного кубка браги я не пообещала чего-нибудь еще. Эомер назидательно поднял палец. — Что-то подобное вело и Бальдора, — менторским тоном сказал он. Лотириэль стало смешно, и напряжение чуть отпустило ее. Эомер тоже улыбнулся. Лотириэль пугало то, как легко он научился считывать ее настроение — она хорошо умела держать лицо, в этом сомнений не было. Амротос не всегда чувствовал меру, когда даже мягкая Лотириэль могла укусить его, но Эомер, не всегда понимавший или даже игнорирующий ее намеки, странным образом верно ощущал главное в ней. — Разве ты сам не остановил меня, как только тема коснулась Димхольта? — спросила Лотириэль. — Так ведь тут с какой стороны посмотреть… История Бальдора — тоже история Рохана. — Эомер повернулся набок, опираясь на локоть и возвращаясь к своей травинке. — Большинство наших легенд — о битвах и степях. Наши барды не поют о любви. Лотириэль пожала плечами. — И ладно. Я все равно холодна к большинству подобных песен, — совершенно просто ответила она. Даже Лэ о Лейтиан не трогала ее. Лотириэль хотела бы добавить, что слабо представляет себе, что может быть общего между Береном и Лютиэнь, чем они наполняли бы каждый день своей обычной жизни, но, принося клятву верности Элессару и Арвен, она отрезала для себя возможность критиковать эту сторону дела. На вопросительный взгляд Эомера ответила только вежливой и чуть извиняющей улыбкой. Наверное, в ней не было для этого какой-то струны, совсем как в наколенной арфе в сравнении с большой. — К большинству, но не ко всем? — Эомер глядел на нее с насмешливым прищуром. Лотириэль наклонила голову. — Допустим, есть одна. В ней герой страстно любил море, а героиня — леса. И, не только к своему, но и всеобщему сожалению, они поженились. — И… — Эомер поднял брови, ожидая продолжения. — Она поддалась озлобленной ревности к морю, а он срубил дорогие ей леса под свои корабли. Наступило молчание. Эомер запустил пятерню в волосы, встряхнул их, становясь похожим на мальчишку, несмотря на густую бороду. Он как-то весь подобрался, словно вправду готовился вскочить в седло и мчаться куда-то. — Мундбург, ваш Минас-Тирит — казалось бы прекраснейший из городов, принцесса, — медленно сказал Эомер. — Но я не полюбил его. Моя свита беспомощно плутала в длинных коридорах, а я вовсе потерялся во всем этом блеске. Ты видела меня в тот день, когда я вернулся за телом своего дяди, и Арагорн воздавал похвалу всадникам Марки. В каждом моем движении было видно, что я бы предпочел обычную попойку помпезному пиру. Ты согласна с этим? Лотириэль смотрела в раскосые светлые глаза на загорелом лице, понимая, что сама же и начала все это еще в тот вечер, когда пришла к Эомеру после драки Амротоса с Анарондом. Надо было оставить все течь своим чередом. Король Эомер и не заметил бы ее существование. Она вернулась бы с отцом домой, не понимая, как вообще могла возникнуть идея ее брака с владыкой дикого Рохана. Эомер медленно и шумно вздохнул. — Обычно я получаю ответы на свои вопросы, принцесса, — медленно сказал он. — Ваши князья находят уклончивость вежливой. Меня же она раздражает. Мои воины привыкли отвечать прямо и честно. — А я что же, один из твоих воинов? — без вызова в голосе, но с твердостью спросила Лотириэль. Эомер сел прямо и скрестил руки на груди. — Они не нуждаются в снисходительном отношении и достаточно смелы, чтобы высказать мне в лицо правду. Находишь ли ты, принцесса, оскорбительным для себя такое сравнение? — Эомер вздохнул. — Я хочу спросить тебя прямо, каково твое отношение к тому договорному браку, о котором было столько слухов и намеков и ни одного прямого вопроса? Лотириэль выдохнула. Она не ожидала этого разговора. — Я не просто хочу знать твой ответ, я должен его знать, — тихо сказал Эомер. — Пусть