Атомный клинок, рассекающий демонов

      Знойные мысли пробирались ему в голову, не давая покоя. Что если произойдет то же, что и вчера? Что если он снова упадет на землю, не в силах держать в ладонях клинок? Он болен чем-то? Может подхватил какую-нибудь дрянь или же просто дал слабину? Большинство проблем Кадзе всегда исходило от ран, полученных в бою, но сейчас он хворал без ведомой на то причины. Либо причину он не хотел замечать. Этот мир уже успел преподнести ему несколько сюрпризов на золотом блюдце, и к следующему Кадзе хотел бы быть готов. Чувство неизведанного его пугало.       С Урокодаки они вчера долго болтали. Этот старик очень смахивает на Бэнга, особенно когда ворчит. Даже чай они заваривают одинаковый. Самурай чуть не подавился, поднеся к губам обжигающую чашу и почувствовав знакомый горьковатый вкус. Еле сдержал потуг выплюнуть содержимое прямо на потолок. Возможно, именно из-за схожести со старым товарищем Кадзе, пренебрегая своими же принципами, доверил незнакомцу священный клинок, чего до этого не посмел бы сделать никогда. Для него это было сродни с тем, чтобы отрезать себе палец и повесить другому человеку на шею словно кулон в виде рыбки. Оружие для любого воина как продолжение руки, что его держит. В будущем он, вероятно, об этом пожалеет. Саконджи, на удивление, знал негласное правило обращения с таким грозным орудием. К зеркальной поверхности лезвия он не прикоснулся. Такую глупую оплошность мог допустить только недалёкий неофит, не ведующий, как ненароком можно обидеть мастера. Старик им, очевидно, не являлся. Он как будто знал щепетильность Кадзе в данном вопросе. Ему хватило навыка понять с каким металлом имеет дело, сверив длину катаны и её искомый вес. А её качество — лишь по брошенному взгляду. Впечатляюще для лесного отшельника, живущего у подножия одинокой горы. К тому же Урокодаки оказался настоящим кладезем знаний о демонах. Праща в руках мальчишки, что задумал свалить великана. Атомный получил от него куда больше чем ожидал изначально. — Слушай, Саконджи, а бывают демоны, так скажем, менее человекоподобные? — Спросил он тогда вечером. За окном уже царил мрак и их лица лизал только свет тусклого огонька в полу между циновками. — Хмм... У демонов есть правило, закономерность – чем больше они едят человеческой плоти, тем сильнее становятся. Тело при этом приобретает чугунную прочность, иначе под действием силы оно бы разорвалось на куски словно пущенный по воде ханаби. Нередко даже клинки Ничирин разбиваются в осколки об их кожу. — Урокодаки говорил медленно, глядя в пол. Что-то из сказанного оставляло осадок на его дряхлый плечах. — При большом поглощении людей демон может выбраться за пределы своей первоначальной человеческой формы. Впрочем, к демонам Лун это мало относится.       День пути Самурай потратил лишь на то, чтобы сегодня лицезреть вдали пурпурную гриву неведомого растения. Путешествия никогда не являлись его любимой стезëй. По мере приближения большие фиолетовые пятна растекались в маленькие, а грозди превращались в мельтешащую на ветках листву. Камикадзе, по всей видимости, обманывало зрение, иначе не объяснить, почему казалось, будто бесконечно растущее вдоль горизонта растение светилось. Деревья обволакивало узнаваемое свечение, такое эфемерное и мягкое, словно оно было делом рук знакомой девушки-эспера. По нему-то Кадзе и понял, что достиг места назначения. Глициния.       