Октябрь 31, 2021. Воскресенье
Когда Луи выходит из ванной, его кожа приятно-розовая, а если подойти поближе, можно почувствовать аромат жасмина и нотки лосьона Гарри, что очень удивляет последнего, но он не подаёт вида, доставая пиццу из микроволновки. Приятный запах щекочет нос омеги, и он облизывается, отбрасывая полотенце на уже заправленный диван (он вернул одеяло сразу, как только смог скрыться в ванной), поэтому альфа лишь качает головой, но не делает замечания. — Так ты… заходил ко мне домой, да? — Гарри кивает, позволяя парню взять кусочек пиццы с тарелки, которую он несёт к дивану, где их уже ждёт ноутбук. — И ты говорил с моей мамой? — Да, было бы странно не поговорить с ней, не находишь? — отвечает Стайлс, когда они устраиваются на диване. — Там кофе стоит, я взял тебе банановый раф. Он, кажется, нравился тебе когда-то. — Да, нравился. Спасибо. Это мой? — уточняет Томмо, указав на стаканчик, и Гарри кивает, благодаря его за протянутый ему самому напиток. — Так что ты ей сказал? Она знает о нас? — Ну, я думаю, что да. Я, конечно, принял душ, прежде чем поехать к вам, но… она спросила меня о происходящем между нами, я не мог соврать. Но я не могу сказать, что она была вне себя от ярости или разочарования, когда я сказал, что поставил тебе метку. — Она тринадцать лет скрывала от меня и от отца, что нормально относится к моему вторичному полу, так что не удивлюсь, если она и здесь не показывает возмущения. В конце концов она совершенно тебя не знает, наверное, не хотела показаться неадекватной, — с грустью говорит Луи и прикусывает кончик трубочки, из-за чего внутри Гарри разливается тёплое чувство, ощущение дома зарождается прямо в его груди, потому что это действие — самое родное, что он когда-либо видел. — В любом случае ты теперь мой омега, никто и слова не посмеет сказать в твою сторону, тыковка, — с любовью отвечает Стайлс и стирает жирный след с его нижней губки. — Ты был вчера очень выносливым, не каждый парень-омега может кончить трижды за час. — Ну я же ем! — смущённо возмущается Луи, скрывая свою улыбку за кусочком пиццы, надкусывая его. Пока они выбирают фильм, Томмо очень хочет задать вопрос, но каждый раз, когда собирается сделать это, неловко прикусывает язык, но вскоре немного сбивчиво выдаёт: — А т-ты… ты спал с кем-то в этом м-месяце? Отпив немного своего кофе, Гарри сводит брови к переносице и поворачивает голову на возлюбленного, внимательно рассматривая его алеющее личико. Он облизывает кофейные на вкус губы, прежде чем уточнить: — Что, в твоём понимании, значит «спал»? — Боже, — вздохнув, Луи смущается ещё больше. — Я не знаю! Типа… ты трахал кого-то? Кого? — Была пара минетов, но это всё, — признаётся Гарри, отводя взгляд. — Прости, я знаю, что слова: «Я всё время думал о тебе», или вроде того, звучат просто омерзительно, но отчасти это было так. Я всё время думал о том, что сделал, о том, что и как сказал. А потом у меня начался гон, и мне нужна была помощь, потому что ты буквально не выходил у меня из головы. Один из омег предложил мне минет, сказав, что я могу звать его твоим именем, если мне так будет удобнее. И, блять, да, это звучит как полный пиздец, но… Это усугубило ситуацию, потому что я стал злиться на тебя ещё больше. Мы поссорились из-за того, что ты врал мне насчёт отсосов, а я кричу твоё имя, представляя, как ты отсасываешь мне. Мне от самого себя противно… Внимательно выслушав его, Томлинсон просто принимает это, принимает, как данность, потому что он не собирается драматизировать, как чёртова Рейчел Грин из «Друзей», когда у них с Россом был перерыв в отношениях. — Мне было шестнадцать, когда я делал всё это, — начинает объяснять Луи, и Гарри вновь смотрит на него. — Из-за того, что мой отец унижал меня за мою сущность, я хотел быть хорошим. В плане… да, я вёл себя так, как хотел отец, но также я хотел угодить и тебе тоже… Я имею в виду… ты стал заглядываться на омег, а затем стал спать с ними, и я хотел соответствовать тебе. Я хотел, чтобы ты стал моим первым альфой, но я не хотел быть абсолютно невинным, я хотел уметь делать хоть что-то. Однажды в лагере я играл с компанией в «Правду или действие», и мне сказали отсосать троим альфам подряд, когда я выбрал «действие», потому что до этого я сказал, что у меня не было никакого сексуального опыта. Они стали снимать всё это, а потом я просил удалить видео, но они распространили их. Наверное, эта история тоже звучит, как полный пиздец… — Ты мог сказать мне, — спокойно подытоживает Стайлс. — Правда, ты мог сказать мне это с самого начала, не обязательно было делать то, что ты делал. — Да, ты прав… Но почему ты так остро реагируешь на ложь? — Потому что ложь — предательство, Луи. Мне было больно от мысли, что мой истинный омега тоже способен предать меня. Как отец. Только теперь Томмо вспоминает о том, как Десмонд, родной отец Джеммы и Гарри, поступил с ними. Никто, кроме самого Десмонда и Энн, не знает причины, по которой они разошлись, но факт оставался фактом — миссис Твист подала на развод. Первое время мистер Стайлс очень часто приезжал к Джемме и Гарри, водил их в кафе и в парк, но через несколько недель это стало происходить всё реже и реже. Вот только он дал обещание тогда ещё пятилетнему сыну, что приедет за ним, когда ему исполнится шесть. А затем Гарри исполнилось шесть. Мама уже вышла замуж второй раз, а отца и след как полгода простыл. Десмонд солгал ему, и это было самым большим ножом в спину доверчивого маленького альфы. Гарри рассказал об этом лишь спустя три года после их знакомства, Луи тогда впервые увидел, чтобы альфа так сильно плакал перед ним. — Я больше никогда не… — Нет, Луи. Ничего не обещай мне. Прошу, — умоляет Стайлс, разбито глядя на него.. . .
Чат «Омежий шабаш»
Луи: «Мы с Гарри переспали. Дважды». Зейн: «ЧТО?!» Лью: «Постой, что? Я думал, что вы ненавидите друг друга?» Луи: «Ну… мы потрахались, он поставил мне метку, и мы всё обсудили…» Лью: «А так можно было?..» Зейн: «Мне кажется, или тут хронология действий немного пострадала?» Луи: «Ой, знаешь что! Я думал, что вы порадуетесь за меня…» Лью: «Я очень рад за вас обоих, но ты не думаешь, что это было слишком спонтанно?» Зейн: «Это было больно? Мы с Лиамом только собираемся сделать это, но он такой романтик… Он всё время откладывает это, потому что говорит, что не хочет, чтобы конфетно-букетный период закончился так быстро. У вас он вообще был?» Луи: «У нас конфетно-букетный период с самого начала лета, если считать эти милые подарочки…» Лью: «Не думаю, что это считается, милый…» Зейн: «…ваши отношения были обречены на провал с самого начала, отвечаю». Лью: «Зи!» Зейн: «Ну а что ещё сказать, когда у пары даже конфетно-букетного периода не было?!» Луи: «Нет, правда, что такого в том, что это произошло спонтанно? Это было очень даже неплохо, между прочим. Хотя я не совсем уверен в том, что был согласен…» Лью: «Постой, что? Не уверен??? Гарри изнасиловал тебя?!» Зейн: «Твою мать, я оторву ему яйца…» Луи: «Нет, он не насиловал меня. Это было грубо, и мы не обговаривали это, но… я не знаю. Он просто поставил меня перед фактом, что хочет сделать метку. Но я не знаю, нужно ли было соглашаться… Я не жалею, но, возможно, мы слишком поторопились??? Я не знаю». Лью: «Так не делается… Вы должны были сначала поговорить… Чёрт, ну, что сделано, то сделано… Но ты в порядке? В плане, у тебя ничего не болит? Вы предохранялись? Ты в порядке ментально? Луи, если ты не хотел этого, то это было изнасилование, поэтому скажи мне всё, как оно есть». Зейн: «Не бойся, мы не позволим ему снова сделать тебе больно». Луи: «Я в порядке. Честно говоря, всё стало намного лучше с меткой, я больше не злюсь на Гарри и мы, кажется, правда стали намного лучше понимать друг друга. Мы предохранялись, всё было хорошо, хотя Гарри очень явно доминировал надо мной и… не знаю, мне кажется, что это даже было очень здорово, потому что обычно он не такой доминант. Это было непривычно, но мне понравилось, я думаю. Но у меня немного болит живот». Лью: «Приложи грелку, может быть, это поможет. Хочешь встретиться завтра и поговорить обо всём этом?» Зейн: «Я бы не отказался от похода в кино на какую-нибудь романтическую комедию. Только без альф, а то они засмеют нас». Лью: «Оливеру нравятся романтические фильмы… А Лиам их терпеть не может, поэтому нам очень сложно ходить на совместные свидания». Зейн: «А Лиаму больше по душе триллеры или боевики». Луи: «Ну, я не против сходить в кино».. . .
