Я вышла на улицу. Наряду с тишиной тихого ночного города всё ещё слышалась музыка из клуба. Там кипела другая жизнь, частью которой я сейчас уже не являлась. Хотя думаю, что никогда ей и не была. Кинув на землю худи, я села, по классике подожгла сигарету и залипла на небо, вспоминая события с моего приезда в Москву
«..Глаза Глеба сразу переместились на ткань, шуршащую в руке, и его тёплая ладонь проникла в мою..»
«–может не будешь меня перебивать? В качестве извинения за вчерашнее и за услышанное сегодня, мы идём с тобой в кино.Сеанс в 10,в «Москве».»
«...Перегар исходивший от Глеба уже не казался таким противным,а все остальные принципы быстро покинули мой разум...»
«–ты изначально не такая,какой кажешься.В тебе есть любовь, которую ты сама же и убиваешь»
«Он помог мне восстановить дыхание, крепко держал за руки, пытаясь найти в моих глазах ответ: становится ли лучше?»
«–а вообще,–внезапно начал Глеб с сигаретой в зубах,–это я у тебя колесил под окнами. Странно, да? Может даже хорошо, что ты меня сейчас не слышишь и видишь десятый сон»
Всё чего я хотела–вернуться в первый день нашего знакомства. Когда мы осорожно разглядывали друг друга, ничего не было испорчено сексом, истериками, алкоголем, травой и прочим. У нас просто был искренний интерес без двойного дна. Я не испытывала ничего к этому человеку. А Глеб в свою очередь не знал как подступиться ко мне. Каждый раз Голубин задумывался над любым своим телодвижением, потому что боялся как-то ранить. Он был просто парнем без всей этой маски и напыщенности, которая у него появляется уже в обычной жизни на автомате. Но потом всё изменилось на 180°. Мысли быстро истлели вместе сигаретой и появлением Макса, который сел рядом
–опоздал я со своими советами, да?–с обречённой интонацией сказал брюнет и повернул голову в мою сторону
–да нет, всё нормально
–ты меня удивляешь. Интересно, где Глеб откопал такое чудо-сокровище?–Лазин ухмыльнулся и поджёг сигарету, протягивая мне пачку,–будешь?
–свои есть,–я так же закурила, и небольшие клубы дыма появились перед нашими лицами
–скажу честно, ты мне очень импонируешь по сравнению со всеми его пассиями до
–просто знакомая
–прошу прощения, просто знакомая,–Макс усмехнулся и продолжил,–твоя ошибка в том, что ты пытаешься понять его, но даже я за столько лет ещё задаюсь вопросом: кто же ты такой, Глеб Геннадьевич Голубин? У нас были разные периоды и особенности взаимоотношений. Я видел его в отношениях. Откровенно, прискорбное было зрелище. Глеб человек хороший, я не спорю, но надломленный, хоть этого и не показывает. Эта трещина не даёт ему жить. Всё началось с родителей и его отъезда в Америку. Да, прикольно, но это только со стороны. Что было с ним там–ужасно. Дальше grindhouse, династия, Янг Раша–тоже не лучше, про отношения я опять же молчу. Всё валилось на него большим снежным комом, с которым он не знал, что делать в то время. Глеб временно принял позицию агрессора. Эта самая первая защитная реакция, как ты знаешь. Но она и оказала достаточное влияние на него впоследствии. Люди вокруг этого не понимали, потому что ничего не знали, по этому рубили с плеча. Всё ломало, и он начал делать тоже самое. И если ты винишь его или тем более себя, то это неправильно. Просто ему нужен свет, причем достаточно сильный, который сможет вернуть первоначального Глеба, но, увы, такого он ещё не встречал,–Лазин вновь посмотрел на меня, пытаясь увидеть какую-то реакцию, но я продолжала сидеть с каменным лицом и курить, анализируя всё, что он мне сейчас сказал
–видимо я тоже не подхожу на эту роль, мне ведь и самой нужен «спаситель»
–по этому я тебе и дал такой совет за сценой
В воздухе повисла пауза. Мы оба без остановки курили, каждый погруженный в свои мысли. Во мне сидела какая-то обида, вызванная полной беспомощностью. Слезы тут же проступили в уголках глаз. Я отвернулась по привычке, чтобы не показывать эмоции, но от такого человека, как Макс, это было сложно скрыть. Одной рукой он обнял меня за плечо и притянул к себе, положив свою голову поверх моей. Наблюдая за сигаретой, что располагалась между пальцами Макса, мне пришел в голову очередной плод для размышления. Этот бумажный цилиндр, внутри которого находится измельчённый табак, чем-то похож на это одновременно прекрасное и отвратительное чувство–любовь. Свобода, смешанная с беззаботностью и окрыленностью, безмерное удовольствие, поглощающее горе, казалось бы ничего не предвещает беды, но ты начинаешь гнить изнутри. Разум разрушается, захватывая с собой физику и психику. Наверное, не будь я в таких обстоятельствах, то разглагольствовала бы об этом намного дольше и детальнее
–успокоилась?
