Я едва прихожу в себя с жуткой головной болью и спазмами во всём теле. Дышать трудно, вокруг непонятный шум. Глаза застилает мутная пелена, не разглядеть вообще ничего. Я концентрируюсь так, как только могу, но давящая со всех сторон боль никак этому не помогает, лишь мешает.
Я пытаюсь сообразить, что вообще со мной произошло, как слышу шум раций, нескончаемые разговоры и более громкий, выделяющийся голос где-то рядом.
– Молодой человек… – всё, что у меня получается разобрать, а дальше я не слышу ничего, кроме бьющего по ушам сердцебиения.
Я снова думаю об Арсении. Ни с того, ни с сего. Просто представляю себя рядом с ним и то, как всё между нами наконец гладко. Мне бы сейчас этого не хватало, всё вокруг слишком разрушает, а я даже не понимаю, где я сейчас и что со мной творится. Мне хотелось спокойствия. Простого спокойствия.
На задворках сознания слышу голос Иры, её рыдания взахлёб, её умоляющий голос, и медленно, совсем-совсем медленно до меня доходит осознание происходящего. Я едва разлепляю глаза, борясь со слишком ярким светом, вижу кучу полицейских, пара из которых прямо сейчас уводят Иру в наручниках из помещения. Ого, это правда происходит? Или у меня просто галлюцинации?
Я выдыхаю, пытаясь сосредоточиться вновь, но вместо этого чувствую, как тошнота подходит к горлу. Ну твою же…
– Скорая приехала, пожалуйста, – человек в форме проводит медиков до меня, и я чувствую лишь, как меня укладывают на носилку, а потом перед глазами всё плывёт. Хочется блевать.
В машине скорой помощи мне становится только хуже — слишком душно. Я тяну руки к лицу, но чувствую сопротивление, словно к моим рукам привязаны сто килограммовые гири. Не получается пошевелить ими вообще. Слишком тяжело.
Один из врачей меня о чём-то спрашивает, но мне по-прежнему ничего разобрать не удаётся. Я так же неразборчиво мычу что-то в ответ, а после чувствую, как силы совсем меня покидают, и я, кажется, теряю сознание.
Самое ужасное — видеть снова Арсения.
Я лежу бездыханно на холодном-холодном песке, рядом со мной шумит вода, а через несколько мгновений приходит Арсений, недолго размышляя ложась рядом. Он не произносит ни слова, прежде чем я поворачиваю голову в его сторону.
– Я надеюсь, ты рад меня видеть, – тихо произносит он, а я хочу плакать. Меня раздражает это всё. Раздражает то, что я его люблю. Так быть не должно, я знаю.
– Хотя бы здесь… – выдыхаю я. Мне не хочется с ним говорить. Ни о своих чувствах, ни о чём вообще. – Мне так плохо, Арс…
– Я знаю, – глупо отвечает он, нащупывая мою руку.
– Ты мне нужен, и это ужасно бесит.
Арсений больше ничего не говорит. Мы лежим, едва касаясь ладонями друг друга, и оба молчим. Я не хотел бы его видеть, если честно, потому что это режет по самому сердцу, разбивая меня в очередной раз и разрывая на куски. Я не хотел ничего из этого, потому что это давало слишком сильную надежду, что всё может наладиться. А я знал, что этого не произойдёт. Не могло.
Арсений уходит слишком быстро, даже не прощается. Просто поднимается и, не взглянув на меня, уходит прочь.
– Состояние стабильное, так что всё нормально, не волнуйтесь. Как только он придёт в себя, вы сможете поговорить, – вещает женский голос кому-то, и я жмурюсь из-за яркого света в попытке открыть глаза.
Врач проверяет моё состояние, и когда я отчитываюсь, что мне нормально, она позволяет пройти Диме в палату, оставляя нас одних.
– Боже, Антон, я так рад, что с тобой всё в порядке… – голос содрогается, и мне искренне жаль, что Диме приходится так волноваться за меня.
– Спасибо, – только и произношу я, чувствуя, как к глазам подступают ненужные слёзы. – Я счастлив тебя сейчас видеть, Дим.
