Моё твоё море

И снова холодно. Ещё больше, чем обычно. Антон чувствует страх, а внутри всё сжимается. Его тотем не унимается и громко плачет, заставляя парня руками закрыть уши и зажмуриться, пока синий океан медленно приобретает оттенок крови. В дверь снова яростно стучат, от чего парня буквально вырывает из сна. Он резко поднимается, едва не ударяясь о стену головой, и быстро идёт в первую очередь на кухню. Дрожащей рукой хватает нож и часто дыша подходит на ватных ногах к двери. Голова раскалывается так, будто стучат по ней, с каждым новым ударом вбивая в сердце Антона страх. Он сглатывает и не своим голосом пытается твёрдо сказать: «Уходите!», но получается совсем уж хрипло. — Шастун! Шастун! — зовёт беспокойный девичий голос. — Ксанка? — рука с оружием опускается, и парень скорее впускает девушку. — Шастун! — Оксана юркает внутрь и обхватывает худое тело парня, крепко обнимая. Антон успевает развести руки в стороны и малость пошатнуться. — Ксан, осторожней, порежешься! — поднимая «оружие» выше, испуганно произнёс парень. — Что случилось? Девушка всхлипнула и перевела взгляд на чужие руки: — А ты что, ложки затачиваешь, чтобы об них резаться? — всё это время Антон держал в руках вовсе не нож, а столовую ложку. «С самообороной явно проблемы, как и с головой...» — думает парень, не успевая уследить за уже улетевшей на кухню соседкой. — Дай колбаски! Боже, ты солнечным светом что ли питаешься? Холодильник пустой! — Суркова гремела какой-то посудой, которую взяла непонятно, откуда, и громко хлопала дверцами холодильника. — А сам-то только что поужинал небось, судя по ложке! — Ты есть хочешь? — Не я! Там котята за домом, Шастун! Опять кто-то выкинул бедненьких! — почти кричит, а на глаза наворачиваются слёзы. Парень вздыхает, оперевшись на косяк и мотая головой. Везёт ему на знакомых с этим прекрасным именем. Эту Оксанку знает он давно, почти с первой поездки в Москву. Пересеклись как-то в «Море», девушка тогда изрядно выпила, и Шасту ничего не оставалось, кроме как увезти её к себе, чтобы обезопасить (прикол у него такой, пьяных и несчастных спасать). С утра вообще смешно получилось, когда Оксана в себя пришла. Сначала с перепуга обвиняла парня в совращении, затем долго извинялась, а как уходить собралась, так вообще оказалось, что она на соседней лестничной клетке живёт. С тех пор и общаются. Суркова часто Антона по разным заброшкам, да подвалам таскала, где он помогал ей ловить одичалых котов да котят. У девушки огромное сердце, и всем хвостикам в нём место всегда находится. Она сама словно кошка, с таким же непредсказуемым настроением, то ласковая, то дикая, то свободная, то одинокая. Ксанка выхаживала больных и пристраивала в хорошие руки, едва отрывая от сердца. Антону только всучить не пыталась, аргументируя тем, что котам кушать нужно хорошо, а учитывая, какой у Шастуна образ жизни и плоский живот, открестилась от этой идеи почти сразу. — Поможешь мне? Их нужно выманить чем-то вкусненьким! — Сколько там на часах? Давай я сбегаю в магазин и что-нибудь возьму, хорошо? — голос парня выровнялся. Оксана вызывала в нём только доброе беспокойство. — Куда ты сбегаешь? Время второй час ночи, всё уже закрыто. — Второй час? — значит, несколько часов парень всё же проспал, хотя по ощущениям просто моргнул. — Возможно, здесь где-то есть круглосуточный, давай посмотрим. — Не-не-не, давай ты посмотришь, а я побегу к ним, вдруг что? — девушка словно вгрызается глазами в Антона, хватая того за руки. — Ладно? Этим глазкам Шастун простит всё и не сможет сказать «нет», хотя столько раз пытался. А Оксана знала и продолжала стрелять ими, манипулируя парнем, который, в общем-то, про это знал. Тотем у неё такой, многогранный. Несмотря на говорящую фамилию, тотемом девушки был песец, полностью её характеризующий. Добра, но коварна, красива и беспощадна, но при этом милосердна и заботлива к тем, кого любит. Готовая в огонь и воду броситься ради тех, кем больше жизни дорожит. Буря внутри парня постепенно стихает, страх уходит на второй план. Он хватает