--- ∞ ---
Банда авроров обитала на севере Лондона, держа под контролем боро Редбридж, куда и направились Вальпургиевы Рыцари. По пустым дорогам они достаточно быстро прибыли к пункту назначения, после чего оставили автомобили на парковке и собрались вместе, чтобы обсудить план действий. Если в центре города встречался редкий прохожий, то в Редбридже действительно было безлюдно и спокойно: свет в невысоких домах не горел, магазины и заведения уже закрылись, а дороги пустовали. Звук исходил только от дождя, как всегда властвующего на территории Англии, а улицы освещались единичными фонарями, половина из которых подозрительно мигала. Так что казалось, лишь семеро молодых людей присутствовали на улице (Людовик остался в баре, не проявляя особого интереса к подобным выходам). Рыцари сгруппировались, выжидая, когда Том объявит о стратегии. ― Итак, ночь ― время, когда авроры активничают, наблюдая из укрытий за прохожими. Лицо главного вы помните? Последовали кивки. ― Замечательно. Тогда разделяемся. Если кто-то увидит лидера, забирает его. Насчёт остальных вы вольны в действиях. Будьте готовы к неожиданным атакам, ― сказал Том. ― Лорран, Джоэл, вы вместе, Лукреция и Каллиас — тоже. Родмонд, ты со мной. ― Оставишь меня в одиночестве? ― спросил Антонин. ― Развлекайся, ― усмехнулся Риддл. ― Собираемся через полтора часа здесь. И они разошлись в разные стороны.--- ∞ ---
Том и Родмонд медленным шагом двигались по узким переулкам, иногда осматриваясь по сторонам, но по большей части просто прислушивались к звукам. Шёл мелкий дождь, капли которого громко стучали по металлическим поверхностям. Мужчины хранили молчание, насторожившись и не желая прерывать тишину словами, однако Риддл вскоре завёл разговор. ― Родмонд, ― окликнул его Том. Тот глянул на него, ожидая продолжения. ― По поводу Блэк, ― начал он, замечая, как Родмонд поморщился. ― Дай мне сказать. ― Говори, но мою позицию ты знаешь. ― Вот именно. Мне без разницы, ладите вы друг с другом или обоюдно желаете перегрызть глотки, однако я требую слаженной работы от вас. ― Мы с Блэк специализируемся на разном. Я занимаюсь слежкой, а она добывает информацию. ― Одно и то же, ― отмахнулся от него Том. ― Лукреции, как девушке, удобно маскироваться под любую роль. Её положение позволяет ей посещать различные приёмы, как и тебе в принципе. Вы оба принадлежите к высшему обществу Британии, но при этом легко можете вписаться к самому дну этого города. Не обессудь от этих слов. Вы оба незаметны и быстры. ― И на что ты намекаешь? Хочешь, чтобы мы встали в пару? Какой смысл, если я всё равно в одиночестве занимаюсь слежкой? Том раздражённо выдохнул и достал из кармана портсигар и зажигалку, и Родмонд последовал его примеру. ― Остальные не подходят для твоей работы. Нотт и Эйвери не замечают всего, упускают детали; Розье слишком медлителен; Мальсибер нужен мне для работы над документацией, плюс у него большие таланты к дипломатии, а Долохов, хоть и обладает чутьём и физическими достоинствами, может влезть туда, куда не просят. Блэк же быстра, хорошо соображает в экстренных ситуациях и незаметна, ― пояснил Риддл, выпуская серое облачко дыма. ― Иногда необходимо наблюдать не в одиночестве, Родмонд. Четыре глаза подметят больше деталей, нежели два. ― Теперь я должен повсюду таскаться с Блэк? ― хмуро уточнил Лестрейндж. ― Не всегда. Просто в данный момент нам нужно узнать как можно больше информации о Дамблдоре, и желательно именно наблюдением, а не общением, потому что привлекать лишнее внимание себе дороже. Поэтому будь готов к последующим шагам и постарайся действовать не из эмоций на заданиях с Лукрецией. ― А что она? ― Я ей этого ещё не сообщил, но у меня есть способ надавить на неё, ― ответил Том, припоминая недавний разговор. Несколько минут они шли молча, докуривая сигареты, однако Родмонд чувствовал, что Том разговор не закончил. Ощущал ещё с собрания. ― Давай уже, ― сказал Лестрейндж. ― Да? ― Заводи свой любимый разговор, хотя ты знаешь, чем он закончится. Том издал смешок. ― В последнее время ты напоминаешь Антонина. ― О, только не это. Ты же не вынесешь второго Долохова, ― рассмеялся Родмонд, но слишком неестественно. Риддл остановился, серьёзно посмотрев на Лестрейнджа. Дождь смыл его гель для волос, и сейчас тёмные пряди Родмонда находились в беспорядке, как бы сильно он ни пытался их пригладить. ― Ты должен принять предложение отца. ― Нет. ― Родмонд, ― надавил Том. ― Я не для этого много лет работал с тобой, Том, чтобы всё равно вернуться к нему и принимать подачки. Пусть подавится своими семейными делами, ― холодно отозвался Лестрейндж. ― Он уйдёт на покой, и всё будет в твоём распоряжении, ― возразил Риддл. ― Чёрта с два. В этом он увидит повод наконец приструнить меня. Специально будет лезть при каждом случае. ― Отправь его во Францию к родственникам. ― Мой отец меня даже из-под земли достанет, Том, ― покачал головой Родмонд. ― Какая нам в этом выгода? ― Я хочу, чтобы ты занял место в Палате лордов. Точнее, вы с Лукрецией. Лестрейндж странно покосился на него. ― Если я войду в парламент, то моё мнение не будет иметь особого веса, может быть, только фамилия будет значима. К тому же, Арктурус пока не собирался отказываться от места в парламенте, так что и здесь возникнут проблемы. ― Если вы двое займёте там места, то сможете уже влиять. В Верхней Палате всегда присутствуют разногласия, так что многих вы убедите в своей позиции. Что касается Блэков, то Арктурус с большей вероятностью отдаст место Лукреции, а не Ориону. Они шли прямо медленным шагом. Пока всё было тихо. ― Откуда такая уверенность? ― Орион сможет получить место, будучи мужем Вальбурги, отец которой решил передать права дочери. ― Я считал, он отдаст их Сигнусу. ― Нет. Того не интересует политика. Они с женой собрались уехать во Францию, продолжив вести дела оттуда. А Альфард Блэк давно не претендует на наследство, как ты помнишь. Риддл узнал эту информацию на недавно проходившем приёме у Малфоев, где присутствовала вся достаточно большая семья Блэков. Орион