***
Они ехали минут пятнадцать, а у нее уже разболелась голова от басов музыки, терпкого душка шампанского, трясущегося в мини-баре, недостатка кислорода из-за впивающейся прямо под ребра титановой пластины, слишком узкого платья и того пойла, которое периодически вливал в себя номер один из самых отвратительных людей в ее жизни, сидящий прямо напротив и чуть ли не касающийся ее ног своими ластами в белых туфлях. Рядом с ней, на том же диване, мило ворковали мастер Дилюк и Джинн — из-за окутывающих их компанию ноток убаюкивающего джаза она не могла разобрать ни сумбурного шепота госпожи Гуннхильдр, ни неторопливого низкого тембра ее босса. Оставалось одно — смотреть на заливающего во все дыры, она надеялась, яд капитана следственного отдела, потому что постоянно поглядывать на тихо переговаривающихся на ушко Эльзера и его жену уже нельзя было назвать культурным любопытством. — Я тебя чем-то обидел? — нагло вопрошает этот еще смеющий с ней разговаривать синий мудак. О-хо, она бы многое хотела ему сказать. Очень многое. Обидел он ее уже в тот момент, когда только появился на свет, и глубоко положить, что было это еще в эру динозавров. «Сучка», значит? «Бросающаяся на чужих кобелей»? «Держать на привязи»? И он смеет такое говорить за ее спиной после того, как сам нагло облобызал ее лицо? Каким ублюдком нужно быть, чтобы так поступать? Люмин, не прекращая теребить золотистые тесемки своей черной маски, недовольно отворачивается к затонированному окну, обещая себе больше не иметь никаких дел с этим придурком. Он сидел у нее уже в печенках, остопиздел до такой степени, что даже смотреть на эту наглую напудренную рожу было невыносимо. Единственная отрада, что те два синяка, один из которых — подарок от мастера Дилюка, а второй — от того, чьей ярой фанаткой она с недавних пор стала, все же едва проступали через слой тоналки. Так ему и надо, козлине. А ведь когда-то он казался ей вполне себе вменяемым. Урод. — Ой-ей, наше золотко сегодня не в настроении, какая досада, — снова подает свой ублюдский голос и, не морщась, делает глоток из серебряной фляги с искусной резьбой. — Нас ждут великие дела, госпожа Виатор, негоже выглядеть так, будто мое скромное присутствие в вашей, несомненно, важной жизни ощущается так же, как и вонючие сапоги моего брата, — Дилюк на секунду отвлекается от разговора, лишь бросив недовольный взгляд исподлобья, и тут же возвращает свое внимание к Джинн. — Отъебись, — не выдерживая, зло шипит Люмин, отчего Кэйа лишь расплывается в еще более широкой ухмылке и снова делает глоток. Ух, сука, знал бы он, как у нее пальцы сводит от злости, как сильно она хочет расцарапать его довольный ебальник, вцепиться новеньким маникюром в накуренные глаза и вдавить так, чтобы отпечатались на затылке. — Отъ-е-бу, — по слогам, одними губами отвечает он, и Люмин, зачерпнув нехилую дозу кислорода, больше, чем ее тело могло принять, заходится в возмущенном кашле. Морщится, когда края бронированной пластины под черным платьем вновь впиваются в ребра, и кладет руку, увенчанную десятком тонких золотых браслетов, под грудь, куда как раз мигом сместились глаза капитана. Сидящая рядом Джинн в изумрудном шелковом брючном костюме тут же поворачивается и мягко похлопывает ее по плечу. — Ты в порядке? — девушка, прикрыв ладонью рот, рвано кивает, пока госпожа Гуннхильдр сверлит суровым взглядом своего подчиненного. — Ты хоть иногда можешь вести себя нормально, придурок? — Кэйа, подмигнув, лишь салютует ей двумя пальцами, и снова пьет. У Джинн ожидаемо лопается терпение, и она, резко поддавшись вперед, качнув длинными бриллиантовыми серьгами, выхватывает фляжку из его рук. Мужчина даже не сопротивляется, вытирая рукой смоченный подбородок. — Прекращай уже, никто твою тушу на своем горбе обратно не потащит. Кэйа хмуро отворачивается, напоследок кинув жест «бла-бла-бла». Джинн передает флягу в руки Дилюку, и тот молча убирает ее во внутренний карман черного пиджака. Люмин замечает блеснувшие полосы золотистых подтяжек на фоне черной рубашки и чуть ли не присвистывает — Дилюк, даже несмотря на то, что сегодняшний его прикид не особо отличался от его повседневных выходов на работу — с собранными в высокий хвост волосами и парой выпущенных огненных прядей спереди выглядел уж слишком хорошо. Классический пиджак выгодно подчеркивал его сильные плечи, а крупная пряжка ремня, блестящая в свете неоновых ламп, лишь добавляла изыска в его костюм. Ее «мастер» не выглядел вызывающе, напротив, как всегда сражал наповал своим непревзойденным холодным шармом. В отличие от этого сидящего напротив недоразумения в костюме сутенера. Во всем белом, что аж глаза скрипят, — за исключением черных перчаток (в этот раз с пальцами, прогресс!). Куда ни глянь, а все та же сорока — в этом удлиненном приталенном пиджаке с острыми скосами, вальяжно наброшенном на широкие плечи, с этой платиновой серьгой с лазурным камнем, парой подвесок поверх ожидаемо распахнутой шелковой белой рубашки с тремя тонкими цепочками, скрепляющими края тонкой ткани и пересекающими оголенную смуглую грудь, такими же кольцами с белыми камнями на длинных пальцах и в узких белых брюках из тонкой кожи — кого он хотел поразить этим нарядом проститутки с обочины — все же оставалось загадкой. Ей больше по душе был классический темно-серый смокинг Эльзера с полосатым бело-красным галстуком, чем все это шутовское одеяние. Только перьев за ухом не хватало — хотя, благо, в этот раз это чучело все же решило причесаться, залачив синюю челку назад. — Люмин, ваши приглашения, — протягивает ей Дилюк конверт из дорогой прочной бумаги, но ее пальцы тут же перехватывают чужие. Она тут же отдергивает руку, скривившись. — Оп, я возьму, — Кэйа вцепляется в конверт, и Дилюк, лишь закатив глаза, на удивление покорно молчит и устало мажет рукой по лицу. — Если сегодня ты вычудишь какую-нибудь хрень, я лишу тебя акций, — напоследок вяло бросает он, на что Кэйа лишь понимающе кивает, ногтем подцепляя края конверта и с наигранным любопытством заглядывая внутрь. — От тебя, братец, я, напротив, только чудес и жду, — довольно бросает синеволосый в ответ, наконец, захлопывая конверт и убирая его в карман пиджака. Люмин понимает, что ей придется провести почти что весь вечер с этим петухом, а потому про себя считает до десяти, когда лимузин, наконец, начинает постепенно снижать скорость — музыка затихает, а после по перегородке, отделяющей пассажирские места, пару раз стучат — значит, точно, приехали. Блондинка заламывает пальцы с алыми ногтями и смотрит в потолок, отсчитывая секунды до выхода. На улице уже слышится ожидаемый гул, а нервные клетки внутри резво бьются друг о друга. Она волнуется и ей, ожидаемо, страшно. Это был пятый прием в ее жизни — но ощущался тот почти как первый. Возможно, потому, что сегодня ей придется как никогда быть внимательной и держать ухо востро. Понурые лица ее спутников (за исключением одного, которое она предпочла бы не видеть) тоже не внушали уверенности. Если сегодня кто-то пострадает — она себе этого никогда не простит. Когда машина останавливается, Дилюк, хлопнув руками по коленям, вдруг назидательно произносит. — Только не помрите, — мужчина напяливает на глаза точеную черную маску с орлиным носом и золотой вязью по краям. Совпадение или нет (конечно же, нет, как вообще можно было подумать!), но сегодня они были в одной и той же цветовой гамме — черный с золотом. Хотя, вполне себе очевидно — цвета «Рассвета», как никак. — Согласна, — вторит ему Джинн, аккуратно цепляя резинку лаковой белой маски, с изумрудными краями в виде крыльев бабочки, на затылке, приподнимая высокий залаченный хвост с позолоченными искусственными прядями. — Разве что от скуки, — ехидно кидает ответочку Альберих, резво натягивая на лицо вытянутую серебристую маску с лисьим разрезом в зоне глаз, по краям от которых вились перламутровые узоры в виде павлиньих перьев (Люмин хочет поязвить, но молчит — пошел он нахер). — И пей поменьше, прошу тебя, — добавляет Гуннхильдр. — На тебя сегодня вся надежда. — Скажи это лучше этому тюфяку, — Кэйа бегло кивает в сторону Дилюка. — Хотя, он и капли в рот не возьмет. Не выдержит, бедный трезвенник. — Пошел ты. По перегородке снова стучат. — Ну, не поминайте лихом, — прерывает перебранку Эльзер и, уже при полном боевом параде в своей малиновой маске (точно такая же была и у его жены), пригнувшись, боком протискивается к двери. Люмин лишь согласно кивает, предпочтя ничего не говорить (потому что ничего другого, кроме как «мстители, общий сбор!» — в ее голову не приходит), давит ком в горле, когда нервы все-таки стягиваются в тугой узел в зоне живота, и трясущимися руками натягивает свою черную изящную маску с золотой резьбой. Держит подмышкой такой же золотистый вытянутый клатч с убранным на самое дно наушником, поправляет подаренную заколку с рубином, надеясь, что ее ровный низкий пучок не растрепался, и бегло смотрит в тонированное стекло, нервно поджав яркие алые губы. Водитель открывает дверь, и Люмин сразу же ослепляет блеск вспышек фотокамер, а по перепонкам нестерпимо бьют гул машин, грохот льющейся из казино музыки и гомон голосов журналистов. Выходить из одной машины вместе — не совсем удобно — но им нужно было повторно обсудить все детали, а потому заказывать еще пару лимузинов не было смысла. И это, конечно, все после того, как ей пришлось вытерпеть получасовую поездку до дома Дилюка в машине этого синеволосого урода. Эльзер, рвано выдохнув, бодро выскакивает наружу, подставляя руку своей жене. За ними из черного лимузина уже менее воодушевленно выходит Дилюк, натянув на свое лицо специально заготовленную для таких случаев вежливую улыбку, и ждет Джинн. Женщина напоследок легонько хлопает Люмин по плечу, кидая одобряющий взгляд серо-голубых глаз. Не сказать, чтобы ей сильно полегчало, но что в этом городе может ускользнуть от внимания великой госпожи комиссара? Правильно, все. Нихрена ей не полегчало. Девушка уже слышит, как к Дилюку тут же подбегает пара дотошных журналюг, заваливая мужчину вопросами. Она собирается выйти сама, прежде, чем останется один на один с ним, но Кэйа как всегда реагирует быстрее и уже с приглашающе протянутой ладонью ждет ее, облокотившись на распахнутую дверь. Блондинка раздраженно поджимает губы, в то время как Альберих в своем навороченном прикиде и серебряной маске выглядит словно принц из сказки, и давит желание слинять от его потемневшего взгляда куда подальше. — Пойдешь со мной на бал, Люмин? — неожиданно серьезно произносит он. Ха, как остроумно. И чего он ждет? Что она тут же кинется ему в объятия? Да, сейчас, мечтатель. Девушка, не обращая внимания на руку в черной перчатке, накидывает на плечи легкое черное пальто, и, подхватив волочащийся подол платья, сама выскальзывает из машины, аккуратно опуская туфли с острыми шпильками на ровную парковочную плитку. И тут же зажмуривается, когда перед лицом сверкает вспышка камеры и блестит нисколечко не виноватая белозубая улыбка папарацци. В тот самый момент, когда Кэйа сам хватает ее под руку и прижимает к себе. Фотограф с излишним энтузиазмом одобрительно кивает и уступает им дорогу. Люмин, еще нетвердо стоящая на ногах после относительно недолгой езды, пытается вырваться, но Кэйа снова держит крепко и насильно ведет ее рядом с собой. — Не дергайся, — внезапно трезво шепчет он, когда сбоку снова щелкает фотоаппарат. — Или хочешь сама потом разгребать скандалы? Ничего страшного, если тебя заснимут со мной. Мы на одной стороне, — но она, конечно, этому не верит. Кэйа может быть на чьей угодно стороне, но уж точно не на ее. — Держись меня, если не горишь желанием отвечать на вопросы о похищении, — Люмин нервно сглатывает, понимая, что в этом он прав. Несмотря на то, что они всеми силами пытались скрыть этот случай от газет и новостных лент, пара сплетен все же смогла вырваться из их укромного общества (она на сто процентов уверена, что виноват в этом Эльзер, опять все распиздевший кому-нибудь возле кофейного автомата). Поэтому, если завтра пресса засияет фотками, запечатлевшими увлекательный спарринг между ней и Альберихом, то свалить от интервью по тихой грусти она уже не сможет. А потому лишь опускает голову, скрывая недовольную мину от любопытных носов.***
