Бремя

      Юджин Уильямс стоял в первом ряду толпы, у самой трибуны, где Капитан обычно выступал со своей пламенной речью. Юноша, некогда учившийся на медика в приличном британском университете даже и подумать не мог, что будет когда-нибудь участвовать в таком мероприятии как восстание. Он вообще даже предположить не мог, что, наверное, вся его оставшаяся жизнь будет протекать на фактически мертвой ледяной пустоши, где уголь стал дороже золота. Но жизнь весьма непредсказуемая вещь: никто не мог предугадать того, что множество природных катаклизмов и процессов, неподвластных человеческой силе и укрощению, приведут к Великой Стуже. А ведь люди ещё совсем недавно с надеждой смотрели в завтрашний день и грядущий двадцатый век… Юджин поежился от холода. Его поношенное пальто с меховым воротником уже не могло нормально согревать, тем более в такой мороз, но это было всё же лучше, чем какое-то дешевое тряпьё. Снежинки и холодный ветер неприятно покалывали лицо, глаза слезились. Чтобы хоть немного укрыться от снега, что застревал в коротких черных локонах, прилипал к одежде и обуви, молодой медик затянул свой красный шарф чуть ли не до самых глаз. Этот шарф подарила ему его матушка, упокой Господь её душу. Уильямс был один из тех счастливчиков, кого решили взять в эту экспедицию, и на то были свои причины: юноша был крайне способным и перспективным врачом, мог быстро оценивать ситуацию и сохранять ясность рассудка. Парень прекрасно понимал, что ему очень повезло, и что сейчас нужны именно те, кто в первую очередь будет приносить хоть какую-то пользу, но на тот момент ещё можно было взять в команду пару человек, даже если помощь от них будет самой минимальной. Тогда руководство сжалилось над пареньком, и позволило ему взять с собою его мать, пускай она и была уже не такой молодой и не такой выносливой, как раньше. Но любящий сын верил, что его матушка окажется сильнее, чем кажется на первый взгляд. Как же было обидно, когда до пункта назначения оставалось всего пару метров, а её бездыханное тело рухнуло в сугроб, где так и застыло. Юджин позволил себе выплакаться, когда убедился, что его слезы никто не увидит, и что они не замерзнут мгновенно.       Уильямс никогда не винил в своих проблемах других. Раньше он этого не делал потому что считал, что это глупо; теперь он этого не делает, потому что это не только глупо, но и бессмысленно. Жалкие люди воюют против самой Природы и пытаются прожить хотя бы ещё один день — разумеется, что все беды идут исключительно от этого, если рассматривать сложившуюся ситуацию. Юджин, будучи главным хирургом своего санитарного пункта, не понаслышке знал, что иногда, как бы ты не старался, ты просто физически не можешь спасти всех. За всё то время, которое они прожили в Нью-Лондоне, он бросал все свои силы на то, чтобы помочь людям… но у него не всегда это получалось. Кого-то он просто не успевал спасать, а порой приходилось выбирать тех, кто имел больше шансов на выживание. Да, это тяжелое, и даже жестокое решение. Но, к сожалению, иногда именно такие решения бывают единственно верными. Господи, сколько людей успело возненавидеть молодого медика, только из-за того, что он не смог кого-то вылечить; сколько гневных тирад и проклятий он слышал в свой адрес, а кто-то даже желал ему скорой смерти. Юноша понимал, что это происходит из-за отчаяния, страха и боли, не столько физической, сколько моральной. Пускай внутри у него всё сжималось от горечи, когда несчастная мать прижимала к груди своего мертвого ребенка… но Юджину надо было оставаться сильным и хладнокровным, теперь это чуть ли не его долг. Он не может спасти всех, но он и не может жалеть всех. Сейчас многое стоит на кону, и, к сожалению, иногда приходится идти на жертвы ради общего блага. В конце концов, выживают сильнейшие. И поэтому, когда Капитан начал хуже справляться со своими обязанностями, то Юджин не стал винить его во всех смертных грехах и всеобщих бедах. Можно было даже сказать, что он