Стена глицинии затягивала гору в тугой браслет кумихимо из нежно-лиловых нитей. Жаль, это совсем не тот браслет, что был стянут с запястья мальчишки, которого родители взяли на вечерний фестиваль. Совсем не тот. От этого места веяло смертью. Смердело. Ни демон, ни человек отсюда не уходят живыми. Показным изяществом опытного мечника не проведëшь за нос. Самурай знает об этом месте достаточно, чтобы считать его сладким медовым тортом с надутым шариком внутри. Иллюзия безопасности снаружи. За глицинией же — адское костровище, в которое ежегодно подкидывают муки, дабы полыхало ярче. Такова цена шанса стать Истребителем демонов. За шкирку оборванцев на гору Фуджикасане никто насильно не тащит. Название «Отбор» говорило само за себя. Чтобы вступить в ряды Охотников нужно лишь пройти некую игру на выбывание. Доказать, что от тебя будет польза. Или же смерть. Геройская Ассоциация, помниться, работала по схожим принципам, но её методы были куда более «детскими». Гуманизм ли это, или просто трусость — пусть разбираются морализаторы вечерних каналов. Атомный Самурай пришёл сюда за монстрами. И он их получит. Для этого костра он слишком большое полешко. Кадзе усмехнулся.       Ветер, трепавший его красный плащ и тёмные чистые волосы, собранные в косу, в миг стих, словно задутая в погребе свечка, стоило только подойти ко входу в загадочную рощу. Что-то неприятное пробежало по спине мечника в этот момент. Словно чьи-то оживлëнные голоса, наполняющие зелёный лес, вдруг замолкли в преддверии и страхе. Встав как раз под одной из нескончаемых «гроздей», герой, протянув вверх руку, сорвал лист глицинии. Из любопытства. Длинный, продолговатый пурпурный лист с тёмно-фиолетовыми жилками оказался у него в ладони. В джунглях из него можно было бы легко испить сладкой росы. Ощущение его гладкой поверхности непривычно жгло руку, будто в неё вложили камень, весь жаркий день пролежавший на раскалённом асфальте. Как кубик льда, стеснённый с поваренной солью в одном кулаке. Старик говорил, что листья глицинии пропитаны солнцем, потому демоны не могут выйти за пределы территории горы Фуджи, где проводится Финальный Отбор. — Цветут круглый год значит... — Кадзе спрятал листок за пазухой ворсистого кимоно. Если бы монстра из Города Q могли убить обычные цветы – Самурай собрал бы гербарий. Недолго думая, он ступил в утробный тоннель глицинии в окружении звенящей пустоты. Уже отсюда он слышал оживлённый гомон людей где-то вдалеке. Там-то наверное и собрались ожидающие начала. Кадзе ведь успел?

***

      Спустя минуту-другую бородатый очутился на небольшой каменной площади среди толпы кандидатов, чьи внимательные взгляды не сразу упали на его поношенный хаори. Самурай удручённым выражениям их лиц значения не придал. Оно и понятно — старикам не место среди жаворонков. Он здесь наверное единственный старше двадцати. Скользя взглядом по их самоуверенным твëрдым гримасам, он наконец понял, в чём ошибался, всю дорогу размышляя об Отборе: Нет, они не смертники. Авантюристы. Смертник идёт в лесную чащу, заведомо зная, что умрёт. Каждый из них же полагает, что останется в живых, получив в руки желанное. Даже звания смертника они не достойны. Камикадзе уж думал, что не встретит человека, наивней самоубийцы. Им и в голову не взбредёт, что здесь полегло больше людей чем демонов. Если они так хотят умереть, Кадзе не будет им мешать. Раз он тут, ему придётся подчиняться правилам этого жуткого места. Внимание мечника привлёк невысокий паренёк в ярком, как весенняя радуга, солнечно-жёлтом одеянии подстать волосам, трясущийся от страха словно осиновый лист. Ноги его косились так, что коленки пытались поцеловать друг друга. Выглядит жалко. Кадзе недовольно покачал головой – будет иронично, если именно этот индивид доживёт до конца. Отбор должен начаться с минуты на минуту, и во всей нескончаемой сутолоке Самурая волновал только один единственный вопрос: — Кто из них, чёрт возьми, Танджиро Камадо?!

