***
— Отвечай, сука! — Чайлд, успев ловко взобраться на пальму, потому что он с важного наблюдения Скарамуччи «обезьяна», орал в кокос, пытаясь дозваться до наглых похитителей. Перевернул его и потряс. Кивнул с важным видом. — Надо расколоть. Чайлд не хотел оставаться на этом острове. Особенно с этими нелюдями. — Мона, метнись за жрачкой, — устало буркнул Скарамучча, без футболки и в свободных темно-синих и загаженных белой краской (?) шортах, сидя на песке и привалившись спиной к стволу пальмы. — В жопу иди, — нежно ответила Мона, потрясая своей упругой задницей, пытаясь впихнуть себя в узкие велосипедки. — Где я тебе ее возьму? И это обижало Чайлда больше всего. Потому что они оказались в самом сердце каких-то джунглей, без еды и воды, лишь с жалким целлофановым пакетом с цифрой пять, известной каждому жителю Снежной. Внутри пакета были только четыре белые футболки с логотипом их дружной компании и надписью «ФАТУИ сосут» (которую Чайлд отказался надевать, предпочтя щеголять своей голой грудью, благо, на нем уже были красные спортивные шорты, потому что прежде он тренировался на тренировке), бутылка воды, которую Скарамучча тут же выпил (потому что «если вы все будете гореть и у меня в руках будет бутылка воды — я ее выпью»), и шмотки Моны. Когда Чайлд подозрительно покосился на нее, Мона подняла руки и зловеще прохрипела «прокляну». — И на что ты пялишься? — оскорбилась Синьора, сложив руки на своей внушительной груди, прикрытой оскорбительной футболкой, потому что она светить голыми сиськами на огорчение Панталоне отказалась. — Я думаю, — блаженно протянул тот, восседая на сколоченной из дряхлых палок табуретке и обмахиваясь своим любимым веером. Ему очень повезло, что он держал тот в руке, когда все в глазах потемнело. Ему даже пришлось напялить это принижающее их репутацию… одеяние, потому что его стоящий как вся недвижимость в нищенском Мондштадте фрак обещал ему скорую гибель от жары. Он искренне не понимал, как он выживет здесь без кондиционера. — Оставь меня, старуха, я в печали, — Синьора пнула ножку его жалкого подобия стула, и Панталоне совсем неизящно хрякнулся на спину. Дотторе, отойдя от компании своих многоуважаемых коллег, в одном медицинском халате, босиком, потому что в костюме слишком жарко, а футболка с логотипом ФАТУИ — слишком низко, задумчиво смотрел вдаль, пока легкий ветерок скользил по его тощим ногам и выше, выполняя работу естественной вентиляции. Он был уверен, что на этом острове найдется много чего… кого интересного. Его лаборатория обещала пополниться новыми испытуемыми. Дотторе упоительно вздохнул, услыхав ласкающий уши звук хруста черепов, пока Чайлд пытался разломить кокос, долбя тот о камень.***
— Ты сейчас все дно изрежешь, — со знанием дела проговорил Чжун Ли, заходя в воду по колено и держа в руке курортную брошюру со знаком «опасно». На нем были темно-коричневые стильные шорты, удлиненная пляжная рубашка и камуфляжная панамка. — Надо нежнее, племянник, нежнее… — Не зуди над ухом, дядя! — уважительно прошипел Сяо, одетый в изумрудные плавки с белыми кроликами, и комично подпрыгнул на одной ноге, ругнувшись, когда в его пятку впилась особо острая ракушка. — Я знаю, как управляться с лодкой! — Конечно, конечно, — согласно пробормотал Чжун Ли, незаметно поддерживая лодку с другой стороны и не отрываясь от увлекательного чтива. Итэр, заложив руки за голову, беззаботно покачивался в той самой лодке, обняв удочки, и гадко посмеивался. Сяо ощетинился: — А ты чего ржешь? — Сяо, нельзя быть таким грубым… — снова наставительно произнес Чжун Ли, наслаждаясь своим внеплановым отпуском, который он наконец-то мог провести со своей семьей. Он нежно улыбнулся, оторвавшись от строк, когда его племянник подцепил ракушку со дна и кинул ту в его ученика, а Итэр со звонким смехом тут же принялся брызгаться. Когда его рубашка промокла насквозь, а брошюрой оставалось только подтереться, Моракс понял, что есть все же на этом белом свете счастье. Нин Гуан, единственная женщина в этом притоне мужчин, в слитном купальнике цвета белого золота, сверкающем россыпью бриллиантов, важно развалилась на шезлонге и пила «секс на пляже», пока эти самые мужчины, как рой пчел, жужжали вокруг нее. Когда они все вместе оказались на этом совсем не отвечающем ее стандартам пляже, она решила, что время, как обычно, деньги, и пока те самые мужчины делают эволюционно присущую им работу, Нин Гуан будет наслаждаться своим отпуском и ждать, когда дела разрулятся сами собой. Точнее, она была уверена, что вцепится в глотку своими наманикюренными пальчиками сразу, как только обидчик появится на горизонте, но до тех пор оставалось ждать. Поскольку терпение — неотъемлемая черта умелого охотника. — О, да-а… вот так… у тебя такие умелые руки… — сладко постанывал Син Цю, лежа животом вниз на покрывале, пока Чун Юнь мял его плечи, втирая солнцезащитный крем. Щеки Чун Юня стали еще краснее, несмотря на то, что по его рельефным белоснежным мускулам и так во всю струился пот, и мальчик продолжил пыхтеть, лишь бы доставить удовольствие своему господину. — О-ох… да-а… — Нин Гуан не повела и ухом, когда изо рта того подозрительно ухмыляющегося синеволосого мальчика (а дети ее не интересовали) снова полились эти странные звуки, предпочтя прятать свой слегка заинтересованный взгляд за солнечными очками, когда Чжун Ли протянул свои длинные пальцы к пуговицам своей рубашки. Она была женщиной с чувством прекрасного, а Чжун Ли, судя по рельефному бледному животу и подтянутой груди, по которой стекали серебристые капли морской воды, был прекрасно сложенным мужчиной для своих шести тысяч, если не больше. М-м-м. — Сильнее, Чунь… — один ее глаз все же дернулся в сторону, когда она услыхала хруст чей-то, кажется, лопатки, и следом. — А-а-о-о… люблю, когда ты грубый… — Прости, я не специально… — Чун Юнь с бордовыми щеками и заливающим потом глаза, дрожащими пальцами коснулся плеча своего юного господина. Син Цю, стрельнув в него своими ореховыми глазами, томно улыбнулся. — Ничего страшного, мой милый Чун Юнь, — сахарным тоном пропел он. — Ломай меня полностью. Рука Чун Юня дернулась, и у Син Цю, сладко застонавшего, хрустнуло и второе плечо.***
— ЧУВАКИ, МОРЕ, ЭТО МОРЕ-Е-Е!!! — Аратаки Итто, потрясая кулаками и сверкая голым задом, носился вдоль берега наперегонки со своей счастливо хрюкающей свиньей. Казалось, что, живя в Инадзуме, окруженной океаном со всех сторон, он впервые увидел воду, настолько он был воодушевлен этим отпуском. Куки, копошащаяся в багаже, содержимое которого оказалось довольно скудным, пыталась найти хоть что-нибудь, что окажется по размеру ее нерадивому «боссу». Она была девушкой терпеливой, и не сказать, что ее сильно смущала его нагота, но то, как глаза безмятежно почитывающего правила грядущих игр Камисато Аято по-лисьи прищуривались, стоило Аратаки поиграть в вертолет, немножко ее напрягало. Итто со своей истинной мужественностью и отсутствием понимания жизни, может, и не обратил бы внимания и в конце концов взлетел бы, но Куки предпочитала обрубать все возможные проблемы на корню. — Есть что-то интересное? — прощебетала Еимия, переодевшись в короткое летнее платье и обмотав грудь и ноги белыми бинтами, и подплыла к лежащему в гамаке Аято. — М-м-м, — задумчиво протянул тот, когда его носа коснулся запах жареной свинины. На Аято было легкое летнее кимоно. И ничего лишнего под ним. Он снова прищурился, потому что это добавляло его загадочной ауре загадочности, и глянул на костер, возле которого его хозяйственный Тома уже готовил ужин (глубоко в душе Аято понадеялся, что на вертеле уже крутился близкий друг его близкого друга, когда назойливое хрюканье смолкло). Тома вскинул покрасневшее от жара лицо, пятерней зачесывая влажную от пота золотистую челку, и Аято улыбнулся. — Определенно есть. Еимия безапелляционно вырвала брошюру из его пальцев, чего Аято, погруженный в свои такие же влажные как волосы Томы фантазии, не заметил, коснувшись пальцами подбородка. Еимия, как единственная, кому в этой компании был присущ соревновательный дух (не считая голозадого Итто, но для того любые соревнования кончались заливистым плачем), ознакомилась с правилами игр. Перспектива провести каникулы вдали от Инадзумы и ответственности казалась ей очень заманчивой. К тому же, Еимия любила игры. Особенно те, в которых можно было бы помахать кулаками и показать миру, на что она способна. Всего испытаний было три, и все из них она намеревалась пройти с блеском, даже если для этого ей придется тащить на себе всю эту команду лентяев. Конечно, она могла рассчитывать на Тому и Куки, но Тома и шагу не сделает, если только не будет уверен, что слижет за это сахарок с пальцев Камисато-сама, а Куки… Куки следила за Итто. Первое испытание было довольно примитивным — игра в волейбол. Еимия была девушкой ловкой от природы, и ее это ничуть не испугало. Второе — испытание на выносливость. Что это значило, она думать пока не хотела, но она была выносливой, вряд ли ей стоило чего-то опасаться. И третье… танцы. Еимия нахмурилась. Танцевать она умела разве что на ринге, но, может, если представить, что ее партнер — ее будущая жертва, то все пройдет как по маслу? Оставались еще соперники. Еимия не знала, с кем именно они будут соревноваться. Уси, незаметно подкравшийся к ней, несмотря на свою внушительную комплекцию, слюняво хрюкнул ей в ухо. — Уси! — Еимия брезгливо поморщилась, но тут же засмеялась, почесывая дородного кабанчика между ушей. Единственный адекватный член их команды. — Уси, вот ты где! — и… — Итто, твою-то мать!.. Прикройся!***
