Белый Конь, Серебряный Лебедь

Осушив прощальные кубки, гости от всей души поблагодарили хозяев, обещая хранить вечную дружбу. После этого в Медусельде поднялась суета, когда король Элессар с гондорской свитой, эльфы из Лориэна и Ривенделла и Митрандир с перианами собрались в путь. Королева Арвен оставалась на несколько дней в Эдорасе, а потом должна была встретиться с супругом, проводившим перианов до границы и возвращавшимся в Минас-Анор. Принц Имрахиль и наместник Фарамир также оставались в Рохане, каждый по своим причинам. Отец Лотириэль должен был решить с королем вопросы относительно путей через горы, а Фарамира держала в Эдорасе сила, отличная от деловых интересов. Амротос вновь обрел уверенность в себе, гарцуя среди гондорских рыцарей, окружавших короля Элессара. Он отсалютовал кому-то из фрейлин королевы Арвен. Лотириэль позвала его, но голос ее потонул в шуме. Впрочем, нельзя было сбрасывать со счетов и то, что Амротос мог целенаправленно избегать ее. Со своей стороны Лотириэль считала необходимым поговорить с братом, а потому спустилась по широким ступеням и, лавируя между людьми и лошадьми, добралась до Амротоса. — Ты принял решение? — спросила она. — Тебя ждать дома? Амротос присвистнул. — Нет, сестренка, тки свои паруса без меня, мне не нутру выковыривать на обед моллюсков и стирать мозоли о канаты. — А что же тебе по душе? — спросила Лотириэль, игнорируя выпад. — Найду занятие, я же принц. — Именно, ты принц, а не наёмник и не бродяга, — жестко сказала она, ухватывая за поводья его лошадь. Ее действительно несколько задевало демонстративное поведение Амротоса, будто у него не было дома. Брат разлохматил ее уложенные волосы. — Иди, мелкая, тебя затопчут здесь. Лотириэль схватила его за руку. — Отец отпустил тебя? — спросила она, вглядываясь в лицо Амротосу. Она прочтет брата не хуже, чем королева Арвен. Кто знает, может он просто не хочет ей говорить чего-то? — Лотириэль… Он не любит Дол-Амрот, и сделать с этим ничего нельзя. — Ты поедешь на Север? В сторону Аннуминаса? — тихо спросила Лотириэль, отпуская руку брата. Она знала о том, что арнорский вопрос заботил короля Элессара, и теперь предполагала, что ее брат вполне мог ввязаться в новую авантюру. Амротос раздраженно передернул плечами. — Это не твое дело. Брось, Лотириэль, ты же не особо и любишь меня, только поучаешь. Лотириэль терпеть не могла сцен. — Я не знаю как выразить свою любовь к тебе, Амротос. Все, что я ценю, ты отвергаешь. Брат пожал плечами. — А ты любишь что-нибудь кроме побережья? По-настоящему, так, чтобы многое за эту любовь отдать? Держу пари, что, дай тебе волю, ты бы отрастила рыбий хвост и потерялась в глубинах моря, забыв не только обо мне — но и о тех людях, что накануне навязывала мне в друзья. Лотириэль покачала головой. — Это неправда. Амротос вздохнул. — Кто знает, кто знает… А мне Белфалас поперек горла. Лотириэль усилием воли подавила злость. — Ты сын принца Дол-Амрота, Амротос, ты не имеешь права так говорить! — Так и иди прочь! — Брат зло сверкнул глазами. — Пусть хоть потонет сам форт — мне дела до того нет. И уж я за свои слова просить прощения не стану! Лотириэль прикусила язык. Она смотрела на брата, умом понимая, что вся эта речь — только пустая пыль, но обида пополам с яростью грозились застлать разум. — Ты говорил с Фаэль? — спросила она холодно. — Я ничего никому не обещал. Лотириэль отвернулась и, не оглядываясь, начала проталкиваться обратно, к порогу. — Лотириэль? — окликнул ее Фарамир. Она чувствовала его проницательный взгляд, но никак не отреагировала. Он очень походил на наместника Дэнетора, особенно когда хмурился. Но в эти дни в Эдорасе, когда от суровости и настороженности итилиэнского охотника мало что осталось, Лотириэль наконец разглядела в нем сходство с его родней по матери. Он стоял правее главного входа, без леди Эовин, в компании своего нового капитана Берегонда. Эльф Леголас о чем-то говорил с ним, пока Сигвульф и один из роханских конюхов помогали гному Гимли забраться в седло. Леголас посмотрел на нее с улыбкой. — В такой толпе вас могут не заметить и задеть, — сказал он, когда она приблизилась. Лотириэль вежливо кивнула, здороваясь с ним по гондорскому обычаю. Эльфу очень полюбились дол-амротцы, и он не раз выказывал желание посетить дворец принца Имрахиля. Осталось только надеяться, что его товарищ Гимли согласится. В любом случае, эти двое же как-то смогли преодолеть огромное количество разногласий между собой. А вот между Лотириэль и Амротосом дружбы никогда не выйдет. Лотириэль взяла Фарамира под локоть, и он прижал ее руку к телу, как если бы сестра замерзла. Между ними всегда были ровные приятельские отношения, без особой близости или скрытых обид. Но теперь у них было достаточно времени, чтобы восполнить некоторый пробел в их взаимоотношениях. Фарамир наблюдал за сборами перианов. Он довольно много времени проводил с ними — со старшими он был знаком еще с черных дней, а один из младших, как говорил сам Фарамир, спас ему жизнь. Сэмюэль Гэмжи, плотный и добродушный, какими бывают люди — или