Блэк, испытывавший благоговение перед лидером Вальпургиевых Рыцарей, с радостью делился информацией. Он поведал Тому, что место в Верхней палате должен был получить из-за женитьбы на Вальбурге, а Лукреция ― по наследству от отца. ― Разве Арктурус не ставил Лукреции условия, при которых она сможет стать полной наследницей? ― усомнился Родмонд. ― Это было давно — до того момента, когда мы достигли успеха, ― Риддл улыбнулся. ― К тому же, ты помнишь условия Арктуруса. ― Не напоминай, ― отрезал Лестрейндж. ― Неужели это является причиной вашей неприязни? Родмонд остановился и посмотрел в тёмное небо, затянутое тучами. Весь этот разговор неприятно оседал где-то внутри, потроша воспоминания. Он упрямо не хотел идти на уступки отцу, которого с детства презирал. Роберт Лестрейндж всегда чрезмерно контролировал сына, пытался вырастить в нём какое-то своё подобие, однако получилось так, что мальчик никогда не слушал родителя, нарушая все возможные правила. Частная школа позволяла на месяцы избегать общества отца, но тот всё равно находил пути управлять жизнью сына. А, когда Родмонд достиг желанного совершеннолетия, собрал свои вещи и, пожелав отцу счастья и удачной жизни, распрощался с ним, отправившись к Долохову, который уже несколько месяцев самостоятельно жил в Лондоне. Антонин принял его с распростёртыми объятиями, оказавшись на пике счастья от появления соседа, пусть и такого мрачного. И, несмотря на всю развязность Долохова и некую несерьёзность, Родмонд был рад выбраться из оков родительского поместья и повсеместного контроля. А спустя еще несколько месяцев к ним присоединился Риддл, и именно тогда они уже начинали завоёвывать Лондон. А Блэк... Лукреция для Родмонда являлась отдельной головной болью, преследовавшей его с детства. ― Том, меня с пелёнок таскали к Блэкам, приводили к Лукреции и заставляли с ней взаимодействовать. В подростковом периоде на каждом приёме я слышал о себе и Блэк, и с каждым разом меня сильнее тошнило от этой темы. Она была слишком взбалмошной, но при этом такой правильной, ― высказался Родмонд. ― Мне десять лет без остановки вдалбливали брак с Блэк, я видел её постоянно, а потом Лукрецию решили отправить в ту же школу, куда поступили мы. А мы с ней уже тогда терпеть не могли друг друга. Том знал о том, что у старшего Лестрейнджа с родителями Лукреции была договорённость о браке по расчёту, и совсем не завидовал Родмонду в этом плане, однако себя в такой ситуации Риддл представить не мог, да и в принципе не видел серьёзных оснований для нынешней неприязни, образовавшейся между Лукрецией и Родмондом. ― И разве одного Малфоя тебе в Палате лордов будет мало? Я уверен: Абраксас легко туда сможет попасть, ― переключился на прежнюю тему Родмонд. ― Я против вступления Абраксаса в Верхнюю Палату. Я хочу, чтобы сын вступил в Палату общин, а после занял пост министра юстиции. Лестрейндж покосился на Риддла. ― Люциус ещё четыре года не сможет этого сделать. ― Да, но за это время я планирую максимально ослабить позиции Фаджа, а для этого мне нужны люди в обоих палатах парламента, ― пояснил Том. ― То есть Абраксас должен остаться в Нижней, а мы с Блэк — попасть в Верхнюю. А не проще того же Джоэла, ведь он в любой момент может вступить туда по правам наследования. Том качнул головой. ― С Ноттом могут быть сложности из-за его родителей. Если Джоэл предъявит права на вступление, парламент тщательно проверит его личность и семью, и при этом может вскрыться пособничество родителей Джоэла Гриндевальду, а это уже может потянуть на государственную измену, что отрежет Джоэла от любого пути к нахождению в парламенте, ― пояснил Риддл. ― К тому же, вы единственные, кого нам будет выгодно видеть там. У Каллиаса и Мальсибера нет возможности вступить из-за того, что они родились не на территории Англии, как и у Антонина в принципе. А Лоррана будет слишком сложно протолкнуть туда, и, как минимум, он сам не захочет. Надеюсь, ты понимаешь, к чему я клоню. Родмонд отметил серьёзное лицо Тома, его настойчивость в этом плане. Этот разговор они заводили далеко не впервые, но всегда приходили к одному и тому же результату: Лестрейндж отвергал слова Риддла и отказывался от получения наследства от отца, который уже хотел поскорее передать все дела сыну, но и на покой уходить не собирался, видя в этом способ наконец контролировать его. Однако уже несколько лет Роберт Лестрейндж своего сына даже не встречал, а Родмонд и не планировал этого менять, но полученное сегодня на собрании задание от Тома всё усложнило. Вероятно, Родмонд знал: если бы он настолько не уважал и не ценил Риддла, то, наверное, послал бы лидера куда подальше, но уже сделать этого он не мог. ― Ты хочешь этого уже сейчас? ― угрюмо спросил Лестрейндж, глядя на Тома, остановившегося возле неприметного поворота. ― Конкретно чего? Твоего места в парламенте? Не ближайший месяц, а то и не два. После выборов должно пройти некоторое время, за которое мы ослабим влияние новых министров и покажем людям неудачный выбор Фаджа, тем самым надавив на него ещё больше, ― ответил Риддл, оглядываясь по сторонам. Лестрейндж запустил руку в кобуру, спрятанную под кожаной курткой. ― Но если окажется, что наш дорогой профессор состоит в парламенте, то я буду требовать этого как можно скорее, ― тон Тома стал ледяным, а его рука скрылась под пальто. ― Ты меня понял, Родмонд? Молниеносное движение — два пистолета были направлены друг на друга, а на лицах мужчин, от которых в этот миг так и веяло опасностью и смертью, появились холодные улыбки, не предвещавшие ничего хорошего. ― Разумеется, Том. Прозвучали первые два выстрела.--- ∞ ---
