Сентябрь 18, 2021. Суббота «Последствия пятницы»
Луи просыпается в объятиях Гарри, спиной прижатый к его голой тёплой груди. К такому и привыкнуть можно. Да что там, он давно привык просыпаться где угодно, но только не в собственной постели. Осмотревшись, Томлинсон болезненно стонет, мысленно обещая себе больше никогда не мешать алкоголь и травку. И не есть столько фастфуда. Он слабо помнит, чем закончилась их мини-вечеринка, но помнит, что у них с Гарри был петтинг, что было бы очень сложно забыть, потому что это было действительно невероятно, хотя и заняло около десяти минут. Главное, было весело. — Доброе утро, — с улыбкой произносит Гарри, явно не страдающий от такого сильного похмелья, как Луи и все остальные в этом доме. — Как ты себя чувствуешь? — Так, словно меня чем-то накачали и посадили на карусель… — поворачиваясь к нему, тихо говорит Луи и оставляет поцелуй на его ключице. — Надеюсь, что ты какой-нибудь волшебный медбрат, который всегда носит с собой аспирин и стакан воды… — Нет, прости, я не он, — нежно отвечает Стайлс, массируя кожу головы возлюбленного, из-за чего тот довольно стонет, прикрывая глаза. — А я предупреждал насчёт алкоголя, помнишь? — Стоило предупредить меня ещё раз, когда я накурился… а ты вообще вчера курил? — вдруг осознаёт Томмо и отстраняется от альфы, вопросительно смотря на него. — Ну… немного. Прости, просто я курил травку только один раз до этого, решил, что будет лучше, если я не буду повторять этот опыт. Но я рад, что ты вчера смог расслабиться, это очень здорово. — Что? Но я думал, что тебе было хорошо, — расстроенно бормочет Луи. — Я думал, что ты расслабляешься, а не присматриваешь за мной… — Но я не присматривал, правда. Я просто проводил хорошо время немного по-своему. Было весело, не переживай об этом, тыковка. Что-то в сердце Луи отзывается нежностью на это прозвище, но мозг ударяет по гонгу, и Томлинсон морщится от боли. Он не хочет, чтобы Гарри называл его так, он не хочет, чтобы Гарри вообще хоть как-то называл его. Именно поэтому омега как можно вежливее просит звать его по имени, а Стайлс в недоумении спрашивает вполне себе понятное: «Почему?», ведь кудрявому всегда нужны причины, по которым он не может сделать что-то. — Потому что мы можем расстаться, и это будет болезненным напоминанием о наших отношениях, понимаешь? — объясняет Луи. — Я боюсь, что ты встретишь свою истинную омегу и будешь звать её так же, как меня. Я боюсь, что это разобьёт меня. — Почему ты думаешь об этом? Мы встречаемся буквально неделю, Лу… — успокаивающим тоном говорит Гарри, проводя ладонью по его полуголому телу, укрытому одеялом. — Почему ты думаешь о том, что мы расстанемся? — Потому что мы не истинная пара… — Откуда ты знаешь? — усмехается альфа и целует его в лоб. — Ты не можешь знать это наверняка, глупенький. Почему ты не можешь думать о том, что я могу быть твоим истинным альфой? — Потому что… да потому что не могло мне так повезти, понимаешь? Не могло мне, безнадёжному омеге, так крупно повезти быть с таким альфой, как ты! Это же очевидно… — Это не очевидно, Лу… — настаивает кудрявый, проводя ладонями по изгибу его облажённой талии. — Я не хочу говорить об этом, — убирая его руки с себя, психует Томлинсон, пытаясь выбраться из постели, но Гарри вновь прижимает его к себе и нависает сверху, чтобы Луи точно не смог уйти. — Отпусти меня, я хочу в душ. — Нет, мы обсудим это, хочешь ты того или нет, — настаивает Стайлс, ловя руки омеги и прижимая их к подушкам. — Ты же сам чувствуешь эту связь между нами, так в чём дело? Иногда я совершенно тебя