понимал своего лидера, понимал, как никто другой. Они делали всё, что только могли ради спасения последних выживших. Но юноша и не мог просто закрыть глаза на то, что, в погоне за спасительной соломинкой, Капитан Нового Лондона заставлял работать своих людей буквально до потери пульса. Уильямс не раз и не два слышал известия о том, что какой-то рабочий погибал от переутомления и сердечного приступа прямо на своём рабочем месте. С одной стороны, это очередная необходимая жертва… но, с другой стороны, насколько эта жертва становится необходимой, когда банально начинает не хватать рабочих рук? Молодой хирург видел, как люди, впадая в отчаяние, начинали ненавидеть того, кому некогда без задней мысли вверили свои жизни и надежды. Юджин видел это, и, пускай до поры до времени он не хотел во всём этом участвовать… он прекрасно их понимал, и не мог осуждать.       И, тем не менее, он здесь. Стоит на городской площади вместе с другими членами восстания. Почему? Ответ прост и сложен одновременно: Юджин Уильямс сам потерял надежду. В последние недели всё становилось всё хуже и хуже, медику не хватало людей даже для того, чтобы наложить больным свежие повязки. Санитарные пункты были переполнены, а единственный лазарет в городе не мог нормально функционировать из-за отсутствия тепла. Юноша понимал, что их Капитан не может быть везде и сразу, он и так старался вначале решать именно те проблемы, которые стояли острее всего: добыча ресурсов и поддержание общественного порядка. Но… раньше от него можно было хотя бы услышать утешительное обещание о том, что он построит новый санитарный пункт, направит туда новых врачей. Однако теперь от лидера нельзя было услышать даже этого. В какой-то момент он просто закрылся в своём штабе, отдав страже четкий приказ о том, чтобы к его кабинету никого не подпускали. С того момента все вопросы решались только через посредников. Юджин понимал, почему Капитан решил отдалиться от своего же народа: медику самому было просто невыносимо каждый день видеть перекошенные от смертельной муки лица пациентов, и он просто мечтал о том, чтобы не видеть их хотя бы на секунду… однако они преследовали юношу даже в его непродолжительных снах. Но когда Капитан, услышав печальные вести о грядущей Буре, просто ушел с трибуны, даже не попытавшись дать ответ на вопрос о том, что им всем теперь делать… Люди Нью-Лондона просто не смогли пережить этот удар. Они все разом осознали, что больше не будет никаких обещаний, никаких утешений… Они остались одни в этом чертовски холодном и безжалостном мире. И им всем было нечего терять… Даже рациональность Юджина дала слабину. Наверное, он впервые в своей жизни начал винить кого-то в своих бедах. Но, черт возьми, если бы всё было так просто… Было сложно не поддаться этому отчаянному порыву, когда у самого медика окончательно опустились руки. Надежды больше не было. Остались только гнетущие отчаяние, ярость, и завывание ветра. Молодой парень чуть больше двадцати лет, когда-то мечтавший об успешной карьере врача в Лондоне, прекрасно понимал, что их восстание ничего не изменит, и что они просто отнимут чужую жизнь, пойдя на поводу у собственных эмоций. Всё перестало иметь хоть какой-то смысл… но думать об этом не хотелось…       Наконец-то толпа зашевелилась, освобождая дорогу к городской трибуне. На неё уверенным шагом взошел человек. Юджин проследил за ним взглядом глубоких голубых глаз. Это был мужчина высокого роста, он был выше хирурга на целую голову, и крепкого телосложения, но со слегка искривлённой осанкой, что говорило о его принадлежности к тяжелому труду в угольных шахтах. Его длинное пальто с множеством заплаток казалось грязно-серым из-за того количества прилипшего к нему снега. Порыв холодного ветра сорвал капюшон с его головы и тысячи снежинок начали цепляться за коротко подстриженные светло-каштановые волосы. Лицо мужчины, полное суровой решительности, покраснело от зверского мороза, но это, казалось, только придало ему сил. Этого