Шанс на любовь

      Я принёс ему горячий чай, когда он лежал на диване в гостиной, не обращая внимания ни на какие вещи вокруг, он теперь был совсем погружён в свои мысли. А я устроился рядышком, положив голову на его плечо. Слушал, как сильно и громко бьётся сейчас разбитое сердце. Семейное счастье Арсения было разрушено, мы оба понимали, что теперь он скорее всего не увидится со своей дочкой, и это было тяжело. Не только ему, нет, я полностью разделял с ним эту боль.       – Как думаешь, они заселились в какой-нибудь отель? Может, я позвоню с твоего и спрошу?       Арсений не реагировал. Недолго думая, я решил не тревожить его лишними разговорами, поэтому просто прижался покрепче и обнял, мягко гладя плечо. Пытался помочь справиться с горем, хотя вовсе не имел представления, как вообще можно с таким справиться. Решил, что лучше всего будет просто быть рядом, дать знать, что я его не брошу.       Наши отношения должны были измениться с этого момента. Мало того, что я прикоснулся к другой части его жизни — семейной, так теперь мне ещё надо было помочь пережить такую потерю. Я шагал в неизвестность, зная только, что должен помочь Арсению.       Мы пролежали так несколько часов, я всё так же аккуратно гладил его плечо, следя за каждым нервом, что периодически сокращались на его лице. Видел, как из раза в раз глаза его наполнялись влагой. Когда стало совсем холодно, а его кожа покрылась мурашками, я нашёл плед и накрыл нас обоих. Арсений до того момента так и не произнёс совершенно ничего. А мне и не надо было. Я был готов быть рядом столько, сколько понадобится.       Я заснул лишь тогда, когда заснул Арсений. Сон был беспокойный, я просыпался каждые пятнадцать минут, проверяя, всё ли хорошо. К утру понял, что совсем не выспался, и решил, что должен приготовить завтрак. Когда выбирался из-под пледа, заметил полную чашку уже холодного с вечера чая на столе. Грустно. Всё это.       Приготовил омлет, понимая, что ничего смышлёнее сделать всё равно не смогу. В квартире было пугающе тихо. Тишина будто на кладбище, гробовая. Даже машин под окнами слышно не было. Вся эта обстановка напрягала. Я был сбит с толку и правда не понимал, что сейчас нужно делать. Заходя в комнату, я увидел, что Арсений уже не спит, я улыбнулся ему, пытаясь хоть немного поднять настроение, но это, видно, не очень-то и сработало. Он был всё такой же... никакой.       – Я приготовил завтрак и не приму возражений. Ты должен поесть.       Арсений сел, кутая ноги в плед, и я наконец услышал от него хоть что-то:       – Мы с ней не увидимся... Сердце болезненно колет после этих слов.       – Арс... – я поставил перед ним тарелку и чашку горячего чая. – Алёна попсихует, но она не сможет вечно держать Кьяру у себя. Кьяра вчера дала понять, что хочет быть с отцом, с тобой.       – Алёна уезжает по работе и забирает её.       – Тем более. Если они теперь не будут там же, где прежде, а Алёна будет на работе, Кьяре нужно будет с кем-то сидеть. Она захочет быть с тобой, а Алёна не сможет вечно терпеть это.       – Это не так работает.       Я опускаю голову. Конечно я понимаю, что не всё не совсем так, как я ему говорю, но это ведь лишь попытка утешить Арсения. Жаль, что напрасная.       – Прости, что всё так вышло... – я закусываю губу.       – Ты ведь не виноват, это припизднутый характер Алёны. Что-то внутри снова содрогается, потому что мата из уст Арсения я ещё не слышал. Это звучит слишком отчаянно. Человек, у которого только что буквально отняли дочь… Мне и не представить, какого это.       – Да, но мне показалось, что она не хочет, чтобы Кьяра виделась с тобой, потому что мы с тобой вместе, – возражаю я.       – И всё же, ты не виноват. Это моё право встречаться с тем, с кем я хочу, мы ведь с Алёной больше не в браке.       Было бы это Алёне ясно. Но она, видимо, не смогла смириться с тем, что её муж оказался ещё и по мальчикам, жалкое зрелище. Здесь искренне жалко ребёнка, которому в такой семье пришлось родиться. Девочка точно это ничем не заслужила.       – Я могу чем-то помочь?       – Всё хорошо, – он проговаривает это с такой честностью, что я даже почти успеваю поверить в это.       – По тебе видно, – и сажусь рядом, аккуратно переползая за спину Арсения. Укладываю руки на плечи. – Кушай, пожалуйста, я старался, – стараюсь не читать свои ненужные сейчас никому нотации по поводу этого «Всё хорошо» и просто невзначай сменить тему. – Когда тебе на работу надо? – я начинаю медленно массировать напряжённые мышцы, пока Арсений отламывает небольшой кусочек омлета.       – Через неделю.       – Оклемаешься к тому времени? – Арсений молчит. Я целую его в шею без всякого подтекста, пытаясь подарить расслабление и покой. А затем снова массирую плечи, такие каменные сейчас из-за этого сильного напряжения. Хочется помочь ему справиться со всем этим дерьмом, и пусть моя помощь не будет глобальной, но мелочи ведь тоже чрезвычайно важны. – Хочешь мой подарок посмотреть? Я думаю, тебе понравится, – Арсений лишь слабо угукает, начиная есть вторую половину блюда, когда я выбираюсь из тёплого капкана из его спины и спинки дивана. Приношу с кухни альбом. Теперь сажусь рядом, передавая подарок в холодные руки Арсения.       Он медленным движением раскрывает книжку, и я готов подпрыгнуть на месте от радости, когда вижу на его лице плавно всплывающую улыбку.       – Это ты рисовал?..       – Да, – произношу тихо. – Ты такой красивый, не правда ли?       На его щеках выступает очаровательный румянец, а улыбка становится ярче.       – Сколько ты на это времени потратил?       – Всё то время, когда был влюблён в тебя, – Арсений на этих словах смотрит на альбом сбоку, видимо соотнося в голове время и объём.       – Долго однако.       – С первой встречи.       Я внимательно наблюдаю за тем, как он рассматривает каждый портрет. Это оказывается увлекательным занятием. Смотреть, как в его глазах горит искренний огонёк счастья и любви, когда он разглядывает, наверное, каждый штришок всех моих творений, потому что задерживается он на каждой страничке надолго.       – Доедать собираешься?       – Это ведь ты меня занял совершенно другим, так что не ругайся, – он улыбается мне теперь почти даже широко.       – Ну давай покормлю тебя хоть, пока ты любуешься собой любимым, – я улыбаюсь в ответ.       Арсений смиренно опускает взгляд и снова бросает его в альбом, а я тем временем аккуратно подношу тарелку ближе к его лицу и, отломив кусочек омлета, приближаю к губам. Арсений не глядя подцепляет его губами с вилки и прожёвывает.       Это кажется даже интимнее секса. Когда он доверяет тебе такой обыкновенный процесс, как завтрак. Позволяет кормить себя и всецело доверяет, даже не следя за тем, что может напороться на острую вилку. Да, это определённо интимнее секса. В разы.       – Ну что, это будет наше новое испытание?       Арсений смотрит на меня с изумлением и непониманием.       – Вернуть тебе дочь, несмотря на то, как тяжело будет, – поясняю я.       – Антон... Мы не можем ничего сделать. Алёна не допустит того, чтобы я с ней виделся, – его настроение сразу заметно падает. Я успеваю пожалеть, что снова поднял эту тему, так он хотя бы на пару минут отвлёкся бы на мой подарок, думая только о нашей любви. А я тут снова расстраиваю его этим...       – Ну, мы это ещё посмотрим.       – Антон... Правда, не лезь лучше в это. Мы с Алёной взрослые люди, разберёмся.       – Уже разобрались, ага. Я вижу, как «по-взрослому» вы себя ведёте. Арс, просто позволь помочь... Я хочу, чтобы ты был счастлив.       Арсений опускает голову. Я нежно обнимаю его за плечи, утыкаясь лбом в шею.       – Я люблю тебя и не оставлю одного, ты же понимаешь?.. – шепчу, пытаясь подарить всю свою поддержку.       Он целует меня в макушку, треплет мои волосы и возвращается к рассматриванию портретов в альбоме. Я в это время вновь беру тарелку и продолжаю трапезу Арсения.       Мы не говорим ни о чём серьёзном за всё утро. Я мою посуду после Арсения, слежу за тем, чтобы он выпил чай, и окутываю его всей нежностью, на которую сейчас способен. Дарю тепло и спокойствие. И очень надеюсь на то, что это хоть немного действует на Арсения.       Сейчас, пожалуй, не лучшим вариантом будет отвлекать его от всего произошедшего. Нужно, чтобы он пережил эту боль, чтобы она после не давила так сильно. Так что я не отвлекаю его разговорами, только забочусь и крепко обнимаю, позволяя грязнуть в своих мыслях Арсению.       В квартире к середине дня становится холоднее, так что я нахожу плед потеплее и накрываю им такое ватное тело Арсения, пока он снова глядит в потолок и думает о своём. Понятно же, о чём он думает. Тревожить его не хочу, так что слежу лишь взглядом за тем, как он, словно статуя, не шевелится совсем. Если честно, зрелище то ещё. Будто на мёртвого человека смотришь. Наверное, Арсений испытывал что-то подобное внутри. Словно какая-то часть души умирала в этот момент. Я даже представить не могу, какого это — потерять дочь. И представлять не желаю.       В какой-то момент решаю, что нужно Вике отписаться. И Паше заодно, он ведь тоже хотел поговорить. Я не пишу ничего о том, что произошло в семье Арсения, это как-никак довольно лично, не стоит распространяться о подобном. Вике говорю, что Арсений себя неладно чувствует и я, скорее всего, останусь с ним ещё на время. А Паше о состоянии Арсения ничего не пишу, лишь сообщаю, что у нас с ним всё хорошо и я собираюсь провести некоторое время с ним. У Паши ведь только нормальные отношения закрутились, зачем ему лишний раз переживать за моего парня?       Моего парня…       Стоп, я правда подумал о таком? Необычно. На душе что-то приятно цветёт.

***

      В квартире одиноко до жути. Все идеи о том, как бы я ещё мог оказать помощь Арсению, исчерпывают себя, так что теперь я просто сижу на кухне, смотря в чашку с уже остывшим чаем. К Арсению не иду, потому что понимаю, что ему сейчас надо побыть наедине с самим собой и хорошо всё обдумать. Поэтому я продолжаю молча сидеть на кухне. Я ведь, если понадобится, в любой момент подойти могу. А так просто стоять над душой не буду, чего ради?       За окном жизнь кипит как обычно: машины ездят по дороге туда-обратно, люди в спешке идут по своим делам, птицы летают в небе и изредка спускаются, находя добрых людей-кормильцев. Ничего за этим окном не меняется. Всё остаётся так, как и было до этого. А что ещё вчерашним вечером произошло здесь, в этой квартире, не поймёт ни один человек, который бы точно так же смотрел сейчас в это окно, только с улицы.       Вот блин, я ведь пришёл просто подарить подарок, а как всё закончилось... Кто знает, что было бы, если я не решил бы так внезапно прийти? А если бы решил прийти, но не внезапно, у Арсения спросил? Он ведь наверняка был бы против, тут же семья, не следует меня сейчас во всё это впутывать. А если бы я и не пришёл? Наверное, писал бы Арсению на следующий день, спрашивал, могу ли зайти сегодня. А он бы молчал, потому что находился бы в таком же состоянии, как сейчас. Я долго бы терялся, не понимал, что происходит, отчаянно пытался бы дозвониться. И даже если бы пришёл, Арсений ведь наверняка дверь не открыл. Ему ведь на всё плевать было бы, кроме дочери. И оно понятно, я его не винил бы, если бы знал всю ситуацию. Но я бы не знал. И не узнал, наверное, никогда, потому что на этом наши с Арсением пути и разошлись бы. Я бы подумал, что он просто поигрался со мной и бросил.       