кошелёк и накидывает на себя лёгкую куртку. Сурковой уже и след простыл, поэтому Шаст закрывает квартиру на ключ, вспоминая о своей горькой утрате, а затем и об Арсении. По дороге в магазин Антон всё прокручивает в голове его образ и ругает себя за то, что сразу не понял, кто перед ним. А ещё вспоминает Пашу, и страх вдруг возвращается с новой силой. Внутри вновь всё холодеет и сворачивается в узел, сходится на глотке и совершенно перекрывает доступ к кислороду. Парень задыхается, хватает себя за горло и прячется за углом какого-то дома, чтобы хоть немного отпустило. Сползает по стене вниз и оттягивает воротник футболки. Кажется, будто невидимые руки никак не размыкаются на его шее. В какой-то момент хочется просто лечь на траву, но спустя ещё несколько мгновений его постепенно отпускает. Внутри продолжает всё дрожать, но дышать становится легче. Какое-то время он просто сидит, прислонившись затылком к стене с закрытыми глазами, восстанавливая дыхание, пока его телефон не сигнализирует о новом сообщении. — Ксанка… Шаст находит в себе силы подняться. Выпрямляется и глубоко вздыхает, закрывая и открывая глаза. Выходит из укрытия, пряча руки по карманам, и уже целенаправленно идёт в магазин, стараясь думать о голодных котятах, а никак не об Арсении и прочих косатках. Идёт по обочине рядом с шоссе глядя под ноги, совершенно не крутя головой по сторонам, хотя следовало бы. — Антон! — Какого..? — парень оборачивается на знакомый голос, доносящийся из крадущейся за ним чёрной машины. Автомобиль равняется с Шастуном и из приоткрытого окна снова звучит его имя. — Антон! — Ты?! — с лёгкостью узнаёт свой кошмар Антон, и страх тихо подступает снова. — Попов, какого чёрта? — Лысого! — Что тебе от меня ещё нужно? Проваливай! — упрямо продолжает идти вперёд парень. — Сядь в машину. — твёрдо звучит голос Попова. — Катись нахрен отсюда! — Антон, быстро сядь в машину! — тон Арсения становится громче, и по его лицу можно прочитать не просто просьбу, а приказ. — Да отвали! — Сядь в машину, придурок! — крик Арсения заглушают выстрелы, — Быстрее! Антон чертыхается, закрывая голову руками и судорожно пытается открыть пассажирскую дверь легковушки. Попов помогает ему изнутри, и парень вваливается как раз в тот момент, когда пуля рикошетит об соседнюю дверь. Арсений давит на газ, на ходу рукой затаскивая парня ближе, резко от чего-то дёргается и безбожно матерится, — Закрой дверь, быстро! — Что происходит, блять?! — Шастун хлопает дверью, вертит головой в разные стороны и кричит. — Одни плохие дядьки хотят накормить нас свинцом, — мужчина замечает погнавшийся за ними джип в боковое зеркало и усмехается, переводя взгляд на Антона. — а вот, кстати, и они. Держись крепче, а лучше пригнись. — Нас? При чём здесь я вообще? — Шаст не успевает даже с мыслями собраться, как его резко впечатывает в сиденье, и парень совершенно не знает, за что ему хвататься, чтобы удержаться на месте. Арсений вновь ударил по газам, с ухмылкой глядя по боковым зеркалам. — Тебя все ищут! Что ты наделал и почему я должен вместе с тобой страдать?! — Оу, «вместе со мной»… Звучит интересно… — не теряя дурацкого оскала и продолжая смотреть на дорогу, хищно проговаривает мужчина. — А чем ты думал, забирая меня из клуба? Что, в благородство решил поиграть? Машина вздрагивает и чуть оседает на левую сторону. — Что это было? — пытаясь осмотреться кричит Антон. — Наш «Титаник» наткнулся на айсберг, но всё в порядке, уважаемые пассажиры, это лишь простреленное колесо. — с совершенным спокойствием проговаривает Попов, но ухмылка вдруг пропадает с его лица. — Женщины и дети, немедленно наденьте спасательные жилеты. — Что за ахинею ты несёшь, придурок? — Антон пытается прочитать по невозмутимому лицу хоть что-то внятное, но в ответ сквозь гул в ушах слышит лишь «второй айсберг» и переводит взгляд на дорогу. Далеко впереди к ним уже мчался другой джип. — Ёп твою… На хвосте иномарки первый внедорожник вытащил из окон несколько стволов, стреляющих по заднему бамперу. Попов закусывает нижнюю губу