не понимаю, ты буквально всё время убегаешь от того, что может сделать тебя счастливым. Луи, я хочу быть с тобой. — Чёрт, да я тоже хочу быть с тобой, но я боюсь, что это скоро закончится, боюсь, что останусь один. Только послушай, как это звучит: бракованный одинокий девственный омега. — Перестань, иначе я прямо сейчас исправлю это, — хмурится Гарри. — Это не так важно — быть истинной парой. Я люблю тебя, и я хочу, чтобы только это имело для тебя значение, потому что для меня не так важно, истинная мы пара или нет, главное, что мы вместе, что мы любим друг друга… Ты хочешь сделать тест? — Нет! Боже, нет! — испуганно восклицает Луи и мгновением позже жалеет об этом, потому что головная боль возвращается с новой силой. — Я не хочу знать… — Да ладно тебе, я уверен, что мы истинная пара. Порой Томлинсону кажется, что Гарри любит издеваться над ним, хотя до того, как они начали встречаться, это проявлялось не так часто. Из размышлений его вырывают Лью и Зейн, внезапно ворвавшиеся в комнату, и Стайлс что-то возмущённо говорит, прикрывая Луи одеялом и слезая с него. — Мы не вовремя? — Ещё как вовремя, меня чуть не изнасиловали, — шутит Томмо, заворачиваясь в плед, чтобы спокойно дойти до ванной.. . .
— Детка, ты неправильно делаешь, — нежно ловя Лью за руку, говорит Оливер и помогает ему поддеть блин лопаткой. — Ты же обожжёшься, если будешь пытаться перевернуть его пальцами. Наблюдая за столь семейной сценой, Луи сидит за столом с Маликом, Хораном, Пейном и Ричардсоном-младшим, пока Гарри принимает душ. Даже не заметив того, что он буквально тонет в мыслях об истинных парах, Томмо немного завистливо вздыхает, пока Зейн и Лиам флиртуют по правую руку от него, а второй Лиам наблюдает за братом и своим любимым омегой. Но в какой-то момент блондин толкается Луи своей коленкой в его и шепотом спрашивает: — Всё в порядке? — Нет… — признаётся омега, вздыхая ещё отчаяннее. — Мы с Луи сходим покурить, хорошо? — предупреждает Лиам, и Лью как-то странно смотрит сначала на него, а потом на Луи. — Мы просто покурим. Сказав это, Ричардсон целует его в губы, пока Оливер продолжает заниматься блинами. Через несколько минут Томлинсон заходит в одну из спален вслед за альфой, чувствуя себя немного неловко из-за предстоящего разгвора. Но ему больше не у кого спросить об этом, у него нет никого, кроме Гарри, кому он бы доверить настолько личные разговоры, но говорить об этом с Гарри… это больно. Парни выходят на балкон, и Луи невольно радуется, что на нём один из его самых тёплых свитеров, потому что несмотря на тёплую сентябрьскую погоду, которая стояла ровно до середины месяца, сегодня ночью было прохладно, а утром стало ещё холоднее. — Ты куришь, верно? — предлагая подростку сигарету, уточняет Лиам, и Томмо охотно принимает её — вообще-то, он давно не курил. — Ну, рассказывай, что у вас там с Гарри? — А что с Гарри? — включает дурака Луи, и альфа вздыхает. — Прости, просто я не привык говорить об этом с кем-то. В плане, я не привык говорить о личных переживаниях и всём остальном… я даже не знаю, с чего начать. — Можешь начать с малого, — предлагает Лиам, садясь на лавочку, стоящую на их балконе под окном, и Луи садится рядом. — Ты можешь довериться мне, я не стану никому рассказывать об этом. — Хорошо, но давай твой секрет за мой секрет. — Господи, — смеётся Ричардсон, — мы, что, в детском саду? — Томлинсон прикладывает сигарету к губам, забирая у альфы зажигалку и подкуривая себе. — Ладно, хорошо… До Лью я был девственником. — Это, что, какой-то страшный секрет? Я же серьёзно! — возмущается