полурослики, — крепко знающие чего хотят от жизни, гладил своего пони, и движения его рук воскресили в Лотириэль воспоминания о детстве, когда, едва она достигла сознательного возраста, ее усадили в седло, потому что принцесса должна была блистать на охоте и, в случае путешествия вглубь континента, ни в коем случае не делить седло даже с отцом, в случае необходимости предпочитая экипаж. Ее учитель верховой езды, Ардо, был похож на Сэмюэля Гэмжи, такой же крепкий, ловкий и с цепким взглядом. Он любил лошадей и считал своей главной задачей научить Лотириэль так же их любить. Он был добродушен, но и в обиду себя не давал. Лотириэль была чужда дерзости, но Амротос свои наказания отрабатывал в конюшне. Ардо был коренаст, смугл и смотрел на Лотириэль желто-зелеными глазами, явный потомок населения, жившего на землях Дол-Амрота еще до прибытия сюда нуменорских князей. Сложно сказать, насколько мирным было то освоение нуменорцами земель Средиземья. События эти были очень уж давние, и Лотириэль всегда учили смотреть на это только с определенной точки зрения. Однако в Ардо всегда была какая-то жизнеутверждающая естественность, он казался Лотириэль воплощением стойкости Дол-Амрота в отличие от некоторой поверхностной красоты, сопровождавшей строгие обычаи гондорцев. Лотириэль находила ценным время общения с семьей Ардо и пыталась проникнуться его мироощущением. Однако с годами она полностью утратила это ощущение, сама став одной из гондорских аристократок, строгих и изящных одновременно, но чуждых этой… внутренней уверенности?.. Глядя на то, как ласков Сэмюэль со своим пони, на его простое, но приятное лицо, Лотириэль почувствовала нечто похожее на то, что испытала во время ужина с леди Галадриэль. Это снова было ощущение чистого, незамутненного понимания мира. В отличие от своего напарника Сэмюэля Гэмджи, Фродо, хоть и предпочитал во время путешествия в Эдорас общество эльфов, с куда большим любопытством наблюдал за гондорскими воинами, красивыми рыцарями Дол-Амрота и всадниками Рохана. Их сильные кони не годились для перианов, перед которыми снова разворачивалась дорога, но король Эомер одарил каждого крепким пони. Однако несмотря на свое любопытство периан Фродо все же явно испытывал некоторое облегчение от того, что покидал общество острых и внимательных взглядов. Лотириэль могла предположить, что многое из своего путешествия он бы предпочел забыть, но знать наверняка никак не могла. Она почти не говорила с Фродо, довольствуясь наблюдением со стороны. — А вы бы, госпожа, предпочли пещеры Агларонда или лес Фангорн? Лотириэль повернулась к Сигвульфу. Гимли, сидящий верхом, что-то неодобрительно ворчал, но умолк, ожидая ее ответа. Она перевела недоуменный взгляд на Леголаса. — Гимли утверждает, что нет ничего прекраснее сводов внутри пещер Хельмовой Пади, а я бы многое отдал, чтобы прогуляться среди чащоб Фангорна. Теперь у нас есть возможность сравнить наши желания. Лотириэль, поняв, что разговоры об этом споре уже слышала не раз, улыбнулась. — Я плохой судья. Дома мы строим из камня, а корабли из древесины. Боюсь, что и то, и то для меня лишь орудия, чтобы жить подле моря. — Нет, ну это получается, что, вместо облегчения дела, мы его только усложним! — проворчал Гимли. — Вместо выбора из двух, ты, госпожа, добавила нечто третье! Леголас рассмеялся. — Я бы предпочел не выбирать, а просто насладиться, мой друг. А выбор госпожи для меня понятен. Лотириэль переглянулась с Сигвульфом. — Уж простите меня. Гимли махнул рукой. Фарамир покачал головой. — Ты соскучилась по дому? — спросил он. — Я бы не хотела жаловаться, — уклончиво сказала Лотириэль. Леголас с легкостью взлетел в седло, ласково гладя лошадь. Сигвульф похлопал ее по широкой шее, а потом в некотором смущении опустил голову. Лотириэль обернулась. Высокий Митрандир двигался к ним — к Фарамиру, вероятно. Леголас с Гимли, попрощавшись, как раз направились к кавалькаде готовых выступать всадников, и старик в белом пропустил их перед собой. Фарамир крепче сжал руку Лотириэль, словно подбадривал ее. Она в некотором удивлении подняла брови, наталкиваясь на острый взгляд Митрандира. В одно мгновение он напомнил ей ее наставницу леди Гудрун, ласковую и задорную, но через секунду куда больше походил на взор одновременно требовательного и милостивого короля, хорошо знавшего слабости своих поданных. Кто такой Митрандир Лотириэль знала — настолько, насколько знать это было возможно посторонним, — но не видела его до последних событий. Он бывал в Минас-Тирите, но то, что для него было «частенько», для нее означало добрый десяток лет. Отец его знал, видел как-то, и описывал иначе — как хитрого, острого на язык старика, не любящего когда ему противоречат. Но теперь это был не Серый странник, а Белый маг, и, хоть насмешливость в нем не пропала, Лотириэль он не казался просто «хитрым и острым на язык». Он не был человеком, и Лотириэль это видела так же как и Эред Нимраис впереди. Он уже не «Митрандир», не Серый Странник. Лучше называть его Гэндальфом, как полурослики и рохиррим. Сейчас Лотириэль была если не смущена, то