–да,–я выбралась из объятий Лазина и встала, подняв худи с земли
–кстати, почему ты хромаешь? Он тебя уже побил?–сделав странный акцент на слове «уже», Макс усмехнулся и приподнялся в след за мной, отряхивая штанину
–нет, с чего ты взял? Глеб же не до такой степени мудак,–горила я, уже сомневаясь в собственных словах,–просто в очередной раз в панике я решила выйти на улицу подышать воздухом, а лифт не работал, ну, я и шмякнулась с лестницы, зато в себя пришла быстро
–тебя подкинуть?–к моему удивлению, он, будучи почти 30-летним мужиком, выглядел сейчас, как подросток, пытающийся выбить свиданку у понравившейся девочки. Мялся, поправлял вещи, отводил взгляд. Странно
–не уверена, что нам в одну сторону
–побольше уверенности и вэлком,–указывая на машину напротив нас, выпалил тот
Внешне и внутренне она была похожа на машину Глеба. Всё время пока мы ехали, я опять вспоминала детально все моменты, связанные с ним. Воспоминания вообще одна из самых отвратительных вещей, которую только могли придумать. Независимо от того хорошие или нет они всё равно причиняют боль, запирают в прошлом, которое заставляет разочароваться в настоящем. Ты перестаешь жить, ты просто существуешь. Но ещё хуже потерять человека, с которым тебя связывают воспоминания, это все равно что потерять память, будто всё, что ты делал, стало менее реальным и важным, чем несколько часов назад. Сейчас мне хотелось плакать, бить, разрушать всё, что есть вокруг меня. Может быть я слишком драматизиирую, но по-другому не получается. Да, есть проблемы куда серьезнее. Однако зачем сравнивать? У людей, мне кажется, сравнение переросло в порок. Они начинают сопоставлять себя с другими, свою жизнь, свои проблемы, своих детей и т.д. В конечном итоге всё приходит к обесцениванию. Как говорится, акт сравнения - это акт насилия против личности.
Сама того не поняв, я оказалась в квартире. Макс поднялся вместе со мной. Это не особо волновало. Я думала только над его словами. Перед собой мне пришлось поставить выбор: либо уехать обратно и покончить с этим навсегда, несмотря на то, что будет со мной, либо остаться и пудрить мозги себе и Глебу, потому что откровенно я понимала, что ничего у нас не получится. Всё, что было иллюзия, сладкий сон, которые стоит забыть. Никогда он не стал бы моим, а я его. Это абсурд. Всё также не обращая никакого внимания на Лазина, я скинула мартинсы и ушла в спальню, куда вскоре зашёл и он
–зачем ты за мной ходишь?–в агрессии спросила я
–потому что знаю, что ничего хорошего не будет, и одну тебя лучше не оставлять
–да почему блять все знают, как будет лучше мне? Почему? Может я хочу себе навредить, может хочу корчиться от боли, может мне вообще плевать. Откуда ты взялся, Максим, такой умный, мудрый, всё про всех знающий? Раздаешь тут советы, сыпешь комплиментами и любезностями, которые нахрен никому не сдались,–всё это время я повышала тон и шла в его сторону, пока в конце не оттолкнула
–может быть ты не одна такая с большим багажом опыта,–брюнет схватил меня за обе руки в попытке успокоить и так же на повышенных тонах продолжил,–я прошел через многое и всё, что я говорю–не просто слова. Очень мне надо бегать за малолеткой и советовать ей, как жить. Хлебай тогда потом сама всё это дерьмо, хотя, судя по рассказам Глеба, у тебя итак его было в жизни достаточно. Просто в тебе я увидел прошлого себя, поэтому хотел как-то помочь и предостеречь, правда видимо как всегда ошибся,–Лазин отпустил меня и двинулся к выходу
–стой, прости..ну Макс,–я перегородила собой ему путь дальше и посмотрела в глаза. Всё таки правильно про него говорят: «Тьма с добрыми глазами»,–я просто истеричка
–ладно, всё. Все мы тут психи, запертые в одной клетке,–парень крепко обнял меня, поглаживая по волосам
По всем законам жанра мы поцеловались, но также быстро и оттолкнули друг друга, извиняясь. Я лежала на кровати, залипая в потолок, а Макс курил около окна. Мысли куда-то испарились, была лишь пустота и полное непонимание, что делать дальше. Ещё этот поцелуй. Зачем? У Лазина же есть девушка или даже жена, не знаю, кто она ему точно, но Глеб сказал перед концертом
–что делать думаешь?–кинув бычок в окно, он развернулся в мою сторону
–уеду
–мне кажется, это правильно
***
–номер знаешь, так что если что звони, ладно?