Когда три команды, сменив свои скучные городские шмотки на модные летние луки (Куки проследила, чтобы Итто не забыл надеть плавки), прибыли на место назначения, представлявшее собой два столба с натянутой сеткой и ограждающими начерченными на песке границами площадки, началась настоящая кутерьма. Точнее, никто особо и не удивился. Разве что Чжун Ли крепко пожал руку своему коллеге Аято, Дилюк вежливо поздоровался с Нин Гуан, за что та наградила его снисходительным взглядом, получив за это брезгливую, брезгливую (!) ухмылку от Джинн, Кэйа кивнул Еимии, Еимия кивнула Кэйе, и оба сделали вид, что они тут самые левые, Тома обнялся с Люмин, Люмин скривилась на сальной комплимент Син Цю и отвела взгляд, заметив такого же красного Чун Юня, а после тут же сорвалась вперед, увидев Итэра, катающегося на спине Сяо. На воссоединение семьи все дружно умилились, а потом попадали, потому что Итто, расчувствовавшись, стал обнимать всех подряд до хруста ребер (Син Цю стонал громче всех). Дожидаться четвертой команды не стали, потому что всех терзали смутные сомнения. — Правила игры таковы, — Чжун Ли, переодевшись в полосатую бело-коричневую форму тренера и в повязке с козырьком, величественно взирал на три команды, стоя на табуретке. — Четыре игрока в каждой команде, две стороны поля. Если мяч касается земли… — Песка, — поправил его Аято в такой же полосатой, но уже бело-голубой форме, и с салатовым свистком на шее. — Песка, — скосив глаза на своего коллегу, ровно сказал Чжун Ли. — Если мяч касается песка с вашей стороны поля, то право подачи переходит к другой команде и ей засчитывается очко, — Итто прогромыхал «ха-ха, очко», но Чжун Ли великодушно его проигнорировал, не обращая внимания на хихикающего рядом Аято. — Кто первым наберет пятнадцать очков, тот и победил. Все ясно? — Это все правила? — сложив руки на груди, подозрительным тоном протянул Кэйа. Чжун Ли и Аято переглянулись. — Я так полагаю, все, сэр Альберих. Кэйа ухмыльнулся. Итто энергично подпрыгнул с поднятой рукой. — Да, Аратаки-сан? — Уси тоже может участвовать? — Уси? — переспросил Чжун Ли и пролистал бумаги с правилами и именами участников. — Его кабан, — без удивления пояснил Аято. — Хм-м… В правилах не указано, что участниками могут быть только люди, так что… — О-хо-хо, Уси, ты в игре! — Итто поднял свою свинью и сжал в объятьях, на что получил в ответ радостное хрюканье. Скарамучча, только что подошедший вместе с остальной своей командой, на сие представление презрительно схаркнул в песок и пробормотал «вот же долбоеб». Все замолчали, с подозрением поглядывая на прибывших под типичный для вестернов свист. Скарамучча, маленький и злой гремлин, угрожающе потер голой пяткой песок и сплюнул еще раз, укрепляя свою репутацию предводителя этих видных джентльменов и двух мадам. Синьора пренебрежительно вздернула брови, и Кэйа сделал кроткий шаг в сторону, пряч… стратегически отступая за широкие плечи брата. Панталоне почтительно улыбнулся, рассматривая лицо своего соперника по бизнесу, и Дилюк тоже сделал шаг в сторону, открывая всеобщему обзору Кэйю, и Кэйе пришлось сделать еще один незаметный шаг, делая вид, что он просто прогуливается. Дотторе впился своими красными глазами в тут же поседевшую Люмин, и, оставшись довольным своей маленькой потехой, едва заметно кивнул Чжун Ли и Аято. Те его благочестиво проигнорировали. Мона не понимала, на кого ей нужно грозно смотреть, и просто старалась выглядеть грозно. — Люм, детка! — Чайлд растолкал всех локтями, швырнув кривой стул в затылок Синьоре, который он тащил по приказу Панталоне, и бросился к своей любимой. Люмин, отойдя от вида Дотторе в коротком медицинском халате, тут же заискрилась и раскинула руки, ринувшись навстречу своему любимому. — Чайлд! — она прыгнула в его объятия. — Люмин! — он покружил ее. — Чайлд! — она крепко поцеловала его в щеку. — Люмин! — он сжал свои руки на ее талии. — Уси! — Итто обхватил Уси крепче, и Уси чуть не превратился в свиное жаркое. — Какого хрена? — взбрыкнулся Итэр, но Сяо придержал его за плечо, пробормотав «не здесь». Кажется, назревала драка за честь Уси. И после того, как все более-менее попривыкли, с кем им придется иметь дело, и перестали зловеще оглядываться, Чжун Ли прокашлялся: — В таком случае, если вопросов больше нет… — Эй, так нечестно! — возмущенно выкрикнул Чайлд, опуская Люмин на землю и обвинительно тыча пальцем в Чжун Ли. — Вы будете подсуживать! — Что значит «подсуживать», маленький предвестник? — игриво дернул бровями Аято, для которого все это собрание только что представило еще больший интерес. — Мы с моим коллегой — самые честные люди. — Нужны еще жюри! — Чайлд, дорогой, поставь стул сюда, будь добр, — помахивая веером, пропел скользящий по песку Панталоне в фирменной футболке (Кэйа незаметно крякнул, но все заметили) и в красных мокасинах, и недовольно поджал губы, когда Чайлд без обиняков швырнул его табуретку к столбу сетки. — Вот же негодник, — Чжун Ли, стоя на своей добротной табуретке, с превосходством посмотрел на него. — Не смотрите свысока, — улыбка Чжун Ли стала шире, — господин Моракс, песенка еще не спета. И после, усевшись на свой дряхлый стул и чуть не свалившись назад, Панталоне продолжил обмахиваться своим веером, держа лицо. — Нам тоже надо, — буркнул Дилюк и обернулся назад, выискивая куда-то запропастившегося Эльзера. — Эльзер! Тащи свою старую задницу сюда! И когда Эльзер, кряхтя и таща в руках не свою задницу, а поднос с закусками и коктейлями, привалился плечом к столбу сетки, Чжун Ли мог наконец объявить начало игры. — Первый матч… — он бегло просмотрел листы, выискивая названия команд, и вопросительно уставился на Аято. — Как мы планируем их объявлять? — громким шепотом уточнил он. — Там не написано? — вытянул шею Аято, и Панталоне тоже непалевно прищурился, готовясь отстоять свою репутацию в футболке «ФАТУИ сосут». Эльзер жевал начос, он был в своем мире кайфа. — Ну, давай по городам, что ли, — предложил свою гениальную идею Аято, потому что он был соткан из гениальности. Чжун Ли кивнул с видом знатока, но без совы. — Матч первый: Инадзума против ФАТУИ сосу… — Э-э! — величественным тоном возмутился Панталоне, и Чжун Ли покорно исправился. — Инадзума против Снежной! На позиции!***