Антонин без интереса шёл и глядел по сторонам, покуривая сигарету. На улице не слышалось ни звука, не считая капель дождя, яростно бьющих в крыши и окна. Казалось, словно всё живое спряталось внутри тёплых домов, не желая показываться на глаза, поэтому Долохов скучающе просто продвигался туда, куда вели его ноги. Можно было даже сказать, что он разочаровался тому, что Том оставил его одного. Антонин был бы не против находиться с ним и Родмондом сейчас, хотя понимал, что и у Риддла была своя цель при таком раскладе. Ему просто было скучно. Вокруг буквально ничего не происходило. Из окон редко лился свет или доносились звуки телевизора, не слышались разговоры ― ничего, что могло бы занять Антонина. Авроры не спешили вылезать из своих укрытий, что тоже расстраивало мужчину, потому что его не радовала такая своеобразная прогулка без цели. Авроры славились своей скрытностью, выходя только ночью, так что Рыцарям было известно лишь лицо их главного, а остальные скрывались в капюшонах плащей. Вальпургиевы Рыцари первое время тоже прятали внешность: носили белые маски, не закрывавшие лишь глаза, однако, когда организация обрела значимую власть и большое влияние, отказалась от них. Их лица знало всё высшее общество Англии, уважающее Рыцарей, но также узнаваемы они были в преступных кругах, где лишь от их имён трусливо трепещали. Сейчас наблюдавшие с крыш люди наверняка думали о своём превосходстве, когда видели только, казалось бы, одну незащищённую фигуру, и с нетерпением дожидались момента, когда смогут показаться, наставив дуло оружия на Антонина. Он лишь усмехнулся от этой мысли: экстрима Долохову в жизни всё время не хватало. Как говорил Риддл, Антонин всегда попадал в самые опасные передряги, но при этом самостоятельно умудрялся искать себе новые приключения, рискуя собственной жизнью и не думая о её цене. И это не могло не быть правдой, потому что он всегда рвался на задания самого разного рода, желая испытать яркие ощущения, что затронули бы его душу. И ему всё время было слишком мало. Антонин признавал, что кроме работы его мало что занимало. Спорт или книги не приносили ему столь большого удовольствия. Читал Долохов из скуки, впитывая истории различных персонажей, начиная от исторических романов и заканчивая любовными историями, но те никак не отзывались в его сердце. Да и увлечений Антонин тоже не имел, посвящая всего себя делам Рыцарей. Том, на удивление, всегда находил, чем занять Долохова, и тот с радостью погружался в дело. Друзей у Антонина тоже не было. Точнее, как сказать. Рыцари являлись самыми близкими друзьями Долохова, с каждым он имел хорошие отношения, но не все они его понимали. С Риддлом они с первых дней в школе сошлись, однако строгого и скрытного мальчишку Тома сначала напрягала весёлость и своеобразная несерьёзность Антонина, а впоследствии и сумасшедшая тяга к приключениям, однако, наверное, это их и сблизило. То, чего не было в Риддле, жило в Долохове, и наоборот, поэтому их называли противоположностями. А говорят, что противоположности притягиваются, так что, вероятно, действительно так. Учителя смотрели на мальчишек с недоумением, не понимая, как такой неспокойный и безбашенный Антонин мог сойтись со спокойным и требовательным Томом, а они вдвоём лишь подсмеивались над этим в уединении. А затем они сблизились с угрюмым и бунтующим против правил Лестрейнджем. Их троица выглядела максимально странной для окружающих, ведь каждый из них был разным. Том строго следовал всем школьным правилам, прилежно занимался, Антонин постоянно попадал в передряги и относился к учёбе с сомнением, а Родмонд нарушал всё, что мог, и посылал весь мир подальше. Часто они сидели в укромном месте на улице, наслаждались покоем и курили сигареты, принесённые Антонином невесть откуда. Они разговаривали, строили планы на будущее, а ведь они уже тогда были великими. Долохов пускал шутки, Лестрейндж кидал едкие слова в ответ, а Риддл лишь смеялся над ними. Вскоре к ним присоединился такой же весёлый, но одинокий Каллиас Розье, похититель дамских сердец, как именовал его Антонин. Розье любил женское внимание, флиртовал в ответ, но ни одна ученица так и не очаровала его, и Каллиас стал приходить к Тому и остальным. Он не курил, просто слушал их, пускал шутки вместе с Антонином и играл с ним же в карты. Да, Долохов был азартен и очень хорош в карточных играх, поэтому на всех играх на вечеринках в школе, проводившихся в шутку, Антонин побеждал. Это являлось ещё одной небольшой страстью, как и курение. По мнению Долохова, из Розье был так себе соперник, но он всё равно продолжал играть с ним, несмотря на вечные победы. А затем их небольшая компания разбавилась шумной парочкой Нотта и Эйвери, и тогда пришёл окончательный конец покою в уединённом месте Тома, Антонина и Родмонда, однако и против-то никто не был. Планы становились всё желаннее и, казалось бы, ближе к реальности. Но чего-то всё равно не доставало, и тогда Риддл привёл Лукрецию и Людовика, чему никто, кроме Родмонда, удивлён не был. Мальсибера, тихого и спокойного, любили на курсе, а Лукрецию уважали, потому что та многим отличалась от других девушек. Она не благоговела перед Риддлом, не боялась физического труда, не отставала в учёбе. Все знали, что Блэк чем-то сумела впечатлить Риддла, раз он пригласил её к Рыцарям, однако с выбором никто спорить не посмел. После школы, поступив в различные университеты, они продолжали путь вместе, называясь Вальпургиевыми Рыцарями по сей день. Всегда вместе, готовые прикрывать спины друг друга. Да, Рыцари были друзьями Антонина, но они тоже не всегда могли его понять, поэтому часто задавались вопросами о мотивах действий Долохова, не способные разобраться в причинах. Антонин не жаловался, ведь они являлись-таки главными людьми в его жизни, просто потому что других не было рядом. Родители отправили его из любимой России в дождливую Англию, к дяде на жительство, а после он поступил в частную школу, где и познакомился со всеми. И не то чтобы родители не любили Антонина ― любили, он знал, ― просто они казались такими далёкими, словно их и не существовало. А пару лет назад их действительно не стало, а в родной стране остались лишь далёкие родственники. В сердце Антонина тогда появилась ещё одна дыра, зашить которую оказалось невыполнимой задачей. Любви у Антонина тоже не было. Хотя была одна, нет, даже несколько: к экстриму, сигаретам, виски, картам и, конечно