Моё твоё море

Тусклый лунный свет отчего-то становится всё ярче, а глаза никак не могут к этому привыкнуть. Тепло. Так сильно тепло, что тело тает, словно зефир в горячем кофе. Что странно, пахнет тоже именно им. Аромат повсюду стелется туманом, расслабляя сознание ещё больше. Антон стоит напротив дивана, на котором раненное тело едва подаёт признаки жизни. Арсений тихо сопит, лёжа на левом боку и иногда вздрагивая в полутьме. Шастун горьким взглядом проходится по мужчине, кусая ногти на руках. Не в силах долго смотреть, зелёные глаза упираются в потолок, и Антон судорожно выдыхает, сдерживая слёзы. — Шаст, — из ванной раздаётся мужской голос, вырывающий парня из раздумий. — сюда подойди, оставь его в покое. Перед уходом Шастун снова окидывает взглядом обездвиженное тело и, поджав губы, идёт на голос. В ванной яркий свет сразу режет глаза парня, и тот щурится и чихает. — Будь здоров, — бросает мужчина, моющий в раковине руки. — Спасибо, Поз. — Антон шмыгает и присаживается на край ванны, наблюдая за стекающей с рук товарища ярко-алой кровью. — За всё. — Бога благодари. — холодно отвечает Дмитрий, вытирая руки о полотенце. — Объясни мне, как ты умудряешься попадать в такие ситуации? — Я не знаю, Поз, я этого не хотел… — мужчина поправляет очки и кивает Антону, чтобы он шёл за ним. Когда они оказываются на кухне, Дима ставит чайник, выуживая из шкафчика аптечку и доставая чёрный стеклянный пузырёк. Шастун падает на стул, опустив руки промеж ног и наблюдая за тем, как Позов отсчитывает капли, летящие в чашку. — Поз, Поз, Поз! — взволнованно восклицает Антон в трубку мобильного. — Шастун? Что сл… — на том конце спустя долгие гудки раздаётся сонный голос. — Ранен перень, скорее всего, огнестрел, правый бок… Он, — диджей судорожно глотает воздух и продолжает тараторить, — он без сознания, бледный… Я закрыл рану, Поз… Рёбра вроде целы, но идёт кровь, возможно, пробито лёгкое… Он умирает! Он умирает, Поз! — Спокойно. Придай ему сидячее положение и не позволяй воздуху попасть в рану. Скорую вызвал? — Нет! Ни в коем случае! Ему нельзя скорую! — Ты хочешь, чтобы он сдох, Шастун? — Он связан с криминалом, — Антон едва успевает облизывать пересохшие губы и продолжает более низким, но не менее дрожащим голосом, — если он окажется в больнице, то живым оттуда не выйдет! Поз, прошу, ты мне нужен! — Кидай координаты, Шастун. — голос на проводе становится твёрже. — Ты сам не ранен? Как себя чувствуешь? — Вроде не ранен, только очень напуган, — Антон старается говорить тише — страх быть услышанным и убитым заставляет подавить в себе истерику. — Мне очень страшно, Поз… — Еду. Жди, Шастун. — гудки оповещают о том, что собеседник положил трубку. Антон бросает телефон на торпеду и пододвигается ближе к Арсению, приобнимая того за плечи и облокачивая на спинку водительского сиденья. Смоляная голова безвольно падает на плечо Шастуна, отчего парень вздрагивает. Опасный хищник теперь помимо жалости вызывает страх за свою же жизнь, что так отчаянно висит на волоске. Антон тянется дрожащими пальцами к чужому лицу и улавливает едва ощутимое тёплое дыхание на них. — Ти-ише, погоди, погоди, Арс… — дрожащими губами шепчет Шастун в висок мужчины, приобнимая того одной рукой за голову, а другую держа на его простреленном боку. — Всё будет хорошо, Арс, всё… будет хорошо… Звон от ударов чайной ложки по фарфоровым бортикам заставляет воспоминания раствориться в воздухе, оставляя после себя чувство неугасающей тревоги. — На. Выпей. — Дима протягивает Антону намешанное лекарство и садится напротив, снимая очки и потирая кулаками глаза. — Это успокоительное, тебе бы не помешало. — Спасибо. — обкусанные губы касаются края чашки и всё ещё дрожа делают несколько глотков. — Не перестаю тебе удивляться, Шастун. — парень поднимает на товарища заплаканные глаза, продолжая пить. — Как ты во время панички умудрился сообразить, что делать? Не припомню, чтобы раньше у тебя получалось подобное. Ну, максимум позвонить мне, уже хорошо. А