Он осторожно меня обнимает и не позволяет подняться с койки для того, чтобы я обнял его в ответ так же. Мы проводим в таком положении около половины минуты, а потом он, поглаживая меня по спину напоследок, отстраняется.
– Это ужас, сколько всего тебе пришлось пережить. Их должны посадить. Всех. Ира сама хочет своих всех сдать, так что всё хорошо будет теперь, не волнуйся.
Мне даже не верится в это. Я смотрю Диме в глаза, пытаясь понять, не шутит ли он. Очень странно и нереалистично для моей-то везучести.
– Серьёзно что ли?
– Да, она, видимо, рассчитывает, что ей срок смогут снизить. Не знаю уж, как там получится, но поплатится она за это точно.
Мы обнимаемся ещё раз, и я пытаюсь поверить в то, что это всё сейчас реально со мной. Невероятно. Неужели мои старания могут наконец закончиться? Это же чудо какое-то. Я мог лишь мечтать о том, чтобы не видеть больше Иру, и вот — мечты могут сбыться прямо сейчас. Слишком удивительно.
– А где Паша?
– Он говорил, что придёт к тебе, но я думаю, что ему самому сейчас тяжело, после всего произошедшего-то. Может быть, он показания полицейским даёт, я не в курсе.
Мне больно думать о том, что с ним могли делать. Но спрашивать об этом… как-то неловко? Неправильно? Мне Пашу жалко. Он хороший и такого не заслужил определённо.
– Он тебе что-то рассказывал? – едва решаюсь я зайти издалека.
– Без подробностей. А Ира тебе что-то показывала? Не знаю, что он имел в виду, но что-то связанное с их «бизнесом», – Дима рисует кавычки пальцами.
– Блять, какого… – я жмурюсь. – Она мне только рассказала. И это пиздец, если честно. Не могу поверить, что ему пришлось это на себе испытать…
Потираю глаза рукой. Это действительно полный пиздец. Паша всего этого не заслужил. Он не должен был это переживать. Он не должен страдать из-за чужих ошибок и чужого долбоебизма. И я даже не знаю, как я могу ему помочь справиться с этой хернёй, потому что бесследно это точно не проходит.
– Мне лучше не спрашивать? – осторожно интересуется Дима.
– Она говорила, что они порно снимают… Сука, – я бью рукой по кровати, откидывая голову. – Какая она сука.
Дима не показывает своего удивления и страха, он продолжает быть спокойным внешне. Знаю, что просто хочет, чтобы я тоже лишний раз не переживал.
– Спокойно, Тош, они обязательно за это поплатятся. Как они скроют всё вот то, чем промышляют? Тем более с показаниями Паши. Его же могут осмотреть врачи и всё такое. Уверен, полиция сможет выйти и на других людей, кому они причинили вред.
– Пиздец. Паша не заслужил такого.
– Всё хорошо, с ним теперь всё будет хорошо, не переживай.
Я вздыхаю тяжело. Я очень бы хотел помочь Паше справиться с этим, но я точно не тот человек, который ему нужен. Я определённо должен поговорить с ним, Паша всё обязательно поймёт, он поймёт, что так правильно, поймёт, что в нашей ситуации единственный выход — расставание. Так будет лучше для всех. Он не должен из-за меня и моих действий страдать и платиться таким образом.
– Мне писал Арсений, – внезапно делится Дима, заставляя меня нахмуриться и внимательный взгляд на него кинуть.
– Чего? Нахера?
– Пока ты был без сознания там, у Иры, она писала Арсению, пыталась его шантажировать тобой, твоим состоянием и «материалами на тебя».
– Какими нахуй материалами?
– Думаю, это простое враньё от неё. Ничего нового.
– И что тебе писал Арсений?
– Он спрашивал, где ты, что с тобой, а когда тебя на скорой увезли, он мне написал, что уже отправляется сюда.
– Пиздец, – ругаюсь я, пытаясь найти свой телефон. – Ёбаных восемнадцать сообщений. Объявился, блять.
– Это ты радуешься так? – улыбается Дима, пытаясь поймать мой взгляд.
Арс:
«Боже, Антон, это правда?»
