***
Мы вместе пишем Ире, что если она не отпустит Пашу, фотка мигом разлетится по всему универу. Однако Иру было не сломить вообще. Она не поддавалась ни на что, ну а мы и церемониться долго не стали. Проходит всего около полутора суток с создания нашего плана, как все уже начинают потихоньку шептаться, и я чувствую себя победителем. Это не просто спасение Паши, это ещë и безумно сладкая месть. Сучка получила по заслугам. Наконец-то. Пусть побудет на моëм месте. Это ж так классно! Так прикольно и весело! Когда человек страдает из-за своей ориентации. – Шастун, – о, это раздражение, о, этот едва скрываемый страх! Не думал, что всë это будет настолько приятно. – Надо отойти поболтать. Мы скрываемся в пустой аудитории, и во мне нет ни капли страха. Интересно, что же она будет делать? – Ты, блять, понимаешь, что ещë получишь за это? – А что я такого сделал? – удивляюсь так, будто и вправду не понимаю своей «вины». В актëрское бы мне с такой игрой, ух. Видно, как она старается успокоиться, выдыхает через ноздри глубоко, а затем с невинной улыбкой произносит: – Я отослала Арсению ваши с Пашей фотки. На которых вы целуетесь. – Как же грустно. Жаль, что мне на Арсения абсолютно полностью плевать, – улыбаюсь ей приторно-сладко в ответ. В самом деле в сердце гудит что-то от своих же слов. Не может быть плевать, просто не может. Но Ире с этим я не верю, хотя и знаю, что она ведь реально могла ему отправить те фотографии. Почему-то всë равно думаю, что пока ей незачем это делать. Ещë найдëт им применение. Подходящий момент будет позже, у Иры всегда всë распланировано. – Вау, правда? Ты бы только видел свои глаза при одном его упоминании. Маленький, влюблëнный по уши, ранимый котëнок. Действительно жаль, что Арсений тебя не любит. Разговор от и до пропитан желчью, и меня начинает это подбешивать. Хочется сделать вид, что Ирины слова меня никак не задевают, но это и правда больно: понимать, что всë, что она говорит — правда. – Мне всë равно похуй, что ты там ему шлëшь. Она кивает и неверяще на меня глядит прищуренными глазами, а затем демонстративно уходит обратно в коридор.***
– Она ебанëтся. Представляю, как у неë в башке сейчас всë кипит, наверняка ж раздумывает, как бы мне снова напакостить. Я ж заслужил, а чë. – Странно, что ты еë не боишься. И да, иногда мне тоже кажется это странным. И может быть где-то глубоко в сознании я реально боюсь того, что ещë такого Ира может сделать, но всë равно как-то похуй. Уже столько пережил, что если она и выдаст очередную хуйню, из-за которой мне придётся страдать — уже будет терпимей. А вот если она и правда отослала фотки Арсению... Думать об этом почему-то не хочется. Хочется думать о том, как мы спасëм Пашу, как я ещë долго буду перед ним извиняться и как... приедет Арсений? Как мы всë-таки с ним увидимся и решим все проблемы. Сердце щемило при одном воспоминании о том вечере... о поцелуе. Он же не мог это сделать просто так? Какие у этого человека мотивы? Как же хочется его наконец понять. Он сводит меня с ума. И если раньше это было в хорошем смысле, потому как я бесконечно тонул в его любви, то сейчас это было больше в плохом, ведь голова кипела нещадно, а я только и страдал из-за него. Арсений, Арсений, Арсений... Что ещë ты от меня таишь? И суждено ли мне тебя вообще когда-либо разгадать?***
