***
— Это вообще съедобно? Жан недоверчиво покосился на тарелки. Выложенное на них не было похоже ни на что из того, что он прежде пробовал. Но пахло действительно вкусно. — Впервые видите морепродукты? Ну, ничего, у вас будет достаточно времени, чтобы распробовать, — улыбнулась Елена, но радость так и не коснулась ее глаз. — Никколо — мастер марлийской кухни. Сам Никколо выглядел невыносимо хмуро и всем видом показывал, что предпочел бы повеситься на собственном фартуке, чем стал добровольно готовить для «островных дьяволов». Никто не удивлялся. АМС* рассказали, какие порядки у парня на родине. — Эй, элдийцы, если не хотите — не ешьте, — пробурчал он, помешивая суп в кастрюле. — Слишком много чести. Жан предпочел промолчать и держаться позиции нейтралитета. Такое отношение ему было мало приятно, а если уж совсем честно, то иногда сбивало с толку. Большинство военнопленных прибыли на кораблях-разведчиках около полугода назад, но все еще отказывались идти на переговоры, строя недовольные лица. Говорили, что это ниже их достоинства, и все повторяли без устали: «Дьяволы, дьяволы, дьяволы…». Дьяволов здесь не было. Как бы они их не искали. Жан украдкой перевел взгляд на Сашу. Выражение блаженного восхищения застыло на ее лице, а на ресницах что-то поблескивало. Рада, не иначе. Так-то рады были все: и Конни, и Микаса, и Армин, и Эрен, и даже некоторые из старших пускали слюни на выставленные «дары моря», но перед глазами стояла только Браус и ее светящиеся от счастья глаза. Словно по волшебству, часть этой радости передалась и Жану. Только он не дурак, и дураком никогда не был. В том, что происходило, Кирштайн давал себе честный отчет. Чтобы понять, что он влюблен, не надо быть ни стратегом, ни тактиком, ни пророком. Прошедшего времени хватило, чтобы убедиться в искренности своих чувств. Хватило его и чтобы дать этим чувствам окрепнуть. Вот только вряд ли признание того стоило. По крайней мере не сейчас. Не когда установленный порядок перевернулся с ног на голову, а весь мир желал им смерти. Это чувство волнующее и болезненное — радоваться любой возможности, подставить подруге плечо и быть еще до рождения проклятым за элдийскую кровь. Даже если чувства были бы взаимны, вряд ли кто-то из них получил бы от них удовольствие. Океанский ветер принес с собой временное спокойствие. Мнимое и недолгое. Саша набросилась на аппетитные блюда, как лисица на кролика, — быстро и несдержанно, — не изменяя привычным манерам. Конни за ее спиной возмущенно закричал: — Эй! Нечестно! — Ты же подавишься! Сашка! — искреннее беспокойство Жан спрятал за недовольным тоном. Так было проще. Харизма заносчивого, самоуверенного придурка сидела как влитая и ни у кого не вызывала подозрений. Вот только в действительности он позабыл ее еще в кадетском корпусе. Но Саша ни на Конни, ни на Жана так и не обернулась. Она подняла глаза к повару, и вытерла слезы. — Господин Никколо, вы — гений! — с поистине щенячим восторгом провозгласила девушка. Повар застыл со странным выражением лица. Он то хлопал глазами, то просто молчал, видимо, забыв закрыть рот. Найдя в себе силы выйти из состояния транса, парень затараторил: — Г-где твои манеры?! Саша ему не ответила, только продолжила усердно жевать. Остальные последовали ее примеру. — Никогда ничего подобного не ела… — Тут еще много, незачем торопиться, — пробурчал Никколо, отвернувшись к кастрюле с супом. Жан понадеялся, что ошибся, когда заметил на щеках повара смущенный румянец.***
852 год Ночи в новом штабе чувствовались иначе. Вместо каменных, обшарпанных и заросших по углам паутиной стен, им выдали большие, светлые и по-своему уютные комнаты. Теперь перед сном не приходилось с интересом ученого разглядывать трещины на потолке. Марлийские инженеры строили на совесть, а потому традиция затыкать ставни на окнах кусками ткани, чтобы не дул сквозняк, отпала сама собой. И вообще Жана не отпускало ощущение, будто они со своими замками и камнями переместились в будущее. На сто лет вперед, если быть точнее. В общей комнате было сумрачно, а единственный источник света — торшер с абажуром, неожиданный подарок Елены от лица всего АМС, — мягко