удивлена вниманием Митрандира-Гэндальфа. Какое ему дело до девочки с Белфаласа? — Хорошей дороги вам, — сказала Лотириэль. — Благодарю, — ответил Митрандир. — Тебе тоже не терпится пуститься в путь? — спросил он внезапно. Лотириэль чуть прикусила нижнюю губу, сдерживая широкую улыбку. — Я всегда ездила по одним и тем же дорогам, из года в год. А теперь я в самом Эдорасе и могу мечтать о том, как увидеть и другие места. — И куда ты бы отправилась? — В Изенгард, отчего нет? — пожала плечами Лотириэль. — Мерри с его другом много говорили о долине, а я любопытна и люблю долгие прогулки. — Через год долина зацветет, и ты, госпожа, найдешь ее прекрасной. Лотириэль оглянулась на Фарамира. — Я не буду загадывать, Странник, слишком много дорог сейчас передо мной. Митрандир кивнул, и Лотириэль успела увидеть в глазах под кустистыми бровями огонек озорства. Она могла быть уверена, что он предназначался для нее, потому что, когда Митрандир обернулся к Фарамиру, вид его был серьезен. — Я знаю, что судьба людей теперь в надежных руках, — медленно сказал Митрандир, обращаясь к нему. — И это заслуга не только того, кто раньше носил имя Арагорна. Твой отец и брат всегда поступали ради блага своего народа, хоть и не со всеми их действиями я был согласен. Они оба останутся в памяти Гондора как люди, достойные своего народа. Фарамир ответил не сразу. — Я всегда буду помнить наставления отца. Он любил Гондор как собственное дитя и был хорошим Наместником. Лотириэль отвела взгляд. В глазах потомков нуменорцев ни один Наместник не может стать Королем. И даже Дэнетор знал это и никогда не посягал на высокий трон. Но еще Лотириэль знала, что какое бы восхищение король Элессар не вызвал у нее, тайная подтачивающая мысль о том, что он человек пришлый, человек с Севера, воспитанник не людей, а эльфов, будет сопровождать ее до самого конца. Какая ирония, что именно Лотириэль в праве выбрать для себя схожую судьбу! Она оставила Фарамира, посчитав, что он может захотеть услышать от Митрандира нечто, не предназначенное для ее ушей — в конце концов, их связывало давнее знакомство. Зато она долго стояла, глядя вслед маленьким рыцарям Мерриадоку Брэндибаку и Перегрину Туку. Мерриадок обернулся — поглядеть еще разок на леди Эовин. Лотириэль помахала ему высоко поднятой рукой, и он ответил ей тем же. Ей бы хотелось, чтобы Амротос извинился перед Мерри за сцену, свидетелем которой стал периан. Возможно, что в отсутствие сестры и отца он будет чувствовать себя свободнее.

***

Эти дни были очень умиротворенными. Лотириэль вставала ранним утром и завтракала на кухне с Латгард и ее девушками. Иногда с ними был Этла — сенешаль и смотритель Медусельда, и компания самой Лотириэли — выходцы из Дол-Амрота. Медусельд был меньше, чем дворец Дол-Амрота, и не подразумевал, что большая часть слуг или воинов короля Эомера будут жить в нем. Те же Луска и Фьямма вечером возвращались в город, Сигвульф и Дхелверт тоже жили где-то за пределами Медусельда. Лотириэль было привычнее, что те, кто служил во дворце Дол-Амрота, жили тоже в нем. И ее бесконечно смущали деревянные постройки. Она как-то спросила осторожно Этлу, не было ли у них пожаров, на что получила откровенный ответ. Да, были, но их успевали затушить до того, как они разрастались. Эдорас не испытывал недостатка в воде. Колодцы не засыхали, а ручей Эдораса никогда не мельчал. Поджигателей судили крайне сурово — если дело не завершалось самосудом, им занимался король. Лотириэль не могла судить, не видя Эред Нимраис вблизи, как и дороги к ним, но она бы многое положила, чтобы привести в Эдорас камень. Леди Эовин приходила чуть позже. Она лично следила за порядком и вела дела внутри дворца. Рутион, смотритель дворца принца Имрахиля, обычно приносил все счета рано утром леди Фаротвен. Часть из них касалась внутреннего содержания замка, часть — города. Как правило, отлично ладившие между собой Фаротвен и Лотириэль их разделяли. Более опытная Фаротвен и леди Гудрун учили Лотириэль вести хозяйство замка, а Лотириэль, выросшая среди кораблей и постоянных встреч отца, гораздо лучше себя чувствовала в качестве казначея. Со временем отец даже стал доверять дочери просматривать налоговые бумаги купцов, составляя для него отчет, после чего он уже встречался с ними лично. Поэтому значительная часть богатств Дол-Амрота проходила через счёты Лотириэль. Что было для Лотириэль интересным, так это то, что леди Эовин следила и за содержанием дружины короля. Рыцарями Дол-Амрота всегда занимался либо отец, либо Эльфир, и Лотириэль имела к этому опосредованное отношение. Вооруженная кавалерия — не тот вид войск, что был широко распространен на побережье, и Лотириэль было очень любопытно сунуть свой нос в дела леди Эовин. Просить о таком язык не поворачивался, так как, спроси у Лотириэль о том, сколько тратит принц Имрахиль на содержание тяжело вооруженных рыцарей, она бы не ответила никогда — это дело исключительно внутрисемейное, и даже королю знать о таком не полагалось. По крайней мере, в голове Лотириэль, крайне трепетно относившейся к