Два деда (не геи)

— …ты не такой, как они, — подметил Гаара, не отводя глаз от лица Саске — намекал на Учих, славящихся царскими манерами. — Ты такое же дерьмо, как и я. Иронично… Саске пожал плечами, безразлично пялясь в трещины на темном паркете кабинета в его, Сабаку-но, клубе — странные такие, тупые отверстия. Тяжелая мебель с округлыми ножками или пули — слишком большие для оружия одной руки. В прочем, мебели в этом небольшом помещении было по минимуму: стеклянный стол — новый, без временных царапин — посередине, простенький стул, на котором сидел Гаара, покачиваясь, диван справа и кресло, сейчас занимаемое Саске. Окон здесь не было. Только дверь слева от Гаары, кажется, железная. — Кто бы мог подумать, — продолжил он, растягивая слова, окутывая их дымкой насмешки. — Фугаку со мной в одном помещении находиться не может. Итачи… терпеть его не могу…. — Раз ты начал, что насчет меня? Гаара моргнул, замолчав. Интерес, застрявший в его глазах, подавил дежурную улыбку, которую он держал скорее по привычке, чем по желанию. — Насчет тебя? — он осмотрел Саске с ног до головы, будто его тело имело значение в этом вопросе. — Не знаю... Мне все Учихи не нравятся. — Мое мнение совпадает с твоим. Мне тоже они не симпатизируют... Гаара улыбнулся: медленно поползли уголки губ вверх, обнажая зубы. Он возбужденно поерзал, закатывая глаза от накатывающего предвкушения. — Я ждал этого дня. — Так ты согласен?.. — Саске погладил ладонью в перчатке подлокотник мягкого винтажного кресла, не поднимая глаз. — Сначала посмотрю на то, что ты хочешь пустить в глаза моим сотрудникам. — А если руководствоваться своим мнением? Гаара сложил руки за голову и качнулся, повиснув на двух ножках хлипкого стула: — Всегда мечтал побывать на похоронах какого-нибудь Учихи… Реальность подстраивается под человека, окутывая все вокруг по подобию желаний и мышления. Как проектор выносит картинку на бело-серую стену: не факт, что четкую и яркую. А желаний обычно скверных, негативных, намеренно издеваясь — так рождаются трудности. Говорят, все зависит от света. Нужно помещение желательно без окон или с плотными шторами, а вообще, идеальное время — безлунная ночь. Если без изменений, то винят проектор: барахлит, нужно было покупать дороже. И плевать всем, что нужно смотреть исключительно на качество… Сабаку-но Гаара — человек далекий от реальности и вложенных в него суждений. Та самая часть в схеме, без которой ничего работать не будет, как ни старайся менять первоначальный чертеж. Кто-то в том помещении с проектором-реальностью — лампа, кто-то — штора, кто-то — луна, которая вынуждена все время скрываться, а он — электричество. Люди его по-настоящему боялись, но боялись уважая. А уважали из-за страха. Окутанный плотной оболочкой человеческого ужаса, он возвел черные стены порезами железных дверей и яркими брызгами красной краски, будто говоря: да, убийца. А внутри в самом сердце клуба: выступ импровизированной сцены с двумя гладкими шестами по краям. Рядом диван, не спрятанный заслонами пластиковых стенок или деревянными рейками. Говорили: подойдешь — обязательно навлечешь беду. Снова насмешка. Открытое пространство, видно со входа. Подходите. Это Саске нравилось. Реальность не подстраивалась под Гаару, ей это не по силам. Гаара творил все своими руками, что предубеждения становились фактами. Он как песок — принимал форму всего, чего люди так страшились и шептали на уши друг другу с ужасом в глазах. Это было бы удобно, если бы песок не убивал, безвылазно засасывая. Риск ради риска — Гаара это любил, подгорал, нет, вспыхивал, будто спичка, смакуя безумство с интересом, который устранял переменную в виде скуки. Плохо, что спичка сгорала быстро, а последствия, эти угольки, топтались в крошки черного пепла. Риск ради риска Саске не понимал. Риск ради кого-то его настораживал. Не оставлял выбора, давая только радикальное решение. — Блондинчиков не было, ты уж извини, — Гаара оставался бесстрастным, смотря на девушку у шеста. Красивая настолько, что инквизиция приняла бы ее за ведьму. Про таких говорят: далеко пойдет, достигнет небывалых высот. Стоит натренировать взгляд, усовершенствовать походку и научиться цеплять одним лишь появлением на сцене. Судя по всему, далеко она уже не пойдет. Саске сел поодаль, сложив ногу на ногу. Девушка махнула волосами, схватилась за шест и села на шпагат, выгнув спину к холодному металлу сзади. Гаара оглянулся, а потом, насмешливо угрожая, проговорил: — Ты сегодня без своей крысы? Очень жаль, я-то думал… — он посмотрел на парней, стоящих у стены, — дать урок хороших манер. Как две огромные глыбы, парни, во взгляде которых не было ничего живого, человеческого, по сигналу сверкнули острозаточенными ножами. Саске напряг челюсти, вздохнув: — Похвально, что твои сотрудники такие… необщительные. — Они знают, что им будет за лишнюю болтовню, — Гаара пальцами правой руки показал ножницы, не отрываясь от пышногрудой брюнетки. — Попытаться стоило. Гаара неодобрительно хмыкнул. — Попробуй еще раз, только не факт, что я случайно не прострелю крысе ее миленькие голубые глазки. В клубе, кроме них, охраны и танцующей девушки, больше никого не было. За исключением тишины, сопровождающей движения танцовщицы. Дальше шли разговоры: немногословный парень, лишенный эмоций. Или по-простому — псих. Его возбуждала необузданность, строптивость, неподчинение. Поговаривали, что он просто наркоман, давно подсевший на героин. И поэтому такой — заторможенный, а эрекция возникала только от всплеска сопротивления. Саске скинул пиджак в сторону и расстегнул пуговицу на жилетке. — Милая, — Гаара поманил девушку пальцем. И тогда он заметил. Девушка, которая в будущем могла бы быть невероятно популярной и востребованной в модельном бизнесе, уже давно стала бездушной куклой, работающая за «милость» от хозяина. Свет неоновой красной подсветки делал оттенок ее лица ровным, бледным, искусно обожженная смесь, как итог — твердый фарфор. И только вены открывали глаза на суть. Кричали: остановись. Наверное, умоляли. Останавливаться было поздно. Уродливые руки, покрытые синяками и язвами, где еще не зажили точки от шприца, будто вовсе ей не принадлежали. Как и ноги, пестрящие шершавыми пятнами-кратерами. Синий — не цвет этого места. Он был тут под запретом. Фарфор оказался дешевой керамикой. — Подожди меня в комнате. Девушка слабо кивнула, встала на дрожащие от напряжения ноги и медленно пошагала, скрывшись за сценой на лестнице, ведущей на нулевой этаж. — Стоило мне сказать, что обеспечу ей карьеру, сразу легла под ноги. Продержалась недолго, — Гаара говорил в пустоту, для себя. — Сама могла. Но уверенности не хватило. Саске проводил девушку взглядом: уставшую, обессиленную, сломленную, совсем девчонка — не больше двадцати лет. — Следующий лот, — чуть громче сказал Гаара и на выступ выполз парень. На вид ему около двадцати пяти, по глазам, серым, стеклянным — далеко за сорок. Худой, с четкими линями костей, проступающих сквозь тонкую, почти прозрачную кожу. Длинные волосы доходили до поясницы. Если бы не его нагота, Саске бы подумал, что перед ним женщина. — Мне нравится. Гибкий. Попробуй, — Гаара положил руки на спинку дивана. Парень с