же, работе, без которой Долохов себя и представить не мог. Однако это всё не удовлетворяло его настолько, чтобы он назывался счастливым. Девушки, хоть и привлекали Долохова, не цепляли его и не оседали в душе, но это вроде и не расстраивало Антонина. В принципе сложно было сказать, что Долохов не был доволен своей жизнью, однако всё же не существовало чего-то, что заполнило бы эту дыру в сердце. Кудри Антонина уже насквозь промокли из-за дождя, и по его лицу стекали холодные капли. Долохов ушёл уже достаточно далеко, занятый мыслями, однако авроры так и не показывались в поле зрения. Он уже хотел развернуться и пойти в обратную сторону, как вдруг услышал сдавленный стон и топот тяжелых ботинок. Долохов с интересом посмотрел на источник шума, коим оказался неприметный поворот, но происходившего там ещё не было заметно. Антонин тихо подошёл к углу, и брови несколько в удивлении поползли вверх, а на губах растянулась ухмылка. Там стояло два мужчины, один из которых придавливал кого-то, судя по всему, девушку, к стене. Лица жертвы видно не было, однако по недовольным звукам он понял, что та явно не радовалась происходящему с ней. Мужчины были одеты в простую одежду, так что Долохов вариант с аврорами сразу отмёл. Девушка пыталась вырваться, что Антонин понял по ругани мужчин. Несмотря на то, что картина эта в нём никаких эмоций не вызвала, Долохов посчитал, что пройти мимо он не мог. Раз авроры не желали идти на контакт, так он хотя бы поразвлёкся бы с простыми насильниками, возжелавшими какую-то девицу. Долохов достал сигарету, прикурил, однако замечен пока не был. ― Господа, а вы, видимо, не в курсе, что таким образом с девушками не знакомятся? ― сказал он, выпуская тонкую струю дыма изо рта. На него обратились две пары глаз, в которых ничего хорошего не читалось. Антонин облокотился на стену и посмотрел на мужчин, оценивая их. Точно старше его, тела массивнее, одежда дешёвая. Разобраться с ними проблемой не было, но и отпускать так просто он их не хотел. ― Мальчик, иди туда, куда шёл, ― прорычал один из насильников, тот, кто не прижимал девушку. ― Я-то пойду, а вот насчёт вас не знаю, ― хмыкнул Антонин, затягиваясь сигаретой, ― сможете ли вы пойти. Прямой угрозы не прозвучало, но эта парочка явно поняла намёк. Становилось веселее. ― Парень, проваливай пока не поздно. ― А если нет? ― он наклонил голову с глупой улыбкой. ― Тогда не уйдёшь отсюда вовсе. Раздался заливистый смех Антонина. Один из мужчин продолжал держать девушку, а вот второй сделал шаг ближе к Долохову, доставая из кармана дешёвой на вид куртки небольшой старенький револьвер и направляя его на фигуру Антонина, который даже не шелохнулся. Он почему-то знал, что стрелять на поражение в него не стали бы, да и вряд ли это кому-то удалось бы. Его лишь желали припугнуть какой-то мелкой игрушкой, в которой наверняка даже не было патронов или которая много лет лежала в шкафу без дела. Впрочем, Антонин был не против такого развития событий. ― Всё ещё желаешь остаться? ― спросил мужчина, держащий револьвер и остановившийся в метре от Долохова. ― А может, я хочу присоединиться? ― Антонин пожал плечами, словно ничего опасного для его жизни не происходило. Раздался какой-то хруст, и второй мужчина злобно зашипел, затем повернул голову на Антонина, который заметил на его лице кровь. ― Чёртова дрянь, ― шикнул он. ― Девчонка-то с огоньком, ― прибавил Антонин, забавляясь от всей ситуации. ― Заканчивай с ним, он меня конкретно уже выбесил, ― приказал насильник со сломанным носом. Долохов в последний раз затянулся сигаретой, а после кинул ту на землю и затоптал ботинком. Мужчина с пистолетом уже не выглядел таким уверенным, явно недоумевая, почему Антонина нисколько не смущало наставленное на него оружие, ведь нормальные люди далеко не так реагировали на опасность. Антонин уловил краем взгляда вид девчонки: одета она была весьма прилично, густые кудри цвета молочного шоколада слегка растрепались, а на кистях алели царапины, полученные, видимо, вследствие самообороны. От страха она не тряслась и даже смогла защищаться, но всё-таки девушка была невысокой и хрупкой, так что против двух крупных насильников она точно бы не выстояла. И тут Долохов, увидев её лицо, застыл, а ухмылка с его лица исчезла. Он столкнулся с грозными глазами девушки, оттенком напоминавшие коньяк, в которых читались ярость и презрение. Антонин не знал, чего ему больше хотелось: сейчас же пристрелить её неудавшихся насильников или убраться отсюда подальше, лишь бы не видеть это лицо. Чувства вспыхнули в нём огнём и полились в сердце. Антонин разом испытал боль и горечь, ненависть и разочарование. Воспоминания, тревожившие в нём нежеланные эмоции, проносились в голове. Антонин не мог сказать, желал ли он этой встречи больше всего на свете или, наоборот, мечтал больше никогда не видеть этих глубоких карих глаз. ― Давай уже, чего ждёшь, ― повторил со сломанным носом. Долохову это надоело. Он резко достал из кобуры пистолет, дорогой и действенный, в отличие от небольшого револьвера насильников, подошёл к ближайшему настолько близко, что дуло упёрлось насильнику в голову. Мужчина дрогнул. ― Идиот, говорил же, прикончи его, ― заорал второй. На лице Антонина расцвела угрожающая улыбка, а глаза так и кричали об опасности. Сейчас Долохов выглядел крайне безумно, а смертью от него так и веяло, так что даже Вальпургиевы Рыцари побаивались его в таком состоянии. Девушка больше не занимала его. Второй мужчина, не находившийся под прицелом, резко дёрнулся в сторону Антонина, попытавшись сбить его с ног, но даже коснуться его не успел: он резко переместил руку с пистолетом, ударяя бежавшего на него мужчину где-то в районе челюсти, а второму нанося мощный толчок ногой в живот, после чего тот сразу упал на мокрый асфальт, роняя револьвер. Первый удержался и снова понёсся на Долохова, однако тот вынес кулак вперёд, направляя его в уже сломанный нос насильника. Тогда и он уже не выдержал силы удара, застонав от боли, и оказался на земле. Антонин с отвращением оглядел