Ира молчала двое суток, в универе я еë не наблюдал. Надо было что-то делать, потому что фотка-то разослана, а вот Паша до сих пор не спасëн. Решено было шантажировать еë дальше. На этот раз мы писали, что у нас есть материал и поинтереснее, так что если Ира будет дальше противиться, мы его тоже распространим. Никакого материала у нас, конечно, не было, но мы могли это вполне себе реализовать, с Викиными-то способностями. Ира явно думала над этим. Она наверняка рассматривала вариант согласиться, иначе еë молчание обосновать было трудно. Ей же всегда только в радость вспыльчиво ответить на мои сообщения. А сейчас такое бесконечное молчание... Ответ пришëл поздно вечером. Ирина Кузнецова: «Котик, из-за тебя меня выгнали из банды» «И я бы тебе не сообщала об этом, если, как ты догадываешься, мне от этого не было бы своей выгоды» «В общем, я взяла с собой Пашу, и если ты не веришь, могу даже дать с ним поболтать как-нибудь» «Мне нужен ты. Завтра в три часа на набережной, не придëшь — поговорить со своим «любимым» не сможешь. И я не про Арсения))» «А если придëшь — я его отпущу» 23:39 Это было волнительно, страшно и на самом деле непредсказуемо. Я ожидал многого, но точно не этого. Верить ей всë ещë было нельзя, так что мы с Димой решили всë-таки воспользоваться услугой звонка. А перед тем как звонить, нервишки стали пошатываться так, что горевать не приходилось. Было страшно слышать Пашу после того, как он несколько суток находился в плену этих тварей. Однако... – Антон... Антон, это я. Мн-не страшно, и... хочу домой, – слышу, как он заикается, и что-то внутри сжимается с непреодолимой тоской и болью. Это я виноват... во всëм. – Прости меня, я завтра приду за тобой. Поверь, всë будет хорошо. Я слышу лишь его сбитое дыхание, и мне становится максимально противно от себя, от тех, кто над Пашей издевался, от Иры и вообще от всего происходящего. – Точно, котëнок, мы тебя будем ждать, – улыбчиво произносит Ира и явно спешит сбросить трубку. – Пока-пока. Я не успеваю произнести и слова, как из телефона уже звучат завершающие звонок гудки. – Тварь... – лишь шепчу, стискивая зубы. – Всë будет хорошо. Я пойду с тобой. Я впадаю в ступор на пару секунд. Типа... он хочет реально пойти со мной или я ослышался? – Что?.. Нет, Дим, не надо... Она же... может не отпустить его. – Я буду осторожен, она меня не увидит. Мне главное будет понять, куда она тебя поведëт. Я сделаю всё, чтобы забрать тебя оттуда... И это, блять... трогательно? Хочется на самом деле засунуть сентиментальность куда подальше, потому что плакать вот сейчас совсем не хочется. Хочется набираться сил перед завтрашним днём. Я лишь в который раз обнимаю его. Кажется, это самая настоящая и самая крепкая дружба. Не могу представить, что кто-то вообще готов так рисковать ради своих друзей. Диму я люблю самой искренней и настоящей любовью, и уверенность в том, что эта любовь никогда не разрушится, буквально кипит под кожей, потому что я знаю, что так оно и будет. Никаких «хочется верить» — только однозначное «я знаю». Сердце тает, и кажется, что никакие Арсении мне уже не нужны. Да если он не удосуживается даже ответить мне, разве стоит так гоняться за ним?***
На улице было тепло, а на душе холодно. От всего. Я чувствовал себя ужасно. Хотелось сброситься в воду и утопиться, но перед этим, конечно, спасти Пашу. И похуй, просижу там у Иры сколько угодно, главное, чтобы Паша был в безопасности. Мне терять нечего. Любовь, в существование которой я только-только успел поверить, отвергла меня. Вернее ничего не сделала. Проигнорировала. И игнорирует по сей день. И лучше ли так и продолжать терпеть этот игнор, плюсом переживать вечно за Пашу? Не думаю. А вообще, похуй. Пусть Ира сделает всë, что посчитает нужным. Просто похуй. – А вот сейчас расходимся. Она не должна видеть нас вместе. – Антон, всë будет нормально. Я рядом. И это так греет душу, что мгновенно появляются и силы на всë, и желание пожить ещë, вот чисто ради этого. Но только у Димы своя личная жизнь, он не может постоянно быть со мной. Вот если бы и в моей был кто-то так же «рядом», я... Я был бы очень счастлив. Не знаю, что ещë предположить. Я ж не ощущал этого на себе, да и вряд ли ощущу уже. Я подхожу всë