очерчивал присутствующих. Микаса с Эреном выглядели по-домашнему умиротворенно, и знай Кирштайн их чуть меньше, подумал бы, что все в порядке. Но он провел с ними бок о бок шесть с лишним лет и ясно понимал, что отношения этих двоих намного запутанней, чем его с Сашей дружба, хоть и та была с подвохом. Лезть не в свое дело парень не собирался. Захотят — сами расскажут. Тем временем Армин всей душой отдавался изучению корешков книг, аккуратно выложенных на полках деревянного шкафа, и изредка вставлял комментарии в дискуссию. Конни с Сашей были активны только первые десять минут, но как только разговор зашел о работе — начали слюнявить мягкую обивку дивана. С досадой Жан обнаружил, что даже на возмущения их поведением у него не осталось никакого желания. Узнай эти сорванцы о таком расположении дел, в голос бы хохотали, что Кирштайн стареет. — Порт скоро будет готов, — Армин отряхнул с пальцев пыль. — Строительство пошло гораздо быстрее, с тех пор как к нему подключились марлийские инженеры. — Удивительно, что согласились, — Микаса больше ничего не сказала, только поправила красный шарф. В этом полумраке, разбавляемом только лунным светом из зашторенного окна да ночным торшером, Жан чувствовал себя почти что уютно впервые за долгое время. — Разумеется, сначала мы не очень ладили, но потом научились смотреть друг на друга как на людей, а не как на ярлыки… — Арлерт растянул губы в мягкой улыбке. — Думаю, мы сможем понять друг друга. Эрен на его предположение промолчал, только хмуро сдвинул брови к переносице, а между строк читалось недоумение. Жан понятия не имел, что творилось в его сумасбродной голове. Раньше все было понятно и просто, до смешного очевидно. Любой в отряде знал, что парень и в самых сладких снах вспарывает затылки титанам, а спроси его о них, начнет гневную трираду длиною в вечность. Яркий, громкий и бескомпромиссный, с нерушимыми, но такими сказочными идеалами. Один из тех, кто заводится с полуоборота, но спроси о причине гнева, и он едва сдерживает слезы. Последние два года глаза Эрена были сухими. Все соглашались, что Йегер изменился. Жан думал так же. Он заметил это давно, еще после возвращения из битвы за Шиганшину, откуда они едва вырвались живыми, достаточно хлебнув поганой крови. В тронный зал на получение наград за храбрость вошло всего девять человек. Девять вместо нескольких сотен. В последнее время не отпускало ощущение, что Эрен отдалился. Хотя, вполне возможно, парень был таким с самого начала. А если так, то какую сторону он показывал им? — Йегер, ты точно уверен, что нам стоит так просто довериться плану Елены? — Жан изо всех сил постарался выдержать непринужденный тон. — А что не так? — Не доверяю я ей. И Жан не солгал — эта каланча всегда была себе на уме. Каждое ее действие, жест, слово казалось по-деловому доброжелательным, но эти проявления любезности ей совершенно не шли. Словно исходящие не извне, а приклеенные к ладно сшитому образу честной марлийки, они заставляли напрячься. Ни в коем случае нельзя было оставлять спину открытой. У Кирштайна по этой части сложился неплохой опыт. Эрен на его заявление промолчал. Тишина нависла в комнате грозовой тучей. — Я согласен с Жаном, только у меня претензии скорее к самому плану, — Армин, до этого неловко переминавшийся на месте, почуял глухое напряжение, и с тихим голосом опустился в кресло. — Мне просто интересно… Неужели единственный способ защитить Парадиз — угрожать миру разрушениями. Начнется полный кошмар. Всему миру придется жить в страхе. Разве невозможно договориться, чтобы избежать всего этого? Когда порт будет готов, мы сможем отправиться в Марли и встретиться с Адзумабито. Мы смогли бы… уладить недопонимание. — Что? — спросил Эрен, и в его голосе зазвучали непривычные нотки. — О каком недопонимании ты говоришь? — Ну, весь мир считает нас злыми. — Весь мир считает нас монстрами, способными превращаться в титанов. Ну и в чем они ошибаются? Внутренности сковало холодом. Эрен не говорил — рубил с плеча, обсуждая то, что еще никто не решался обсудить. То, за что по-хорошему нужно было ответить перед начальством. Не церемонясь, не заботясь о чувствах других и своем положении, он говорил правду. Голую, неприятную, и все же правду. — Но мы смогли поладить с некоторыми марлийцами, — неуверенно вставила Микаса. — Со сколькими? — Йегер резко повернулся в ее сторону. — Большинство военнопленных все еще смотрят на нас из-за тюремных решеток. — Верно, но если мы потратим больше времени, то сможем восстановить свою репутацию. Нужно лишь время, — глухо выдохнул Жан, чувствуя скопившееся в груди напряжение, и Эрен удовлетворенно кивнул в ответ. — Да, и, чтобы купить это время, мы сделаем так, чтобы с нами не связывались.***