позволения хозяина пополз к Учихе и, остановившись у его ног, выгнулся как кошка. Сломанные марионетки. Гаара умело стирал смысл жить и перенаправлял его отсутствие себе в выгоду. Умело, профессионально. Стоит лишь оглянуться, внимательно приглядеться и поймешь — сети вокруг тебя разбросаны, неверный шаг в сторону, — все. — Психологический тест. Две полоски? — Беременность, — ответил Саске, повременив. Гаара посмотрел на руки Учихи, сжимающие пустой стакан, и пожал плечами. — Интересный ответ, — Гаара хмыкнул, снова начав разглядывать толпу снизу. — Спрашиваю: две полоски. Меня поправляют — дорожки. А кто-то говорит: крестик. Церковь… Саске вспомнил: этот парень сидел сзади на диване в первую их встречу. Сразу, что бросилось в глаза — крестик на груди. Православие во грехе, говорил Гаара, ухмыляясь. Тяжело ли сломить веру? Крестика на груди парня не было. — Жрет мало. Не испачкает. — У нас разные вкусы, — спокойно проговорил Саске, пытаясь понять, как у Гаары получилось. Ответа не было. Парень потерся щекой о внутреннюю сторону бедра Саске и положил ладони к нему на колени, раздвигая ноги. Саске не сопротивлялся, наблюдая. Почему? Верующие — люди сложные, подорвать их истину — дело почти невыполнимое. Как? — Ну я бы не сказал… — протянул он, качнув ногой от нетерпения. Парень потянулся к пуговичке на брюках, но Саске его остановил, поморщившись. Ногой отпихнул его от себя, брезгливо стряхнув с пояса чужие прикосновения. — Не нравится? Тогда ко мне, — Гаара кивнул парню и тот пополз к нему, сразу же пристраиваясь между ног. Саске принесли сигары в запечатанной коробочке. Точно такие же, какие он любил курить дома. — Так… — Гаара вздохнул, когда парень начал сосать, стараясь захватить губами член целиком, — что случилось? Саске закурил. Его черные перчатки подпалились, пока он держал зажигалку под сигарой. Парень продолжал, давясь слюнями и неутешительными размерами члена. Он дрожал, всхлипывая всякий раз, когда Гаара нажимал ему на затылок, но терпел. По его взгляду, брошенного на довольного хозяина, Саске понял: веру не убить, нужно ее перенаправить. — Я и забыл, что Учихи неженки, — прокомментировал он, когда Саске отсел подальше. — Не хочу видеть, как ты кончаешь. — Ты испортил настрой, — Гаара резко вскинул бедра. Парень начал задыхаться, зажмурившись. — Попробуй только укусить. Расслабившись, Гаара схватил обмякшего парня за руку и притянул на колени, гладя по волосам. Шептал, что: молодец, мальчик, твое предназначение — оно здесь, со мной… — Хочу сократить сроки. Начни в ближайшие пару месяцев. Гаара улыбнулся, посмотрев на Саске, курящего сигару. — Я настроился на продолжительность действий. Так быстро пропадает интерес, знаешь… — Растягивать это не стоит, он может что-то заподозрить. — Я могу делать все что захочу. Это еще в силе? Саске кивнул. — Принес? — Конечно. Саске протянул тонкую папку. У Гаары глаза загорелись, когда он бегло пробежался по листам. — Дать тебе время попрощаться? Могу устроить встречу… — Обойдусь, — Саске откинул голову, выдыхая дым. Гаара вздрогнул. — Я бы еще убрал твоего братика. Думаю, с ним будет сложнее, чем с Фугаку. — Тогда тебе не с кем будет играть. Умрешь со скуки, — Саске отложил сигару. — А вообще, как хочешь, мне плевать. — Твоя правда… братика оставим. А остальных? — Если кто-то будет мешать, я тебе сообщу. Гаара усадил безвольного парня себе на колени, смахнув его волосы на сгорбленную под неизвестной тяжестью спину. Гладил колени, царапал худые бедра. Пристраивался. — Присоединишься? — он надавил на спину парня, заставляя его выгнуться. Саске качнул головой. — Тогда сыграй мне. Гаара указал на рояль, выглядывающий из-за бордовой шторы. Рояль стоял в эркере, начищенный до скрипучего блеска. Саске подумал бы, что он новый, если бы не коцанные частым перемещением крупные ножки. — Сыграй мне, Саске, — еще раз повторил он с угрозой. Саске подошел к роялю, пробежав по клавишам пальцами. Ненависть к инструменту росла с каждой секундой. — Он расстроен. — В этом и смысл. Давай, — Гаара выглянул из-за парня, которого усаживал на себя на сухую. — Играй. — Он расстроен, — повторил Саске, садясь на стул, совсем не подходящий по высоте. — Ты без мотивации ничего не делаешь, да? Тогда я тебе ее дам, — Гаара заткнул крикнувшего парня куском какой-то тряпки. — Сыграй. А то у меня много мышеловок… — У нас уговор. Ты не тронешь его, — напомнил Саске. — Я давно убедился, что дорога, проложенная купюрами, привлекает многих. Фактически, я ничего не сделаю, — Гаара облизнулся. — Не надо было соглашаться на эти условия. Мне теперь его еще больше хочется… Саске заиграл. Резко, рвано, морщась от скрипучего звука. Воспитанный Микото, которая ценила искусство во всех его проявлениях, Саске давился, вспоминая фантомные удары указкой по неправильно скрюченным пальцам. Она говорила, держи яблочко. Играй, лаская инструмент. — Все не то! Все это! — кричала она, сжимая указку. — Мой милый Саске, как же это все отвратительно. Твое клацанье клавиш перебивает игру. Саске ненавидел играть. Он играл, играл и играл. До тошноты, порываясь туманной ночью разгромить инструмент. — Прекрати! Прекрати так давить! Я даже не слышу мелодию!.. Парень кричал, утопая в слезах. Саске заглушал его крики хорошей игрой с отвратительным звучанием. — Сука кровью все испачкала, — заключил Гаара, бросая затихшего парня на пол. — Уберите тут все. Саске чувствовал, как горят клавиши даже через перчатки. — Сколько ни слушал, такой мелодии не припомню. — Она моя. — Тебе подходит. Гаара сел рядом и повторил все с точностью до кривых ошибок. И отличало их лишь одно — под тяжелыми пальцами Гаары не было слышно стука клавиш. — Приводи в следующий раз свою крыску. Повеселимся. Саске следил за движением грязных от крови пальцев Гаары. — Нет. — Еще раз. — Нет. — От этого мне больше хочется. Как насчет хоум-видео? На партнерских условиях? — Не расплатишься. — А чего ты хочешь? Саске фыркнул. — Это не имеет цену. — Все имеет цену, Саске, — Гаара придавил клавиши ладонью и через пару секунд начал заново, без ошибок, допущенных ранее Саске. — Что ты выберешь: защитить дочь или свою игрушку? Саске смахнул руку Гаары, поправив концовку мелодии. — Откуда знаешь? — Если вы это не афишируете, не значит, что про это не знают. К тому же… он перестал скрывать, что у тебя есть дочь. Брак с молоденькой Учихой... Примкнуть к семье, которая возглавляет одну треть рынка, — Гаара сыграл конец, как показал Саске. — Этим Учихи мне и не нравятся. Семейные ценности для вас — ничто. — От кого я это слышу… — Так каков был бы выбор? — Разве это не очевидно? — Нет. Поэтому и спрашиваю. — Глупый вопрос. Она моя кровь. — Это не ответ, — Гаара резко поставил пальцы на клавиши и Саске поморщился. — Вполне себе. — Иметь две слабости… чревато проблемами. Саске вскинул бровь, перебив игру Гаары. — Это угроза? — Если ты это так расцениваешь... Гаара встал, расстегивая рубашку, повернулся в сторону комнат. — Если ты меня подведешь, то я последую по твоим приоритетам. Девчонку не трону, красивая мордашка, — продолжил Гаара, скалясь. — Не люблю предателей. Саске остался один. По залу разнеслась новая игра: агрессивная, отчаянная, заполненная риском.