Наверное, довольно реалистичный расклад событий.       Ладно, сейчас об этом думать себе дороже. Только надумаю всякого, настроение ухудшится. Просто хорошо, что я здесь. Просто хорошо, что я рядом с Арсением в такой момент его жизни. Мне так безумно хочется, чтобы у него всё тоже было хорошо. И мне так безумно хочется, чтобы я мог помочь хоть чем-то. Поэтому я здесь.       День проходит быстро, мысли потоком заполняют голову, а когда я решаю проведать Арсения часов так в пять вечера, обнаруживаю, что он спит. Это хорошо, ему сейчас бы только спать да спать. Не нервничать так из-за всего.       Минут через пятнадцать я стою на балконе с пачкой сигарет в руках, которую удачно извлёк из заначки за кроватью в спальне Арсения (и такое у него есть, однако), и думаю о том, как же ужасно тяжело сейчас всё будет, если сидеть на месте и не пытаться облагоразумить Алёну. Хотя ладно, может Арсений в чём-то и прав, она ведь может только сильнее взбеситься сейчас, так что лучше немного подождать. В конце концов, она ведь не будет вечно перечить желаниям дочери. Блин, а может и будет, это ведь ребёнок, на него легко воздействовать. Алёна так же, как и я, без труда убедит Кьяру, что виноват лишь её отец. И дело с концом.       Я закуриваю. Убить нервы сейчас хочется изрядно. Задерживаю горький дым в лёгких и выдыхаю его с таким облегчением, что о проблемах думать больше не хочется. Давно не курил, уже и забыл, как это на самом деле расслабляет. Дым струится красивыми волнами по воздуху, угоняемый отсюда ветром. Я улыбаюсь. Какой же пиздец, да ну.       Я буду рядом с Арсением, чего бы мне это не стоило. Универ прогуляю, о жизни забуду, о семье и друзьях, только бы помочь ему снова ощутить вкус счастья. Только бы помочь ему снова увидеться с дочкой. Только бы дарить свою любовь в такой момент.       Арсений заслуживает всего самого лучшего, он не должен вот так за один вечер лишаться возможности видеться с дочерью.       Знал бы ты, как я хочу тебе помочь.       Докуриваю сигарету, кидая её в пол и растаптывая, а после вхожу в квартиру. Всё так же тихо. И в гостиной, где лежал Арсений, пусто. Вот это пугает сначала, пока я не осматриваю остальные комнаты и не нахожу его в итоге на кухне, стоящим у окна.       Я, не произнося ни слова, подхожу к нему и, предупреждающе кашлянув негромко, чтобы он не испугался резкого прикосновения, кладу руку на спину, поглаживая.       – Ты курил? – спрашивает внезапно.       – Арс...       – Блять, не произошло бы того, что произошло, я бы сильно сердился на тебя за это.       – Не произошло бы того, что произошло, я бы и не закурил.       Арсений всё же разочарованно молчит. Мне становится стыдно за сделанное, ведь мало ему разочарований в семье — ещё и я с сигаретами явился.       – Ты говорил мне, что не куришь...       – А вот не ври, именно этого я не произносил. И... прости, ну что я должен был тебе сказать, когда ты увидел, что я сигареты покупаю?..       – Правду, Антон.       – Ты бы ругался.       – Ругался. Решил спортом заняться, когда куришь. Конечно бы я ругался.       – У меня нет зависимости от сигарет, мне просто нужно снять напряжение, – возражаю в своё оправдание, вот только не работает это нихрена. Арсений мрачнеет ещё сильнее. – Ты бы на моём месте признался?..       