— У тебя ноги из жопы, дебил! — Чайлд, скользя голым животом по горячему песку, успел отбить мяч, крича Скарамучче. — А откуда им еще быть, долбоеб?! — рявкнул Скарамучча, принимая пас. — Давай, ведьма! — Синьора, махнув длинным хвостом, разбежалась, подпрыгнула (и ее грудь тоже) и отправила мяч через сетку мощным ударом ноги. — Лови, пацанва! — прогромыхал Итто, потрясая своими голыми мускулами на фоне, пока Еимия и Тома готовились принять удар, а Уси поддерживал всех, копая маленькие ямки. — Эй, так разве можно?! — возмутилась Люмин, стоявшая рядом со своей командой и с напряжением покусывающая ногти. Она, конечно же, болела за Чайлда. Кэйа пожал плечами. — Для этого и был вопрос про правила, — продолжая цепко следить за игрой, задумчиво ответил он. Чайлд на крик Люмин обернулся и радостно помахал ей с широкой улыбкой. Ему в затылок тут же прилетел мяч. — Бля, я тебя щас урою! Глаза разуй! — и пока Скарамучча верещал, а Чайлд громко оправдывался, Кэйа склонился к уху Люмин и что-то ей прошептал. Ее щеки тут же порозовели. — Я не буду этого делать! — Да, давай, золотко, на благо команды, — подстегивал ее он, проникновенно глядя своими синими глазищами. — Я сказала «нет», Кэйа! — Что «нет»? — тут же присоединился к беседе Дилюк, до этого уходивший за панамой Эльзера, потому что тому якобы напекло голову. Кэйа тут же прошептал свою идею брату на ухо. Щеки Дилюка не порозовели, и он невозмутимо посмотрел на Люмин. — Ты должна это сделать. — Но мастер!.. — Прибавка к зарплате. — УА-А-А!!! ГО-О-О-Л! — загрохотал Итто, когда Еимия пасанула Томе, а Тома переправил мяч за сетку выверенным ударом. Аято, свистнув в свисток, мельком подмигнул ему, и Тома, зардевшись, со смешком почесал затылок. — Ты ни хрена не сделал! — раздраженно пропыхтела Еимия, утирая пот со лба. — Я дух команды! Давай, братва, дружно! Навалились! — потрясая кулачищами, орал Итто, и Уси возле его ног радостно хрюкал. Куки, наблюдая за своим «боссом» с места болельщиков, потому что Итто предпочел ей свою свинью, прикрыла глаза, прячась от позора. Она была уверена, что победителями им не выйти. — Ты не можешь просто стоять и нихуя не делать! — с упреком тычет пальцем Чайлд, поворачиваясь к беспечно посвистывающему Дотторе. — Вы и без меня прекрасно справляетесь, — ухмыляется Дотторе, сложив бледные руки на груди, отчего его халатик слегка задрался. — Зачем мне делать лишнюю работу? — Мы должны быть командой!.. — Командой? — язвительно протягивает Дотторе. — Оставь его, рыжий, — скривившись, буркает Скарамучча. — Эй ты, блядь! — Синьора, воркующая с Панталоне и обсасывающая фруктовый лед, который ей любезно предложил Эльзер чисто из уважения к сопернику (и не потому, что даже на пляже нужно налаживать рабочие связи), медленно обернулась и равнодушно причмокнула пухлыми губами. — На площадку вернись! — Уже бегу, — и снова что-то промурлыкала Панталоне, чья рука уже скользила по ее голому бедру. — У нас замена! — прогромыхал Скарамучча, потому что он был готов порвать всех зубами, только бы выйти победителем, и махнул головой Моне, призывая ее выйти на площадку. — Я не умею играть! — запищала Мона, и все поморщились от ее ангельского голоса. — Сам иди! — Я уже, блять, здесь! — разворачивалась настоящая любовная драма, и Эльзер пожалел, что в их запасах не нашлось попкорна. Скарамучча угрюмо покачал головой и обреченно уставился на жюри. — Три игрока можно? Панталоне не обращал внимания на своих ребятишек, предпочтя наслаждаться гладкостью кожи своей любовницы, поэтому Скарамучче ответил Аято: — Дисквалификация, — судя по улыбке Аято, он был слишком опечален таким исходом. Глаза Скарамуччи ринулись к месту, где стояли болельщики и другие команды. Выбора не было. — Эй, ты, — Кэйа, до этого выстраивавший стратегию вместе с Дилюком, Джинн и Розарией, не обернулся. — Синий, блять! — Чао-о?.. — протянул Син Цю, чьи плечи теперь были перевязаны белым бинтом с ног Еимии, потому что Чун Юнь в кои-то веки перестарался. Не сказать, что Син Цю был слишком расстроен. — Не ты, лопух, — Скарамучча отмахнулся и попросил у жюри пару минут. Жюри были терпеливыми и ответили ему согласием. — Нахуя он нам? — Чайлд был уверен, что втроем их команда справиться как нельзя лучше, потому что его сил хватило бы, чтобы справиться хоть с десятью командами разом. Но он пошел за Скарамуччей, потому что рядом с этим синим ушлепком стояла она. Люмин ему улыбнулась. Кэйа, махнув пальцами, чтобы все замолчали и не раскрывали их секретной стратегии, поднял брови, с легким наслаждением рассматривая пресмыкающегося перед ним гнома с горшком на голове. — Ты будешь играть за нас, — без прелюдий объявил Скарамучча. Кэйа бы затянулся, будь у него сигарета, и вместо этого сделал вид, что разговаривают не с ним. — Это против правил, юный господин, — до Скарамуччи донесся предупредительный голос Чжун Ли, но Скарамучча скривился с видом, якобы говорящим «а то ты, блять, не знаешь». Чжун Ли понимающе замолчал. Аято с любопытством посмотрел на него, и Чжун Ли тут же поделился горячей сплетней со своим другом. — Кыш, — наконец, вяло бросил Кэйа, махнув пальцами, и Скарамучча зловеще проскрежетал. — Если ты сейчас же не выйдешь за нас, все вокруг узнают, чем ты занимался. — Ой ли? — Чем он занимался? — заинтересованно высунула голову Люмин, закончившая обжиматься с Чайлдом, у которого появилась иная проблема в шортах, помимо желания победить, и Кэйа шикнул. Он не хотел, чтобы его главный секрет всплыл вот так брюхом кверху. Джинн и Дилюк переглянулись. Розария убийственно смотрела на Скарамуччу. — А что будет потом, когда нам придется играть друг против друга? — вовремя уточнил Кэйа, понимая, что выбора у него нет. К тому же, он уже знал, как извлечь из этого выгоду. Кэйа из всего извлекал выгоду. На то он и был Кэйей. — Решим, — Скарамучча протянул руку, предлагая временное перемирие. — Ну, сделка? Кэйе показалось, что на фоне заиграла торжественная музыка, когда Эльзер достал потрескивающий магнитофон, и пожал руку. — Сделка. Скарамучче не понравилась ухмылка этого синего петуха, но он не мог не признать, что благодаря бывшему Капитану они победили. Или благодаря тому, что Уси перекопал всю площадку инадзумцев.***
— Матч второй: Мондштадт против Ли Юэ! — Давай, Итэр! — замахала руками Люмин и звонко свистнула. — Хэй, ты на чьей стороне? — возмутился Кэйа, чуть подустав после уже отыгранного первого матча, вставая на подачу. — Нет ничего важнее семьи, — важно выпятив грудь, кивнул Итэр, и отсалютовал Люмин. — Проиграй! — тут же шкодливо добавила Люмин, и Итэр театрально склонил голову. — Сюда, — Сяо, усиленно думающий, как разгромить команду противника, подозвал всех к себе. Подошли все, кроме Нин Гуан, занявшей позицию Син Цю, потому что Син Цю не мог играть с больным плечом. Опять же, не сказать, что он был слишком расстроен. Со стороны болельщика он мог более подробно рассмотреть Чун Юня во всех позициях. — Госпожа Ки, не соизволили бы вы… — Мой цветик, я не играю. Сяо посмотрел на дядю, и Чжун Ли развел руками, якобы говоря, что здесь он точно бессилен. Сяо сделал свой взгляд более упорным. Чжун Ли оставался непреклонным. Тогда Сяо выпятил нижнюю губу и сделал жалостливый взгляд того самого кота. Чжун Ли… Чжун Ли склонил голову и что-то прошептал Аято. Аято усмехнулся, прекрасно понимая, что его коллега не мог противиться природному очарованию своего племянника. — В команде Ли Юэ замена! — свистнув в свисток, торжественно объявил Аято и галантно махнул рукой, приглашая Нин Гуан встать на освободившуюся табуретку. — Госпожа Ки, милости прошу. Нин Гуан, поняв, что ее как всегда четко продуманная афера обернулась успехом, с довольной улыбкой прошествовала к своему трону. Чжун Ли нахлобучил ей свою тренерскую кепку на голову, стянул с себя рубашку под взлетевших на фоне чаек, оставаясь в одних шортах, размял свои широкие плечи и покорно присоединился к команде. — Нихуя себе, — буркнула Розария. — Если ему за сорок, то я девственница, — Кэйа, вертя мяч меж своих длинных пальцев, надуто буркнул «ниче особенного». Он внезапно почувствовал себя немножко ущемленным (чего отродясь не было). — Эй, — позвал Дилюк Джинн, когда та делала вид, что смотрит на небо. Джинн сглотнула. — Все в порядке? Джинн тут же собралась и успокаивающе улыбнулась. Она надеялась, что играть они будут против мягкотелых подростков, а это определенно будет отвлекать. Розария молча с ней согласилась. — Че, решили размять свои старые косточки, сифу? — помигал бровями Итэр, когда Чжун Ли, поиграв мышцами на спине, склонился рядом с ними, упираясь ладонями в колени. — Эти старые кости таят много секретов, Итэр, — мистическим тоном ответил тот, и Сяо тут же прекратил любезничать. — Так, все заткнулись, у нас мало времени, — и пока все ждали, что же скажет их самопровозглашенный капитан, Сяо молчал. — У кого какие идеи?.. — Я думал, у тебя есть план! — возмутился Итэр, и Сяо шиком тут же попросил его быть тише. Тише всех был Чун Юнь, потому что он хотел произвести впечатление умелого игрока на своего господина. Син Цю, облизнув белые от мороженого губы, помахал ему эскимо (Эльзер никогда не прекращал работать на благо компании). — Так, мои юные падаваны, — Чжун Ли притянул своих племянников к себе за плечи. — Нам предстоит сложная игра, — он бегло оглянулся на беспечно почесывающих свои голые животики конкурентов. — Перво-наперво, нужно вычислить