человека звали Ричард Каррингтон. Юджин знал Ричарда. Он был очень амбициозным и решительным человеком с явными задатками лидера и неплохого оратора; он руководил одной из шахт, хотя раньше промышлял охотой на диких зверей, и его подчиненные отзывались о нём с огромной теплотой. Каррингтон также был душой компании, любил пропустить стаканчик самогона со своими напарниками, и рассказать парочку историй и даже несколько пошлых анекдотов. Наверное, единственный его недостаток состоял в том, что он был довольно вспыльчивым человеком, что, однако, компенсировалось обостренным чувством справедливости и искренним желанием хоть немного облегчить жизнь своих товарищей. Неудивительно, что именно он стал голосом и негласным лидером толпы, когда всё пошло под откос. И вот теперь Ричард стоял на трибуне, где раньше выступал Капитан. Несколько секунд он осматривал собравшихся своим острым и решительным взглядом зеленых глаз. Молодой медик, что стоял у самой платформы, будто бы повинуясь какому-то странному инстинкту, сильнее сжал в руках свой гаечный ключ.       — Жители Нью-Лондона! — низкий голос Ричарда был достаточно звучным для того, чтобы перекричать вой ветра. — Мне не нужно объяснять Вам, что все мы стоим на пороге страшного бедствия. Винтерхоум пал, наши товарищи, присоединившиеся к Лондонцам, покинули город, и, скорее всего, уже погибли… А теперь на нас ещё надвигается Великая Буря. Юджин сглотнул вставший в горле ком. Над толпой повисло тяжелое молчание.       — Наш Капитан уже давно перестал справляться со своими обязанностями, — повысив голос продолжил Каррингтон, — вместо того, чтобы помогать своему народу, он просто закрылся в своём штабе, словно загнанный зверь! Разве так поступает со своим народом настоящий лидер?! В ответ толпа разразилась единогласным и возмущенным «нет!». Ричард говорил то, что все хотели услышать, это было понятно даже ребенку. Но, как ни странно, сейчас именно эти слова хоть как-то смогли воодушевить людей, пробудив в них праведный гнев. Даже Юджин не мог противостоять своим эмоциям. Дав горожанам прокричаться, их новых негласный лидер вновь заговорил:       — Капитан ничего не сделал для того, чтобы хоть как-то помочь своим людям. Он отдалился от нас, послав к нам своих бешеных сторожевых псов, что больше предпочитают применять без разбору грубую силу, чем оказывать необходимую помощь… Мы надеялись, мы верили, мы терпели, мы были готовы всё простить. Но он просто бросил нас, как только услышал о надвигающейся Буре. Но наше терпение лопнуло! Хватит терпеть, хватит верить, хватит надеяться! Теперь либо мы, либо он! Люди издали одобрительный возглас. В воздух метнулись все подручные средства, которые горожане могли бы использовать в качестве оружия. На какой-то момент Юджин даже почувствовал, как его обдало волной жара. Жители Нового Лондона были в бешенстве, их озлобленные и зачерствевшие души требовали возмездия. Конечно, где-то на подсознательном уровне они понимали, что это ничего не изменит, но мысль повесить все свои проблемы на одного конкретного человека выглядела слишком привлекательно…       Стоявший на трибуне Ричард указал своей киркой в сторону замерзшего генератора, под которым был расположен капитанский штаб. Его зеленые глаза налились кровью, на сильной шее начала пульсировать вена, а горячее дыхание клубами пара вырывалось из его рта, обрамленного густой бородой и усами.       — Может быть мы не переживем эту Великую Бурю, но перед тем, как отправиться в Ад, мы хотя бы отомстим тому человеку, который довел нас до такого состояния! Пришло его время платить по счетам! На штурм! Воодушевленные и разгоряченные от злости люди издали боевой клич, после чего послушно последовали за тем, кого инстинктивно нарекли своим новым лидером. Юджин был крайне удивлен тем, когда осознал, что он был одним из первых, кто размозжил голову стражника гаечным ключом и ворвался в дом Капитана. И всё-таки как же красиво смотрелась алая кровь на белоснежном снегу…