Луи, но затем вздыхает, понимая, что просто тянет время. — Ладно. Я не знаю, что хочу от тебя услышать, правда. Но я впервые встречаю истинную пару, что уж говорить о трисаме… Но я никогда особо не думал о том, что мы с Гарри можем или не можем быть истинной парой. И теперь я буквально не могу выкинуть это из головы. Но проблема в том, что я боюсь узнать, что он мой альфа ровно точно так же, как узнать, что он им не является, потому что… потому что я боюсь, что если он им не является, то я навсегда останусь один. А если он окажется моим альфой, то я боюсь, что его отношение ко мне изменится, что он станет таким же жестоким, как мой отец. Едва последние слова успевают сорваться с уст, как Луи испуганно смотрит на Лиама, собраясь убедить его в том, что всё не так, как он только что услышал, но альфа хмурится, даже не смотря на него. Ричардсон ничего не говорит около минуты, докуривая свою сигарету и думая о чём-то своём, пока на его лице отражается целая палитра эмоций: страх, перерастающий в обиду, обида — в злость, злость — в ярость, — но затем он лишь выкуривает вишнёвую сигарету до фильтра и тушит её в пепельнице, выдыхая дым вверх. Затем он прочищает горло и, наконец-то, смотрит на растерянного омегу. — Твой отец. Он бьёт тебя? — стальным голосом спрашивает Лиам, смотря ему в глаза. — Луи. — Это не так важно, — тихо говорит Томмо, пытаясь закрыть тему. — Не так важно?! — выпаливает Ричардсон. — Ты не можешь просто вбросить это, а потом сказать, что всё не так уж и плохо, потому что это пиздец, как херово! Я знаю, каково это, когда отец херачит тебя, так что если у тебя происходит то же самое, то я хочу помочь. — Но… Каким образом ты можешь мне помочь? Мне ещё даже нет восемнадцати лет, я полностью завишу от родителей, ответственность за меня лежит на них и… — О, правда? — раздражённо перебивает его парень. — Тогда почему они даже не звонили тебе всю ночь, м? Я наблюдал за тобой, думал: «Когда же этому симпатичному омежке позвонят его любящие родители и отчитают за плохое поведение?». И каково же было моё удивление, когда ты вчера сказал, что фактически живёшь у Гарри в комнате! Так что не надо заливать мне всю эту хуйню про ответственных родителей и зависимость от них, потому что это звучит так, словно ты загнанное в угол ничтожество! Никто, кроме отца, никогда не говорил с Луи альфа-голосом, поэтому его невольно передёргивает от нахлынувшего ужаса, а слёзы сами собой градом прыскают из глаз, когда он обнимает себя. Пепел с сигареты падает на его джинсы, пока Лиам в ужасе от самого себя тихо извиняется, а затем это превращается буквально в тираду извинений, похожих на мантру. Альфа забирает у мальчика сигарету, отправляя её в пепельницу и вставая перед ним на колени, обхватывает его лицо ладонями и вытирает слёзы, не прекращая извиняться. — Прости, Луи, прости меня, я не должен был повышать голос, прошу, прости меня. Только не бойся. Я не хочу навредить тебе, прости меня, я знаю, что я последний кретин, знаю… чёрт, ты можешь ударить меня, если хочешь, можешь поцарапать или укусить, что угодно, только не держи боль в себе… Чёрт, Луи, прошу тебя, прости… Крепко обняв его за шею, Томлинсон всхлипывает, продолжая плакать навзрыд и стараясь выбросить из головы голос отца, напоминающий ему о том, какой он никчёмный омега. — Луи, — обнимая его, шепчет Лиам. — Луи, послушай меня, всё будет хорошо, я обещаю тебе. — Н-нет, н-не б-будет… Я н-не мог-гу смен-нить п-пол, чт-тобы в-всё н-налад-дить… я н-не м-могу ст-тать аль-альфой… Я н-не мог-гу… — Что? — отстраняя омегу от себя, переспрашивает