Несмотря на предостережения «мастера» не злоупотреблять алкоголем, Люмин уже допивает второй бокал золотистого пойла, ожидая, пока прозвенит второй звонок. Они приехали раньше необходимого — вынужденная мера, чтобы их благочестивые борцы за справедливость успели распихать все необходимое по карманам (куда там Кэйа в своих узких трениках собрался прятать пушку — в трусы?). Она была уверена, что собрались еще не все, но дышать с каждой минутой в такой толпе становилось все труднее. Огромное здание, приютившее мондштадский «Архонт», не было новым — об этом говорили и высоченные колонны в главной зале, державшие резной потолок с кучей замысловатых позолоченных фресок, и мраморные полы, в которых можно было разглядеть свое отражение, и дорогущие персидские ковры, и запах, присущий всем историческим памятникам — но все же было под завязку оборудовано лифтами, тоннами видеокамер, поблескивающими красными вспышками чуть ли не из каждого угла, и развешанными почти что на каждой стене колонками, но без музыки. Она подозревала, что этот аксессуар остался от «бывшего» (она все же надеялась, что нет) владельца «Архонта», ибо сейчас место диджейских столов занимали приглашенные по такому случаю мини-оркестры. А еще — хрустальные люстры с искусственными свечами. Вспоминая свой прошлый визит, она точно могла сказать, что раньше их тут не видела — разукрашенные потолки были вовсю завешаны неоновыми лампами и диско-шарами — по слухам Барбатос был тем еще любителем вечеринок, и для него такая рухлядь была лишь помехой. Значит, Нин Гуан уже действительно начала все перестраивать под себя. М-да. А что же Розария? Но как башкой не крути, а эту снежную королеву Люмин найти в толпе не могла. Девушка снова делает глоток, с горечью понимая, что шампанское уже не веселит, а кислит, и поправляет сползающую на нос маску. Дилюк сказал, что прежде, чем каждый приступит к грехопадению (читай, азартным играм, алкоголю, курению и чем там еще занимаются все сливки общества на таких мероприятиях), госпожа Ки толкнет приветственную речь (ее босс все же выразил надежду, что с ней появится и сам Моракс, но на это уже не так сильно уповали, потому что вдруг у него очередная мигрень от таких сборищ). До тех пор предстояло ожидать, пока народ полностью соберется. Люмин, оставшейся в одиночестве, оставалось лишь вяло перебирать каблуками в холле, наблюдая, как мимо то и дело проносятся какие-то незнакомые ей люди. Пару раз она хваталась за изумрудную макушку Сяо в смокинге, но тот исчезал из ее поля зрения так быстро, что она даже не успевала вовремя подбежать и хотя бы поздороваться. Сделав очередной глоток, она тут же вздрогнула от испуга, когда ее оголенного плеча коснулась чья-то теплая ладонь. — Скучаешь? — блондинка быстро проглатывает шампанское, морщась, и оборачивается. Ей во все зубы добродушно улыбается парень в бордовой маске, с взлохмаченными золотистыми волосами и в ярко-красном пиджаке. — Рад тебя видеть, — он крепко притягивает девушку к себе, отчего Люмин лишь удивленно пищит и запоздало узнает в явившемся своего бывшего. Всеми силами старается удержать хрупкий бокал меж пальцев и неловко хлопает парня по спине. — Ох, Тома, задушишь, — наигранно, потому что нервов уже не остается, смеется она, отстраняясь, и тут же хватается за его цепкий взгляд. — Что-то случилось? Тома бегло осматривает девушку с ног до головы, одобряюще поджимая губы. — Отлично выглядишь, — улыбается, но тут же озабоченно протягивает. — Я слышал про нападение, почему не позвонила? — Тома успокаивающе гладит ее по плечу, и в этом жесте нет никакого подтекста, кроме как желания поддержать старую подругу. Люмин на миг тушуется, не зная, что ответить, и лишь виновато улыбается. — Я в порядке, тебе не о чем переживать, — она мягко касается его ладони, чуть поглаживая, но, зная, какой Тома бывает дотошный в своих проявлениях заботы, тут же продолжает. — Серьезно, Том, все уже давно позади, ты же видишь, я в полном здравии. — Ну-ну, — неверяще тянет парень, и тут же сам одергивает руку, когда к ним приближается миловидная девушка с инеевыми волосами и в лиловом коктейльном платье. Люмин сразу же признает в ней ту, что заняла ее нагретое местечко. — О, Аяка, познакомься, это Люмин, — он бегло кивает в сторону блондинки. — Моя, кхм, старая подруга, — «ага, «подруга». — Люмин, это Камисато Аяка, наследница клана Камисато, второй представитель компании «Ясиро» и моя девушка, — гордо заканчивает он, хотя сам понимает, что для Люмин она не нуждается в представлении, но этикет обязывает. Люмин лишь про себя удрученно кивает — спасибо, хоть по имени, а не просто «одна из моих бывших». Эй, у нее вообще-то тоже некое подобие титула есть! Аяка, со всей присущей ей элегантностью и аристократичностью, не вровень Томе, который на ее фоне кажется каким-то наивным деревенским дурачком, приветственно протягивает изящную ладонь. — Рада знакомству, госпожа Виатор, — Люмин не удивляется, когда Аяка отказывается называть ее по имени, видимо, решив не переходить деловые границы. — Я много о вас слышала, — «Ага, и что же?» — Люмин, успевшая осушить уже пару бокалов, вовремя прикусывает язык, желая скрыться от этой теплой и чрезмерно искренней улыбкой. Так, надо что-то ответить, но кроме «отвали» и «ты мне не нравишься» из опухшего сознания было больше нечего взять. — Ох, взаимно, госпожа Камисато, — совершенно искренне крепко жмет протянутую ладонь, даже сумев выдавить одну из своих, она в это свято верило, самых добродушных и приятных улыбок. — Тома о вас столько всего рассказывал, — зачем-то добавляет, краем глаза косясь на объект их разговора. Все-таки фэйюньское шампанское уже начинало потихоньку бить по мозгам. Еще немного — и ситуация станет по-настоящему неловкой. — Ох, правда? — звонким колокольчиком смеется Аяка, женственным жестом прикрыв ладонью рот, и Люмин еще раз убеждается, что ей с ее замашками гопника даже нечего ждать с такими конкурентками. А она-то еще надеялась мастера Дилюка поразить. Чем, интересно? Кто дальше плюнет? — И что же? — Люмин резко прерывает свой мысленный поток, когда понимает, что Аяка, кажется, лишь из вежливости («из жалости») старается втянуть ее в милую беседу. — Вы же знаете, он иногда бывает таким болтливым, — говорит о своем парне таким тоном, будто он днями и ночами сторожит вход в ее подъезд в дырявой будке, сложив лапки на груди. Позор тебе, Аяка, разве можно так? Но к чему она спрашивает, Люмин не до конца понимает — надеется, что Тома не разболтал ей какой-то секретный секрет их компании? — Да брось, — шутливо встревает Тома, но от Люмин, знающей его не первый год, не укрывается ни неловкость в его дернувшихся плечах, ни едва заметная тревожность в звучащем выше, чем обычно, голосе. Аяка с ее проницательностью, конечно же, видит то же, а потому и бросает игривый (и предупреждающий, блондинка уверена) взгляд в его сторону. — Лишь о том, какая вы чудесная, — со смешком пытается разрядить обстановку Люмин, когда замечает за спиной своих собеседников знакомую (к ее глубокому сожалению) синюю макушку. Понимая, что иного шанса слинять не будет, она излишне резво тараторит. — Ох, извините, рада была побеседовать, но мне нужно кое с кем переговорить перед началом приема, — она еще раз двумя руками жмет ледяную ладонь своей новоявленной знакомой, кивает Томе («держись, брат») и, поставив полупустой бокал на поднос пронесшегося мимо официанта, протискивается сквозь толпу, следуя за этим вонючим одеколоном. — Хорошего вечера, госпожа Виатор, — напоследок желает Аяка, и Люмин в этом пожелании чудится только надежда на ее скорейшую гибель. Конечно, после всего услышанного от Чайлда, компания этого уебка — последнее, чем она может насладиться в сегодняшний вечер, но предостережения Тартальи насчет сомнительного прошлого синеволосого она попросту игнорирует, ее это даже не пугает — пусть только еще раз пальцем попробует ее тронуть — руку по локоть отгрызет. И поэтому, использовав его появление как предлог, девушка лишь вяло продвигается вперед, пытаясь попросту затеряться в толпе и не отдавить носки хотя бы половине гостей. Куча незнакомых лиц в масках мелькают перед глазами, но ни одного того, с кем она могла бы либо перекинуться парой слов перед началом приема, либо попросту завести разговор — не было. На ее неудачу Кэйа тормозит, кажется, повстречав кого-то из своих пидорских знакомых, и Люмин тут же ныряет в сторону, надеясь, что в такой толпе «мистер-ничто-не-скроется-от-моего-пьяного-взора» ее не заметит. И ожидаемо терпит поражение. — Погляди, Лоуренс, вот она, милая дюймовочка, не чета тебе, терминатору в юбке, — Альберих, бойко растолкав окружающих, силой (опять! опять!) тянет ее за плечо к высоченной мадам. Люмин раздраженно хмурится и сбрасывает его руку. — Искала меня, малышка? — «разве что только для того, чтобы по яйцам тебе зарядить, мудила» — хочет ответить, но ее опережает, кажется, Эола. — Что у тебя с лицом? — статная женщина с бледно-голубыми локонами, в серебристом платье на тонких лямках в пол, с длинным декольте чуть ли не до пупка, открывающим прекрасный обзор на упругую грудь явно не второго (и даже не третьего — Люмин тихо плачет от зависти) размера, даже не обращает на нее свое царское внимание, пытливо, через прорези темно-синей маски, разглядывая лицо капитана. — А что? Смущает? — Именно. Выглядишь как те, кого мы регулярно задерживаем, — Люмин, наконец, вспоминает, что эта женщина с королевской осанкой тоже из полиции, и тут же подмечает и широкие сильные плечи, и подкачанные открытые руки, и пару белесых шрамов на молочной коже, и, она все же подозревает, что это край от подвязки, но чем черт не шутит, выпирающее нечто в зоне ее бедер (девушка с сюрпризом?..). — Что-то я не припомню, чтобы мы задерживали таких преступно красивых мужчин, — не остается в долгу Кэйа, вновь бессознательно протягивая ладонь к плечу блондинки, невесомо проехавших горячими подушечками пальцев по коже. Люмин вздрагивает то ли от внезапного прикосновения, то ли от холода его колец. — Ты уже нажрался? Кретин, — беззлобно бросает Эола, и Люмин понимает, что с этой дамочкой они точно смогут подружиться хотя бы на почве ненависти к одному чрезмерно наглому ушлепку. — Ты Люмин? — наконец, переключает свое внимание на нее, и девушка в ответ лишь кивает, обхватив себя за плечи и сделав пару шагов в сторону. — Эмбер о тебе говорила. Этот тупица сказал тебе, что делать? — Люмин согласно хмыкает. — Что именно? — решает уточнить, бегло осматриваясь и недовольно шипя, когда гости то и дело толкают ее миниатюрную тушку, словно не замечая. Эола тут же впивается недовольным взглядом в Альбериха. — Что? — невинно, словно не понимая, о чем речь, вторит Люмин мужчина. Лоуренс недовольно вздыхает, складывая руки под грудью, и объясняет тем самым тоном, предназначенным для самых тупых людей. В данном случае, как проницательно догадывалась Люмин, и для нее в том числе. — У твоего наушника сбоку есть маленькая кнопка — щелкаешь, и сигнал сразу же передается мне и, — она кивает в сторону Кэйи, крутящему головой по сторонам (видимо, чтобы их не подслушали) и уже отпивающему что-то из невесть откуда взявшегося бокала (видимо, чтобы умереть от передоза), — этому, — Эола сверлит ее, не моргая, и Люмин начинает казаться, что эта женщина и вправду робот. — На них не работают глушилки, но все же, чтобы тебя услышали, стоит отойти в тихое место, иначе ничего понятно не будет. Когда объяснишь, тот из нас, кто будет ближе, по возможности придет к тебе, понятно? — удивительно, как она еще не потеряла терпение, объясняя все это ей. Ну, спасибо, что сейчас, а не после приема. — Не удобнее ли использовать тот же телефон? Это разве не менее подозрительно? — нет, она, конечно, все понимает, они тут все синьоры-шампиньоны, куда ей, наивной гражданской, до их шпионских приемчиков. — У тебя он всегда под рукой? — отвечает Лоуренс, словно готовилась к этому вопросу. Люмин, призадумавшись, понимает, что в таком шуме вряд ли услышит трель мобильника в своем клатче, а вот пиликающее нечто в ее ушной раковине — сто процентов, и качает головой. — Ну, сама спросила — сама ответила. Еще вопросы? — блондинка даже не пытается придумать новые, чтобы лишний раз не позориться, и снова качает головой. — Нет, спасибо, — Люмин все же подозревает, что такое снисходительное отношение к ней было вызвано, скорее всего, какими-нибудь дифирамбами Эмбер в ее честь, но Эола благодарность все же принимает, поджав губы, и кивает в ответ. Вдруг Кэйа крепко стискивает плечо блондинки и, резко наклонившись, оставляет на ее щеке смачный поцелуй. Следом раздается подозрительно знакомый щелчок и вспышка фотокамеры — и Люмин чуть ли не шарахается в сторону от мужчины. Альберих, специально не смотря на нее, давит довольную ухмылку в бокал, осушая тот до дна, а после преспокойно ставит его на пролетевший мимо поднос, и, щелкнув ее указательным пальцем по носу, подмигивает. — Еще увидимся, золотко, — и исчезает в толпе. Нет, это уже ни в какие ворота. Люмин возмущенно касается разгоряченными пальцами обслюнявленной щеки и всеми силами старается не заорать в голос. Ее башка кипит от гнева, а лаковые туфли на пятнадцатисантиметровой шпильке становятся слишком соблазнительными для того, чтобы продырявить ими одну наглую смуглую шею. Остается надеяться, что это был кто-то из подопечных Алисы, а не эта вечно сующая свой клюв куда не надо «Паровая птица» — иначе завтра сто процентов она найдет свою недовольную рожу на первой полосе желтой прессы. — После приема я дам тебе винтовку, — вдруг как-то излишне понимающе комментирует Эола, а следом раздается тот самый долгожданный второй звонок. — Пойдем, нехорошо опаздывать. И, на всякий случай, советую надеть наушник сейчас.***