тут и характер повреждения определил, и даже первую помощь оказал. Ну охуеть. — Прости, что пришлось звонить тебе, Поз. Я и сам не знаю, как сообразил, но мне было очень страшно, — парень делает ещё несколько глотков и отставляет чашку в сторону. — причём как за себя, так и за него, почему-то… — Твой друг? Знакомый? — Позов вернул на нос очки и сложил руки под подбородком. — Или, может, парень? — Да боже упаси… — Шаст опускает глаза под стол, сжимая пальцы в кулаки. — Знакомый. Мы познакомились в «More», если быть точнее… — Твоя работа — не моя забота, Шастун, но. Я ведь говорил, что однажды этот клуб до добра не доведёт. Никогда меня не слушаешь. — Дим, я… — Не якай мне тут. Не забывай: то, что я тебе помогаю, не значит, что я тебя простил, Шастун. — мужчина откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Зачем тогда помогаешь? Я думал, у меня одного синдром спасателя, — Антон подбирает руки, пряча их под столом. — Ты сам знаешь ответ на этот вопрос, Шастун. И парень действительно знал, но всякий раз, когда доходило до выяснения отношений, не решался озвучить его вслух хотя бы для себя. У Поза тотем собаки. Шаста знает ещё с детства, когда маленький Антон стрелял сладкие сигаретки у парня постарше. Димка сначала по приколу смеялся над сопляком, а затем уже не представлял своей жизни без него. Часто вместе тусили, несмотря на приличную разницу в возрасте, на дискотеки бегали и угорали над смешными видосами. По своей собачьей натуре, Дима был очень предан и верен Шасту, хотя тот воспринимал это как должное. Школу Дима окончил раньше и поступил, как и планировал, в медицинский на хирурга в Москву. Затем там же оказался и Антон спустя несколько лет, но общения, как раньше, у них уже не было. — Дим… — Антон мнётся и виновато смотрит исподлобья на друга, — Что мне делать? — Рубить концы и скрыться, возможно, тихо переехать в другое место, сменить имя, причёску и пол, жить себе припеваючи и не вспоминать об этой ситуации. — Дим, ну я же серьёзно… — Так и я не шучу. По крайней мере про переезд. — Позов вздыхает и продолжает говорить тише. — О тебе уже наверняка навели справки, чтобы было проще его, — кивает на соседнюю комнату, — отыскать. Оставаться в Москве тебе нельзя, но и возвращаться к себе в Воронеж тоже. Разве что… — Что? — Разве что поехать в Воронеж ко мне. — Если они будут копать, — Шастун почти шепчет, — то однажды и на тебя выйдут. Я не стану рисковать тобой. — Ты уже это сделал, и угадай, из-за кого. — Дима снова кивает в сторону комнаты, где спит Арсений, и поджимает губы. — У меня в Воронеже есть друзья. Я попрошу их приютить тебя на какое-то время, при условии, что ты не будешь к ним приставать. — Блять, Поз, ну ты серьёзно? — Вполне. Выезжать тебе лучше в ночь, билеты на поезд я достану через знакомых, чтобы ты не засветился. — Слишком рискованно, там ведь нужны паспортные данные, к тому же ведётся видеонаблюдение. Это будет билет в один конец… — Тогда другой вариант, — Дима со вздохом поднимается из-за стола и на минуту исчезает в соседней комнате, после чего возвращается и кладёт перед носом Шастуна ключи. — На машине? Это ведь дольше! К тому же, они точно видели мой жигуль. — Тише едешь, дальше будешь. На машине ты сам себе хозяин, она более мобильна, к тому же в Воронеж не существует лишь одной правильной дороги, ты можешь ехать через другие города и запутать следы. Машину будешь использовать мою. — Ты с ума сошёл, Поз? Нет! Это ведь спалит тебя с потрохами! — Пара дней, и я впишу тебя в страховку или оформлю доверенность. — За пару дней такие дела не делаются! — Ты себе не представляешь, скольких «больших» людей я оперировал. Теперь это мне на руку. И тебе. Антон будто бы не до конца понимал, что происходит, редко хлопая глазами и поражаясь ледяному спокойствию друга. Он ожидал чего угодно: ругани, неодобрения, возможно, даже пару заслуженный лещей от товарища, но никак не того, что Позов так искренне поможет ему. В голове на миг появилась мысль, что