Ричардсон и вновь вытирает его мокрые щёки, смотря в заплаканные глаза. — Альфой? Твои родители унижают тебя из-за того, что ты омега? Господи, Луи, это ужасно… так, послушай меня, послушай меня внимательно. Если тебе будет некуда пойти, то ты всегда можешь прийти к нам, Лью будет только рад видеть тебя. Я обещаю, что здесь ты будешь в безопасности, я обещаю тебе. Послушай, не плачь, Лу… Ты очень красивый омега, ты один из самых безбашенных омег, если верить Гарри, поэтому… чёрт, да, ты не альфа, но у тебя по-настоящему сильный характер, я вижу это. Ты прекрасный парень, и неважно, что говорят твои родители, потому что они ничего о тебе не знают. Прошу, успокойся… — Н-но… они н-ненавид-дят м-меня из-за т-того, к-кто я… — Я понимаю, Лу… Я понимаю, но… Наш с Оливером отец возненавидел нас с самого нашего рождения за то, что нас было двое. Он был неуспешным альфой, любившим бары и стриптиз-клубы больше, чем нашу маму, и он был невероятно тупым, потому что, по его мнению, мама нагуляла нас. Он хреново знал биологию, если правда думал, что нужно совершить две вязки за короткий срок, чтобы оплодотворить омегу близнецами. Он думал, что мы не его сыновья, потому что мы родились близнецами. И он так сильно ненавидел нашу маму за то, что она отказалась отдавать нас на усыновление или хотя бы одного из нас, что… он напивался до беспамятства и избивал её, избивал нас… Я ненавидел себя за то, что существую, но Оливер всегда был рядом, он был единственным, кроме мамы, кто любил меня. Он научил меня любить себя, научил меня любить кого-то, кроме него и мамы… Если бы не он, я бы никогда не смог признаться самому себе в том, что Лью и мой омега тоже… И теперь я хочу помочь тебе полюбить себя, потому что ты заслуживаешь любить себя, Луи… Ты омега, и это прекрасно! Ты пахнешь намного приятнее, чем альфы, когда потеешь, и ты всегда выглядишь безупречно, во что бы ни оделся, потому что это какая-то невероятная способность всех омег! Гарри без ума от тебя, он любит тебя, он всё время говорит о том, как сильно он любит тебя… Тебе не нужно бояться быть честным с ним и с самим собой. Слушая всё это, Луи невольно успокаивается, чувствуя, как весь страх постепенно проходит, и он чувствует себя намного лучше, чем несколько минут назад. Поэтому он благодарно улыбается Лиаму, кивая и самостоятельно вытирая остатки слёз со своего лица. — Спасибо, Лиам… Спасибо тебе за это. И мне жаль, что ты ненавидел себя… Оказывается, ты не такой уж и мудак, как мне вчера показалось. Они тихо смеются, когда дверь балкона неожиданно открывается, а на его пороге появляется взволнованный Гарри, за спиной которого стоит Лью. Кажется, Луи всё-таки стоит поговорить со Стайлсом…. . .
Они сидят в комнате кудрявого, когда Томлинсон всё-таки собирается с силами, чтобы всё обсудить. Гарри так и не поднимал тему о том, что случилось на балконе, но по нему видно, что это безусловно беспокоит его, поэтому Луи всё-таки говорит, кивая на тарелку с недавно испечёнными Энн кексами, что стоит на кровати между ними, пока они смотрят фильм: — Мои родители отличаются от твоих… — поставив кино на паузу, Стайлс смотрит на парня в ожидании, что он объяснит ему, что имеет в виду. — Твои родители добрые, они заботятся о тебе… и, не знаю, может, это просто вежливость, но Энн добра со мной… И Робин пошутил со мной, когда мы обедали сегодня… Они даже не спрашивают меня, почему я у вас. И ты больше не спрашиваешь… — Прости, наверное, мне стоило. Просто я подумал, что это не моё дело… — Нет-нет, Хаз, всё в порядке. Это ты прости меня за то, что