Быть может, я схожу с ума? Пишу стихи и снова их сжигаю. И с новой силой захлестнула та волна, Что с нежной страстью сердце обжигает. Быть может, я схожу с ума? Твой образ вижу - снова умираю... И снова достигаю дна, В морском плену неторопливо тая. Быть может это всё твои глаза? Я утонул в них, - больше нет спасенья. Они как океанский штиль, а, может, небеса. О, нет! Это совсем не наважденье... Ведь точно знаю: я сошёл с ума! Везде мне чудится твой светлый лик. "Пошло всё к чёрту" - должен был сказать, Но не могу, ведь я не ранен, а убит.
Morgana Dora Grey
***
— Твою мать, ну и погодка! Да где эти геюги несчастные? — вернувшись с улицы, спросил Позов, окидывая взглядом зал в поиске друзей. Матвиенко тоже беспокоился за ребят, но грубое высказывание Димы, пусть и несерьёзное, его возмутило больше, чем их отсутствие. — Да чё ты сразу клеймо на них ставишь? Арс мог уже уйти отдыхать, он всегда смывается молча, когда хочет побыть один и без всяких вопросов. Антон скорее всего выясняет отношения с Ирой. Ну её нахрен, — слова Сергея были вполне логичными, что Диму заставило задуматься. — Предположим, что так. Всё равно предупреждать надо, мы не в Москве всё-таки. Иногда мне кажется, что даже в Воронеже безопаснее, чем здесь. Стас отправил несколько сообщений Антону, но безрезультатно. Некая тревога росла среди всех, но Шеминову необходимо было сохранять спокойствие, иначе лишняя паника только всё усугубит. Спустя минут десять Стас выдохнул с облегчением, когда наконец раздался звук уведомления.Шастун:
Я уже в номере. Хочу выспаться.
00:50
Стас: В следующий раз предупреждай, когда уходишь. 00:51Шастун:
Понял.
00:51
— Шаст у себя. До Арса кто-нибудь дозвонился? — растерянно спросил Стас у остальных. Сергей постукивал пальцами по экрану телефона и уже хотел сам было убежать на поиски Арсения, но в скором времени один из виновников всеобщего переполоха явился в ресторан весь промокший до нитки. Попов был похож скорее не на себя, а на сбежавшего пациента психиатрической больницы: волосы, растрёпанные ветром и дождём, трясущиеся руки, а в глазах словно море бушевало. В здешнем освещении ресторана они приобрели холодный синеватый оттенок, лишённые всякой ясности. — Арс, сучий ты потрох! Мы обыскались! — тревога Сергея вмиг улетучилась, только странное волнение всё равно никак его не покидало. — Здесь было слишком душно, и я пошёл прогуляться, — Попов перевёл взгляд на Стаса и Оксану, что вопросительно смотрели на него в ожидании объяснений. — Да нормально всё со мной! Матвиенко слишком хорошо знал Арсения и его «всё нормально» считалось полной противоположностью той действительности, что он преподносил словно кружева. Спокоен снаружи, но со смертельным цунами внутри, и, вырвавшись, оно смоет всё подчистую, оставив после себя пустошь. — Дай знать, когда понадобится помощь, — он понимал, что за загадочным поведением Арсения что-то кроется, но, стараясь проявить максимальную тактичность, смог выдавить только это. — Я в порядке, — Попов откровенно врал, глядя в глаза своему другу, потому что всего сказать он попросту не мог. Не сейчас. Он словно оказался в очень плохом российском сериале, где все играют крайне неправдоподобно, а особо впечатлительные верят и сочувствуют. Кажется всё таким убогим и тошнотворным. Получить желаемое, когда смирился с тем, что это невозможно? Получите и распишитесь, а потом делайте что хотите. Вечная война сердца и разума, где последний занимал выжидающую позицию, пока стрелы сначала калечили бедную мышцу, а голос разума контрольно добивал. А что будет после этой баталии? Либо примирение сторон, либо же пепел из несбывшихся мечтаний и надежд.***
Номер. Четыре стены. Тишина. Давящая тишина. Арсений оказался наедине с тяжёлыми мыслями, поделиться которыми он ни с кем попросту не мог. И не хотел. Что-то больно жгло в районе солнечного сплетения так, что было сложно дышать, но Арсений должен вынести и это. Всё выходило из-под контроля именно тогда, когда, казалось бы, всё стабильно, но признание Антона выбило ту самую почву из-под ног. Если кто и ходил в своё время по воображаемым мышеловкам в придачу к шокерам, так это Арсений Попов. С момента выхода их первых программ на экраны прошло больше трёх лет, а ему всё ещё аукается за его чрезмерную раскованность в «Меняй», и Павел активно поддерживал эту тему, вводя Шастуна в недоумение. Выглядело