Арсений поворачивается ко мне. Во взгляде читается его «нет, но я всё равно разочарован в тебе», что стреляет прямо в сердце. Становится безумно больно, он знает, как на меня воздействовать, и мне сейчас это совсем не на руку. Стыд разливается откуда-то изнутри, где и застревает боль.       – Между прочим, я у тебя эти сигареты нашёл.       Арсений смотрит на меня с огромным непониманием.       – Ты курил мои сигареты, не спросив разрешения у меня?       – Арс... Мне казалось, это ты тут пропагандируешь ЗОЖ.       – Значит показалось, – парирует он сначала, а затем продолжает уже более спокойно: – Я редко их достаю. Только когда совсем тяжело. Как сейчас.       – Хочешь, чтобы я дал тебе?       Арсений улыбается, воспринимая мои слова совсем не так, как я хотел изначально. А я в этот момент смущаюсь.       Чертовка ты, Арсений, у тебя горе в семье, а ты думаешь о таком!       – Я не буду курить, Антон, это того не стоит. Но дать ты можешь... – он загадочно строит мне глазки, а я краснею. – Дать поцеловать себя.       Дурак.       Я выдыхаю, улыбаюсь и радостно жду, когда наши губы сольются в мягком поцелуе. Но Арсений действует более резко, чем я ожидаю. Кладёт руку на шею, к себе ближе прижимает. Со вкусом вбирает сначала нижнюю губу, затем верхнюю, а я млею от такого напора. Глаза приоткрываю, когда действий никаких не происходит больше, а рука всё так же находится на шее, и вижу этот хитрый взгляд.       – Ты такой ненасытный... – он делает взгляд свой ещё более хитрым, уже совсем лисьим. А у меня живот крутит.       Да, с Арсением всё будет лучше, чем я ожидал. По крайней мере, пока я рядом и он может меня целовать.       – Я бы поделился, чем хочу с тобой заняться, но я думаю, что сейчас тебя сильнее волнуют другие проблемы, – я говорю это, отведя взгляд в пол, потому что сейчас это кажется до одури неловко, особенно в такой тишине квартиры.       – Если решил соблазнять меня, то лучше тебе остановиться, потому что я ведусь на это...       – Я лишь хотел сказать, что целовал бы тебя днями и ночами напролёт, пока тебе не станет лучше. А потом мы бы вместе смогли решить проблему с Алёной.       – Думаю, если ты начнёшь прямо сейчас, мне действительно станет лучше.       Щёки вспыхивают огнём в один момент. Я успеваю перевести дыхание и нежно дотронуться рукой до скулы Арсения, когда замечаю в его глазах бесконечную влюблённость. Сердце ускоряет свой ритм, а я сглатываю, прежде чем всё-таки целую эти манящие губы, которыми действительно не смогу насытиться, наверное, никогда. Вся моя любовь медленно растекается по телу и точно передаётся Арсению сквозь этот поцелуй. Его руки оказываются на моей талии, а я прижимаюсь телом к телу, жаждая всех его прикосновений. Хочу склеить его разбитое сердце по кусочкам. Медленно и аккуратно.       Дальше поцелуй таким и выходит, все наши телодвижения заканчиваются на том, что мы неспешно меняемся местами, а затем я так же неспешно забираюсь на подоконник, впуская Арсения, как бы это не могло прозвучать, между своих ног, обвивая его ими же затем. Этот поцелуй полностью пропитан нежностью, осторожностью и доверием. Я обнимаю, целую, дышу им.       Мы целуемся самозабвенно, нам обоим не хочется сейчас думать ни о чём, ни о каких вредных Алёнах... Я улыбаюсь в поцелуй, и Арсений на пару секунд разрывает его, смотря мне в глаза и пытаясь понять, почему я улыбаюсь.       – Я люблю тебя, – произношу шёпотом, с новой порцией страсти впиваясь в его сладкие губы.       Хочу раствориться в этой любви полностью и без остатка.       Хочу, чтобы он забыл обо всех проблемах.       Хочу всегда быть рядом.