это будет отказ, который я приму, чем эти недомолвки. Лотириэль поняла, что старательно избегала взгляда Эомера только тогда, когда он коснулся ее подбородка, вынуждая смотреть прямо ему в глаза. — История, о которой я говорила — история о нуменорцах Алдарионе и Эрендис. Когда я была маленькой, мне казалось странным, как можно не любить море и корабли, — задумчиво добавила Лотириэль. — А потом я доросла до осмысления их конфликта. Непонимание друг друга вылилось в нарушенные обещания, болезненное чувство собственничества и династический кризис. Лотириэль встала. Она отвернулась от Эомера и смотрела на курган, холмом встававший перед ней. — Я не против договорного брака как такового, король Эомер. Совсем нет, к чему лицемерить? Дол-Амрот хорош в договорах, оттого и богат. — Лотириэль не хотела оборачиваться, зная, что Эомер снова каким-то животным чутьем поймет, как тяжело ей это далось. — Другой вопрос, что не все сделки можно считать хорошими. Эомер молчал. Вряд ли ему были известны мысли дяди Дэнетора относительно потенциального брака Лотириэль и наследника Теодена — тогда еще его сына. Но слухи о том, что Совет Гондора в какой-то момент был не против связать новоявленного наследника Элендиля в лице Арагорна с дочерью богатого и укоренившегося на землях лорда Гондора, могли до него дойти. — Наверное твои советники схожего мнения, — заметила Лотириэль, наконец обернувшись. Эомер стоял, глядя на нее сверху вниз. — Советники не имеют права голоса в вопросе, касающегося моей жизни. — Он как-то непонятно дернул бровью. Лотириэль криво ухмыльнулась. — Это какой твоей жизни, король Эомер? Той, где вместо хорошей попойки ты должен высидеть целый помпезный пир? Эомер бросил на нее раздраженный взгляд, но Лотириэль уже дружелюбно улыбалась, и лицо Эомера расслабилось. — У всего есть границы, — ответил он. — Провести жизнь с женщиной, выбор в пользу которой я сделал не сам — такое вообразить трудно. Навязанной мне не нужна даже дочь принца Имрахиля. — Но ты же сам пришел сюда, уверенный, что я назначила тебе свидание, — прямо сказала Лотириэль. Эомер смеялся. Странное дело, но там, где Лотириэль вполне могла его обидеть, он находил поводы для смеха! — Тебе самое место среди рохиррим, принцесса! Зря я сетовал на гондорскую уклончивость. Твоей прямоты хватит, чтобы рассорить даже закадычных друзей! Эомер встал перед Лотириэлью и склонил голову набок — это была её вечная привычка. Он взял ее за плечи, словно растирал их. — Я не собирался и никогда не хотел быть королем. Были темные времена, когда здесь, в Эдорасе, ходили грязные слухи обо мне, о том, что я желал бы власти только для себя, но время расставило все по своим местам. — Эомер усмехнулся, что-то про себя отмечая. — Бэма, словно я знал бы что с этой властью делать! Мой отец, хоть и дальний потомок первых роханских королей, все же не был принцем или князем. Он был в первую очередь военачальником, и его главной задачей было не столько управлять, сколько защищать. Проклятье, да я понятия не имею, что мне делать завтра! Год назад еще я злился после всех этих сходок старейшин и полагал, что знаю, как разрешить любой их спор, а теперь, когда меня ставят перед проблемой, я понимаю, что такого дурака как я еще поискать! — Эомер рассмеялся. — Разве тебе не хотелось бы поглядеть на то, как измениться мое отношение к этому еще через год? Лотириэль чуть отклонилась назад. — Ты не похожа на женщину, о которой я бы мечтал, но все же ты мне нравишься, дочь Имрахиля. — уже серьезно сказал Эомер, и переносицу его прорезала глубокая складка тяжелых раздумий. Лотириэль не было неловко от возникшего молчания — она испытывала чувство соучастия по отношению к молодому королю. В нем была своеобразная наивность, несвойственная ее