Солнце поднималось на востоке. Жан застегнул края пиджака и вышел на палубу. В лицо сразу же ударил холодный, но приятно бодрящий воздух. Ночь выдалась сложной, с непривычки его укачало, пришлось бегать в соседние номера за ведром, и потом еще несколько раз извиниться. Покой парень обрел только за несколько часов до рассвета. Конни и Сашу он нашел у фальшборта. Те на его приход никак не отреагировали, и, словно дети, завидевшие новую игрушку, лицезрели в немом восхищении. Огромный людный порт вдали — не то, что видишь каждое утро, если ты родился на Парадизе. Пришвартованные к битенгам корабли, песочные многоэтажки, казалось, выстроенные из богатств берега, и полоса холмов, уходящая за горизонт, тоже мало вписывались в привычную рутину. — За стенами и правда есть города, и люди там живут, — неверяще произнес Конни, ухватившись за железный поручень. Жан в привычной манере закатил глаза. — Не «говори за стенами», когда рядом есть посторонние. — Да понял я. Людей на палубе было не много — слишком рано для прогулок — двое мужчин да пожилая чета, но перестраховаться все равно стоило. Поездка в Марли была сравни визиту в клетку к зверю, когда тот разъярен и голоден. Дерзкий, безрассудный, пусть и необходимый поступок. А вид и впрямь невероятный. Даже Жан с присущим ему скептицизмом не смог сдержать пораженного вздоха. — Поверить не могу… — Саша завороженно всматривалась в приближающийся порт. — Мы первые люди из-за стен, которые ступят на континент. — Я же просил так не говорить! Браус беззлобно закатила глаза и показала язык. Строгий костюм и шляпка-котелок делали ее заметно старше и забавно контрастировали с простодушным поведением. Несколько раз она попыталась одернуть узкую юбку. Привыкшая всегда выбирать удобство, закрывая глаза на элегантность, она явно чувствовала себя некомфортно. Про себя Жан отметил, что привычная форма ей идет гораздо больше. Портовый город встретил разведчиков смесью ярких запахов и какофонией звуков. Все и сразу здесь переплеталось в единый хаос. Повернешь голову: люди в костюмах и с чемоданами в руках огромным потоком сновали из стороны в сторону. Как Жан не старался разглядеть их лица, каждое до единого имело выражение крайней занятости. Из всего этого безумия выделился человек. Его черная, как уголь, кожа переливалась на солнце едва заметными бликами, и Жан про себя отметил, что подобного тоже не увидишь на Парадизе. Одарив присутствующих жемчужной улыбкой, мужчина снял шляпу. — Добро пожаловать, господа, на континент Марли. Меня зовут Оньянкопон. Я проведу вас в резиденцию Адзумабито. Крепко пожимая руку каждому из присутствующих, он не снимал с лица выражение крайней доброжелательности, в чью искренность почему-то хотелось верить. Когда с любезностями было покончено, мужчина предложил устроить небольшую экскурсию. Первые полчаса Оньянкопон расспрашивал о том, тяжелым ли оказался приезд, с легким чувством гордости рассказывал о кровавой истории континента, показывал прелести архитектуры, флота и продовольствия. Марлиец по происхождению, мужчина вел себя легко и непринужденно, не обращая внимания на элдийскую кровь своих гостей, чем расположил к себе даже неприступного капитана Леви. На каждый вопрос Ханджи он отвечал спокойно и учтиво, как будто не участвовал в государственной измене. Но неизбежное не заставило себя долго ждать. — Это лошадь?! О, господи, это лошадь! — на Конни, указывающего пальцем в сторону какой-то груды железа, начинали оборачиваться беспокойные прохожие. Догадки Саши, словно хлопушка, всколыхнули гул торгового порта. — Разве это не