— Эти подтяжки натирают, — недовольно бубнит Дилюк рядом и раздраженно трет плечи, оглядываясь, пока оставшиеся гости медленно прибывают в зал после огласившего главный холл третьего звонка. — Не пыхти, — тихо ворчит в ответ мужчине Джинн, тоже осматриваясь. Люмин же во все глаза таращится на обширный балкон на втором этаже (метров пять, не меньше) — своеобразную сцену над постаментом для оркестра, на которую с минуты на минуту должна взойти сама королева сегодняшнего вечера — госпожа Нин Гуан. У нее уже в глазах рябит от количества блесков и шелков, а нос закладывает от смешавшегося в единое зловонное амбре дорогих мужских одеколонов и женских духов. Запрокидывает голову, смотря на неподвижную громадную золотую люстру из хрупкого хрусталя, когда шум в холе внезапно утихает, музыка как по команде становится едва слышной, а тишина нарушается лишь едва заметным шелестом тканей дорогих платьев, шагами, приглушенными шорохом ковров, и буйными перешептываниями. — Пойду отолью, — вдруг слышит за спиной неожиданно громкий в образовавшейся тишине голос Кэйи, а следом куча «извините», «пардон», «будьте так любезны», «ой, спасибо, прекрасно выглядите», «это абсент?», «да, мне она тоже очень нравится, с нетерпением жду, что она скажет», «не подскажете, где туалет?» и т.д. Закатывает глаза почти одновременно со стоящей рядом Эолой — вот придурок, нашел время, и возводит глаза к балкону прямо в тот момент, когда к резной медной ограде, стуча каблуками, плывет до безумия красивая женщина с платиновыми волосами, в платье, словно сшитом из белого золота и затмевающем даже свет люстры, в алой узкой маске с острыми вытянутыми краями и в накинутой на плечи тонкой прозрачной вуали. Народ в зале мигом оживается — еще бы, не каждый день успешным мира сего удается лицезреть одну из самых экономически и политически успешных бизнесвумен Тейвата и, по сути, богатейшую женщину в столице — и тут же, когда Нин Гуан приветственно вскидывает изящную ладонь в тонкой кружевной белой перчатке, утихает. Блондинка, напрягшись, скользит взглядом по окружающим ее блестящим юбкам и выглаженным рубашкам, с удивлением отмечая, как весь этот сброд чуть ли не со слюной у рта взирает на сошедшую с полотен саму богиню денег. Оборачивается, понимая, что Кэйи в самом деле и след простыл, но никто из них, кажется, этого даже и не заметил, и тут же принимается внимать, когда Нин Гуан, с милой улыбкой отказавшись от протянутого позолоченного микрофона, стучит серебряной ложечкой по полупустому бокалу шампанского и начинает вещать. — Всем вам прекрасно известно, по какому поводу мы здесь сегодня собрались, — мелодичным низким голосом сообщает она, и зал тут же взрывается одобрительными аплодисментами. Нин Гуан терпеливо, со снисходительной улыбкой, ждет, пока гомон стихнет, и после неторопливо продолжает. — И я безмерно счастлива, что вы согласились разделить со мной этот поистине прекрасный момент… — она замуж выходит? Или это норма — говорить в таком любовном тоне о своей работе? (ладно, о начальнике, но о работе?..) Хотя, если эта работа приносит тебе нехилые нули на карту, то почему бы и нет — Люмин бы подписала брачный договор, не глядя. Гости снова хвалебно улюлюкают, и девушка, чувствуя себя максимально некомфортно в этой обители фанатов Нин Гуан, то и дело крутит головой, но все как завороженные и словно умирающие от жажды ждут, что же эта нимфа скажет дальше. Женщина начинает подробно расписывать все мелочи сегодняшнего вечера, правила игр, которые они уже до дыр успели по двести раз обсудить, но все слушают с таким видом, будто им в стаканы подмешали приворотное зелье, а госпожа Ки — их прямой объект воздыханий. Люмин же из услышанного пока не успела ухватить ни грамма какой-либо полезной информации, словно все так, как оно действительно кажется — люди сегодня действительно пришли лишь перекинуться в пару партий и срубить как можно больше деньжат. Но ее все же не покидает предчувствие какого-то очевидного дерьма, которое она в любую секунду может пропустить мимо глаз, пока госпожа Ки распинается со своей приветственной речью, и поэтому она продолжает нарочито некультурно стрелять глазами по сторонам в надежде заменить что-то явно выбивающееся из общей картины. — Не вертись, — внезапно тихо шепчет ей на ухо стоящий за спиной Эльзер. — Это стоит послушать, — тут же наставительно добавляет. — Не забывай, в чем твоя цель сегодня, — вице-президент, как обычно, раскусил ее намерения за пару секунд, и Люмин ненароком натыкается на стоящую в паре человек от нее Джинн, которая смотрит куда угодно, но точно не на сцену. — …выражаю благодарность за подаренную мне и моим людям поддержку и понимание… — О какой поддержке она говорит? — очень вовремя интересуется Люмин, отклоняясь на пятках чуть назад, к Эльзеру. Эльзер, шмыгнув носом, снова склоняется к ее плечу и, едва шевеля губами, объясняет. — Хер его знает, наверное, про контракты, партнерские договоры, благотворительность и все такое, — Люмин кивает на каждое слово, уже лишь из вежливости косясь одним взглядом на сцену. — Мы заключили такое только с Барбатосом, нужно подтвердить пару подписей, но, насколько я знаю, Дилюк еще ничем таким не занимался, — закончив, бросает насмешливый взгляд в сторону упомянутого мужчины. Люмин следует за ним и чуть улыбается, наблюдая, как «мастер», словно недовольный школьник, которого заставили влезть в неудобный смокинг, дергает плечом, в то время как Джинн все так же периодически на него шикает, чтобы тот стоял смирно. — Я надеялся, что Моракс все же будет, но, как видишь, здесь только его подпевала, — цыкает напоследок Марсан, и Люмин вновь возвращает глаза к сцене. Та самая подпевала — фигуристая молодая девушка среднего роста с длинными васильковыми прядями, уложенными на одну сторону, темной маске и кофейном шелковом платье с воротом — кажется, была готова рухнуть от недосыпа — Люмин такие вещи четко замечала, так как не раз ловила себя с подобными симптомами. Видимо, Моракса не сильно и интересует состояние своего собственного дела, раз он посылает вместо себя такую нюню. По правую же руку от Нин Гуан стоит другая девушка — собранная, представительная, в круглых очках с прозрачной оправой, двумя пучками на лиловых длинных волосах, в коротком темно-синем платье и черной маске — эта дамочка шныряет цепким взглядом от одного гостя к другому, и Люмин могла поклясться, что пару раз доставалось и ей. Выискивает будущих жертв, чтобы потом скормить своей госпоже? Но где все-таки Розария? — Я видела Сяо, — вдруг вспоминает Люмин, зная, что тот постоянно ошивается вокруг, о чем ей, спасибо, все-таки сообщили, своего дяди, и Эльзер вновь, поджав губы, согласно кивает, делая про себя какие-то выводы. Возможно, это не слишком вежливо, что они тут в толпе постоянно перешептываются, но блондинка уверена, что в такой толпе госпожа Ки вряд ли уделит им должное внимание, так что пусть будет так любезна не отвлекаться, пока они решают более важные проблемы. И когда ее глаза ненароком сталкиваются с проницательным взором Кэ Цин, Люмин всю передергивает. — Я все же полагаю, что господин Моракс появится, — внезапно встревает в их разговор госпожа Марсан, все это время старательно создающая неподдельный интерес к этой речи. — С чего ты взяла, Валери? — оборачивается к ней Эльзер, и аристократичная женщина в винном платье и с каштановым каре давит снисходительную улыбку. — Дорогой мой, она сама сказала. Люмин с Эльзером вновь смотрят наверх и как по команде виновато вжимают головы в плечи — м-да, хороши работнички, ничего не скажешь — пока шептались, прошляпили такой важный факт. — Я бы вам все же советовала не пропускать мимо ушей то, что она сейчас говорит — любая крупица информации может сыграть в нашу пользу, — Люмин было безумно приятно слышать от этой едва знакомой женщины слово «нашу» — все-таки, хорошо, когда вокруг тебя словно крепостная стена из союзников. Правда, правый бок сейчас беззащитен — но оно и к лучшему, не нужно терпеть это сигаретное зловонье рядом. — Я слушал, но ничего нового из того, кроме как расхваливания своего бизнеса и надежды на дальнейшее сотрудничество, что я уже, покорно благодарю, слышал, она не сказала, — вдруг огрызается Эльзер, видимо, не обрадовавшись, что его умственные способности ущемили. Люмин же лишь соглашается про себя, продолжая подозрительным взглядом сканировать обстановку. Пытается ухватить знакомую рыжую макушку в толпе, но, как назло, людей вокруг слишком много, а знакомого медного перелива она не находит. Опаздывает? — …также хочу донести до вас, что с полученной сегодня прибыли пятьдесят процентов «Архонт» переведет на счета нуждающихся детских домов и больниц, в том числе, находящихся под опекой нашего многоуважаемого гостя — господина Рагнвиндра, — Люмин впервые напрягает уши, наблюдая, как Нин Гуан царственно стреляет ладошкой прямо в то место, где стоит Дилюк, который на услышанное лишь дарит в ответ вымученную улыбку. Черт, значит, она действительно видит их всех как на ладони. Занятно. И что более занятно — она специально назвала подотчетные «Рассвету» учреждения «нуждающимися»? Или это не важно? — Правильно мыслишь, — вдруг с другого плеча ей одобрительно шепчет госпожа Марсан, и Люмин, вздрогнув, опускает задумчивый взгляд в пол. — Сдается мне, сэр Альберих был бы рад это услышать, только вот он куда-то запропастился, — продолжает она с легкой насмешкой в голосе, уже отстранившись, и Эльзер вторит ей согласным кивком. Люмин снова крутит головой, но и синие волосы никак заприметить не может. Зато ее внимание привлекает какой-то двухметровый амбал с седыми длинными волосами, убранными в лохматый хвост, и в огромной красной маске О́ни — кажется, разновидности каких-то инадзумских демонов. Тот чуть ли не скачет от нетерпения на месте (в чем Люмин его прекрасно понимает — у нее и самой уже затекли ноги от долгого стояния), когда кто-то снизу дергает его за рукав бордовой рубашки и мужчина тут же покорно замолкает (хотя блондинка могла поклясться, что «демон» напоследок все же что-то пробурчал, но из-за объемной маски наружу вырвалось лишь приглушенное рычание). Продолжает вертеть головой и впереди ловит взглядом невысокую и крайне активную молодую леди, качающуюся на пятках и заложившую руки за спину, с темно-синим каре и в лимонного цвета маске в форме медвежьей морды — ставит свою руку на отсечение, что эта самая Сян Лин, с которой ей нужно будет позже лично познакомиться. Следом ее глаза цепляются за инеевый высокий хвост ее недавней знакомой — госпожи Аяки, черт бы ее побрал — рядом с ней все так же неизменно стоит Тома, а перед ними, как Люмин полагала, сверкая такими же почти белыми волосами, взирал на все и сам управитель компании «Ясиро» — Камисато Аято. Вот с кем она точно не хотела бы пересекаться, хотя Дилюку, вероятно, все же придется, ибо они так и не смогли как следует урегулировать контракт недельной давности. Она продолжает бегать взглядом от человека к человеку, и уже полностью теряет нить произносимого хозяйкой вечера, когда натыкается на пронзительный взгляд незнакомого мужчины с выцветшими волосами мятного цвета. Его маска выглядит поистине жутко (хотя бы потому, что закрывает почти что все лицо, кроме правого уголка рта), а цепкие глаза, которые Люмин в текущем освещении кажутся ярко-красными, неотрывно смотрят куда-то в ее сторону. Девушка тут же оборачивается, лишь бы убедится, что этот настойчивый взгляд адресован не ей, когда мужчина, дождавшись возвращения ее зрительного контакта, едва заметно кивает, растягивая видимый уголок губ в недоброй усмешке, и возвращает свое внимание к высящейся над ними Нин Гуан. — Эльзер, кто это? — Люмин все же не выдерживает и спустя пару секунд интересуется, стрельнув головой в сторону крайне подозрительного гостя. — Иль Дотторе, — вместо Эльзера отвечает Валери, и Люмин непонимающе хмурится. — Владелец крупной сети фармацевтических компаний из Снежной, но, по слухам, не раз ловимый на махинациях с запретными веществами и крайне охочий до денег. — Он нам не нужен, — тут же отрезает Эльзер, когда блондинка начинает усиленно думать. Она снова возвращает взгляд туда, где незнакомец стоял буквально минуту назад, но мужчина будто испарился в толпе, оставив после себя лишь липкое предчувствие чего-то неприятного. Почему он так внимательно разглядывал ее? Нин Гуан внезапно замолкает и, спустя пару секунд, вновь бьет ложечкой по бокалу, призывая всех отвлекающихся (Люмин почему-то была убеждена, что это адресовалось именно ей) обратить на нее свое долгожданное внимание. — Я абсолютно уверена, что вы, мои дорогие гости, прекрасно осведомлены о трагедии, омрачившей стены этого величавого игорного дома, в котором я имею честь находится, — Люмин тут же нервно стискивает плотную ткань платья и неосознанно касается пальцами титановой пластины. — И я также хочу, чтобы вы все знали, что я не держу зла на мнимых виновных, — здесь она намеренно делает паузу, и Люмин уже не нервно, а от злости сжимает ткань, замечая, как пара голов все же с язвительными улыбочками бросает надменные взгляды в сторону ее «мастера». Ей хочется как следует отпинать их, но льющиеся медовые речи ей этого сделать, конечно, не дают. — Но я не потерплю подобного безрассудства