и включает пятую, стремительно приближаясь к встречной машине. — О боже, что ты делаешь?! Мы разобьёмся! — Зачем же так официально, можно просто Арс! Не ссы, она бронированная! — улыбается косатка, и Антона пугает этот оскал. Глаза, смотрящие на дорогу исподлобья, горят безумием, будто ему невероятно нравится то, что происходит. Риск, драйв и волосок, едва отделяющий парней от гибели. Только теперь Шаст понимает, насколько жалок был его страх несколькими минутами ранее. Он вжимается в кресло, не в силах закрыть глаза, чтобы не видеть творящийся ужас. — Эй, Антон! — громко позвал мужчина, разглядевший что-то впереди, после чего зловеще прошептал: — Пригнись-ка, китёнок! Парню ничего не остаётся, кроме как сгруппироваться и зажмуриться, ожидая смерти, пока впереди идущий джип простреливает их лобовое. Арсений же напротив, до последнего упирается ногой в педаль газа, улыбаясь всё безумнее, и в момент, когда до встречной машины остаётся какой-то десяток метров, Попов выворачивает руль в сторону, и иномарка даже ощутимо наклоняется, едва не переворачиваясь, но идеально вписывается в поворот и уходит куда-то в лес. Джипам удаётся избежать столкновения друг с другом, они вовремя разъезжаются и колесят у поворота, куда свернула чёрная иномарка Арса. — Уху! Чёрт, как же это было близко! Ха-ха! — Попов доволен собой как никогда, периодически отрывая руки от руля, чтобы помахать ими в разные стороны, показывая разные жесты. — Ты там живой, Антох? — Ты блять чокнутый! Немедленно останови машину блять и высади меня нахуй отсюда! — Антон кричит, выпячивая в ужасе глаза, на которые успели навернуться слёзы. — Да ладно тебе, неужели успел испугаться? — Попов проезжает вперёд, резко сворчивает вправо, съезжая в какую-то канаву, и сделав петлю, но не выезжая обратно на дорогу, останавливается перед деревьями, гасит фары и выключает двигатель. В салоне гуляет то исчезающий, то снова появляющийся лунный свет. — Почему ты остановился, придурок? — Потому что ты, придурок, попросил? — Антон не торопится выходить из машины, сжимаясь в комочек, дрожа от ужаса и загнанно дыша, будто убегал от бандитов на своих двоих. Попов глубоко вздыхает, убирая улыбку. — Глупый будет вопрос, но ты в порядке? — Иди нахуй… — сквозь мокрые глаза и сжатые зубы произносит Шастун. — Я ненавижу тебя всем сердцем, Попов, ты чуть не угробил меня, козлина! Арсений смеётся громко, кладя руку на лоб и прикрывая глаза. И, дьявол, какой же у него смех. Сотрясающий душу и прожигающий до мозга костей. Он пробирается под кожу и впитывается в вены, разносится кровью по всему организму, и от этого всё внутри холодеет, покрывается коркой льда, замораживая душевный океан. Арсений смеётся жутко. В голосе слышно безумие и какой-то отчаянный кайф. Божественное удовольствие, которое Антон, наверное, никогда не испытает. Арсений смеётся… мило? Так сильно мило, что парню хотелось бы поставить этот голос на будильник, чтобы никогда не вставать на работу. Хотя уже и не придётся, работа-ведь сгорела. Повезло ещё, что не он сам на ней сгорел. Антон вдруг вздрагивает, когда на его плечо ложится рука. Кажется, Попов что-то у него спросил. — Тох, я… — Иди нахуй. Просто знай, что я тебя ненавижу. — отворачивается от мужчины Антон, закрывая лицо. Арсений молча соглашается с комментарием и замолкает, положа руки на руль, а на них подбородок. Проходит минут пятнадцать, но парню кажется, что они молчат уже вечность. Антон собирает в себе остатки мужества и сквозь едва унявшуюся дрожь, решает задать вопросы. — Кто они? Почему гонятся за тобой и почему ты от них убегаешь? — никакой реакции не следует, поэтому Шаст спрашивает ещё. — Ты им должен? Хотя Павел говорил, что ты у них что-то взял, значит, ты грабанул их? Арс? И снова тишина в ответ. Антон решает повернуться к Попову, который уж больно притих. Мокрые зелёные глаза натыкаются на заметно побледневшего мужчину, безжизненной куклой повисшего на руле и прикрывающего правый бок левой рукой. На замеревших пальцах Шастун видит бледно-алую в лунном свете кровь.