Ва-банк

Люмин на радостях крепко обнимает Бей Доу на прощание, подставляет лицо под мозолистую ладонь Итто, когда тот мило треплет ее по щеке (обхватывая ту почти целиком — аж страшно становится), и пулей вылетает из холла. Внутри все журчит от переполняющего ее счастья, мозги кипят от восторга, и все внезапно кажется таким радужным и чудесным, что девушка готова расцеловать каждого встречного. С улыбкой натягивает маску и осматривается в поисках чего бы еще пригубить. Приветливо кивает смутившемуся официанту, хватает бокал и залпом осушает. Тут же морщится, поняв, что это был коктейль с водкой, и, ощущая, как горло горит и иссыхает с неимоверной скоростью, кидает бокал на какой-то столик с цветами и несется на второй этаж. Гости снуют, подталкивая ее и так еле стоящую на ногах тушу, пока она, качаясь, перебирает каблуками по мраморным ступеням витой лестницы. Чуть ли не валится, споткнувшись о ковер, и бежит в бар. Хочет поделиться внезапно навалившимся счастьем и богатством в сумме, превышающей ее двухгодовую зарплату как минимум, но для начала нужно еще выпить. Желательно холодной воды, а то опасения Джинн точно сбудутся — и потащат на горбу уже не печально известного в их кругах алкоголика, а ее — благоразумную женщину, чуть перебравшую, с кем не бывает. В холле-ресторане людей не так много, как на первом игорном этаже, но дышать все равно тяжело — в воздухе струится горячий пар от только что приготовленных блюд, вперемешку с сигаретным дымом и алкогольным маревом. Продирается через толпу у барной стойки, отталкивая нерасторопных гостей и тут же кидая сумбурные «простите», резво усаживается на высокий стул и громко подзывает официанта, махнув рукой. — Эй, уважаемый, — тычет указательным пальцем перед собой. — Будьте добры, водички милой даме! Спасибо! — складывает руки рупором и откидывается назад, тут же хватаясь скользкими ладонями за лаковую стойку — спинки у барного стула, очевидно, не оказывается. Пьяным взором обводит окружающую обстановку — в углу также примостилась горстка музыкантов, играющих какую-то бодрую то ли кадриль, то ли хер пойми что с народными напевами (кто это вообще слушает?). Помещение с ореховыми стенами, обрамленными дубовыми панелями снизу, гармонично уставлено круглыми двухместными столиками с волнистыми ножками и кремовыми скатертями. Разодетые гости вовсю воркуют друг с другом, накручивая на вилки душистую карбонару или протыкая серебряными ножами кровяные стейки. Вокруг одного из столов скопилась буйная толпа, скрывающая происходящее внутри, но Люмин уже отводит взгляд — сердце вновь наполняется приятным жаром, и девушка еле сдерживает восторженный вскрик. Она победила! Победила! В покере, мать его! Сама! Этот петух точно яйца снесет, когда узнает, что она покрыла весь его проигранный долг. Взыгравшая самоуверенность нехило так бьет по и без того нетрезвому сознанию — и Люмин начинает чувствовать себя королевой вечера, прямо сейчас готовой сорваться с места и надавать лещей той настырной платиновой сучке. — Ваша вода, мэм, — бармен с густыми усами и пучком ставит перед ней прозрачный стакан, и девушка тут же, благодарно кивнув, осушает его до дна. Блаженство. И как она вообще могла раньше думать, что этот вечер пройдет плохо? Ведь сейчас она — богиня, и никто, никто, сука, не посмеет ей сказать, что она чего-то там недостойна. От вскружившей голову эйфории просто хотелось танцевать. — Время вышло! — она оборачивается на очень знакомый голос, вырвавшийся из той самой толпы, и косым взглядом признает в мужчине Эльзера. Чего это он тут забыл? Эльзер, стащив с себя свой темно-серый пиджак, сейчас стоит в одной такой же серой жилетке и белой рубашке, закатанной до рукавов, активно жестикулируя и принимая какие-то бумажки от окружающих его людей. Рядом, сидя на столе и болтая ногами, посмеивается его жена, качая в руке бокал с вином. Что эти мухлевщики удумали на этот раз? Любопытство берет верх, и она спрыгивает со стула. Чуть покачиваясь, поддавшись музыке, бредет к не прекращающей скандировать чьи-то имена толпе. — Ставки, ставки, делаем ставки, господа, вот так, хорошо, — Эльзер, сжав в руках миниатюрную резную шкатулку, поочередно подносит к каждому, пока гости что-то пишут на надушенных клочках бумаги. — Вот так, бодрее, бодрее! На двух сдвинутых столиках, предусмотрительно прикрытых общей длинной скатертью, валяется куча прелестей миксологии — пустые стаканы, шейкеры, серебряные ложечки и стальные трубочки, полулитровые жестяные банки с газировкой и минеральной водой, пузатые бутылки с вином из темно-синего, почти черного стекла, вытянутые из прозрачного с пузырьками шампанского внутри, тощие с водкой, настойками и приторными ликерами, приземистые с коньяком или виски и стальные ведерочки со льдом. В маленьких чашечках лежат тоненькие листики мяты, ягоды, кусочки фруктов и даже парочка овощей. С противоположный стороны, сжав в руках по шейкеру, что-то бодро смешивают две молодые леди — одна с темно-синим каре, в красном длинном атласном платье, в маске медведя, задернутой на манер обруча для волос, и с золотым септумом на веснушчатом носу, а другая — намного ниже, с вздернутым носом, золотым ободком с кошачьими ушами, розовыми волосами, мятными глазами и в белом брючном костюме. Первая, она уверенна, Мао Сян Лин, а вот вторая — та самая их злосчастная конкурентка, Диона Кэцляйн. Девушки звонко хохочут, обмениваясь колкостями и подбадриваниями, когда Люмин, тихонько подбежав к Эльзеру, пару раз хлопает его по плечу. Тот оборачивается, удивленно вздернув брови, и кладет телефон в нагрудный карман жилетки. — О-о-о, кто пришел! Моя любимая секретарша, — девушка понимает, что мужчина и сам уже порядком пьян, сквозь пелену разглядывая его подернутые дымкой салатовые глаза и раскрасневшиеся щеки (и кому только Дилюк кидал те предупреждения?). — Хочешь поучаствовать? — В чем? — она с любопытством вытягивает шею, пока гости кидают в шкатулку бумажки. — Ты опять людей обманываешь? — Т-с-с! — Эльзер показушно прикладывает палец к губам, театрально оглядываясь. — Не при свидетелях же, Виатор. — Мы делаем ставки, чей коктейль окажется лучше, — деланно трезвым голосом комментирует его жена с малиновыми щеками. — Удивительно прибыльное дело, как оказалось. — Естественно, я ж придумал, — Марсан гордо выпячивает грудь, но Валери тут же гасит его скептическим взглядом, и Люмин понимает, что ей опять нагло нассали в уши. Ну, с кем не бывает, у нее сейчас такое настроение, что даже буянить не хочется. — И кто ведет? — она мельком оглядывает бумажки с размашистыми почерками, продолжая пританцовывать, но внятно соотнести количество «Сян Лин» и «Диона» не может. Эльзер склоняется к ее уху и доверительно шепчет. — Ты, только это, — икает. — Пардон, не кипишуй, но мы немножечко мухлюем, — смотрит в глаза так, будто выдал тайну вселенского масштаба. — Тасуете голоса? — Т-ш-ш, говорю ж, не кипишуй, — недоверчиво оглядывается, будто кто-то среди этого пьяного сброда может их подслушать. — Нам нужно получить соглашение с Мао, на эту девочку-бабблгам мы уже давно хер забили, ты ж понимаешь, — Люмин косит правый глаз, видя, как Диона усердно болтает в руках стальной шейкер, от натуги высунув язык. Бедняжка. — И толку от этого? — Подберемся ближе к Мао, сделаем пару комплиментов, уверим в незаменимости нашего вина, — Валери кивает в сторону стола перед ними, где стояла пара бутылок с этикетками «Рассвета». — И дело в шляпе, — заканчивает Марсан, довольный «своим» планом. — Ну, на кого ставишь? — как будто после этой речи она еще имеет право что-то выбирать. — А как же чеки? Проигравшие же в пролете будут, — все еще пытается найти в себе отголоски здравого смысла, уже благополучно похороненные под сгустком азарта и воодушевления. — Виатор, не лезь в дела взрослых дядечек, им абсолютно положить, где и как проигрывать свои деньги. Люмин, закатив глаза, хватает со столика аккуратный желтоватый листочек из дорогой плотной бумаги, ручку и быстро черкает нужное имя. — Вуаля, — скидывает к остальным, отряхивая ладони друг о друга. — Кстати, о птичках. Вы мастера Дилюка не видели? — Не так давно шушукался в темном углу с Камисато, сейчас — хер его знает, может, к Панталоне ускакал, — Люмин выдает тихое «блять». — А что? — Да ничего, мы с Кэйей сыграли пару партий, надо будет получить чек. — Большая сумма? — у Люмин загораются глаза, когда выдается шанс похвастаться. — По глазам вижу, что немаленькая. Ну, значит, Альберих проставляется… — девушка молчит, не стараясь скрыть улыбки, уперев глаза в носки туфель. — Да неужели… — недоверчиво тянет, оглядывая ее с ног да головы. — Виатор, серьезно? Все-таки сорвала куш? Люмин выжидает секунду, две, а потом подскакивает и радостно визжит. Дамочка с бокалом, стоящая за ее спиной, недоуменно оборачивается и крутит пальцем у виска. Эльзер неверяще моргает и предельно аккуратно ставит шкатулку на стол. Впивается в раззадоренную девушку сомневающимся взглядом. Люмин закрывает ладонями рот и уже хочет наподдать как следует за отсутствие нужной реакции, как Эльзер тут же, сложив губы трубочкой, внезапно горланит следом, так, что госпожа Марсан, сидящая на круглом столе рядом, давится вином, а толпа отодвигается от их странной парочки, словно боясь заразиться приступом бешенства. Люмин от шока хлопает глазами, но мужчина поднимает ладони перед собой, и девушка, вновь загоревшись, тут же хлопает по ним своими, стискивает, раскачивает и хохочет. Люди не прекращают оглядываться на их странный дуэт, даже Сян Лин на минутку отвлекается, пока Диона все с тем же увлеченным видом трещит шейкером со льдом. — Успокойтесь, дети, вы народ пугаете, — с улыбкой тянет госпожа Марсан, утирая салфеткой красные губы. — Как ты это сделала? — пораженно уточняет мужчина. — Сама не знаю! — глаза Люмин восторженно горят плавленым золотом, а с губ не сходит солнечная улыбка. Стиснув ладони в кулачки, трясет ими, словно боксируя, перед собой. — Пошла ва-банк! — довольно выдает, легонько ударяя Марсана в плечо, и Эльзер тут же стискивает девушку в крепких объятиях, приподнимая за бедра. — Поставь меня, ты, пьяный старик! Сян Лин все-таки перестает мешать коктейль и, словно переняв их ауру бесконтрольного счастья (или безумия), тычет Диону локтем в бок (точнее, в плечо, она была выше почти что на голову) и еле-еле сдавливает вырывающийся смех. Щеки у нее тоже малиновые — видимо, уже успела пригубить перед началом соревнования. В отличие от бледнокожей Дионы с ее недовольной миной, признавшей в Люмин секретаря ее ненавистного красноволосого конкурента. — Моя школа, Виатор! Моя школа!.. — смеется Эльзер, опуская девушку на пол и ероша ее и без того уже испорченную укладку. — Выросла моя девочка, — притворно смахивает слезу, кося под гордого батю. — Валери, я хочу дочку… Госпожа Марсан с вымученным вздохом закатывает глаза, пока Люмин застенчиво хихикает, оглядываясь по сторонам. Любопытные зеваки, отойдя на шаг, вновь занимаются своими делами, заказывая вычурные блюда и опустошая запасы алкоголя госпожи Ки. Прямо у входа, спиной прислонившись к ореховой стене, стоит какой-то, судя по комплекции, молодой парень. Люмин по привычке цепляется за волосы с синим отливом, но, прищурившись, понимает, что ее навязанный партнер, кажется, пропал с концами. Юноша со светло-голубыми волосами салютует девушке бокалом, дергая головой в сторону выхода. На нем удлиненный черный пиджак с золотой и аквамариновой вышивкой, короткие широкие шорты, не скрывающие стройные бледные ноги, полусапожки из дорогой кожи, миртовая лакированная маска и длинная серьга, свисающая из левого уха. Парень смотрит на нее с ехидной улыбкой на розоватых губах, и, несмотря на то, что Люмин, видимо, чуть старше его, незрелой девчонкой чувствует себя именно она. — Эльзер, я не могу вспомнить, кто этот парень у входа? — деликатно отвернувшись, уточняет она. Эльзер, даже не скрываясь, деловито щурит глаза и качает головой, слюнявя указательный палец и продолжая считать чеки на манер купюр в пачке. — Я без очков так далеко не вижу, — пофигистично отвечает, пожимая плечами. — Подойди, познакомься, этот мальчишка с тебя глаз не сводит с тех пор, как ты вошла. — И как же ты это заметил, если без очков не видишь? — едко комментирует Валери, когда Люмин вновь оборачивается к юноше, замечая, что тот все еще ожидает ее. — Я думаю, он из «Фэй Юнь». Вышивка на пиджаке знакомая. Официант подносит ему две порции мороженого в креманках — молодой человек благодарно кивает, прикрыв глаза, и снова переводит взгляд на Люмин. Вновь тонким пальчиком манит бедного работягу и, заставив того склонить голову, шепчет ему пару ласковых. Официант кивает со знанием дела, а юноша, снова бросив на Люмин зазывающий взгляд, уплывает. — «Фэй Юнь»? — Думаю, да. Я лично встречалась только с их старшим наследником, но это точно не он. Насчет младшего ничего сказать не могу, но по цвету волос отличается от фото, — Люмин согласно кивает, припоминая внешность юноши из досье. — Возможно, один из представителей, или приближенных. В любом случае, Эльзер прав, стоит познакомиться, — Валери ведет бокалом в сторону, мол, дерзай. — Мы здесь закончим, не беспокойся, — улыбается так, что Люмин на секунду перестает чувствовать себя сиротой. — Прошу прощения, госпожа, вы — Люмин Виатор? — официант возникает за ее спиной незаметно, отчего девушка едва вздрагивает. Кивает. — Господин Тянь просил вам передать, что желает встретиться в бильярдной на третьем этаже. — Господин Тянь? — Тянь — довольно известная семейка в Ли Юэ, — поясняет Валери. — Я так понимаю, он из «Фэй Юнь»? — Простите, госпожа, этого я не знаю, — тактично отвечает официант. — Если позволите, — склоняет голову в красной фуражке в вежливом поклоне и отчаливает. — Врет, — проговаривает очевидное Валери. — Но отказываться глупо. Люмин пару секунд топчется на месте, осознавая, что развлечения развлечениями, а работать все равно надо (несмотря на все те выигранные деньги, которые ей все равно придется передать во власть Дилюку, бу), а потому согласно кивает и плывет к выходу из зала. В голове все еще творится невесть что, адекватность отшибает по полной, оставляя после себя только осознание собственной силы и какого-то бесстрашия — странное чувство, незнакомое ей, но, несомненно, приятное. Уже в коридоре слышит восторженный писк Мао и удрученное мяуканье Кэцляйн — не сдерживает довольной ухмылки, все-таки, Эльзер — мастер в своем деле. Особенно касающемся наебы — сколько раз он пил кофе за ее счет? Бильярдная на третьем этаже. Он бы еще переговоры в туалете предложил, а чего нет. Чуть ли не вприпрыжку скачет по коридорам, улавливая отзвуки бодрых мелодий, льющиеся из разных залов. Бритоголовый охранник в коридоре внимательно оглядывает ее с ног до головы — Люмин деловито приветствует его кивком головы и чуть не заваливается на стену, благо, обошлось без поцелуев с ковровой дорожкой. Она, конечно, знала, что выдула уже немало, но чтобы такие сюрпризы судьбы? У нее снова проблемы с давлением? — Осторожнее, мэм, — Люмин кивает уже менее уверенно и спешит к лестнице. Оставшись наедине с собой, снова чувствует подползающий к вискам жар и слипшиеся волосы внизу на затылке — она точно простудилась. А этот синий упырь еще советовал ей пойти проветриться — да она такими темпами точно схватила бы простуду! Лекарь хренов. В глазах периодически двоится, но она вновь отмахивается — с кем не бывало. Перебрала и все тут. А вот постоянно нарастающее желание в низу живота уже начинает действовать на нервы, нельзя, что ли, до конца приема подождать? Потом