снова. Поэтому хочу, чтобы вы все хорошо понимали, что любые действия будут иметь соответствующие последствия, — Люмин импульсивно сглатывает, не до конца осознавая, правильно ли она истолковала этот угрожающий подтекст. — Сегодня я — хозяйка этого дома, и любое неуважение, проявленное к гостям, будет расцениваться как неуважение, проявленное ко мне, — все с той же пряной улыбкой, но суровым тоном добавляет она, довольная произведенным эффектом на притихшую толпу. В толпе слышит едва различимые недовольные шепотки, среди которых она точно смогла разобрать «Рагнвиндр» и «Барбатос». А Нин Гуан даже не упомянула фамилию последнего — уже решила, что власть достанется ей? И чего она ждет после таких речей? Решила запугать как следует тех, кто собирался сделать пакость, или же, напротив, развязать своим конкурентам руки, которые только и ждут, чтобы подпортить ее репутацию и, что не менее важно, репутацию «Архонта»? — Страшно, правда? — шепчет ей на ухо знакомый хриплый голос, и Люмин едва заметно дергается от прокатившегося по коже негодования. — Ты где был? — недовольно шипит она, когда Кэйа, оттеснив какого-то мужчину, встает рядом с ней как ни в чем не бывало. — В курилке, — будничным тоном отвечает Альберих, без особых проблем оглядывая макушки гостей в силу своего роста. — А что, было что-то интересное? — он даже не пытается скрыть свою незаинтересованность, заложив руки в карманы белых брюк и подавляя зевок. Люмин не отвечает и лишь раздраженно закатывает глаза, когда холл вновь наполняется гулом аплодисментов, а громадная люстра во всю дребезжит хрусталем от прокатившегося гомона — она даже не услышала, что женщина сказала дальше, сосредоточившись на высказанных угрозах. — …приятного вечера и удачных карт! — напоследок, повысив голос, абсолютно неискренне, Люмин уверена, желает Нин Гуан, после чего все той же величавой походкой отдаляется от перегородки, а музыканты под сценой, наконец, встрепенувшись, принимаются делать то, за что им, собственно, платят — играть донельзя скучный джаз. По залу снова начинают шнырять официанты, и Кэйа, не теряя времени даром, выхватывает один бокал с пролетающего мимо подноса и, разом его осушив, цепко хватает девушку за плечо. — Самое время разбогатеть, золотко, — и утаскивает ее за собой в возбужденную толпу.***
На первом этаже здания из холла было несколько разветвлений в гораздо меньшие, но не менее роскошные залы, и Люмин в сопровождении Альбериха ныряет в один из арочных проходов. В укромном зале с бордовыми бархатными стенами вокруг овального стола с изумрудным покрытием уже столпилось немало народу, но свободные места пока никто занимать не спешил. Из дальнего угла лились ленивые распевы скрипки и тягучие завывания саксофона. Люмин следует за крепкой спиной мужчины, все еще сжимающего ее ладонь, с любопытством осматриваясь. Вдоль стен тянулись узкие стеклянные столики с праздничным фуршетом — торопливые официанты в выглаженных алых пиджаках и красных форменных фуражках шныряли туда-сюда с позолоченными подносами, опустошаемыми, несмотря на предостережения Нин Гуан, с немыслимой скоростью. Кэйа по привычке хватает блеснувший начищенным хрусталем бокал с шампанским и сразу же выбирает себе местечко в центре стола. Не отпуская ее руки, вальяжно подходит к резному креслу, рядом с которым стоял высокий тощий мужчина с редкими черными усиками, и по-царски разваливается на мягком сиденье. Люмин покорно встает за его спиной, не имея ни малейшего понятия, как проходят все эти игрища, и смиренно ждет. — Представьтесь, пожалуйста, — загробным голосом произносит крупье, и Кэйа, обхватив ладонью спинку кресла, называет ее и свое имя. Мужчина лениво кивает и вносит их в список. — Дождемся остальных и начнем. Люмин склоняется к плечу синеволосого и шепотом уточняет. — Что за игра? — не сказать, что от этой информации ей сильно полегчает, но, может, она хоть сумеет проследить за ходом и даже вспомнить пару правил, недавно терпеливо растолкованных ей Итэром. — Холдем, — задумчиво отвечает Кэйа, сверля стопку фишек посередине стола, и после делает ленивый глоток. — Хочешь попробовать? — очнувшись, игриво тянет он, но Люмин тут же давит весь его пыл суровым взглядом, и Альберих, уже порядком захмелевший, понимающе хмыкает. — Если передумаешь — кричи. Вокруг них все продолжают шнырять какие-то люди, все еще не решаясь приближаться к столу. Люмин терпеливо переминается с ноги на ногу, старательно выискивая знакомые лица в надежде хоть как-то скрасить ожидание. — Разойдись, малышня! — заорав во всю глотку и растолкав нерасторопных гостей, в холл, влетает тот самый седой бугай, придерживая под локоть уже вяло стоящую женщину. — А то господин Аратаки вам таких пиздюлей отвесит, вовек на забудете, — где-то она уже это слышала. Напарница Аратаки вторит мужчине громким смехом, и Люмин с трудом узнает в ней свою давнюю знакомую. Кожаные шорты, черные сетчатые колготки, лаковые ботфорты, тугой корсет, поддерживающий пышный бюст, длинные каштановые волосы, видимо, терпеливо уложенные ранее, но сейчас напоминающие птичье гнездо, карие глаза с поволокой, скрытые за бордовой маской, и широкая улыбка — все та же старая любительница золотых монет, владелица «Алькора» и по совместительству начальница ее лучшей подруги, госпожа Бэй Доу. — Как интересно, — слышит снизу голос Кэйи. — Надеюсь, они не к нам, — Люмин хотела бы ответить тем же, но Альберих снова «случайно» задевает ее ладонь возле своего кресла. И блондинка понимает, что прежде, чем они начнут свои гладиаторские бои, ей нужно прояснить пару моментов. И пользуясь тем, что все внимание народа сейчас приковано к ворвавшейся парочке, она склоняется к сидящему подле ее ног мужчине и угрожающе шипит. — Если ты еще раз меня тронешь, я тебя кастрирую. Кэйа сразу же бросает на нее заинтригованный взгляд, ничуть не напуганный кинутой фразой. — Так не терпится залезть ко мне в штаны? Люмин хочет отвесить ему пощечину, но по статусу не положено — если и устраивать полноценное шоу, то точно не когда тебя окружает столько зевак. — Было бы на что смотреть, — язвит, но Кэйа, войдя в кураж, лишь сверкает глазами. — Боюсь, твое впечатлительное сердечко не выдержит. — Это твое старческое не выдержит такого позора. — Проверим? — Ха-ха, это же моя любимая малышка! — Люмин не успевает возмутиться, как вокруг ее шеи внезапно обвивается чья-то сильная (но, слава всем богам, женская) рука. — Давно не виделись, детка! — Бэй Доу сочно целует ее в щеку, оставляя след от помады, и поворачивает голову к столу. — Ой, звиняйте, сэр-страж-порядка, закон не нарушали, — выжидает секунду. — Пока, — смеется грудным смехом, запрокидывая голову назад и пачкая Люмин летящими из ее стакана каплями чего-то покрепче шампанского. Принюхивается, и тут же узнает солоноватое амбре «Полуденной смерти». — Я уже могу вам выписать штраф за домогательства, — едко комментирует Кэйа с доброй усмешкой. — Советую скрыться, пока во мне не проснулся герой-полуночник. Бэй Доу снова смеется, а после, отпустив, наконец, уже задыхающуюся блондинку, нехило замахнувшись, бьет капитана по плечу. — Давно не виделись, Альберих. Кэйа приветственно кивает, салютуя бокалом, а Люмин даже не удивляется — кто в этом городе не знал эту проститутку (и она сейчас не о Бэй Доу, да простит ее эта милая женщина). — Кто разукрасил? — Бэй Доу делает большой глоток, не закашливаясь, и блондинка во всю завидует такой крепкой выдержке. Ее после «Полуденной смерти» разносило на раз-два. — Да так, по старой дружбе, — «ха!». — Хорош подарочек, — громко сглатывает и, прыгнув затуманенным взором с блондинки на капитана, вдруг игриво тянет. — А вы чего это, вместе, что ли? — заговорчески ударяет Люмин локтем в бок, отчего девушка чуть не валится наземь. — Пришлось, — понуро отвечает она, и Бэй Доу с пониманием кивает. — Ну-ну, а я-то уж думала, что ты решила променять того красавчика из клуба, — тут же оправдывается, повернувшись к Кэйе. Кого-кого променять? Из клуба? Красавчика? — Не в обиду, кэп, но твоей рожей только ворон пугать. — И неплательщиков, — цыкнув языком, задумчиво протягивает Кэйа, и Бэй Доу тут же напрягается. — Эй, полегче, легавый, я, вообще-то, уже расплатилась с Дайном за крышу, не надо мне тут зубы заговаривать… — Да я шучу, кэп, — Кэйа примирительно поднимает ладони, не прекращая ехидно улыбаться, и Люмин кожей ощущает, как разгоряченная кровь в ее соседке тут же тухнет. Она бы за такие шутки надавала промеж ног. И еще неизвестно — кому. — О-о-о, здоро́во, братан! — на зеленый стол с грохотом опускается чья-то крепкая татуированная ладонь, а затем в поле зрения блондинки появляется и сам ее обладатель. Она знала об Аратаки Итто лишь из газет и новостных лент — в жизни этот здоровенный, размером с двух Альберихов, мужик поистине наводил ужас. В этой громадной красной демонической маске с позолоченными клыками, в белой полупрозрачной рубашке, натянутой на его крупное тело явно с трудом, шипованными браслетами, парой крупных колец с черепами, черными острыми ногтями на мозоленных пальцах и косыми линиями алых татуировок, вьющихся от ладоней, по рукам, по груди, и до самой шеи, заканчиваясь где-то в зоне лица. «Сидевший, сто процентов». — Ты че по пьяной дури пару косых пропустил? — Итто, задернув маску на затылок (для него, видимо, правила были не писаны) и позволяя Люмин убедится в том, что татуировки переходили и на скулы, крепко жмет руку Кэйе. — Теряешь хватку, братан, ой, теряешь… Люмин с сомнением переводит взгляд на донельзя довольную физиономию Альбериха, но понять не может, почему эти двое с ходу заметили синяки — под слоем косметики их можно было разглядеть лишь при должном освещении, и то, если достаточно поднапрячься. Видимо, в них говорил опыт. И годовое знакомство. — О-па, а ты ниче такая. Как звать, цыпа? — она не сразу понимает, что седой мужик размером с шкаф обращается к ней, и поэтому вместо нее отвечает Кэйа. — А ты немая что ли? Боишься, да? — довольно тянет Итто, проводя крупной ладонью по широкому лбу и зачесывая кривую челку. — Не бойся, я не кусаю таких малышек, — подмигивает, поведя плечами, отчего ткань рубашки на массивной груди натягивается и чуть ли не трещит по швам. — Только если они попросят, да? — со смехом комментирует Бэй Доу, пока щеки Люмин стремительно алеют. — Не бойся этого здоровяка, он добрый, своих не бьет, — пару раз хлопает ее по голому плечу. — Только если они попросят, — добавляет Кэйа, и Итто согласно хрипло хохочет, кивая. Люмин от такого излишка внимания к своей скромной персоне становится слегка некомфортно, и она утыкается смущенным взглядом в носы своих лаковых туфель. — Я просто… задумалась, извините, господин Аратаки. — «Господин»! — снова громко смеется, и Люмин уже хочет провалиться под землю. «Харэ издеваться!» — А ты не промах, цыпа. В постели так же звать будешь? — не отводя от нее прожигающего взгляда, отпивает какое-то пойло из деревянной фляги. — Не тебя точно, — вместо нее вновь отвечает Кэйа, и Люмин уже полностью осознает, что здесь лишняя. Не то чтобы она была против всяких пошлых шуток, но не с мало знакомыми людьми. Это нисколечко не раззадоривает, а лишь вгоняет в краску. Как будто ее разом окружили три Лизы, ей-богу. — Понял, норка занята, — ничуть не расстроившись, кивает Итто, опускаясь в кресло напротив, пока Люмин морщится от такого сравнения. Но хоть какая-то польза от этого петуха — пусть отгоняет от нее незадачливых ухажеров. — Эй, дохляк, когда играть будем? Господин Аратаки готов разъебывать, — вытягивает из кармана классических брюк серебряный портсигар, открывает и, протянув Кэйе, который, конечно, никто не удивлен, не отказывается, закуривает. — И пепельницу притащи, а то прожгу ваши покрывала. Люмин уже чисто по-человечески сочувствует бедному крупье, пока тот вносит в список имена новоприбывших, и решив по-быстрому слинять, пока игра не началась, пулей сигает к ближайшему столу с закусками. И так не радужное до этого настроение падает ниже некуда, и потому блондинка, руководствуясь извечным правилом, что все проблемы нужно заедать, хватает тарталетку (захотелось плакать) с красной икрой и слегка трясущимися пальцами целиком засовывает в рот. Оглядывается, понимая, что ее побег остался незамеченным, судя по тому, как Бэй Доу, поставив ногу на кресло, активно машет руками и что-то воодушевленно вещает. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Все равно вести деловые переговоры с ней было бессмысленно — она и так закупает у них по несколько партий в месяц. Конечно, можно было бы попробовать увеличить доход, но вряд ли сама Люмин могла бы сыграть в этом хоть какую-то роль, учитывая, что Бэй видимо только по старой дружбе не отказалась от сотрудничества с ними (хотя ее недавний заказ заметно превысил стандартную норму). Аратаки Итто? Тому не вино подавай, а какую-нибудь бражку — в его подпольных клубах вряд ли кто-то способен по достоинству оценить их изысканное пойло. Учитывая, что мужчина сам прекратил с ними прямую связь и добровольно перешел под крыло комиссии «Ясиро». А здесь уже вся надежда на Дилюка — если ему удастся уладить проблемы с Аято, то их продукция сразу схватит зеленый свет на инадзумском рынке. Упершись ладонями в поверхность стола, Люмин внезапно перестает жевать, когда рядом с ней вырастает высокая фигура мужчины средних лет. Мельком оглядывает его вытянутый нос, морщины на бледном лице, черные волосы с сединой, убранные в низкий хвост, острую редкую бородку и выцветшие колкие глаза. Да что ж за день-то такой? Ей что, и минуту нельзя побыть в одиночестве? Проклиная незваного гостя на чем свет стоит, молча приветствует мужчину кивком, отворачиваясь, и торопливо жует, надеясь, что этот вытянутый под метра два тощий аристократ в продолговатой черной ониксовой маске явился не по ее затравленную душу. Резво проматывает в голове картинки пролистанных прошлым вечером досье, но не может точно соотнести его внешность с предоставленными Эльзером фотографиями. Но мужчина, заметив ее растерянность, решает повести себя крайне по-джентельменски и галантно, чуть ли не суя ей в лицо, протягивает сухую ладонь с идеальным маникюром и парой крупных колец. — Госпожа Виатор, разрешите представиться лично, — у него глубокий низкий голос, от которого почему-то кожа покрывается мурашками. Блондинка, глубоко вдохнув через нос, в сомнениях протягивает ему руку (в душе надеется, что на ее губах не остались крошки). — Бенедетто Панталоне, к вашим услугам, — с излишней нежностью и любезностью переворачивает ее ладонь тыльной стороной вверх и прикладывается к прозрачной коже губами, задерживаясь чуть дольше, чем того требуют правила приличия. — Вы не представляете, как я рад знакомству со столь юной, но уже известной в наших кругах личной помощницей господина Рагнвиндра. Люмин чуть ли не давится от шока — еще бы, не каждый день удается повидать самого Панталоне — но все же, подавляя желание обтереть обслюнявленную руку о подол платья, растягивает накрашенные губы в своей самой вежливой улыбке. — Рада знакомству, — быстро находится она. — Не думала, что моя скромная персона могла вызвать интерес у таких высокопоставленных личностей как вы, господин Панталоне, — давит пару смешков, как учила трехлетняя выдержка под началом Дилюка. — Что вы, что вы, — ему, несомненно, льстит такой ответ от юной красавицы (Люмин нервно сглатывает, вспоминая все те скандальные статьи о пристрастиях этого дряхлого донжуана к девчонкам помоложе), и мужчина, не спуская цепкого взгляда и, Люмин уверена, намеренно мазнув ледяными пальцами по ее плечам, медленно обходит ее. — Такая женщина, как вы, просто не могла не заинтересовать меня, — Панталоне снова улыбается, пока Люмин продумывает пути отхода. Краем глаза стреляет в сторону их с Кэйей стола. Вот капитан запрокидывает голову и во всю хохочет, пока этот седой здоровяк, видимо, явно не рассчитав силы, по-братски херачит ее временного партнера по спине. «Так тебе и надо, упырь». — Как вам вечер? — он берет бокал и неторопливо делает пару мелких глотков. Очередная вежливая беседа? Неужели в зале не нашлось других людей, кому можно позаливать в уши? Или она одна такая счастливица? — Вы знаете, чудесно, правда, — скрепляет ладони перед собой и предусмотрительно делает маленький шаг назад. — Не каждый день выпадает возможность посетить мероприятие с такими выдающимися людьми. Лучше бы ей так в любви везло. — Точнее с их выдающимися капиталами? — едко комментирует мужчина. — И с ними тоже, — деликатно принимает шутку, хихикнув и прикрыв ладонью рот. Ей за такую актерскую игру уже должны «Оскар» вне очереди подать. Сомневается, стоит ли продолжать разговор, учитывая их разницу в статусах. И что там говорил мастер Дилюк? Ах, да, что он разберется с ним сам. Отлично, просто превосходно. — А что насчет вас? Вам нравится вечер? — Сейчас? Очень, — с легкой усмешкой сообщает он, на что Люмин нервно поджимает губы и тактично отводит взгляд. «М-м, как славно». — Вы здесь одна? — ее любимый вопрос. — Вы же знаете, что нет, — снова натягивает улыбку на онемевшее лицо, ненамеренно возвращаясь глазами к синей макушке. Но Кэйа, повернутый к ней спиной, уже во всю милуется с каким-то рослым рыжим мужиком с дредами и в прямоугольных очках. Словно из неоткуда возникший официант предлагает ей шампанское — Люмин не отказывается, лишь бы занять чем-то подрагивающие ладони. Хотя этот трухлявый кощей наверняка уже все заметил. — Вы правы, знаю, — Панталоне прослеживает за ее взглядом и тут же хмыкает. — И всего лишь хотел лично восхититься вашей сообразительностью. Люмин на секунду отвлекается и лишь вскидывает вопросительный взгляд, все же делая глоток. Панталоне смотрит на ее губы дольше, чем следовало бы, и неторопливо продолжает. — Первый секретарь под началом Рагнвиндра, — начинает с очевидного. И что? Завидует, что ли? Так надо было раньше думать. — Протеже его вице-президента, — ага, и до Эльзера добрались. «Протеже» — слишком громко сказано для той, кто лишь бегал за кофе и приносил нужные доки, пока эта ехидна закидывала свои смердящие ботинки на ее стол. — Близкая подруга его родовитой, не просветите ли меня, любовницы?.. — чего? Какая, к херам, любовница? Это он про Джинн, что ли? — А теперь еще и партнерша его брата, да к тому же не последней должности в Мондштадте и солидным пакетом акций в компании — очень умелый расчет, — это он еще не в курсе всех подробностей их отношений. — Я даже в некоторой степени поражен, что такая, простите меня, неопытная милая леди, недавно вкусившая все прелести роскошной жизни, смогла так резво оценить ситуацию и обыграть ее в свою пользу, — заговорчески подмигивает он и внезапно касается сухими пальцами ее предплечья, поглаживая. «Охренел, старый извращенец?!» Девушка пытается вежливо отстранится, но мужчина лишь сильнее сдавливает когтистые пальцы, не прекращая излишне нежно касаться ее голой кожи. Тут же вспоминает про наушник и, надеясь, что нажатие на кнопку ее проницательный собеседник спутает с тем, что она лишь смущенно поправляет выбившийся локон, щелкает по механизму. Кэйа, размахивая сигарой, зажатой в смуглых пальцах, слава всем богам, оборачивается, и, кинув напоследок какую-то шутку, из-за которой окружающие тут же заходятся в заливистом смехе, встает. И, даже не глядя на нее, махнув полами пиджака, идет к выходу. Все это начинает ей очень и очень не нравится. — Я не совсем понимаю, о чем вы, — мило хохочет она, прикидываясь последней дурочкой, пока Бенедетто с азартом хищника взглядом мажет по ее лицу, не убирая своих старческих пальцев. Он видит в ней мелкую манипуляторшу? Думает, что это она за ниточки в «Рассвете» дергает? Совсем рехнулся? Зря она сбежала от ребят, ой, зря. — У вас прекрасный нюх, госпожа Виатор. Но никогда не думали, что могли прогадать с выбором? Вы же знаете, какие слухи гуляют о вас в «Рассвете», — склоняется к ее виску и доверительно шепчет. — «Рагнвиндр у нее под каблуком», «Марсан под каблуком», — Люмин сохраняет беспристрастное выражение, потому что удивляться пока нечему. Все это она уже давно слышала. — «Такая бесполезная мелочь, а все сходит с рук», «нет и тридцати, а уже так высоко забралась», — и это. — «Вот же, жалкая вертихвостка, еще и с братом его спит», — Панталоне вдруг останавливается, перестав шептать, словно ждет ее реакции. Но Люмин лишь импульсивно сглатывает, понимая, что он всего лишь хочет вывести ее из себя. — «Или с двумя сразу», — нет, вот это уже перебор. — Извините, я, судя по всему, не совсем понимаю, о чем вы, — любезно тянет, чуть отклоняясь, увеличивая расстояние между ними. — Вы же знаете, люди часто говорят о том, о чем не имеют ни малейшего понятия, — приправляет сказанное совсем не явным подтекстом и притворно улыбается, поднося бокал к губам. — И нам остается лишь покорно пропускать эти ничем не подкрепленные слухи мимо ушей. — Так уж ничем? — перебивает, наконец, оставляя в покое ее предплечье. — А не вы ли постоянно стреляете глазами в сторону своего спутника? Боитесь, что уведут добычу из-под носа? — насмешливо добавляет, а Люмин полностью перестает понимать, с какого этот едва знакомый ей мужик вообще заинтересовался ее личной жизнью. — Простите, но боюсь, это касается только меня и Кэйи, — резко махнув ладонью, говорит быстрее, чем успевает подумать, когда мужчина перед ней тут же удовлетворенно улыбается. Черт. — Извините меня, — ставит бокал на стол и пытается обойти Панталоне, но тот останавливает ее, снова коснувшись голого плеча. — Господин?.. — Значит, все-таки брат? Какая досада. Хотя, впрочем, достаточно дальновидно — особенно в свете текущих событий. Останется ли Рагнвиндр на посту? Довольно занятно. Решит ли собрание акционеров поднять вопрос о его смещении? Вполне вероятно. А у кого в руках решающий голос? Вы это знаете лучше меня, — наседает похуже коршуна, пытаясь загнать ее в одному ему ведомую ловушку. — Что скажете, любезная моя? Как будете спасать свое начальство? Или же отдадите его на растерзание акционерным псам и сбежите, трусливо подобрав юбки? Или, может, сами встанете во главу революции? — его льдистые глаза лихорадочно скачут по ее лицу, пытаясь предугадать ответ. — Почему вы спрашиваете об этом меня? Почему не господина Рагнвиндра? Господина Марсана? Капитана Альбериха, в конце концов? — она позорно начинает выходить из себя, теряя терпение. — Потому что я хотел оказать поддержку лично вам, госпожа Люмин. Все зависит от того, чью сторону вы выберете. — Добрый вечер, сэр Панталоне, — словесные пытки внезапно строго обрываются таким знакомым голосом. — Не оставите ли в покое моего секретаря? Дилюк приближается незаметно, недовольный, хмурый, даже его золотистые подтяжки в ярком свете хрустальных ламп предрекают чью-то скорую гибель. И от этого, очевидно, как-то не по себе. Как много он слышал? И почему-то становится так стыдно перед этим насквозь прожигающим янтарным взглядом, что Люмин не находит ничего более, чем кинуть простое «извините» (адресованное явно не Панталоне) и позорно слинять с поля боя. — Советую вам как следует подумать над моими словами, любезная моя, — подливая масла в огонь, иронично кидает ей вдогонку Панталоне, и после, словно не при делах, лениво обращается к Дилюку, салютуя бокалом. — Господин Рагнвиндр, как поживаете? Как бизнес? — вопросы, льющиеся из тонких губ, звучат издевательской насмешкой. Но Дилюк и бровью не ведет, лишь равнодушно кивая замедлившейся Люмин в сторону стола, за которым девушка вновь видит синего индюка, посмевшего бросить ее на растерзание этому манипулирующему ублюдку. Предложение о сотрудничестве? Ей? Нет, не так. Предложение о предательстве? Предательстве «мастера»? Он что, блять, совсем охуел? На что он вообще рассчитывал? Нет, не так. Панталоне не был дураком. Этот известный водочный магнат вряд ли раскидывался такими фразами направо и налево. Либо это была умело выверенная манипуляция, чтобы сбить ее с толку (но опять вопрос — зачем?), либо же вывести из себя самого Дилюка. Видел ли он, как тот приближался? Мог ли предугадать? И сколько у него здесь агентов, учитывая, что и их собственных вокруг шныряет немало? Но почему она? Не логичнее ли было направить свое дуло сразу на Дилюка? Если он хочет подорвать его репутацию, то смысл действовать на, по его словам, еще совсем юную и наивную секретаршу. Или он действительно думает, что она сможет ему чем-то помочь? Увидел в ней охотницу за кошельками? Бездушную карьеристку? Решил, что она из тех, кто по первому зову монет без раздумий сменит флаг? Это глупо. Крайне глупо предполагать, что она так поступит. И причем тут Кэйа? К чему вообще был этот разговор о ее личной жизни? Он полагает, что Кэйа не чист на руку, и, раз она с ним, то то же относится и к ней? Все это звучало как похмельный бред Паймон, начитавшейся статей про масонские заговоры. Но… если нет? Есть ли вероятность, что именно Кэйа решит насолить брату? И что пока он так старательно настраивал ее (да и не только ее) против ФАТУИ, сам в это время творил что-то за их спинами? Что если именно он бросил пыль всем в глаза? Ей, Дилюку, Джинн, да всем в округе — и лишь Чайлд знал, что со всем этим делом явно что-то не так? Могла ли она в это верить? Могла ли сомневаться в единственном, на кого полагались близкие ей люди? Эмбер в нем души не чает. Каждый раз чуть ли в обморок не падает, когда остается на ночь в участке. До Люмин и раньше ее позорного знакомства с Альберихом долетали какие-то слухи о брате ее объекта мечтаний, но после их первой встречи, когда Лепус наконец перевели в следственный отдел, та не прекращала заливать, как блондинке повезло с ним познакомиться, и что Кэйа, такой обаятельный и обходительный, точно ей понравится. Ага, понравился так, что каждый раз вызывал желание закопать его поглубже, лишь бы не слышать этих язвительных подколов. Что касается их прелестного комиссара, то Джинн, хотя и корчит моську из раза в раз, тоже тепло к нему относится — иначе давно бы погнала вонючими тряпками с поста. Да если так рассуждать, то вся полиция чуть ли не молится на его лик. Эльзер, знающий обо всех все и вся, ни разу не высказывался о нем плохо, он ему явно нравился — еще бы, встретились как-то два петуха на перекрестке. Либо он попросту предпочитал отмалчиваться, чтобы лишний раз не клеймить наследие своего бывшего начальника. А их нынешний босс, несмотря на постоянное недовольство и бурчание, явно не питает к брату той ненависти, о которой постоянно судачат их работнички за чашкой кофе. И странно причислять Кэйю к виновным, учитывая, что сам господин Барбатос вроде как был («не был, Люмин, есть») его близким другом. Все снова сводилось к тому, что она ни черта не знает о прошлом капитана (точнее, не знала до недавнего разговора с Чайлдом) и его личной жизни (за исключением его отношений с Розарией и тем, что он любил вонючие сигареты и джаз), но Кэйа никогда не вызывал у нее сомнений касательно расследования. Он был хреновым человеком, она бы даже сказала, последним подонком, по крайней мере с ней он вел себя именно так, но, вроде как, рекомендовал себя как исполнительный сотрудник, умный и проницательный, а потому все эти речи Панталоне о возможном посягательстве Кэйи на честь брата как директора «Рассвета» и владельца по совместительству были ничем другим, кроме как попыткой выпытать из нее крохи информации. Она же не могла сомневаться в Кэйе, верно? Не могла думать, что Альберих мог оказаться тем, кто подорвет (если еще не подорвал) компанию изнутри? Не могла же? И эти слова Панталоне о «двух сторонах». Каких двух? Неужели есть еще и третья сторона? Не об этом ли ей раньше говорил Эльзер? И, что важнее, может, действительно, не стоит отмахиваться от прошлого Кэйи? Что если Чайлд был прав? И ей с Кэйей действительно… не сладить?***