руку в перчатке, запачканную мерзкой кровью мужчины. Оба насильника покоились на земле и хрипели от боли ― Долохов остался доволен своей работой. ― Убирайтесь сейчас, пока ещё можете, ― отстранённо сказал Антонин, наставляя на одного из них пистолет. Реакции долго ждать не пришлось. Мужчины с трудом встали на ноги и, ругаясь и проклиная Долохова, быстро скрылись из переулка. Они остались вдвоём. Антонин снял перчатку, качая головой. ― А это была дорогая кожа, ― произнёс презренно он, а затем повернулся к девушке. Она облокотилась на стену дома, внимательно и с осторожностью изучая его. По острым скулам стекали капли, губы не кривились в усмешке, глаза так же наблюдали за её действиями. Подол тёмно-синего плаща, почти сливающегося с сумраком переулка, развевался, гонимый порывами ветра. Девушка была не в силах что-то сказать, даже простые слова благодарности, которые застряли в горле. Антонин подошёл ближе к ней, останавливаясь примерно в метре и оглядывая её, и наклонил голову, прищурив глаза. ― Ну здравствуй, Гермиона. Голос прозвучал хрипло, и эмоций в нём было не прочесть. ― Долохов, ― сказала она с какой-то горечью. Эта интонация словно ударила Антонина, болью оседая внутри. Её он не слышал несколько лет и, наверное, предпочёл бы больше никогда не слышать. Казалось бы, в этом «Долохов» было столько всего, но и одновременно вовсе ничего, сплошная пустота, что царила в её коньячных глазах. Хотелось прикоснуться к её мягкой коже, однако Антонин знал, что обжёгся бы лишь от малейшего контакта с ней, а ведь желание было столь сильным. Долохов в принципе любил обжигаться. ― И что же ты забыла здесь? ― спросил он, вглядываясь в лицо и пытаясь запомнить всё до мелочи. Под таким изучающим взглядом ей хотелось отвернуться, сбежать от него. ― Не твоё дело. ― А, так может, я зря вас прервал? ― скрыл он боль за усмешкой. ― Может, ты всего этого хотела? Он сделал шаг ещё ближе. ― Так вот что тебе нужно? ― с отвращением выдал он. ― Долохов, отпусти меня, ― медленно произнесла Гермиона. Она боялась разбудить в нём эмоции. Страшилась, что Антонин не оставил бы её, не отпустил, не сумев забыть про неё навсегда. А ведь сама Гермиона скрыла свои чувства в глубине души, показывая отстранённость и незаинтересованность. ― Ты уверена, солнышко? ― Да. И в этом «да» столько боли было для обоих. Долохов пугал её до дрожи во всём теле, а Антонина разрывало на части от присутствия Гермионы. Каждый из них желал убежать, скрывая чувства под безразличием, спасти утопающую много лет душу, сохранить в целости своё и так треснувшее сердце, избавиться от воспоминаний, мучающих по сей день. Долохов ненавидел её, но одновременно образ Гермионы не мог покинуть его, преследуя везде. Он был до боли одержим ею, хотел держать при себе и не отпускать, упиваясь к ней чувствами. А Гермиона хотела, чтобы всё было по-другому. Чтобы она никогда прежде не встречала Антонина Долохова, который снился ей в самых лучших снах и в самых страшных кошмарах. Он несколько лет назад сломал её, разбил на мелкие осколки, что она сама не в силах была вернуть на место. Она желала видеть его везде, но при это нигде, и в глубине души Гермиона умирала из-за этого противоречия. Она всё разрушила. Уничтожила то, что создало их такими: бесчувственную Гермиону и безумного Антонина. И столько раз Грейнджер себя за это проклинала, сколько же и считала, что это было единственным правильным решением. Зелёные глаза, такие холодные сейчас, смотрели и с надеждой, и с презрением, а что было важнее, Гермиона так и не знала. ― Уходи, ― почти что прорычал он. ― Антонин... ― начала Гермиона. ― Просто, блять, беги. И она оттолкнулась от холодной стены, быстрым шагом отдалялась от него. Сердце Гермионы замерло, а сама она проклинала себя уже в который раз. Когда стук её каблуков уже не был слышен, Антонин прислонился к стене, нервно доставая сигарету. Это было не то, чего он хотел от этого вечера. Это было слишком больно. Курить хотелось сейчас больше всего. Однако, нет, наверное, Антонину необходимо совершенно другое. То, что болезненно покоилось внутри, рвало на мелкие куски его и так искалеченную душу. То, чего он слишком сильно жаждал, задыхаясь от нужды. То, что уничтожило его и не могло оставить до сих пор. Точнее, та. В переулке послышались шорох и топот обуви, но Долохов знал, что Гермиона не вернулась бы, испытывая слишком большой страх. И он ненавидел себя за это. И ненавидел Грейнджер за её последние слова, сказанные Антонину несколько лет назад. Антонин уже без малейшего интереса поднял голову и увидел выстроившихся в ряд пять человек, одетых в плащи, закрывавшие лица авроров. ― Неужели решили показаться? Я уж подумал, вы слишком трусливы для этого. Никакого ответа от них он не дождался, поэтому просто поднял руку с оружием вверх и произнёс: ― Начнём? Всё понеслось слишком быстро, но не вызывая никаких эмоций в Антонине. Он проскальзывал под пулями, наносил удары, ломал кости, однако от этого даже не испытал никакого удовлетворения. Он любил такие схватки, когда сам был один, а противник превышал количеством в несколько раз. Тогда Долохов ходил по краю обрыва, отделявшего его от смерти. Он никогда не падал, хотя сотни раз был слишком близок к этому. Видимо, Судьбе чем-то приглянулся Антонин, раз она не хотела отдавать его в руки Смерти. Первым выстрелом из своего оружия Долохов попал прямо в голову одному из авроров. И снова ничего. Абсолютная пустота, кроме её последних слов. «Я не хочу находиться рядом с убийцей, кому не составляет труда отнять чью-то жизнь».--- ∞ ---