я сказал утром про… я хочу сделать тест. Я очень хочу, но я боюсь, что мы не истинная пара, потому что я влюблён в тебя около пяти лет, и я хочу быть с тобой всю свою жизнь, потому что ты единственный альфа, который никогда не вёл себя со мной, как какой-то мудак. Если ты не мой альфа, то я не хочу знать этого, понимаешь? Я не хочу остаться один. Но мои родители уверены, что так и будет, потому что я ничтожество и… они считают, что парень-омега — это омерзительно, считают, что это позор семьи. И мой отец избивает меня, если я пытаюсь перечить, поэтому я перестал появляться дома. На этой неделе я там так и не был… — Боже, почему ты не сказал мне? Луи, Боже мой, ты мог довериться мне, — убирая ноутбук и кексы в сторону, говорит Гарри и пододвигается к омеге, чтобы обнять его. — Я на все сто процентов уверен, что ты мой омега, правда. Поэтому я всегда поддерживал тебя. Я словно всегда знал, что ты мой омега, потому что только с тобой я чувствую себя таким счастливым и… я никого так сильно не любил, как тебя, Лу. Ты можешь оставаться у нас столько, сколько посчитаешь нужным. — Спасибо… Но я думаю, что мне стоит пожить где-нибудь в другом месте, чтобы не смущать твоих родителей и не отвлекать тебя от учёбы… Лиам предложил пожить у них. Заодно с Лью подружусь и… ты не против? — Нет, конечно, нет. Если ты этого хочешь, то ладно… Правда, ты можешь жить там, где ты хочешь, я не… я не ревную тебя к Лиаму. Хотя он старше и сильнее меня и… — Мы сделаем тест, Хаз, — смеясь, перебивает его Луи и целует его. — Я люблю тебя. — А я люблю тебя. Я схожу до аптеки, хорошо? — омега лишь кивает на это. Когда Томмо берёт свой телефон, первое, что он видит — это несколько сообщений: от Зейна, от Лиама и… Лью. Начав с малого, Луи с удивлением читает о том, что Малик и Пейн теперь встречаются, а завтра у них свидание. Ответив счастливым смайликом, Томлинсон переходит в диалог с Лиамом, который интересуется, поговорил ли он с Гарри, и Луи рассказывает, что Гарри пошёл за тестом на истинность. А теперь самое волнительное — сообщение от Лью. Лью: «Привет, я понимаю, что показался тебе ревнивой истеричкой, но всё не так. Я ревную только Лиама, потому что он флиртует со всеми подряд и заставляет меня чувствовать себя так, словно я делаю недостаточно для того, чтобы он любил только меня… Я понимаю, что это глупо, но я люблю своих альф, и я волнуюсь, что Лиам или Оливер устанут от меня, потому что мы сошлись слишком рано». Лью: «Я просто хотел сказать, что я не злюсь на тебя за то, что ты просто поговорил с Лиамом. То есть я не ревную и не планирую вырвать тебе волосы». Лью: «Ты классный, я бы очень хотел дружить с тобой, если ты не считаешь меня сумасшедшим…» Луи: «Всё хорошо, Лью. Ты тоже очень классный, я тоже хочу дружить с тобой. Лиам любит тебя, тебе не о чем беспокоиться».. . .
Пока они ждут результат теста, Гарри старается успокоить омегу поцелуями в шею и ключицы, а тот лишь что-то бормочет, говоря, что им не обязательно узнавать, истинные они или нет, но кудрявый тихо протестует, нежно поглаживая грудь омеги через ткань футболки. Тихонько простонав, Луи притягивает его за кудри и целует в губы, позволяя альфе доминировать. В любой другой ситуации Томлинсон ударил бы Гарри за такое, но после вчерашних игр с травкой и последующего петтинга ему даже нравится то, как Стайлс запускает ладонь под его футболку и ласкает чувствительные из-за недавней течки сосочки. — Гарри, остановись, иначе я… Гарри, прошу… — Ты можешь намокнуть, я буду очень осторожен с твоей сладкой дырочкой, Лу… — возбуждённо обещает