это, безусловно, для зрителей очень смешно, вот только Арс вкладывал в свою игру истинные чувства и эмоции, с каждым разом выдавая непредсказуемые шутки. А в «Сцене из шляпы» о последней фразе импровизатора судачили долго, цитируя её по сей день. Можно мне не в рай, а в красную комнату. Можно, Арсений, можно, но только в ту, что Шеминов готовит для каждого на всех техничках, а там, как известно, без «порок» не обходилось. Антон видел. Антон понимал. Антон был сбит с толку. Он много раз наблюдал, как Стас злился, вырезая из моторов моменты, считавшиеся, по его мнению перепидарёнными. И делалось это не из-за цензуры или капризов канала, а для безопасности репутации самих актёров, которую упорно хотели подкосить на различных интервью. Если говорить честно, то Дима с Серёжей и сами иногда не прочь были пошутить над Антоном и Арсением, выставляя тех в невыгодном свете, тем самым подливая масла в огонь. Чего только стоил выпуск с ними у Насти Ивлеевой, где Дима разошёлся совсем, посмеявшись в лицо всем шипперам и создав вокруг Шастуна и Попова шумиху. Только вот последнему было совсем не смешно, и, надев на себя маску немыслимого спокойствия, Арсений мастерски уходил от каверзных вопросов, плетя вокруг себя сеть интриг. Ему срочно нужно было протрезветь, проснуться, ущипнуть себя, надеясь, что это глупый навязчивый сон. Только вряд ли ему что-то поможет: ведь этот вечер вправду был, он всё слышал, и оставалось решить для себя, кем он будет для Антона — другом или толчком пойти на поводу у чувств в неизвестность, минуя все нормы морали… Мокрые вещи, которые комком висели на Арсении, были напоминанием того, что это не единственное, от чего он хотел избавиться. В своих раздумьях он и не заметил, как сильно замёрз, а во избежание простуды верным решением стал душ, куда он тут же отправился. Остановившись у зеркала, Арсений с досадой покачал головой, явно недовольный своим внешним видом: под глазами круги, которые бы он, как любил сам о себе говорить, мог разглядеть даже из космоса и остальные привычные признаки усталости. Впрочем, горячий душ, на который Арсений возлагал такие надежды, тоже не принёс желаемого удовлетворения: одинокие капельки воды с волос срывались на плечи и впитывались в ткань майки, заставляя Арсения ёжиться от холода, а тело густо покрываться мурашками. — Да, одеялко, настал твой выход, — он улыбнулся, и, достав из шкафа мягкий плед, вместе с ним плюхнулся на кровать, — Так-то лучше, — накрывшись с головой, он вжался в кровать, вслушиваясь в шум дождя, который так сильно бил по окнам, что звук начал болезненно отдавать пульсацией в висках.***
Антону тоже было не до сна: ворочаясь в постели, он так и не смог уснуть из-за глубокого чувства вины, что теперь гложило его. Внутри себя он отпустил и принял всё, что произошло, но, огорошив своими откровениями Арсения, Антон не позаботился о том, как тот их воспримет. Он не был зацикленным только на себе эгоистом, а просто парнем, что искал поддержки, утешения и немного понимания, которого так не хватало долгое время. Работа, работа, сплошная работа. И лишь она была спасательным кругом, за который держался Антон, но стоило шторму подняться, как его унесло далеко в открытое море. Одного всё же Антон не учёл: когда море ссорится с ветром, то пострадает ни в чём неповинная лодочка. Шастун, у тебя только два варианта: плыть либо утонуть. Решать тебе. Листая без всякого интереса ленты соцсетей, Антон на автомате просматривал рекомендации в инстаграме, и вскоре его взгляд остановился на чёрно-белой фотографии Арсения из его недавней фотосессии. Рассматривая её с неподдельным восхищением, он мог с уверенностью сказать, вода была его стихией не только по знаку зодиака — абсолютно точно: в костюме он был до безобразия шикарен, а очки только добавляли в этот образ экстравагантности, пусть Антон и видел их на Арсении много раз. Холодная вода и горячий мужчина в ней. — И как тут уснуть? — буркнул под нос Шастун и закрыл приложение, закусив до боли губу. Первое, что пришло ему на ум — написать Арсу. Они просидели на берегу в объятиях около получаса, и слова больше не сказав друг другу. А из-за бури так резко сорвались и сбежали с пляжа, спасаясь от осеннего ливня, что даже не попрощались, разойдясь в разные стороны, во избежании вопросов от друзей.Шаст:
Наверно, ты уже спишь и прочтёшь утром.