Люмин ополаскивает белый платок в раковине, и вода сразу же окрашивается в красный. Кровь, как обычно, не отмывается, но это сейчас не самое важное — главное, остановить тот ручей, льющийся из носа Тартальи. Чайлд, облокотившись на соседнюю раковину, лишь недовольно сопит, всем своим видом показывая, кто здесь настоящая жертва. Что именно он пытается вызвать в ее душе: жалость к его персоне или желание замахнуться посильнее и рассечь как минимум бровь — она не совсем понимает, но все же подносит эту окровавленную тряпку к его носу, промокая испачканную кожу над губой. — Ай-ай-ай!.. — Тарталья дергается, как от удара шокером, но Люмин тут же пресекает все его попытки поныть — скручивает платок и резко херачит этого недоактера по плечу. — Терпи, — зло шипит она, но дела своего не оставляет и продолжает скрупулезно оттирать разводы с веснушчатого носа. — Нечего было лезть, сам виноват, — трет сильнее, так, что еще немного, и она попросту продырявит мужчине нос. Чайлд же внимательно следит за этими попытками в ухаживания из-под медной растрепанной челки и всеми силами давит в себе улыбку — не хотелось бы получить еще и от этой милой дамы. Кулаки, конечно, все еще чешутся, а желание наподдать одному петушиному капитану никуда не делось, но все же факт того, что эта прекрасная женщина сейчас трет его нос, а не чей-либо еще (он бы с радостью ткнул пальцем куда надо), неимоверно греет душу. Не хватало еще на радостях замурчать. Блондинка еще пару раз касается его носа, впитывая платком остатки крови, и снова сует тряпку в холодную воду. Как следует отжимает и резче, чем следовало бы, сует ее в руки мужчины. — На, держи, а то снова пойдет, — Тарталья покорно, все еще стараясь не улыбаться, забирает платок и подносит его к уже чистому, но не прекращающему изливаться носу. Вот же синий уебок. Девушка ополаскивает руки, смывая остатки крови. — Прости, — внезапно выдает он, и из-за тряпки его голос звучит тихо. — Прости, говорю, — повторяет громче, елозя платком по лицу, и блондинка тут же хмурит брови. Почему-то ее грозный вид пугает его больше, чем уже привычные операции на какой-нибудь заброшке. — За что? — Люмин деланно равнодушно, не поднимая головы, закручивает кран, трясет ладонями, стряхивая остатки воды, и отрывает кусок бумажного полотенца. Бумага впитывает кровь намного быстрее, но она не настолько плотная, как ткань, а у нее не настолько громадный запас терпения, чтобы из раза в раз менять салфетки. Ничего, взрослый мальчик, пусть займется этим делом сам. — Ну, за… все? — Отлично, Чайлд, просто нет слов. Она разворачивается, чтобы уйти, но Тарталья тут же хватает ее свободной рукой за запястье, другой продолжая держать смятый и уже вновь пропитавшийся кровью платок под носом. — Ну, Люмин, постой… — тянет ее на себя, пока девушка не сопротивляется, и обхватывает ее за шею одной рукой, прижимая к груди. Вновь пропитавшийся кровью платок начинает мешаться, и мужчина кидает его в раковину за спину, надеясь, что его нос не испортит ему все малину прямо сейчас. Люмин вяло пытается вырваться, но Тарталья перехватывает ее маленькую фигурку освободившейся рукой прямо под грудью и, покачивая, так, словно она его мягкая игрушка, крепко-крепко обнимает. — Красотка, не дуйся, я же не специально… — склоняет голову ниже и внезапно нежно трется своей щекой о ее. — Чайлд, а ну, прекрати, ты меня испачкаешь, — девушка смущенно хватается за его предплечье в зоне своей шеи, но ее слабые попытки сопротивления явно говорят о том, что возможность испачкаться — последнее, что ее сейчас волнует. Еще бы, в заднице все же свербит от любопытства узнать, что же там все-таки стряслось, пока ее не было. Она зла, естественно, злость никто не отменял, но погреть уши тоже, извините, хочется! — Бу-бу-бу, — по-ребячески выдыхает ей в щеку Чайлд, и Люмин все же не сдерживает улыбку и тихо смеется в ответ. Тарталья тепло хмыкает и шепчет на ухо. — Ну что, мир? — Отпусти меня. — Нет-нет, сначала пообещай, — Чайлд начинает щекотать ее талию, и Люмин, пытаясь уклониться, смеется громче. — Давай, — он отнимает руку от ее шеи и подносит оттопыренный мизинец к лицу девушки. — Хватай и повторяй за мной. Люмин приподнимает бровь, но все же без раздумий обхватывает своим крохотным мизинцем чужой. — Чайлд, тебе что, пять лет? — она с улыбкой раскачивает их руки, кажется, позабыв, что в скором времени ее майку все же придется выкинуть. — Ничего не знаю. Давай, повторяй: клянись, клянись, клянись, и клятвы ты держись… — О, боже, ну что за дерь… — девушка, закрыв глаза, откидывает голову ему на плечо и сдавленно хохочет. — Эй, прояви уважение!.. — Чайлд смотрит на нее, как завороженный, и молится всем богам, чтобы кровь из носа не начала течь прямо сейчас. Наклоняется ближе, касаясь отросшей медной челкой ее лба. — Дава-а-ай… Люмин, все еще посмеиваясь, приподнимается, согласно кивнув, и, не расцепляя мизинцев, смиренно повторяет. Чайлд же, довольный, будто выиграл столетний запас абонементов в качалку, произносит следующую часть их местной считалочки. — Ну, а если кто соврёт, то попадёт на лёд… Девушка уже не удивляется и повторяет слово в слово. — А тот лёд холодный, замерзай, негодный, — заканчивает и, дождавшись, когда Люмин договорит последнюю строчку, сильнее схватывает ее мизинец, от чего та чуть ли не шипит, и снова крепко обнимает. — Мне, конечно, безумно интересно, откуда у тебя в запасе такие прелести фольклора, но лучше-ка скажи мне вот о чем, — Люмин выпутывается из его объятий и вновь становится серьезной, с мстительным удовольствием наблюдая, как веселенькая улыбочка на веснушчатом лице постепенно гаснет. Ха, мечтатель, думал, она все забыла? Тарталья все еще прижимается спиной к раковине, а потому Люмин, обхватив края той по бокам, отсекает у рыжего любые пути для побега — теперь тот в клетке, а она — суровый надзиратель. — Почему вы подрались? Тарталья рассеянно чешет репу, шмыгая носом так, что остатки крови все же брызжут на подбородок — благо, этот неуравновешенный петушара хотя бы ему нос не сломал. Потом трет нос ладонью и касается пальцами озадаченно сдвинутых бровей, пряча взгляд. — Ну, мы-ы… поспорили?.. — его оправдание звучит совсем как оправдание. — Даже не стараешься, — Люмин разочарованно цокает языком и склоняет голову ниже, пытаясь заглянуть мужчине в глаза. Тот привстает на цыпочки, чуть ли не задницей забираясь в раковину. — Ну, милый, признавайся, — девушка и сама не понимает, откуда в ней эти замашки злобной искусительницы, но то, как кончики ушей федерала все же едва заметно, но покраснели, радует ее истерзанную душу. — Я тебе пообещала не обижаться, даже выслушала твою глупую считалочку. — Она не глупая, — потупив взгляд в пол, говорит он и отстраняется от раковины, вынуждая Люмин отступить на шаг. Трет ладонью лицо, стараясь не задевать саднящего носа, и поворачивается к зеркалу, включая кран. Люмин вздергивает брови, удивляясь внезапной перемене в его поведении, но терпеливо ждет за спиной, переминаясь с ноги на ногу. — Он оскорбил тебя, — буднично произносит Чайлд, чуть поморщившись, словно от пересоленной еды, и выключает воду. Поворачивается, снова касаясь спиной края раковины, и трясет руками, ненароком (хотя она на сто процентов уверена, что специально) брызжа в нее холодными каплями. — Как? — Люмин хмыкает, но все же настороженно складывает руки на груди, понимая, что у такого человека, как их прославленный детектив-алкаш, фантазии может хватить на какие угодно мерзости. — Дурой? Мегерой? Шлюхой? — с серьезными глазами шутливо перечисляет, но Тарталья, приподняв бровь и скопировав ее жест, изучающе глядит снизу вверх, намеренно скользнув взглядом по красному пятнышку на шее девушки. Люмин снова касается ладонью шеи, пытаясь спрятать то, что не следовало видеть. Ему. — Сучкой, которую следует держать на привязи, чтобы не бросалась на чужих кобелей, — он произносит это без тени улыбки, сохраняя зрительный контакт, выжидая, что она ему ответит. Конечно, всех подробностей их диалога он пересказывать ей не станет — и не потому, что не помнит (некоторые слова он запомнил очень даже хорошо), да и не потому, что совести не хватит (в своем офисе он кидался оскорблениями в сторону Скара и похуже) — а потому что просто смотреть на то, как внезапно гаснут ее глаза, морщится лоб и поджимаются губы в подобии вялой ухмылки — было невыносимо. Тарталья не был последним тупицей (разве что только в кругу семьи и только когда того требовала ситуация), и он прекрасно понимал, что за игру затевает этот шут в перьях. И если для него Люмин была лишь способом вывести его на эмоции, то для Чайлда, несмотря на все эти уже стоявшие комом в горле планы, она уже давно (слишком давно) стала чем-то большим. И сегодня он ей это докажет. Даже если она никогда об этом не узнает. Люмин кусает щеки изнутри, сжимает зубы, но контролировать слезы не может — одна все же вырывается, скатываясь по щеке, и девушка зло утирает ее пальцами. — Вот же мудак, — тянет с невеселой усмешкой, и Тарталья сам, отталкиваясь от раковины, отнимает ее руку от лица и обхватывает лицо девушки двумя ладонями. — Не бери в голову, — мужчина трет ее щеки двумя большими пальцами, когда Люмин смаргивает, и пара слезинок вновь катится вниз, и прислоняется лбом к ее лбу. — Этот придурок не стоит твоих слез, — девушка пару раз согласно кивает, прикрыв глаза. — Если хочешь, я сломаю еще тысячу носов, чтобы ты больше не видела его поганую рожу, — Люмин шмыгает носом и пару раз резво качает головой, грустно дернув уголком губ. А Тарталья, поддавшись внезапному порыву, быстро, излишне нежно, мажет губами по ее лбу, оставляя невесомый поцелуй, и отстраняется с мягкой улыбкой. Девушка удивленно распахивает глаза, наблюдая за мужчиной, и тот, продолжая ласково улыбаться, треплет ее по голове. — Ты ведь знаешь, кем он был раньше? — внезапно серьезно шепчет, и Люмин в ответ лишь молча хмурится. Чайлд бегло осматривается, убеждаясь, что помимо них в туалете никого больше нет, и негромко продолжает. — Серьезно не слышала о «Черном солнце»? — О чем? — блондинка все еще стоит слишком близко к нему, но отстраняться совсем не хочется. — Династия «Черного солнца» — так они себя называли лет десять назад, — Люмин вдруг прыскает. — Что за пошлятина, — Чайлд согласно хмыкает. — Кто «они»? — Ваш бравый капитан и его дружки, — Тарталья вновь занимает свое уже, кажется, полюбившееся место у раковины, и сверлит ее пытливым взглядом, сложив руки на груди. — Серьезно не слышала? — Не-а. — Странненько, — тянет он. — Они нехило так подпортили нервы ФАТУИ в свое время. Да и не только нервы. — Кэйа подпортил? — Люмин украдкой глядит на свое жалкое отражение и тут же отворачивается — потом подправит. — Я знаю только, что был какой-то конфликт между его отцом и ФАТУИ, компания тогда сильно пострадала, ты, наверное, слышал. — Ну, это оно и есть. Помнишь Дайнслейфа? — Того двухметрового блондина? — Ага, — согласно цокает языком. — Он и Альберих были верхушкой этой, я даже не знаю, как назвать, бандой отморозков. Устраивали набеги, загребали малый бизнес, занимались рэкетирством, были даже слушки о наемных убийствах… — заметив, как Люмин лишь скептически моргает, тут же добавляет. — Ну, это по слухам. Двое наших агентов тогда внедрились к ним, — молчит, но спустя пару секунд продолжает вещать с задумчивым видом. — Их убили, тело одного нашли в канале с пулей меж лопаток, а части второго по мусорным мешкам распихали, — Люмин шокировано округляет глаза, и он тут же, вздернув ладони, шутливым тоном поясняет. — Шучу, принцесса, я без понятия, что с ним стало, следы так и не нашли, — по совести, он не имел права рассекречивать информацию, но даже в их штабе до сих пор не были ясны все подробности этого дела. — Они были одними из первых агентов нашего подразделения. Но даже это их не спасло. Влезли, так сказать, куда не надо, за что и поплатились. — Поплатились? В смысле… — тихо переспрашивает, дергая плечами, когда по коже катится неприятный холодок. Тарталья кивает, и она все же в сомнениях уточняет. — Кэйа… их убил? — Понятия не имею, в этом деле все сложно, и вообще, это как бы следственная тайна и прочая чепуха, но я немного в шоке, что ты никогда об этом не слышала. Даже был удивлен первое время, что ты так расслабленно ведешь себя с ним. Люмин трет плечи двумя ладонями, обнимая себя. — Мне жаль, Чайлд, — сочувственно тянет, понимая, что в словах утешения уже нет нужды. — Но все это попахивает каким—то бредом. Если бы все было так, как ты говоришь, его бы просто не взяли в полицию… — Люмин, Люмин, — внезапно смеется мужчина, без злобы поражаясь ее наивности, и девушка снова чувствует, как кто-то ее явно водит вокруг пальца. — Назови мне хоть одну проблему, которую не решили бы деньги и связи, — тут же перестает строить из себя весельчака, и уже с хмурой миной, но все той же легкой улыбкой, снова треплет ее по голове. — И все же, не поддавайся на его уловки. Он — темная лошадка, и в одиночку тебе с ним не сладить.***