корова?! Это же корова! Восхищенные крики Браус и Спрингера заиграли на новых частотах, стоило к ним присоединиться уже главнокомандующей Зое. — Это машина! — воскликнула женщина, и казалось, что от улыбки у нее треснет лицо. — Я слышала о них от АМС. Жан, начавший ощущать прилипшие к его лицу осудительные взгляды горожан, вымученно закрыл лицо ладонью. Если бы он мог испытать еще больший стыд от происходящего, то мгновенно бы сгорел на месте. Подойдя поближе к притихшему Армину, шепнул, что не знает их. Собираясь по-быстрому ретироваться и провести остаток времени за культурным развитием —разглядыванием сырой рыбы в ящиках — Кирштайн все-таки не избежал своей участи. Появившись из ниоткуда и не дав ему опомниться, Браус взяла парня под руку и утащила в сторону торговых лавок. — Саша, серьезно? Опять? — провыл Жан увидев разложенные на прилавке сладости. Боковым зрением он попытался отыскать Конни, но тщетно. Этот засранец всегда исчезал не во время. Браус только моргнула и выдала одну из самых очаровательных улыбок в своем арсенале. Если она и знала, как екнуло при этом сердце Кирштайна, то виду не подала. А тот с удивлением обнаружил, что будучи нагло использованным в роли кошелька, не хотел сопротивляться. Хотел просто спокойно выдохнуть и позволить себе быть ей нужным, не взирая на нельстящие детали. Вот такое добровольное соглашение. Через несколько мгновений монеты из рук Жана перекочевали в карман довольного торговца, а Саша получила свое белоснежное нечто в вафельном рожке. Не растрачиваясь по напрасну на долгие разглядывания и принюхивания, она откусила верхушку. — Такое холодное! — Сама просила, теперь придется доедать. — Да ты просто попробуй! Она протянула рожок, резко остановив у самого рта, и только чудом не измазала ему нос. Жан смиренно вздохнул, как бы принимая бремя судьбы, и положил свою ладонь поверх ее. Только сейчас он с легким волнением заметил насколько его руки превосходили в размере. При желании он мог бы легко обхватить оба ее запястья. От одной этой мысли потяжелело дыхание. Ее пальцы не разжались, как это обычно бывает у тех, кто предлагает угощение, а настойчиво продолжали упирать рожок в чужие губы. Кирштайн непонимающе приподнял левую бровь, но с пришедшей догадкой мгновенно растерял всю свою браваду. Кажется он начинал понимать, что именно от него хотят. Саша кивнула, словно прочитав вопрос в его глазах. Она цепко держала растерянный взгляд и не отвела его, даже когда парень раскрыл рот и медленно откусил мягкую сладость. Жана не покидало ощущение странности и интимности происходящего. Где-то на краях сознания он понимал всю незначительность и даже смехотворность ситуации, но было что-то в том, как Саша на него смотрела. Так смотрят на что-то интересное, что-то манящее и требующее внимания. От осознания, что этим чем-то мог быть он сам, лицо обожгло жаром. Взгляды прохожих только обострили чувства. — Какого черта, Браус? — прошептал Кирштайн, когда она вернула злосчастный рожок себе. Лицо все еще горело, и пришлось неловко вытереть остатки с губ тыльной стороной ладони. — Если не понравилось, то так и скажи, — отвернулась девушка, а Жан смущенно отвел взгляд, пытаясь понять, что именно должно было ему понравиться. — Вы впервые едите мороженое? — спросил доброжелательного вида продавец из-за прилавка, но в тот момент, когда он задал вопрос, Саша уже пускала слюни и бросала однозначные взгляды. — Ага, еще два, пожалуйста, — пробубнил Жан, пытаясь отделаться от мысли, что мужчина все видел. Когда они расплатились за новую порцию так называемого «мороженного», Конни появился из длинной линии красных навесов. — Ребята! Оттуда вкусно пахнет! — прокричал он, ни чуть не смутившись недовольного взгляда Кирштайна. — Может, это то, о чем рассказывал Никколо? — в предвкушении улыбнулась Саша. Чужое имя произнесли мягко, но звук неприятно резанул по перепонкам как нож по тарелке. За последнее время Никколо стал вхож в их тройственный союз — медленно и постепенно, преодолевая расовые предубеждения. Он оказался действительно неплохим парнем, с хорошим чувством юмора, а кроме того экспрессивно ругался и шикарно готовил. Все это характеризовало его как потенциального приятеля, но Жан не мог отделаться от мысли, что что-то его в нем не устраивает. Пару раз он пытался отбросить это чувство, но оно настойчиво стучало по вискам. — Жан, — Конни фыркнул, — а купи и мне. Ну пожалуйста… — Я тебе не миллионер, — Кирштайн отмахнулся от Спрингера. Этот умник исчез, когда в нем так нуждались, и появился только после того, как Саша была накормлена. Хорошо устроился. — Жан-бой, ну купи, — голос Браус Конни имитировал просто отвратительно похоже. В итоге рассмеялись оба.***