она спокойно доедет до дома и вынет из тумбочки набор каждой уважающей себя женщины. Одинокой и без личной жизни. На третьем этаже удивительно тихо, даже тише, чем на втором, и девушка рассеянно вышагивает по уже знакомым коридорам — недалеко отсюда располагалась переговорная, где они распивали чаек с Мораксом и Госпожой Ки в прошлый раз. В день ее первой встречи с Тартальей. Вот кого она бы точно была сейчас рада увидеть. Может, и помог бы сбросить напряжение бедной даме. Беспечно отмахивается от настырных мыслей, от которых бабочки в животе уже не порхают, а настойчиво скребут лапками, и без страха дергает позолоченную ручку дубовой двери на себя. Оказывается в небольшом, но уютном зале с круглой крышей — потолок украшен старыми выцветшими фресками с какими-то мифологическими сюжетами, а в центре — старая бронзовая люстра с парой догорающих свечей, из-за чего алые стены с темными панелями кажутся почти черными. В комнате тесно — и так небольшое пространство заставлено двумя широкими бильярдными столами, а по углам и возле стен — пара кресел, узеньких диванчиков и кофейных столиков. Укромное местечко, правда сейчас в нем кроме Люмин и двух молодых парней со светло-голубыми волосами — никого. Если сейчас из-за двери выскочит маньяк с бензопилой — она особо не удивится. — Вы не стойте, не стойте у входа, — говорит ей тот самый Тянь, судя по всему, все еще держа в руках креманки с мороженым. Одну ставит перед сидящим прямо на бильярдном столе таким же светловолосым парнем (близнецы?..) в черной рубашке с голубым галстуком и белых шароварах. Тот кивает с хмурым видом и сразу отправляет ложку в рот. Она кивает и прикрывает дверь так, что полоска яркого света все равно просачивается через узкую щель. — Вы хотели поговорить со мной? — еле шевелит языком, надеясь, что ее голос звучит более-менее трезво. Не хотелось бы прослыть последней пьянью — и так репутация компании висит на грани. Интуитивно касается ладонью стального живота, перетянутого пластиной, ощущая, как даже сквозь металл просачивается жар. Ей нужно охладится. — Вообще-то, нам нужен был игрок, — парень хватает вторую емкость с мороженым и увлеченно ковыряется в нем чайной ложечкой. — Точнее, не нам, а ему, — он кивает в сторону своего друга, когда тот резко смущается и давит взгляд в пол. В темноте его покрасневшие щеки больше смахивают на результат работы неумелого визажиста. — Меня зовут Тянь Чун Юнь, — снова кивает первый, растягивая губы в приветливой улыбке, не прекращая обсасывать ложку. Люмин это больше напоминает очередную издевку, но она тут же переводит взгляд на второго парня. — Так и знал, мое имя вам ни о чем не скажет, но вот, может, имя моего партнера, вполне. Он не особо разговорчив, вы понимаете, статус, обязанности, все дела, — Люмин продолжает слушать, деланно понимающе кивая. — Его имя Син Цю, — услыхав знакомое, даже не пытается скрыть удивления, когда юноша тут же продолжает. — Да-да, тот самый, второй наследник торговой федерации «Фэй Юнь» или как вы, «рассветчики», любите их обзывать — картеля. — «Рассветчики»? — она не сдерживает хихиканья. — Вы ведь Люмин Виатор, я прав? — Люмин кивает. — Я много о вас слышал, как и мой… друг, — второй юноша, тот самый Син Цю, все также увлеченно поедает мороженое, старательно не обращая на нее внимания. — Не хотите сыграть партию? В процессе можем обсудить некоторые детали возможного соглашения, — начинает с козырей, и блондинка с сомнением уточняет. — А вы говорите от лица «Фэй Юнь»? — она подходит к столу, намеренно становясь ближе к Син Цю, но тот сразу, словно по команде, елозит белыми штанами-бананами по зеленому покрытию, отодвигаясь. — Рада знакомству, — она тянет руку более общительному юноше с ореховым взглядом, склонив голову. Аккуратная ладонь на ощупь оказывается удивительно крепкой. Прикосновение вновь отдает огнем. — О каком соглашении идет речь? — она быстро одергивает руку и протягивает ее наследнику, склонившись чуть ниже, и тот, отвлекшись от мороженого и кинув угрюмый взгляд из-под светлой маски, сливающейся с его волосами, все же словно вынужденно едва касается ее ладони. Его рука так маняще холодна — и она через силу отнимает подрагивающие пальцы. — Не беспокойтесь, мы не будем снова умолять вас стать частью нашей федерации, — Люмин тут же хмыкает, не сдержав удовлетворенной пьяной гримасы, прекрасно поняв, о чем речь. — На вашу независимость мы больше не претендуем, господин Рагнвиндр уже ясно дал понять, как яростно он заботится о сохранности своего детища. — И в чем тогда состоит ваше предложение? — не может выкинуть из головы прохладу рук наследника, то и дело поглядывая на робкого юношу сквозь прорези черной маски. — Всего лишь в возможности расширить рынок сбыта в Ли Юэ. Если вас это интересует, конечно, — ее удивляет, как этот Чун Юнь, несмотря на юный возраст, уверенно рассуждает о таких важных деловых аспектах. Это, несомненно, подкупает. Но один момент все же стоит уточнить. — Вы не боитесь, что вклад окажется… не столь продуктивным, как вы, может, ожидаете? — все же от него вряд ли ускользнули все те слухи, обрушившие репутацию их компании. Чун Юнь, поправив лезущие в глаза инеевые пряди, тихонько посмеивается, попутно откупоривая какую-то небольшую металлическую емкость. — Я надеюсь, что рекламным отделом руководите не вы — иначе понятно, почему у вашей компании дела сейчас идут не так, как надо. Люмин тут же вздергивает брови, получая укол по самолюбию, и поджимает губы. Когда из принятых семидесяти процентов жидкости в организме шестьдесят девять составляет алкоголь, все воспринимается в повышенной яркости. — Не обижайтесь, я шучу. Мы с моим господином, — юноша кивает в сторону вновь покрасневшего наследника, не выпускающего из рук уже подтающего мороженого, и берет в руки кий, зачерпывая белый порошок из маленькой баночки, — уже давно все обсудили. От вас требуется лишь участие и пара увещеваний насчет плодотворного сотрудничества, — обезоруживающе улыбается, и Люмин тут же тает. Какой он милашка, всю работу за нее сделал. — Так что, играете? — он подносит накрахмаленный палец к носу и открыто занюхивается, запрокидывая голову. Ждет ее ответа, пока девушка вытягивает из себя всю деликатность и не дает себе волю присвистнуть. — Я не мастер в этом деле… — произносит чопорно, пока в голове все еще сидит словно испачканный в муке нос парня. — Но, давайте, что ли. Я играю с вами? — Чун Юнь, тряхнув головой, словно собака, уже во всю натирает второй кий. Видимо, опытный. — Я всего лишь бедный помощник, все лавры — господину, — Син Цю, наконец, добивает свою порцию мороженого и спрыгивает, потряхивая руками. Такими холодными и сильными. — Будете, господин? — Чун Юнь подкидывает емкость с порошком, на что тут же получает осуждающий взгляд, и понимающее смеется. — А вы, госпожа? В голове проносятся воспоминания школьных лет, когда она с подружками тайком грызла учительский мел. — Да не бойтесь, это не так вредно, как вы думаете. Прекрасный способ расслабиться перед игрой и отпустить все проблемы, — попахивает словечками бывалого наркомана. Люмин излишне резко смеется, не сдержав порыв, и тут же прикрывает рот ладонью. — Вы предлагаете мне расслабиться с помощью… мела?.. — как некстати вспоминается недавний разговор о пристрастиях одного капитана к прелестям такого рода. — Как вы могли такое подумать! — юноша деланно прикладывает руку в груди, пока его спутник отходит на другую сторону стола, раскладывая шары в пирамиду. — Аккуратнее с такими словами в высшем свете, госпожа, вам повезло, что я не любитель сплетен. Это ЛСД. Шары из рук Син Цю с грохотом валятся на бархатное покрытие. Один из них падает на пол и катится прямо к ногам Люмин. — Что, простите?.. — тихо уточняет, боясь, что ослышалась, и медленно наклоняется, подхватывая шар. Поправляет лямки платья, пока Чун Юнь сверлит ее потемневшим взглядом. — Да ладно вам, ни разу не пробовали? — Вы сейчас серьезно? — кладет шар на стол. Здесь все что ли чутка того? — Не слушайте его, он вас провоцирует, — едва слышно комментирует очнувшийся Син Цю, опустив голову и пряча алые щеки. — Он всегда так делает. Для молодого парня голос у него достаточно низкий, с нотками хрипотцы. Она прикусывает щеку изнутри, силой заставляя себя отвлечься от излишнего разглядывания юноши. — Ай-ай-ай! Господин, ну кто вас просил? — Чунь Юнь пару раз тычет указательным пальцем в лоб бледного юноши и вновь обращается к девушке. — Но вообще, он прав. Я просто не мог не предложить, у вас такой… жаждущий взгляд. Я сразу заметил. Точно не желаете? Чего, блин? — Нет, спасибо за предложение, конечно, я безмерно тронута… — Тогда, я надеюсь, этот маленький секретик останется между нами, если не возражаете, — Чун Юнь деловито убирает склянку с порошком в карман, оправляя подолы длинного пиджака, и подхватывает кий. — Если выиграете, то мой господин без вопросов подпишет все необходимые документы… — А если проиграю? — притворно смеется, и азарт вновь яркой вспышкой врезается в мозг, приглушая все отголоски здравого смысла. Один из них — не играй с наркоманами. Проблем не оберешься. Одна из них сейчас носится по первому этажу казино. — Будете должны одно желание. Господину Син Цю, — у Син Цю снова розовеют щеки, и Люмин запоздало складывает два и два. Она ему понравилась. О, боги. А он заметил, как она на него смотрит? Черт, сколько ему лет вообще? Желание? Ему? Мозг окончательно отказывает, и она чуть ли не выхватывает кий из руки Чун Юня, пока тот возвращает упавший шар на место. В голову тут же приходит, что эту внезапную симпатию можно обыграть в свою пользу. Почему-то вдоволь поиздеваться над наивным мальчишкой кажется таким соблазнительным приключением, что в Люмин сразу же просыпается почти что дохлая кошка. Она еще посмотрит, кто кого уделает. — Но разве соглашение не выгодно для вас так же, как и для меня? — решает напоследок уточнить, прежде чем положит на кон свою честь и совесть. Она обращается к Син Цю, но отвечает ей все тот же Чун Юнь. — Нам гораздо выгоднее получить именно вашу поддержку, госпожа Виатор, — она слышит это уже второй раз за день, а передергивает как в первый. — Никто не знает, как долго мы еще сможем лицезреть очаровательный лик господина Рагнвиндра, — Син Цю дергает головой, пока губы Чун Юня расползаются в довольной улыбке. — По рукам, — она не собирается спорить. Видимо, все эти интриганы еще не понимают, что она уже давно подписала брачный контракт с «Рассветом» и не расторгнет его даже под угрозой пули. — Бейте первым. Честности ради, она уже начинала понимать, что зачатки ее первой и вышибающей все мозги влюбленности в обаятельного, красивого, умопомрачительного «мастера» потихоньку вытеснялись (и слава богу!) мыслями о новом привлекательном ухажере (как будто Дилюк до этого был ее ухажером, конечно). Но она все же могла поклясться, что всегда будет верна мастеру Дилюку. Он слишком многое дал ей, чтобы она хоть раз позволила себе от него отвернуться. — Удачи, — шепчет парень с лукавыми ореховыми глазами и встает рядом с Син Цю, кладя тому руку на талию. Син Цю едва заметно дергается, но не отходит. Люмин принимает это как вызов — если ей надо вывести на эмоции этого девственника, то она это сделает. Не каждый день ей выдается возможность напялить на себя маску развратной мадам, тем более, пока этого, она надеется, не слишком удручающего шоу не видят ее знакомые. Син Цю молча склоняется, закатывая рукава черной рубашки и открывая ее взору сильные подкачанные руки, и касается галстуком поверхности стола — ладонь Чун Юня мягко скользит по его спине и останавливается над темно-синим ремнем из змеиной кожи. Юноша бьет, разбивая пирамиду, и один шар сразу же попадает в лузу. Неплохо. — Ваша очередь, госпожа, — насмешливо произносит Чун Юнь, складывая изящные ладони за спину и пятясь назад. Син Цю вновь хмурит белесые брови и тоже встает рядом. Люмин, постучав красными ноготками по поверхности кия, медленно обходит стол, касаясь ладонью зеленой бархатной ткани. Нарочито долго примеряется к шарам, делая вид, что обдумывает ход, а сама размышляет, с какого ракурса будет лучше видно ее грудь, когда она, выгнувшись в спине, склонится над столом. Заприметив нужный шар, чье положение идеально гармонирует с ракурсом, откуда она будет бить, заправляет выбившуюся челку, словно задумавшись, прикусывает нижнюю губу и будто бы неохотно наклоняется, оттопыривая задницу назад и бросая зазывающий взгляд из-под густо накрашенных ресниц. Раз с Кэйей (который, она уверена, разве что охранников и Эмбер в своем участке не ебал) однажды прокатило — прокатит и с этим мальцом. Чун Юнь, внешне не выказывая реакции, на развернувшийся цирк смотрит совершенно спокойно (понятно, значит, этот служит в той же части, что и ее брат), а вот Син Цю, словно сдерживаясь, бегает глазами по чему угодно, лишь бы не цепляться за соблазнительно открывшееся декольте. Она медленно ведет ладонью по столу, поглаживая, и, примерившись, ударяет по шару. Про себя молится — если сейчас промахнется, плакала ее карьера развратительницы. Шар словно в насмешку неторопливо катится по поверхности, задерживается на краю лунки, качается (Люмин чуть налегает на стол) и падает. Ух, удача на ее стороне! И трехгодовое сотрудничество с Эльзером. Чун Юнь разбавляет тишину парой одобрительных хлопков. — У вас глаз-алмаз. Часто играете? — как будто его действительно волнует это, а не то, что она тут пытается вытворять с его господином. — Пару раз доводилось, — она выпрямляется и кокетливо улыбается подошедшему Син Цю, который, одарив ее коротким кивком и все так же стараясь полностью игнорировать любые знаки внимания, обходит ее. Она едва сдерживает разочарованный вздох. — Слышал, вам и в покере несказанно везет, — от преследования своей добычи ее отвлекает голос Чун Юня. — Расскажете, как удалось обыграть знаменитую предводительницу всех шулеров? — Син Цю примеряется и забивает сразу два шара. — Как всегда блистаете, господин. — Кого? — Люмин снова встает так, чтобы попасть в поле зрения наследничка-импотента, намеренно игнорируя попытки Чун Юня вывести ее на деловой разговор. Все ее внимание сейчас приковано к этому молодому юноше с сильными и, о, боги, она на это надеялась, умелыми руками. — Синьору Вольфпап, — молчит, словно это имя должно было ей о чем-то сказать. — Да ладно. Вы не были в «Скарлетт»? — снова притворно охает. — Это… ресторан?.. — Скорее, притон. Клуб в Снежной, открылся лет пять-семь назад и уже успел заработать репутацию самого гнилого местечка в Тейвате. После «Бездны», естественно, — подмигивает так, словно она лично руководила этой канализацией в Монде. — Советую не ходить туда, если нет желания проснуться наутро с бутылкой в заднице, — это он по собственному опыту, что ли, судит? — Ну, и нельзя исключать ее заграничные активы, пару бутиков в Ли Юэ и контракты с парижскими салонами. Ах да, еще же есть бордели с… «товаром», — разочарованно качает головой и цокает. — А вы умудрились с ней сцепиться, госпожа Виатор… — «Товаром?» — у Люмин дергается рука, словно ее вторая личность взбрыкнулась внутри и сейчас долбит по стенкам черепа, и шар скользит мимо. — Людьми, госпожа Виатор, очевидно же, — рассуждает словно о погоде, пока Син Цю снова занимает свою очередь возле стола. Наследничек наклоняется, совсем не подозревая, как пленяще выглядит со стороны. — Вы, вроде как, удивлены, — о, да. Она сейчас очень удивлена. — Я полагал, что, связавшись с главой «Черного солнца», в отставке, разумеется, вы знаете о подпольном мире все, — заканчивает со всезнающей полуулыбкой, как