х

С того дня прошло около девяти лет. Воспоминания расплылись по белому листу блеклой, смешанной разными цветами краской, оставляя множество просветов: где-то мелких, где-то огромных. Сарада помнила, но плохо: мама ушла со скандалом, оставив все вещи, прихватив только телефон и пару бумажных купюр. Возможно, она еще маленькая, чтобы суметь понять, что же все-таки случилось. Записывала диалоги в блокнот, составляла схемы, лазила в желтой прессе, изучая все статьи, где фигурировала фамилия Учиха. В двенадцать она занялась расследованием. Распечатывала вырезки из газет и клеила их в тот же блокнот — исписанный потоками мыслей и соображений, почти весь. Этот блокнот она хранила под матрацем, укутав в простыни, чтобы наверняка никто не нашел: ни уборщицы, ни отец. Ей не требовалось его доставать, чтобы процитировать заученные отрывки фраз с того вечера. — …я так больше не могу, Саске, — кричала мама, хлюпая носом. Ее голос дрожал. — Я устала бояться, прятаться и потакать, я устала от тебя зависеть, я устала терпеть эти насмешки. Я так устала… — Если бы ты не сбежала с самого начала, ничего бы такого не было, — процедил отец, еще тихо, но громкость его грубого голоса постепенно нарастала. — Было бы еще хуже! Как ты не понимаешь! — кричала она, задыхаясь. — Саске, посмотри на меня и скажи, во что я превратилась! Меня душат, душат, душат… Папа промолчал. В кухне что-то разбилось. — Я с ума схожу. На меня все давят, они и говорят, и говорят, и говорят… Если я не уеду, я повешусь. Я вскрою вены, но я больше не останусь здесь... Сарада закрывала уши руками. В семь лет она понимала, что «вскрыть» вены — значит умереть. Видела, как мама прикладывала к руке нож, а папа держал ее сзади, не давая этого сделать. Видела, как мама выбивала дверь в ванную, потому что папа ей долго не отвечал. И как они плакали, мама громко и звонко, а папа незаметно, будто слезы из его глаз — случайно попавшая на кожу вода. — Ты все время обвиняешь меня в этом… я знаю, что виновата, но я не могла… не могла больше… и сейчас. Все, Саске, это уже все… я не могу… — А я могу!? — крикну папа, кажется, впервые так громко. — Ты оставила нас! И ты ни разу не подумала, какого нам после твоего побега. Ты не подумала… — Прости меня. Пожалуйста… но я не могу… больше не могу… — Ты никогда не могла. Ни тогда, ни сейчас. Ты думаешь, тебе тяжело? А мне? А мне, Сакура, скажи, легко?.. — Саске… — Сарада видела, что мама встала на колени, схватив папу за брюки. — Пожалуйста, Саске… — Я обещал тебе, что скоро это закончится. Я разберусь. Только не делай этого еще раз, — папа замолчал, но потом, почти шепотом добавил: — прошу. Мама замотала головой, проговаривая имя папы быстро, умоляюще. — Либо ты уходишь навсегда, либо ты остаешься. Выбирай, — папа говорил холодно, успокоившись. Сакура зарыдала, цепляясь за его футболку. — Не вини меня, прошу. Саске замер, смотря Сакуре вслед. Она собралась уйти. Она выбрала, но не их. А потом он засмеялся, так громко и отчаянно. Сараде пришлось зажать уши сильнее. — Я не бросаю вас… — Ты уже это сделала. — Саске… — Выметайся из моего дома! — закричал он в сердцах, указывая на дверь дрожащей рукой. Эти воспоминания со временем размылись настолько, что Сараде казалось, что те яркие эмоции отца были придуманы ей же, чтобы как-то оправдать его характер. Его холодность, отстраненность. И то, как он издевался над мамой после ее побега. Говорил он о ней, как будто использовал и выбросил. Сарада склонялась к этим выводам больше, чем к воспоминаниям из детства. Ведь единственное им подтверждение — детские каракули в блокноте, которые она время от времени читала. Еще там было напоминание, когда-то произнесенное Фугаку Учиха в присутствии мамы, незадолго до ее ухода: — У тебя нет матери, маленькая Учиха. И никогда не было. Она — всего лишь животинка твоего отца. Дедушка постарался, чтобы в свидетельстве о рождении у Сарады стоял прочерк. Сакура Харуно официально ей никто. Сарада потерла виски. От этих воспоминаний у нее разболелась голова. Ее комнату освещала светодиодная лента под потолком и экран телефона с непрочитанными сообщениями от матери. «Скажи, что у тебя все хорошо, и я успокоюсь». — И тогда ты снова исчезнешь на пару месяцев? — язвительно прошептала Сарада, качнувшись на стуле. Конечно, она ее любит. Но обижена — больше. И эти два чувства разрывали. Когда мамы нет рядом, Сараде хотелось, чтобы она легла на ее кровать, крепко обняла и начала расспрашивать о делах. Когда же Сакура приезжала, Сарада сбегала, не зная, куда себя деть от обиды на нее. Сакура имела привычку не общаться с Сарадой неделями. Говорила, слишком занята (но времени на других мужчин у нее хватало). Сарада ей не верила, ведь спросить «как дела» не займет больше пяти секунд. Пару лет назад она ей это прощала, сейчас — нет. Когда мама все же писала (спрашивала все, заваливая сообщениями), Сарада не чувствовала радости. В ней колыхалось раздражение и злость, которые она контролировать была не в силах. Сарада постучала ногтями по столу и уставилась в потолок. Голова не переставая гудела. Спустилась на кухню, не включая свет в доме, ориентируясь только по памяти. — Не знал, что ты ночуешь дома, — донеслось из темноты. Сарада мелко вздрогнула и зажгла на кухне напольные лампы, ударив пяткой по включателю на стене. Плохое освещение нехотя распустилось, вырывая из густой темноты отца: в костюме, сосредоточенно выравнивающего пустые чашки из-под кофе в один ряд. От него пахло сигарами и прохладной осенней ночью. Сарада поморщилась. — Ты же запретил. Комендантский час. Сарада вытащила из холодильника воду. — И ты послушно сидишь дома?.. — он поправил чашку посередине. — Раньше ты просто сбегала. — Ты знал, — кивнула она, облокачиваясь на остров с противоположной стороны. — Конечно, я знал. Так, прошла любовь? — Зачем интересуешься? — Сарада сощурилась. — Ты мой ребенок. — Какой-то неубедительный аргумент. — И все же? — Не прошла. Он… с мамой время проводит. Отец ничего не ответил. Чашки не выстраивались в ровный ряд, потому что были разных размеров. Но он упрямо пытался это сделать. — Не поздновато ли для кофе? — Сарада посмотрела на часы, время — давно за полночь. — В самый раз. — Пахнет от тебя отвратно. И выглядишь… не очень. Саске слабо усмехнулся. Переставил чашки к краю островка, достав из кармана простые сигареты. Сараде хотелось спросить почему. Он так их ненавидит, что курит лишь в крайних случаях. Но она не спросит. — То же самое могу сказать о тебе. Сакура? Сарада поджала губы. От упоминания маминого имени голова заболела с новой нарастающей силой. — Ты можешь ей не отвечать. Она не подойдет к тебе без моего разрешения, — Саске сложил ладони к лицу, подкурив сигарету. — Если тебе от этого легче, можешь заблокировать. Могу найти способ утихомирить ее. Меня она уже достала. Сакура не может контактировать с Сарадой без присутствия или письменного разрешения Саске (Фугаку потряс купюрами перед судьей и Сакуре сделали запрет на приближение к ребенку без присутствия Саске). А Саске не разрешал, если Сарада сама этого не желала. — Я просто… — Сарада сглотнула, — не знаю. Она как будто… — Чувствует вину? — Саске слабо улыбнулся. — Это ее любимое занятие. И тысяча извинений после… — Ты выставляешь ее монстром. — Сказать, что она тебя любит? Это очевидно. — Мне ответить ей? — Как хочешь. Можешь ее послать, я разрешаю. — Пап, — Сарада хмыкнула, — нет. — Тогда ответь. Только за этим последует требование о встрече. Хочешь? Лично я видеть ее не желаю. — Я еще подумаю. — Можешь не торопиться, — ухмыльнулся он, стряхнув пепел в одну из чашек. — Нужно придумать себе командировку, когда она сюда заявится. — Ты оставишь меня одну? С ней? — Вообще-то с письменным разрешением на ее присутствие здесь… Помнишь: прогнуться должен кто-то один. Она мне никто, тебе — мать, правда, слегка поехавшая… Сарада улыбнулась. — Пусть приезжает через недели две. Я пока настроюсь. — Познакомишь ее с щеночком? Сарада закатила глаза. — А ты с мистером Узумаки? Саске фыркнул. — Нет ответа? Тогда приятных снов. Сарада ушла спать.