Ноябрь 1, 2021. Понедельник
Луи: «Я не иду в школу сегодня…» Зейн: «Тебе жить надоело??? Миссис Макфли сожрёт тебя с потрохами, если тебя не будет на матче!» Луи: «Мне плевать, у меня всё ещё болит живот после того, что было между мной и Гарри». Зейн: «Это нормально? Я не совсем уверен в том, как всё должно быть после секса». Луи: «Лью написал, что такое может быть после первого узла». Зейн: «Что Гарри об этом думает? Он вообще знает о том, что ты страдаешь из-за него?» Луи: «Гарри не виноват в том, как мой организм реагирует на всё это. Хватит так враждебно относиться к нему». Зейн: «Сказал тот, кто ненавидел Гарри целый месяц». Луи: «Я не ненавидел. Я злился». Зейн: «Цитирую: «Ненавижу этого альфа-самца, чтоб у него губы отсохли столько сосаться» — конец цитаты». Луи: «Ацтань»..
.
.
Гарри приходит к нему домой сразу после школы, чего Луи, только что вышедший из душа, совершенно не ожидает. Открыв входную дверь, омега замирает с полотенцем в руках, которым только что сушил волосы, потому что Стайлс стоит перед ним с недорогим, но очень красивым букетом цветов. Это фиолетовые гиацинты и нежно-розовые гортензии, очень красиво. Именно поэтому Томлинсон на немного долгих моментов теряет дар речи, с восторгом разглядывая цветы. Ему никогда не дарили цветы! Ни родители, ни друзья, ни альфы — никто из них никогда не дарил Луи цветы, а теперь перед ним стоит прекрасный кудрявый парень с широкой довольной улыбкой. — Вау! — наконец-то изрекает Луи, придя в себя и пропуская Гарри в дом. — Они такие красивые… Он всё ещё не решается принять их, боясь, что это какая-то ошибка, а, потянувшись к цветам, Томмо только лишний раз проявит свою омежью сущность. Это пугает. Увидев неуверенную улыбку на лице возлюбленного, Стайлс вручает ему презент, говоря, что не знал, какие цветы будет лучше всего взять, поэтому выбрал эти, подумав, что Луи они понравятся. — Конечно, они мне очень нравятся! Спасибо, Гарри, — стеснительно отвечает парень. — А в честь чего?.. — Ну, как? Ты теперь мой омега, и я хотел сделать тебе приятно, — объясняет кудрявый, осматриваясь, потому что в прошлый раз, когда он заходил, не успел освоиться. — Твоя мама дома? — Нет, она уехала по некоторым делам, связанным с разводом… Ты будешь чай? — неловко переминаясь с ноги на ногу, говорит Луи, борющийся с желанием понюхать букет, пока Гарри разувается. — Я бы не отказался от кофе. Как ты себя чувствуешь? — интересуется альфа, когда они проходят в светлую кухню, где Томлинсон находит вазу, наполняет её водой и ставит в неё подарок. — Зейн был вне себя от злости, что я заставил тебя страдать сегодня. Я сделал что-то не так? — Я убью его, — в сторону бормочет Луи, доставая наиболее красивые кружки и кофе, ставя всё это на стол, чтобы затем переключиться на чайник. — Нет, ты ничего такого не сделал. Просто… у меня немного тянуло живот всё утро, но в этом нет ничего такого. На самом деле я не пошёл на учёбу из-за твоей метки, — он старается звучать как можно более спокойно, хотя последнее словосочетание вызывает внутри него фейерверки восторга. — Из-за метки? — Гарри выглядит очень смущённым и неуверенным в том, почему именно Луи побоялся идти в школу, он садится за стол, всё ещё смотря на