братьям Эльфиру или Фарамиру — эта черта и смущала ее прежде, когда она никак не могла понять, почему роханский владыка так отличается от своих гондорских сотоварищей. Даже Боромир — куда больше воин, чем мудрец — вырос среди Предания, привычный к высоким традициям и древним династиям. Если тот же Боромир походил на боевую каракку, выстроенную под руководством искуснейших кораблестроителей, пытавшихся восстановить и улучшить чертежи нуменорских мореплавателей, то Эомер походил на крепкую, надежную ладью, работу умелого мастера, не знавшего ни синдарина, ни эльфийских карт, но отлично управлявшего по звездам и дуновению ветра. Наверное, Лотириэль могла бы многое дать ему, но все же, чтобы свой путь найти, она ему не нужна. Эомер смотрел на нее с вызовом. Лотириэль очень хотелось на этот вызов ответить. Эомер не до конца представлял себе ее положение в Гондоре. Нуменорцы немногочисленны, и вся их знать хотя бы отдаленно, но связана родством, в том числе с если не прямыми, то косвенными потомками Элендиля. И это не просто фамильное хвастовство. Это связи и договоры. Того приданого, что она получила бы от отца и деда — дяди своей матери — с лихвой хватило бы на… На планы по насаждению в Рохане гондорских традиций. Такое говорить вслух было бы неумно. Дол-Амрот гораздо более независим, чем любая из провинций Гондора, вплоть до взимаемых на месте налогов и разговоров о собственной монете. И именно эта сила свяжет Лотириэль, когда вместе с пресловутым богатством на эти земли придет влияние гондорцев. Влияние всех тех домов, с которыми она в родстве, тех людей, что связаны вассальными или торговыми договорами с Дол-Амротом. В их глазах титул королевы для маленького Серебряного Лебедя станет только формальностью, необходимой для удовлетворения собственного тщеславия. Этаким недостающим фрагментом в жизни дочери принца Имрахиля, совсем как блестящей детали в мозаике из богатства, знатности и гордыни. Лотириэль испытала смятение. Из такого расклада Эомер мог понять лишь то, что она — не его полета птица. А Эомер ей нравился. И нравилась его совершенная уверенность в правильности собственного существования. Он абсолютно спокойно принимал свою неподготовку к королевской власти и при этом каждым жестом давал понять, что король на этих землях — только он. Он буквально смеялся над тем, что в Лотириэль вызывало страх. Наверное, с этой точки зрения, из него король выйдет гораздо лучше, чем из Лотириэль — королева. Владыка Элронд прав. Если ей предложен выбор, она должна воспользоваться им. То, что она привыкла в общении с отцом не отвечать прямое «нет», не означало, что она в действительности собиралась оставить Море. Лицо Эомера приняло лукавое выражение, словно мысли Лотириэль были написаны на ее лице. Вот уж точно человек, которого нисколько не трогали регалии дол-амротской принцессы. Он глядел на нее с долей превосходства — личного, не прибегая к такому удобному мерянию достоинствами родственников, расположившихся выше в родословном древе. — Я должен вернуться, — сказал он, стряхивая плащ и подавая его Лотириэль. — Ты останешься? Лотириэль покачала головой. Среди отбывающих сегодня есть и ее друзья тоже, и она должна попрощаться с ними. Они шли молча, но по узкой тропинке вокруг кургана Эомер пропустил ее вперед. Лотириэль почувствовала, как острая иголка впилась в ногу. Она наклонилась. — Это сосновые иглы, — сказал Эомер. — Свежий дерн, что мы привезли, был покрыт ими. Ты поранилась? — спросил он. Лотириэль широко улыбнулась. Тот запах! После ночной работы на кургане Эомер пах потом и хвоей. Сосна! В Белфаласе хвойных растений не было, но по дороге в Рохан они проезжали сосновый лес, вот откуда ей известен запах. Лотириэль пропустила несколько иголок между пальцев и, скользя рукой, сорвала один из незабвенников, поднесла к лицу. — Как эти цветы называют на рохиррике? — Она посмотрела на Эомера.  — Симбельмине, — ответил он. — Симбельмине, — медленно повторила Лотириэль, словно пробуя это название на вкус. Оно отдавало широким распевом — как протяжная речь северян. — Они похожи на жемчуг. — Мне больше казались похожими на снег. — Эомер чуть нахмурился. — В Дол-Амроте бывает снег? Лотириэль натянуто улыбнулась. — Совсем немного. Он не застаивается в сугробы. Но если уйти вглубь полуострова, к горной гряде, то там зимы холоднее. Хотя снега там тоже немного, только ближе к вершинам. Эомер, наверное, с трудом мог представить себе этот край. Лотириэль подумала, как хорошо смотрелся бы венок из белых цветов на ее темно-русых волосах. Она же «увенчанная цветами». Только вряд ли рохиррим плетут венки из симбельмине. Спрашивать она не стала. — Почему ты пришла сюда? — спросил Эомер. Его вопрос будто не подразумевал ничего большего, чем простое любопытство. Что могло привести дочь принца Имрахиля на Курганное Поле? Наверное, когда-то у Эомера было очень открытое лицо. Однако постоянно хмурый вид придавал ему суровости и ощущение того, что он не считает нужным разговаривать о глупостях. — Я слышала, что люди, живущие далеко от побережья, порой бояться моря. Для некоторых это все равно что мир мертвых, мир, что поглотит и не отпустит. Ты боишься его? Эомер пожал плечами. — Я никогда его не видел. Неизвестность меня настораживает, но не пугает. — Я не люблю Усыпальницы Минас-Тирита. И стыжусь этого. — Лотириэль нахмурилась. — А здесь я этого не испытала. Эомер молчал. — Нуменорцы слишком много думают о смерти, — грустно улыбнулась Лотириэль. — Это уже стало нашей погибелью однажды. Древние короли так стремились сохранить величие после смерти, что стали забывать о жизни. Эомер слушал ее внимательно, не прерывая. — Я знакома со сказками о море, как о проводнике в мир иной. Для меня же это обыденность, то, что я вижу каждый день. Я сама знакома с корабельным искусством. А вчера, когда твои воины провожали короля Теодена песней, я поняла, что эти курганы для них так же естественны, как море для меня. В этом есть нечто гораздо более мне близкое, чем в каменных клетях Минас-Тирита. — И ты хочешь это понять? — спросил Эомер. Лотириэль пожала плечами. — Раз я в Рохане, раз я здесь гостья, не отягощенная заботами, отчего бы мне не воспользоваться этим? Эомер смотрел поверх ее головы, словно раздумывал над ее ответом. — А подобные размышления могут привести к чему-то стоящему? — осторожно спросил он, будто не хотел ее обидеть. — Почему бы просто не принять ситуацию как данность и не насладиться ею? Лотириэль прикрыла глаза, проводя ногой вдоль мягкой травы. Эомер видел это непроизвольное движение. — Здесь и сейчас ты не чувствуешь себя замурованной в каменных гробницах, — заметил он. — Но, как выученная лошадь, которая возвращается к нерадивому хозяину, ты сама ищешь для себя ограничений. — Знать Дол-Амрота кичиться сохранением обычаев куда как более древних, чем те, что завещают хоронить владык в каменных усыпальницах. — Лотириэль развела руки в стороны. — Но это не значит, что мы не чувствуем над собой давления смерти и дряхлости, которой так боялись мои предки с Благословенного Острова. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, принцесса, но, наверное, слишком косноязычен, чтобы объяснить, почему твои речи мне кажутся пустословием. — Эомер наклонился вперед, словно хотел поцеловать ее в лоб, но остановился. — Ты похожа на книжных мудрецов, которых я видел в Мундбурге. Они так много рассуждали о жизни и смерти, но на деле не знали ни того, ни другого. Лотириэль улыбнулась. — Я могу навеять на тебя лютую скуку, король Эомер.