Go little rock star
Ладонь покоилась на дверной ручке уже с минуту. Она слегка подрагивала и потела от волнения. Пока Юджи ехал домой, любезно подброшенный Годжо, ведь «в таком виде лучше не шататься на людях», в голове уже образовался целый рой из жужжащих мыслей. Заполонив мозг, они не прекращали играть с воображением и рисовать самые ужасные исходы будущей встречи с братом. Он звонил ровно пятьдесят семь раз и написал шестьдесят одно сообщение, не задумываясь о том, что они отнюдь не бесплатные. Однако ни на одно из них Итадори не ответил, ровным счетом как и не перезвонил. Побоялся услышать и здесь чужой голос, потому оттягивал момент встречи как можно дольше. Глубокий вдох. Выдох. Пальцы едва надавили на ручку, как дверь открылась. Никто ее не запирал на ночь. Ждали. Парень нервно сглотнул. В квартире стояла гробовая тишина. Ни приближавшихся шагов, ни громких голосов, словно никто тут и не жил. Пройдя внутрь, взгляд наткнулся на небольшой бардак в гостиной. Одежда была разбросана, а диван, служивший спальным местом братьям, не собран, как это обычно бывало. Мятая постель и скомканное одеяло. Будто кто-то очень резко подорвался с места, напрочь забыв об элементарном порядке. Юноша тихо позвал Чосо по имени, однако в пустой квартире отозваться было некому. В груди стало неприятно сжиматься сердце, забившееся от нараставшей боязни быстрее. Что тут вообще произошло? Заглянув на кухню, Юджи приметил лишь кружку недопитого кофе и одну тарелку с недоеденным завтраком. Поджаренные тосты с чем-то сладким, такое очень любила Амико, холодные и покусанные лежали на столе. Девушка никогда не оставляла еду, с аппетитом съедая все до последнего кусочка. Странно. Слишком странно. Рядом на столешнице лежала открытая справочная книга. Кончики некоторых страниц в ней были примяты, а тут и там черным маркером были обведены номера больниц. Разные улицы, кварталы, районы. Их невозможно было сосчитать. Итадори бросил идею листать справочник, от которого только сильнее разболелась голова. А если быть точнее, то от тревожных мыслей, с усиленным зудением заполонивших сознание. Тихими шагами парень вернулся в гостиную и прибрал одежду с пола на подлокотник дивана. Она принадлежала Чосо. Юджи узнал ее по саморучным нашивкам и местами заштопанным дыркам, которые протирались от постоянной носки. Складывалось впечатление, что кто-то куда-то торопился, в спешке устроив такой беспорядок. Паренек не нашел записки или любого иного объяснения тому, что случилось здесь, пока его не было дома. Основываясь на догадках, разум далеко не уезжал, зато фантазия выстраивала весьма пугающие и страшные картины, от которых в горле образовывался колючий ком. Его никак не получалось проглотить, а всякая попытка вызывала лишь проступавшую влагу в уголках глаз. Последней комнатой, куда больше всего Итадори не решался войти, была спальня. Раньше она навевала уют и тепло, ведь там всегда спала Амико. У нее был весьма чуткий сон, потому девушка частенько просила вести братьев быть потише и не мешать ей отсыпаться после работы. Сейчас же, смотря на закрытую дверь, юноша катастрофически боялся зайти в нее. Не потому что не хотел разбудить Ниту, окутанную сладким сном, а потому что не желал стать свидетелем того, что комната окажется совершенно пустой. Не будет ни Амико, которая приоткроет сонные глаза и обеспокоено поинтересуется, почему мальчишка не спит, ни Чосо, который в последнее время часто оставался в этой комнате допоздна. Он боялся, что рядом не осталось никого. Еще пытаясь контролировать себя и не поддаваться панике, паренек все-таки приблизился к закрытой двери. Затаил дыхание. Прислушался. Тишина. В последний раз попытался проглотить болючий разросшийся ком в горле. Безуспешно. Поворот ручки и первый неуверенный шаг вперед. Юджи замер в проходе. Ноги подкосило, и он с огромным усилием удержался на них, не рухнув на пол. Слова застряли где-то внутри, напрочь отказываясь прозвучать и сотрясти наконец убийственное молчание. Оно давило на мальчишку тяжеленной плитой, заставляя сгибаться все ниже и ниже ко дну, откуда выбраться становилось все труднее. Так и не сказав ни слова, Итадори лишь присел на корточки, а затем опустился и на колени. Больно. Плевать, потерпит. Он больше не желал прервать тишину. Нет, о такой роскоши ему и подумать было теперь непозволительно. Не заслужил. Все, на что хватило Юджи смелости, так это на взгляд, направленный в черные стеклянные глаза, исподлобья смотрящие прямо в душу. Внутри них не разгоралось пламя злости, не плескалось волнение или страх, не сияли лучи радости и облегчения от встречи. Только