Дол-Амроту, это было именно так. Но многое Лотириэль почерпнула из совершенно безобидных бесед, когда после полудня женщины собирались в светлице. Это было одно из любимейших мест путешественниц из Гондора. Тому было довольно прозаичное объяснение. В Рохане стекло было диковинкой. Верхние окна в Золотом Чертоге были высоки и открыты всем ветрам и дождям. В других частях Медусельда обходились просто ставнями. Еще Лотириэль видела слюду в окнах некоторых больших домов Эдораса, но стекла здесь не было нигде, наверняка даже в покоях короля. Как же здесь, наверное, бывает холодно зимними ночами! Но эта светлица — совсем другое дело. Ее большие окна были застеклены, и стекло это было дорого и достойно даже дворца Дол-Амрота, Верхняя часть была заложена мозаикой зеленого, алого и оранжевого цвета, и солнечные блики, плясавшие на полу, напоминали россыпь бисера. Пока Лотириэль ссучивала шерсть в две нити, пытаясь справиться с непривычным для ее пальцев волокном, она не могла не отвлечься на солнечных зайчиков. Роханские девушки пряли, и леди Леофа с удовольствием приняла помощь Лотириэль еще в первый день после приезда. Сучением и прядением она занималась с ранней юности. Пальцы выполняли вроде бы привычную работу — Лотириэль пряла нити как для собственных нарядов, так и для канатов-браг, что вытаскивали лодки на сушу. Но шерсть — а раз зимы тут холодны, то и ткани должны быть другими — не хлопок и не шелк, и Лотириэль, как правило, сосредотачивалась на работе, не испытывая желания вмешаться в разговор. Королева Арвен опустила пяльцы — Лотириэль уже знала за ней привычку вышивать, которую она из собственной нелюбви к этому виду работы, не переняла, несмотря на быстро подстроившееся под новую королеву окружение. Королева смотрела в раскрытое окно, словно ждала кого-то — супруга или отца. В это мгновение распахнулись двери, и в светлицу вошла леди Эовин, державшая в руках свернутое письмо. Позади нее стоял советник Фреалаф. Он бросил взгляд в сторону Лотириэль, сидевшей среди роханских женщин, в стороне от свиты королевы. Он не был враждебен, как могло бы показаться менее внимательному человеку, скорее растерян. Лотириэль была достаточно проницательна, чтобы видеть его смущение от того, что он, человек, явно пользовавшийся определенным влиянием, оказался в тупике. — Доброго тебе дня, советник Фреалаф, — спокойно сказала Арвен. Фреалаф тут же поклонился, смущенный вниманием королевы Гондора. А потом отвернулся и молча ушел. Леди Эовин опустилась рядом с Лотириэлью. Она смотрела вниз, на руки, и Лотириэль подумала, что роханской воительнице эта светлица явно чужда. — Прошу простить Фреалафа. Он не знает как относиться к моему браку и поэтому может показаться негостеприимным, — сказала Эовин, словно извиняя того. — Но почему? — спросила одна из фрейлин королевы Арвен. Королева перевела на нее взгляд, и девочка виновато опустила голову. — Это неподходящий вопрос, я думаю, — тихо сказала она. — Отчего же? — Леди Эовин наконец подняла голову, она улыбалась. — Он не простой человек. Я бы сказала, что разум его вполне возмещает немощь тела. Но он не любит гондорский дух. Свою службу он начинал при моем деде, короле Тенгеле, а тот родился и вырос в Гондоре. Король гневался на непочтительного юнца, а королева Морвен смеялась. Я думаю, что она и дала ему возможность остаться в Медусельде, потому что находила интересным беседы с ним. Королева Арвен улыбнулась. — Король Тенгель юность провел при гондорском дворе? Эовин кивнула. — Да, и женой он взял гондорскую деву. Они оба вернулись сюда, мало что зная о Марке. — Человека, столь страстно желающего благополучия своему государству, можно в такой ситуации понять, — заметила королева Арвен. — Он видит в тех, кто доложен был олицетворять это самое государство, чужаков. Эта ситуация требует немало мудрости и от короля с королевой, и от их советников и подданных. Лотириэль переглянулась с Фаэль, которая красноречиво приподняла брови, показав, что вполне поняла брошенную шпильку. Правда Лотириэль не помнила, чтобы откровенничала с ней по поводу своего отношения к королю Элессару. В любом случае, она подумала, что королева Арвен говорит совершенно искренне. Вряд ли дочь Элронда полна желания уязвить кого бы то ни было. Королева Арвен вернулась к своей работе. Лотириэль поднялась, чувствуя, как затекло все тело. Она поклонилась королеве Арвен, желая выйти на свежий воздух. Зал Медусельда был пуст, только один из рыжих волкодавов обнюхал колени Лотириэль, прежде чем она вышла на высокий порог. Она сжала и разжала пальцы, ощущая как покалывание постепенно сходит на нет. Медусельд стоял на вершине холма, и взгляд мог охватить не только город внизу, но и степи за низкими стенами. Лотириэль бросила взгляд на высокую смотровую башню, что возвышалась словно высокая мачта. Вид с нее, должно быть, был словно со скалы-шпиля. Позади раздались шаги. — Были горькие дни, когда я каждый день стояла так, вглядываясь в степи и сама не зная, чего жду, — тихо сказала леди Эовин. Лотириэль обернулась. Леди Эовин стояла у дверей, с грустной улыбкой глядя вперед. — Никогда не думала, что наступит момент, когда я буду считать дни, чтобы покинуть Марку, — добавила она.  — Наверное, так и должно быть, — сказала Лотириэль. Эовин улыбнулась. — Ты не разделяешь это убеждение. Лотириэль покачала головой. Эовин прошла вперед, оставляя стражу позади, и подходя к самому краю высокого каменного порога. Лотириэль подошла к ней. В нескольких лигах впереди возвышались Эред Нимраис, и высокие белые вершины терялись в голубом небе. Эовин указала рукой туда. — В той стороне Дунхарроу, — сказала она. — Горное убежище. К нему можно добраться только по Лестнице Крепости — петляющей тропе. Ее стерегут каменные статуи. Они старше, чем первый город эорлингов. Убежище не раз спасало нас. Во время Долгой Зимы там укрывался Фреалаф, сын сестры Хельма Молоторукого, будущий король. Я тоже уводила туда народ Эдораса. Лотириэль повернулась к Эовин. — Значит, вы народ не только степей. Эовин коротко улыбнулась. — Ты же хочешь там побывать, не так ли? — спросила она. — Все вертится вокруг Путей Мертвых, — горько ответила Лотириэль. Эовин промолчала. — Эркенбранд возвращается в Вестфолд, Фарамир и я поедем с ним, — наконец сказала она. — Я хочу, чтобы Фарамир видел и знал, к какому народу я принадлежу, и он разделяет мое убеждение. Если хочешь, ты можешь отправиться с нами. Фарамир сказал, что ты воодушевлена путешествием и готова исходить немало дорог. — У него длинный язык, — проворчала Лотириэль. — Наверное, не в этот раз. У Фарамира есть веская причина задержаться, но я должна возвращаться домой, леди Эовин. Как только король Элессар вернется с границы, отправлюсь с королевой Арвен и остальными. Леди Эовин явно боролась с собой, и, судя по последовавшему вопросу, не справилась. — А у тебя нет похожей причины? Лотириэль не хотела портить выстроенные отношения с леди Эовин, а потому не стала вслух отмечать эту бестактность. — Нет, — лаконично, но прямо ответила она. Возможно, с точки зрения леди Эовин вопрос был справедлив, и Лотириэль решила ответить на него предельно честно. — Я думаю, что нет. Эовин не заметила ее заминки, вероятно думая о брате и том наследии, что свалилось на него. Лотириэль опустила взгляд. — Король Фреалаф, о котором ты упоминала… Его курган начинал новую линию? — спросила она, рукой указывая в сторону Курганного Поля. Эовин кивнула. — Он был племянником Хельма Молоторукого, изгнавшим дунландцев из Эдораса после Долгой Зимы. Он был великим воином. — Она хитро улыбнулась. — Он тезка нашему Фреалафу, старому ворчливому Фреалафу. — Улыбка сползла с ее лица. — Мне очень жаль, что он так реагирует на мой отъезд. Лотириэль бросила взгляд в сторону — Столько смертей, не удивительно, если он не желает его, — тихо заметила Лотириэль. — Ты наследница брата. Эовин пожала плечами. — Он никогда не покидал Эдорас, насколько я знаю. Тяжелая болезнь искалечила его, заставив ходить сгорбившись. Теодред говорил, что от этого и вся злоба старшего советника. Из-за своего увечья жены он не взял и семьи не создал, да и в ратном деле был непригоден. Лотириэль нахмурилась. — Но его роль тоже важна. В Дол-Амроте ученые люди пользуются уважением ничуть не меньшим, чем военачальники. Эовин покачала головой. — Фарамир говорил мне о том же, и я думаю, что нет смысла скрывать, что в мудрости и искусствах мы уступаем Гондору. — Эовин печально вздохнула. — Однако я выросла с мыслью, что нет участи лучше, чем стать всадником Марки. Лотириэль подумалось, что даже имя для советника звучало насмешкой, горькой и жестокой, а эорлинги вдобавок относились к нему с жалостью. Рохиррим — народ суровых воинов, и даже прекрасная Эовин любую судьбу, отличную от военной потехи, находила достойной сожаления. Лотириэль этого мнения не разделяла, но она выросла в ином мире. — А далеко отсюда до Дунхарроу? — спросила она. — Одним днем ты не доберешься. Но там есть поселения, где можно переночевать. Я раньше очень много ездила верхом там. Потом стало не до того, но думаю, что я буду безумно скучать по степному ветру, бьющему мне в лицо. — Итилиэн когда-то славился как место королевской охоты, — заметила Лотириэль. — Возможно это не твои родные степи, но в скачках наперегонки с ветром недостатка быть не должно. Эовин посмотрела на нее с любопытством. Лотириэль стал тяготить этот навязанный дружеский интерес, и ей захотелось вернуться к королеве Арвен и другим. В конце концов, светлица в Медусельде мало чем отличалась от женских покоев в Дол-Амроте. — Я, пожалуй, вернусь к работе, — смущенно сказала Лотириэль. — Знаешь, леди Эовин, волокна опять будут скатываться в непослушный клубок, но ты можешь мне помочь. — Я? — Только представь, как это удивит леди Леофу! — заметила с усмешкой Лотириэль, с внутренним наслаждением видя, как на лице Эовин появляется недобрая улыбка. Лотириэль встала на носочки, вглядываясь вперед, словно хотела увидеть Дунхарроу. — Но за злорадство ты мне отплатишь. Я бы хотела прокатиться туда, к горам. Леди Эовин не выглядела удивленной. — Я бы это сделала еще в первый день приезда сюда, — сказала она, подмигнув.

