Я научу тебя жить

      Тёмный коридор пропитан заброшенностью. Тусклый свет выделяет часть дверей, шепча об опасности этого места через скрипучие под ногами половицы. Подпалённые косяки и двери со стенами, покрытые царапинами и разного рода субстанциями, слизкими и вязкими на вид, заставляют Даурена думать о самом худшем. Воздух содержит запах хлора и тех же химических средств, что были в фойе. Их природа теперь имеет обоснование, в которое не хочется верить, но другого объяснения нет. Тридцать восемь игр до него имели тот же исход, что и эта — горы трупов на потеху организатору. А может быть и группе людей, создавших условия для проведения бесчеловечных испытаний на эрудицию в виде эксцентричной викторины. Кровь возможных проигравших участников, крики соперников в колонках, которые прокручиваются снова и снова от созерцания коридора, — всё заставляет вжать голову в плечи и напрячь руки, лишь бы тяжесть наручников не утянула вниз.       — Всё моё детство прошло здесь, — Ведущий возвращает гостя в реальность, разрывая тишину очередными историями из жизни. — Помню, как мы решили сыграть в прятки с кузеном. Этот засранец спрятался в подсобке и попросил призраков создать иллюзию отсутствия двери. Я час проверял этажи, а он довольный выбежал из стены и кричал, что победил. Не люблю читеров.       Хождение по середине ковра, расстелившегося вдоль холла, позволяет держать дистанцию от стен и снизить резкость запахов, но легче не становится; в особенности из-за присутствия маньяка. Прекрасно чувствуя себя среди пугающего окружения, он сворачивает налево и останавливается у двери с изображением душа на правой стене.       — Мы прибыли, — пропевает серийный убийца, от чего молодого человека передёргивает, но он молча смыкает челюсти, стискивая от напряжения зубы.       Даурен вспоминает «Лифты» и «Диктант». Тогда ему ничего не стоило запихнуть гордость подальше и, сговорившись с другими участниками, выбраться из лап похитителя. Второй выживший остался наедине с маньяком из-за своего же эгоизма. Тем не менее, сам термин «второй выживший» не вяжется с правилами викторины, озвученными ранее.       «Победитель всего один.»       — Что бы случилось, если бы осталось несколько игроков перед финалом? — спрашивает невольный гость отеля.       — Мини-игра «Ключ к победе». По резервуару на игрока и один ключ для победы. Чаще всего нужный находится с третьей попытки. Если два участника вытянули верный ключ одновременно, то наугад отпираю ящик и топлю остальных.       Самая оптимальная стратегия была обречена на провал. Его решение было верным в тех обстоятельствах. Конечно, если его не ждёт продолжение в виде худшего исхода, чем просто смерть.       — А что, пошёл бы на риск довериться неизвестному человеку для спасения, будь возможность сбежать нескольким допустима? — спрашивает Ведущий, не глядя на собеседника и, вместо этого, сверля глазами картину на параллельной им стене. На изображении виднеется свора собак, бегущая за лисицей. Плутовка, подобно листку, гонимому ветром, скользит по траве, усмехаясь тявкающим преследователям.       Даурен опускает взгляд на наручники. Если бы за ним и выигравшей участницей погнался маньяк, то идея оттолкнуть её ради собственных лишних секунд на побег пришла бы на ум в первую очередь, вне зависимости от того, какие были последствия. Таким его воспитали: своя шкура дороже, когда дело касается победы.       — Нет. Если бы я знал, что игра на выживание, то я бы поступил так же в «Лифтах» и в «Диктанте», — от стыда дышится тяжелее, понятия сбиваются в кучу, а на наручники словно насадили невидимые весы.       Сопровождающий его мужчина открывает дверь и говорит поднять голову, пока та не отвалилась. Парень видит своё испуганное лицо в зеркале. Он хмурится и с пренебрежением отводит взгляд. Это внимание со стороны маньяка только усугубляет положение. Нельзя показывать, что потерял надежду, наоборот, необходимо найти силы на безэмоциональность. Едва волнистые волосы вздымаются, а их обладатель настраивается на создание холодного образа ради сохранения достоинства, как убийца отчеканивает с отвращением:       — В этом вы все одинаковые.       В отражении юноша замечает, как Ведущий достаёт нож и поднимает его вверх, утягивая парня за наручники вниз. Одно лёгкое движение, и лезвие полоснёт гортань. Даурен рефлекторно втягивает кадык в себя, насколько ему позволяет физиология. Воздух проходит с шипением через зубы, выдавая страх жертвы. В этих условиях лезвие ничем не отличается от клыков льва, возвышающегося над забитым существом вроде зебры или антилопы.       — Жалость — это концепт для привилегированных, — со стальным контролем над собой проговаривает маньяк. — Кому нет нужды выкаблучиваться за корку хлеба или квадратный метр помещения. Право на жизнь — тоже концепт. У тебя было место для ночлега и малый достаток, однако ты и этого лишился.       Картинка ванной в съёмной квартире сливается с нынешней. Даурен закрывает глаза, сопротивляясь охватывающей панике, которая наполняет его нутро, выплёскиваясь через край от столкновения двух главных страхов: прошлого и нынешнего. Они сплетаются в единое, напоминая ему о ране, которую он заматывал, надеясь, что крови утекло меньше критической отметки. Она текла медленно: точно так же, как соскальзывает с лезвия в текущий момент. Чувства накладываются друг на друга, и страх создаёт неверное восприятие действительности, пока парень пытается сопротивляться этому шторму эмоций.       — У них тоже были ценности, которыми они дорожили, — доносится голос над ухом.       В такой критической ситуации, когда на него давят с обеих сторон, сохранять ясность мышления трудно, но молодой человек по-прежнему осознаёт окружающий мир и борется со своими чувствами.       — Но, как и при выборе лучшего, всего один достоин сохранения накопленного выигрыша, — не унимается холодный голос неподалёку. — Что же делать с теми, кто встретил другие критерии и прошёл в конкурсе, о котором никто не подозревал?       Ответить без пореза не выйдет: нож прилегает к коже, практически впиваясь. Значит, надо ёмко и чётко выдать нужные слова.       — Повторное испытание, — через сжатые зубы Даурен шипит от боли в области кадыка и максимально выпускает воздух из лёгких.       Рана вышла глубже, чем Даурен предполагал, но она не была смертельная. Двинуть шеей теперь невозможно; придётся задержать дыхание и молиться, чтобы ответ устроил мучителя. Проходит секунда, две, три. За ними десять. Если он не сделает вдох сейчас, мучитель насадит его горло на заточенный металл, который выглядит ещё острее после того, как на нём появились красные подтеки.       Нож отстраняется, и Даурен судорожно глотает с жадностью воздух. Пальцы, удерживающие цепь наручников, ослабляют хватку, а организатор пытки выходит из комнаты, проговаривая напоследок:       — Ты его получишь. Я пойду приготовлю комплект белья и полотенец, а ты развлекайся. В тумбочке слева всякие гигиенические принадлежности и пластыри с бинтами. Скоро вернусь.       Ладонь рефлекторно тянется к порезу. Такие знакомые красные разводы — необходимая мера, чтобы справиться, чтобы не остаться наедине с кошмарами. И к ним поселился ещё один, но уже из реальности. Спохватившись, Даурен запирается на замок. И что ему теперь делать? Он свободен, но мимо убийцы нужно умудриться прошмыгнуть. Пока работник отеля пошёл за набором для нового постояльца, появился шанс рвануть и покинуть отель раз и навсегда. Медленно Даурен прикладывает к двери ухо. Шагов не слышно, как и звуков лифта.       «Слишком просто. Если побегу к выходу, он в любой момент может выйти из-за угла и убить меня. Здесь есть лестница? Даже если и есть, то куда мне бежать дальше? Чёрт, насколько большое это место, и как я должен найти выход?!»       От безнадёжности молодой человек завывает. Он устало подходит к раковине и ставит на её край трясущиеся руки. В зеркале мешки под глазами несильно заметны на смуглой коже, а вот натянутая на кости от недоедания кожа — весьма. Словно прося у отражения прощение, он наклоняет голову. Выжил, но обзавёлся сувениром на коже. Взгляд перемещается с шеи прямо в зрачки напротив. На долю секунды кажется, что выражение лица в зеркале изменилось. Зрение снова фокусируется и не находит ничего необычного.       «Померещилось.»       Даурен обнаруживает в тумбочке гель для душа и ставит цилиндрическую баночку перед собой всё такой же слабой рукой, задевая рану наручниками и морщась от неприятного жжения. Он аккуратно намыливает шею, огибая края пореза, и смывает гель, отстраняясь от факта, что он на территории соперника. На чужом поле нужно постепенно прощупывать пространство, даже если прибегнуть к этому приходится прямо перед носом у оппонента, которому известны все лазейки и слабые места.       Риск и осторожность — две крайности, на которые Даурен полагается, как на единственные инструменты. Без смешиваний, — иначе расчёты будут испорчены. Данных мало, поэтому оптимальнее будет добиться отлучения маньяка на более длительный срок и надеяться, что удастся прорваться к выходу. Если же мытьё будет предсмертным, то нужно действовать мгновенно.       — В любом случае отбиваться придётся, — всматриваясь в спутанные волосы, схваченный юноша качает головой. — Если бы я не послушал Агату Савельевну, то сидел бы сейчас у себя. Могла ли она быть замешана в этой схеме?       