пустота. Бездонная. Бесплотная. Пугающая. И парень в ней добровольно тонул, не позволяя себе поступить иначе. Его пальцы с опаской накрыли чужие сплетенные ладони. Они дрожали. Сильно дрожали. Их трясло настолько, что стараться удерживать их на коленях было бессмысленно. А опустошенный взгляд продолжал впиваться в самое нутро Итадори, неосознанное проникая в свежие глубокие раны. В груди кололо, резало, потрошило и выворачивало наизнанку, но он продолжал терпеть, не отводя глаз. Сжимал сильнее челюсти и щурился, чтобы не дать накатывающимся слезам пролиться. — Живой, — прошептали напротив. Слишком тихо, почти беззвучно. Это было единственное слово, которое удалось услышать Юджи, однако и это ему казалось непозволительной роскошью. Большая ладонь легка на щеку, не скрытую бинтами. Теплая. Родная. Она все-таки была рядом. Бережно оглаживала лиловую, чуть припухшую скулу, и вела вверх, к крохотному старому шрамику над бровью, оставшемуся с детства, попутно утирая большим пальцем решившую сорваться слезинку. — Живой, — повторили тихо-тихо, нащупывая подушечкой пальца давний шрам. Застывшие напротив глаза заполняла лишь соленая влага, на которую не обращали внимания. Там все также не вспыхивало никаких эмоций. Пустота. Будто бы она поглотила их целиком, пропитала насквозь, и больше там никогда не расцветет что-то прекрасное или, наоборот, нечто поистине ужасное. — Живой, — и вновь это слово, уже давно потерявшее смысл. Итадори не чувствовал себя живым. Да, душа все еще адски болела, как и израненное тело, однако он смахивал это на агонию, последние предсмертные ощущения, после чего его глаза зальет такой же непроглядной темнотой, в которую он до сих пор продолжал смотреть. Единственным маяком оставалась дрожащая ладонь, не отпускавшая знакомое лицо. Она блуждала по нему с осторожностью, касалась почти неосязаемо в надежде убедиться в произнесенных словах. Старалась поверить, отгоняя чересчур реалистичные видения. Проходилась по лицу в поисках родных черт. Глаза Юджи щурил все крепче. До последнего пытался удержать слезы, однако выдержку подкосили губы, что дернулись в улыбке. Измученной, кривой и такой же дрожавшей, как и те большие ладони. Она появилась на миг и сразу же исчезла, не в силах удержаться на лице, но и этого мимолетного видения хватило мальчишке сполна. Его пальцы вцепились в чужую руку, а сам он залился громким плачем. Сидя на коленях перед братом, Итадори рыдал все громче и громче, пока хватало дыхания, пока вся боль, скопившаяся в груди, бушующим потоком выплескивалась наружу. Юноша сильнее прижимал к себе ладонь Чосо. Родную и теплую. Впился в нее железной хваткой и не отпускал, вдавливая в намокшую щеку. А брат молчал, сидя на краю постели. Не произносил ни слова, глядя на заливавшегося жалобным воем Юджи. Он только тщательно всматривался в его лицо, до конца не веря собственным глазам. Руки чувствовали влагу и прохладу, принесенную недавно с улицы. Ощущали содрогания мальчишки и ссадины, покрывшиеся шершавой коркой. Слух улавливая громкий плач, временами прерывавшийся жадным глотанием воздуха. Глаза видели перед собой до боли знакомый силуэт. Так что же в душе рождало сомнения? Иллюзия. Слишком живая. Слишком правдивая. Глубоко порывшаяся в памяти и детально воссоздавшая образ младшего. Будто бы он сейчас здесь. Совсем-совсем рядом. — Живой, — бездумно бормотал Чосо, упрямо уверяя себя в сказанном. Ведь если во что-то очень сильно поверить, то оно всегда воплощалось в реальность. Даже самая-самая несбыточная мечта обязательно становилась явью. Надо было лишь верить. И потому парень снова и снова повторял одно и то же, отчаянно надеясь, что это не сон. Что моргнув, силуэт не исчезнет, а ладонь, которую крепко сжимали трясущиеся пальцы, не перестанет чувствовать под собой едва ощутимое тепло. Юджи ведь правда был живой? Мальчишка порывался извиниться за случившееся, объяснить, почему так произошло, убедить в брата в том, что все закончилось и он вернулся живым. На языке вертелись тысячи фраз, чтобы вымолить прощение, однако озвучить их не давал здравый смысл. Смыкал губы и накладывал на них заклятье молчания. И сколько бы Итадори ни пытался произнести заветные слова, успехом старания не увенчались, в конце концов, приводя к одной очень больной мысли. Чосо не нужны были оправдания. За всю жизнь он был уже сыт по горло извинениями брата, его причинами и поводами увечий на теле, пропаданиями из дома и постоянной тревогой, с которой старший всегда ждал Юджи. Крики, слезы, ссоры — все это, казалось, осталось позади. Далеко-далеко и было вовсе бессмысленно в очередной раз. Не первый и наверняка не