«Ты знаешь, какой я дебил…»
«Я приеду»
«Я обязательно приеду к тебе, Антон, только держись, пожалуйста, я знаю, что ты справишься»
«И я прекрасно знаю, что ты злишься, но я попробую тебе всё объяснить»
«Прошу, только держись»
«Дима вызвал полицию, с тобой всё будет хорошо»
16:32
– Это ты вызвал полицию? – я наконец поднимаю взгляд на Диму.
– Ну а кто бы ещё? Паша был не в состоянии, когда Ира тебя забрала. Вообще не в состоянии делать что-либо.
– Боже… – я кусаю губы. – Сука, Арсений правда собирается приехать сюда?
– О чём я уже и сказал, да.
– Твою же…
***
Виктория Шастун:
«Твою мать, какого хуя вообще?»
18:01
Антон Шастун:
«Будет долгий нотационный монолог о том, какой я долбаёб?»
«Ты обещала)»
18:01
Виктория Шастун:
«Нихера не смешно»
«Ты понимаешь, что она сумасшедшая?»
«Ты мог бы сдохнуть, Антон»
«И это абсолютно не смешно»
18:02
Антон Шастун:
«Защитная реакция»
«Я знаю, как тебе нелегко»
18:02
Виктория Шастун:
«Нет, ты не знаешь»
«Поверь»
«Хоть представляешь, как я за тебя испугалась?»
«Боже, Антон, пожалуйста, не нарывайся на неприятности»
«И да, ты долбаёб, потому что нехер встречаться без чувств к человеку»
18:02
Антон Шастун:
«Я давно это понял»
«Мы расстанемся»
18:02
Виктория Шастун:
«Я уж надеюсь»
«Антон, я очень за тебя переживаю… Правда»
«Ты вообще спокойно жить не можешь»
«И как мне тут спокойно жить, а?»
18:03
***
– Насыщенный день... – начинаю я с горечью и тяжëлым камнем на душе, который давит на внутренности.
– Очень.
Паша сидит рядом со мной, я перед ним на койке, и мне хочется орать, лишь бы эмоции, копящиеся внутри, прошли и исчезли.
Хочется думать о Паше, о наших дальнейших взаимоотношениях, о решении ситуации, однако в мыслях всë ещë безоговорочно проживает Арсений.
На губах словно всë ещë вкус того вечера. Нашего вечера. И это абсолютно лишнее сейчас.
– Она с тобой... ничего не делала? – с опаской интересуется Паша.
– Со мной — нет. Паш, как ты себя чувствуешь?.. – я мягко беру его руку в свою.
– Честно… Просто ужасно. Это так тяжело…
Я хочу забрать всю боль, что ему пришлось пережить, потому что это нечестно.
– Ты этого не заслуживаешь. Если хочешь обсудить, я…
– Нет! Нет, нет, это ужасно, я не хочу, – вновь перебивает, сжимая пальцами ткань штанов слишком нервно.
Я тянусь к нему и без слов загребаю в объятия. Не знаю, насколько они ему помогут, но надеюсь на то, что хотя бы чуть-чуть, потому что я даже не знаю, что я ещё могу ему дать в такой ситуации.
Он утыкается мне в плечо, обнимает крепче в ответ, и мне удаëтся услышать пару всхлипов, которые он явно прерывает.
– Нет ничего такого в том, чтобы выпускать эмоции через слëзы, – шепчу заботливо. Ему сейчас надо. Мне и представить не получится, что только он пережил. Могу лишь оказать свою моральную поддержку. Ну и физическую в виде объятий тоже.
Внезапно план нашего расставания валится куда-то на дно, когда я чувствую влагу на своём плече. Мне не хочется оставлять Пашу одного в таком состоянии, но я пытаюсь убедить себя, что он будет не один — я всë ещë буду рядом, хотя не как парень.
Нужно решиться. Только чуть позже. Нам действительно надо многое обсудить.
– Прости... – вдыхаю запах его волос и грустно улыбаюсь в пустоту.
– Ты не виноват, – слышу приглушëнный хриплый голос.