Крайне нереалистичный сценарий. Обычно старушки не занимаются подстрекательством маньяков. Сама идея, что парня подставила арендаторша, вызывает улыбку, которая тут же спадает.       — Конечно нет. Ей плевать на меня, могла просто выгнать. Невезучесть — моё второе имя.       Высушенные ладони касаются серо-зелёной толстовки, но, вместо того, чтобы снять предмет одежды, замирают под звон наручников. Контроль над происходящим потерян, если он когда-то вообще был с попадания в отель, и судьба снова заставила принять обстоятельства и отталкиваться от них. И всё же кое-что остаётся за гранью понимания пленника: логика маньяка.       — Как он себе представлял, что я должен был умыться? Нет, я не буду рассуждать, что маньяк задумывался о моём посещении ванны, — от одной мысли лицо кривится от неприязни. — Просто закатаю рукава.       Разматывая бинты на руках, Даурен опускает их в более тёплую, но по-прежнему прохладную, воду вместе с предплечьями настолько, насколько позволяет глубина раковины. Вода стекает по старым и более свежим рубцам. Две раны на левой руке треснули, и вода на какое-то время окрашивается в бледно-алый оттенок. С осторожностью пальцы касаются предплечий поочерёдно. Так и манят прибегнуть к самоистязанию, чтобы отключить портящие жизнь эмоции. Новый порез, оставленный мучителем, напоминает, что время ограничено, поэтому стоит поторопиться. Даурен закрывает кран, протирает намоченные руки и надевает очки, после чего достаёт бинт и маленький перочинный ножик из пришитого к внутренней части брюк кармана, отрезает небольшой кусок и промакивает им внутреннюю сторону. Затем отрезает два побольше и оборачивает свои следы борьбы. Слова убийцы мелькают между мыслями, наставляя тщательно осмотреть тумбочку под раковиной. Под завалами полотенец, склянок и тюбиков с зубной пастой удаётся отрыть аптечку. В ней всего четыре предмета: набор пластырей, бинт, спирт и обезболивающее.       «Таблеток для экстренной помощи недостаточно; только для уменьшения боли в бытовых условиях. Скорее всего, не для пострадавшего. Жаль, что ножниц нет. Возьму бинт и пластыри. За алчность, надеюсь, вне игры не карают.»       Пара пластырей прилепляется на шею. С обратной стороны двери доносится стук. Заложник прячет отложенные предметы себе в карман, достаёт перочинный ножик и крепко сжимает. Стук повторяется. Не успевает пленник ответить, как замок сам собой поворачивается.       «С обратной стороны скважины не было. Мне тогда не показалось, и он владеет магией Вуду, а к ней и телекинезом?!»       Со скрипом дверь медленно и протяжно распахивается, а за ней извивается белая полупрозрачная рука, торчащая из пола. Шлепок по щеке не убирает вздымающуюся и опускающуюся конечность, а наоборот — привлекает её внимание.       — Если ты решил там заночевать, то знай, что это невежливо. Я комнату приготовил. Лебедей из полотенец сам себе делай, мы не на...       Ведущий замирает в метре от бледной руки, а затем заторможено делает шаг назад. Нервное перебирание и выворачивание карманов приводит к тому, что выросшая из пола рука переключается на хозяина отеля. Практически уронив, но в нужный момент поймав кнопочный телефон, Ведущий включает фонарик, и рука ныряет в пол, пугаясь яркого света. Даурен рвано вздыхает и складывает ножик, пока Ведущий, опираясь о стену, сам пытается отдышаться.       — ...юге. Всё, завязываю с проведением игр в растущую фазу луны. Визги участников того не стоят.       Опираясь на раковину, Даурен отступает от двери, — на случай, если существо или его часть решит вернуться.       — Уже через потолки лезут. Затраты на освещение поднять придётся... Чё глаза выпучил? Ты ещё своих соперников не видел. На них свет не работает: защищайся, как умеешь, — произносит убийца и, поправляя шляпу, разворачивается. — Идём — экскурсия продолжается.       — Их же тень поглотила.       Озираясь по сторонам, пленник покидает комнату, следуя за Ведущим под грозным взором второго.       — Обычный ритуал привязки к отелю. Фактически, призраки автоматически становятся его частью, но это вроде отметки для барьера. В общем, тебе эти знания не пригодятся — мне лень объяснять — просто не забивай голову.       Они продолжают путь по коридору и заворачивают направо, проходя меняющиеся от бледно-оранжевого до почти чёрного цвета двери. На верхних этажах казалось, что коридоры бесконечны, но, при приближении к повороту, это ощущение пропадает. Даурен решает нарушить молчание своим немного дребезжащим голосом, чтобы хоть как-то разбудить мозг и попробовать отвлечь убийцу от мыслей о расправе над последним участником:       — Вы единственный из персонала?       — Давай на «ты». У нас есть повара, уборщики, писатели и бухгалтеры. Три-пять на каждую специальность. Они образуют своего рода команды со старшим в каждой. Короче говоря, иерархия, где я — главный и стою на самой вершине, — гордо усмехается Ведущий. — Из владельцев отеля остались мы с кузенами и наши потомки, но их ты здесь не увидишь. Только меня, — основной работник отеля поднимает подбородок и самодовольно выпячивает грудь.       — Я, в принципе, никого не видел.       — Потому что уже одиннадцать вечера. В ночную смену работают только уборщики первых этажей, не считая нулевого, и я. Хотя я скоро тоже отчалю. Но для начала покажу главные места. Ванную мы прошли; остались столовая и твоя комната.       — Не так уж много.       — Это на сегодня. У нас ещё завтрашний день впереди. Ты же не планируешь пролежать весь день в постели?       «Я жить тут не собираюсь! Но нельзя выдавать свои намерения...»       Даурен решает опустить этот вопрос и, немного пробудившись от диалога, задаёт свой:       — И что же великий и ужасный заведующий отелем приготовил на завтра?       Ни капли энтузиазма в голосе, полная отстранённость. Тем не менее убийца с наигранным смущением хихикает:       — Ой, не надо, ещё назови кровожадным и беспощадным, — он отмахивается рукой и с более довольной интонацией продолжает. — Хочу показать остальные этажи. На втором есть бассейн, на пятом — фонтан, а на седьмом — бар и место для дискотеки.       Поддерживание беседы выиграет время для осмотра наручников и поиска возможного расположения ключей. Точно во внутреннем кармане пиджака. Высока вероятность, что ключ от выхода там же.       — Вы, в смысле, ты устраиваешь танцевальные вечера?       — В том числе. Литературные, игровые, — из-под модулятора голоса раздаётся злобный смешок. — Музыкальные и танцевальные. Народу приходит мало: три-четыре человека, не считая игровых вечеров, но и там порой заходит всего один. Поэтому, вслед за такими вечерами, я, чаще всего, устраиваю себе один эксклюзивный в баре.       — Сам делаешь коктейли?       — Всё самое простое. Кровавую Мэри, Отвёртку, Виски-кола, а порой просто спиваюсь джином. Меня хватает на пару стаканов, поэтому в дело идёт Дюшес или Буратино.       Какие-то едва уловимые нервозные нотки доносятся на каждом из названий напитков, кроме лимонадов. Как бы то ни было, Даурен поджимает губы в слегка неловкой улыбке от любопытного сочетания в характере своего «гида»: хозяин отеля с возможной нечистью, любитель советских лимонадов и хладнокровный серийный маньяк.       — Никогда такого не пробовал.       — Я планирую устроить один в среду. Могу добавить тебя в список.       — Не уверен, что доживу до этого, — тут через его лицо уже частично пробивается истерика.       — Призракам всегда рады, — теперь уже не просто смешок слетает с губ заведующего отелем, а заливистый хохот. Даурен лишь судорожно сглатывает и поправляет очки.       Они подходят к двойным пластиковым дверям тёмно-багрового цвета с небольшим матовым прозрачным иллюминатором на каждой дверце. Ведущий открывает их двумя руками. Помещение напоминает маленькую кафешку. Красные столы на металлических, как усики бабочек, ножках, люстры. На стенах висят те самые клетчатые потёртые временем обои, как в старых американских фильмах, и, как раз в стиле сериалов, место для набора еды. Всего три подноса: с картошкой фри, сосисками и бутербродами.       «Если сейчас будет вопрос про то, какое блюдо я выберу перед казнью, я бегу на выход. Плевать, что догонит, у меня уже едет крыша от происходящего.»       — Всё уже успело остыть, но можно подогреть в микроволновке. Бери тарелку и набирай, сколько хочешь. Остальное — на завтра.       — Спасибо, но я не голоден. Я могу посидеть за компанию.       — Ай, брось. Не стесняйся: еды хватит. Если боишься яда, то зря. В столовой для персонала запрещено травить продукты. В обычной — можно, но только по заказу.       — Я правда не хочу. Спасибо за предложение, — более тихо добавляет юноша, поправляя очки костяшкой пальца.       Подозрительно спокойная и непринуждённая обстановка. «За доброжелательностью явно скрывается угроза», — рассуждает Даурен и не стремится подходить к маньяку, ушедшему в соседнее помещение. Чувство тревоги только нарастает от смены в атмосфере, потому что парень уже готовится к буре.       — Решил голодовку объявить?       — Нет, у меня был плотный ужин перед игрой.       — Ага, я заметил, — Ведущий закатывает глаза и расстроено вздыхает. — Только в отзывах не пиши, что я морил тебя голодом. Иначе заставлю есть насильно. Хлебнёшь чего?       — Нет, спасибо.       — Как знаешь.       После всех приготовлений на столе располагаются кружка и тарелка с едой. Ведущий отстёгивает у полумаски под вуалью самый нижний ремешок, проходящий под ухом, и начинает разговор с рассказа о том, какие знаменитые люди тут ели, и сколько Даурен теряет, отказываясь от позднего ужина.       