***

      И вот он здесь, в тёмном лесу на полянке. Вокруг, по ощущениям, ни души. Только одинокий Самурай на краю пропасти тени ночной. Словно забавная инверсионная сценка на первое знакомство с этим миром развернулась перед его глазами. На этот раз мечник очутился в окружении природы после того, как две странные девочки объявили о начале действия, любезно заменяя роль пупырчатой твари. Демоны активны только ночью, потому Отбор начинается с наступлением темноты. Кадзе ещё раз оглянулся, в надежде расслышать во мраке инфернальные звуки тех, кто живёт в его покровительстве, тех кто прячется в тенях. Ему не терпится начать охоту. Наконец его нос что-то учуял. Запах затхлый, неприятный — без сомнений именно его Кадзе ощутил ещё в самой первой хижине. Похоже он исходит от всех демонов. Даже девочка на футоне была им пропитана, пусть аромат трав из чайника Урокодаки его немного перебивал. Дьявольский фимиам туманом обволакивал всё вокруг, отравляя самые глубокие заячьи норы, треская скорлупу молодых берёз. Весь лес, от околотка до самой чащи, был замкнут в его смердящие объятия, глубоко засев у мечника где-то между глаз. Герой уже не мог досконально определить где находится его ближайший "источник". Если это вонь, то гора Фуджикасане — огромная бочка с серой. — Несёт как от Блевотного Фюрера... — Безлико окликнул он тишину.       Демон вышел из чрева вязкой черни, глядя на воина как на жертву, ужин, угодивший в капкан. Массивное пепельное тело нервно пульсировало, словно у больного тахикардией. Стук его сердца канонадой барабанил в бонго хрупкой тишины, и Кадзе слышал его отчётливей, чем свой собственный. Глаза хищника налились кровью, пусто глядя сквозь мечника, оголяя на себе нитевидные капилляры. Клинок Камикадзе уже подрагивал, требуя сатисфакции. Прорычав что-то нечленораздельное, бес бросился вперёд. Поднялся ветер. Деревья заохали в ожидании. Со стороны самурая послышался глухой щелчок. Демон не успел ничего осознать. Лишь услышать свист, затрещавший внизу, в гранитном от рёва горле, словно он ребёнок, и проглотил свисток. Свист птички колибри, что ловко клюнула в нос дикую собаку. Брови твари, окоченев, свелись в ужасе. Факт осознания уже ничего не решал. Слишком быстро. Бой снова закончился, не успев начаться. Голова, покинув туловище, мешком свалилась на траву, синеющую в ночи. Тело же так и осталось стоять на ногах поломанным манекеном, застыв в окаменелой позе. Воздух ворожило броское ощущение, что подобную статую можно найти в тёмном подвале безумного скульптора. Кадзе уже успел про себя раздражёно цокнуть. Изначально ему верилось, что мышцы твари застыли в непонимании, потеряв свой командный центр, и туша скоро свалится вслед за макушкой на сырую листву — рыбья башка после смерти тоже кусается, — но всё оказалось куда прозаичнее. Ноги оживились, вены запульсировали, и тело, медленно согнувшись, механически, шестерёнкой цепляясь за шестерёнку, будто это происходит не впервые, подобрало голову и поставило на место, подобно тому как тыкву насаживают на шест полевого чучела. «Чучела» —А? ....Какого чёрта!? — На сером, как могильный алтарь, лице появилась гримаса непонимания и потерянности, только голова смогла держаться на шее самостоятельно, без помощи рук. Тот грубо провёл себе большим пальцем от уха до низа подбородка, пытаясь тщетно нащупать хотя бы гладкую полосу шрама — подстать разрезу. Но не обнаружив таковой он ещё громче и противней загоготал. — Ты бы ещё с мотыгой припёрся, глупец! — Смеялся демон, явно опьянённый своей неожиданной неуязвимостью. Взглянув на этот отвратительный оскал, Кадзе вздохнул со скрытой досадой. И какого чуда он ожидал? Это демон. Больше не человек. Поняв, что его катана бесполезна, он сложил её в ножны. В самурайской маковке всплыла интересная мысль. Настал его черед смеяться. Пока демон жуирски насмехался, герой, заняв вольную стойку, коброй накинулся на него — одна рука, подобно молнии, схватила его щёки в тиски, почти их проткнув, а