Резиденция Адзумабито оказалась небольшим особняком с живой изгородью по периметру, какими располагали все иностранные гости в Марли. Киеми Адзумабито, женщина средних лет, прибыла в страну в роли посла из Хизуру, но только по официальной версии. В действительности целью ее приезда была задача помочь Парадизу настроить мирные отношения с Марли и остальным внешним миром. — В наши дни существование потомков Имир как в зоне самоизодяции, так и за ее пределами признано глобальной проблемой, — ее сдержанный голос, едва слышно скрипел на гласных, выдавая прожитые годы. — Во времена, когда бывшая элдийская империя была на пике своего процветания, наличие крови Имир в жилах считалось признаком благородства. После распада империи соседние страны, служившие в прошлом Элдии, решили гнать элдийцев с материка. Жан почувствовал, как весь беззаботный настрой, заданный еще в торговом порту, словно водой смыло. Он много раз слышал эту историю на Парадизе из уст Елены и пленных марлийцев, но только сегодня убедился воочию насколько все серьезно. Родись Кирштайн здесь, то каждый день проживал бы одно и тоже: что-то очевидно холодное и мерзкое, созвучное с плевками и грязными проклятиями, летащими в его адрес. С самого момента зачатия, он был бы обречен гнить за пределами высоких стен гетто, и, помеченный клеймом, носить серую повязку. Киеми тяжело вздохнула. В ее тонких чертах Жан легко узнал Микасу и увидел, как она будет выглядеть в старости. Если доживет. — Вот такую реальность пришлось встретить элдийцам, — продолжала Адзумабито. — Тоже самое случилось и с попытками построить взаимоотношения с другими странами. Я не могу описать словами этот кошмар. — Но это же не значит, что отойдя от дороги мира, у нас не останется выбора, кроме как следовать плану Зика? — встрепенулся Армин. — Поручить нашу судьбу в его руки? Задействовать дрожь земли и держать в страхе весь мир? Предстать настоящими монстрами для всего мира — перспектива крайне сомнительная. Идея довериться Зику сомнительна не меньше. Он никогда не выдавал деталей своего «безотказного» плана, только требовал выполнить условия и предоставить встречу с Эреном. Но в таком случае к ним на ближайшие пол века никто не сунется. Слабое утешение, конечно, только выбирать все равно прийдется. Рано или поздно. Жан украдкой перевел взгляд на Йегера. Тот за всю встречу ни разу не открыл рот, только продолжал сидеть с нечитаемым выражением лица. Такое поведение и раздражало и пугало одновременно. Кирштайн нутром чувствовал, что скоро Эрен что-нибудь выкинет, а отдуваться за его выходки придется всем. Главнокомандущая Ханджи живо кивнула. — Именно, — утвердила она, — ведь мы здесь чтобы избежать такого будущего и попросить «Ассоциацию потомков Имир» выступить впервые на завтрашнем международном форуме. — Идеология этой организации еще не признана, — неуверенно поговорила Киеми. — Ну а как вы хотели? — пожал плечами капитан Леви, и ни единый мускул на его лице не дрогнул. — Для начала нам нужно подобраться и выждать. А если все накроется медным тазом, то объявим прошение Парадиза о мире. — Конечно, мы, члены клана Адзумабито, приложим все имеющиеся усилия, дабы помочь вам достигнуть мира, — произнесла Киеми скорее себе, чем Леви и остальным разведчикам. — Это ведь является возможным? Ханджи растерянно улыбнулась. Леви рядом согласно кивнул. — Я понимаю, что это ужасно трудно и ужасно опасно. Но это не значит, что не стоит даже попытаться.***