будто нарочно упоминая Кэйю, и у Люмин снова кулаки чешутся, но не от желания наподдать за попытку ее вывести на деловую беседу Чун Юню, а за его намерение сдвинуть ее внимательный взор со своего друга. — А вы — известный охотник до сплетен? — парирует, принимая ход, вновь напяливая на лицо маску роковой соблазнительницы — слова Чун Юня эхом отдаются в вяло функционирующем сознании. Здравый смысл твердит, что что-то явно не так, но тело, утонувшее в мареве алкоголя и телесного жара, уже действует само по себе. — Сплетни ужасно облегчают жизнь. Хотя и не всегда. До личного знакомства с вами я, например, наивно полагал, что вы невинная овечка, которой повезло вырваться со своего пастбища на арену хищников. Сейчас же я вижу, что вы та еще светская львица, — она подозревает, что вряд ли сказанное можно назвать комплиментом. — Р-рар, — имитирует рык и хватает воздух когтистой лапой. — Надеюсь, этот сюрприз был приятным, — выдавливает ответный смешок, когда под кожей начинает струится недовольство и, нарочно задев бедром стоящего неподалеку Син Цю, отчего Чун Юнь едва заметно дернул узкой челюстью, стащив с лица улыбку, вновь склоняется к столу. — Естественно, я люблю умелых… игроков, — Люмин бьет, в этот раз, наконец, попадая в лузу. На столе остается всего девять шаров — другие четыре из них уже забил Син Цю и два — она. Кажется, победа ей не светит. — Так что насчет госпожи Вольфпап? Не поделитесь, как вам это удалось? — Разве это так важно? — бросает раздраженно. Он начинает действовать ей на нервы. До чего же дотошный. — В моем деле — да. Она не хочет уточнять, что за дело, да и подозревает, что ей вряд ли ответят честно. Все-таки Чун Юнь создавал впечатление представителя того типа людей, кто, скорее, завалит ее ответными вопросами, чем выложит информацию подчистую. Знавала она одного такого. — Слепая удача, господин, ничего более, — снова мило улыбается, демонстративно поправляя лямки платья, и забивает свой шар. — И, конечно, партнерство с «Черным солнцем» здесь не играет никакой роли, — заканчивает за нее, поднося тонкие пальцы с темным маникюром к губам, пряча ухмылку. Син Цю молчит — ей это уже тоже начинает порядком надоедать. — Понятия не имею, о чем вы, — заканчивает разговор, не желая делиться собственными опасениями и хоть как-то марать свою добытую непосильным трудом победу. Вместо этого отступает сама и, словно в бреду, подходит уже к ставшему по ту сторону стола Син Цю. — А что насчет вас, господин Син Цю? Вы довольно немногословны для наследника такой грандиозной корпорации, — невзначай касается его предплечья, стряхивая невидимые крошки с выглаженной черной рубашки. — Сколько вам лет? — Девятнадцать, — сглотнув, хрипловатым от длительного молчания голосом отвечает юноша. Люмин резко вдыхает через нос и приторно улыбается. — Такой юный и такой способный, — чуть ли не мурлычет, намеренно наседая и не желая отходить ни на шаг. — Как и все члены нашей федерации, госпожа. Тут нечему удивляться, — едко комментирует за спиной Чун Юнь, делая пару шагов и вставая с другой стороны. — Но вы снова метко попали в цель, судя по тому, как зарделся наш юный господин, — в его словах сквозит едва заметное предупреждение, и Люмин, щелкнув языком, принимает вызов. — Н-ничего такого, — Син Цю, дернув широкими плечами, почти не глядя бьет по шару, естественно, сшибая нужный и попадая в лузу. Выпрямляется и поправляет ворот рубашки. Люмин жадно провожает скатившуюся по виску капельку пота, стекающую за ворот по сильной шее. — Здесь нечего стесняться, юный господин, — тянет игривым голоском, пока Син Цю отводит взгляд, и, встав за спиной юноши, тем самым нарушая все правила личного пространства, кладет ему руки на плечи и склоняется к уху, благо, равный рост и каблуки позволяли. — Я уверена, у вас много поклонников. И поклонниц, — у нее словно отказывают тормоза — кончиками ногтей пару раз стучит по бледной коже шеи дернувшегося юноши. — И сейчас стало на одну больше, — заискивающе тянет в левое красное ухо, пока парень даже не двигается. Она никогда раньше не замечала за собой такого нестерпимого желания кого-нибудь касаться, трогать, щупать, и почему-то эта страсть обострилась именно сейчас, когда в ее объектив попал ни о чем не подозревающий бедный парень. — Я думаю, нам надо сделать перерыв, — громко кашляет Чун Юнь. — Господин, не хотите ли проветриться? Син Цю, словно только этого и ждал, кивает и молча, чуть не отдавив ей пальцы на ногах, отстраняется от девушки и мигом вылетает из зала. Хлопок двери действует похлеще отрезвляющего после бурной ночи, и Люмин, чуть ли не шипя, трет горячие виски. Ее накачали? Чун Юнь позади со стоном опускается на пухлый диванчик. Люмин в спешке утирает мокрый лоб, уже краснея не от жары, а от дикого стыда (боги, он младше ее на семь лет, а она, дура, полезла к нему, полностью нарушив все правила личного пространства!). Быстро считает про себя до пяти и оборачивается, собираясь склониться и тут же принести извинения. Он же наследник! Что теперь будет?.. Дилюк ей голову оторвет… Но, не успев открыть рот, замолкает. Юноша с силой тянет за голубые пряди, словно с намерением облысеть — парик соскальзывает, и вместо инеевых волос перед взором Люмин вырисовываются цвета морской волны. Несмотря на маску, она тут же узнает его. — Я ничего не понимаю, — сбивчиво шепчет она, вкладывая в эту фразу свое отношение ко всему произошедшему. — Это вы — Син Цю? Юноша лукаво посмеивается, приглаживая встрепанную челку, и, словно почуяв свободу, вытягивает из кармана металлическую баночку. — Кто вам такое сказал? — Я видела ваши фото, — парень снова прикладывает к носу накрахмаленный палец и разом втягивает. — Ах, фото, — он откидывается на спинку дивана, раскидывая руки по спинке. — В наше время любой школьник владеет фотошопом. — Так это правда вы? — она мельком смотрит в сторону двери, куда пару минут назад сбежал страдающий от ее домогательств парень. — Но к чему, простите, был этот маскарад? А этот юноша… О, боги, простите меня, — прячет лицо в ладонях. Поверхность маски кажется такой же горячей, как и все ее тело, и ей попросту хочется окунуться в омут ледяной воды, желательно, не всплывая. — А что, уже жалеете о своем выборе? Напрасно. Я бы вас к себе и на метр не подпустил, — его голос звучит ревниво, словно она только что вырвала у него из-под носа дорогую побрякушку. — Нет-нет-нет! Это не из-за вашего статуса! Просто… — у нее нет слов, чтобы выразить все свое отношение к собственной выходке. — Я, возможно, перепила… Извините, я не хотела его обидеть, — понимает, что такими словами вряд ли загладит свое поведение. — Я непременно извинюсь перед вашим другом!.. — она опускается на краешек дивана, как можно дальше от развалившегося на мягком сиденье… Син Цю. — Ну уж нет, — почувствовав, как прогнулся диван, приоткрывает один глаз. — Только через мой труп. Вы бы его еще на бильярдном столе взяли… — Я не хотела!.. — истерически всхлипывает, выкручивая запястья. Боги, как же стыдно! — Что вы пили? — внезапно спрашивает совсем не о том, о чем следовало бы. — И только не ревите, прошу вас, — морщит нос, будто любое проявление слабости было для него противно. — Уж вам-то следовало быть сегодня повнимательней. — О чем вы? — ноготками трет уголки глаз, не совсем понимая, куда клонит ее собеседник. — Да ладно вам придуриваться, расслабьтесь, я не кусаюсь, — в его тоне больше нет и намека на гнев — лишь одна усталость, словно бремя, возлегшее на его плечи, было слишком непосильным для его худого тельца. — Вы, вроде как, не так глупы, как кажетесь. К тому же сами прибыли в компании капитана Альбериха, да плюс еще с начальницей всей мондштадской полиции. Только не говорите мне, что все это чистое совпадение. Он намекал на засаду, о которой они говорили с Эльзером? — Они просто не последние люди в городе, не думаю, что здесь есть какой-то подтекст, — лжет, понимая, что раз один (ладно, не самый глупый) человек уже догадался, то почему другим не могло прийти в голову то же. — Это очевидно, можете не ходить вокруг да около, — устало перебивает ее попытки оправдать ситуацию. — Я к тому, что вам не следует принимать из чужих рук напитки, — а сам недавно предлагал ей занюхнуть. — Вы же из «Рассвета». Да к тому же довольно близки с Рагнвиндром. Вам повезло, что лично я не имею никаких предубеждений насчет вас и не хочу портить отношения с вашей компанией, в отличие от моего принципиального отца. Я не изменю своего мнения насчет соглашения, несмотря на то, что вы сегодня вытворяли с моим… другом. Дверь их маленького укрытия распахивается, и в помещение влетает запыхавшийся Чун Юнь. — Син Цю, там драка внизу! — выдает, выравнивая дыхание и старательно отводя глаза от вмиг подобравшейся Люмин. Девушка рефлекторно вскакивает с места. — И кто же, интересно, такой смелый? — язвит Син Цю, вновь прикрыв глаза. — Прямо под носом нашей стервозной хозяйки… Но Чун Юнь снова молчит, будто ему под угрозой пуль запретили выдавать эту грандиозную тайну. — Эй, Чу-унь, чего молчишь? Кто дерется-то? И Чун Юнь впервые за время их встречи смотрит ни на своего обожаемого господина, а почему-то на нее, на Люмин. Девушка не знает, куда деваться от глубоких льдистых глаз, в которых она не видит ни капли обиды. — Господин Тянь, я… — Господин Рагнвиндр. С братом.

***

— Если бы не ты, нихрена бы тогда не случилось! — она перемахивает через ступеньки быстрее, чем успевает ее тело, когда слышит сорванный крик «мастера». Запинается за подол платья, но крепкие руки Чун Юня подхватывают ее за талию быстрее, чем она успевает проехаться носом по мрамору. — Он был бы жив! — в его голосе столько отчаяния, что у нее щемит сердце. — Не я убил его! — сорванным голосом орет Кэйа. Она видит его оголенную спину (уже без пиджака) с последней ступеньки, лишь издалека, но даже так с трудом узнает его. Перила скользят под потными ладонями, когда она спрыгивает с последней ступеньки и силой расталкивает собравшуюся в главном холле толпу. — Он погиб из-за тебя! — выкрикивает Дилюк, и она слышит звук удара — вся толпа охает, от глупого шока прижав надушенные перчатки к напудренным щекам. — Пропустите, пропустите меня!.. — она топчет чьи-то туфли, скидывая мешающуюся маску на пол, тут же жалобно хрустнувшую под тяжестью чьих-то ботинок. Край подола цепляется за что-то сзади — и она тут же тянет его, придерживая подмышкой мешающий клатч. — Отпустите меня! — вслепую рвет ткань к себе, и платье чудом не расходится по швам. — Мастер Дилюк! Вы слышите меня?! Мастер Дилюк!.. — перед ней возникают две крупные мужские спины. Успевает лишь нырнуть свободной рукой между ними. — Черт возьми, отойдите же… Кэйа! Она не видит ничего из-за мелькающих перед глазами спин, не может протиснуться вперед — ее давят со всех сторон, и дышать с каждой секундой становится все труднее. — Мастер Дилюк!.. — задирает голову и отчаянно зовет его в потолок, уже не надеясь быть услышанной. — Куда несешься, цыпа? — когтистая ладонь царапает голое плечо, и перед ее носом появляется копна седых колючих волос. — Ты нихуя не знаешь, придурок, — снова слышит уже приглушенный голос Кэйи, скрип подошв и грохот тел. — Ха-ха, давай, въеби мне… — фраза тонет в очередном хрусте. — Давай, нихуя другого ты сделать не можешь… — Эй, братцы, вы тут совсем страх потеряли? — Итто расталкивает широкими плечами толпу, и Люмин вываливается в центр площадки следом за ним. Кэйа распластался на полу, без пиджака, в одной распахнутой белой рубашке — сверху на нем Дилюк, с капающей кровью из носа, хватает за грудки и тянет на себя. — Постоянно ноешь и ноешь, ноешь и ноешь, — продолжает провоцировать, и Дилюк снова заносит кулак. Кэйа закашливается и давится кровью. — Как же я заебался из раза в раз слушать твое нытье… — снова удар. Она закрывает ладонями рот, давя крик. — Ха-ха… Он умер, старик. Десять лет как умер… — и еще удар. — Мастер Дилюк! — он ее не слышит. — Какой же ты слабак… Это не драка. Избиение. Она истерично всхлипывает. Дилюк снова замахивается. Почему Кэйа не защищается?.. Она не успевает подумать, как уже оказывается рядом с мужчиной, проехавшись на коленях, обтянутых гладкой тканью платья, и хватает его за локоть — золотистый клатч, падая из рук, летит куда-то в сторону. Ее сил слишком мало, чтобы остановить удар, летящий уже по инерции, и она просто тянет Дилюка за рукав на себя. Она не знает, чем руководствовался ее мозг, когда глазами сталкивается с разъяренным помутневшим взором своего «мастера». Такого холодного и собранного. Но сейчас с горящей ненавистью на самом дне зрачков. Он смотрит на нее. Но не узнает. Дилюк недоуменно оглядывает ее скрючившиеся пальцы на ткани своего пиджака, словно действительно не верит, что она решила вмешаться. Как в бреду переводит взгляд с ее крохотных бледных ладоней на лежащего под ним Кэйю, словно просчитывая дальнейшие ходы. Он ничего не говорит — лишь рвано дышит. И вокруг поразительная тишина. Люмин запоздало чувствует, как что-то касается ее коленей. Бросает взгляд вниз — Кэйа, закашлявшись, словно случайно толкает ее ногой. — Люмин, убери руку, — до ее слуха доносится угрожающее рычание. Рука «мастера», та, за которую она уцепилась, безвольно повисла. — Убери, — в его тоне нет привычных покровительственный ноток, лишь слепой приказ, который она, как послушная секретарша, просто обязана выполнить. И в любой другой день — запросто. Все, что угодно. Все, что тот попросит. Но сейчас… Она быстро смотрит на Кэйю — его лицо, обычно чистое, гладко выбритое, без единой царапины — сейчас наполовину залито кровью, губа рассечена, а из носа льет, не прекращая, и это в придачу к тем двум синякам, которые он уже успел получить раньше. Но его глаза, так ярко контрастирующие со смуглой кожей, такие поразительно голубые, даже синие, удивительно ясные — горят. Он не двигает головой, не качает рукой — просто единожды стреляет глазами в сторону, едва уловимо, чтобы кто-то другой смог заметить. И дергает краешком губ, словно в попытке улыбнуться. — Что?.. — она, уже вся зареванная, округляет губы, едва слышно шепча, и не успевает спохватиться, когда Дилюк сам сбрасывает ее ладони, вновь занося кулак для удара. Люмин, даже зная, что ее не тронут, интуитивно вскидывает руку, пряча лицо за предплечьем. — Не-не-не, ну-ка остановись, приятель, — Аратаки Итто вырастает за спиной Дилюка быстрее, чем тот успевает нанести удар, точно бы оставивший Кэйю без сознания. — Стой, Дулик, кому говорю!.. Люмин, все еще не вставая, скользит по полу назад, приподнимаясь. Чья-то ладонь предельно аккуратно, но настойчиво тянет ее за талию назад. — Не советую вмешиваться, юная леди, а то попадет, — боковым зрением ловит инеевые пряди, а следом уже острый бледный подбородок с родинкой под губой. — В мире мужчин такое иногда случается, — Камисато Аято дергает уголком губ, как ни в чем не бывало, и убирает руку в белой перчатке. — Женщине не место на поле боя. — Люм, как ты? — стоящий рядом Тома тянет ее за плечо к себе, глубже в толпу. Люмин со злостью сбрасывает его ладонь. — Тебе же сказали — не суйся… — Убери руки, Тома!.. — ее всю трясет, она на грани истерики, а этот придурок еще смеет ее успокаивать?! — Убери руки… сука!.. — ее «мастер» шипит, елозя черными ботинками по полу. Дилюк крупный, крупнее многих мужчин, которых Люмин встречала, но по силе с Итто ему точно не сравнится. — Я сказал, отпусти меня, блять!.. — пытается вырваться из захвата, но Аратаки крепче заламывает ему руки. — Я сломаю ему шею, — выдает со смешком высоким голосом на грани безумства. — Не буянь, Дулик, — басит