слабое звено… — Та заебавшаяся дамочка, — тут же ответил Итэр, указывая на вечно скучающую Розарию. — И как ты пришел к этому выводу, мой юный ученик? — участливо уточнил Чжун Ли, никогда не прекращая обучать своего ученика. — Мы видели игру синего, он будет проблемой, тот красный накачанный, тоже сильный… — И целыми днями сидит в офисе, — добавил Чжун Ли. — Ты тоже, — с сомнением протянул Сяо, не припоминая, чтобы его дядя в свободные от работы часы тягал железо. Чжун Ли снова загадочно улыбнулся. — Та блондинистая мадам, насколько мне известно, комиссар полиции… — продолжал Итэр, и Чжун Ли кивнул. — Насколько тебе известно? — Люм слила, — тут же вскрыл карты Итэр, и ему послышалось, как Люмин выкрикнула оскорбленное «эй, это был секрет!». Он проигнорировал, потому что на войне секретов нет. — Скорее всего, тоже сильная. Поэтому остается эта хмурая. Чжун Ли снова кивнул, раздумывая, как бы помягче сказать этим детям, что именно представляла из себя эта «заебавшаяся» и «хмурая» дамочка. — Решено, — он хлопнул племянников по плечам и растрепал волосы Чун Юня, от чего тот тут же по новой залился краской. — Целимся в госпожу Спинкраун, — Чжун Ли считал, что лучший способ обучения — это ошибки. Его ученики на своем опыте узнают, что значит недооценивать противника. Сам бы он поставил на сэра Альбериха, потому что усталость — человеческий фактор, но, опять же, никогда нельзя недооценивать противника. — Э-э? — Итэр сразу понял, что ему что-то не договорили, но Аято уже свистнул в свисток, сказав, что они все чутка прихуели и время на обсуждение стратегий давно истекло. Игра началась. Кэйа, разбежавшись, крутанул мяч и в прыжке отправил его на ту сторону. Итэр с «ух ты ж епта бля!» принял мяч грудью, отскочив назад, Сяо тут же ловко подстроился для паса и с «дядя!» подбросил его для удара. Чжун Ли, заметив, как Кэйа пристально на него глядит, дернул уголком губ, разбежался, подпрыгнул, замахиваясь со старческим «ух!» и… — Дилюк, нет, стой! — Дилюк, сделав пару шагов назад, готовясь принять мощный удар, обернулся на зов брата, но было поздно — Чжун Ли вывернул финт, перенаправляя мяч легким касанием пальцев. Тот мягко приземлился прямо возле сетки на стороне мондштадтовцев. Люмин, отчаянно болея за свою команду во главе с мастером Дилюком (она отказывалась признавать главенство Кэйи), тут же горько застонала, вцепившись пальцами в волосы. Син Цю, стоявший рядом с ней, поддел ее локтем, якобы говоря «а наши-то, наши-то…». Люмин подавила свое внутреннее «я», жаждущее крови. Игра продолжалась. — Десять — двенадцать. В пользу Ли Юэ, — довольно объявила Нин Гуан, поправив свой тренерский козырек, спустя пятнадцать минут после начала игры. Она считала, что весомый вклад в грядущую победу их команды принадлежит непосредственно ей, потому что только благодаря ей удалось реализовать идею «разыграй Джокера». Чжун Ли, даже не вспотевший, на нее не посмотрел. Нин Гуан поджала губы. Аято снова свистнул, так нравилось ему ощущать тяжесть свистка на своих губах. Кэйа, до этого что-то нашептывающий Розарии, которая глянула на него с извечным «ты дебил или да?», хлопнул в ладоши и вернулся на свою позицию. И когда Чун Юнь запульнул мяч так, что мороженое в руках Син Цю растаяло, Кэйа крикнул: — Сейчас! — и, прокатившись по земле и успев принять мяч ступней, послал его вверх, Джинн сделала отточенный ровный пас (она была идеальной во всем), и Розария, разбежавшись и использовав спину Кэйи в качестве трамплина, повторила маневр Синьоры («ха, плагиат!» — возмутился Панталоне), сокрушая команду противника своим фирменным ударом ноги. Итэр столкнулся с Чун Юнем, а Сяо упал на землю, не успев принять мяч и яростно отдолбив песок, будто тот был во всем виноват. Чжун Ли, сложив руки на груди и не потрудившись сдвинуться даже на миллиметр, покровительственно поглядывал на своих маленьких бесенят с видом «я же говорил». Думал, точнее, потому что Чжун Ли в силу своей профессии предпочитал недоговаривать. — Это ты во всем виноват, дядя, — расстроенный Сяо обливался водой, накинув полотенце на плечи, пока Итэр жевал соломку и согласно кивал. Если бы Сяо знал заранее, что эта госпожа Спинкраун окажется такой ловкой в управлении с мячом, он бы ни за что не целился в нее. И лишь по вине дяди они проиграли. — И ты, придурок. — А я-то че? — «че?» — отозвался Аято, и Итэр отмахнулся от него, когда Люмин принесла ему еще и фруктов. Извинялась, его любимая сестричка. Люмин не сказала ему, что она нашла эти фрукты в джунглях и что все таблетки от несварения Эльзер уже сожрал. — Это была твоя идея, — прошипел Сяо, намереваясь начать драку. Чжун Ли, сокрушенно покачав головой, потому что его дети все еще оставались детьми, лекторским тоном заметил: — Поражение нужно принимать с честью, племянник. Виноваты все... — И ты тоже виноват! — ткнул пальцем Сяо, уже успев повалить предовольного Итэра на землю. — …кроме меня, — закончил Чжун Ли. Итэр шлепнул отвлекшегося Сяо по заднице. «Что за милые и невинные дети. Им еще нужно научиться жить эту жизнь», — нежно подумал Чжун Ли.***
— Матч третий: Мондштадт против Снежной! — объявил Чжун Ли, снова заняв свое законное место, спихнув шипящую Нин Гуан со своей любимой табуретки и забрав свой тренерский козырек. — Да вы заебали! — справедливо возмутился Кэйа, потный с ног до головы, потому что для него это была уже третья игра. Джинн принесла ему попить, а Дилюк попросил не выражаться. Кэйа, жадно глотая воду, послал его нахуй. Люмин чмокнула Чайлда и пожелала ему удачи, и нервы Кэйи лопнули. — Так, золотко, еще одна такая выходка… — И что? — холодно парировала Люмин, встав в позу. Кэйа обвел ее потемневшим взглядом с ног до головы, и Люмин оскорбленно охнула, словно тот покусился на ее невинность. — На позиции! — объявил Чжун Ли, и Кэйа не успел сказать, что именно он планировал с ней сделать и в каких позициях, шепнув только «помни про уговор», и смиренно утопал на площадку. Люмин проводила его гневным взглядом, оказавшись словно между молотом и наковальней. Она знала, что эта игра будет самой трудной для нее. Она не могла представить, чтобы каким-то там игрокам было труднее, чем ей. Она могла подсчитать удары своего сердца, так сильно оно билось. Чайлд злобно скалился, когда Кэйа встал рядом с сеткой. — Приготовься глотать песок с моих вонючих пяток, Альберих. Кэйа, уперевшись ладонями в колени и сделав пару глубоких вдохов, устало и по-взрослому ответил: — Приготовься просто заглатывать. Это было противостояние настоящих мужчин, вечных соперников, борцов за сердце прекрасной дамы, и никто не знал, чем все обернется. Но о том, что Кэйа и Чайлд ненавидели друг друга ненавистной ненавистью, знали все. И делали ставки (с предложения Эльзера, конечно же, потому что он никогда не прекращал работать). Аято снова любовно облобызал свисток, объявляя начало игры, и Дилюк тут же рассек воздух тяжелым взмахом своей мускулистой руки. Скарамучча, готовый порвать всех за победу, словил мяч своим большим лбом и показал средний палец вслепую, когда Чайлд издал «хы-хы», пасуя соизволившей вернуться на площадку Синьоре, потому что та хотела уделать Альбериха сильнее всех, и Синьора отбила мяч, который Кэйа тут же блокировал со шкодливой ухмылкой. — Ты сдохнешь в муках, — любезно прощебетала Синьора, поддерживая общий боевой настрой команды (кроме Дотторе, который всеми силами старался удерживать полы своего халатика и не показать лишнего). — Дрожу от нетерпения, — тем же тоном вернул ей Кэйа, разминая плечи. Мяч за мячом, удар за ударом, гневный взгляд за гневным взглядом, напряжение накалялось, а ставки удваивались. Эльзер, подсчитывая теоретически заработанные денежки, любовно обжимался со своей родной шкатулкой. Напряжение достигло своего пика, когда Кэйа, устав от игры, решил поразвлечься и очередным блоком послал мяч прямо в нос ничего не подозревающему Чайлду. — Ты ахуел, пидор?! — тут же по совести взъелся Чайлд, прижимая ладонь к своему и без того красному носу. — Ты ахуел, Кэйа?! — согласно возмутилась Люмин с их дилетантских трибун. — Игра есть игра, — беспечно пожал плечами Кэйа, и Чайлд тут же налетел на него с кулаками, желая ухватить того за грудки, но, не найдя сверху ничего, кроме сосков (за которые хвататься было бы уже слишком по-пидорски), ухватился за резинку его плавок (это уже было не столь по-пидорски), притягивая ухмыляющегося как сытого кота Кэйю к себе. — М-м, такой