х

Сон не приходил. Чашки — все пять — образовывали ломанную, а не ровный ряд. Саске засунул их в посудомойку. Вытер столешницу. Потом еще раз. Сначала мокрой тряпкой. Потом сухой. Снова мокрой. И сухой, чтобы не было разводов. Разводы могли вывести из равновесия. Мысли в порядок не приходили… голова сейчас взоревется, если чем-то себя не отвлечь. Выкинул костюм, отвратительно заляпанный чужой кровью. Принял душ. Снова. И снова. Голова пухла. Вот сейчас. Именно сейчас, сейчас. Нарастало. Саске бродил по огромному дому, перебирая увесистые тапочки-акулки. Заглянул в гостевую ванную, переставив все баночки в шкаф, поправил ковры в гостиной и в гостевой спальне, куда заходили только уборщицы, не так часто навещающие этот дом — особо не за чем, Саске держал порядок в совершенстве, время от времени включал робот-пылесос. Нужно было только протирать пыль и чистить плитку в ванной. Прошелся по кладовке за лестницей, когда-то бывшей игровой дочери. Еще остался кукольный домик, коллекция маленьких редких машинок и мягких игрушек, уложенных спать в кроватки. Точно. Дочь. Сарада. Написал Сакуре, что она может приехать. После посыпались сообщения с благодарностями, но Саске их не читал. А ей-то чего не спится в это время? По второму этажу ходил осторожно, почти бесшумно. Заглянул к Сараде — она уже спала, к себе в комнату, где шторы никогда не открывались, дошел до еще одной гостевой комнаты, которую обычно занимала Сакура. Прошелся по гардеробной. И до кабинета, где он проводил больше всего времени. Наверное, стоит купить сюда кровать. Надо записать. Или хороший двуспальный диван. Сев в кресло, Саске вытащил из стола галстук, который когда-то нацепил на него Наруто… Вспышка света ударила в широкие окна сквозь незакрытые жалюзи. Саске вытянул шею и увидел желтую машину такси у дверей дома. Убрал галстук, думая, что нужно бы этому водиле повыбивать фары, за то, что светит ему в окна «дальним». Саске побрел к двери и взглянул в глазок. Ну и кого там принесло?.. Водитель нервно тарабанил по рулю. Саске подошел ближе, вглядываясь в салон недорогой обшарпанной машины. Никого, кроме этого ночного ублюдка. — Чего надо? — Саске нахмурился и сощурился, когда водитель кивнул назад. ― Заберите его. Саске открыл дверь и вздохнул, увидев Узумаки, который не подавал признаков жизни (было бы лучше, если бы он правда был мертв). Колени упирались в пол, грудь лежала на сиденье, а руки раскиданы в стороны. — Я заплачу, если дотащите его до двери, — Саске отошел, думая, не отправить ли это пьяное животное к его бывшей жене. Подумал еще раз. Нет, так он делать не будет. Хиленький таксист, скорчившись, подхватил Узумаки под руку и поволок его к двери. Саске побрел за ним, все еще сомневаясь в том, чтобы тащить это домой. Оставить на крыльце? Замерзнет. Его проблемы. — Вот сюда, — Саске указал на коврик у двери. Его как раз нужно заменить. Мужчина недоверчиво взглянул на Учиху, но ничего не сказал, положив парня на пол к высокому шкафу. Думалось лишь одно, разве так с любовниками поступают? Блондин ему полдороги неустанно повторял: еду к Саске! Мой Саске. Еду к Саске. Саске наклонился к Наруто, пошарил по его карманам и вынул несколько плотно смятых купюр. На эти деньги могла бы прожить небольшая семья полмесяца точно. Повернувшись, Саске сунул деньги в руки таксиста и захлопнул дверь у него перед носом, снова оборачиваясь к пьяной туше. Безвольное тело растеклось, казалось, у него слишком длинные конечности. Саске присел на корточки, внимательно вглядываясь. Узкие джинсы, белая полупрозрачная футболка, измазанная чьим-то тональным кремом. Саске принюхался: духи мужские. На губы посмотрел. Нет, не целовался. А где куртка? Идея отправить «это» к бывшей жене оказалась самой разумной. Пропадать такому — она бы точно оценила. — Вставай, — Саске хлопнул пьяницу по щеке. Потом еще раз, но сильнее. Наруто поморщился, неуклюже отмахиваясь от сильных ударов. — Тебя об угол, да хорошенько…— прошипел Саске, останавливая себя от еще одной пощечины. — Пожалейте мальчика, — пробубнил Наруто закрывая лицо руками, будто сейчас точно ударят в нос. Но Саске бил бы по яйцам, чтобы наверняка отбить все эти «хотелки». Такого самоуверенного кабеля еще поискать нужно, что ни день, то новое знакомство. И зачем его вообще в гей-клуб потянуло? — Не ответишь, я из тебя девочку сделаю, — Саске ухватился за пятно на футболке и растер меж пальцами ткань. — С кем зажимался? Пять секунд. Наруто убрал от лица руки, распахнув голубые глаза. — Это был экста… экстарсен… экстрасенс. Он сказал ехать. Сюда. Правду говорю, — Наруто прижал ладонь Саске к груди. Саске оглянулся. Как кстати на низком шкафу лежала железная ложка для обуви. — А теперь еще раз, — Саске схватил ложку и направил в пах Наруто, который тут же для безопасности свел ноги. — Белочку не словил, — Наруто еле выговаривал слова, страшась железа между ног. Потом перекрестился: — Клянусь. — Ладно, — Саске отложил ложку в сторону и встал на ноги. — Нож будет действеннее. Наруто икнул и зажал рот, округлив глаза. Пришлось взять его за ворот и тащить до гостевого туалета. — Никакой нежности, — прохрипел Наруто, с головой исчезнув в унитазе. И снова начал исторгать то, что недавно выпил. Выжрал, свинья такая. Саске прикинул в голове: что-то мешал, идиот. Много мешал. Хорошо, что не курил. Покурил бы, вряд ли вообще разговаривать смог. — Не обязан, — Саске сходил за водой и протянул ее в слабую руку Наруто. — Не обязан, — передразнил он, подняв голову. Мутные голубые глаза сощурились: — Такая сука, что ой-ой-ой… Саске вскинул бровь и нажал на слив. Наруто обдало холодной водой. Затекла и в уши, и в глаза, и в нос. — Захлебнись, по-хорошему. Наруто закашлялся, отпрянув от унитаза, как от огня. Хотел что-то сказать, но, когда голова встретилась с мягким ковром, уснул. Саске потыкал его носком тапочки в щеку. Спит. Таскать на себе эту лошадь он не станет, спину ему жалко больше. Поэтому, подтянув Наруто к душу, Саске закинул его ноги за перегородку и включил холодную воду. — Не хочешь получить переохлаждение — раздевайся и начинай соображать. Наруто мелко задрожал, тщетно пытаясь обнять себя слабыми руками, чтобы сохранить остатки тепла. Коленки подтянул к груди и отворачивал голову в стороны, прячась от воды. Секунда. Две. Три. Минута. Начал снимать футболку. Мокрая тряпка не поддавалась, застряв грузом на шее. Саске сжалился, когда увидел прояснившийся взгляд, включил горячую воду. — Холодно, — бормотал он, — очень холодно. Пожалуйста, очень холодно. — Заслужил. — Заслужил, — эхом повторил Наруто, скрючившись на полу, залитом ледяной водой. — Помоги