По словам серийного убийцы, это место стало временным обителем для малоизвестных писателей, членов математического кружка, исследователей, проводящих не совсем законные эксперименты, и комиков. А также — для ведущего интернет-шоу. Когда мужчина собирается сделать глоток или откусить часть сэндвича, он оттягивает кусок пластика с модулятором голоса. Затем снова прижимает маску к лицу, не давая слушателю уловить суть очередной истории, будто весь их смысл в том, чтобы сильнее запутать. И вот Ведущий уже повествует о своих коллегах, затрагивая знакомство с одним из них — российским Шмитти:       — Ты бы знал, как легко его было поймать. Попросил автограф, но сказал, что плакат в машине. Привёл, связал и доставил сюда.       — Почему нельзя было просто попросить озвучить твои вопросы? Я не думаю, что он бы отказал.       Собеседника мало заботит, что эта сомнительная личность может быть как-то связана с полюбившейся франшизой. Всё может оказаться ложью для расположения к себе. Ведь телефон Даурена успел побывать в руках преступника вместе с похищенной сумкой. Да и смысла что-то доказывать нет. Проще просто поддакивать и показывать хоть каплю заинтересованности.       — Шмитти только за плату был готов. А деньги я копил для игры.       — Понятно.       Маньяк отодвигает маску, делает глоток тёплого напитка и, придерживая аппарат в нужном положении, продолжает:       — Помню, словно только вчера он зачитывал мои вопросы и пугался любого скрипа, — мечтательно крутит содержимое чашки в руках Ведущий. — Но пару раз пришлось использовать особые инструменты для выразительного актёрского мастерства. Ему повезло, что он у меня не проживает — так бы каждый день вдыхал угарный газ со своими доходами. Что за мода нынче пошла — заселяться и не платить?!       — Будто у призраков денег вагон, — Даурен случайно язвит и, от осознания этого, поднимает широкие глаза на диктора прошедшей игры. Тот только пожимает плечами, не заметив или проигнорировав тон собеседника. Вместо пленника взгляд убийцы приковывает чашка.       — Они работники, у них вычитается из жалования. У жильцов оплата производится под конец недели, — последний кусок бутерброда отправляется во тьму. — Я мог бы и в пятницу этим заниматься, но для неё у меня подготовлено более изысканное времяпрепровождение.       По взгляду можно догадаться, что администратор отеля улыбается от воспоминаний с предыдущей недели, но, хмурясь, возвращается в реальность и переводит взгляд на Даурена.       — Скажи мне: для чего маньяку нужна викторина со смертельным исходом?       — Для развлечения? Работа такая, я не знаю...       — Хобби у меня такое. Вот и каннибализм стал своего рода традицией.       Лицо Даурена не выражает ничего, кроме сожаления, что он не может стереть себе память. От подробных описаний о короне из пальцев и китайских палочек из них же, парень ощущает, как у него начинает дёргаться глаз, и решает перевести тему, пока его желудок не решил совершить тройное сальто:       — Ты занимаешься творчеством? Там, из глины лепишь, вяжешь или шьёшь? Ты ведь сам сделал эти куклы?       — Шью, вяжу, вышиваю крестиком и иногда рисую. Вспоминаю художку. Ещё на ксилофоне играл когда-то. А ты?       «Нет. Мне запрещали выходить из-за учебников. Аппликаций в печи хватило, только дедушка позволял рисовать в своих книгах.»       Враньё может оказаться неверным действием, поэтому юноша рассказывает, как есть, но без сентиментальностей:       — Ничем особенным. Только проходил бесплатные курсы писательства. Учили разным стилям оформления: деловые письма, документы, газеты…       — Устроился в продуктовый ради поступления на филолога?       — Пытался накопить на более продвинутые курсы. Да и просто выжить.       — Баллов не хватило? В моё время ЕГЭ только начинали вводить...       И снова бессмысленные рассуждения. Пропуская половину мимо ушей, Даурен поясняет, что решил не идти на поводу у родителей. На это он получает насмешку и комментарий про то, через что пришлось пройти Ведущему, чтобы добиться своих умений.       — Я обучался анатомии и хирургии под надзором пожилой родственницы с четырёх лет. Практиковался на всех, кто попадался под руку.       — В том числе на болтливых игроках?       — Как остроумно, — маньяк отвечает с едким сарказмом и закатывает глаза. — Победителей я не трогаю. Только удостоверяюсь, чтобы не заблудились в лесу. Меньше напрягов для меня.       — Как-то слишком благородно для маньяка.       Последний шаг по лезвию.       