Каждый раз, когда представитель «Ассоциации потомков Имир» открывал рот, раздавался неприятный крик. Жан поморщился, а затем с остальными разведчиками уселся в самом конце зала, но даже оттуда неприятный голос резал перепонки. — Мы просим поддержать беженцев потомков Имир! То, что мы боимся элдийцев — неправильно! Кирштайн утешил себя мыслью, что этот человек хотя бы оказался способен превзойти рассовые предупреждения. Ему и спрашивать не нужно было, чтобы понять, как сильно присутствующие презирают элдийцев. Конференция началась около двух часов назад, и прежде чем «Ассоциации» дали слово, пришлось наслушаться разного рода дерьма. Эрен, сидевший у самой двери, несколько раз перебросил ногу на ногу. Тоже злился. Жан поджал губы, пока их уголки предательски не поползли вверх. Нет, Эрен хороший парень, и как когда-то сказала Саша, очень на Кирштайна похожий — хотя последний и под дулом пистолета ей не признается, что тоже об этом думал. Эрен хороший. Даже с его резкими ответами, сказочными идеалами, совсем очевидным желанием доказать самостоятельность, и не совсем очевидной любовью к Микасе. Даже с этой биполяркой и сухими глазами. Даже с тяжелым кулаком и кучей драк в кадетке. Зато было весело. Им просто нужно поговорить. Вернуться обратно на Парадиз и все выяснить. Рядом чуть слышно вздохнула Саша. — Я рада, что у нас получится после поговорить с этим человеком, — прошептала она Жану на ухо. Парень неосознанно задержал дыхание. — Ага, вроде неплохой мужик. Представитель тем временем продолжал: — Они лишь жертвы кровослияния элдийской империи! Те, кто действительно достоин презрения — это… — мужчина выдержал драмическую паузу, — дьяволы с острова! Кирштайну показалось, будто его огрели по голове чем-то тяжелым. Он ведь не ослышался? Но нет. Уже через секунду Жан перехватил пораженные взгляды Саши и Конни. Армин и Микаса, сидящие на ряд ниже, с искренней растерянностью обернулись к ним. Капитан Леви сдавленно чертыхнулся. Он ждал сигнала. Жан нервно набрал в легкие воздуха. — Надо винить дьяволов, которые убежали на этот остров сто лет назад! Наши враги — дьяволы с острова Парадиз! Сигнал был дан. Разведчики, незаметно поднялись со своих мест и торопливо вышли из зала. Надеющееся, доверительное медленно умирало. Оказавшись в пустом коридоре, Жан вздохнул побольше воздуха и ему он сейчас показался не прохладным, а отравленным. Пришлось прислониться к стене, чтобы полностью переварить услышанное. На них опять навешали всех собак. — Значит так, до отплытия на Парадиз у нас осталось два часа, — пробурчал Леви, сверившись с часами. — Только зря потратили время на эту клоунаду. И капитан был как никогда прав. Но легче от этого особо не стало. Возможно, потому что они опять ничего не выигрывали. Жан подумал, что вот оно, последний гвоздь забит в гроб его веры в человечество — то ли с разочарованием, то ли с непонятной злостью. Еще бы, они ведь вернулись в исходную позицию, и никакой надежды на мирное будущее больше нет. Осознание только больно скребло стенки мозга. Жан исподлобья взглянул на Сашу. Она стояла с Конни чуть поодаль, и мгновенно перехватила его встревоженный взгляд. В больших карих глазах роились, словно пчелы в улее, обрывочные мысли, но Кирштайн знал точно: думали они с ней явно об одном и том же. — Уходим. У нас и так мало времени, — сказал вдруг капитан Леви и направился к выходу. Жан отвел глаза в сторону и почувствовал, что Саша сделала то же самое. — Погодите! Кирштайн вздрогнул, прежде чем обернуться. Микаса выглядела бледнее обычного, и глаза у нее беспокойно бегали по сторонам. — А где Эрен? — едва слышно прошептала она. У Жана не хватило времени даже разочароваться. Вот оно. То самое чего он так боялся. Парень увидел, как Леви вопросительно раскрыл глаза, и это самая живая эмоция за три года службы. Судя по лицу капитана, ему было необходимо услышать, что просходящее это просто несмешная шутка. Только сказанное все равно будет пустой ложью — это как игнорировать загноившуюся рану, чтобы не чувствовать боль от разреза. — У нас нет времени, чтобы… Нет, Ханджи, мы не можем, — обрубил Леви, едва открывшую рот майора Зое. — Какого черта ему приспичило отлить прямо сейчас? Жан знал, что следующие слова капитана прозвучали для Микасы как приговор. — Мы не можем его ждать.