мне. Саске выключил душ и опустил лейку на пол, снял халат, завязал волосы сзади и тронул его за плечо — холодное, все еще дрожащее. Постепенно начало отпускать. Опускало трудно и неприятно, мучительно долго. Хватка усилилась настолько, чтобы повернуть Наруто к себе лицом. Губы посинели, зубы гулко друг о друга стучали, задавая ритм дрожи. — В следующий раз, если такое повторится, я оставлю тебя на улице. — Не оставишь, — усмехнулся Наруто, склонив голову, когда Саске стянул с него футболку. Саске ничего не ответил. А ответ никому и не требовался. Оба знали: не оставит. Может, в следующий раз наорет, показательно закроет перед носом дверь, но потом вернется, запихнув под этот же душ. Смотрел Наруто только в глаза, и не на миллиметр в сторону — пару минут точно. Наблюдал, как Саске злится, стягивая с него носки. Следил за каждым тяжелым движением кадыка, плавно перетекал на обнаженную сильную грудь и руки. Совершенное полотно, достойное для выставки в какой-нибудь галерее. Без растительности, пару родинок у ребер, темные ореолы сосков, та-самая-блядская-дорожка, уходящая под пижамные штаны… Пуговица на джинсах застряла в сырой отяжелевшей ткани. Наруто перехватил бледную ладонь и, качнув головой, тихо сказал: — Это я сам. — Легче? — Да, — Наруто кивнул. — Я сам. Легче не было, только тяжелее. Что-то пошло не так. Вместо ожидаемого облегчения внутри нарастала паника под прицелом черных безликих глаз, которые беззастенчиво, скорее не понимая, исследовали тело под собой. Наруто знал этот взгляд слишком хорошо, чтобы с чем-то спутать… Наблюдал каждый раз после сна, напряженный до кончиков пальцев на подгибающихся ногах. Саске не торопился вставать, не торопился уходить. Добивал Наруто своим взглядом. Был как спичка перед керосином. Хватило маленькой искры… Лучше бы ты и дальше злился, Саске, злись, скотина. Сейчас же ошибку совершу и не будет мне прощения… — Возьмешь халат в шкафу. Полотенце там же. Саске спешно вышел. Наруто трясло и трясло, не переставая. И плохо так, что, кажется, самовольно ломаются хрупкие кости. Джинсы он стянул с трусами, потратив на это все остатки силы. Встал на колени и включил горячую воду. Забился в угол, унимая возникшее возбуждение. Страх вывернул наружу: вот этого ты хочешь? Фантазии превратились в реальность, бисексуальность — предел, через который нужно незамедлительно переступить, иначе будет поздно. Ощутил почему-то именно сейчас. Стукнуло молотком по голове, сколачивая воедино кашу, что там заварилась. Четко и понятно: это мое будущее. Саске давал выбор, не делая в ответ поступательных шагов. Ты либо идешь по намеченному пути, либо убираешься с дороги. И не дано третьего. Выбор без выбора — про Саске. Наруто до боли сжал зубы, вставая на ноги. Эта скотина от него не избавится, нет. В длинном под потолок шкафу Наруто взял белое полотенце, вытерся и схватил халат. — Я остаюсь здесь, — заявил Наруто, находя Саске на огромном диване посередине такой же огромной гостиной. — Не прогонишь. Саске держал в руке сигару, но не курил. — Почему сюда? — Потому что здесь ты. — Основания? — Я тебе нравлюсь. Чиркнула зажигалка. В темноте, разрываемой только светом фонарей с улицы, появился маленький огонек. Молчание затянулось. Наруто сел напротив, все еще не отошедший от холода и алкоголя. — Доказательства? — хриплый голос Саске заставил Наруто вздрогнуть. Наруто, подумав, тихо засмеялся. — Интуиция. — Надо было тебя утопить. Наруто следил, как тлела сигара в изящных пальцах. Вглядывался в темноту, наугад находя глаза Саске. Уверен, что смотрел именно в них. Думалось, что сбил Учиху с ног, заставив его молчать. Хотелось так думать, но Саске молчанием только вынуждает. Это он, Наруто, себя с ног сбил, открыв рот. — Идем, — Саске поднялся и пошел к двери у лестницы. Наруто шел почти рядом. Шатало так, что еще чуть-чуть и он врежется в одну из стен. Комната: силуэты кровати, шкафа, тумбы. Свет Саске не включал. Намеренно, нет — Наруто не знал. — Здесь переночуешь. — Останешься? — Сказку не почитать? — Не нуждаюсь, — Наруто потянул его за руку и пополз по кровати, окутав себя одеялом. Дверь захлопнулась. Следом прогнулся матрац под весом тела. Наруто подполз ближе, остановившись у чужих бедер. Голова кружилась, глаза упрямо закрывались, но Наруто держался, чтобы не упустить момент. Осторожное движение руки сверху. На белобрысую макушку легла ладонь, пальцы которой сразу же схватились за волосы. Я скучал — сказал бы Наруто. По наглой роже, по колким словечкам, по взглядам и манерам. В кабинет твой переехал, чтобы быть рядом — пусть не физически. Ласки, граничащие с пытками, усыпляли Наруто получше любого сильного снотворного. Казалось, эти грубые руки пробуют новое: нежность. Прядку за прядкой. Искал дно, а дна не было. Нерешительными были оба. Наруто не сокращал то малое расстояние между его лбом и бедром Саске. А Саске не уходил пальцами дальше затылка. — Мне экстрасенс сказал, что я тебе нравлюсь. Странно это слышать от других… — Меня поражает эта твоя черта — верить всему, что про меня говорят другие. — Это не так? — Наруто потерся о ладонь Саске, все-таки сдвинувшись к его бедру. Холодная рука легла на шею, щупая выступы косточек позвоночника. — Не льсти себе. — Какая лесть… — зевнул он, уже засыпая, — это факты… Наруто хотелось бы сказать что-то еще, но глаза плотно сомкнулись, будто клеем смазали края век. Язык онемел, превратившись в ссыпающийся кирпич. Темнота помогала Саске его, Наруто, усыпить. Помогала, но только Саске. Скрывала блестящие глаза, дрожащую улыбку, упрямо спрятанную под сжатые губы. Хмурые усердием брови и неряшливо растрепанные волосы. Скрывала, защищая Саске от нападок этого понимающего идиота. — День мудренее ночи… — прошептал Саске, задумчиво пялясь на волосы, где погрязла его ладонь. — День… День мудренее ночи. Глупее не придумаешь. Ночь — время чувств и откровений. Время, когда можно сделать все, что пожелаешь, и тебе покажется — правильно, продолжай. Прислонись губами к чужим волосам, вдохни запах, смешанный с запахом тела, шампуня и улицы. Может, поцелуешь кончик уха, эрогенная зона у многих. Почувствуешь отклик тела. Замрешь на месте и остановишься. Нет, продолжишь. Ночью нет места сожалениям и вранью. Тайнам и угрызениям. Темнота помогает справиться, обдумать, полагаясь и на чувства тоже. Она их не отбрасывает, а приправляет мозг, говорит: думай в симбиозе. А день? День Саске не любил. Выйдя из комнаты, Саске услышал тихую вибрацию телефона Наруто, выпавшего в прихожей. Шикамару звонил ему несколько раз подряд. Настрочил несколько сообщений. Саске ответил предельно коротко: «дома».