Она прибывает вовремя, когда с вялой подачи крупье, наконец, начинается игра. Старательно игнорирует внезапно сдавившую виски боль, уповая на явно с излишком выдутое шампанское, и, смиренно встав за спиной Кэйи, бегло осматривает собравшихся вокруг круглого стола игроков. Помимо уже знакомых ей Бэй Доу и Итто, она подмечает того самого рыжеволосого знакомого Альбериха в очках, с горизонтально пересекающим нос выцветшим рваным шрамом и бандитской мордой (в голову снова лезут мысли, что таких знакомых у Кэйи подозрительно многовато), беспорядочно окропленной яркими веснушками; беловолосую миниатюрную девушку в элегантном васильковом платье и с по-детски наивным взглядом, строгого вида собранную женщину с черным каре и в алом шелковом платье, по фасону напоминающим типичное для Ли Юэ ципао, и приковывающую внимание роковую блондинку с красными пухлыми губами и в эбонитовой маске в виде короны, скрывающей половину лица. Эта платиновая «красотка» тут же с ядовитой ухмылкой поднимает на нее колкий взгляд. — Ц-ц-ц, — намеренно осуждающе цокает она. — Вы очень вовремя, любезная моя, мы как раз собирались начинать, — грудастая женщина в латексных черных перчатках пару раз стукает лаковым мундштуком по пепельнице, выдыхая сизый дым через нос, и не спускает прожигающего взгляда с девушки. Когда Кэйа, то и дело всматриваясь в лицо этой грудастой барышни напротив, делает первый взнос, подтверждая участие в игре, а после получает свои карманные карты в руки, Люмин, старательно собирая мысли в кучу, сразу же пытается припомнить возможные комбинации — но, как назло, в голове сидит только недавняя стычка с Панталоне, поселившим в ее сердце настоящую смуту, а потому помочь своему партнеру (называть так — уже дело привычки) дельным советом она точно не сможет. В отличие от того самого Панталоне, который, склонившись к уху своей роковой спутницы, не сводя издевающегося взгляда с Люмин, что-то ей заговорчески шепчет. Женщина, придерживая мундштук в алых губах, тут же хрипло смеется, отчего ее открытая бледная грудь трясется словно какое-нибудь залежавшееся желе, и, бросив на сжавшуюся блондинку высокомерный взгляд, деловито выставляет малый блайнд. Сидящая слева от нее женщина с короткой стрижкой тут же спокойно удваивает ставку. Итто, изображая тяжелый мыслительный процесс, мажет с зажатой меж пальцев толстой папиросой ладонью по лицу, когда его миловидная миниатюрная спутница с баклажановым каре (это про этих малышек он говорил?) без лишних эмоций что-то говорит ему в ухо. Аратаки тут же, приободрившись, выдает громкое «ха, выкуси!» и бьет кулаком по столу, сбрасывая превышающую предыдущую горсть фишек в центр. — Без буйств, — мертвецким тоном комментирует крупье, занявший позицию дилера, явно не ожидая, что его кто-то послушает. Черной лаковой палкой, напоминающей кий, сдвигает фишки к себе, складывая те в банк. Удивительно, но с началом игры в зале стало подозрительно тихо, и Люмин, оглядевшись, понимает, что вокруг собралось немало зевак, желающих проследить, кому достанется уже нехилая сумма. По залу тянется вялое мычание саксофона, и девушка запоздало понимает, что Дилюк уже, кажется, снова куда-то смылся. Тоже играть? Кэйа со своим королем черви и шестеркой крести, кажется, чувствует себя как рыба в воде. Люмин лишь кивает про себя, припоминая, что король — это вроде как неплохо. На этом ее полномочия, как говорится, все. Но когда очередь вносить ставку доходит до Альбериха, у девушки глаза на лоб лезут. Это явно не его деньги, иначе он бы не распоряжался ими так легко («внушительный пакет акций?..»). — Так уверены в себе? — хмыкает сидящий через два места слева тот самый рыжеволосый мужчина, закуривая. — А вы? — дергает бровью Кэйа, внося утроенную ставку в банк. Люмин неосознанно сжимает спинку его стула, ранее предполагая, что начнут они с чего поменьше — хотя удивляться вряд ли стоило, учитывая, что такая потеря вряд ли ударит по капиталу хотя бы одного из присутствующих. Кроме Люмин, естественно — пришлось бы пожертвовать месячной оплатой аренды квартиры. Сидящая рядом с ними беловолосая женщина лишь мило поджимает губы и делает пас, раскрывая карты. Кэйа тут же присвистывает, увидав открывшуюся пару, но остальные никак не комментируют. И их компашку богачей она пока покидать не собирается. Видимо, любопытствует, чем эта капитанская афера кончится. И когда приходит черед того рыжего очкарика, тот, ухмыляясь с сигаретой меж обветренных губ, саркастично тянет. — Устроили вы нам, конечно, испытание, сэр Альберих. Компенсируете комплексы? — но все же лениво выстраивает нужную стопку. — Что вы, сэр, всего лишь испытываю вас, — невинно хлопая глазками, отвечает Альберих, и откидывается на спинку стула, вытягивая длинную сигарету. — Вы явно не так умны, как о вас говорят, — бросает колкость эта женщина из борделя, и докладывает недостающие до нужной суммы фишки. — Повышаю, — показушно накидывает сверху еще пару черных фишек. Строгая женщина снова преспокойно кладет нужную сумму, сравнивая счет. — Вы че ебанулись что ли, начинать с такого, — шепчет себе под нос Итто, но азарт, вспыхнувший в светло-карих глазах, явно говорил об обратном. Его подружка с каре пару раз тычет пальчиком в спину мужчины. — Не лезь, женщина, не видишь, тут бой не на жизнь, а на смерть. «Корона» смеется грудным смехом, словно в подтверждение слов седого, и снова в упор глядит на Люмин. «Чего прицепилась, швабра?» — Риск — дело благородное, — как-то настороженно комментирует Бэй Доу, когда колючий взгляд этой мегеры касается и нее, но согласно добавляет нужную сумму. Кэйа молча докладывает столько же фишек. — Повышать не будете? — снова подает скрипучий голос рыжий. — Разочаровываете. — Я полагаю, вы уже привыкли к разочарованиям в своей жизни, — равнодушно тянет Альберих, пуская сизые колечки. Его маска игриво выглядывает из кармана белых брюк. — Все-таки, каждый из нас хоть раз в день смотрит в зеркало, — явно намекает на выцветший шрам. — Ха, вы правы, — из-за этого обмена колкостями Люмин уже начинает сомневаться, что эти двое — давние приятели, учитывая, что этот очкастый чуть ли не волком глядит на расслабленную фигуру капитана. — Насчет привычки, конечно. В моем окружении одно сплошное разочарование, — блондинка едва заметно согласно кивает. — Видите, ваша чудесная спутница тоже со мной согласна. Мне даже по-человечески жаль ее, — искренне посмеивается он, по-доброму подмигнув девушке, когда Кэйа в ее сторону даже ухом не ведет. Люмин же попросту предпочитает промолчать, дернув уголком губ, чтобы снова не попасть под раздачу. Вскидывает глаза на противоположную сторону стола и тут же попадает в капкан льдистых глаз — Панталоне вопросительно приподнимает бровь, словно ждет ответа. Люмин отводит взгляд. — Поверьте мне, она не жалуется, — вдруг все-таки вставляет свое слово Альберих, и девушка тут же зло стискивает его плечо, впиваясь ногтями в плотную ткань пиджака. — И еще вопрос, кого из нас следует по-человечески жалеть, — пространно бросает, разглядывая свои карты, пока Люмин сильнее давит на его плечо. По пальцам проходит вспышка боли — и девушка резко одергивает руку, понимая, что переборщила. Панталоне напротив вновь давит довольную лыбу. Рыжеволосый неверяще кивает, посмеиваясь, и докладывает горсть фишек, которые молчаливый крупье тут же сдвигает к себе. — Чек, — разрезает тишину незнакомка с мундштуком, и дилер покорно выкладывает на стол три карты. Бубновый король. Тройка черви. Туз черви. Люмин бросает взгляд на карты Кэйи, припоминая, что тот, кажется, уже может сложить карты в «пару». Но это почти самая слабая комбинация. Что у него на уме? Игроки поочередно переглядываются, пытаясь выискать какие-либо подсказки на лицах других, но только господин Аратаки выкидывает тихое «да бля» и сокрушенно чешет лоб — остальные молчат, не выдавая признаков жизни. Люмин с таким набором шулеров сразу бы повесилась. Женщина в алом ципао, ничего не говоря (блондинке уже начинает казаться, что она немая), вновь без раздумий подталкивает стопку фишек к «хиляку» со стремными усами. — Советую хорошенько подумать, Итто, — склоняется к плечу мужчины малявка с каре, но тот тут же от нее отмахивается. — Я сам, Куки, не подсказывай, — Люмин не совсем понимает, где именно тут подсказка, но лезть в их «серьезные» рассуждения не спешит. Но становится даже интересно, что из себя представляет эта «Куки». Как и эта стерва с платиной вместо башки — скоро дыру в ней просверлит. Бэй Доу неожиданно шлепает своей парой по столу. — Я пас, чуваки, тут без вариантов, — Люмин не успевает разглядеть, что у нее за карты. — Ну, куда ж ты так, Бэй, летишь на всех парусах, — с деланным разочарованием цокает Кэйа, и снова выкладывает больше фишек, чем положил Итто. — Я просто знаю, когда нужно поднять белый флаг, — деловито отвечает Бэй Доу и хватает стакан с виски из подставки, тут же осушая. — А ты, старый пройдоха, пойдешь ко дну, если продолжишь палить изо всех пушек. Она из военно-морского флота, что ли? В голову сразу же лезут картинки с Кэйей в тельняшке юнги — и Люмин, не удержавшись, прыскает. Ведет ладонью по задней стороне шеи, касаясь пальцами затылка и смазывая капельки пота. Странно, она даже не заметила, что так вспотела. Видимо, от волнения. Кэйа чуть дергает головой, но не поворачивается. — Жду не дождусь, когда смогу насладиться этим шоу, — комментирует их перепалку рыжий. — А вы что скажете, миссис Вольфпап? Что-то вы притихли, никак, буря надвигается, — бегло кивает в сторону этой платиновой гусыни, отсчитывая нужное количество фишек. Миссис Вольфпап криво улыбается, щелкая по мундштуку острым ногтем, стряхивая пепел. — Всенепременно, — тянет грудным голосом, впиваясь единственным голубым глазом в сидящего напротив Кэйю, и кладет ту же сумму, что и очкарик. — С таким несерьезным подходом к делу, я боюсь, вы состаритесь, не успев дождаться моей кончины, прекрасная леди, — вдруг излишне резким тоном возвращает ответочку Альберих, стреляя в нее глазами. Женщина растягивает пухлые губы в ленивой ухмылке, а Панталоне, высящийся за спиной этой мегеры как сторожевой пес, снисходительно хмыкает. Незнакомка с каре произносит «чек», и на стол валится четвертая карта. Крестовый король. Бинго! Люмин чуть ли не вскакивает от удовольствия, и ее восторженную реакцию тут же ловят все играющие. — Ваша подружка, видимо, не знает всех правил игры, капитан, — едко добавляет Вольфпап. — Свяжите ее. «А вот это уже стоит засунуть себе в зад, прихуевшая ты мегера». — Я не собака, чтобы меня… связывать. — Всенепременно воспользуюсь вашим советом, — одновременно с ней выдает Альберих, и сидящие за столом тут же тихо смеются. — А, так ты еще и говорящая? — ядовито добавляет гусыня. — Наш капитан словил джек-пот, — Панталоне за ее спиной гнусно хмыкает, и Люмин снова сжимает кулаки. Что за противная сучка? Откуда она вообще взялась? — Но в следующий раз следует затянуть веревки потуже, а то больно прыткая, — девушка после этих слов инстинктивно трет запястья, сдвигая золотые браслеты в сторону. — Мне по жизни везет, — спустя пару секунд дипломатично закрывает тему Альберих, а Люмин жалеет, что не может тут же вцепиться в волосы этой разукрашенной швабре. Ну, ничего, она потом на нее заяву за публичные оскорбления накатает. Не без помощи Эмбер, естественно. Проходит еще один кон, за который Люмин уже начинает жалеть, что покрыла ногти гель-лаком, а погрызть их нельзя, а Кэйа с этой куртизанкой вновь поочередно повышают ставки — как на столе появляется новая карта, и девушка не сдерживает разочарованного вздоха. Туз пики. Но ничего! Он же собрал