–хорошо,–пытаясь сдерживать слезы, я улыбалась и обнимала Макса, пока мы стояли на перроне
Ну вот и всё. Конец этой истории, похожей на сказку, наступил. Я снова остаюсь одна и возвращаюсь, как ни странно по собственному желанию, туда, откуда пыталась вырваться долгие годы в надежде найти спасение и обрести покой. Особо ничего не изменилось, я даже стою сейчас в той же одежде, в которой приехала сюда, вот только мой мозг наполнился воспоминаниями и людьми, вонзившимися в сердце. На платформе прозвучало последнее звуковое оповещение об отправлении, и я уже стояла не в объятиях на перроне с Лазиным, а в вагоне сапсана за стеклом, наблюдая как парень машет рукой и отправляет мне сообщения в телеграмме. Дальше только быстрая смена картинок за окном, гробовая тишина в перемешку с чьим-то кашлем или чиханием и слезы. Заняв своё место, в кармане я нашла листок с номером того официанта из Макдональдса, который угостил меня кофе в первый день. К слову, сжимала я его до конца поездки
***
Вокзал–место, где ты можешь одновременно увидеть горькое прощание и радостную встречу, потерянных людей, бегущих за своим счастьем, и тех, кто его уже нашел. К какому типу относилась я? К своему собственному. Вокруг меня было выжженное поле, а внутри царила холодная пустошь. Один из самых опасных типов людей. Им нечего терять, им всё равно. Они бесстрашны, потому что ничего не сковывает их деяния, но при этом нет сил и желания что-либо совершить. Единственным местом, куда я сейчас могла пройти, была родительская квартира. Правда это опрометчивый поступок–возвращаться туда, где ты в одиночку пережил боль, насилие, смерть, но к этому вернёмся позже
С каждым поворотом ключа в замке сердце сжималось всё больше. Даже в сознательном возрасте я боялась увидеть каждого из них, потому что во мне до сих пор сидит тот маленький зашуганный ребенок, который не понимает, что с ним не так, и пытается доказать всем, что заслуживает любви и признания. Странная ирония. Придурками оказываются они, а страдаешь всю жизнь и сидишь на таблетках ты. Может и привычку покалечить себя, я тоже у них взяла? Они это дело любили. Тихо приоткрыв дверь, я оказалась в коридоре. Обувь и одежда были на месте–значит дома. В зале послышался шорох и голос отца. В жизни больше не назову его «папой», хотя даже «отец» для него много. Тело, словно оцепенело и не могло вообще сдвинуться с места, предугадывая, что может быть дальше. Мой взгляд зацепился за дверь в ванную, позволив напомнить, как каждый раз я прибегала туда на протяжении нескольких лет, чтобы спрятаться, смыть кровь или слезы, уменьшить боль после очередных побоев или постараться избавить разум от внушенных клише: «выродок», «шалава», «бездарное чмо», «бесполезная тварь». Перечислять можно бесконечно. Кроме «оцепенения» конечностей ко мне пришло чувство, когда мир замирает, дыхание останавливается, а тебе кажется, что ты заперт в клетке. Помню, как в лет 11-12 возвращалась со школы, не желая переступать порог дома после очередного скандала, как прятала пусть не такие заметные, но синяки, как убегала с урока плакать в туалет, лишь бы учителя ничего плохого не подумали. Кстати, это тоже мне внушили родители. Они только создавали красивый фантик от конфеты, в то время как внутри всё давно уже сгнило. Думаю, люди, по крайней мере хотя бы умные, всё прекрасно понимали, но не подавали виду. Так вот, в тот день мне впервые пришлось столкнуться с этим ощущением.