Дима мог и сам всё это устроить, лишь бы сбагрить Шаста подальше, тем самым отомстив за давний грешок. Однако Антон знал друга слишком хорошо, чтобы подвергать сомнению их непростые отношения. — Поз, а… — мужчина вопросительно поднял взгляд на парня, — а что будет с ним? Диджею было непросто смотреть в глаза друга, и он всячески пытался увести их в сторону. Чуть успокоившиеся руки с силой сминали край толстовки, выданной Шасту Позовым. — Ментам сдам. Пусть они разбираются. — Поз?! — Да не нуди ты. Пока заживают швы, трогать его нельзя, перекантуется у меня. Как на ноги встанет, сам отсюда и уйдёт. — Они точно найдут его, найдут и убьют… — Что ты о нём так печёшься? Вот сдал бы его тем парням, и они бы от тебя отстали, продолжил бы жить обычной жизнью, но нет же, — в голосе мужчины играет обида вперемешку с сарказмом, а тон заметно становится выше, — сердобольный ты мой, «надо всем помогать», и тогда кругом будет мир, дружба, жвачка! Всем не поможешь, Шастун! — Но ты же мне помогаешь! — эмоции бьют ключом и перевешивают страх. — А ты не все, придурок! — Поз вскакивает с места, роняя стул и выпрямляя руки, упирается ими в стол, — Ты мой друг, а он тебе кто, чтобы ты так о нём заботился? — Я не знаю! Не знаю! Хватит уже! — Антон тоже вскакивает, отзеркалив позу товарища, а на глазах снова начинают блестеть слёзы. — Да что с тобой происходит? Ты никогда таким не был, что вдруг случилось, что тебя это так сломало, Шастун? — тон Димы наполняется жалостью, — Или всё дело в нём? — Да может и в нём, я не знаю, Поз! — тут парень чувствует, как тело начинает слабеть, будто силы покидают его. Он садится на стул, протягивая руки по швам, и запрокидывает голову, — Я больше не хочу ругаться, я устал… — Конечно, устал, лекарство, наконец, подействовало. — Дима подходит к Шастуну и протягивает ему руку, — Пошли, умоешься и спать ляжешь. Утром решим, как быть. Антон бессильно кивает и хватает друга за протянутую ладонь. Дима оставляет парня в ванной комнате, а сам идёт готовить спальное место для товарища. Свободных комнат в квартире нет, поэтому Позов раскладывает кресло в той, где лежит Арсений. — Шастун, я всё постелил в гостиной, будешь напротив своего знакомого спать. Уж извини, свою кровать я тебе не уступлю. Парень устало кивает, не в силах возразить. — Дим, — зовёт Антон выходящего из комнаты мужчину. Тот останавливается и вопросительно смотрит на друга. — прости меня за то, что доставляю тебе столько хлопот. Не будь тебя, я бы не знаю, что делал. Мне стыдно и неловко перед тобой… — Угомонись уже, Шастун. Отоспись, а завтра поговорим. — Дима собирается уйти, но решает бросить напоследок, — И к этому своему не приставай, ему силы по более тебя нужны. Наконец, свет в комнате гаснет, и Антон бессильно плюхается на подушку, зарываясь в неё лицом. Однако что-то заставляет его повернуть голову и уставиться на спящего «знакомого». Парню снова больно, но взгляда он не отводит, всматриваясь в лицо Арсения и изучая его. Как кит-убийца может быть сам едва не убит? В природе такие звери умирают чаще от старости или же от рук человека, но никак не сородичей. Так почему собственная стая пошла на это? Что же такого мог украсть у них Арсений, что ценой этому служит его собственная жизнь? И почему синий кит вдруг становится защитником для этой зубастой косатки? Шастун не замечает, как размышления буквально придавливают его к импровизированной кровати, тяжёлые веки закрываются сами собой, а рука, почему-то, неосознанно тянется к лежащему напротив парню. В конце концов, и она бессильно виснет, касаясь пальцами жёсткого ворса на полу. Перед погружением парень успевает запомнить: лицо у Попова красивое. Особенно сейчас, после всех пережитых опасностей, высокомерия, презрения и истинного безумия, океан в синих глазах спит. Даже лёгкие волны не тревожат его тихий сон. Какой контраст: ледяная морская вода, разбавленная кровью, вдруг становится безмятежной и совершенно спокойной. И в таком океане не жалко и утонуть.