х

Наруто поморщился, спихивая с себя тяжелое одеяло. Сдул с липкого от пота лба прилипшую челку и раскинул руки в стороны, давая прохладному воздуху окутать себя в остужающую оболочку. Как же жарко. Серый халат, помогающий вчера согреться, сейчас жарил внутри своих теплых объятий. Развязался из-за неспокойного сна, запутавшись длинным подолом в ногах, фиксируя их неподвижность. Наруто удовлетворенно простонал, но потом распахнул глаза, сразу же закрывая пах халатом. Оглянулся, пытаясь понять, что это за комната. Чья комната? Вглядывался в детали, а деталей не было. Так пусто и неуютно, вызывая дискомфорт внутри. Наруто запахнул халат потуже и выглянул из-за двери. Комната, что предстала перед глазами, оказалась больше вытянутой в стороны, чем в ширину. Два длинных дивана в центре, искусственный камин, встроенный в стену-перегородку, отделяющий черную кухню и зону гостиной. Просторная лестница — сбоку. — Иди сюда, — послышалось из-за камина, где сквозь стекла был виден силуэт. Наруто прикрыл за собой дверь и мелкими неуверенными шагами направился к голосу. На обеденном столе, к которому Наруто подошел, напротив Саске, пьющего ароматный кофе, стояла еще одна чашка, предназначенная, судя по всему, для него. Саске, отставив кофе в сторону, по щелчку пальцев превратился в Дьявола. Того самого, работающего в компании, сидящего в своей Обители, куда чужак ногой ступит — ее сразу оторвет раскаленным ветром. Наруто чувствовал, что злость внутри него, Дьявола, кипела. Сейчас поднимет крышку и зальет обжигающей водой поверхность. Наруто поджал губы, не отрывая взгляда от внимательных глаз Саске. Послушно сел напротив. — Не понял, где находишься? — Конечно, понял, — солгал он. — Врешь. Частично воспоминания начали наполнять гудевшую от боли голову рандомными отрывками в хаотичной последовательности. И вроде засыпали они вместе, а душ Наруто принимал один. Как вообще здесь появился? Хотел, это да. Приехал, но как?.. — А можно водички? — Наруто сглотнул. В горле запершило. Саске молча на него смотрел, не моргая. — Кран справа. Стакан в шкафу. Наруто пошлепал босыми ногами по полу в сторону кухни, обходя место, где грозной тучей сидел Саске. Он опустошил три стакана, жадно глотая воду. — Сарада дома? — Ушла. Наруто вернулся, налегая на вкусный кофе, хотя хотелось позавтракать (или уже пообедать) до жути. Желудок просыпался, давая о себе знать. — Ты говорил, что ничего такого больше не повторится, — Саске водил остатками кофе по стеночкам чашки. — Не задумывался, что тебе лучше вообще не пить? Наруто зажмурился, отпив кофе. Кажется, говорил. Может быть, даже обещал. — Больше никогда не буду. — Что помнишь? — Помню, что ты порядочно со мной обошелся. Саске закатил глаза, хлопнул Наруто подзатыльник и прошел мимо. — Еще раз появишься передо мной пьяный, можешь вообще больше никогда не приближаться. Понял? Саске уже хотел уйти, но Наруто дернул его за широкую штанину пижамных штанов, останавливая. — Я помню, что засыпал с тобой. Наруто широко улыбался, будто выиграл очень важный для себя приз. И голос его — флиртующий — только раздражал. — Чему ты там радуешься? — фыркнул Саске. — О да, я это помню. — Я дам тебе одежду, и ты исчезнешь с моих глаз. — Я тебе нравлюсь! — вдогонку кинул Наруто. Саске ничего не ответил.