Спасибо, что выслушал.
01:44
Ответа на сообщение не последовало, и, положив телефон на тумбочку, он укутался, словно в кокон, и прикрыл глаза. Веки постепенно наливались приятной тяжестью, и сон уже утаскивал Антона в свои цепкие объятия, пока звук входящего сообщения тут же его не прогнал. Шастун лениво потянулся к телефону, чтобы прочесть. Арс: Не сплю. Ты сам попросил остаться. 01:55 Как всегда сдержанно и красноречиво. В типичной арсеньевской манере.Шаст:
Это было важно. Для меня.
01:56
Арсений долго подбирал слова, но ответ снова получился кратким. Арс: Я знаю. 01:58 — Серьёзно? Всего два слова? — резко скинув с себя одеяло, Антон растерял последние остатки сна. — Я, значит, душу наружу…Шаст:
Да что ты за человек, Арсений Сергеевич?
01:58
Арс: Тот, что позавчера, вчера, сегодня и всегда. 01:59 Не успел Антон прочесть это сообщение, как вдогонку пришло ещё одно, что напрочь отбило желание спать. Арс: Холодно. И я не о погоде. 01:59 Шастун не стал отвечать, потому что хотел просто увидеть его. Отложив свой телефон на тумбочку, он собрался с духом и покинул номер. Его не волновали ни время, ни то, что его мог кто-то увидеть, ведь в конце концов он взрослый человек, ни то, что он шёл ночью к мужчине. Красивому мужчине, что лишил этой ночью Антона всякого шанса на сон. Спустившись на этаж ниже, он воровато огляделся вокруг, и, убедившись, что путь свободен от любопытных глаз, на цыпочках побежал к нужной двери. Эти действия скорее напоминали ночь в пионерском лагере, где мальчишки прокрадывались в домики девочек, чтобы сыграть в «бутылочку», и Антон был одним из тех самых мальчиков, которым удалось прошмыгнуть незамеченным. Волнение накатывало всё сильнее, от чего ладони сразу вспотели, но Антону хватило смелости постучать в дверь. Считая медленно про себя, он дошёл до шести, прежде чем дверь номера двести пять распахнулась. Арс в своём обычном виде казался таким домашним в простой пижаме и с пледом на плечах, а небесно-голубой взгляд, удивлённо смотрящий на нежданного полуночника, был невероятно выразительным, да таким, что у Антона пропал на несколько секунд дар речи. — Так и будешь стоять на пороге? — Арсений улыбнулся краешком губ, приглашая гостя к себе. — Я просто хотел… Пожелать спокойной ночи, — неловкость момента приобретала краски смущения. Антон шагнул через порог, закрывая за собой дверь. — Тогда спокойной ночи, — Арсений находился в непосредственной близости к Антону и аккуратным движением руки поправил непослушную чёлку парня, глядя ему в глаза, и, вгоняя в краску ещё больше, легко коснулся прохладными подушечками пальцев вспыхнувших от стеснения щёк. Антон тяжело выдохнул и закрыл глаза, ибо этот взгляд лишал его всякого рассудка. Расстояние между ними было столь ничтожным, что он чувствовал тёплое дыхание Арсения у себя на коже, действовавшее словно самый сильный наркотик, привыкание к которому начинается с первой дозы. Никто из них не решался перейти ту тонкую грань, что стала бы той самой точкой невозврата, где жизнь может поделиться на «до» и «после», потому прежним уже не будет ничего. И Шастун первым нарушил молчание, осознавая, что больше это продолжаться не может. — Не думаю, что теперь это возможно, — Антон накрыл поцелуем столь желанные губы, сбрасывая с плеч Арсения одеяло. Контрольный выстрел прозвучал. С каждой секундой дышать обоим становилось труднее, словно воздух вмиг перестал существовать и об этом их никто не предупредил. Арсений со всей нежностью обнял Антона, вовлекая его в более глубокий поцелуй, то кусая губы, то облизывая их, заставляя Антона дрожать от переизбытка эмоций. Пожалуй, самоконтроль Шастуну бы не помешал, но рядом с этим человеком у него все мыслимые и немыслимые инстинкты вырубались к чертям, минуя чувство стыдливости. Арсений осторожными шагами вёл Антона за собой, и, оказавшись у постели, он отстранился и аккуратным движением толкнул парня на неё. Шастун с замиранием сердца смотрел на Попова, который совсем