По другому вектору

      Странные правила на Цинцзин были заложены ещё задолго до становления пиковым лордом Шэнь Цинцю. В основном на этом пике учились дети аристократии, которых дома заранее предупреждали, что если на вас вылили чай, это нормально. Просто это был не самый обычный в своей мере ритуал, где использовались достаточно дорогие ингредиенты и, собственно, каждый новый ученик, считай ребенок, запарывал его на одном из действий, из-за чего закономерно выслушивал все свалившееся на него счастье в виде раздраконенного учителя. Правильно заваренный чай можно считать за получение доверия Учителя и становление самостоятельным. Больше свободы действий, больше знаний, больше времени для культивации и совершенствования в других интересных тебе сферах жизни.       В принципе, на пике ценилась аккуратность и бережное отношение учеников к своим и чужим вещам. И это было нормальным. Да, из-за того, что в большинстве своем там учились дети знати, они были в той или иной мере избалованы. Чтобы юное поколение не возгордилось, их нагружали работой и приучали к труду. Ну и конечно же, чем больше ты стараешься, тем больше получаешь.        Если ты не знаешь правил приличия, то никто и не будет относиться к тебе с должным уважением. А в глаза общественности так и останешься зверенышем.        Если не следишь за своим внешним видом и ходишь в рванье, то никто не захочет пускать тебя в общежитие.       Если не готовишь себе сам, то и хорошей пищи ты не заслуживаешь.       Если ты не просишь знаний, никто не станет учить тебя насильно.       Таковы основные законы обучения на Цинцзин.       Само собой, все это держат в секрете, потому что, ну, согласитесь, никому неприятно говорить о своих неудачах и наказаниях, которые обязательно последуют за этим.       Естественно, за определенным количеством провалов следуют телесные наказания, раз уж уши ученика забиты ватой с тройным слоем наполнителей, то придется понимать материал через заднее место в самом что ни на есть прямом смысле этого слова.       Но...       Что делать, если за всю свою бродяжнеческую жизнь ты не удосужился услышать хоть краем уха про обучения на этом пике, а нынешние ученики не горят желанием рассказывать про свои неудачи и как им на голову неоднократно выливался неправильно заваренный горячий чай?       Ло Бинхэ был единственным учеником, принятым на пик Цинцзин за последние несколько лет, все ученики были гораздо старше него, обучённей и просвящённей о всём, что творится в их доме.       Тебя заставляют работать? А как ты хотел? Это первое, к чему приучают всех поступивших. Придираются к внешнему виду? Начни следить за собой. Поведение? Побольше уважения и поменьше агрессии, ты разговариваешь со старшими! Будь внимательней и не пропуская уроков, если не хочешь огрести ещё сильнее.       Свободное время дано не просто так! Сделай себя лучше, покажи, что достоин зваться человеком, а не бешеным не обучаемым зверем, и тебе откроется лёгкий путь, где всего лишь надо озвучивать мысли словами, не ожидая, пока все поймут тебя.       «Не умеешь, значит, плохо стараешься!» – вполне можно было сделать девизом Цинцзин.       То, что кто-то из учеников не будет знаком с негласными правилами, представить было сложно. К сожалению, именно такая ситуация и произошла. Из-за извечного «я знаю, что ты знаешь, что я знаю», которое может продолжаться до бесконечности, никто не мог представить, что поскольку набор был поздний, то никто не подумал, что новичок может быть не знаком с внутренней кухней пика.       Особенно это злило самого Шэнь Цинцю, который видел в ребенке неоценимый потенциал, который тот совершенно не хотел развивать! Это было сродни предательству. Ни к чему не стремиться, не хотеть добиться признания... Для Шэнь Цинцю, довольно поздно вступившего на путь светлого совершенствования, было дикостью видеть, как чернеет и покрывается коркой гари сверкающий алмаз в своем отвратительном поведении и полнейшей лени. Наверное, поэтому к Ло Бинхэ и прицепились унизительная кличка «зверёныш».       Шэнь Цинцю просто не знал, что в это самое «свободное время» мальчишка подвергался издёвкам со стороны старших адептов. Он видел лишь результаты того, что творили его ученики. И это было неправильно.       Два в корне не понимающих взгляда на ситуацию.       Ло Бинхэ видел потакательство со стороны Шицзуня всему тому, что с ним происходит. Шэнь Цинцю видел результат своего невмешательства, но не знал, что за этим скрывается.       Падая в Бездну, Бинхэ обещал себе отмстить Учителю за все свои страдая, если вернётся. Нет, не если, а когда. Он обязательно вернётся и отомстит, медленно и мучительно. За все проведенные пять лет в Бездне он так и не понял, чем заслужил такое отношение по отношению к себе. Что он сделал не так? Почему он?       Вопросов было много – ответы только предстояло выяснить.       Пять лет тянулись мучительно долго. Сначала Бинхэ хотел сдаться на растерзание очередному подвернувшемся монстру, которые почему-то липли к нему, как мухи на мёд. Но проклятый внутренний голос, ростки демонического наследия, требовал ответов. Бинхэ каждый раз вставал с колен, умытый в крови монстра, убитого им. Преодолевал себя. С таким настроем за пять лет он покорил царство демонов и ушёл в мир людей.       