Итто, а Кэйа на полу сдавленно посмеивается. С окровавленной рожей вяло приподнимается на локте, капли из носа и разбитой губы заливают белую ткань и смуглую грудь. — Как же ты жалок… — проводит по носу длинными пальцами в черной перчатке и ухмыляется. Дилюк вырывает локоть из захвата, но с другой стороны мигает уже другая седая макушка. Эльзер! Это Эльзер! Через холл к ней уже на всех парах, поднимая бордовые юбки, мчится Валери. — Люмин, что случилось? — встревоженным голосом шепчет она. — А ну, сына, не дури, — Эльзер выкручивает мужчине руку под неестественным углом, и Люмин только сейчас замечает, что Дилюк, кажется, пьян. Она никогда не видела его пьяным. — Я-я, я не знаю, я прибежала, а они тут… — она уже давится слезами и не может внятно связать и двух слов. — Ну-ну, успокойся, детка, — Валери на секунду прижимает ее к груди, поглаживая по встрепанным волосам. — Я за Джинн, не суйся к ним, хорошо? — Люмин кивает, шмыгнув носом, и Валери улетает. — Как интересно… — вновь слышит за спиной голос Камисато, но ей уже нет дела до этого снеговика в белом фраке. Почему охраны вообще нет у главного входа? И куда делась Джинн? — Очнись, болван, ты же убьешь его, — Эльзер тащит его руку назад, и никто вокруг не пытается вмешаться. — Давно пора, — безжизненно выдает Дилюк, не прекращая трепыхаться, и Кэйа снова заходится в хриплом смехе. Раскидывает руки в сторону, словно перед распятием. — Он твой брат! — пытается достучаться Эльзер. Кэйа начинает хохотать сильнее, давится хриплым кашлем и хватается пальцами за смуглую грудь. — Твоя семья! У тебя больше никого нет, бестолочь!.. Она бегает затуманенным взором от одного к другому. Каждая секунда отдается в висках глухим ударом. — В гробу я видал такую семью! — Ох, так ты хочешь на свидание с папочкой?.. — Кэйа хрипит и усмехается, вытягивая крохотный серебристый револьвер из кармана брюк, а дальше все происходит как в замедленной съемке. Дилюк звереет, отталкивает не сумевшего его удержать Эльзера правой рукой, тот заваливается на стоящих позади людей, еле сумев устоять на ногах. Следом мужчина заносит локоть левой и бьет наотмашь назад, попадая охеревшему от таких событий Итто в живот — захват спадает, и Дилюк, окончательно потеряв контроль, с животным ревом бросается на распластавшегося на полу брата. И его тут же сносит в сторону ударом в челюсть. Люмин ничего не слышит — уши закладывает от собственного крика. Дилюк падает на колени, упираясь растопыренными ладонями в мрамор прямо перед ее носом. Она тут же, не отдавая себе отчет, опускается рядом, осторожно поднося дрожащие пальцы к красным прядям. Мужчина тяжело дышит, рывками захватывая кислород в вмиг обессилевшее тело. Она слышит шорох толпы, поднимает голову, и ее глаза распахиваются от шока, когда она видит их «спасителя». Тарталья рвано дышит, как от длительной пробежки, трет кулак правой руки ладонью в короткой черной перчатке. Его брови кривятся от отвращения, губы складываются в усмешку, граничащую с недовольством, а васильковые глаза плавятся от бешенства. — Чего вылупились? Смотреть больше не на что?! — он рвет рукой воздух, разъяренно вертясь по сторонам, из-за чего цепочка с лазурным камнем на его ремне бьется о темно-серые брюки. — Расходимся! — толпа понемногу начинает суетиться, завидев фигуру федерала и прибывшую с ним охрану. За его спиной вырастает пара тучных охранников с рациями, следом в центр площадки вырывается Джинн. Бегло осматривается и сразу же находит их, сидящих на полу. На ее лице нет ни капли удивления, лишь глаза горят каким-то затравленным смирением. Она поджимает губы и бросается к ним. — Люмин, иди, я прослежу за ними, — сказанное звучит как приказ и Люмин, кивая, поднимается на еле шевелящихся ногах и делает пару рваных шагов в сторону. Джинн аккуратно отводит красные пряди от лица мужчины и невесомо касается губами его виска. Издалека, Люмин уверена, все выглядит так, будто она шепчет ему успокаивающие слова. Она проглатывает знакомый ком и отворачивается. Все вокруг действительно напоминает поле боя. Эльзер, отряхивая серый жилет, уже сидит на корточках рядом с Кэйей, прикрывшим глаза ладонью с зажатым меж пальцев оружием. Марсан, не прекращая что—то бурчать, вытягивает белый платок из нагрудного кармана и подносит его к носу мужчины. Кэйа неохотно отнекивается, за что тут же получает немой укор салатовых глаз, и покорно убирает руку. Эльзер что—то ему говорит, отчего мужчина тихо посмеивается и снова начинает кашлять. Дилюк повредил ему ребра?.. После быстро расстегивает жилет, оставаясь в одной белой рубашке с полосатым галстуком, и быстро прикрывает им руку Альбериха, в которой тот держал револьвер. Вертит головой по сторонам, но охрана сейчас занята подавлением шумной толпы. Ее сильно шатает, воздух в ее легкие поступает с трудом, словно она на грани панической атаки. Как в тумане натыкается глазами на Чайлда, медленно поднимающего ее укатившуюся в сторону сумку. Молчит, не знает, что сказать, лишь немо сверлит его. Снова пришедшего тогда, когда ей, казалось, было хуже всего. Тот мигом оглядывает ее с ног до головы, а потом приближается в два шага и крепко прижимает к груди. Сразу устраивает свою свободную ладонь на ее волосах и целует в макушку. — Ты в порядке? — она не понимает, почему он так беспокоится за нее, когда буквально в двух шагах двое близких ей людей чуть ли не давятся от вкуса собственной крови, но прячет нос в зоне его ключиц и бегло кивает, шмыгая носом. — Все хорошо, все кончилось… — успокаивающе шепчет, пряча ее дрожащую фигурку в своих сильных больших руках, скрывая от взглядов, слухов и всего случившегося. — Где ты был? — она дрожит и не находит ничего другого, что можно было спросить. Обхватывает его трясущимися руками за спину и прижимается сильнее. Пластина впивается под грудью в нежную кожу, отчего вдыхать с каждым разом становится все труднее. Голова лопается от напряжения, кто-то словно заносит кувалду и беспорядочно бьет по вискам. Слезы скапливаются в уголках глаз и неприятно щиплют веки, мешаясь с тушью. Ей жарко, ужасно жарко. Кровь словно горит изнутри. — Дела, принцесса, дела, — коротко поясняет едва различимым шепотом Тарталья и снова целует ее в волосы. — Но сейчас все под контролем, я здесь, все хорошо, — стискивает сильнее — она уже не может нормально вдохнуть и закашливается. От внезапного прилива адреналина внутри все перемешивается и стягивается к тугому тошнотворному комку в животе. Ей нужно снять это с себя. Снять все. И лечь. — Ч-чайлд, мне нужно… — она тычет пальцем под грудь, надеясь, что он без слов поймет. — Жарко, очень жарко… — прижимается лбом к неприкрытой коже под шеей. — Дышать… трудно… — стискивает острыми ногтями ткань его темно-серого пиджака с черным перламутровым узором на рукавах и едва слышно стонет. — Ты заболела? — он обеспокоенно прикладывается тыльной стороной ладони к ее лбу. — Черт, у тебя и вправду жар… — Тарталья быстро оглядывается, кивает чему-то себе под нос и снова склоняется к ней с успокаивающим шепотом. — Детка, мне нужно еще немного побыть здесь, уладить пару дел. На четвертом этаже есть уборная с душевой, рядом с кабинетами начальства… — она сдавленно дышит ему под челюсть, не размыкая век. — Послушай, принцесса, побудь немного там, я сейчас все решу и приду, сразу, как только смогу. — Я… Тарталья, от сомнений закусив губу, на секунду оборачивается назад, а потом, словно наплевав на все, хватает девушку под коленки и поднимает на руки. — Но прежде я побуду твоим личным транспортом, — он подмигивает, пытаясь разрядить обстановку, пока она машинально прижимается щекой к его шее. В голове уже нет места для других мыслей — все сосредотачивается вокруг его теплых ладоней, придерживающей ее ноги и спину. — Только не отключайся, хорошо? Она кивает и бессознательно мажет сопливым носом по его коже, прикрывая глаза. Тарталья держит ее крепко, но из-за размашистых шагов ее все равно укачивает. Отдаленно слышит щелчок кнопки лифта. — Принцесса? Люмин, говори со мной, — Чайлд кожей чувствует, что ей становится хуже с каждой минутой, и от злости сжимает зубы. — Принцесса, сейчас все закончится, я тебе обещаю, — он сорвался бы с места тут же, чтобы найти того, кто сотворил эту хуйню с ней. И он даже не будет долго думать, куда бежать. Сукин сын. — Если сейчас заснешь, красавица, мне придется будить тебя поцелуем, — шутит, и она словно сквозь полудрему выдавливает улыбку. — Я не против, — тихо шепчет ему в шею, не видя, как у Чайлда тут же загораются глаза. — Что с ней? — он заходит в лифт вместе с охранником, подозрительно поглядывающим на засыпающую девушку в его руках. Парочка гостей тут же сигает следом, с любопытством посматривая на них. — Перепила, с кем не бывает, правда? — шутливо отнекивается. — Женщины такие женщины. Не нажмете на четвертый, пожалуйста? Охранник с излишним пониманием кивает, выполняя просьбу. — Детка, ты как? — его подбородок касается спутанных блондинистых волос, когда Люмин лениво приоткрывает один глаз. — Сколько веснушек у меня на носу? Люмин снова нежно улыбается, и ради только этой улыбки он готов вечность носить ее на руках. — Я как будто… на звездное небо… смотрю, — невнятно отвечает, но он все равно без проблем понимает каждое слово. Девушка переводит взгляд выше и мило морщит нос. — У тебя такая маска жуткая… — она, наконец, замечает это нечто, приклеенное сбоку к его медным волосам. — Знал, что тебе понравится, — лифт оповещает о прибытии, и Тарталья широким шагом вываливается в коридор. — Так, нам сюда, — от резкого поворота туфли с ее ног соскальзывают, и Чайлду приходится наклонится, чтобы их поднять. — Ха, теперь ты еще и золушка. Четвертый этаж — последняя стена между игорными залами и гостиничными номерами сверху. Здесь не шастает никто, за исключением персонала, а потому он может не беспокоится за сохранность сокровища в своих руках. Его шаги эхом отдаются в коридоре, пока он ищет женскую уборную. Еще пара поворотов, и тогда… — Куда-то спешите, молодой человек? — его прошибает холодный пот, когда он слышит этот снисходительный тон за спиной. Не спешит оборачиваться, крепче перехватывая миниатюрную фигуру в своих руках, и старается вести себя как ни в чем не бывало. — Моей спутнице стало плохо, — делает пару шагов вперед, но голос из-за спины снова его останавливает. Блять, и почему именно сейчас… — Я думаю, ваша спутница прекрасно обойдется и без вашей помощи. Зайдите в мой кабинет. Сейчас же. — А я не думаю, что она сейчас в состоянии… — Чайлд… — слабый возглас снизу обрывает его волну гнева. — Чайлд, все в порядке, я дойду. Мне стало лучше, — в подтверждение Люмин, как ей казалось, без труда смазывает прилипшие ко лбу волосы, но Тарталья видит, как сильно трясутся ее пальцы. — Не беспокойся, я справлюсь… — она слабо толкает его в грудь, желая, чтобы тот опустил ее на пол. Наперекор всему он делает еще пару шагов, но его останавливает крепкая рука в черной кожаной перчатке и с тяжелым кольцом на большом пальце. — Люмин Виатор? — низкий голос появившегося мужчины едва заметно смягчается, когда он видит девушку в его руках. Люмин сквозь слипающиеся веки различает сначала ткань темно-коричневого пиджака с золотыми пуговицами, следом ворот черной водолазки, крепкую шею, пару выбившихся из хвоста темных прядей с рыжеватыми концами и, наконец, янтарные глаза. Моракс. — Здравствуйте?.. — то ли спрашивает, то ли утверждает она, выдавливая вежливую улыбку. — Прошу прощения за свой внешний вид… — Сколько вы выпили? — Чайлд внутренне радуется, что о его недавней просьбе этот дотошный мужик уже вроде как забыл, но тот сразу же гасит его потемневшим взглядом. Внезапно снимает перчатку с руки и едва прикладывает ту к лбу Люмин. — Жар, обильное потоотделение, зрачки расширены, рассеянное внимание. Так, сколько пальцев я показываю? — он быстро показывает три пальца, и Люмин поочередно смотрит на каждый. — Ага, пытаетесь посчитать — уже дурной знак, — надевает перчатку. — У вас либо слишком высокая концентрация алкоголя в крови, либо влияние постороннего вещества. Вы употребляли что-то? — Что вы, нет!.. — А вы? Что вы с ней сделали? — Вы совсем что ли охуели? — не сдержавшись, огрызается Чайлд, крепче прижимая Люмин к себе. — Выбирайте выражения, молодой человек. Мое терпение не безгранично, — снова смотрит на Люмин и без стеснения убирает пару прядей с ее лица в сторону. — Люмин, он как-то навредил вам? — Нет, что вы!.. — у нее снова алеют щеки, и она не совсем понимает этого излишне отеческого внимания к своей персоне. — Мне внезапно стало плохо, вот Чайлд и помог мне… — вяло выдавливает она, а Тарталья уже на низком старте, ждет, когда можно будет толкнуть этого франта к стене и умчатся с девушкой в теплые дали. — Вы про драку что ли не слышали? — недовольно прерывает ее трепыхания Чайлд. Видит же, мудила, что ей плохо, так еще продолжает пытать своими тупыми вопросами. — Я слышал, что кто-то воспользовался инцидентом и залез в мой кабинет. Не объяснитесь? — здрасте, приехали. В нагрудном кармане Чжун Ли вибрирует телефон. — Подождите секунду, — он вынимает черный гладкий смартфон и отвечает, не глядя. — Я на четвертом этаже, возле женской уборной. Да, нужен. Поспеши. Жду, — разговор занимает пару секунд, и мужчина снова обращает на них свой царский взор. — Сейчас сюда придет мое доверенное лицо и заберет девушку. А вы пойдете со мной, — ну уж нет, на такое он точно не подписывался. — У вас нет полномочий требовать что-то от меня. Вы не в том положении… — Это вы не в том положении. Не забывайте, что находитесь в моем предприятии и под моим наблюдением. Я — ваш наниматель, и я не потерплю никаких нарушений заключенного контракта, — контракта! Знал бы этот зажравшийся индюк, на кого он реально работает!.. — С точки зрения закона… — он морщится, когда Люмин щиплет его за шею, а Моракс насмешливо вздергивает брови, складывая руки на груди. — Вы будете учить меня закону? — да ему похуй, кого и как, он просто не отпустит ее ни под каким предлогом. Не после всего, что натворил. И еще натворит. — Дядя?.. — Сяо выплывает из-за поворота. Его глаза чуть округляются, когда он видит Люмин в руках Чайлда. — Люмин? Люмин в шутку салютует двумя пальцами, приветствуя давнего знакомого, и от такого сборища ей становится по-настоящему дурно. — Отнеси ее в свободный номер, будь добр, — голос Чжун Ли звучит совсем неласково в разговоре с племянником. — А ключи? — Разумеется, ключи, — Чжун Ли роется в кармане классических брюк и вытягивает внушительную связку. — Вот. Отнеси пока в мой, потом возьмешь у горничных. — Я что-то не совсем расслышал, — прерывает их семейную беседу Чайлд. — Какой еще ваш номер? Сяо в классическом смокинге, совершенно не сочетающемся с его зелеными волосами, быстрым шагом приближается к нему, но Тарталья тут же поворачивается боком, не желая отдавать с таким трудом завоеванное. — Руки!.. — прячет ее от острых ястребиных глаз этого жуткого семейства. — Я и сам могу ее отнести. — Чайлд, все в порядке… — Люмин дергает его за ворот белой рубашки. — Это же Сяо, успокойся, — добавляет более ровным тоном и уже сильнее толкает его ладонью в грудь с намерением спрыгнуть. — Послушайте голос разума, — едко комментирует Чжун Ли, когда Люмин все же удается приземлиться на пол. — Особенно тех, кто явно превосходит вас в умственных параметрах. Он сейчас ему въебет. Вот прямо как следует замахнется и продырявит эту ублюдскую рожу с золотыми глазами. Сяо тут же подскакивает к девушке, но она жестом дает понять, что в состоянии дойти сама. — Не надо никаких номеров, — глухим голосом поясняет