х

— Хорошо, — тихо протянул Наруто, крутясь напротив зеркала в гардеробной Учихи. Саске отдал серое худи и черные спортивные штаны. Ему повезло, что у них почти одинаковый размер. Почти. Наруто чувствовал, как резинка спортивок неприятно врезалась в живот. Он посмотрел на выдвижные полки с запонками, цепочками и прихватами для галстуков. Все аккуратно: коробочка к коробочке. — А где у Царя корона? — Наруто накинул на голову капюшон и расправил пальцы веером над макушкой. Саске, который стоял в проеме двери, вздернул бровь. — Правда, я даже в магазинах столько одежды не видел, — Наруто ухмыльнулся, оборачиваясь. — Что? Их несколько? — Откуда столько смелости, Узумаки? — Ты ничего мне не сделаешь, я же тебе нравлюсь. — Я начинаю тебя ненавидеть. — Мне нравится, что ты не отрицаешь. — Спорить с таким идиотом — себя не уважать. — Все еще не отрицаешь, — самодовольно. Саске вышел, выключив за собой свет. Наруто пошел следом, но не приближался, все еще опасаясь подходить слишком близко. Дистанция для Саске слишком важна. Наруто это прекрасно знал и осознавал, что если ее нарушать, то для начала надо убедиться, что Учиха к этому расположен. Сейчас — рано. — А где моя одежда? — Наруто заглянул за дверь, где вчера с себя ее снял. — Ты про те тряпки? Они испортились, и я их выкинул. — В отличие от тебя, у меня нет такой гардеробной. — А ты дорожишь футболкой, испачканной какой-то косметикой? — Саске обернулся, сверкнув глазами. — Правда? — Да нет, — Наруто нервно хохотнул, вспоминая, кто мог поставить на нем пятна, — сжечь бы их вообще… Саске ухмыльнулся, останавливаясь у шкафа в прихожей. — Подвезешь? — в шутку спросил Наруто, обувая кроссовки. — Подвезу. Наруто осторожно поднял глаза, замерев. Наблюдал за тем, как Учиха продел в куртку руки и быстро наклонился, чтобы завязать шнурки. Он не сказал Саске, что просто пошутил. Наверное, уже и не скажет. Хотелось верить, что не ляпни Наруто это сейчас, потом Саске предложил бы сам. Саске завязал волосы сзади в маленький пучок, расправил спортивки на сильных умеренно-худых ногах и встал, ожидая. — Что? — раздраженно. — Ничего, — Наруто заправил шнурки в кроссовки и вышел, сразу же направляясь к машине. — Нора сказала, что ты работал в моем кабинете, — начал Саске, заблокировав двери. Наруто сглотнул. Потянулся к ремню, развернувшись полубоком, чтобы не смотреть ему в глаза. Поймет же, ублюдок, и начнет издеваться. Ему же только дай повод, ткни пальчиком в свою слабость, начерти мишень. И ударит. Начнет, обязательно издалека, чтобы подвел к сути сам. — Она все время таскала эти тяжелые коробки, как я мог позволить ей так издеваться над собой? — нашелся Наруто. — Какое благородство, — Саске выехал на дорогу, сразу же набирая скорость. — Аристократство заразно. Саске в который раз закатил глаза. — Я хорошо жарю… — Наруто оступился, поняв, что фраза звучит двусмысленно. Покраснел, отвернувшись. — В смысле стейки хорошо жарю. Обещал Химавари сегодня… короче… не хочешь? Саске вырулил на улицу к дому Хинаты. Молча. Наруто не оборачивался, приняв это молчание за отказ. Попытаться стоило. — Если мне не понравится… — Понравится! — Наруто выскочил из машины, как только Саске остановился и, пробежав пару метров, вернулся. — Подожди пару минут! Никуда не уезжай! Наруто ураганом зашел в дом. Вышел он и правда через пару минут с дочерью и маленьким рюкзачком в руке. Саске заметил «ту женщину», придерживающую дверь, что-то крича Наруто вслед. Когда она увидела Саске, то сразу же скрылась в доме. — Привет! — звонкий голос девочки оторвал Саске от внутреннего злорадства. Наруто усадил девочку между ног, поправив ей юбку и куртку. И улыбался так ярко: и Саске, и своей маленькой дочери. — Привет, — Саске натянул улыбку, дружелюбную насколько мог. Наруто хмыкнул. — Нужно заехать за мясом. — Почему ты раньше об этом не позаботился… — вздохнул Саске, выехав на дорогу.

х

Дом Наруто был пропитан его запахом. Дом Наруто был его отражением. Вещи лежали небрежно, но на своих местах. Саске рефлекторно поправил ключи на тумбочке у двери, складки штор на кухне и в гостиной, жалюзи закрутил до конца. Все важное в доме — на виду. На улице, за его пределами — ничего, что могло бы характеризовать хозяина. Газон пострижен коротко, как у соседей. Терраса обставлена скудно и то, всю технику Наруто приволок из гаража. Единственное, что стояло на ней изначально, — куст каких-то засохших цветов в огромном горшке. Выставив на террасу гриль-барбекю и два шезлонга с низким столиком, Наруто начал мариновать мясо и разводить огонь. — В кладовке под лестницей лежат одеяла. Принесешь, — Наруто не спрашивал, выставив перед собой руки, испачканные в маринаде. — Я не могу. Саске фыркнул. В этой же кладовке нашел куртку и присвоил ее себе, оставив свою в доме. Также там были припрятаны несколько пар тапочек из разных отелей. Саске взял и их. Солнце еще грело, несмотря на осень. Жар от гриля не давал замерзнуть ногам. Саске накинул на себя одно из одеял, уставившись на неоформленный задний двор. Выкопать бы колючие несуразные кусты, несколько кривых деревьев спилить. А если уничтожить всю растительность можно поставить еще один дом… Удачно бы пристроился пруд с краю — территория большая. Или бассейн. Нет, бассейн большая сезонная проблема… Копать яму надо, делать слив… Золушку заперла тетка, не разрешив поехать на бал к принцу. Потому что она приемная, подумал Саске. Над бассейном надо сделать навес. — Вынужденных приемных детей обычно не любят. Оттуда и беды. Ими пользуются. Удобные, — прокомментировал Саске, закутавшись в теплую куртку. — Как это, вынужденные? — спросила Химавари, отвлекаясь от книги. — Это называется прицеп. — Что такое «прицеп»? — Не слушай его, — встрял Наруто, переворачивая шипящий кусок мяса. Он наградил Саске осуждающим взглядом. — Продолжай читать, принцесса. Да, пруд был бы здесь идеальным ландшафтным решением, которое обыграло бы участок. Сюда и беседка бы подошла. Возможно, стеклянная. Или нет… вообще залить все асфальтом и проблем не будет. На помощь пришла Фея. Откуда она взялась, эта фея? Крестная? Если бы его, Саске, ребенка крестной стала какая-то незнакомая женщина с сомнительными друзьями… — Довериться женщине, которая разговаривает с крысами? Еще и появилась из воздуха. Эта Золушка туповата. — Но она тоже с ними дружит, — Химавари указала пальчиком на иллюстрацию в книге. — Вот, с этими птичками. — Тогда это меняет дело. — Саске, — пригрозил Наруто. Химавари продолжила, стараясь читать с выражением, когда Саске раскритиковал ее монотонность. Иногда он поправлял ее неправильное произношение некоторых слов. Слушал внимательно, всерьез увлекшись детской сказкой. Видя это сосредоточенное лицо, с губ Наруто не сходила улыбка. То, как воспринимает Саске Химавари, — смешно. Будто она для него равный по возрасту человек. — Мне тоже нужны хрустальные туфельки, — протянула Химавари, рассматривая иллюстрации в книге. — Купишь? Наруто перевернул мясо на решетке, обернувшись. — Они же неудобные. — Зато красивые. Наруто фыркнул, поставив руки в боки. — И куда ты в них пойдешь? — Рождество в школе будет… — Ни за что, — отрезал он. — Ну пап! — Химавари захлопнула книгу, поворачиваясь к Саске. Она обаятельно ему улыбнулась, как обычно улыбается Наруто. — Хочешь подражать Замарашке? Она же бесхребетная рабыня, которая только и может, что прислуживать. Такая неприметная, что принц ее по туфельке ищет, — выдал Саске, нахмурившись. — Как насчет литературы посерьезнее? Наруто снова обернулся, просверлив Саске взглядом. Тот лишь пожал плечами, запахнув куртку потуже. — Золушка, — исправил Наруто. — Можно было составить фоторобот. Химавари моргала, открыв рот. — Не слушай его, принцесса. Химавари растерянно смотрела на книгу, листая странички. — Будешь читать дальше? Мне интересно, чем там все кончится. Наруто цокнул, закатив глаза. Химавари кивнула, продолжая. — Если эту туфельку примерила каждая девушка, то, скорее всего, у Замарашки будет инфекция. Грибок, — Саске накинул на ноги уголок спавшего одеяла. — Ее зовут Золушка — пробубнил Наруто. — И это детские сказки. Он переложил готовые кусочки на тарелку. — Что такое грибок? — Не начинай, — предупредил Наруто, но Саске уже было не остановить. Он рассказал во всех подробностях про инфекцию, от чего Химавари захлопнула книгу и сказала, что больше никогда к ней не притронется. — Ты испортил ребенку аппетит, — добавил Наруто, заканчивая с мясом. — Это жизнь. Наруто придвинул к шезлонгам стол, поставил на него стейки и принес воды без газа для Саске и вишневый сок для Химавари. Порезал мясо на маленькие кусочки и заботливо выложил их на ее, «принцессы», разноцветную тарелку. Саске ел молча, не сказав ни слов восхищения, ни одобрения. Своеобразная похвала. Тишина для Саске была комфортной, приятной. Поэтому он молчал. Наруто часто на него поглядывал, внимательно слушая дочь. Химавари возбужденно щебетала о делах в школе и подруге, которую собиралась навестить завтра. И вскоре, прижавшись к плечу папы, уснула с вилкой в руке. — Скоро вернусь, — Наруто подхватил девочку на руки и ушел в дом, оставляя Саске в одиночестве. Вернувшись, он обнаружил читающего Саске, который время от времени менял руку, держащую книгу. — Как примитивно. Свадьба? Специально заканчивают на ней, ведь то, что творится в браке… — он окинул Наруто взглядом, когда тот придвинул шезлонг чуть ближе и сел, откинув голову. Наруто не ответил. Брак. В принятом всеми киношниками и сказочниками — жирная точка. А в жизни — запятая, после которой события теряют свою красочность и воздушность. И говоришь уже, остановить, читать невозможно... Над браком надо много работать. Его надо подпитывать, шкурить неровности и заделывать трещины — это если только косметический ремонт. А иногда взглянешь на фундамент… раскрошился. Льешь цемент, не помогает. А оказывается, он изначально был плохим основанием. И оседает все в землю, спасай не спасай, единственный правильный выход — снести все к чертовой матери. — Еще раз напомню: это детские сказки. — Хорошо, что в моем доме такого не было. Лишний мусор в голове. Солнце садилось за горизонт, возвращая откровенную темноту. Но в темноте Саске снова скроется, спрячется от него. Наруто перебирал пальцы, царапал ногтями кожу, не в состоянии произнести ни слова вслух. В голове было полно мыслей, но соединить буквы в слова, а слова в предложения было чем-то за гранью. Поэтому Наруто думал и надеялся, что Саске умеет читать мысли. Сказал бы: ты, Саске, человек дела, а не слова. Сказал бы: не поверю я твоим словам, Саске, никогда не поверю. На поступки смотреть надо. На лицо. На свечение глаз и кривизну губ. Сказал бы, что нравится, почему-то нравится. Сам, если честно, не знает почему. С таким человеком, как Учиха, сложно идти рука об руку. Там не то, что фундамента нет, там земля — зыбучий песок. Попробуй построй. Но тянуло. И принял уже в себе все. И увидел не-сопротивление. Но чего-то не хватало… — Только посмей. Наруто не заметил, как залип на руку Саске, свисающую с шезлонга. — И в мыслях не было. В мыслях — было. В мыслях — есть. Человек, не терпящий холод, не оставит конечности мерзнуть. Без надобности не оставит. — Только не кусайся. Наруто протянул руку и переплел их пальцы: холодные Саске и теплые свои. Погладил выступающие костяшки, завороженно наблюдая. Кожа на его руке уже обветрилась, покраснела, требуя вернуть тепло. Ладонь в ладонь. Палец к пальцу. Идеальные составляющие одного механизма. — У тебя ладонь вспотела, — Саске смотрел строго перед собой. — Знаю, — протянул Наруто, чувствуя, как Саске сжал пальцы в ответ. Сердце бешено завелось, чувствуя заветный отклик. — А можно… — Нет, — отрезал Саске, не дав ему закончить. Наруто заткнулся. Сжал пальцы сильнее и отвернулся. Поспешил. Слишком, почувствовав эйфорию. — Ты во мне не уверен. — Я тебе не доверяю. — А разница?.. Саске повернулся, опустил взгляд на их сплетенные пальцы и поскреб ногтями кожу Наруто, будто это было каким-то зашифрованным ответом. Ответа Наруто не понял.