Пожалуй, первым делом появиться на пике под очи Шицзуня было одним из его самых лучших решений за всю жизнь.       Встречаться с другими адептами, которые терроризировали его в детстве и юности, желания не было никакого, но пробираться в ночи, как какой-то вор, Бинхэ тоже не горел желанием, но... Но, блин, придется.       То, что Учитель не будет спать в такое время, стало неожиданностью. Он сидел на открытой цинши и спокойно пил чай.       - Шицзунь.       Шэнь Цинцю резко обернулся встречаясь, смотря на него и...       ...он что улыбается?!       Ло Бинхэ завис. Дыхание прервалось, он был просто не в силах сделать хоть ещё один вздох из-за открывшегося ему зрелища. Такого шицзуня он не видел ни разу за всё детство и юношество, что пробыл на пике Цинцзин. В груди что-то сильно сдавило, и Ло Бинхэ еле сдержался, чтобы не отвести взгляд. Изнутри его затапливало уже испытываемое ранее чувство, которое, как он надеялся, он больше не вспомнит. Было слишком больно. Слишком сильно. Слишком... уничтожающе.       Из оцепенения его вырвал довольный голос Учителя.       - Ну наконец-то! Какого черта так долго? - фыркнул Цинцю, отхлебнув чая, и продолжил, - Думал, уже не дождусь, когда вернёшься, но хоть какие-то надежды ты в силе оправдать. Присаживайся.       Бинхэ в шоке плюхнулся на пол рядом с Учителем, продолжая сверлить того взглядом, как небожителя, снизошедшего до простого люда. Смертельно прекрасен он был в лунном свете и без вечно недовольной гримасы отвращения на лице. Шэнь Цинцю преспокойно болтал, расспрашивая его о проведенных годах в Бездне.       Пресвятые божества, да что с ним не так?! Он же ненавидел этого ученика! Что такого могло произойти за время его отсутствия?!       - Шицзунь, что-то тяжёлое упало вам на голову, пока на пике не было этого Бинхэ?       - Что за чушь ты несёшь, звереныш? - зло прошипел глава пика Цинцзин, сверкая зелёными глазами.       А нет, он все тот же. Может, это его что-то сильно стукло по голове и он до сих пор находится в Бездне, истекая кровью, а всё это его предсмертный бред?       Но нет, шицзунь так же продолжал вести непринуждённую беседу, будто это не он скинул Бинхэ с обрыва прямо в Ад, длившийся долгие пять лет и показавшийся полудемону вечностью.       - Этот Шэнь всегда знал, что из ученика выйдет толк, - начал Шэнь Цинцю, шокируя Ло Бинхэ ещё больше произнесёнными словам, - Явился сюда мелким одичавшим зверьком, бросался на всех, словно заранее знал, что будут бить, вечно ходил изгвазданный по самые уши и совершенно не хотел понимать банальные правила!       На голову Бинхэ приземлился сложенный веер, приводя того в чувство и вырывая из астрала. Что..?       - Но этот Шэнь рад, что Бездна не сломила ученика. Видя тебя сейчас, понимаю, что не зря тогда сделал это. Ты вырос и телом, и духом и можешь превзойти любого совершенствующегося, несмотря на то, какая кровь в тебе течёт, - Лорд Цинцзин, нахмурившись, посмотрел на стоящий на столе чайник... - Но чай этот ученик так и не научился заваривать.       Да причем здесь вообще этот проклятый чай?! Что значит вырос над собой?! Вы издевались над ним все детство, а теперь просто так говорите, что гордитесь этим?!       - Шицзунь! - Ло Бинхэ подорвался с места, на его лбу высветилась демоническая метка, а в глубине глаз появилась клубящаяся тьма, - Вы все детство как только могли издевались над этим учеником, поощряли травлю со стороны других, да вы при первой же нашей встречи вылили на этого чай! Знаете, как сложно быть постоянно избитым? Раны и боль – вот что осталось от воспоминаний об этом пике. А Бездна? Вы думаете, - Бинхэ мрачно хохотнул, скрывая тьму в глазах за отросшей челкой, - Это курорт? Нет, это ежесекундная борьба за выживание, там был отправлен даже воздух, кровь текла нескончаемой рекой... Как вы можете такое говорить, после того, что сами сделали? Чему потакали?       Бинхэ впился разъяренным взглядом в Шэнь Цинцю и тот... выглядел растерянным? Что? Почему? Какого черта его бездушный шицзунь сейчас выглядит так, будто для него открылось что-то невообразимо новое?! Он, мудак и последняя мразь, выглядит так, словно глубоко сожалеет о чем-то.       - Этот мастер сожалеет, но считает, что его вина здесь есть лишь отчасти... Кто?       И это именно тот тон, после которого всегда следовали наказания. Но сейчас Бинхэ точно чувствовал, что гнев направлен не на него. Неужели, шицзунь и правда... не знал? Нет, тогда как он может объяснить тот вылитый, причём не единожды, чай? Телесные наказания? Словесные унижение, которые действовали получше любого хорошо заточенного ножа?       - Тогда что вы скажете в ответ на свои действия, шицзунь?       Шэнь Цинцю сбледнул, крепко сжимая в руке чашку, отчего та треснула и впилась мелкими осколками в кожу. Горный Лорд Цинцзин тяжело вздохнул, успокаиваясь, и похлопал по месту рядом с собой.       - Присаживайся, Бинхэ, это будет очень долгий разговор. Не думал, что о правилах Цинцзин кто-то из учеников может не знать.       И они говорили. Впервые, за столько лет знакомства они говорили о том, что должно было быть сказанно ещё при первой встрече.