она, хватаясь ладонью за стену. — Я просто умоюсь, и все будет хорошо, — внутренний жар никуда не уходит, но она точно не вытерпит прикосновений другого мужчины. Тем более Сяо. Ей нужно побыть одной. — Вы ужасно бледны и в любую секунду можете упасть в обморок. Спрячьте свою гордость и позвольте… — Не надо. Никаких. Номеров, — четче выговаривает, прерывая попытки Чжун Ли внушить ей необходимость в помощи. Вся эта суматоха уже начинает действовать на нервы. — Пожалуйста, — понимая, что малость переборщила с тоном, тут же смягчается, не поднимая головы. Она не выдержит. Ей жизненно необходим покой. И желательно в одиночестве. — У вас не только внешность, но и нрав брата, — его голос все так же строг, но взгляд едва уловимо смягчается, когда заходит речь об Итэре. Видимо, у них наследственное испытывать теплые чувства к ее единственному родственничку. — Признаю, что сначала я принял вас за Итэра в платье. — Эй, я что, похож на педика?! — Люмин глухо кашляет в кулак, когда Тарталья возмущенно кривит губы. — Закрой свой паршивый рот, — шипит Сяо, и Чжун ли сразу же кладет ладонь на плечо племянника и произносит холодным тоном. — Я понимаю, что с вашей способностью к мыслительной деятельности тяжело переваривать более двух слов в минуту, поэтому повторюсь — выбирайте выражения. Тарталья демонстративно закатывает глаза, и Люмин чуть слышно хмыкает, сгибаясь, когда чья-то ладонь касается уже ее плеча. Она тут же дергается от прикосновения, пока не замечает ткань черной перчатки. — Я не уйду, пока лично не удостоверюсь, что с ней все в порядке, — голос Тартальи звучит твердо. — Я буду с ней, — таким же стальным голосом прерывает его Сяо, подходя ближе и не сводя угрожающего взгляда с мужчины. Он был ниже его на голову, но это не мешало ему сканировать федерала так, чтобы у того тут же возникло желание въебать еще и отпрыску этого фраера. — И я бы очень хотел знать, какого хрена ты вообще к ней прикасаешься… — Сяо, — хрипит Люмин, пока Чайлд, склонившись, взваливает ее руку себе на плечи. — Он мой… — его сердце перестает биться на пару секунд. — Друг, — ну, конечно, кто же еще. Здравствуй, госпожа—френдзона. — Не умеющий держать язык за зубами, но друг. — Я ему не верю, — сквозь зубы шипит Сяо. — Где Альберих? Ты же с ним была, — Чайлд еле сдерживает лающий смех, поражаясь, как этому ублюдку вообще кто-то верит в их засранном городе. Серьезно? Альберих? Да он бы тому не доверил даже шнурки завязать, зная, что он двести раз все сплетет, как душе угодно. — Сяо, — в этот раз его перебивает грозный голос дяди, и племянничек ожидаемо гасится. Чайлд не сдерживает победоносный ухмылки, за что тут же ожидаемо получает. — Чайлд, — хорошо, хоть по имени, а не его вечное любимое «молодой человек». Если он сейчас скажет «давайте жить дружно», то Тарталья точно хлопнется наземь. — Еще слово — и вы двое отхватите так, что сидеть не сможете. — И от меня тоже, — доносится еле слышный голос девушки снизу, и Тарталья тут же вспоминает о своих обязанностях крепкого мужского плеча. Она выпрямляется, сбрасывая руку, и, шатаясь, разворачивается в сторону уборных. — Я справлюсь, не переживай, — напоследок слабо мажет пальцами по его предплечью, отворачиваясь. Сяо тут же идет за ней, словно верный пес. — А ты — за мной, — и когда это этот злющий фрак успел утратить весь официоз? Тарталья выжидает пару секунд, внимательно следя, как Люмин все же добирается до туалета и дергает ручку на себя. Сяо не берет на себя больше необходимого и прислоняется к стене, не заходя следом.

***

Она уже минут пять пялиться на свое отражение в ростовом зеркале и понимает, что в таком виде ей в зал точно возвращаться нельзя. Макияж от слез ожидаемо потек, красная помада смазалась, осев маленькими комочками в уголках губ, тональник лежит пятнами, а вместо искусственного румянца на ее щеках теперь красуется настоящий — и размером на все лицо. Залаченная прическа сбилась, и Люмин с трудом вытаскивает золотую заколку из пучка, запуская пальцы в жесткие волосы и приводя это нечто на своей голове в еще больший беспорядок. Сяо покорно поджидает ее у двери, не задавая вопросов — и ей этого более чем хватает. Только вот что делать с лицом, а еще важнее — со своими трясущимися ногами — она не знает. Пытается пригладить короткие волосы, почти достающие до плеч, и с разочарованным стоном опускает голову. Ну, нет, это реально какой-то пиздец. Что ей делать с этим гримом клоуна? Благо, платье выглядит презентабельно — да такую плотную ткань еще попробуй испорти, разве что ножом, не зря она вложила в этот наряд немалую сумму. Клатч с подводкой, пудрой и помадой остался в руках у Чайлда — там же ее туфли, и ей остается только ждать, пока мужчина сам сообразит и прискачет к ней с этой сумочкой первой необходимости. Может, позвать Эолу? Наушник же еще должен работать… Да ну, бред. Не хватало еще получить за свою безалаберность и пренебрежение рабочими обязанностями. А если к ней на всех парах прискачет Альберих с подтекающим носом, то там вообще можно будет светопреставление устраивать. После того, как он вдоволь проржется, конечно. Да и вряд ли он сам сейчас в состоянии ходить. Она вновь вспоминает его распластавшееся тело на полу и устало вздыхает. Что это вообще было? Почему они подрались? Что такого должно было произойти, чтобы «мастер» так сильно вышел из себя? Или он действительно был пьян? Как бы сильно ее не радовало, что Кэйа за эту неделю успел отхватить больше, чем полагается любому адекватному человеку (учитывая, что этого и адекватным назвать было нельзя), все же его немного становилось жаль. Ну да, такая она вот жалостливая, вечно сочувствует всем сирым и убогим. Набирает в рот воды и сплевывает. Ей бы как следует проблеваться, но противный прикус словно прирастает к небу, не смываясь. Чувствительная эмаль остро реагирует на ледяную воду — но сейчас это хотя бы отвлекает от всей этой сумбурщины в голове. Может, ей попросить Сяо поискать ее сумку? Тогда она сможет хотя бы сама исправить то, что еще можно исправить. Босыми ногами, придерживая длинное платье, без каблуков волочащееся по полу, шлепает по прохладной плитке к двери и, прислонившись к ней ухом, пару раз стучит. — Сяо? Сяо, ты здесь? — чуть удивляется безжизненности своего голоса и прокашливается. — Сяо, можешь помочь? — Да, я слушаю, — отвечает сразу. — Я оставила свои туфли и сумку, они должны были быть где-то у Чайлда, ты… не мог бы забрать их и принести мне? — сейчас это просьба выглядит слишком навязчивой, но что ей еще остается делать, когда она просто не может слинять в таком виде из этого окружения белых стен. Сяо ничего не отвечает, но она слышит звук удаляющихся шагов — значит, пошел искать. Какой прекрасный мальчик, надо будет ему потом купить недельный запас миндального тофу. И посоветовать расстаться с ее братом, пока не поздно. Она вновь возвращается к зеркалу и пару раз стучит по пластине. Нахрена она ее вообще надела? Кто в здравом уме мог нанести ей вред в толпе? Или Лиза полагала, что это она будет сносить всем ебальники направо и налево, а потому стоит обезопасить хотя бы свой нежный живот? Ну, она слишком высокого о ней мнения. Хотя, вспоминая недавнее происшествие, Люмин уже не могла с уверенностью сказать, что не бросилась бы на пол перед Альберихом, желая оградить того от без перебоя валящихся ударов. И дело было бы даже не в ее желании хоть как-то защитить его, а в нежелании видеть ее вечно собранного босса в таком озверевшем состоянии. Она никогда не видела Дилюка таким. И теперь уже не уверена, что сможет смотреть на него, как прежде. Справа в углу была аккуратная белая дверь, предположительно скрывающая зал с душевыми. Она бы сейчас все отдала, лишь бы стянуть с себя эти тряпки и сунуть голову под холодные струи. Сколько осталось до конца приема? Может, ей стоит слинять сейчас?.. Дверь, ведущая в коридор, тихо открывается. — Благодарю, юноша, — она слышит этот сладкий голос и тут же опускает голову вниз. Только таких встреч ей сейчас не хватало, не когда она выглядит как замызганная крыса из канализации. Нин Гуан, уже без маски и своей тонкой вуали, несла в руках изящную фарфоровую вазу, забитую каким-то редким сортом лилий, с лазурной сердцевиной. Стойкий, но приятный и совсем не терпкий аромат тут же окутал помещение. Женщина, напевая под нос какую-то приятную мелодию, словно не замечая стоящей у соседней раковины Люмин, поставила вазу на белое мраморное покрытие с тонкими золотыми жилами и включила кран. Аккуратно вытянула связку цветов, положила рядом с сосудом и слила воду. Люмин, делая вид, что сосредоточенно рассматривает свое отражение в зеркале, краем глаза следила за подозрительно повседневными действиями этой властной мадам. Нин Гуан была поражающе красива. Она заметила это еще в их первую встречу. Но сейчас, без этих блестящих крупных камней в ушах и ярко-красной помады, она казалась другой. Более нежной. И даже более красивой. С этим невесомым, почти незаметным слоем косметики на лице, узкими губами, покрытыми темной помадой, не выглядящей на ее лице как что-то чужеродное и броское, аккуратными черными стрелками с красными кончиками, длинными платиновыми волосами, заколотыми замысловатой изящной шпилькой и естественной элегантностью, сквозившей в каждом ее движении. Воздушное платье, облегающее ее стройную фигуру, хотя и выглядело так, будто стоило как минимум пару вилл на берегах Инадзумы, на ней смотрелось как домашний халат — Нин Гуан словно с рождения было свойственно выглядеть дорого, да одно ее имя в эти дни можно было считать синонимом богатства. На ее фоне Люмин, особенно сейчас, чувствовала себя забитой чушкой. — Что с вами случилось, цветик мой? — спрашивает она медовым тоном, не прекращая заниматься цветами. Аккуратно промывает вазу, избавляясь от скопившегося внутри мусора, и любовно оглаживает уже потрескавшиеся края. — Выглядите так, будто увидали что-то поистине ужасное, — она либо прикидывается, либо действительно еще понятия не имеет о том, что случилось внизу. Скорее всего, первое. — Не поделитесь? — наконец, поднимает на ее свой тициановый взгляд из-под расслабленных век. Чуть улыбается, словно намеренно не выказывая своего превосходства, но Люмин это и без того прекрасно чувствует. Спасибо, что хотя бы в открытую не насмехается. — Мое самочувствие резко ухудшилось, ничего более. Спасибо, — вежливо отвечает, поджимая губы и переводя взгляд на все еще льющуюся струю воды. Нервно закручивает кран, надеясь, что ее рваные движения ускользнут от этого всевидящего взора. Ей было некомфортно. Очень некомфортно. — И поэтому вы сразу побежали на четвертый этаж? — Люмин вскинула вопросительный взгляд. — Это помещение предназначено для работников казино, мало кто из гостей находит сюда путь самостоятельно. Разве что по собственной глупости, — в ее голосе не сквозит и толики недовольства, но все сказанное явно несет в себе какой-то неодобрительный подтекст. — И тот юноша возле двери. Вы лично знакомы с мистером Бао? — нет, блять, он сам решил постоять возле женской уборной, авось, сжалятся и впустят. — Д-да, вроде того. — Забавно, — и чего здесь забавного? Пусть забирает свои цветы и проваливает. Она сегодня и так уже вдоволь наговорилась с сильными мира сего, все, лимит исчерпан. — Не поверите, но по пути сюда я видела господина Моракса, чем-то очевидно раздосадованного, в компании нашего бравого следователя из Снежной. Не столь удивительная компания, сколь удивительно следующее — этот рыжеволосый юноша нес в руках, очевидно, женские вещи, которые потом у него забрал ваш чуткий охранник, — а что здесь удивительного? Ну, стало ей плохо, с кем не бывает, а добрые люди помогли. — Мы в хороших отношениях с господином Тартальей, — не знает, как еще закончить разговор, поэтому говорит первое, что приходит на ум. — Я знаю, — выдает просто, со все той же всезнающей улыбкой, сбавляя напор воды, чтобы заполнить той вазу. — Но хотела спросить совсем не об этом. Вас, кстати, не угнетает мое любопытство? — «еще как угнетает, но тебе ведь так просто этого не скажешь». — Нет, что вы, все в порядке, — очевидная ложь, которую Нин Гуан тут же распознает. И судя по тому, как довольно расплываются уголки ее губ, она попадает в точку. — Поправьте меня, но вы, видимо, не совсем увлечены сегодняшним приемом, — и как она догадалась? — Почему вы так решили? — Не сочтите за грубость, но, несмотря на столь высокое положение в компании нашего прекрасного партнера, господина Рагнвиндра, даже при должном усилии я не могу разглядеть в вас той же деловой хватки, обычно присущей всем людям нашего статуса, — это она по ее внешнему виду определила? Люмин невесело хмыкает, принимая укор, и опускает голову, расставляя ладони по обе стороны раковины. С момента драки адреналина в ее крови поубавилось, но тело все еще распирало от жара и эмоций — и, если сейчас эта барышня не прекратит до нее допытываться, она за себя не ручается. — И почему вы так решили? — повторяет свой вопрос с едва различимым ядом в голосе. — Не стоит расценивать мои слова как оскорбление, цветик мой. В конце концов, на правду не обижаются, — добавляет с легкой усмешкой, наконец, опуская заполненную вазу на мраморное покрытие. — Как и мне не стоит обижаться на то, что половину моей приветственной речи вы благополучно пропустили мимо ушей, — заканчивает, словно ни в чем не бывало, по одному складывая душистые цветы в фарфоровую емкость. Люмин бы возмутиться для приличия, но сил уже не остается, как и желания спорить с этой женщиной. Все равно дело гиблое — что бы она не сказала, это все равно в будущем используют против нее. — И раз я сегодня удивительно откровенна, добавлю: несмотря на отсутствие хотя бы банального понимания реального хода вещей, вы человек удивительной преданности, — да, именно это ей так надо было услышать. — И именно поэтому сегодня вы, не боясь толпы и громкой мужской несдержанности, без какой-либо надежды ринулись вперед, чтобы защитить того, кто вам дорог. От повреждений, сплетен, скандалов, чего угодно, — вертит меж тонких пальцев зеленый стебелек, разглядывая свое отражение в зеркале. — Такое редко встретишь в наши дни. Я бы даже сказала, такая преданность — бесценна. Люмин, суетно убирая прядь за ухо, совсем не знает, что на это ответить — потому что так же не знает, что ее тогда дернуло ринуться вперед. Это случилось непроизвольно, она даже не успела толком подумать — потому что защищать этого придурка последнее, что ей вообще хотелось бы делать в своей жизни. Но она вскочила, выпрыгнула. Не зная, зачем и почему. Наверное, просто потому, что никто другой не мог. Просто потому, что тогда казалось, что она единственная, кому под силу сделать хоть что-то. Она не знала, что ответить Нин Гуан. Поэтому спросила первое, что пришло в голову. — Разве вы не попытались бы защитить то, что вам дорого? Нин Гуан снисходительно прикрывает глаза, пряча ответ за деликатной ухмылкой — и Люмин уже уверена, что позволила себе лишнего. — Я и защищаю, — наконец, отвечает она тоном, предназначенным для исповедей, прекрасно осознавая, что Люмин без видимой картины перед глазами не поймет и малой доли сказанного. — Скоро стая дотошных работяг с камерами слетится как бедняки на золотую монету в фонтане. Ох уж эта пресса. От нее всегда больше проблем, чем пользы. Но даже так, вам не стоит появляться в таком виде. Хотя бы потому, что я не позволю своим гостям выглядеть в дурном свете, — она убирает последний цветок в вазу. — Давайте сделаем что-то с вашим внешним видом. Вы выглядите ужасно, и в этом я тоже предельно честна.