– О, нет, ещë как виноват. Если бы я не предложил тебе тогда встречаться, никаких вот этих доводов против нас бы не было.
– Ты жалеешь?
– Нет. Просто пойми и меня, я чувствую свою вину и готов еë загладить так, как ты попросишь.
– Передо мной ты не виноват.
Забавляет эта вера в то, что я весь из себя святой, ни в чëм действительно не виноват. Наверное, я так же реагировал на Арсения, не видя никаких его минусов. Это сейчас я ищу их во всëм, это сейчас я теряюсь в своих чувствах к этому человеку, это сейчас я совсем изменился, как и Арсений в моих глазах. Забавно получается, что я до сих пор к нему привязан, что при одном его упоминании я, наверняка, как и говорила Ира, свечусь, потому что вот внутри всë сводит нещадно. Хочется из себя вон лезть, лишь бы снова заполучить внимание Арсения.
– Я... люблю тебя, – мокрые глаза устремляются точно в мои и пробивают словно мощнейшим разрядом тока. – И я знаю, что ты не скажешь того же в ответ. Антон... ты ведь чувствуешь вину, потому что встречаешься не с тем, кого любишь, да?
– Паш... – поглаживаю его по едва дрожащей руке, пытаясь в этом скорее найти своë утешение, нежели его.
– Я всë понимаю, ты не виноват в своих чувствах. Но вот только не могу понять, зачем тогда пошëл ко мне...
– Я думал, что найду утешение.
Паша грустно кивает.
– А сейчас мы оба идëм ко дну. Ты ведь весь в мыслях об Арсении... – молчание длится секунду или две, затем Паша смотрит на меня с искренней любовью: – Пожалуйста, не напортачь всë и с ним.
Смысл слов не сразу доходит до моего сознания, а когда всë же доходит — я округляю глаза, ибо и правда не верю Пашиным словам.
– Мы расстаëмся? – проглатываю жуткий ком осознания.
– Для твоего и моего блага. Ты ведь тоже хотел к этому подвести, да?
Я Пашу обнимаю вновь. Эта любовь не та, которую он от меня ждëт, но эта любовь очень крепкая и сильная. Хочется показать ему.
– Люди, вроде, обычно не так на расставание реагируют, – усмехается он, но в ответ всë же обнимает.
– А я и не на расставание.
Мы оба улыбаемся, оба застреваем в этом моменте, и почему-то в сознании так и стоит мысль: «Вот сейчас всë будет хорошо. Это начало белой полосы в жизни».
***
Не изменяется почти ничего. Мы всë так же болтаем, как это и было в отношениях, всë так же веселимся рядом друг с другом. Это помогает забыться, это помогает расслабиться. Хотя не-встречаемся мы от силы час.
– А что, Арсений правда сейчас приедет? – вдруг невзначай спрашивает Паша.
– Ну, Арсения, конечно, хрен поймëшь, но вроде должен...
– Знаешь, что тебя захочет убить не только одна Вика, если ты сейчас упустишь свой шанс?
– Да, меня захочет убить ещë и Антон Шастун! – улыбаюсь.
– Почему вы не можете так же, как мы с тобой сейчас, поговорить? Ничего ж страшного не произошло, мы не маленькие дети, все проблемы решаемы.
– Я боюсь, что ситуация повторится. Только в нашем с ним случае я буду тобой, а он — мной.
Паша тупит пару секунд, что-то высчитывая в голове, а потом улыбчиво на меня смотрит.
– Не повторится. Ставлю сотку.
Я заливаюсь в порыве смеха. Нихера ж себе гарантия! Теперь-то я спокоен, ха-ха.
– Готовься отдавать мне деньги! – вздëргиваю руками.
– О нет! Не забирай последний шанс пропитания бедного студента... – поддерживает он мой настрой.
На самом деле это ведь и правда расслабляет. По крайней мере, я не тягочусь мыслями о скорой встрече (или не-встрече), обрывая все надежды пустыми домыслами.
– Кстати, а вот и твой суженый...
Паша смотрит в окно, туда же мигом устремляется и мой взгляд.
Арсений...
– Мне уже прятаться куда-нибудь в шкаф как любовнику?