К реальности меня вернула кошка, которая, как обычно, выползла встречать и устроила шоу из разряда: «Смотрите фокус, я умер»
–нет, нет, нет. У нас тут не премия Муз-Тв 2023,–пытаясь предотвратить громкое мяуканье, шёпотом кричала я на интересующееся мной животное,–ладно, видимо это знак, что лучше мне сюда не соваться
Лил дождь. Людей на улицах почти не было, а я шла по набережной к центру города, надеясь что место в отеле будет. Так оно и вышло, правда вся следующая неделя превратилась в ад. Увидев меня со стороны, многие однозначно бы подумали, что я умерла и заново воскресла. Кожа стала ещё белее, чем была раньше, даже приобрела какой то землистый цвет, губы, кстати, стали такого же оттенка, синяки под глазами увеличились, глаза стали тысклыми и невзрачными, а волосы походили на гнездо. Номер гостиницы был завален пыстыми бутылками алкоголя вперемешку с окурками и одеждой. На столе разбросаные таблетки, остатки травы и папиросные бумажки. Жалкое зрелище. Физиологически-биологически я вроде живая: сердце бьется, дыхание присутствует, все процессы жизнедеятельности проходят в пределах нормы, но внутреннее наполнение уже было одной ногой в гробу. Смешивая таблетки с алкоголем и травой, я не знала какие последствия будут. Честно, меня это не особо и волновало. Всё о чем я сейчас думала–Глеб. Он не давал мне покоя, являясь в одном и том же сне, который повторялся, как заезженная пластинка. На фоне этого я перестала спать. Каждую гребанную секунду я рыдала, а погода за окном этому сопутствовала. Описать ситуацию можно было одной фразой: «так близко и так далеко»
Наступил 6 день моего пребывания в отеле. В полумраке из за закрытых штор я слонялась по номеру, ища новый блистер таблеток, вливая в себя очередные миллилитры, хотя думаю уже литры, алкоголя. Разочаровавшись в поисках, я села на пол и, откинув голову назад, закрыла глаза. Моё сознание погрузилось в странное состояние, когда ты вроде бы спишь, но при этом и нет. Сначала это была просто темнота, которая потом сменилась на белую пелину, сковавшую мой разум в страхе. Я увидела перед собой скопление многих моментов из своей жизни в быстрой перемотке, пока один из них не остановился и не начал повторяться
Я оказалась на перекрестке, как шесть лет назад. Девушка со светло-русыми волосами стояла передо мной, разговаривая с кем-то по телефону. Когда она повернулась, я узнала в ней свою подругу–Катю. И тут же подбежала обнять
–ты жива,–расплакавшись, бормотала я, крепко прижимая её к себе
–да, всё в порядке
–как ты?
Вопрос канул в пустоту. Вместо этого был слышен визг тормозов, удар и дикий крик, столпившихся вокруг бездыханного тела людей. Мы одновременно обернулись в ту сторону, наблюдая за происходящим
–а как себя чувствует умерший человек? Это ты виновата, ты меня убила, ты могла спасти, но не спасла,–быстро говорила с улыбкой девушка и обхватывала меня сильнее до удушья,–ты виновата, ты не спасла, ты меня убила. Ты виновата, ты не спасла, ты меня убила
Воздуха становилось меньше, я начала задыхаться, осматривая толпу людей, которые так же повторяли эту фразу
–нет, нет, нет!–кричала я, уже лёжа на полу в отеле, и сжимала подушку, но голоса не прекращали говорить
Время шло, постепенно всё прекратилось. Я сидела, забившись в угол, и смотрела в одну точку. За окном продолжал лить дождь, но прохожие как ни в чем не бывало смеялись и о чём-то беззаботно разговаривали. А в моей голове лишь была одна страшная дата: 11 октября 2017. На протяжении долгого времени я винила себя в смерти Кати, потому что за пять минут до случившегося мы разговаривали, обнимались и смеялись после тренировки. Если бы я тогда не ушла, всё могло быть по-другому. Но разве мог это предугадать 11-летний ребёнок? Не знаю. После похорон на протяжении полугода каждую ночь мне снился один и тот же сон, который недавно явился мне в виде галлюцинаций. С того момента я отвернулась от всего мира, стала замкнутой, улыбка не появлялась на моем лице, было несколько неудачных попыток суицида, с которыми тоже приходилось справляться самой, потому что если родители готовы были меня уничтожить за одни только слезы, то за это не знаю что бы было. Я просто перестала жить, я начала существовать.
Наконец встав с пола, на минуту я остановилась около зеркала и внимательно смотрела на раны на бедрах с запекшейся кровью. Руки взяли нож со стола и грубо вонзили его в уже почти зажившие порезы, проводя кривоватые линии. Кровь хлынула по ногам, а предмет выпал из ослабленных пальцев. Было ли больно? Нет. Я этого не чувствовала.