***

Эомер был прав, когда говорил, что горы в этих землях довлеют над всем остальным. Лотириэль, остановившись, долго смотрела вперед. Вершина Двиморберга словно ни на йоту не приблизилась. — До долины Харроудейл все равно засветло не добраться, госпожа, — заметил юный Халет. — В Албурне можно остановиться, передохнуть, если пожелаете, но леди Эовин настаивала, что к вечеру мы должны быть в Медусельде. Лотириэль перевела взгляд на молодого гвардейца. — Я хорошо помню, что сказала леди Эовин, — процедила она. Халет смутился, и Лотириэль вздохнула. — Извини, мне как-то не по себе. Погода портится. Халет посмотрел на серое небо. — Дождь затруднит обратную дорогу. — Ты же всадник Рохана, разве для тебя это беда? — А вы, госпожа? — наивно спросил Халет. — Вот уж что-что, а дождю я рада, — ответила Лотириэль. — Просто я не думала, что степи окажутся такими… пустынными. Халет огляделся вокруг. Зеленые луга под пасмурным небом казались бурыми. Ветер волновал высокую траву, заставляя ее клониться, и с вершины пологого холма, где остановились два всадника, казалось, что их окружает самое настоящее море. Эдорас был позади, и Лотириэль с удовольствием гнала вороного Себальда, которого ей одолжили по просьбе леди Эовин, радуясь простору вокруг себя. — Мы можем двинуться чуть севернее, — заметил Халет. — Там красивый вид на луга Вестэмнета. Королевские табуны сейчас тоже там. Вы когда-нибудь пробовали лакомства из кобыльего молока? Лотириэль покачала головой. Звучало это предложение по меньшей мере странно, но глупо было бы отказаться. Когда еще ей выпадет возможность попробовать нечто подобное? — Ну что же, я не против. Признаться по правде, Лотириэль и не стремилась добраться до Дунхарроу — для такой выходки у нее не хватало наглости. Но все эти разговоры о путешествиях заставили ее пожалеть о часах, проведенных внутри стен Медусельда, когда перед ее взором были целые лиги нехоженых дорог. — А меарас среди них есть? — спросила Лотириэль. — Меарас не нуждаются в табунщиках, госпожа, — ответил Халет. — Но если вам повезет, поглядеть на них вы сможете. Я как-то укрощал диких коней, но укротить коня из меарас — это дело для короля. Лотириэль бросила на Халета хитрый взгляд. — Король Эомер ездит на Огненоге. — Огненог — верный товарищ, но он не всегда сможет вести своего всадника в битву. Меарас же живут дольше. Думаю, король Эомер уже присмотрел себе жеребенка, но кто мне об этом доложит. — А диких коней король тоже умеет укрощать? Халет засмеялся, но не ответил. Лошадей они пустили шагом, и Лотириэль даже отпустила поводья. Себальд конем был крупным и сильным, не в пример Русг. Леди Эовин была занята сборами в Хорнбург, и не смогла сопровождать Лотириэль, но настаивала, чтобы та ехала на настоящем роханском коне и обязательно вернулась засветло. Халет сам вызвался сопроводить ее. Лотириэль полагала, что ему хотелось бы похвастаться, что он в дружбе с дочерью принца Имрахиля, но она не находила в этом чего-то плохого. Халет был младше нее самой, и блеск гондорской знати вскружил ему голову. Это пройдет. — Леди Эовин раньше часто сюда ездила. Она любила наблюдать за молодыми жеребятами. Рука у нее была крепкая, и объезжать лошадей она умела не хуже братьев, — сказал Халет. — Ты рос в Эдорасе? — Мой отец, Гама, был привратником Медусельда. Он был тем, кто пустил Гэндальфа со спутниками к королю Теодену и тем самым спас его от помутнения разума. Лотириэль подобрала поводья. — Он погиб? — В Хельмовой Пади. Там его могила. Лотириэль пробормотала несколько слов на синдарине. — Сочувствую тебе, — тихо сказала она. Халет тряхнул головой и чуть пришпорил коня. Лотириэль заторопилась за ним. Пологие луга сменялись холмами, будто природной границей, отделявшей пастбища от дорог. Широкие валуны были разбросаны по округе, словно осколки древних скал. Даже погода стала налаживаться, и порой мелькавшее из-за облаков солнце норовило раскрасить серый день. Но когда впереди уже проглядывала широкая долина, сочный аромат трав которой достигал всадников, лошади занервничали. Лотириэль поднялась в стременах. Будь впереди табун, то пыль и шум явно им об этом сказали бы. Халет вытащил меч. Лотириэль сглотнула и оглянулась назад. Эдорас был виден, вдалеке правда, прямо между двух невысоких холмов, и ровно в это мгновение наконец солнце осветило крышу Медусельда, и Лотириэль увидела золотой блеск хором королей Рохана. — Что случилось? — тихо спросила она, не очень желая знать, что так встревожило лошадей. Халет держал оружие наготове. Молодой парень, он не очень хотел выказывать то, что можно принять за трусость, поэтому Лотириэль не стала полагаться на его ответ. — Вернемся, Халет, я думаю, что мой отец будет волноваться. У Халета почему-то не было с собою длинного копья — более удачного оружия для верхового, но зато к седлу было приторочено копье короткое, северный дротик. Но Эдорас ведь вот, не так уж и далеко. Какая опасность может быть здесь… Какая опасность для Дол-Амрота в пиратах, если его защищает флот? Такая, что вплоть до полного разгрома Харадских княжеств город и форт страдали от точечных и крайне жестоких набегов. Во время всего их путешествия Эомер отправлял разведчиков вперед, и леди Эовин, хоть и отнеслась к вопросу легкомысленнее брата, настаивала на соблюдении некоторых правил. Часть воинов уже отправилась сопровождать короля Элессара на границу, часть готовится к возвращению в Хорнбург и долины северного Фолда. Войско было распущено — люди торопились к своим семьям, а постоянные отряды