Каллиас рассказывал Лукреции о том, как они с женой и сыновьями на прошлых выходных посетили заповедник «Сноудония» в Уэльсе, восхищаясь красотой природы того района. Розье на самом деле очень любил путешествовать, как и его жена Маргарет, поэтому старался выбираться куда-то с семьёй как можно чаще и как только появлялась возможность. Блэк казалось, что её друг уже успел объездить все живописные места Соединённого Королевства, но каждый раз находился новый интересный объект, который Каллиас тут же заносил в список мест, которые был обязан посетить. Поездки, в особенности дальние, являлись страстью Розье, и он постоянно жаждал куда-то сорваться. Лукреция всегда с интересом слушала его рассказы, в некотором роде даже завидуя. Сама она мало где побывала, в детстве сопровождая отца или мать в поездках, а сейчас Рыцарей. По большей части это были небольшие города Англии или чужие поместья, однако впечатлений от них особо и не было. Её главной мечтой являлась поездка в какую-нибудь далёкую страну, например, Америку, потому что Лукреции очень хотелось посмотреть на людей из других государств, на их менталитет и образ жизни, а насколько знала Блэк, в Соединённых Штатах население много чем отличалось от британцев. Также её завлекали описания Антонина России, которая, по его словам, не могла сравниться ни с одной другой страной. И Лукреция склонна была ему верить хотя бы потому, что сам Долохов являлся весьма интересной персоной. Она желала познать отличающихся от неё людей, стремилась к этому, но реализовать пока это было трудно. ― Я уверен, когда Феликс и Эван подрастут, мы с ними ещё много где побываем, ― мечтательно делился мыслями Каллиас. ― Вырастут такими же непоседами, как и ты. В ваш дом даже страшно будет приходить, ― засмеялась Блэк. ― Эй, наш дом самый лучший! Лукреция подняла руки вверх, показывая, что спорить она не собиралась. ― Возьмёшь меня как-нибудь с собой? ― поинтересовалась она. ― Лу, ты лишь скажи, и мы отправимся, куда захочешь, ты же знаешь, ― ответил он. ― К тому же, возможно, у всех Рыцарей когда-нибудь будет возможность поехать в Россию. Антонин уже много лет зовёт к нему на родину. ― Это будет великая поездка, спору нет. С Каллиасом было легко. Он являлся очень открытой и понимающей персоной, что всегда выслушивала и давала совет. Лукреции казалось, они с ним могли днями и ночами напролёт разговаривать, а темы для беседы так и не закончились бы. Даже с Людовиком они не всегда были способны общаться так долго, хотя Блэк считала его самым близким человеком ещё со школы. Он никогда не осуждал, просто слушал и давал нужные душе Лукреции комментарии. ― Что ты думаешь насчет Дамблдора? ― спросила Блэк. Каллиас задумался и пожал плечами. ― Не знаю, но, думаю, ни к чему хорошему это не приведёт. Дамблдор ― тот ещё манипулятор, запудрить мозги мог кому угодно, а ожидать от него и не знаешь что. Она кивнула. ― У меня плохое предчувствие. Оно всегда у меня было, когда Дамблдор оказывался рядом, а тут ещё выяснилось, что он управляет какой-то организацией. ― Не переживай, мы пройдём этот путь вместе, Лу, ― подбодрил Розье. ― Мы справлялись с разными угрозами, и с Дамблдором сможем, если будем держаться вместе. ― Даже Том напрягся, когда узнал. Розье понимающе качнул головой. Они все тогда думали об одном, когда Лестрейндж сообщал новости. ― Мы знаем Дамблдора. Фактически, мы были единственными в школе, кто видел его гнилую натуру насквозь. Он проворачивал такие махинации, восторгая всех, однако это было лишь отвлечением внимания. Почему-то я уверен, что профессор-то наш действительно связан с Гриндевальдом, иначе я не знаю, как он смог засадить его, ― высказал мысли Каллиас. ― Как думаешь, это можно узнать? Связан ли Дамблдор с Гриндевальдом? ― Да. Кроме них самих можно было бы узнать от соратников Гриндевальда или Дамблдора, но я не думаю, что вторые пойдут с нами на контакт. ― Хм, найти приспешников Гриндевальда, которых не посадили, в принципе возможно, ― размышляла Блэк. ― Но вопрос в том, будут ли они хоть что-то знать? Каллиас пребывал в задумчивости. С тётей он был мало знаком, да и не думал, что та пошла бы с ним на контакт, если вообще находилась на свободе. Розье не считал, что вернейшая соратница Гриндевальда могла раскрыть хоть какие-то его тайны. Он был уверен, потому что судил по собственному опыту. ― Да и вообще будет ли нам смысл от этого? ― задалась вопросом Лукреция, отвлекая Каллиаса от раздумий. ― Не уверен. Мне кажется, сейчас главной задачей является узнать как можно больше о Дамблдоре, его связи с политиками и о его «Ордене Феникса», ― произнёс он. ― То есть... если вы с Родмондом добудете информацию, она будет очень ценной. Лукреция поморщилась, вспоминая задание Тома. Она не думала отказываться от миссии, но та мысль, что ей пришлось бы провести с Лестрейнджем хоть минуту наедине, приятных чувств не вызывала. Возможно, их неприязнь была глупой и её можно было преодолеть, но всегда появлявшееся раздражение от присутствия Родмонда брало над ней вверх. Блэк старалась не замечать мужчину вовсе, однако в этом она постоянно проигрывала. ― Сильно не хочешь этого делать? ― Каллиас посмотрел на Блэк. ― Я просто не знаю, как с ним находиться наедине, ― она пожала плечами. ― Мы с ним слишком не ладим, если мягко говорить. Но... ради дела, вероятно, надо потерпеть. ― То есть Родмонд для тебя ― мучение? ― Каллиас! Он легко и заливисто засмеялся. На самом деле Розье всегда забавляла некая вражда его друзей. Не то чтобы он над ними насмехался, нет, просто Родмонд и Лукреция часто походили на маленьких детей, не поделивших игрушку. И сколько лет уже прошло, наладить отношения они и не пытались. ― Точно уж приятным он не является, ― прибавила Лукреция, поджав губы. ― Это как посмотреть, Лу. Она кинула на него странный взгляд и настороженно спросила: ― О чём ты? Розье усмехнулся, поправив рукой светлые волосы, растрепавшиеся из-за дождя и ветра. Они уже практически час бродили по улицам, но никого так и не встретили, поэтому просто наслаждались беседой. ― Вы с Родмондом очень похожи, даже не отрицай этого, ― начал Каллиас. ― Вы смогли бы хорошо сойтись. Только после реакции Блэк Розье понял, как прозвучала его последняя фраза. Лукреция застыла, и на лице её читался какой-то ужас от осознания сказанного Каллиасом. ― Смешно. Даже не говори о таком, ― отрезала она. ― Да ладно, Лу. Вас с детства хотели поженить, разве ты никогда не задумывалась о таком? ― Куда зашёл наш разговор, Каллиас? Разумеется, Лукреция