парня. — Почему? — Потому что все были очень жестоки по отношению ко мне, когда мы с тобой встречались. А теперь у меня твоя метка, и я боюсь, что твои поклонницы сдерут с меня кожу, — Томмо отшучивается так, словно на самом деле его не так уж и сильно беспокоит вся эта ситуация, но оба парня знают, что если бы это было так, то Луи пошёл бы в школу. — Именно потому, что у тебя теперь есть моя метка, никто и пальцем к тебе не прикоснётся без моего разрешения, — спорит Гарри, и омега немного хмурится, наблюдая за тем, как кипятится чайник. — Я не имею в виду, что ты теперь моя собственность, Лу. Я так не считаю. Ты имеешь право делать всё, что ты хочешь, конечно же, но я лишь хочу, чтобы ты был в порядке, понимаешь? — Да, я понимаю, но… Я хочу, чтобы ты больше никогда не поднимал на меня руку. Потому что я теперь даже не знаю, действительно ли я хотел переспать с тобой и получить метку! Или я просто так сильно испугался, что позволил тебе делать со мной всё, что ты хочешь. Испугавшись такого заявления, Стайлс внимательно смотрит на возлюбленного, чтобы понять, в порядке ли он. Гарри и сам знает, что перегнул палку, когда схватил парня, когда толкнул его, когда был груб с ним до и во время секса. И ему невероятно жаль, что всё вышло именно так, поэтому теперь, когда его омега намекает ему на нечто ужасное, кудрявый просто не может дышать. — Хочешь… хочешь сказать, что я… изнасиловал тебя? — запинаясь от волнения, спрашивает Гарри. — Я не… чёрт, это правда так? — Я не знаю… — Ты не знаешь? — он уже на грани истерики, когда переспрашивает это. — Луи, как ты можешь не знать? Я… я правда принудил тебя? Ты не хотел этого? — Я не… — Луи запинается на полуслове, когда видит панику и слёзы в глазах Гарри, поэтому сам невольно пугается. — Нет, ты не принуждал. Я хотел этого, но я говорю о том, что это было не совсем то, чего я ждал и хотел, понимаешь? Я имел в виду, что это было грубее, чем я ожидал. Все, с кем ты спал, писали и говорили о том, какой ты заботливый и нежный в постели, какой обходительный… И когда мы узнали, что мы истинная пара, я, честно сказать, немного думал о том, каким будет наш первый раз. Я думал, что уж со мной-то ты будешь ещё более мягким, чем с остальными, поэтому… поэтому я был в замешательстве, когда случилось то, что случилось. Страх покидает Гарри, но насмену ему приходит вина, колящая парня буквально в каждый сантиметр его тела, особенно пальцы, потому что он хочет обнять Луи. — Иди сюда, — тихо зовёт альфа, и омега медленно подходит, позволяя ему встать и обнять его. — Прости меня, тыковка, я не хотел всё портить. Прости меня за всё. — Ты ничего не испортил, — спорит Томлинсон, желая успокоить его. — Всё хорошо, я люблю тебя, и я счастлив быть твоим, Гарри. Просто пообещай, что больше никогда не сделаешь мне больно. — Обещаю, Лу, я клянусь собственной жизнью, что никогда не причиню тебе боль, — спешит заверить его Стайлс, обхватывая его щёки ладонями, чтобы сказать это, смотря прямо ему в глаза. — Я клянусь, что никогда не позволю себе поднять на тебя руку, Лу… — А я обещаю, что… — Нет, нет, Луи, прошу, — он прислоняется своим лбом к его, прикрывая глаза. — Не обещай мне ничего. Прошу тебя, никогда ничего мне не обещай.