недавно радовал публику откровенным танцем, но сейчас перед ним он был совсем другим: желанным и вводящим в состояние жуткого исступления. В полумраке комнаты Арсений не видел покрасневшего до кончиков ушей Антона, но понимал его смущение и без того. Сняв с себя футболку, он наблюдал за реакцией Антона, который не мог и слова сказать. Он словно заворожённый смотрел на него в ожидании решительного шага, который последовал сразу же. Оказавшись сверху, Арс склонился над ним, и, коснувшись губами шеи, оставил влажную дорожку, сорвав первый приглушённый стон с его губ. Были только они и эта южная ночь. Море волнуется раз... Жадно вдыхая запах его тела, Антон совсем перестал контролировать себя, а тело стало до неправильного податливым. Арсений же был похож на умирающего от жажды странника, что внезапно нашёл источник долгожданной воды, и, добравшись до него, он никак не мог ею напиться. Он целовал Антона как в последний раз, сначала задрав, а потом и вовсе резким движением сняв с него майку, Арс продолжив путь жадными поцелуями от шеи до низа живота, немного цепляя кожу зубами, играя на контрасте ощущений. — Арс, я не… Боже! — на выдохе прошипел Шастун. — Тише, тише, тише… — прикладывая палец к губам Антона, Арсений говорил почти шёпотом, томно. Хоть и возбуждение обоих было почти безумным, Арс медлил, наслаждаясь этими сладкими минутами, где Антон окончательно расстался со своей стыдливостью, но влажные ладони выдавали его стеснение за свою неопытность. — Позволь мне посмотреть на тебя, — цепляя пальцами резинку штанов Арсения, немного приспустил их. Попов же наблюдал за ним, затаив дыхание. Голова кружилась, и, закрыв глаза, он сосредоточился на новых для него ощущениях, ведь первым без одежды остался именно он, чего до этого практически не случалось. Антону нравилась та картина, что предстала перед глазами: в серебряном свете луны он мог разглядеть каждую деталь и даже не поверил, что таким невероятно красивым можно быть, и это ещё больше сносило крышу. Возбуждение достигло предела, и, сжав в руке член Арса, Антон ощутил на пальцах смазку. Плавно, размеренно он ласкал мужчину, покрывая низ живота влажными поцелуями, под звуки стонов, ставших самой прекрасной музыкой из всей возможной. — Я не прошу тебя делать этого, — сглатывая вязкую слюну, Арс с трудом говорил, и в следующее мгновение Антон положил Арсения на лопатки, и, раздвигая колени, удобно устроился между ног. — Я хочу попробовать, — прошептал Шастун. Море волнуется два... Губами он скользил по телу Арсения, спускаясь ниже и рукой оглаживая округлость его бедра. Набравшись смелости, Антон лизнул языком горячую головку члена, а после и вовсе обхватил её губами, медленно опуская голову. Он действовал интуитивно, но судя по сбивчивому прерывистому дыханию и протяжным стонам Арсения, Антон шёл в верном направлении. Он и сам не мог уже сдерживаться, и, отбросив все предрассудки, начал трогать себя. Его ничего больше не смущало, действия стали смелее, и, подключив язык, он обвил член Арсения своими тонкими длинными пальцами, сжимая сильнее… Тепло. Теплее. Горячо… Слишком горячо! В воздухе номера двести пять витал опьяняющий запах секса, сводивший их с ума. Приближаясь к долгожданному оргазму, Арсений положил руку за затылок Антона, неосознанно подталкивая того, и через несколько секунд его накрыло… Шастун же не побрезговал попробовать сперму на вкус, и, слизывая её с члена, кончил сам, забрызгав руки, живот и простынь. Обессиленные они лежали рядом, переводя дыхание, сквозь темноту глядя друг на друга. — Арс, ты такой… Блять, мои цензурные слова закончились! — Антон спрятал лицо в подушку, а Арсений тепло улыбнулся. — А их и не нужно, — прошептал он, целуя Антона в висок. Ночь не была спокойной. Открыв окно настежь, они ещё долго вслушивались в шум волн, прибивавших к каменистому берегу, до самого рассвета… Они оказались в точке невозврата, безнадёжно опьяненные лаской и нежностью к друг другу. Море волнуется три...