трех королей, верно? Верно, же?.. — Вы проиграли, любезный мой, — не скрывая своего превосходства, заявляет Панталоне, пока его партнерша с едкой усмешкой веером раскидывает свои карты. Два туза. — Каре. Рыжеволосый очкарик с дредами, кажется, ничуть не расстроившись своему проигрышу, язвительно посмеивается в кулак, стреляя глазами в Альбериха. — Очередная наеба! — вместо него громко возмущается Итто, ударяя по столу, отчего фишки из аккуратных горок превращаются в разноцветное месиво. Дилер устало следит за падающей на пол красной пластмасской. — Я уверен, тут одни жулики, — насупливается, как ребенок, и даже трет нос. — Еще партию? — безэмоционально уточняет бедный крупье, поднимая упавшую фишку и бросая ее в сдвинутую в сторону победителей кучу. — Ясен хуй, — без раздумий отвечает на очевидный вопрос здоровяк, пока несчастная Куки чуть ли не скачет от негодования за его спиной. В следующей партии Кэйа снова проигрывает парочке аристократов, до этого уверенно вложив более крупную сумму. Люмин, подхватывая его под локоть, под хриплый смех рыжего громко объявляет перерыв и отводит покорно следующего за ней Альбериха в угол холла, ощущая, как кожа накаляется от прикосновений мужчины, а в платье становится нестерпимо тесно. Чертова пластина. — Сколько еще ты планируешь проиграть? — недовольно вопрошает она, когда они встают рядом с тем столом, где Люмин совсем недавно кидали всякие непристойности. — Может, хватит? Кэйа показушно забивает рот всем, что попадется под руку, попеременно запивая закуски пойлом из невесть откуда взявшейся серебряной фляги. — А что? Волнуешься? — Естественно, волнуюсь! — звонко выкрикивает, но тут же переходит на шепот. — Это огромные деньги, Кэйа. Ты влезешь в долги. Альберих, внимательно оглядев ее с ног до головы, внезапно прикладывается свободной ладонью к ее лбу. — А ты и вправду горячая, — тихо проговаривает, а потом, не убирая руки, серьезно спрашивает, прекратив жевать. — Как ты себя чувствуешь? — Это здесь причем? — недовольно сбрасывает его ладонь, осознавая, что лоб нагрелся лишь от одного прикосновения. — Это у тебя руки, как из печки! — Тебя можно вместо обогревателя дома поставить, — оборачивается в сторону стола, где все покорно ждут его возвращения. — Иди проветрись, пьянчужка, — кидает усмешку, явно не подозревая, какой вулкан только что разбудил. — А не пойти ли тебе нахуй, Кэйа, — в ней внезапно поднимается волна злости, а в низу живота начинает скапливаться подозрительное тепло от одного лишь колкого синего взгляда. — Что это за сучка? — Ты про Бэй? — Да, черт возьми, Кэйа! — цепко хватает его за рукав, пока мужчина все также обволакивает ее взглядом, отчего у нее внутри снова все странно скручивается. — И прекрати так на меня смотреть! Кэйа хмыкает и, чуть склонив голову, игриво шепчет. — Прости, не могу удержаться. Ты такая очаровательная. Особенно с этим жгучим взглядом… — склоняется ниже, обдавая ее алкогольным душком. — Не представляешь, как мне трудно себя контролировать. — Да пошел ты! — ударяет его в плечо, но этому ушлепку хоть бы что. Опять он со своими тупыми шутками. — Играть буду я. Что за ересь она несет?.. — Да что ты? — снова возвращает на себя маску равнодушного дурачка, и Люмин, упираясь ладонями в бока, хмурит брови. — Понял, — смиренно поднимает руки Кэйа, признавая поражение, и кидает вдогонку ее уверенно удаляющимся шагам. — Только потом не плачься в жилетку, когда проиграешь свое достоинство, аферистка. Люмин, обернувшись, показывает ему средний палец, на что Кэйа лишь довольно салютует флягой, и, чуть ли не сворачивая ноги на каблуках, бойко садится в кресло мужчины. — Ох, вот так сюрприз, — посмеивается рыжий неудачник, пока Люмин деловито складывает на стол оставшиеся у их маленькой компании фишки. — Такой сюрприз, что ваш партнер, кажется, не сдержался и сбежал, лишь бы не видать вашего позора, — девушка смотрит в сторону опустевшего угла, и с обидой подмечает, что Кэйа и правда сдрейфил. Эй! А как она играть-то будет?.. — Не ссы, цыпа, ща уделаем этих шулеров, — Итто покровительственно шлепает своей огромной ладонью по ее маленькому плечу, одобряюще подмигивая. Люмин скептически поджимает губы, получив поддержку от главного «победителя» их вечера, но все же любезно кивает в ответ. Когда седой убирает руку от ее плеча, оно вновь чуть ли не вспыхивает от жара. — Ты раньше играла, детка? — с сомнением протягивает сидящая рядом Бэй Доу и, получив отрицательное покачивание головой, одобряюще выдает. — Ну, дуракам везет, как говорится. — Эй! — Бэй Доу гнусно хохочет, пока Люмин нетерпеливо ждет, елозя в кресле. Крупье профессионально тасует колоду, а после раздает по две карты. Девушка с умным видом сверлит свои пиковые семерку и девятку и ничегошеньки не понимает. И кто ее дергал за язык? Еще и Кэйа, слинял, как последняя крыса с корабля, знает ведь, что она просто хотела выпендриться. Вытягивает шею, чтоб подсмотреть, что там у Бэй Доу, когда женщина шутливо прикрывает карты. — Не мухлюй, малышка, — склоняется ближе и шепчет. — Хотя бы не так откровенно, — и подмигивает. Сидящая напротив стерва в короне недовольно выдыхает дым из ноздрей, напоминая всю ту же раздраконившуюся гусыню. — Кто подпустил эту собачонку к игре? — даже не пытается скрыть своей неприязни, когда Панталоне успокаивающе кладет ладонь на ее голое покатое плечо. — А кто выпустил тебя из курятника? — тут же заступается за Люмин Бэй, пока девушка недовольно сопит над открывшимися картами. Вольфпап возмущенно пышет дымом, когда этот не начавшийся скандал прерывает обычно молчащий крупье. — Без буйств. Игра начинается. Беловолосая женщина вновь сливается в начале игры, и Люмин уже начинает сомневаться в ее личном присутствии за столом. Бэй Доу, сделав «пас» на втором кругу, тоже откладывает карты в сторону — из играющих остаются снова пятеро — в том числе и она, ни хрена не понимающая, что ей делать с положенными в центр стола крестовой восьмеркой и пиковыми восьмеркой, десяткой и тузом. Там, кажется, что-то было с общей мастью. Что ей говорил Сяо?.. «Соси хуй и не психуй». А, нет, это уже говорил Итэр. И почему она запоминает все тупые шутки своего брата, а всю дельную информацию пропускает мимо ушей? — Разрази меня гром, — склонившись над ее плечом, прямо в ухо, обдавая запахом перегара, ошарашенно шепчет Бэй Доу. — Я точно отправлюсь кормить рыб, если следующей будет… — Пас, — Люмин не дослушивает, когда рыжеволосый, снова вытянув папиросу, деловито скидывает карты мастью вниз. — Брешешь? — настороженно вопрошает владелица «Алькора», когда мужчина, откидываясь в кресле, серьезно качает головой, хаотично разбрасывая огненные дреды по спинке. — Да ну, блефуешь. — Никак нет, мэм. Просто не смог устоять перед этой сногсшибательной аурой, — стреляет зажатой меж сухими пальцами сигаретой в сторону Люмин, блеснув стеклами очков. — Такая воля к победе, даже мне не по себе стало. — Точно пиздит, — с привычным недовольством, кивнув самому себе, комментирует Итто. Люмин даже становится его немножко жаль — вот уж кому точно не везло ни в картах, ни в любви (ладно, это она для пущего драматизма добавила). — Хах, мне же лучше, — разукрашенная путана повышает ставку, издевательским тоном добавляя. — Что скажете на это, любезная моя? Найдете ли в себе смелость принять ставку? Или же сбежите, трусливо подобрав юбки? — Люмин дергает ухом, когда знакомая фраза тугим комком оседает в мозгах. — Советую хорошенько подумать. В этот раз никакой принц вас не спасет. — Детка, повышай, не прогадаешь. Повышай сразу в пять раз, — Бэй Доу, словно желая лично отомстить, снова обдает теплым дыханием ее шею, помахивая пятерней перед лицом Люмин, когда Вольфпап возмущенно возникает. — Это разве по правилам? Они из разных команд. — Ой, пялься уже в свои карты, — Люмин с трудом соображает, когда Бэй Доу, устроив свое предплечье на спинке ее кресла, касается грудью ее затылка. — Дерзай, детка, ветер на твоей стороне, — блондинка, вцепившись в карты до белых костяшек, с сомнением оглядывается на стоящую позади женщину, но та снова пару раз уверенно кивает. — Кэп охуеет, что проспал твой звездный час. И эта фраза дает зеленый свет, когда Люмин, дождавшись своей очереди, уверенно повышает ставку. В десять раз. — Ты серьезно? — со смешком вопрошает платиновая мадам, пока остальные удивленно присвистывают. — Цыпа, даже мне кажется, перебор… — Куки за спиной Итто согласно кивает. — Ха-ха, — начинает посмеиваться рыжий в кулак, а после не сдерживается и во всю хохочет. — Твою мать, вот это номер, — хрипло произносит сквозь смех. — Я на такое не подписывался, ну, нахуй, — все еще смеясь, поднимается изо стола и вразвалочку, закинув серый пиджак на плечо, тащится к выходу. — Эх, была не была!.. — Не смей! — не успевшего кинуть фишки на стол Итто тут же перехватывает его маленькая спутница. — Только попробуй, я тебя снова из долгов вытаскивать не буду! Женщина в ципао подносит широкий рукав шелкового платья ко рту и прячет улыбку. — А ты настырная, — то ли одобрительно, то ли с издевкой протягивает Вольфпап, уверенно отсчитывая нужную стопку фишек, кивнув крупье. Дилер покорно кладет последнюю карту на стол, и сутенерша продолжает. — Но одного упорства недостаточно, — довольная произведенным эффектом, театрально раскрывает карты. Снова два туза — крестовый и червовый. — Фулл-хаус, принцесса. Один. Два. Три. И Бэй Доу за спиной Люмин взрывается победоносным криком. Пятая карта — пиковый валет. — Да! Да! Да! — резво целует Люмин в щеку, обхватив ее лицо сзади двумя крепкими ладонями, и вздергивает кулак к потолку. — Разуй глаза, курица! — выхватывает карты из рук девушки и нагло швыряет на стол. — Стрит-флэш! Ха-ха, я в полнейшем ахуе!.. После этого от криков лопается и окружающая их толпа. — Еба-а-а-ать! — Итто тоже подскакивает с места, огласив басом весь холл. Следящие за игрой люди тут же разбегаются, чтоб не попасть под раздачу. Взбудоражено пялится на лежащую на столе комбинацию, а после так же резво ныряет к сжавшейся от оглушительных криков Люмин. Склоняется с другой стороны и тоже крепко целует в щеку, неприятно проехавшись по ее все еще горящей коже колкой щетиной. — Выходи за меня, цыпа, — треплет ее за щеку острыми ногтями, пока девушка ошарашенно пялится в центр стола. Она победила? Серьезно? Победила? — Так не быва-а-ает! — Бэй впивается пальцами в и без того растрепанные волосы, восхищенно распахнув глаза. — Детка, ты супер! — снова склоняется и смачно целует девушку, попав то ли в бровь, то ли в глаз. — Наконец-то кто-то поставил эту крысу на место! — женщина вдруг притихает, прищурив пьяные глаза, всматриваясь в карты соперницы, а потом начинает хохотать пуще прежнего. — У тебя «Рука мертвеца»! У тебя, сука, «Рука мертвеца»! Бля-я-я-я… — утирает выступившие от смеха слезы. — Я не могу, щас обоссусь… — хватается руками за живот, сгибаясь пополам. — Доигралась, сучка? Бля, даже не верится… — Умолкни! — Вольфпап вскакивает со своего места, ударяя ладонями по столу. Ее огромная грудь, словно не успевая за своей хозяйкой, подпрыгивает следом. — Еще слово — и я лично позабочусь, чтобы твой труп сплавили по воде, голодранка, — угрожающе шипит, зло сощурив единственный глаз и тыча пальцем в сторону уже выпрямившейся и как никогда довольной Бэй. — Без буйств, — вновь комментирует крупье, и Люмин тут же чуть не валится со стула, когда видит его едва дернувшийся уголок губ. — А ты… — впивается льдистым глазом в уже раззадорившуюся девушку, еле сдерживая злость. — Проверьте камеры! Живо! — тычет пальцем в невозмутимого работника казино. Панталоне снова кладет на плечо взъерошенной женщины сухую ладонь и что-то терпеливо ей шепчет. Она отмахивается ладонью в черной латексной перчатке и, толкнув бедром скрипучее кресло, важно идет к выходу. Мужчина следует за ней. — Тут даже проебать не жалко… — Итто, сложив руки на груди, впервые не выглядит удрученным своим проигрышем, и нагло подмигивает Люмин. — Крутая ты. С первого раза меня уделала. Уважуха. — А где карты господина Эндзё? — вдруг подает тонкий голос до этого молчавшая беловолосая «монахиня», и Люмин, все еще не веря своей удаче, переводит глаза туда, где должна была лежать пара рыжего мафиози.***
— Ты мне по гроб жизни обязан, — Эндзё, хлопнув дверью на заднем дворе, окунулся в гомон шумящей улицы. Вдыхает свежий воздух и разрезает темноту ночи всполохом зажигалки. Встает рядом с прислонившейся к стене каменного здания темной фигурой. — На, заебал, — подкурившись, рыжий пятерней бьет по плечу мужчину в белом пиджаке. — Мне никогда в жизни так не везло, а тут на тебе, блять. Спасибо тебе, сука, огромное. Поелозив носком кожаного сапога по начищенной плитке, тут же сплевывает и растирает. Карты, оставшиеся на плече его соседа, не удержавшись, падают на землю. Эндзё острым взглядом провожает то, что сегодня лишило бы его работы на ближайшие лет пять. А-то и десять. Король пики. Дама пики. Злоебучий флэш-рояль. — Порадовал свою девку? — глядит в упор на ухмыляющегося мужчину, а потом сплевывает. — Тьфу, сука. Чтоб я еще раз с тобой связался, шулер ты ебаный.