стояли на страже восточных границ. Неудивительно, если король ослабил посты между Эдорасом и Дунхарроу — с этой стороны мало кто будет ждать опасности. Они уже развернулись, когда Лотириэль услышала низкое горловое рычание. Кожа ее была гладкой, без единого волоска — наследие эльфийской крови, — иначе бы волосы на руках стали дыбом. Халет побледнел. — Не может быть! — крикнул он. Лотириэль наклонилась вперед, с трудом удерживая Себальда на месте. Халет встал между ней и тем, что медленно поднялось из расщелины за камнем. Это было волком — большим, серо-черным, с чудовищной пастью. Варг, не иначе. Верхом на нем сидел некто, от ухмылки которого противно засосало под ложечкой. Это был первый орк, лично ею встреченный. — За мной! — прошипела Лотириэль, в ужасе глядя не столько на чудовище, сколько на Халета, который все еще держал меч наизготове, будто собирался вступить в схватку. — Халет, у нас отличные кони, ну же! Второй орк был пешим. Опираясь на длинное копье, он стоял позади варга, осклабившись и демонстрируя черные зубы. Он засмеялся — звук походил на то, как если бы кто-то принялся скрипеть зубами. — Заблудились, детки? Халет перехватил короткое копье и, словно не целясь, бросил его. И варг прыгнул. Халет с явным усилием направил своего коня прямиком на варга. Тот буквально накрыл его сверху, и Лотириэль чувствовала, как крик застрял у нее в глотке. Она сжала колени, погнав Себальда в сторону. Туша варга повалила коня Халета, и животное, почувствовав, что всадник упал, некоторое время беспокойно крутилось на пятачке, а потом вскочило и, издавая громкое ржание — варг оцарапал круп коня — понеслось прочь. Варг тоже взвыл — не иначе Халет проткнул его мечом. Орк-всадник повалился, но немедленно вскочил, беспокойно оглядываясь. Варг дернулся еще раз, клацая зубами. Голова Халета просунулась между передних лап варга. Держа кинжал словно мясной нож, он воткнул его в основание шеи волка. Орк испустил вопль и бросился прямиком к нему. Халет как-то высунулся из-под тяжелой лапы, и, ухватив длинное копье пешего орка, проткнул им нападающего. И тогда варг снова попытался подняться, и темная густая кровь, стекавшая по шерсти на траву, словно выжигала её. Зверь шатался, но Халет был безоружен, и удар лапы повалил его с ног. Варг тоже упал — и уже не поднялся. Лотириэль натянула поводья. Себальд походил на шхуну в шторм и не сразу подчинился, вставая на дыбы. Прижавшись к коню всем своим телом, Лотириэль вскрикнула от боли в ребрах. — Халет! — крикнула она. Он был снова придавлен весом варга. Уткнувшись лицом в землю, не подавал признаков жизни. Лотириэль сглотнула. Себальд рвался вперед, он чуял других волчих всадников, и единственное, чего желала Лотириэль, это дать волю его инстинкту самосохранения. Такого дикого страха она не испытывала уже много лет. Ей следовало позвать кого-то на помощь. Другой орк, пеший, которого она в суматохе упустила из виду, медленно и точно не торопясь подошел к убитому товарищу, пнул его, а потом поднял собственное длинное копье, оперся на него, словно на костыль. Лотириэль уставилась на него, вцепившись в поводья и сжимая коленями взмыленные бока Себальда. Должно быть, Халет издал какой-то звук, потому что орк, даже не удосужившись оглянуться, наклонился над ним. Он видимо наступил на руку Халета, отчего тот издал протяжный стон. Лотириэль замотала головой, глядя то в сторону Эдораса, то на побоище. У нее было такое чувство, что сердце стучит где-то у горла. Себальд, чувствуя ее страх, рвался поскорее удрать отсюда. А потом Лотириэль представила, как под и без того бессонное утро ей будет являться призрак мальчишки, который погиб из-за ее непоседливости. — Посмотрим, насколько ты боевой, — пробормотала она. А потом наклонилась вперед, к самому уху Себальда. — Вперед! И развернула Себальда прямиком на орка. Словно брошенный со скалы камень, конь понесся вперед. Все, что ему было нужно — это конкретная задача. Лотириэль беззвучно кричала, когда почувствовала, как тело орка смачно хрустнуло под копытами Себальда. Копье, направленное прямо на Халета, упало на землю. Лотириэль с еще большим усилием чем прежде заставила Себальда развернуться, возвращаясь к Халету. Спрыгнув с седла, она покосилась на орка, теперь явно мертвого — вместо головы было кровавое мессиво. Сдерживая подступившую тошноту, Лотириэль склонилась над Халетом. — Давай, живо, одной мне ни за что не справиться! Халет, словно спросонья глядя на нее, тихо стонал. Лотириэль уперлась ногами в землю, спиной стараясь хоть немного сдвинуть тушу варга. Халет осторожно пополз вперед. Себальд издал громкое ржание, и Лотириэль подняла глаза. Еще один. Словно порождение Тени — что, собственно, было правдой — варг одним мощным прыжком оказался на поляне возле убитого сородича. Лотириэль даже не могла обернуться, чтобы увидеть, как исчезает где-то вдалеке Себальд, неспособный выдержать черное дыхание варга ради случайной спутницы. Уставившись в желтые глаза зверя, Лотириэль упала на колени. Слюна капала с огромных клыков на ее платье, и Лотириэль отстраненно подумала, какой жуткой должна быть это смерть — быть живьем разорванной кровавой пастью. Халет снова застонал, но варг и не глядел на него, гипнотизируя девушку. Лотириэль сделала судорожный вздох, беззвучно шевеля губами, вспоминая детскую эльфийскую считалочку. Желтые глаза обещали ей мучительную смерть, но, словно не верящая в такой конец, Лотириэль сама не отрывала взгляда от варга, желая подчинить его волю словно рыжего волкодава из