***
Тело страшно онемело. Без понятия, что было до этого момента, но я очень боялся открыть глаза. Ощущения все были знакомыми, словно возвращаешься с того света. Я просто пытался понять, что вновь меня привело к этому состоянию. У наркотиков есть такое свойство как забвение, когда ты не можешь определить конкретную секунду падения в пропасть. Раньше мне вряд ли приходилось размышлять об этом, а даже наоборот хотелось побыстрее выкинуть этот кусок жизни из памяти. Поэтому я либо вылезал на какое-то время из дерьма, либо снова нырял в него с головой, чтобы забыться. Я это к тому, что сейчас стал чувствовать какую-то двойную ответственность и страх, что вгоняет моё сознание в ещё бо́льшую панику. Одиночество и свобода, безусловно, давали мне многое: самодостаточность, покой и безмятежность. Однако всё это (как бы безумно не звучало из моих уст) сейчас не сравнимо с тем вольготным счастьем и свободой движения и слова, которые разделяешь с кем-то. Почему настолько остро я ощущаю это только сейчас? Не знаю. Я ничего не знаю о себе, зато про других очень и очень многое. Когда желание пить уже было невмоготу, глаза всё таки пришлось открыть. Через шторы пробивались первые лучи рассвета, позволившие разглядеть Колю, дремлющего в кресле, и Соню, которая, свернувшись, крепко держала мою руку с катетером и так же спала. Другой ладонью я тут же закрыл лицо, боясь проявления слез даже тогда, когда этого никто не видит. Мне было стыдно. Стыдно перед ней. Я убиваю то, что люблю, эгоистично думая, что могут ранить только мои чувства, хотя делаю это исключительно сам. От моих движений тело шатенки зашевелилось. Со временем она поднялась и уставилась на меня, не сказав ни слова. Её заплаканные глаза снова наполнились солёной жидкостью, хоть и охотно пытались сдержать этот поток, и в конечном итоге Соня всё таки отвернулась. Я чувствовал, как трясется хрупкая ладонь, и насколько мне повзоляли силы, потянул девушку за руку к себе. Мы ещё долго молча пролежали, перебирая пальцы друг друга –помнишь, ты также делал в первый день знакомства,–она прервала тишину и рассмеялась сквозь слезы, потирая покрасневший нос «Глаза Глеба сразу переместились на ткань,шуршащую в руке,и его тёплая ладонь проникла в мою» –такое сложно забыть, потому что ты начинала плакать, и мне стало не по себе. Я не знал и, признаться честно, не знаю до сих пор как реагировать на это, ибо самому становится больно, как тебе сейчас –боль сидит всегда в каждом из нас. Только когда-то проявляет себя сильнее, а когда-то становится тише, но в конце концов мы все оказываемся её рабами. Правда, мне кажется, она не такая сильная как страх. Поэтому я боюсь пережить тоже самое, что было несколько лет назад, боюсь вновь столкнуться с чудовищным «никогда», но больше всего меня пугает, что могу потерять тебя,–её голубые, сверкающие глаза вновь поднялись. Она проникла пальцами в мои волосы, отводя их назад, и наши взгляды соприкоснулись ещё сильнее. Это ранимое создание нуждалось во мне, которому самому нужна была помощь. Сомневаюсь, что смогу дать необходимое, и залечить её раны своей нездоровой любовью –меня ты не потеряешь,–прохрипел я, возвращая её голову вновь к себе на грудь Не знаю, зачем я это сказал, будучи не уверенным в собственном обещании. Я ведь, действительно, не смотря на все свои чувства и осознания, могу пропасть в любой момент, пребывая в очередных сомнениях. Да могу сделать что угодно жестокое по отношению к ней, но она будет продолжать любить и страдать, а я вести свою игру и так же утопать в боли. Нет, не со зла или из плохих побуждений, только исходя из привычки. Я нахожусь в замкнутом кругу своего принципа и не позволяю себе исцелиться, чтобы начать созидать вместо сплошного разрушения. Что мне мешает разорвать сковывающие цепи? Ответ тот же. Не знаю. Хотя может есть и другой, но говорить об этом ещё рано, потому что признаться в этом себе, я пока не могу или попросту не хочу... Во время внутреннего монолога я разглядывал шрамы на Сонином теле. Как можно уже было понять, их не один и не два. Какие-то, по её слова, были с детства получены по случайности, а остальные как следствие происходящего. Осуждать её за такой способ лечения душевных ран нельзя. Как минимум, потому что ты пребываешь в неконтролируемом состоянии, которое тебя настигает так же быстро, как цунами обрушивается на город, а как максимум, не убивать же ей других людей, правильно? Ну, а если серьезно, то подсознание слишком глубинная штука, которая сеет в тебе разного рода реакции и убеждения. У неё в основе лежит чувство вины, откуда ноги и растут, что весь гнев направлен внутрь, на неё саму. Ресурсы уничтожения себя ментально быстро исчерпываются, поэтому на «помощь» приходит физическая сила. –нам нужно пожить недели две отдельно. Ты останешься здесь, а я поеду к родителям,–неожиданно пробормотал я. Мне не хотелось добивать себя и её, а просто по возвращению начать всё заново***
Конечно, ни о каких родителях речи и не шло. Через день, как только оправился, я привычно умотал под пальмы, устроив себе детокс. Мне казалось, что всё вновь устаканилось. С парнями помирился, а с Соней?...А с ней снова отношения через барьер, физический и ментальный. С моего отъезда сюда прошло чуть больше недели. Пару раз я сходил потусоваться с какими-то левыми людьми, а остальное время сидел напротив моря, питаясь его свободой и своими таблетками, предотвращающими ломки. Так себе досуг, если честно, но сегодня мой вечер должна была скрасить очередная «соберушка», но уже в более узком и знакомом мне кругу. Сначала я пустился в дискуссию на счёт всемирного бытия, потягивая виски, а продолжил разговором о разделении людей на плохих и хороших. Девушка, что сидела напротив, смотрела на меня с горящими глазами, соглашаясь с каждым моим словом. «Якобы» соглашаясь. На деле её совершенно не волновало, что несёт этот болван с длинными белыми волосами, который даже сам переодически сомневался в сказанном. Не знаю, чего именно она от меня хотела, но точно не разговоров о смысле жизни. Такой взгляд легко считать. И тут мне стало противно от самого себя. Конечно, где логика во всех этих событиях? Не знаю. Так и надо было, наверное, назвать нашу историю. Однако вернёмся. Брюнетка уже улизнула от моего внимания, и я начал рассматривать остальных с чувством отвращения. Вот вроде сидит условная «буржуазия», которая как бы созидает и в один голос со мной кричит о хороших людях, а что на деле? Красивая обёртка из хороших поступков, прекрывающая истинное убогое мышление. Я ведь такой же. Только поступки мои ещё и ужасны. Ноги повели меня вновь к пляжу. Море, отражавшее лишь темноту, заставляло смотреть на себя –почему убежал?–прозвучало резко из-за спины, и я повернулся к источнику звука–той девушке –мозги решил выгулять, а то разлагаться начнут от перегрузки –мрачненько однако Диалог прекратился, чего и следовало ожидать, но спиной я продолжал чувствовать её взгляд, поэтому спросил –ты испепелить меня решила? или что ты хочешь? –хорошую компанию. Раз уж вокруг море, пальмы, культурная страна, то почему бы не отдохнуть душой?–моя вопросительная гримасса исчезла с лица сразу после пакетика с белым содержимым, частично вывалившимся из её руки,–ну, так что?