нетерпеливый. Чайлд, не прекращая пыхтеть и изгоняя из своей головы невесть откуда взявшиеся рогатые картинки, приблизился к его лицу и прошипел сквозь зубы: — Я тебе щас ебучку в фарш сведу. Повисло настоящее, уже сексуальное напряжение, которое никто не хотел разрывать, с интересом наблюдая, чем же закончится эта потасовка: кроватью или кровавой дракой. В кровати. — Дрожу от нетерпения, — сладким голосом повторил Кэйа, чуть склонившись, так, что их носы (и не только) теперь соприкасались. Эльзер щелкнул фотоаппаратом. Люмин почувствовала себя лишней. Эй, это ее любовный треугольник или какого хрена?! — Брейк, парни, брейк, — наконец, втиснулся между ними уставший от того, что не может поучаствовать, Аято. Кэйа и Чайлд, не отрывая глаз друг от друга, сделали пару шагов назад, провожая друг друга жадными взглядами истинных самцов. Скарамучча тут же неожиданно одобрительно похлопал Чайлда по плечу и сказал «уроем». Чайлд воодушевился этой поддержкой. Дилюк поддержал Кэйю «тебе заняться нечем?». Кэйа был воодушевлен и без этого. Игра продолжалась, и каждый из них, непримиримых соперников, понимал, что никто не собирается уступать. Ни здесь, ни где-либо еще. Люмин продолжала нервно грызть ногти, когда был объявлен счет «пятнадцать-пятнадцать». Она знала, чем ей придется пожертвовать, чтобы вывести свою команду вперед и спасти всех от бесславного поражения, коим уже светился ее брат, упорхнув в кусты под ручку с Сяо. Своей любовью к Чайлду. И своей репутацией верной женщины. — Хэй, Чайлд! — Не смей! — прорычал Скарамучча, подрываясь под мяч. — А ты заткнись! — Прости, детка, давай потом! — не отвлекаясь от игры, Чайлд подпрыгнул и резко ударил по косой. — Да пошел ты нахуй, черт! — мяч впечатался в напряженные пятерни Кэйи, когда тот вынырнул с блоком. Пятнадцать-шестнадцать. Кэйа озорно ухмыльнулся и, бегло посмотрев на Люмин, с намеком стрельнул глазами в сторону Чайлда. Люмин, прошипев сквозь зубы «я пытаюсь», встала в позу боевой готовности. И когда Дилюк, крутя мяч в руках, встал на подачу, Люмин прорычала: — Всем отвернуться! — и когда Дилюк, разбежавшись, подпрыгнул и замахнулся, Люмин отчаянно позвала. — Эй, Чайлд! Смотри! — Люм, детка, я за… — и Люмин, зажмурившись, чтобы не лицезреть собственного позора, резко дернула топик вверх, обнажая свою грудь. — …нят… — мяч, впечатавшись в песок на той стороне площадки, прокатился за ограждающую линию, когда вокруг повисла напряженная тишина. Люмин, все еще поддерживая топик трясущимися пальцами, осторожно приоткрыла один глаз и взглянула на команду фатуйцев: Чайлд, красный как рак, застыл, согнув колени, и с открытым ртом пялился на то, что ни одна приличная девушка не должна показывать на людях, Скарамучча скорчился и издал омерзительные звуки рвоты, Синьора, перекатывая леденец между губами, скосила глаза на свой бюст и снисходительно ухмыльнулась, понимая, что у нее явно больше, Дотторе, все еще придерживая свою величественную мантию, лишь без интереса поднял бровь, но она заметила, как уголок его губ чуть дернулся. — Кхм… — прокашлялся Чжун Ли, слишком пристально всматриваясь в свои бумаги, пока Панталоне пытался прийти в себя, едва удерживая свое нечто в штанах, а Аято явно только с научным интересом без стеснения разглядывал ее голые сиськи. — Эт-то… — Эльзер, крякнув, снял панаму, похоронно склонил голову, шепнув «земля тебе пуховик, Виатор». Кэйа в два шага оказался рядом и дернул ее ладони вниз. — Достаточно, — и, мазнув губами по ее щеке, склонился к ее уху. — Я твой должник, золотко, — и, сжав ее талию, томно прошептал. — Даже лучше, чем я представлял. — Я тебе член отрежу, — проскрежетав зубами, прошипела Люмин, поправляя топик. — Порублю на мелкие кусочки… — Око за око, — он подмигнул ей, бессознательно поглаживая большим пальцем ее голую кожу под ребрами. — Или… твоя грудь за мой… — Отсеку. Вырву с корнем. — Все отдам, чтобы ты его подержала. — Вы там закончили? — устало позвал Дилюк, и Люмин, скосив глаза на своего мастера, заметила, что его уши по цвету слились с волосами. — Он определенно видел. — Ты!.. — она стукнула Кэйю в плечо, когда Чжун Ли, наконец, соизволил огласить команду победителей. — И победителем становится… Мондштадт! — он излишне бодро зааплодировал, обводя всех, за исключением Люмин, взглядом. — Гори в аду, шлюха! — Скарамучча, подхватив мяч пальцами, швырнул его, целясь в голову Люмин. Кэйа тут же принял мяч коленкой, подкинув его пару раз, и запульнул обратно. — Так, мяч казенный! — влез Эльзер, уже готовясь надрать задницы всем (кроме себя самого), кто посмеет покуситься на государственную собственность. Оставалась последняя битва за третье и четвертое место, но после того, как Уси опять нарыл ямок на стороне своей площадки и Тома, оступившись, вывернул лодыжку, а Аято бросил играть в тренера и устремился на помощь своему помощнику, все поняли, что Инадзуме победы не видать. И Чжун Ли даже не пришлось выходить на площадку отстаивать честь своей команды, отчего его старые ноющие кости с облегчением выдохнули.***
Солнце уже клонилось к закату, когда в центре пляжа, который заняли мондштадтовцы, был разведен костер, произведена дележка несправедливо выделенного имущества (по большей части возмущения сыпались со стороны фатуйцев, но надпись на их футболках говорила сама за себя) и все стали думать, что же значит «игра на выносливость». Думания быстро кончились, когда Кэйа предложил всем выпить, а Дотторе предложил провести пытки. На том и порешили. Играть предстояло в «правду или действие». Или, в их случае, ответ на вопрос или пей до дна. Пытки потому, что никто не хотел быть честным. Особенно Кэйа. Единственной отрадой для него было то, что в конце этой игры он уже вряд ли встанет и помрет с чистой (фигурально) совестью. И когда все дружно сели в кружок вокруг костра как в той самой телепрограмме, по привычке поделившись по командам, за исключением Люмин, которая предпочла сесть рядом с Чайлдом, но рядом с Люмин сел Кэйа, отчего деление на команды сохранилось, и Люмин потерпела поражение в своей попытке переобуться. Кэйа, объективно подозревая, что получит сегодня по самое не балуй за все выходки, решил прежде хряпнуть стопочку бурбона для храбрости. Компанию ему составили Панталоне, которого просто уже все заебало, и он хотел отсюда свалить и был даже готов зарыть топор войны, и Чжун Ли, который тоже желал расслабиться, как и подобает порядочному джентльмену. Деление на команды было нарушено, но появилось нечто большее — ростки зарождавшейся дружбы. — М-м, этот терпкий вкус… — смаковал напиток Чжун Ли, и Кэйа согласно кивнул. — Османтус ва… — Да, знаю, заебатый, — перебил его Кэйа от греха подальше и чокнулся стопкой с Панталоне. Вздрогнули. И, когда напитки были разлиты и каждый держал по пластиковому стаканчику в руке, потому что стопок было всего три, и те заняты, началась игра. — А как будем определять порядок? — метко подметила вечно бдящая Джинн, севшая рядом с Дилюком и готовая откачивать его после первой капли. — Бутылочка? — умно предложил Итто, и тут же вжал свою огромную голову в массивные плечи, когда все внимание обратилось к нему. Он не привык быть в свете софит и был скромнягой. Уси, между чьих ушей покоилась рука Аратаки, так же скромно хрюкнул. — Идея хорошая, — нараспев протянул краснощекий не от костра Аято, и такой же краснощекий Тома кивнул. И когда Кэйа на фоне тихо пошутил, а Панталоне с Чжун Ли рассмеялись, будучи уже слегка навеселе, Аято обратил внимание на уже опустевшую бутылку бурбона. — Сэр Альберих, бутылочку, будьте добры, — Кэйа издал непонятливое «ась?», и Аято нетерпеливо шевельнул пальцами. — Будем крутить. Кто крутит — тот задает вопрос, на кого указывает горлышко бутылки — тот отвечает. Кэйа, пробормотав «говно вопрос», подтолкнул пустую бутылку голой пяткой, и та чуть не закатилась в костер. Благо, вечно бдящая Джинн успела уберечь всех от ран. Хоть какая-то от нее польза. — Так что, мне крутить, что ли? — с сомнением протянула Джинн, и все дружно подумали, что, если будет начинать Джинн, все тут же уснут, потому что она наверняка спросит «какой у тебя любимый цвет» или «как звали твоего отца» (вопрос, на который половина из присутствующих вряд ли бы ответила). — Я начну, — выхватила бутылку Розария и тут же крутанула. Бутылка остановилась на Панталоне. Розария незаметно подтолкнула ее кончиками пальцев ноги. Бутылка повернулась