***

Люмин возвращается на первый этаж похорошевшая, ожившая, с душистой лилией, заткнутой за ухо золотистой шпилькой и придерживающей то, что они с Нин Гуан все же смогли спасти от ее прежней прически. Сумочку и туфли ей Сяо благосклонно вернул, а после она уже вновь нарисовала поплывшие стрелки и смазанную помаду — Нин Гуан даже притащила из своего кабинета пару тюбиков тонального крема, чтобы замазать те красные разводы на ее щеках. Такое отношение, конечно, порядком вызывало удивление, но не сказать, что было не приятно. Даже радовало — есть еще добрые люди в этом террариуме. Тарталью она больше не видела. Как и Моракса. Оставалось надеяться, что ее добрый малый не получил по самое не балуй. В главном холле, том самом, где минут тридцать назад произошла драка, все было чисто — будто и не было тех капель крови на полу и рвущих друг на друге одежду (и не от большой любви) братьев. Она не стала уточнять у госпожи Ки, как она поступит с нарушителями покоя ее пристанища святой веры, но, раз все относительно тихо, значит, их еще не погнали отсюда половыми тряпками и тощими вениками. Гости преспокойно продолжали смеяться, веселиться, танцевать, делать ставки, рубить бабки, отпивать игристое из хрустальных бокалов и коситься на ее чистое невинное личико без маски, которую она благополучно проебала где-то в толпе. Ну, половина людей все равно уже чуть ли не на стол лезла, так что вряд ли кто-то обратит внимание на это малюсенькое упущение из дресс-кода. В груди и животе по-прежнему жгло — Люмин даже уже не была уверена, эффект ли это от алкоголя или ей действительно что-то подмешали в бокал по старой дружбе, но она уже мало-помалу начинала привыкать к этому вяжущему мозги ощущению. Если бы не повышенная эмоциональность и не спадающее желание затащить какого-нибудь мужика за угол — она бы даже могла жить с этим. — Не, Дулик, теперь ты от меня не отвертишься, — девушка слышит знакомый бас из одного из залов и замедляется. В том самом холле, где ей повезло сорвать нехилый куш, Аратаки Итто что-то усердно втирал вяло соображающему Дилюку, придерживающему в руке прозрачный стакан с, Люмин очень на это надеялась, водой. — Господин Аратаки, имейте совесть, — стоящая рядом Джинн в изумрудном смокинге и тоже без маски больше не выглядела крайне обеспокоенной, но все же не отходила от своего спутника ни на шаг. Мало ли опять дурики в голову влезут. — Да не ссы, женщина, мы попробуем один раз — никто не пострадает, не психуй, — говорить в таком тоне с комиссаром мондштадской полиции мог себе позволить либо полоумный, либо все тот же Аратаки Итто. — А ты че молчишь? — А что мне ответить? — хрипло тянет Дилюк, делая пару глотков и приглаживая уже привычно спущенный хвост. Она не видит его лица полностью, но надеется, что этот психованный легавый не подпортил такое произведение искусства. — Да ты мне чуть руку не сломал! — восторженно вскрикивает Аратаки. М-да, видимо его все же можно было отнести и к первой категории. — Я даже прихуел мальца, ты же это, ну, тяжелее папок в своей сраной будке ниче не поднимаешь, без обид, — Люмин прислоняется боком к арке, тихонько посмеиваясь. — Ну, с тебя убудет что ли? Я даже у тебя пол склада скуплю, если уж тебе совсем всрались эти бумажки. Дилюк устало вздыхает, будто такими разговорами его пытали уже по крайней мере минут десять. — Да я даже сам твоего братца еще раз отпизжу! Ему, на самом деле, давно пора было как следует вломить — настопиздело смотреть на его вечно довольную рожу, — Итто прикладывает ладонь ребром к кадыку, наглядно демонстрируя, в каком точно месте сидел этот нарушитель спокойствия. Люмин мельком осматривает зал, но синих волос нигде нет. — По рукам, — Дилюк, залпом допив содержимое, крепко жмет ему ладонь, и Аратаки одобрительно хохочет. — О-хо-хо, наш мужик, наш!.. — Дилюк, ты уверен?.. — в Джинн, ожидаемо, еще зрели ростки здравого смысла, а вот в ее компаньоне, кажется, после стопки водки уже давно царила полнейшая засуха. — Один раз, — добавляет напоследок Дилюк, но неугомонный норов Итто уже мало кто может сломить. — Он все равно не оставил бы меня в покое, — словно в оправдание кидает скептично настроенной Джинн, и та в ответ закатывает глаза. Итто между тем грохает пустым стаканом по столу с фуршетом и, обернувшись к остальным гостям, складывает руки рупором и орет. — Наро-о-од! Все сюда, ща тут такое будет! — а потом, резво замахнувшись, косым ударом сносит все содержимое с фуршетного стола. Джинн испуганно вздрагивает (и куда только делась ее военная выправка?), хватаясь за рукав еще, видимо, не до конца отошедшего от недавнего шока Дилюка. Закуски, склянки, алкоголь — все летит на начищенный паркет, осколки бьются, мешаясь с разлитым пойлом и кусочками рыбы, икрой, всяческими колбасами и сырами. Седой трясет ладонями — Люмин видит, как пара стеклянных крошек валится на пол — и следом стягивает плотную красную скатерть, одной рукой отбрасывая ее через плечо назад. — Сэр!.. — миниатюрная официантка в алой жилетке подбегает, от шока прикрыв ладонями рот. — Сэр, что ж вы делаете?.. — Все под контролем, чикуля, ты тоже приглашена, — щелкает бедную дамочку черным ногтем по носу, а после перехватывает стол двумя руками, — верхняя пуговица его рубашки все-таки не выдерживает такого напора мужественности и говорит бодрое «гудбай», — без каких-либо усилий приподнимает его и ставит перпендикулярно Дилюку. — У-ух, сука, теперь можно начинать!.. А дальше уже впору звать любопытные носы журналюг — Итто тянет рубашку в стороны, даже не удосуживаясь расстегнуть — ткань жалобно трещит, и пуговицы разлетаются. Джинн прикрывает ладонью глаза, а то, не дай бог, придется зарекомендовать себя в пираты, Дилюк отворачивается, когда одна пуговка все же падает ему в пустой стакан, и недовольно бурчит. — А расстегнуть просто нельзя было? — без обиняков сует посудину в руки слегка опешившей Джинн и тоже снимает пиджак. Тянет позолоченные подтяжки, не прекращая бухтеть, но его тут же останавливает голос разума. — Куда?! — Дилюк все же обиженно дует губы, когда ему, в отличие от довольно щеголяющего открытым прессом Итто, не дали похвастаться собственными наработками (да чего уж греха таить, Люмин бы и сама с удовольствием посмотрела), и, чутка пошатываясь, всего лишь стягивает подтяжки вниз, не снимая черной рубашки. «Эх, Джинн, такое представление обломала!..» Потом закатывает рукава, все же демонстрируя нехило подкачанные предплечья, и Итто одобрительно присвистывает, кладя руки на пояс. Полы страдающей рубашки Аратаки распахиваются сильнее, и Люмин уже без труда может отследить витую вязь красной татуировки, вьющейся по массивной объемной груди и всем восьми кубикам и дорожку седых волос, тянущуюся от пупка и уходящую куда-то вглубь, куда девушка даже в таком состоянии не особо желала заглядывать (если б рыжие!..). Но «мастер» все же делает кое-что, от чего бабочки в ее животе превращаются в расплавленное масло — изящным жестом, словно вообразив себя Покахонтас, стаскивает резинку с растрепавшегося хвоста, зажимает ее в зубах, откидывает густую копну назад, трепля волосы и массируя виски напряженными пальцами, и вновь стягивает свое богатство уже в неряшливый пучок. Люмин силой отлепляет себя от арочного проема — а то тут же залила бы слюной несчастную деревяшку — и подходит к уже собравшейся вокруг стола толпе. — Ох, Люмин, — Джинн тут же ее замечает и встает рядом — золотые висюльки в ее ушах красиво переливаются в свете люстры. — Как ты? — Сейчас — в порядке, — Джинн явно намекала на недавнюю потасовку. — Как Кэйа? — спрашивает полушепотом, когда все же замечает след, оставленный братом, на лице Дилюка — сейчас возле левого уголка его губ красовался бежевый пластырь, а скула, куда прилетел кулак Тартальи, была покрыта мелкими ссадинами — перчатки Чайлд привык носить с заклепками. — Понятия не имею, — вдруг зло качает головой Гуннхильдр, складывая руки на груди. — Надеюсь, уже нажрался и уснул — глаза б мои не видели этого массовика-затейника, — понятно, значит, все-таки Кэйа делов натворил. Ну, Люмин не то чтоб была сильно удивлена, но все-таки не хотелось бы, чтобы мужчина загнулся в какой-нибудь подворотне. На ком она тогда потом будет свой стресс вымещать? — Джинн… А… — хочет поинтересоваться, но Итто с громким ревом хлопает локтем по столу, склоняясь. — Не поняла… Дилюк делает то же самое — и вот мужчины уже сцепляются ладонями в замок, устраивая полноценную демонстрацию армрестлинга для «бедных». На фоне две резвые горничные уже дометают битые осколки в кучу, а то для полного счастья не хватало, чтоб кто-то получил подарочек в пятку. — Да этот неугомонный, — Гуннхильдр кивает в сторону высунувшего от натуги язык Итто, — после драки ни на шаг от Дилюка не отходил, все хотел узнать — откуда же у простого офисного клерка столько силищи! — Люмин краем глаза следит за эмоциями комиссара, подозревая, что один бокальчик точно был благополучно погашен. — Вот и стал приставать — «давай померяемся на руках!» — для пущего эффекта возмущенно вскидывает ладони. «Точно, прибухнула». — Но, ты же знаешь, сколько не говори этому ослу упертому, что дело пустое, а он все равно со своим уставом лезет, — Люмин не стала уточнять, кого именно она подразумевала под «упертым ослом» — все-таки та жгучая смесь внутри нее была отчасти благодарна господину Аратаки за представленное шоу — наблюдать за ожившим Дилюком, не напоминающим каменное изваяние, — было одно удовольствие. — У-у-ух, бля! — с азартом рычит Итто, сильнее сдавливая когтистую ладонь. — Где ж тебя… сука… такого выносили? Служил что ли? Дилюк хмыкает, растягивая поврежденные губы в довольной улыбке, — и Люмин чуть ли от счастья не давится, когда ей выпадает возможность различить на этом вечно серьезном лице что-то помимо неодобрительного подергивания густыми бровями. — Служил, — кивает Дилюк, налегая на ладонь оппонента — и напряженные вены на его руках начинают напоминать скопление спутанных проводов. — Где? — глаза Итто загораются, и Люмин сама поджимает любопытное ухо, жадно пожирая информацию о своем «мастере». — Первые специализированные пограничные войска Тейвата, пехотная дивизия номер два, воинское подразделение Натлана номер четыре, под личным командованием полковника Мураты, — даже передышку не сделал. — Да пиздишь! — седой аж на радостях слюной брызжет, когда стоящая рядом Джинн гордо хмыкает. — И ты резервник?! — Ага, — довольно тянет Дилюк. — Меня хотели забрать для прохождения… — локоть из-за ткани рубашки чуть соскальзывает, и мужчина, пыхтя, тут же его выравнивает, — дальнейшей службы. Твою ж, — скрипит зубами, когда Итто начинает давить сильнее. — Но кому-то же… надо было брать управление компанией… — А брат твой? Левый что ли? — с Итто уже вовсю стекал пот, но мужчина продолжал с детским восторгом заваливать вопросами подвернувшуюся жертву. — Он… из другого подразделения, — между его бровями залегает заметная складка, когда речь заходит о брате. — Он пошел в армию позже меня, хотя и старше на два года, да и потом… — замолкает на пару секунд, — не до того было. Джинн рядом резко отводит взгляд, кусая щеку изнутри, и Люмин понимает, что что-то не складывается. Она никогда раньше не спрашивала себя, почему на руководящую должность после смерти Крепуса Рагнвиндра назначили именно младшего сына — играло ли в этом роль прямое родство, или, может, Кэйа лично отказался от обязанностей? Конечно, Дилюка могли с детства готовить принять пост, но она бы никогда не сказала, что Альберих умственно или даже психологически уступал Дилюку. Внешне, физически (скорее всего), хара́ктерно и т.д., и т.п. — да, тут без вопросов, но Люмин сомневалась, что у Кэйи возникли бы проблемы с несением такого тяжкого бремени. Он же скользкий, что аж противно, в любую щель пролезет и устроит там свое уютное змеиное гнездо. Может, дело в его прошлом? Из-за этого… «Черного солнца?» Когда вообще это все произошло? Чайлд сказал, что лет десять назад — десять лет назад умер и отец Дилюка и Кэйи. И к тому моменту их шайка отъявленных отморозков уже была известна, ну, по словам Тартальи. А поскольку Дилюк принял пост где-то в двадцать один, а Кэйа старше его… на два года, верно? — то последнему было двадцать три, когда погиб Крепус. А поскольку военная служба занимает два года и разрешена только с восемнадцати лет, значит, на формирование «Черного солнца» у Кэйи ушло, сколько? Три года? Ну, это если учитывать, что… — Джинн, а когда Кэйа служил? — С двадцати трех до двадцати семи, — черт. Значит, уже после того, как их отец погиб. Стоп. — А почему четыре года? Джинн на мгновение стреляет глазами в сторону, качая в руке невесть откуда взявшийся бокал с апельсиновым соком (или «отверткой»), и как-то подавленно отвечает. — Он служил в исправительной части. В дисциплинарном батальоне. Там идет надбавка. Исправительной? — Он… что-то натворил? — если Тарталья прав, то слухи об убийстве федеральных агентов действительно могли оказаться правдой. А это значило… Бум! Ладонь Дилюка сталкивается с деревянной поверхностью, и Итто победоносно голосит. — Ух, су-ука! Я снова победил! Непобедимый Аратаки Итто, чтоб вас всех в жопу!..— мужчина выпрямляется, отряхивая расстегнутую рубашку, а после тянет ладонь для рукопожатия. — Бля, Дулик, будь я бабой, даже не думал бы… — Я понял, понял, — Дилюк выдает пару смешков, крепко пожимая руку противника, и, наконец, отходит от стола. Люмин тут же теряет нить своих размышлений, когда сталкивается с этим помутневшим янтарным взглядом, и смущенно тупит глаза в пол. — Мастер Дилюк… — хочет извиниться за вмешательство, но Дилюк на удивление добродушно прерывает ее, вздернув ладонь. — Не стоит, Люмин. Рад, что ты в порядке, — пару раз по-отечески хлопает ее по голому плечу. — Кто следующий? — обращается к Джинн удивительно трезвым тоном, словно и не было никакой пьянки-гулянки до этого. — Кто следующий?! — громогласно басит Итто за спиной, облокачиваясь на стол, но зал ожидаемо молчит. — Кто еще хочет испытать свою мощь в битве с непревзойденным Аратаки Итто?! — Я хочу! — в пару шагах от Люмин внезапно раздается молодой голос с нотками хрипотцы, и девушка, повернувшись, тут же признает в парне Чун Юня. Тот, заметив ее взгляд, смущенно кашляет в кулак (блять, она уже и забыла об этом…), как на его плечо внезапно водружается крепкая женская ладонь. — Отойди, малец, — вперед выплывает Эола, показательно разминая кулаки. — Этот — мой, — звучит, как угроза, в придачу к ее напрягшимся внушительным бицепсам. Итто пару раз удивленно моргает, а после возмущенно машет руками перед собой. — Не, бабам руки не ломаю! — окружающие смеются, но Лоуренс тут же гасит их пыл. — Я тебе покажу бабу, — Эола под протяжное «у-у-у» опускает локоть на стол, отбрасывая голубые локоны за спину и готовясь раздавать пиздюлей. — Или зассал? — Да ни в жизнь! И после все начинается по новой.