нога Самурая прицелила аккурат в ахиллово сухожилие — демон в мгновение оказался на земле, не способный оказывать сопротивления. Лишь шок, страх и ненависть успели сменить друг друга в отражении животных глаз. Впрочем, ненависть — черта исключительно человеческая. По взгляду было понятно, что это больше не сражение хищника и травоядного, не лесная схватка охотника с разъяренным медведем. Увертюра закончилась. В данный момент в листве шуршал ронин, что пытается заставить очевидца замолчать. А тот никак не унимается. У него на языке яд. Самый смертоносный яд для таких уродов как он. Тот, который не нужно ни сушить, ни толочь в ступе – лист глицинии всё сделает сам. Прошло пару мгновений прежде чем неудачливый демон ощутил жар под дланью героя, то бишь у себя в пасти. Его беспомощность ознаменовалась тем, что даже бесовской озлобленный рёв доходил до окружения лишь жалостливым мычанием. В горле полыхало пламя. Разгорание влекло судороги, подобно треску дубовых брёвен. Демон метался, словно ему залили в глотку жидкое золото из им же окровавленного ти́гля. Зрелище не из приятных. Новый поток смрада ринул из пасти струëй пепельного дыма, когда пожар дошёл до груди – несомненно в нём кружились и горячие кусочки изжаренной до фритюрного хруста гортани, с вонью впридачу. Камикадзе поморщился. Такими темпами ему скоро понадобится прищепка на нос. Это он тут ворон, что клюет чучело. Герой держал руку на сморщенном от боли лице до тех пор, пока демон окончательно не исчез подобно обгоревшей ветви, и Самурай повалился на ледяную траву. Неестественная тишина окутала горячий воздух. Словно престидижитатор хлопнул трижды в белоснежные ладони, рассеялась иллюзия, и мечник вдруг осознаёт, что всё это время с невероятным рвением царапал грубую почву. Он никак не может привыкнуть к этому. Справедливо ли утверждение, что нет трупа – не было и убийства? — Хуже смерти не придумаешь. — Разрез всё ещё оставался самым эффективным и, главное, гуманным способом решения проблем. Причинить боль никогда не являлось для него самоцелью, лишь неприятным следствием. Техника героя всегда уничтожала монстров моментально, сводя мучения на нет. Может оно и к лучшему. Если бы каждый его враг перед смертью часами тлел заживо Камикадзе был бы ни чем не лучше средневекового инквизитора. А он — герой, а не палач. Жар из пасти всë ещё колол кожу на ладони, потому Кадзе не спешил вставать с холодной земли. Руки бы помыть. С мылом. И всё же странно, что демону регенерация может позволить плеваться раскаленным свинцом, словно пулями, но против обычного листика она бессильна. Самурай будто попал в настольную игру, где у каждого врага есть свои особые слабости. Интересно, как бы она называлась?  Эм... «Подземелья и Демоны»?       Встав, на своих двоих он доплёл до места, из которого вылез демон пару минут назад. Если монстров можно различить по вони, исходящей от их тел, которую обычный человек, наверное, учуять не способен, то вот люди на горе Фуджи пахнут так, что даже обыкновенный лесник ощутит что-то неладное в их близости. Всё из-за запаха крови. На Отборе всего за день её пролили предостаточно. Среди кустов лежал мальчишка, точнее то, что от него осталось. Можно было бы даже подумать — заснул, если бы не дыра в груди. Камикадзе покачал головой. Он всегда был убежден — ты либо живёшь и становишься героем, либо умираешь. Просто умираешь. Что скажут о тебе после – с крышкой гроба не закроют. И там, в его мире, о нём позабыли также быстро, как и разлагаются трупы. А этот пацан хотел просто защищать людей от напасти, которая сегодня его пожрала. «Не выживешь на Отборе — не выживешь и после него». Кадзе лишь понадеялся на то, что это не ученик Урокодаки. Самурай, конечно, обещал старику, что не станет вмешиваться в бой его мальчишки, но было бы неплохо узнать как тот хотя бы выглядит. Впрочем, если жаворонок действительно настолько же смышлёный, как и в рассказах затворника, то Камикадзе встретится с ним в самом конце.