в сторону Кэйи. Кэйа, утерев лицо пятерней, обреченно выдохнул «опять, блять, двадцать пять». Панталоне погладил его по плечу, сочувственно пробормотав «держись, брат». Синьора злобно сощурилась. Розария недолго думала, решив, как и подобает даме ее склада, рубить с плеча. — Как ты переживал наше расставание? В толпе пронеслось дружное «о-о-о», и Эльзер, на собственную радость нарывший попкорн, мечтательно прожевал «драма». Кэйа, помолившись всем богам, но молитвы Розарии были сильнее, беззаботно пожал плечами: — Я никогда не переживаю, — и осушил стакан. В толпе пронеслось разочарованное «фу-у-у, тру-у-ус», Джинн согласна поморгала, сдерживая слезы соучастия, сжав ладонь Розарии, Мона сказала «все мужики — кобели последние», отчего Скарамучча, допивая уже третий стакан чисто из желания нажраться, подавился, а Син Цю ответил, что на каждого кобеля найдется свой ошейник, заставив Чун Юня покраснеть в миллионный раз за день. Синьора, чмокнув винными от вина губами, выдохнула «не переживай, красавица, ему недолго осталось», Еимия пожала плечами, потому что отношения ее не волновали, а Куки пожала плечами, потому что ее не волновали отношения с мужчинами. Ей хватало ее «босса». И даже Нин Гуан, привстав, пару раз хлопнула Розарию по плечу в качестве поддержки, скосив глаза в сторону по-прежнему игнорирующего ее Чжун Ли. Чжун Ли был занят тем, что следил, чтобы его племянник оставался трезвым. Розария же запульнула в Кэйю пустой бутылкой, но Кэйа, будучи ловким даже в пьяном угаре, ее поймал. — Так-так… — когда ажиотаж поутих, Кэйа крутанул бутылку. Бутылка остановилась на Чайлде. Чайлд издал вопль отчаяния. Кэйа, налив по новой, задал то, что волновало его больше всего. — Вилкой в глаз или в жопу раз? Все мужчины напряглись, понимая, что здесь нельзя ошибиться. Это был очень серьезный вопрос. Он касался мужской чести. Правда, для Аято, Итэра и Син Цю ответ был очевиден, и Син Цю даже вызвался добровольцем, чтобы ответить, но Чайлд прервал всех властным взмахом руки, призывая к молчанию. — Ты не обязан… — прошептала Люмин, удерживая Чайлда за предплечье. Она не хотела, чтобы он портил свою прекрасную внешность. — Спокойно, Маша, я Дубровский, — мрачно пробормотал Чайлд, а Панталоне уважительно кивнул. Это была кодовая фраза, понятная только тем, кто рожден в снегах. — Но у нас даже нет вилки… — продолжила она, когда Эльзер, вытянув пакетик с пластмассовой посудой, потряс тем. — Ох, нет, это конец… — Да, я должен это сделать. Это касается только нас, мужчин, — все мужчины важно кивнули, и Кэйа, подперев ладонью подбородок, взирал на это представление с ехидным блеском в глазах. То был не алкоголь. Предвкушение. Он знал, куда бить. Он был метким. Чайлд не знал, как ему повезло. И когда Чайлд потянулся к завязкам своих шорт, Люмин тут же взлетела. — Эй, ты что делаешь?! — завопила она. — То, что должен, — безысходно ответил Чайлд, подцепляя пальцами резинку шорт. — Да не на людях же! — крикнула Джинн, а Дилюк состроил такую мину, будто только сейчас узнал, что это самое бывает и между мужчинами. Он неодобрительно посмотрел на Кэйю. Кэйа пожал плечами. Ему это было не впервой. Правда, в прошлый раз пробитие делали ему, но он всегда хорошо учился, будучи даже не у руля. — Нет, давайте тут! — крикнул Син Цю, и Аято согласно промурлыкал. Сяо и Итэр ничего не могли сказать, потому что Чжун Ли закрыл им по одному уху, спасая невинности своих племянников, а двадцатишестилетние племянники покорно ему подыгрывали. — Значит, ты предпочел этот путь, самурай, — хлопнув по коленкам, поднялся Кэйа, будучи во всеоружии. — Тебе меня не сломить, — твердо ответил Чайлд, хотя часть его души уже издохла. Кэйа мотнул головой в сторону джунглей. Чайлд, не отказываясь от своего слова, важно кивнул. — Ну, бли-и-ин, облом, — проскулил Син Цю, когда эти двое скрылись в тумане, и Нин Гуан неодобрительно цыкнула. Син Цю посмотрел на нее, и Нин Гуан стрельнула глазами в сторону кокосов. Син Цю все понял и уже подсчитывал проценты с черного рынка. Воцарилось молчание. — Во дает, — раздался в тишине голос Итто и согласный хрюк Уси, и все кивнули, согласные с кабаном. Игра приняла неожиданный оборот. Никто не знал, что противостояние вечных соперников закончится именно так. Но больше всех убита горем была Люмин. Кэйа не понимал, что только что отнял у нее. Он всегда забирал у нее все самое дорогое. Сначала ее сердце, а теперь еще и Чайлда… В джунглях не было слышно ни звука. Дотторе это немножко огорчало, потому что он уже успел расставить там свои охотничьи капканы. Но вдруг раздался протяжный стон. Люмин прикрыла ладонями рот, Аято мечтательно улыбнулся, пробормотав «ох, молодость», а Дилюк, кивнув в сторону бутылки с водкой, сказал: — В пизду это все. — За что пьем? — участливо поинтересовался подсевший к нему Дотторе. — За похороны моего брата, — Дотторе понимающе кивнул и разлил припрятанный для таких случаев чистый спирт. Джинн, поглощенная переживаниями о своем давнем друге, даже не заметила, как Дилюк ускользнул из-под ее внимательного взора. Позор ей. Спустя несколько тянущихся как вечность минут, за которые Дилюк обзавелся новым участливым другом, Люмин потеряла сознание и пришла в себя, а Син Цю и Чун Юнь смылись под шумок проверить, а какова водичка, Чайлд, выглядевший так, словно по нему проехалось стадо бизонов, вышел из джунглей. Следом, подтягивая свои светящиеся в темноте белые плавки, вышел довольный и уставший Кэйа. Люмин охнула, поднимаясь с места, когда Чайлд вошел в их круг и его лицо осветил свет костра. Под левым глазом у него красовался синяк. Значит ли это… — Сиди, — убитый горем, остановил ее Чайлд и зубами сорвал крышку с виски, тут же вливая в себя чуть ли не половину бутылки. — Ну-ну, все было не так плохо, — похлопал его по плечу подошедший сзади Кэйа, и Чайлд вздрогнул, поняв, что с этих пор он больше никогда не повернется к Альбериху спиной. По подбородку Чайлда скатилась капля алкоголя. Кэйа, смазав ту, облизнул палец, похотливо подмигнув, и сел. Чайлд решил, что с него не убудет, если он постоит. — Ну, как ты, сынок? — участливо уточнил Панталоне, после пары стопок превратившись в доброго и заботливого дядю. Чжун Ли ощутил повисшее между ними соперничество. — Жить буду, — убеждая скорее себя, ответил Чайлд, чувствуя, как с непривычки алкоголь подогревает его постепенно расслабляющиеся мышцы. Надо было напиться до того, как он ушел с этим… с этим… — Хочешь еще? — заметив его пристальный взгляд, томно спросил Кэйа и с улыбкой покачал головой. — Подожди немного, я уже не молод, — Панталоне с Чжун Ли согласно покивали, и где-то на фоне Дилюк буркнул «меня сейчас вырвет». Джинн ринулась в кусты следом за ним, приговаривая «о, горе мне, муж алкоголик в семье!». Люмин, не зная, куда деть свои слезы, со всей доступной ей ненавистью воззрилась на Кэйю. — Я ненавижу тебя. — Не-а, — перенимая бутылку из рук Чайлда, на удивление предложившего, тут же ответил Кэйа и покачал пальцем. — Вранье. — Ты все испортил. — Потом «спасибо» скажешь, — закрыл тему Кэйа, и Люмин тупо поморгала, не выходя из своей роли умной девушки. Чайлд, наконец, отстояв все пятки, сел рядом с ней и даже не ойкнул. Кэйа тут же передал ему бутылку. Чайлд благодарно кивнул и сделал глоток. Никто не знал, что именно произошло в глубине джунглей, но все были уверены, что произошло что-то. Розария, устав от этого цирка, села рядом с Люмин, толкнув Кэйю бедром, и что-то быстро зашептала ей на ухо. Глаза Люмин тут же расширились, а щеки, и без того красные от костра, покраснели еще сильнее. — Да ты что!.. — выдохнула она, прикрыв ладонями рот и краем глаза косясь на Кэйю, который тоже о чем-то тихо переговаривался с Чайлдом. — Прямо туда?.. — Розария кивнула, мстительно стреляя в Кэйю глазами и убивая его репутацию всесильного самца в постели. — И тебе понравилось?.. — Розария показала на пальцах, какой большой он был, и потом, видимо, уже расслабившись после пары десятков опустошенных бутылок вина, сморщила лицо, копируя выражения лица Кэйи в тот момент. Люмин захихикала. — Прямо так?.. И ему понравилось?.. — Розария уверенно кивнула, буркнув «сто процентов», и Люмин с сомнением посмотрела на уже пьяно хихикающего Чайлда, привалившегося лбом к плечу Кэйи. — И это… он никогда… ну, с мужчинами… — Розария пожала плечами, якобы говоря, что даже ей эта информация неизвестна, но шепотом добавила, что стонал Кэйа так