ближе, а вместе с тем страх внутри вновь возрастает. Однако стоит только заприметить бегающие глаза Иры, внутри чуть легчает. Сейчас у Паши всë будет хорошо. Он не заслужил тех страданий. – А вот и ты, – еë уверенный голос, когда оказываюсь совсем близко. – А вот и я. – Ну что, делаем всë, как и обсуждали — ты идëшь со мной, а Паша уходит куда подальше. Паша смотрит грустно, смотрит так, будто хочет ей возразить, но видно уже сил нет. Позволяю себе наглость его обнять. Вкладываю всю любовь, всю заботу и нежность. Паша заслужил. – Возвращайся домой, – прошу его. Не хватало, чтобы и он решил за мной проследить. Нам всем будет плохо. – Ну всё, голубчики, посюсюкались и разошлись. Я повторять не буду. Я грустно ему улыбаюсь, и он быстро сцеловывает улыбку с моих губ. Отходит за спину. – Мой последний вопрос: ты будешь делать с ним всë то же самое? – обращается он к ней. – Любопытство тебя однажды погубит, но нет, не собираюсь. У меня возможностей нет. Не беспокойся, просто уходи. На его лице видно полное отчаяние. Мне становится грустно, ведь этот человек... кажется, и правда влюблëн в меня так, что отпустить не сможет. Вот я и гнию изнутри. Зачем я затеял эту игру с бедным влюблëнным мальчиком? Мы с Ирой заходим в едва сырое помещение, и в этой темноте и влажности я ощущаю свою никчëмность от и до. Сзади закрывается и защёлкивается железная дверь. – Не волнуйся, пока ты будешь меня слушать, у нас всë будет идти хорошо. Она включает свет, и мне открывается вид на обычный такой деревянный стул, стоящий напротив стола в метрах трëх-четырëх от него. В комнате больше ничего нет, кроме одной тëмно-коричневой двери помимо той, в которую мы вошли. – Могу задать вопрос? Только если пообещаешь на него ответить. – Антон, я ничего не могу обещать, – она щëлкает пару раз компьютерной мышкой, а я стою прямо перед ней. Заглянуть, что же она там делает, не решаюсь. – И... ладно. Я хочу узнать, что вы делали с Пашей. – Лично я — ничего. Веришь, нет. Я тебе уже говорила, что я простая пешка в этой игре, я ни за что не отвечаю в плане пыток. – Пыток? Ебанëсся. Если Пашу ещё и пытали, я точно не сдержусь и дам ей в ебало, хотя она и «всего лишь пешка». – Ну, не знаю. Для кого как. Как посмотреть на это. У нашей банды был весьма прибыльный бизнес, кто-то даже сам обращался, чтобы подзаработать. Но многие называли это именно пытками. Я за всем процессом не следила — не знаю. – И вы делали что?.. – Секс на камеру, порно. Называй как хочешь. Но за это отваливают реально хорошее бабло. – Так ты поэтому?.. – я сжимаю губы. Сука. – И... со мной тоже сейчас?.. – Нет, успокойся, у меня нет смысла делать с тобой то же самое. – Так если это прибыльно, – сам себя закапываю, блять. – Будет столько лишних разговоров — я передумаю, Тош. Я поднимаю руки в мирном жесте. И всë же, осознать, что нечто такое делали с Пашей, мне довольно трудно. И неприятно. И страшно. В общем, сплошной негатив. А ещë снова бесконечная вина перед ним. – Садись. Без лишних вопросов я присаживаюсь на стул. – Руки сюда и расслабься. Она привязывает мои руки к спинке, а за ними и ноги — к ножкам. По телу льётся неприятный ток страха, но мне в какой-то мере даже интересно, что же она такого придумала. – А теперь... чтоб было интереснее, – подносит откуда-то взявшуюся здесь бутылку с водой к моим губам, и мне приходится отхлебнуть. Однако на этом она не останавливается и заставляет меня выпить ещë и ещë, пока вода не начинает стекать по подбородку. А затем просто уходит в какое-то помещение через единственную дверь (опять-таки, помимо той, через которую мы сюда и вошли), оставив меня одного в этой комнате. Уже где-то через полминуты веки тяжелеют, затягивая меня в сон. Я успеваю только выругнуться на Иру, а после этого отрубиться.