Две бледно-синие сияющие точки устремляются на парня и медленно проходят по его лицу, как две ножки циркуля, намечающих место будущей окружности.       — Для меня игроки как питомцы. Люди порой отпускают кроликов, путая с зайцами, те и погибают, оставшись без защиты. Могу и тебя отпустить шастать по отелю — поглядим, как долго протянешь.       Даурен поднимает на мужчину напротив надменный взгляд.       — Можем хоть сейчас проверить.       Ведущий поднимается с места, на что Даурен подскакивает и уже собирается дать дёру, как его собеседник громко высмеивает реакцию парня:       — Знатно напетушился, а как сражаться, так замахал крыльями! Чудо в перьях.       Оба усаживаются и замолкают. Напряжённо вздыхая, молодой человек снова смотрит на скованные руки. Стоило сломать одни кандалы, надели другие: магазин, съёмная квартира, теперь и похищение. У каждого человека своя реакция на стресс, и у него это — бегство.       — Забавная штука — жизнь, — ведущий смотрит в кружку с уже остывшим напитком, наклоняя её, будто пытаясь что-то разглядеть. — Не думаешь о ней, пока не начинаешь терять или не захочешь что-то в ней поменять. — Он допивает остатки и застёгивает маску.       Пошатываясь, заложник встаёт, когда маньяк отходит от стола. У выхода из столовой серийный убийца останавливается, словно вспоминает какое-то невыполненное дело.       — Уже поздно. Я проведу тебя до номера. Сумку свою найдёшь там.       Он распахивает двухсторонние дверцы и выходит, а Даурен, придерживая одну, следует за ним.       Проехавшись до третьего этажа и дойдя до комнаты, ведущий игр Отеля смерти протягивает юноше ключ от 389 номера. Внутри тот ничем не примечателен. Две комнаты: ванная и спальня-гостиная. Перед ним располагается кровать с прикроватной тумбочкой, которая упирается в левую стену и заканчивается посередине. На дальней стене расположено небольшое окно и приличная по размерам тумба с выдвижными ящиками, если судить по размерам, то для предметов гардероба. У правой стены стоит стойка для одежды с пятью белыми вешалками, небольшой столик и стул.       — Впечатляет? — спрашивает Ведущий, поправляя головной убор обслуживающего персонала.       — Весьма. Всё так… по-другому. Не ожидал, что проведу ночь не дома.       — Что, будешь скучать?       Злобный самодовольный взгляд встречает парня, когда тот поворачивает голову в сторону лица в тени. Что-то щёлкает в голове пленника, и тот произносит неожиданную для него самого фразу:       — Не то чтобы сильно. Только лучше предупредить владелицу, а то ещё в полицию заявит, что пропал её постоялец.       Взгляд убийцы, как и поза, меняется, становясь более показательно-властным.       — Я ей с превеликим удовольствием напишу, что ты в безопасности и больше не вернёшься.       — Она не поверит. Там остались все мои вещи.       — Люди и не на такое велись.       — Мои родители бы начали названивать, пока я не отвечу, а под конец заявили бы в полицию, получи они такое сообщение от меня. Знакомый бы приехал и обоих забрал.       — О, так они у тебя здесь?       «Чёрт, ситуация двоякая. Скажу да — он попытается шантажировать, — тут юноша меняет ход мыслей, вспоминая очевидный факт. — Стоп, а почему бы и нет? У меня же нет их номеров.»       — Да.       — В таком случае, двое потенциальных звонящих, — кровожадный работник отеля ненадолго замолкает, сосредоточенно изучая своё отражение в зеркале на тумбочке, а затем продолжает, смотря на гостя через отражающую поверхность. — Ты бы кому позвонил сначала?       — Арендаторше, конечно. Она чуть что, тут же доложит родителям.       — А не наоборот?       Даурен сводит брови. По логике важнее набрать ту, которая знает, куда он пошёл.       — В первую очередь всегда звонят родителям. Потому что им твоя сохранность важнее. Но по твоей реакции видно, что нет. Вот ты и попался на вранье.       У Даурена нет слов. Только что растворился последний шанс на быстрое высвобождение. План нужен в кратчайшие сроки, а без сведений о рутине похитителя у пленника нет никаких шансов. Его единственный опыт — побег из дома, который точно не сравним со спасением из обители маньяка. Он надолго застрял. А может и нет, если местный начальник решит иначе.       — Я не первый год людей похищаю. Так что без звонков. Они разрешены только гостям. Комната в твоём распоряжении. До утра не высовывайся, — тут ведущий осекается. — Блин, я же только твой ник знаю. Кем будешь по имени?       «Нужно придумать что-нибудь. Точно не Олег. Может, Рэн? Нет…»       — Эр.       — Решил побыть частью «Людей в Чёрном»? Пожалуйста. Меня можешь называть Ведущим или Димоном. Хочу попробовать новое имя. Только не зови Дмитрием, а не то будешь есть в обычной столовой. Там тоже неплохая еда, но есть шанс спровоцировать остальных постояльцев.       — Учту, — в это же время в голове парня проносится: «Иди к чёрту».       — Отлично.       Ведущий выходит из комнаты, но, перед тем, как закрыть дверь, добавляет:       — И последнее. У тебя с викторины остался ключ. Я обычно его вынимаю перед игрой, так как это своего рода символ попадания в стены этого отеля, но в спешке забыл взять твой, — он протягивает руку, чтобы принять предмет.       Даурен достаёт безделушку. Простой золотистый ключ с номерной пластинкой. Семь называют счастливым числом, но, кроме выживания в игре, везенья у сегодняшнего участника не прибавилось. Он отдаёт металлический предмет владельцу, и вещь исчезает в кармане мастера собственноручно созданной игры.       — В таком случае, спокойной ночи, Эр. Настолько, насколько отель, полный трупов, призраков и его не самых мирных обитателей, тебе предоставит, — он хватает пальцами край двери, пародируя момент, когда монстр из фильмов ужасов впивается в древесину, отделяющую жертву от острых когтей.       — Можно кое-что попросить?       — Сказку на ночь почитать?       — Наручники снять, д.. — практически срываясь, парень вовремя кусает себя за язык. Неприятно, но за дерзость прилетело бы сильнее. — Пожалуйста, сними наручники. Мне бы хотелось привести себя в порядок перед завтрашним днём.       — А, ой, точно. Одну секунду.       Наконец-то запястья снова на свободе, в отличие от их обладателя. Даурен облегчённо трёт мягкую ткань, покрывшуюся красными полосами, оставленными металлическим предметом. Болит при нажатии, но терпимо. В этот момент он чувствовал себя отстающим от оппонента, униженным и разочарованным, но в то же время было ощущение блаженства от долгожданного освобождения. Его эмоции колебались между облегчением и беспокойством за будущее.       — Сладких снов, — убийца произносит фразу весёлым, в какой-то степени приторным, голосом и покидает комнату.       Оставшийся наедине пленник смотрит на вещи на заправленной постели: его сумка, полотенца, мыльные принадлежности, пижама и халат. Пижама состоит из голубой рубашки с кармашком в клеточку и штанов. Осознание, что остаток жизни придётся прожигать здесь, надеясь, что текущий день не станет последним, сталкивается с желанием притупить мысли болью. Он опять в ловушке, только теперь за жизнь придётся бороться не только с собой, но и за себя. И неважно, что шансы крайне малы.       «Бежать нужно незамедлительно. Но, чёрт, куда я денусь?! Я не хочу на квартиру, несмотря на то, что там безопаснее...»       Кадры из ванной вспыхивают без предупреждения, а кончики пальцев одной руки касаются раны, а другой — сжимают пластыри и бинт в кармане.       «Что там, что здесь, — исход один. Или я сам, или мне помогут. Я не выдержу, не выдержу!»       Среди средств для самопомощи обнаруживается перочинный ножик. Даурен обхватывает его и уже собирается срезать бинты, как отбрасывает предмет на кровать.       «Я не могу, не могу… Или могу? Просто принудить его убить меня быстро. Тогда не придётся пачкать руки.»       Он заползает вслед за ножом, складывает лезвие того в переносной вариант и прячет на место.       «Не хочу. Не так и не сегодня...»       Даурен усаживается на постель и прижимает к себе колени. Сопя, он сжимает и размыкает веки не в силах вынырнуть из этого кошмара, как раньше бывало перед пробуждением.       Ноги сами вступают в ванную, где молодой человек хватается за раковину, чтобы не соскользнуть. Он смотрит на своё отражение размытым взглядом. Слёзы отчаяния скапливаются, застилая обзор. Но стоит коснуться предплечья, чтобы со злостью сорвать бинты, как перед глазами мелькает отражение Ведущего в мониторе в момент, когда тот рассказывает про отель и заселение, в том числе про выбывших участников.       «Они остались после смерти в отеле. Что, если со мной произойдёт то же самое? Нет! Я этого не выдержу! Отсюда надо сбежать, пока ещё можно. Но это рискованно… Меня запросто могут поймать...       Нет. План есть: надо подождать ещё час, и я могу покинуть это место. А там решу, что делать дальше. Я должен найти в себе силы продолжить. Даже если я не жилец в этом мире.»       Частично расслабившийся парень возвращается в комнату и замечает серые тапочки сорок первого размера.       «Он узнал размер моей обуви. Заранее планировал меня стащить из игры или наловчился за все похищения и как-то высчитал? На ковре могли остаться следы… Так, мне эта информация сейчас не нужна. Может... Блин, Даурен, хватит себе надумывать ужасов в неподходящий момент!»       Как же юноша устал за день. Он берёт сумку и проверяет наличие вещей, усаживаясь на кровать. Телефон на месте, но без сим-карты.       «Разумеется. Хорошо, что у меня на телефоне пароль. Главное, чтобы этот тип его не сломал.»       