громко, что вопрос, когда кончит она, оставался чисто символическим. Люмин взяла этот опыт на заметку, пообещав себе заглянуть в магазин для взрослых после этого определенно открывшего ей новые горизонты отдыха. — О чем шепчутся мои любимые девчонки? — пьяно поинтересовался Кэйа, обняв их двумя руками. — О том, как Розария тебя отстра… — Розария тут же закрыла рот Люмин ладошкой, но Кэйа, поняв все с полуслова, склонился к ее уху. — Хочешь тоже? — у Люмин задребезжали коленки от такого предложения. В своих отношениях с Томой она редко брала вверх, и даже тогда дело никогда не доходило до того, чтобы вытворять с ним что-то эдакое. Но она не могла отрицать, что ее это заинтересовало. Но Кэйа был не тем, с кем она хотела это испытать. И когда она любовно посмотрела на уже помирающего от смеха вусмерть пьяного Чайлда, Кэйа все понял уже без слов. — Свисти, если захочешь. — Эй, а я? — возмутилась Розария, у которой на пьяную голову коленки тоже задребезжали. Кэйа отвесил ей нежный щелбан. — Вон, Панталоне скучает, — Розария скривилась. — Моракс? — Розария вздохнула «не даст». — Аратаки? — тут уже скривился Кэйа, но Розария задумалась. — Дотторе? — глаза Розарии загорелись, когда она отследила бледноту голых ног, едва прикрытых халатиком. — Не благодари, — хмыкнул Кэйа, оставляя ее на попечение своих извращенных дум. И после, когда самый драматичный момент исчерпал свою драматичность, а Дилюк пришел в норму, наглотавшись морской воды, игра в ответы на вопросы превратилась в настоящее пьяное бедствие. Алкоголь и стаканчики передавались из рук в руки (кроме рук Дилюка), а всевластная бутылочка не прекращала вращаться, как дама на шесте. Никто не мог переплюнуть остроту вопроса Кэйи, но все выяснили, что первый сексуальный опыт Люмин был не очень, на что Тома возмущенно задыхался, а Аято успокоил его «зато мой — очень». Что у Чайлда никогда не было серьезных отношений, и на удивленные глаза Люмин «ты что, девственник?», Чайлд встал в защитную позу, а Кэйа честно ответил «больше нет». Что Скарамучча не встречается с Моной, а Мона встречается со Скарамуччей, и все покивали на очередную любовную драму, закончившуюся катаниями на песке и найденными впоследствии велосипедками Моны на пальмовой ветке. Что Нин Гуан точно ни с кем не встречается, на что Чжун Ли даже ухом не повел, продолжая цепко следить за подозрительно хихикающим Сяо, который не хихикал никогда, но тут же добавила, что ее сердце занято, но за любопытство надо платить, и что она вряд ли будет рада, если Нин Гуан раскроет свой маленький секретик. Что Дилюку действительно симпатизирует Люмин, но только как ответственная, умная, рассудительная (тут Кэйа состроил моську, за что получил от Люмин удар в плечо) и вполне себе симпатичная девушка, которая обязательно найдет свое счастье (Люмин мечтательно посмотрела на Чайлда, насладиться пьяным видом которого ей помешала белая задница склонившегося над ним Кэйи и со смешками тыкающего того в лоб) и далее по списку (все это сопровождалось еще кучей оправданий, конец которым положил Кэйа, хлопнув брата по плечу с «полно тебе, она уже плачет», и Дилюк отсел от брата и плачущей женщины на три места) и когда Люмин, хлюпая носом, спросила то важное «мастер, а вы помните, как я звонила вам пьяная и, ну, призналась вам…», Джинн ответила, что они это прекрасно помнят, но зла не держат, но теперь зло держала Люмин, потому что подтвердились ее догадки, и теперь пришла ее очередь топить горе в вине. Выяснилось также, что Чжун Ли страдает припадками, потому что на вопрос, шлет ли Итэр Сяо свои интимные фотки — и наоборот (на что Люмин зажала глаза и уши, предпочтя этого не слышать и не видеть), Итэр ответил, что не только шлет, но еще и стонет в трубку, и даже изобразил парочку и дал почитать пару особо горячих смсочек вернувшемуся Син Цю, подозрительно поправляющему плавки, с которым Итэр сразу нашел общий язык на ревность Сяо, на что Итэр послал воздушный поцелуй и уверенно сказал, что тот у него первый и единственный, на что Люмин громко крякнула и возмутилась, что она все еще помнит, как Итэр увел ее парня в школе и как она поймала их целующимся в раздевалке, и на вопрос Кэйи, что она делала в мужской раздевалке, Люмин разумно предпочла промолчать. Что Эльзер уже планировал уходить на покой, когда дела в компании наладятся («не бывать этому!» — грозно оповестил всех Панталоне), потому что его это уже все заебало и он задается вечным вопросом, что он вообще делает на этой (и в этой) работе, и что он так же горячо любит свою жену Валери, с которой они познакомились в университете, и та, будучи старше его на пару курсов, сразу же сразила его наповал своей неприступностью и роковой красотой, и что, нет, у них нет и вряд ли когда-нибудь уже будут дети, и что Люмин заменила ему дочь, на что Люмин, уже еле стоящая на ногах, полезла к Эльзеру целоваться, и Эльзер благоразумно остановил ее, тыкнув в лоб и пригрозив, что завалит ее работой, как только они вернутся. Люмин пообещала тут же написать заявление на увольнение, доведя Дилюка до белой горячки, потому что искать новую такую же преданную («ха, преданную», — между делом в пьяном бреду прокомментировал Чайлд, но его услышал только Кэйа, приложив палец к его губам и издав «пока рано») секретаршу — слишком муторно, но Люмин тут же, упав в ноги Дилюку, пьяно поклялась, что служба ее господину — вся жизнь для нее, на что Чун Юнь согласно покивал, а Дилюк, не будучи пьяным, уже отряхивал юбку Люмин от песка и твердил, что той действительно не стоит злоупотреблять алкоголем. Что Чайлд, слегка отошедший, но уже сладко прижимающийся к груди Синьоры, тоже понятия не имеет, кем бы он был, если б не федералом, на что Синьора, позабыв о своей ненависти, по-матерински погладила того по голове, приговаривая «Царица будет тобой довольна, золотой мальчик», а Скарамучча злобно схаркнул «предатель», но что он был бы не прочь поработать каким-нибудь сантехником, или доставщиком пиццы, или ремонтником бассейна, или массажистом, или отзывчивым соседом, или сводным братом, заставшим свою сестру застрявшей в стиральной машинке… и пока список множился, все с сожалением осознали, что Чайлд все-таки понятия не имеет, кто он такой и чего он хочет от жизни, понял только Кэйа, по-братски посоветовав тому прекратить смотреть настолько дрянное порно. После упоминания Чайлдом «сводного брата», вопрос полетел уже к Кэйе, чувствовал ли тот когда-то, как его ширинка натягивается, когда он смотрит на Дилюка, и Дилюк, и Кэйа тут же дружно переблевались, и Кэйа неожиданно трезвым тоном всех громко оповестил, что он не гей, и тем более не гей с Дилюком (Дилюк блеванул второй раз), и все похлопали глазами, с намеком тыча в Чайлда, и тут уже Чайлд собирался стянуть свои шорты и доказать всем, что его задница в целости и сохранности, все разочарованно (и больше всех Аято с Син Цю) покачали головами, словно действительно не ожидали, что Кэйа окажется таким наглым обманщиком. Люмин же на радостях, впервые благодарная всем богам за лживый язык Кэйи, уже полезла целоваться к нему, чтобы как следует отблагодарить его и почувствовать тот самый лживый язык в себе, но Кэйа, удивив даже себя, вовремя остудил ее, нежно потрепав ее по волосам и сказав, что ему действительно нравятся настойчивые и уверенные в себе девушки, но сейчас он слишком пьян, чтобы махаться кулаками с рыжими снеговиками. И Люмин, сделав вид, что ничего такого не произошло, но в груди у нее что-то екнуло, словно она была в шаге от неминуемой катастрофы, чмокнула довольного и не заметившего этой явно не обрадовавшей бы его ситуации Чайлда в щеку. И когда солнце окончательно село, а небо осветилось мириадами плавающих в пьяных глазах звезд, Итто позвал всех купаться, стянув свои портки, на что Еимия по старой памяти свалилась в обморок, а Куки махнула рукой и сказала «я устала, я ухожу», на что уже Дотторе удивленно поморгал, не понимая, откуда у девушки из Инадзумы такие познания в снежнайской политике. И пока все дружно раздевались под пьяный хохот, разбегались и ныряли бомбочками в воду (Чайлд даже раскачал Синьору и позволил ей использовать его плечи как трамплин, и Синьора показала всем класс, и потом Чайлда стали использовать все девочки, чему тот был очень рад), Чжун Ли, оставшись у костра и погладив по волосам устроившуюся на его плече чуть посапывающую Люмин, как всегда мудро подметил, подливая