думала о себе и Лестрейндже... вместе. Ещё будучи подростком лет четырнадцати, ей в голову приходили разные мысли. Она представляла себя и Родмонда в различных ситуациях, однако по большей части результат ей не нравился. Лестрейндж был слишком закрытым, редким на эмоции, а Блэк являлась его противоположностью, но в то, что противоположности притягивались, Лукреция совершенно не верила. Скорее, наоборот, она считала, что такие люди отталкивали друг друга и вместе быть не могли. Родмонда она не понимала и не пыталась этого сделать. Он с детства проявлял к ней грубость, так что у маленькой Лукреции сразу исчезла симпатия к этому мальчишке. А когда Лестрейндж вырос, стал ещё невыносимее, и у Блэк кровь закипала от его выходок, от того, как он так легко нарушал правила, шёл против всего мира. Лукреция знала, что они не могли сойтись, ведь вода и огонь не способны существовать вместе. Но Лукреция уважала Родмонда. За его смелость, с которой он шёл против устоев общества, против собственного отца, за то, что не боялся выделяться. На этом положительные качества Родмонда Лестрейнджа для Лукреции заканчивались. ― Я не хочу об этом думать. Пусть всё останется так, как есть, ― заключила Блэк. Розье кивнул, не тревожа больше её. ― А что насчёт... Он не договорил. Лукреция и Каллиас услышали выстрелы впереди и, переглянувшись, направились туда, заранее доставая оружие. Блэк показалась в повороте и даже без удивления обнаружила там Антонина, сражавшегося с тремя аврорами. На земле уже покоилось два бездыханных тела, а сам Долохов выглядел вполне живым и здоровым, только вот слишком шатающимся, так что и волноваться было не о чем. Лукреция заметила безумный взгляд Антонина, понимая, что кто-то явно вывел его из себя, а в данным момент он просто обрушал свою ярость на авроров. Каллиас успокоился, увидев среди сражающихся Долохова, а после осмотрелся в поисках других авроров, которые вполне могли затаиться где-нибудь на крышах или за углами. Когда у Антонина оставалось два соперника, Лукреция подняла свой пистолет, навела на одного из авроров, а затем спустила курок, и в тишине, прерываемой лишь дождём и вздохами сражающихся, раздался звук выстрела. Второй аврор отвлёкся на непонятно откуда взявшегося для него стрелка, тем самым ослабив бдительность и дав Долохову шанс нанести критический удар последнему аврору. Они остались втроём. Лукреция сдула дымок, исходивший из дула пистолета, и, переступив через два тела, оказалась возле Антонина, осматривая его на наличие травм. ― Я бы справился, Блэк, ― недовольно сказал Долохов. Она нахмурилась. ― Ох, прости, что испортила тебе веселье! Долохов, ты на ногах еле держишься, ― возразила Блэк. От виска к острой челюсти Антонина стекала струйка алой крови. В остальном он выглядел целым, не считая какого-то нездорового блеска в глазах. Блэк достала платок, желая протереть товарищу лицу, но тот лишь отмахнулся, выхватил чёрный платок из рук Лукреции и сам избавился от крови. ― Ничего такого, ― лишь ответил он. Она чуть ли не вспыхнула, но в разговор вступил Каллиас. ― Живой, что уже хорошо. Это первые? ― Да, больше мне авроров не попалось, ― Антонин кивнул, тряхнув густыми кудрями. ― А вы развлеклись? Лукреция раздражённо выдохнула. Она считала Долохова чуть ли не безумцем, когда дело доходило до драк, потому что тот всегда первый в них рвался, желая, как говорил сам Антонин, развлечься. Он совершенно не жалел себя, не боясь пролить свою кровь или получить травму. Сколько бы она ни возмущалась на эту тему, исход всегда был один, так что Блэк просто пришлось смириться с этим качеством Антонина. ― Нет, сколько ни ходили, никого не видели, ― заключил Каллиас. Антонин хмыкнул. Розье приметил, что с ним что-то было не так. Ни шуток, ни насмешек Антонин не выдавал, и поэтому у Каллиаса зародились подозрения, не случилось ли чего с Долоховым. Однако спрашивать он не стал, зная, что ответа вряд ли бы добился. ― Время заканчивается, давайте возвращаться, ― предложила Лукреция. Каллиас и Антонин в согласии кивнули.--- ∞ ---
Прозвучали первые два выстрела. Родмонд и Том слегка переместились, чтобы лучше видеть противников, подошедших сзади. Авроры подкрались незаметно, однако слух у Риддла и Лестрейнджа, как и зрение, был отличным, так что они сразу распознали приближающихся врагов. Чтобы авроры не приметили оружие, мужчины сначала наставили пистолеты друг на друга, а затем резко сдвинулись в стороны, стреляя в противников, не ожидавших того, и попадая с первого же выстрела. Эту тактику Родмонд и Том применяли уже давно, играя на неожиданности, и всегда выходило успешно. Два тела с шорохом упали на землю, но остальные авроры себя ждать не заставили. Их лидер пока не появился ― Риддл знал это, ведь тот не скрывал своё лицо под маской, желая быть узнаваемым. И раз того не было, то мужчины стреляли на поражение, не давая шанса аврорам сбежать. Том и Родмонд держали их на расстоянии, не желая прибегать к рукопашному бою, уворачивались от свистящих пуль и посылали собственные выстрелы в ответ, почти не промахиваясь. Один аврор резко наскочил на Родмонда, но тут же встретился с его кулаком, что бил далеко не слабо. Лестрейндж считался вторым лучшим рукопашным бойцом после Антонина, который мог без оружия уложить пять, а то и больше человек, так что Риддл не боялся отправлять Долохова куда-либо в одиночку. Сам же Том больше предпочитал использовать огнестрельное оружие или, в редких случаях, холодное, потому что не любил марать собственные руки о чью-то кровь. Когда восемь тел оказались на влажном асфальте, Том с Родмонд переглянулись, не заметив новых авроров. ― Это все? ― с сомнением уточнил Родмонд. ― Они же следят группами, так что, думаю, да. Лестрейндж осмотрелся по сторонам, но, никого не заметив, опустил пистолет. ― Остальные могут прибежать на шум выстрелов, ― приметил он. ― А тебе этих было мало, да? ― Том усмехнулся. ― Говорю же, Антонина напоминаешь. Том уловил, как Родмонд закатил глаза, а после глянул на часы. ― Время