Экран включается. Без видимых дефектов. На часах 22:47. Парень отодвигает вещи, встаёт и подходит к окну. Попытка повернуть ручку оказывается неудачной: та словно приклеена.       «Разбить не получится — оно пластиковое. Придётся выбираться через главный выход. Скорее всего, та дверь запирается, однако есть вероятность, что ключ от неё висит где-то на ресепшене: не могут же остальные сотрудники каждый раз звать начальника при выселении гостей...»       Даурен ложится под одеяло, вслушиваясь в тишину, и снова достаёт телефон. 22:56.       «Нужно действовать предельно осторожно. На этом этаже я видел только один лифт. Если кто-то вызовет его, пока буду спускаться, — мне конец. Но шанс минимален. Все нормальные люди спят в это время.       Я должен попробовать. На всякий случай подожду чуть дольше.»       Полтора часа проходят на иголках. Сохранять бдительность не так сложно, когда злополучные кошмары врываются без приглашения, раскованно господствуя ночью. Даурен вешает сумку на плечо, подходит к выходу, медленно проворачивает ключ и аккуратно опускает ручку, тем самым открывая дверь. Зрительно проверив холл, он выходит и осторожно двигается в направлении лифта, вслушиваясь в каждый шорох. Тёмный коридор выглядит ещё более пугающим без света ламп, но мужчина храбро его преодолевает, концентрируясь на своей миссии.       Дождавшись лифта, что с громким звоном останавливается и с грохотом распахивает свои дверцы, молодой человек, несколько раз осмотревшись и вслушавшись в тишину, заходит в кабину и нажимает на кнопку «0». Пока лифт направляется вниз, парень зажимается в левый дальний угол.       На нулевом этаже двери с лязгающим стуком распахиваются. С другой стороны коридора сложно что-либо увидеть, но ни людей, ни призраков, как рука ранее, не видно. Что бы не произошло в ванной, это могло быть трюком Ведущего, сделанного с целью поглумиться над новым постояльцем.       Даурен тихо ползёт через мрак вдоль стены с той самой дверью от «комнаты ожидания». Звук закрывшихся железных затворок лифта заставляет юношу вздрогнуть, но не остановиться, а только на секунду обернуться и вернуться в исходное положение. Отсутствие другого шума, не считая тот, что он сам создаёт, напрягает любителя риска, однако он продолжает свой путь.       Когда стена заканчивается, Даурен притормаживает, одним глазом выглядывает из-за неё и, не обнаружив вокруг никого, на цыпочках перебегает к стойке ресепшена. Осталось найти ключ, открыть дверь, и он на свободе. В полутемноте пленник шарит руками по отсекам, где несколько часов назад лежали игровые куклы.       «Он обязан быть где-то здесь! На одной из полок или в ящике...»       Сигнал лифта. Кто-то приехал на этаж. Двери распахиваются, и мужчина в красном замирает, но через секунду делает быстрые шаги навстречу парню.       «Чёрт-чёрт-чёрт! Ты должен был спать! Нет времени на поиски, надо бежать!»        Парень в миг подбегает к главному выходу и всем телом напирает на дверь, но та не поддаётся. Отчаянно оглядываясь назад, он лицезреет, как мужчина, державший всё это время руки за спиной, показывает их вместе с чем-то очень сильно напоминающим гладкоствольное ружьё.       Даурен поднимает согнутые в локтях руки вверх, когда лазерный прицел останавливается на уровне его грудной клетки. В этой критической ситуации Даурен испытывает невероятный стресс, который затрудняет ему ясно мыслить и действовать.Он загнан и ему некуда больше бежать.       Ведущий останавливается в пятнадцати метрах от неудавшегося беглеца.       — Я же говорил не выходить до утра, — «Димон» разочарованно цыкает и пожимает плечами. — Что ж, значит, не посетишь мой сверхкрутой вечер. А теперь — улыбочку, сейчас сдохнет птичка!       Даурен зажмуривает глаза за полсекунды до выстрела, чей звук бьёт по ушным перепонкам настолько сильно, как будто разрывной снаряд выбивает воздух из прожжённых частей лёгких и окружающих их тканей.       «Больно…»       Он задыхается и кашляет, захлёбываясь собственной кровью, опускается и падает на правый бок, от чего очки на лице трескаются и лишь чудом не ломаются полностью. Чудовищные боли и страшная жестокость событий приводят его к предсмертным конвульсиям, которые лишь усугубляют его страдания. В этот момент Даурен осознает, что умирает.       «Нет… Пожалуйста…»       Даурен слышит только обрывки из тех фраз, что говорит мужчина. Далёкие и тихие от звенящего в ушах выстрела.       «Ещё… один…»       Тьма обволакивает сопротивляющегося парня. Как бы ни старался, он не смог её избежать. Он уже не в состоянии ясно мыслить и процесс формирования слова «шанс» прерывается, когда сознание окончательно гаснет.