Эльзеру, своему собрату по мудрости, что в этом и прелесть ночи, костра и моря — в безвременье, и что пускай настолько уверенный в своем бессмертии молодняк уже завтра будет готов по новой вцепиться друг другу в глотки — сейчас они могли быть действительно счастливы. И кто знает, что будет завтра. Главное же, сейчас. И Эльзер, по-старчески покивав на как всегда бившие в глаз размышления Чжун Ли, резонно подметил, что нихуя такого, и что Панталоне ответит за все, и Панталоне, присоединившись к их кругу мудрецов, тут же справедливо обиделся, повторив, что сейчас «мы друзья», на что Чжун Ли поднял указательный палец вверх и сказал «давайте жить дружно», на что Эльзер снова брякнул «хуйня собачья», но налил. И потом, решив, что какой костер да без песни, Эльзер как в известном мультике вытащил гитару из-за спины и мазнул по струнам. — Я пытался уйти от любви… — Чжун Ли с Панталоне тут же издали одобрительные «о-о-о», когда услыхали знакомые ноты прямиком из каменного века. Люмин, дернувшись и тут же приоткрыв глаза, разбуженная потехами стариков, недоуменно проморгалась, когда кто-то пару раз ткнул ее в спину. Она оторвалась от плеча Чжун Ли и сонно обернулась, в непонятках уставившись на Кэйю. — Пойдем, — Кэйа протянул ей руку, и Люмин издала женственно хриплое после сна «чего, бля…». Кэйа, залюбовавшись ее пьяным милым личиком, тихо рассмеялся и, магическим образом отрезвев для старческих взглядов, особенно для грозного Эльзера, который не хотел отпускать свою дочь, и такого же предупреждающего Чжун Ли, для которого все вокруг были племянниками и племянницами, извинился, словно действительно спрашивал отцовского благословления, сказав, что у них остались неоконченные дела и что он вернет Люмин в целости и сохранности. — Неоконченные! — с намеком загоготал Панталоне, но Эльзеру и Чжун Ли было не до шуток, и Панталоне тут же захлопнулся, не желая кликать беду. Люмин, все еще не понимая, что ему надо, но в ней еще тлели остатки отсутствия разума и побулькивал алкоголь, из-за которого Кэйа казался не такой уж плохой компанией, приняла его руку второй раз за день и пошла за ним. — Что… что ты хотел?.. — зевнув, спросила она, и Кэйа положил одну руку ей на талию, в другой сжимая ее ладонь. — Третье испытание, — сказал он, и когда Люмин снова ничего не поняла («она никогда ничего не понимала», — с сожалением подумал Кэйа), Кэйа добавил. — У нас осталось третье испытание. Танцы. И когда Эльзер протяжно взвыл «я-я хочу быть с тобо-о-ой», Кэйа мягко закачался с Люмин в своих руках. Люмин, положив руку на его голое плечо, с сомнением уточнила: — А-а разве, ик, пардон, — Кэйа с нежной улыбкой шепнул «pas de problème», — о-о, французский. Люблю французский, — Кэйа снова улыбнулся, и она привалилась щекой к его теплой груди. Рука Кэйи скользнула по ее спине вверх, невесомо лаская ее кожу. — Н-нас… разве… ик, хватит? Двоих? — Более чем, — снова расплывчато ответил Кэйа, не упоминая, что Кли уже давно ушла спать, наверняка устав развлекаться и следить за ними, и что завтра Альбедо пришлет самолет. Он, конечно, предполагал, но он редко проебывался в своих догадках. — М-м-м… — протянула Люмин, и когда на фоне полилось «твое имя давно стало другим…», она, черпая всю храбрость из своей хмельной черепной коробки, нарочито недовольно спросила. — П-почему ты не поцеловал меня?.. — М? — Кэйа моргнул на «пьяный врач мне сказал — тебя больше нет», и, нарисовав круг между ее голых лопаток, прижал свою руку к ее спине, согревая. — О чем ты? — Я х-хотела тебя поцеловать… с-сегодня, — Люмин махнула рукой в сторону костра, где Эльзер во всю распевал свои серенады. — Там. — И? — его большой палец прочертил дорожку на ее запястье, и Люмин заворожилась. Это было приятно. И даже не противно. Танцевать с ним вот так, под пальмами, наслаждаясь свежестью ночи и слушая шум волн и крики пьяных чаек, было приятно. — Я же… нравлюсь тебе… — уже менее уверенно пробормотала она, и Кэйа хрипловато рассмеялся. Его смех передался Люмин подозрительной дрожью, окатившей ее тело. Она чуть вздрогнула, и Кэйа прижал ее крепче, пытаясь поделиться своим теплом. — И?.. — лукаво улыбаясь, подталкивал ее к собственному пониманию Кэйа, почему он не целует пьяных девочек, которые ему нравятся, а он им — нет, но Люмин продолжала смотреть на него своими блестящими и пьяными от алкоголя, не от любви, глазами, и Кэйа завел выбившуюся прядку волос ей за ухо, кончиками пальцев коснувшись ее щеки. — И?.. И ты даже не отрицаеш… — выдохнула Люмин, уткнувшись носом ему в грудь и глубоко вдыхая его запах. От него еще и пахло приятно. Так… будоражаще… Остатками его парфюма, алкоголем, потом и… просто Кэйей. Что ж с ней творится-то… Этот Дотторе в костюме из секс-шопа точно что-то подмешал, Люмин была уверена. Но Кэйа ей так не ответил. Кэйа лишь, в очередной раз поджав хвост, понадеялся, что скрипучий голос Эльзера и его «я-я хочу быть с то-о-обой» ответят за него. И когда драматичная песня кончилась и фальшивые ноты Эльзера — тоже, Люмин, убрав руку с плеча Кэйи, вдруг крепко обняла его, не больно царапая его лопатки ногтями, и скомкано пробормотала ему в грудь: — Я н-не ненавиж-жу тебя, ты ж знаеш-ш… Кэйа мягко придержал ее, кладя свою ладонь ей на затылок, и прижался губами к ее макушке, тихо отвечая: — Знаю. И когда тело Люмин в его руках стало ватным, а следом он почувствовал, как она прочертила слюнявыми губами дорожку на его груди, зарываясь в него, как в самую мягкую подушку, Кэйа подхватил ее на руки и понес к палатке, той, которую вроде как занял рыжий. Он в этом убедился, столкнувшись с курящей рядом со своей палаткой Синьорой. Та хмыкнула и стряхнула пепел с сигареты, стукнув по ней красным ногтем. — Больно, да? Кэйа мягко и вежливо посоветовал ей умереть в самых страшных муках, как она ему сегодня, но Синьора, на удивление, никак не отреагировала и даже придержала ему полог, пока он заносил Люмин внутрь и укладывал ее, укутав пледом. — Хочешь выпить? — предложила Синьора, когда Кэйа вылез обратно, и по его спине пробежал холодный пот от такой внезапной вежливости. — Станет легче, — первая здравая мысль, вышедшая из ее рта. Кэйа хотел сказать, что он и так уже обожранный в сопли, не так, как Люмин, конечно, но и ему влить в себя нужно было намного больше, и мягко отказался от этого предложения перемирия. Синьора предупредила его, что другого шанса не будет и она в любом случае придет за ним, и Кэйа, кинув извечное «бла-бла-бла, пустые угрозы, спи сладко, Прекрасная леди», утопал к той самой пальме, под которой буквально пару минут назад чувствовал себя счастливым. Пару раз долбанул по стволу, и когда к его ногам свалился тот самый кокос с поблескивающей внутри камерой, он присел на корточки и повернул тот, обращая камерой к своему лицу. — Так-так, вот ты где… — Кэйа щелкнул по кокосу пару раз, наугад проверяя работоспособность камеры, но решив, что механик из него такой же, как в фантазиях Чайлда о своей иной профессии, прокашлялся. — Надеюсь, ты меня слышишь, — обратился он, чувствуя несвойственное ему смущение. Оратор наедине с самим с собой из него был так себе. Честный — тем более. — Знаешь, это было… как бы это помягче сказать… хм, освежающе, да, — он выдавил улыбку. — И я надеюсь, что тебе понравилось это маленькое представление, — Кэйа бросил последний взгляд на море, над которым все еще стояла глубокая ночь, и проводил уже разбредающихся по своим палаткам гуляк. Он с легким весельем проследил, как Итто выезжает из воды на своем кабане, и тут же вцепился в Чайлда, мокрого с ног до головы. Убедившись, что тот добрался до нужной палатки и в кои-то веки не промахнулся, Кэйа отвернулся, чтобы просто не смотреть, и задумчиво постучал подушечками пальцев по кокосу. — Пам-пам-пам… — пропыхтел он, собираясь с мыслями. — Так… в общем… я… — внезапно он тихо рассмеялся и, покачав головой, заговорил уже увереннее. — Я хотел сказать тебе спасибо, да. За сегодняшний день, — снова прокашлялся он и неловко почесал шею, добродушно улыбаясь и прикрыв ладонью зевок. — Да и вообще за все, наверное… Я отдохнул. Столько дерьма впереди, так что этот внеплановый отпуск был как нельзя кстати. Поэтому, да… — Кэйа снова посмотрел в камеру и, отбросив все печали, одарил кокос своей привычной лукавой ухмылкой. — Спасибо, — и подмигнул. Тебе. Он ушел спать, когда водная гладь заискрилась рассветными лучами и грохочущий храп Аратаки, наконец, стих.