Медусельда. Сверху раздались проклятия. Варг клацнул зубами, и плечи Лотириэль безвольно опустились. Раскрыв рот, она застыла, подавленная животной жаждой крови. Копье, с силой вонзившееся в бок зверя, отбросило его в сторону. Лотириэль откинулась назад, беспомощно оглядываясь. Крики внезапно оглушили ее, и она поняла, что на несколько мгновений — коротких со стороны и таких долгих для нее — она просто не слышала окружающий мир. Три роханских всадника скакали с севера, и один из них почти поднялся в стременах, все еще держа руку в замахе. Лотириэль посмотрела на Халета, бледного и неспособного из-за положения тела даже развернуться. Тошнота снова подкатила к горлу, но Лотириэль прикусила себе руку, сдерживая позыв. Что она, крови не видела? Это запах этих тварей. Лотириэль потерянно смотрела сквозь спешивающихся рохиррим. — Госпожа? — Над ней склонилось знакомое лицо. Суровое, ястребиное. — Я в порядке, — быстро прошептала Лотириэль. — Не ранена. Халет. Мужчины живо освободили парня, и Лотириэль, кровь которой билась в ушах, опытным движением ощупала его ноги. — Рука, — тихо сказал Халет. Не перелом, вывих, но вправлять его в таких условиях Лотириэль не решилась бы. Рохиррим поймали их коней, и Халета усадили впереди одного из мужчин. Лотириэль же подсадили в седло послушного от чувства вины Себальда. Она вцепилась в поводья, чувствуя, как одежда ее промокла то ли от пота, то ли от крови. В это мгновение пошел дождь — совсем слабый, словно насмешка над Лотириэль. Краем глаза она видела, как Дрейвн наклонился над убитым орком. * — Проклятье, что произошло?! Рев короля Эомера напугал даже его собственных людей. Человек с ястребиным лицом поддерживал Халета, его товарищ быстро докладывал королю на рохиррике что произошло. Дождь, быстро закончившийся, не смыл густую кровь варга с Лотириэль, сделав только хуже — грязные разводы походили на следы от ран. Лицо короля не скрывало ужаса, когда он глядел на нее. Лотириэль отвернулась. Третий роханец помог ей спешиться, и Лотириэль поморщилась от боли в колене. Вступило что-то. — Мне нужно осмотреть Халета, — сказала она. — Его нужно внести в дом. Роханец успокаивающе похлопал ее по плечу. — С ним все будет в порядке, госпожа, Хорса вправит ему руку. Лотириэль хотела спросить, кто такой Хорса, когда, не сдержавшись, чихнула, чем мгновенно привлекла к себе все внимание, будто его и так было мало. — Я еще раз благодарю вас. — Она хотела сказать это как-то поторжественнее, а получилось скомкано и спутанно. Любопытный люд собирался у крыльца Медусельда. Хорошо, что отца не было видно. Эомер посмотрел вслед Халету, и глаза его превратились в две щелочки. Лотириэль полагала, что за юношу ей придется вступиться, но надеялась, что гнев вспыльчивого Эомера утихнет до того, как он натворит глупостей. Однако рохиррим все как-то отступили назад, и Лотириэль осталась перед королем, смотря на него снизу верх. — Это было верхом глупости — отправиться в степь без сопровождения, принцесса! — Король сделал шаг вперед, нависая над ней и отчеканивая каждое слово. — Ты здесь гостья и твоя безопасность — мой долг. Как я могу его исполнить, если ты шатаешься где-то вдали от Эдораса? Это не Дол-Амрот, принцесса, и здесь вашим изнеженным повадкам не место! Твоя прихоть могла стоить жизни любому из моих людей! Лотириэль отшатнулась. Да что этот человек может знать о Дол-Амроте?! От растерянности не осталось и следа. Она не помнила, когда на нее в последний раз повышали голос. — Кто тебе позволил разъезжать по степи, словно ты у себя дома?! Это верх попустительства и легкомысленности! — Эомер аж захлебнулся в своем гневе. Лотириэль молча обошла его, запрыгивая на широкие ступени, ведущие в Медусельд. Эомер ухватил ее за руку, заставляя повернуться. Он тяжело дышал, и лицо у него было страшно. Лотириэль вырвала руку, поднимаясь еще на ступень выше и теперь глядя на Эомера уже сверху вниз. Она чувствовала, как от происшедшего её начинает знобить, но куда больше ее поразило то, с какой яростью Эомер глядел то на нее, то на рохиррим. Лотириэль чувствовала спиной, как собравшаяся в Медусельде толпа с любопытством и страхом следит за королевским чересчур уж сильным гневом. Ей было сложно осознать ту бурю чувств, что поднялась в ней — странная смесь не менее сильного ответного гнева и отчего-то вины. И вершиной всего этого стала всколыхнувшаяся гордость, что надменной сталью прозвучала в похожем на спокойно-командный тон принца Имрахиля голосе Лотириэль. — Я что, девочка из Лоссарнаха, чтобы ты смел меня публично отчитывать? — процедила она. Раздражение всколыхнуло ее, заставив забыть про холод и дрожь, и та сила, что давала ей власть над окружающими, зазвенела в кончиках пальцев и пробежала мурашками по спине. Давай, Лотириэль, прямо на ступенях Медусельда укажи королю Эомеру, как псу, где его место. А потом убеги, хлопнув дверью, словно ты маленькая невоспитанная простолюдинка. Крепкая воля удержала первый порыв, и Лотириэль отвернулась от короля. Она, должно быть, неудачно спешилась, больно было ступать на правую ногу. На верхней площадке, прямо напротив нее, стоял насмешливый Эотайн, и Лотириэль протянула вперед руку. — Ну же, роханский всадник, помоги мне! — отчеканила она. Она могла не только очаровывать — чтобы Эотайн не прочитал в ее взгляде, это заставило его заткнуться. Как послушная марионетка, он протянул ей руку, помогая подняться по ступенькам. Лотириэль не обернулась посмотреть на короля Эомера, слишком уязвленная его непонятным в своей чрезмерности гневом.