заканчивается, возвращаемся. Лестрейндж кивнул, и они с Томом пошли в обратную сторону. Нет, ему было достаточно. Родмонд не рвался в бой, как Антонин, он предпочитал сидеть где-нибудь на крыше, наставив на цель прицел снайперской винтовки. Так он ощущал превосходство над жертвой и в каком-то смысле даже наслаждался им, а такие стычки, как та, что была минутами ранее, не особо приходились Родмонду по душе. Том шёл спокойно, хотя оставался недовольным, что главного аврора они так и не повстречали. Либо тот намеренно не хотел показываться им на глаза, либо столкнулся с остальными Рыцарями, либо вовсе избегал драки, и последний вариант не устраивал Риддла больше всего. Главной целью сегодняшнего выходя являлось показать аврорам их место, однако, не пообщавшись с лидером, этого сделать было нельзя. То, что они постреляли нескольких человек, не являлось достаточной угрозой, чтобы приструнить авроров, потому что это они делали уже и раньше, но результатов эти действия не принесли. Риддл ненавидел, когда что-то выходило из-под контроля. Авроры, которых никто несколько лет не мог поставить на место, непонятно откуда взявшийся Дамблдор, ставший потенциальной угрозой для Рыцарей. Он нёс главную ответственность, поэтому всё лежало на его плечах, и за ошибки и просчёты отвечал Риддл, а их допускать он не хотел. И если с аврорами всё было достаточно просто, то бывший преподаватель действительно являлся опасностью, которую необходимо как можно скорее устранить. Но что-то подсказывало Тому, что это далеко не так просто. Впереди появились два силуэта, и лица пока не показались. Том и Родмонд насторожились, ухватив оружие покрепче и всматриваясь в приближающихся. Оказалось, что человека там было три и все знакомые: Лорран и Джоэл вдвоём тащили лидера авроров. Брови Родмонда и Тома в удивлении поползли вверх. ― Вы где его взяли? ― спросил Родмонд. Они остановились, глядя друг на друга. ― Они втроём напали на нас, вот мы его и прихватили, ― объяснил Лорран. ― Остальные? ― уточнил Том. ― Валяются где-то в переулке. Риддл кивнул и посмотрел на лидера авроров, находящегося без сознания. Ему было примерно за сорок, может, больше; имел худощавое тело и носил козлиную бородку, сливавшуюся с коричневым костюмом. Лицо мужчины затянули морщины, делавшие его ещё старше, чем он был. В Пие Толстоватом для Риддла ничего не было примечательного, за исключением, пожалуй, того, что он являлся лидером банды авроров. Договориться с ним ранее Том не пытался, но сейчас предоставился отличный шанс подставить их под Рыцарей. Не важно, каким образом он этого достиг бы, главным оставался результат. ― Куда его? ― Джоэл с вопросом посмотрел на Тома. ― Увозим с собой, пообщаемся с ним в баре. Остальные не удивились, когда заметили приближающихся к ним Тома, Родмонда, Джоэла и Лоррана вместе с главным авроров. Они без вопросов помогли уложить мужчину в багажник машины Антонина, а после сами расселись в три автомобиля и направились в бар.--- ∞ ---
Лукреция устало сидела за стойкой, поглощая зелёный чай с мятой, который заварил ей Людовик прежде, чем Том вызвал его к себе. Рядом с ней пристроился Джоэл, ожидавший прихода Лоррана. ― У вас всё хорошо прошло? ― спросил Нотт. Блэк улыбнулась, хотя улыбка получилась слишком вымученной. ― Да, нам с Каллиасом никто не встретился, пока мы не дошли до Антонина, ― подтвердила она, кладя голову на плечо Джоэлу и прикрывая глаза. Нотт замер, не ожидая таких действий от Блэк. Он понимал, что та была уже измучена и просто поскорее хотела отправиться спать, но всё же что-то такое внутри радостно колыхалось, отчего Джоэл покраснел. ― Слушай, Лукреция, ― виновато начал он. ― По поводу твоего племянника... ― Джоэл, ― остановила она, ― всё хорошо. Я немного вспылила, потому что беспокоюсь за него, но на вас с Лорраном обиды не держу. У Нотта словно камень с души упал после этих слов. ― Хорошо. Он заметил Лоррана и Антонина, вышедших в зал и направляющихся к ним. Эйвери тоже выглядел устало, а вот с Долоховым что-то было не то. Улыбка не плясала на лице, глаза с холодной отстранённостью глядели вперёд, а сам он был каким-то поникшим. Когда два места за стойкой оказались заняты, Джоэл, переглянувшись с Лорраном и указав на Долохова, спросил: ― Антонин, всё хорошо? Он пожал плечами. ― Да, всё замечательно, ― слова прозвучали слишком едко. ― Виски, ― сказал он подошедшему бармену. Лукреция глянула на Антонина, но вопросов задавать не стала, понимая, что с ним что-то произошло во время выхода. Долохов очень не любил, когда лезли в его душу, поэтому Блэк и не стала допытываться, хотя испытывала беспокойство за него. ― А где остальные? ― Разбираются с Пием, ― ответил Лорран, подливая себе чая из чайника. Слишком абстрактно прозвучала фраза, подумала Блэк, ведь разбираться-то они могли по-разному. Обычно, если человек не шёл на контакт после дипломатической беседы, то далее следовало убеждение с применением насилия. Этим всегда занимался Антонин, так что у Лукреции возникли новые подозрения. Долохов скучающе крутил стакан с янтарной жидкостью, и мысли, такие нежеланные, занимали голову. О, как бы он хотел от них избавиться, но каждый раз возвращался к образу девушки, засевшему в голове и стоящему перед глазами. Это была чёртова одержимость, что не могла отпустить Антонина уже годами, и он понятия не имел, как освободить свои сердце и душу от Гермионы Грейнджер. Вскоре пришли остальные и сообщили, что Пий сдался под напором и теперь авроры проблемой не являлись, что всеми было воспринято радостно. Они расселись вдоль барной стойки и завели тихое обсуждение. Вот они, Вальпургиевы Рыцари. Те, от чьих имён у людей дрожали колени и кровь стучала в ушах. Сбежать от них было невозможно, а ослушаться ― смертельно. Они являлись властью и законом в грешном Лондоне, были способны решить судьбу человека за секунду, даруя тому желанную свободу или мучительную смерть. Они были такими разными, такими одинаковыми, но вместе являлись могучей силой, уничтожающей всё на своём пути ради достижения цели.