альфа, и Луи невольно напрягается, отстраняя его от себя. — Постой, что? Что ты хочешь сделать со мной? — Всё, что ты мне позволишь, я буду очень аккуратен, обещаю. Просто позволь мне насладиться твоим ароматом, Луи… И тут у омеги всё встаёт на свои места… Он не придал этому такое значение, но Гарри не пил блокаторы уже около суток или даже больше, поэтому кудрявый не мог отлипнуть от него вчера ночью, поэтому он был так возбуждён, когда они пришли в спальню, которую им выделили Ричардсоны… Гарри впервые за долгое время чувствует аромат Луи ярче, чем обычно! Отчасти поэтому такая реакция всё-таки немного, но льстит Томмо. — Тебе нравится мой запах, да? — довольно улыбаясь, томно спрашивает омега и слегка сжимает его кудри у корней. — Хочешь, чтобы я выпустил свои феромоны, альфа? — Боже, Луи, — стонет Гарри, впиваясь в его по-грешному невинные губы страстным поцелуем, а затем отстраняется, лаская слабый стояк парня. — Прошу тебя, позволь мне пометить тебя своим запахом… хочу, чтобы ты пах мной… хочу смешать наши запахи, чтобы все знали, что мы вместе… хочу, чтобы все знали, что ты мой, Луи… Тест на истинность напоминает о себе, и Луи вдруг приходит в себя, ловя шаловливые ручки своего парня прежде, чем Стайлс успел возбудить его достаточно сильно для того, чтобы он конкретно намок. Ох уж эти альфы… Гарри смущённо извиняется, слезая с омеги и отодвигаясь от него на приличное расстояние. Они медлят какое-то время, не решаясь посмотреть, что же там. Но затем Томлинсон всё-таки берёт инициативу на себя и смотрит на чёткий плюсик. Внутри него буквально всё переворачивается из-за цунами счастья, что накрывает его с головой, и он громко кричит от радости, прыгая на Гарри и целуя в обе щеки. — Мы истинная пара! — восклицает Луи, стараясь не шуметь слишком сильно. — Поверить не могу! Обняв его, Стайлс целует его в губы и улыбается, когда они отстраняются друг от друга. — Давай жить вместе? Снимем небольшую квартирку, я могу работать где-нибудь… — Серьёзно? — недоверчиво уточняет Томмо. — Я с радостью буду жить с тобой, но я бы тоже хотел работать и всё такое… Но как к этому отнесутся твои родители? А что, если мы не сможем жить друг с другом? Что, если я… — Успокойся, Лу… Пойдём поговорим с моими родителями, объясним им всё, вот увидишь, они нормально воспримут это. Но с твоими родителями тоже придётся поговорить. Я понимаю, что ты не хочешь этого, но как ты себе представляешь переезд? Ты не можешь собрать небольшую сумку и уйти из дома, никому ничего не сказав… Я не хочу, чтобы кто-то думал, будто я похитил тебя. — На самом деле я хочу подать на них в суд, — тихо признаётся Луи, всё также смотря парню в глаза, а Гарри удивлённо открывает рот. — Просто я хочу жить, зная, что никто не сможет потянуть на поводок или задушить меня ошейником, понимаешь? Хочу жить, зная, что никто не станет причинять мне боль, жить, зная, что единственный человек, который причинял мне боль с самого детства, не может сделать этого снова. Мне исполнится 18 и я стану свободным, это верно, но до этого момента ещё целых три с лишним месяца и… я не хочу, чтобы кто-то мешал нам быть счастливыми… — Мы можем подумать над этим, но ты же понимаешь, что пока ты несовершеннолетний, кто-то должен взять на себя отвественность за тебя? — Да, я понимаю. Но я решу этот вопрос. Не хочу впутывать твоих родителей во всё это, если ты об этом думаешь. Я могу поговорить с кем-то из своих знакомых или вроде того… — выводя незамысловатые узоры на его груди, отвечает Луи. — Но давай пока начнём хотя бы с разговора с твоими родителями?