***

Инициатива Итто по армрестлингу на удивление нехило разбавляет обстановку. После Эолы, все-таки уделавшей охуевшего от такого развития событий Аратаки и показавшей, кто здесь царь и босс, в очередь померяться силой с здоровяком выстроилось немало желающих — тот же Чун Юнь, Бей Доу, парочка каких-то бугаев, Аратаки даже охранников вынудил поучаствовать и попробовал привлечь к этому развлечению Камисато Аято, но тот, не прекращая хлебать какое-то месиво из пластикового стакана, сказал, что продемонстрирует ему свои навыки в более приватной обстановке. Люмин после таких слов едва заметно поморщилась, но углубляться не стала — у всех свои скелеты в шкафу, даже если эти скелеты размером с Аратаки Итто. Когда прошло еще полчаса, а Тарталья так и не спустился вниз, она уже начала по-настоящему беспокоиться. Какие проблемы мог нажить себе этот, вроде как, довольно разумный парень, она не знала, но раз сам Моракс лично соизволил надавать ему лещей за какую-то там аферу, значит, дело пахло жареным. А Люмин терпеть не могла, когда все самое интересное проходило мимо нее. Не то чтобы она сильно рвалась получить по шапке, но иногда любопытство узнать, что же там произошло, перевешивало здравый смысл. — Камисато сказал, что сможет приступить к реализации первой части договора со следующей недели, — Дилюк, как ни в чем не бывало, стоял рядом, разламывая кусок сыра и объясняя сложившуюся ситуацию. — Правда, все зависит от того, в чью сторону будет решено дело. — В смысле? — участливо интересуется Эльзер, прислоняясь бедрами к столу и обводя поплывшим взглядом зал. — Люмин? — передает ей инициативу Дилюк — Мне сегодня уже дважды поступило предложение с поддержкой: первое — от Панталоне, что вы, мастер Дилюк, прекрасно слышали, — Дилюк в подтверждение кивает, — а второе — от наследника «Фэй Юнь». — С поддержкой? — Эльзер делает пару глотков, причмокивая. — В плане, о возможных выборах? — Я, честно говоря, без понятия. — Многие сейчас думают, что инвесторы могут поднять вопрос о моем смещении с поста руководителя, — вместо нее отвечает красноволосый, жуя сыр и переставляя наполненные шоты на столе. — Учитывая, что половина из этих крыс так и ждет, как бы поскорее избавиться от факта преемственности и учинить демократию. Поэтому все сейчас пытаются урвать лакомый кусок в надежде, что таким образом смогут снизить возможный риск убытков и уберечь себя от похожих казусов в будущем, когда на фондовом рынке все поуляжется. Новость о том, что в любой корпорации есть недовольные сложившейся ситуацией — не нова. Но она бы никогда не сказала, что людей, тайком строящих козни против Дилюка, большинство. — Другими словами, они полагают, что с моей помощью смогут возместить утраченное?.. — болтая стакан с водой, с сомнением уточняет Люмин. — Именно. Эльзер хмурится, даже в таком состоянии прекрасно понимая, о чем речь, и Люмин вдруг негромко возмущается. — Но как? И почему я? Почему Эльзеру, например, ничего не предлагали? — ее сильно коробило создавшееся о ней впечатление. Что она — крыса последняя, чтобы своих предавать? — Какой смысл им ставить на меня, если я все равно нахожусь на вашей стороне? — Дилюк хмыкает, словно что-то не договаривая. — Ну, ты же новенькая. Относительно. Я в этом бизнесе сколько себя помню, — поясняет Эльзер, пустыми глазами сверля пространство перед собой. — Может, надеются, что смогут переманить тебя, пока ты намертво не приросла к нашей бравой компании, — хрипло хихикает, но Люмин тут же его гасит свирепым взглядом. — Вот я в тебе никогда не сомневался, Виатор, — серьезно салютует бокалом. Дилюк все-таки не выдерживает и опрокидывает в себя один шот, и после с крайне незаинтересованным видом уточняет. — Люмин, прости за нескромный вопрос, — она тут же напрягается. — У тебя с моим братом что-то есть? Люмин давится набранной в щеки водой, и Дилюк тут же безучастно пару раз хлопает ее по плечу. Легче, конечно, не стало. — Мастер Дилюк, вы с ума сошли?! — Спасибо, мне стало легче, — добавляет уже спокойнее, но она все равно видит, что этот вопрос его сильно гложет. — Мастер Дилюк, как вы могли подумать такое… — нет, после той приятной беседы с Панталоне она подозревала, что слухи рано или поздно доползут и до «мастера», но чтобы так, в слепую, без подстраховки… — Не подумай, в этом нет ничего плохого, — внезапно встревает Эльзер, опустошая бокал и опуская тот на стол. — Я к тому, что он хороший парень и все дела, — это Кэйа-то хороший парень? — Но… понимаешь… — Он хочет сказать, что подлизать, прости за грубость, скорее, хотят не тебе, а ему, — безжалостно рубит Дилюк, и ей сразу становится плохо. — Многие думают, что ты с ним заодно, в плане… — Что вы спите, — тут же с едкой ухмылкой подхватывает Эльзер, а после Дилюк фигурально бьет под дых. — Да, и поскольку у Кэйи туз в рукаве, спасибо моему отцу, а ты — мой первый секретарь, то ваш дуэт, так сказать, стал очень популярен. — Они хотят посадить Кэйю вместо вас? — чего, бля? — Он же даже не работает в компании. — Не в этом дело. У него все равно остается право голоса за счет владения акциями, и учитывая, что его процент один из самых внушительных, вполне вероятно, что голос окажется решающим. Плюсом Панталоне… — внезапно прерывается, словно вовремя прикусив язык, пока Эльзер также молча хлебает вино из бокала. — Вы так говорите, будто уже все решено… — Не решено, но может. И, как я уже сказал, несмотря на отсутствие прямого взаимодействия с самим бизнесом, у Кэйи, по слухам, теперь появился новый рычаг для давления на компанию, — Люмин непонимающе хмурится. — Ты. — А поскольку ты пришла недавно и не успела еще поднабраться значительного опыта, то манипулировать тобой — самый простой вариант, — окончательно добивает ее уже добивший свой стакан Эльзер. Она с самого начала понимала, что затея идти с этим индюком в паре не принесет ничего хорошего ни ей, ни окружающим. Знала, сука, но эти интриганы хуевы все равно решили их объединить и пустить в открытое плавание. И что теперь? Что? — Да вы совсем сбрендили? — она не выдерживает и, отойдя от стола, встает напротив мужчин. — И ладно Эльзер, этот старый сплетник, ему только повод дай — всем кости перемоет! — «Это я-то?!» — Но, мастер Дилюк, вы?.. Как вы могли подумать, что я могу что-то творить у вас за спиной? — верещит она громко, со страстью, не сдерживаясь, и гости уже начинают обращать внимание на их маленькое совещание. — Тем более с Кэйей!.. — Люмин, не кричи, — Дилюк все еще пытается потушить истерику, но в ней рвется такой пожар негодования, что под горящие балки лучше не соваться — завалит тут же. — И, простите, конечно, может, я ошибаюсь, но не вы ли сами вписали меня в список приглашенных в одну пару с ним? Я, — тычет пальцем в грудь, когда обида начинает раздирать сильнее, а еще не выветрившийся алкоголь бить по вискам, — вас об этом не просила! Так что даже не пытайтесь сейчас мне предъявлять, что я как-то могу быть замешана в происходящем!.. — Люмин, перестань хамить, я не это имел в ви… — Вы поэтому подрались, — добавляет уже тише, не спрашивая, утверждая, с плохо сдерживаемой злостью в голосе, и снова сверлит его взглядом, полным разочарования. — А теперь думаете, что не только он, но еще и я вам пускаю ножи в спину, да? Да?! — А я что ли, блять, полез защищать этого выродка?! — Дилюк все-таки свирепеет, не сумев стерпеть запала этой нахалки, переходящей все границы, и бьет пустой стопкой по столу. Люмин испуганно подскакивает на месте. Эльзер, не успев поднести стакан к губам, выдыхает медленное «у-у-у». Он никогда на нее не кричал. Даже не повышал голос. Лишь смотрел холодным и безразличным взглядом сквозь стекла овальных очков, но даже это постепенно сошло на нет, сменившись более спокойной и расслабленной атмосферой — особенно после их разговора на кухне в его особняке. А сейчас он на нее кричит. Даже не так. Он открыто ее обвиняет. Она что, настолько ничтожна в его глазах? — Черт возьми, Люмин, я… — Дилюк сразу соображает, что сказанул лишнего, когда в светло—карих глазах напротив начинают потихоньку скапливаться слезы, а Джинн, чтобы успокоить эту маленькую истеричку, рядом нет. — «Голубую лагуну»? — официант с мятными волосами, чуть выбивающимися из-под красной официантской фуражки, и шрамом на пол лица появляется неожиданно. Люмин тяжело дышит, всеми силами стараясь не моргать — а то все старания Нин Гуан пойдут прахом (и неизвестно, чьим именно), а потом все же хватает высокий стакан с подноса. — Да, спасибо, — произносит стальным тоном и тут же прикладывается губами к краешку хрустального фужера. Не успевает сделать глоток, как ее тут же сносит ударной волной сзади, и аквамариновое пойло с куском ананаса летят прямо на рубашку стоящего перед ней «мастера». — Ох, я такой неуклюжий! — она не заваливается на Дилюка только из-за успевших подхватить ее за талию сильных рук. — Прости, принцесса, что так поздно, я везде тебя обыскался, — Тарталья бегло целует ее в щеку, оттискивая официанта с хмурой рожей в сторону. Тот вдруг насмешливо вздергивает брови, словно в оскале обнажая острые клыки, и, ничего не сказав, плавно исчезает в толпе. Чайлд недолго следит за ним, а после с уже вновь веселой улыбочкой стреляет лукавыми глазами поверх ее колышущегося от все еще возмущенного дыхания плеча. — Ой, забыл извиниться, ну… за тот инцидент, — произносит без капли вины, пока Дилюк с крайне увлеченным видом стряхивает с себя капли коктейля и кончиками пальцев поддевает кусок ананаса. — Надеюсь, мы не в обиде друг на друга? Дилюк, наконец, аккуратно кладет пострадавший от такого насилия ананас на стол, и, вздернув брови, отвечает. Не Тарталье. Ей. — Люмин, я не подумал, извини, — смотрит ей прямо в глаза, намеренно игнорируя заинтересованную конопатую рожу за ее спиной. — Я вышел из себя и не должен был повышать на тебя голос. Люмин, резко осознавая, меж каких огней она только что оказалась, предельно осторожно, но настойчиво смещает ладони Тартальи со своей талии, убирая те за спину. Чайлд смотрит ей в затылок, не моргая, лишь как-то чуть обиженно хмыкнув. — Да ладно вам, мастер, это я… — она бы и ответила со слезливым взглядом «я прощаю тебя», вот только обида никуда не уходила. Но профессионализм опять стальным штырем впивается в грудь, требуя хотя бы сейчас вести себя согласно своему положению в этой мирской иерархии, и поэтому с тихим обреченным вздохом все же находит в себе силы извиниться. — Я перешла границы, мне не стоило обвинять вас в том, что вы обвиняете меня… — Класс! Мир, дружба, жвачка, — Эльзер сбоку показывает палец вверх под смешки Тартальи, и Люмин с Дилюком синхронно гасят Марсана недовольными взглядами. — Понял. — Ну, раз все благополучно разрешилось, могу я украсть ее у вас? — вновь подает свой голос Чайлд, когда Дилюк тут же вздергивает бровь. Воздух вокруг резко леденеет, и она едва сдерживается, чтобы не обхватить свои плечи ладонями. — Я верну, — тут же добавляет, а Дилюк уже переводит пытливый и предупреждающий взгляд на нее. — Главное, не повредите, — покровительственно бросает захмелевший Эльзер, пока Люмин усиленно размышляет, стоит ли ей сейчас покидать их семейное сборище. — Обижаете, — смешливо бросает Тарталья и, вновь обхватив ее за талию уже одной рукой, тянет на себя. — Пойдем, принцесса, — в животе снова порхают бабочки с огненными крыльями, и Люмин, решив, что ничего плохого не случится, если она немного отдохнет под конец вечера, поворачивается и покорно следует за ним. И потому не видит, как Дилюк, предупреждающе щелкнув золотистыми подтяжками, уже во всю высматривает чью-то крайнее заинтересованную в ее благополучии и донельзя охуевшую за последний час персону в толпе.