х

Хината села за руль вольво, когда-то подаренной Наруто с первых накоплений. Выдохнула, поправив волосы. Пристегнулась. Не плакать, главное не плакать. Незачем, утешая, сказала Ханаби, которая знала лишь то, что сейчас у ее сестры с мужем небольшой «разлад». Хината отказывалась называть все, что между ней и Наруто произошло, разводом. Недопонимание. Приелись друг к другу. Просто нужно отдохнуть. Но вот только она в отдыхе не нуждалась. Скоро, напоминала она себе, скоро все станет как раньше. И завтраки в постель, и улыбки по утрам, и бессонные ночи в объятиях друг друга. Скоро все вернется. Наруто нагуляется и поймет, что дороже и ближе семьи ему никто больше не будет. Хината простит, переступив через себя. Она все простит, забудет. Осталось немного потерпеть… немного потерпеть… Хината шумно набрала воздух носом, выдыхая через рот. Чертовы пробки, ей нужно домой. Выпить, покурить, таблетки. Надо выпить таблетки, прописанные врачом. Немного потерпеть. …Наруто ворвался в дом, воровато оглядываясь. Схватил дочь и сел в машину к этому мужчине. Уехал, не проронив ни слова... Вдох через нос. Выдох через рот. Спокойнее. Все будет, все будет… Пробки! Она ненавидит пробки! Стоять за машинами, слушать звонкие сигналы, выглядывать в окно, чтобы посмотреть, насколько продвинулись другие. Ненавидит пустой дом, потерявший тепло. Только Химавари осталась с ней, и то спрашивая, сколько дней до субботы, чтобы встретиться с папой. И Боруто начал отдаляться. Стал холоден, все свободное время проводит с Сарадой. А она? А с кем быть ей… Ненавидит того мужчину! Пробки! Сигналы! Зеленый. Хината вжала педаль в пол. Мгновение. Всего на мгновение она увидела, как к ней стремительно приближалась машина. Точно не успеет затормозить. А она — избежать столкновения.

х

Боруто написал, что будет поздно вместе с Сарадой. Наруто озвучил это Саске, положив грязные тарелки в раковину. — Так ты успокоился? — спросил Наруто, откладывая телефон. — Нет. — Реагируешь получше. — Просто знаю, с кого потом спросить в случае чего. Наруто поморщился, выйдя в прихожую. Саске убрал куртку и одеяла в кладовку. — Ты можешь остаться. Саске посмотрел на Наруто, продевая в рукава своей куртки руки. Наруто поджал губы, склонив голову. — Вот именно, — Саске вышел, сняв сигнализацию с машины. — Это был хороший вечер. Наруто отчаянно хотелось оставить Саске рядом. Скажи ему, скажи ему остаться. Скажи, что хочешь этого. Он же ждет. — Да, — кивнул Саске и сел в машину. Уезжал, будто хотел обогнать ветер, распаляющий убийственный огонь. От огня спасался, не от ветра… Катался по спящим улочкам, заглушая мысли громкой музыкой по радио. Какаши обвинял его в старости — радио молодые не слушают. Ты слушаешь музыку, потому что хочешь ее послушать, а я включаю ее, чтобы не слышать твою болтовню. Кажется, так он тогда ответил нежеланному пассажиру. На самом же деле, мысли давили на корку черепа, вынуждая припереть их чем-нибудь извне. Наследственное. Анализ каждого действия, вплоть до дрожания ресничек. Не думать Саске не мог. Знаю я, что у тебя в голове творится, Наруто. И то, как ты перекладываешь ответственность слов на других — тоже. Его таким не возьмёшь, не вынудишь. Мимо промчались две машины Скорой, скрывшись за поворотом. Подогретый интересом, Саске остановился и увидел знакомую «вольво», впечатанную в столб светофора.