***

Тарталья, не опуская ее вспотевшей ладони, тянет Люмин по мраморным ступенькам наверх, пока она, придерживая тянущийся шлейф платья, старается успевать за его широким и быстрым шагом. — Куда ты меня тащишь? — посмеиваясь, все же решает уточнить Люмин, ощущая, как все заботы вновь разом отходят на второй план. И подозрительные предложения, и драка, и сомнения «мастера», и хер знает куда запропастившийся блядун с синей башкой — все исчезает в вязкой дымке, вновь охватившей ее тело с затылка до кончиков пальцев. — Ты обещала мне танец, балерина, — обернувшись через плечо, подмигивает Чайлд, и Люмин деланно возмущается. — Я обещала при условии, что ты будешь хорошо себя вести, — он галантно подставляет ей локоть, когда ступеньки, наконец, кончаются, сменившись мягким шелестом ковровой дорожки. Издалека уже слышится приятная мелодия саксофона со скрипкой. — А я разве дал повод усомниться в себе? — лукаво стреляет васильковыми глазами, в то время как его бордовая маска зловеще поблескивает в переливах хрусталя. — А разве нет? Что тебе сказал господин Моракс? — ей, честно говоря, сейчас до этих подробностей нет особого дела, и она уже смирилась, что даст ему сейчас и танец, и позже, возможно, не только танец, но все же для приличия решила поехидничать. — Колись, преступник, — шутливо колет его острым ногтем в бок, и Тарталья тут же театрально ахает. — От вас, принцесс, как обычно за бесплатно ничего не дождешься, — Люмин деланно возмущенно хмурит брови, и он игриво щелкает ее по носу. — Да так, перепутал его кабинет с сортиром, а он на старости лет решил покряхтеть, с кем не бывает, — девушка смеется, качая головой и, очевидно, не веря в эту явно с трудом придуманную отговорку. — Что? Я не вру! — Да-да, — она пьяно прижимается к его теплому боку, не подозревая, что тем самым заставила его припомнить их первую встречу в фонарном переулке возле «Алькора». Иногда ему так сильно хотелось ей все рассказать. Холл для танцев (точнее просто единственный, который не был заставлен кучей столов и рулеток) встречает их чарующей пьянящей музыкой, плавными переливами женских платьев и стойким ароматом мужских одеколонов. Внутреннее убранство напоминает ей диковинный бальный зал из мультиков про принцесс — с этой очередной хрустальной люстрой, зеркальным паркетом и темными стенами, украшенными цветами и дорогими картинами. Она видит пару знакомых лиц, включая Тому с холодно-отстраненной Аякой, когда Тарталья останавливается перед ней, склонившись в галантном поклоне, и протягивает ладонь в короткой перчатке. — Миледи, не откажете ли мне в удовольствии пригласить вас на танец? — весь этот шутливый фарс приятным теплом отдается в груди, и Люмин, не удержавшись, хихикает и, приподняв узкий черный подол, приседает в неловком реверансе. — Раз уж вы настаиваете, — Чайлд, все еще не поднимая головы, хмыкает, и Люмин вкладывает в его раскрытую ладонь свою, бренча связкой золотых браслетов. Ей кажется, что весь мир вокруг замирает, когда Тарталья, выпрямившись, притягивает ее к себе, аккуратно кладя ладонь ей на талию, другой приподнимая их сцепленные ладони с зажатым меж ними золотистым клатчем. — Ты очень красивая, — Люмин кладет свободную руку мужчине на плечо и смущенно улыбается, чувствуя, как к и без того румяным щекам приливает кровь. — Спасибо, — она едва сдавливает его плечо в благодарность, и Тарталья расплывается в довольной улыбке. — Ты тоже ничего, — он деловито поджимает губы, принимая скромный комплимент. Перебирает пальцами по ее талии и вдруг шутливо хмурится. — Меня боитесь, миледи? — стискивает ладонь на титановой пластине сильнее, и Люмин тут же обдает новой волной жара. — До сих пор не понимаю, зачем Лиза просила меня напялить эту штуковину, — притворно дуется. — Она жутко неудобная. И дышать в ней тяжело. — И сейчас? — он склоняется к ее уху, и Люмин тут же легонько оттягивает его за плечо назад. — Сейчас стало еще тяжелее, — Чайлд сдавленно посмеивается, с какой-то невысказанной нежностью глядя на девушку из-под полуприкрытых век. Они лениво покачиваются в такт музыке, словно желая отдохнуть от недавней спешки и всего случившегося. И ей так тепло в этих объятиях, что действительно хочется взмолиться кому угодно, лишь бы время не бежало так быстро. — Ты играл сегодня? — не знает, куда спрятаться от греющих, но все равно смущающих разглядываний. — Не-а, — просто отвечает он. — То тут, то там, а потом еще и твоих друзей пришлось разнимать. Без меня никуда! — замечает, как Люмин снова тухнет, и ободряющее стискивает ее ладонь. — Да ладно тебе, принцесса, все же обошлось. — Обошлось, — вторит она, разглядывая носы своих туфель, пока те вяло плывут по паркету. — Но я все равно не понимаю, зачем они это устроили. Знают же, что завтра каждый киоск будет пестрить их кровавыми мордами, — недовольно бурчит, все еще не желая поднимать головы. — И моим феерическим появлением, — Люмин все же выдавливает пару веселых смешков, и Тарталья рад, что стал причиной этого чарующего звука. — Ну, согласись, это было эффектно. — Не то слово, — она поднимает на него свои огромные карие глаза, и он едва сдерживает в себе желание поцеловать ее. Такую красивую, расслабленную, такую податливую в его руках, мягкую и тягучую, теплую, такую близкую и такую далекую. А ведь все могло быть совершенно по-другому. — Чайлд? — Ты знаешь, что у меня есть брат? — сглатывает, ловко переводя тему, и Люмин довольно поджимает губы, уловив его смущение. Решает отложить переживания на потом — не хочется портить и без того испорченный вечер очередными мыслями о грядущих проблемах. — Брат? — На самом деле четыре, — Люмин удивленно хлопает глазами, и он с легким смешком продолжает. — И еще две сестренки. — Ого, — в ее голове тут же вырисовывается дружная рыжеволосая семейка в шапках-ушанках на фоне заснеженного леса — и такое чудное зрелище отвлекает от грустных мыслей. — В Снежной у всех такие большие семьи? — Мы единственные в своем роде, — внезапно он стискивает ее сильнее, наклоняя и придерживая за спину. Люмин, еще не до конца отойдя от выпитого, от такого резкого пируэта пошатывается, но теплая ладонь не позволяет потерять равновесие. — И все рыжие? — Чайлд возвращает ее в стоячее положение, прижав еще ближе к себе, что она чуть ли не целуется с его грудью. — В точку. — И с веснушками? — продолжает она своеобразный допрос, покачиваясь в умелых руках. — Такой только я. Ладно, еще Тевкр. И-и, может, малышка Тоня. А вот Антону повезло меньше. — Цену себе набиваешь? — Своей неотразимой внешностью? — Люмин смущенно посмеивается и легонько ударяет его в плечо, когда он снова притягивает ее ближе. — Какая ты жестокая! — он притворно дует губы, и она не может отвести зачарованного взгляда от этой милой моськи. — Ты старший? — лукаво уточняет, пока Тарталья неторопливо кружит ее по залу. Она бегло кивает Томе, тепло улыбающемуся поверх умостившейся на его груди головы Аяки, и снова испытующе глядит в синие глаза. — А это добавит мне баллов? — шутливо подмигивает. — Как сказать, — загадочно отвечает она. — По всем законам сериалов главная героиня всегда остается со старшим братом. — Это каких-таких сериалов? — Значит, не старший… — деланно разочарованно тянет она. — Ну, если ты хочешь познакомиться с Эаком, то, боюсь, тебя ждет ужасное разочарование, — он резко приближает ее к себе и, склонившись к уху, жарко шепчет. — Он жуткий зануда, да к тому же женат, — касается губами другого уха, с удовольствием наблюдая, как трепыхаются ее ресницы, и снова тянет. — А Трамбел — неуравновешенный придурок. — Сразу понятно, что вы семья, — она привстает на цыпочки и ответно шепчет ему куда-то в шею, придерживаясь ладонью за его склоненное плечо. Тарталья весело хмыкает, прекращая их своеобразную игру до того, как перестанет находить в себе силы сдерживаться. Люмин, выпустив вспотевшую руку из его руки, переводит ту за его шею и скрепляет ладони, зажав клатч между ними. — Так, значит, Эак, Трамбел, — начинает она задумчиво перечислять, шутливо прищурившись. — Тевкр, — тут Тарталья морщится, но она не замечает. — Антон, Тоня… — И Прима, старшая, — добавляет он, отмахиваясь от не в момент закравшихся мыслей. — И Прима. Вы все родом из Греции что ли? — лениво покачивается, пока музыка становится все тише, а гости начинают постепенно покидать зал. — Корнями, — отвлеченно бросает. — И ты — Чайлд, — она не пытается выведать больше и вдруг резко хмурится, сочувственно сводя брови к переносице. — Чайлд, прости, но, мне кажется, у меня для тебя плохие новости… — Чего? — недоуменно моргает, пока Люмин продолжает разыгрывать спектакль, все еще нежась в его руках. Мысли о младшем брате как некстати прирастают к черепной коробке. — Ты… — шепчет, и ему приходится вновь склониться, чтобы разобрать хоть что-то. — Ты… — Что?.. — не выдерживает этого томительного ожидания и шепчет, коснувшись кончиком носа ее. — Ты… — она вдруг прикрывает глаза, поддавшись вперед, и у него внутри все замирает, когда он понимает, что именно она хочет сделать. Серьезно? Она? Первая? Осознав, что более подходящего момента не будет, с теплотой в сердце и в томящем предвкушении зажмуривается, когда Люмин, резко навалившись на него грудью, вдруг звонко чмокает его в нос. — Ты приемный! — и пьяно хохочет. Музыка в зале затихает, и после звучат неторопливые аплодисменты оставшихся разнежившихся гостей. Вечер клонился к завершению. — Ха-ха, — Тарталья, поняв, что чутка проебался, смущенно треплет освободившейся ладонью свои волосы, пока Люмин, обхватив руками живот и согнувшись, все еще продолжает хохотать. Гости, потихоньку покидая зал, бросают на их парочку заинтересованные взгляды. Тома даже задерживается дольше, чем следовало, но Аяка требовательно утягивает его за собой. — Рад, что тебе стало легче! — Чайлд вкладывает в свой голос как можно больше возмущения, но Люмин от этого начинает лишь громче смеяться. — Ха, прости, Чайлд, ты такой милый был, когда я… — она прикладывается двумя ноготками указательных пальцев к уголкам глаз, смахивая выступившие слезы. — Я не могу… — обмахивается двумя ладонями на манер веера, когда внутри все вновь сводит от жара, а от недостатка кислорода становится тяжелее дышать. — Ох, Чайлд, какой же ты… — смотрит на его скривившееся в скепсисе лицо и снова заходится в удушающем смехе. — Такой… такой… Ему хватает лишь одного взгляда сияющих карих глаз, чтобы решиться. — Паршивка, — шепчет себе под нос, сократив расстояние между ними одним широким шагом, и обхватывает вспотевшими ладонями ее лицо. Она резко прекращает смеяться, лишь наивно моргая — одна слеза все же рвется наружу, и Чайлд любовно смазывает ее большим пальцем. — Какой? — тихо уточняет прежде. Люмин, задержав дыхание, удивленно таращится в его решительные васильковые глаза. — Милы… — она не успевает договорить, как он, склонившись и вновь прикрыв глаза, крепко и уверенно ее целует. И этот поцелуй не идет ни в какое сравнение с тем, что не так давно пытался втюхать ей один капитан. Чайлд целует ее мягко, но настойчиво, нежно ведя скрытыми под тканью перчаток пальцами к вискам, зарываясь в блестящие от количества лака золотистые волосы, придерживает скользящую меж прядями лилию и аккуратно заправляет стебелек за ухо. Люмин, несмотря на вновь растекающуюся по венам лаву, привстает, теснее прижимаясь грудью к его груди, некрепко обхватывает его за шею, царапнув сумкой его затылок и наклоняя голову чуть вбок. Довольно мычит, когда Тарталья углубляет поцелуй. Чайлд целует ее нежно, но нетерпеливо, словно не может насытиться, словно как в тех тупых сопливых мелодрамах — кто-то снаружи перекрыл ему кислород, и Люмин сейчас — единственный его источник. Ему хочется вдыхать ее больше, этот сладкий, едва уловимый, не терпкий, но будоражащий аромат ванили и меда — она пахнет не как влиятельные барышни с несчетными нулями на картах, от которых за милю тащит дорогущими дихлофосами из роз и жасмина — Люмин пахнет тепло, нежно, по-домашнему — и от одного этого запаха у него сносит крышу. Они не отдают себе отчет в том, что зал уже давно опустел, оставив их одних, в самом центре, под золотым приглушенным светом хрустальной люстры, на натертом до блеска паркете, в окружении опустевших столов, пирамид из шампанского и одинокого маленького оркестра. Люмин прижимается к нему крепче, не нуждаясь в тепле, потому что тело от такой желанной близости начинает гореть — а лишь от стремления быть еще ближе, еще теснее. Ей хочется прямо здесь стащить с него этот черный пиджак и уложить на столе, но она, как приличная и нуждающаяся в мужском присутствии женщина лишь доверчиво льнет к нему, вновь сдавленно мыча, когда Тарталья мягко оттягивает ее нижнюю губу. Между сбивчивыми ударами сердца, отдающими тугим звоном в ушах, до нее все же доносится неторопливая мелодия скрипки. Она улыбается в поцелуй, чувствуя, что Чайлд делает то же самое, — бабочки в ее животе уже вовсю выплясывают канкан, — и податливо приоткрывает разгоряченные губы. Одной ладонью все еще касаясь ее виска, придерживая цветок, другую он опускает на ее талию, неторопливо проводит по позвонкам, но не ведет ниже. Порывисто касается своим языком ее и тут же, словно обжегшись, возвращается к ее губам, когда Люмин, переняв инициативу, сама тянется к нему, уже углубляясь своим языком в его рот — ей не нужно много времени, чтобы понять, что Тарталья вряд ли был искушен в частых поцелуях, несмотря на залихватский и взбалмошный вид. Он целовал порывисто, без одышки, восполняя недостаток терпения страстной отдачей. И это возбуждало намного сильнее, чем попытка имитировать какого-нибудь мачо на пенсии. Она зарывается тонкими пальчиками в его волосы на затылке, цепляясь связкой браслетов и отпуская клатч — тот брякает где-то за спиной Тартальи. Скрипучая и щекочущая мелодия все настойчивее пробивается в охмелевшее сознание, а дышать становится все труднее — и Чайлд, напоследок немного грубовато оттянув ее губу, запыхавшись, отстраняется. Люмин все еще не смеет открывать глаза, когда Тарталья убирает левую ладонь с ее талии, оставляя привкус неудовлетворенного желания, и подносит руку к ее лицу, вновь обнимая его с двух сторон. Поддавшись внезапному порыву нежности, касается кончиком носа ее, и тогда она уже не выдерживает — распахивает глаза и сразу окунается в нежное-нежное синее море. — Ты очень красивая, — вновь шепчет он, скача по ее лицу каким-то лихорадочным взглядом, словно пытаясь уместить в памяти каждую мельчайшую деталь. Люмин хмыкает, касаясь пальцами его губ и смазывая остатки своей красной помады. Она чувствует себя такой счастливой. — Ты уже говорил, — смущенно бросает она, пытаясь оттереть стойкий след от косметики. Подлецу, конечно, все к лицу, но в таком виде она ему точно разгуливать не даст. Хотя раскрасневшиеся щеки, сбитое дыхание, всколоченные медные волосы и возбужденные синие глаза — на такого Чайлда она была готова смотреть каждое утро. — Нашел что-то интересное? — она, наконец, заботливо утирает уголок его губ, куда въелся кусочек красной краски, краем глаза замечая, что Чайлд все еще не сводит с нее теплого изучающего взгляда. — Хочу запомнить тебя такой, — доверчиво шепчет Тарталья, опьяневшими глазами елозя по ее лицу — и Люмин была уверена, что он и капли алкоголя в рот не взял. — Какой? — едва слышно повторяет его реплику, неосознанно приподнимаясь на носочках и вновь умещая подрагивающие ладони на его широких плечах. Тарталья проникновенно глядит ей в глаза, словно храня какую-то страшную тяжелую тайну, о которой никак не может рассказать, и, поддавшись вперед, невесомо, даже целомудренно целует ее в лоб. — Счастливой, — тихо говорит напоследок, неохотно отстраняясь и вынуждая Люмин уткнутся носом ему в зону ключиц. Музыка постепенно замедляется, ноты становятся ниже, тягучее — и после усатый скрипач, в последний раз мазнув смычком по тугим струнам, выдает визгливую высокую ноту — и мелодия затухает. Пузатый саксофонист за его спиной уже сложил инструмент в потертый чехол, когда Тарталья, улыбаясь, выдал благодарные аплодисменты. — Спасибо вам за столь прекрасный аккомпанемент, — придерживая раскрасневшуюся Люмин за талию, галантно поклонился мужчине. Люмин, подыгрывая, приседает в неуклюжем реверансе, только сейчас полноценно осознавая, что все это время этот пожилой музыкант с зализанными седыми волосами смотрел, как они тут чуть ли ноги не закидывали друг на друга. — Рад стараться для юных сердец, — старый скрипач замечает ее смущение и шутливо салютует смычком, успокаивая. Тарталья кивает, одобрительно посмеиваясь, и мягко хлопает Люмин по плечу, когда она снова ударяется взглядом в пол. — Принцесса? — он склоняется, поднимая ее сумочку — уже, видимо, привычка. — Я сделал что-то не так? — озабоченно хмурится, не желая вновь видеть ее грустной. Он не знает, сколько еще продлится это чертово дело, и лишь надеется, что сможет завершить свою часть в скором времени — и тогда, он уверен, он сможет быть с ней. Честно сможет. И больше не будет врать. А она, поднимая свои вновь наполнившиеся слезами глаза, но такие яркие и такие счастливые, солнечно улыбается, проводя тонкой ладонью по лицу и размазывая совершенно ненужные остатки косметики, и качает головой, поджимая вспухшие от поцелуев (его поцелуев) губы. — Все в порядке, — вдруг короткими шажками приближается к нему и, потянувшись к его щеке, нежно целует, кладя ладонь на другую щеку. — Ты прав. Я просто давно не чувствовала себя такой… счастливой, — замолкает на момент, с трепетом рассматривая вновь появившийся румянец, и, переведя взгляд выше, вновь окунается в такую чарующую синеву. — Спасибо тебе, Чайлд. Он хочет слышать «Аякс».