последний. Итадори читал в глазах напротив невероятную усталость. У Чосо не было больше сил на страх. Наступил момент, когда он полностью исчерпал себя. Осталась лишь пустота, лишенная малейших чувств и эмоций. Будь то горечь или счастье, злоба или грусть, ничего из перечисленного больше не плескалось в черной радужке. Оно исчезло, испарилось, и именно эта опустошенность вызывала бешеную панику в сердце юноши. Юджи не знал, что делать. Не знал, как повернуть время вспять, чтобы вновь увидеть на родном лице хотя бы одну скупую эмоцию. Любую. Абсолютно неважно какую. Пусть только появится в этих стеклянных глазах и даст понять, что еще не все потеряно. Что Чосо еще мог накричать или упрекнуть. Что старшему брату было еще под силам тревожиться и волноваться. Что у Итадори еще был шанс застать в темной радужке любовь и страх за него. — Живой, — шепнул Чосо, и ладонь его опустилась на лохматую макушку, на ощупь вспоминая непослушные прядки. Мягкие и торчавшие в разные стороны, которые никак не получалось пригладить. — Живой, — прерывистым голосом отозвался Юджи. — Я живой. Парень приподнялся на коленях и прильнул к брату, обнимая его изо всех сил. В ответ его плечи слабо приобняли трясущиеся ладони, заботливо поглаживая. Чосо узнал его. Итадори правда был живой.***
Калитка скрипнула. Незапертая, как всегда. Юджи должен был по обычаю недовольно цокнуть и напомнить другу, чтобы тот не забывал ее запирать подальше от непрошенных гостей. Однако в этот раз юноша лишь молча нажал на звонок и подождал, пока его не пропустили внутрь. В нос ударил странный запах. Мальчишка чувствовал его впервые, но от него все равно резко стало некомфортно, отчего голову чуть вжали в плечи. — Спасибо, что пришел, — женщина не надевала привычную ей маску, впервые за столько лет показывая истинные эмоции на осунувшемся лице. Не было ни завлекающей улыбки, ни прищуренных игривых глаз. Она была разбита по-настоящему. Дом, в котором Итадори бывал бесчисленное количество раз, казался чужим и незнакомым. Словно в нем переклеили обои и поменяли полы, переставили мебель и выкинули малейшие вещи, напоминавшие прошлое. Потому шаги пареньку давались с превеликим трудом. Хотелось развернуться и убежать, обвиняя всех в грязном вранье и гнусной лжи. Нельзя так шутить. Нельзя. Но Наги не смеялась над ним. Казалось, она сама готова была провалиться под землю, только бы не находиться здесь, и ее заплаканное лицо все сильнее убеждало мальчишку в реальности происходящего. Странного и непонятного. Его нельзя было потрогать или увидеть, лишь почувствовать. Оно давало знать о себе подрагиванием в ладонях, першением в горле и спутанным ворохом мыслей в голове. Обрывки их все никак не хотели собираться воедино, оставляя несформированное осознание блуждать в потемках разума. Где-то там еще теплилась надежда на столь изощренный обман. До жути продуманный и правдоподобный. Ощутимый неприятным холодком на кончиках пальцев. Наги провела гостя до закрытой двери, ведущей в знакомую комнату. Должно быть, Джунпей крепко уснул, и мама решила пока его не будить. Она только отдала Юджи сложенный пополам листок, вырванный из тетради, и пропустила в спальню. Сама же женщина не сделала туда ни шагу, страшась переступать порог комнаты. Наги осталась где-то за спиной. Юноша не видел, но чувствовал, как ее фигура стремительно удалилась, оставляя его наедине с бумажным свертком. В спальне было убрано. Собственно, как и всегда. Ёшино не любил разводить бардак, потому не позволял ни себе, ни другу оставлять мусор «на потом». На рабочем столе были ровно сложены учебники и тетради с конспектами. Итадори поймал себя на мысли, что стоило бы одолжить их на время, чтобы нагнать пропущенный материал. Экзамены на носу, как-никак. Постель была аккуратно заправлена. Это слегка удивило Юджи, ведь Джунпей частенько валялся в кровати чуть ли не до вечера в свободный денек, а сейчас круглые настенные часы показывали всего час дня. Полки с кассетами под телевизором были чуть выдвинуты. Наверняка, Ёшино хотел глянуть что-то перед сном, однако без компании фильм оказался довольно скучным. Итадори мысленно пометил, что надо было бы предложить посмотреть что-нибудь вместе. Друг уж точно одобрит эту идею. Взглядом парень мельком пробежался по углам. Все точно такое же, как и в последний раз. Плакаты на стенах и мягкий ковер у кровати. Выключенный телевизор на полке и стопки тетрадей на столешнице. По привычке рассматривая каждую мелочь, Юджи терпеливо ждал, пока друг зайдет в спальню. Вышел, наверное. И скоро вернется с приготовленной едой, которую разделит между ними пополам. Парень обошел комнату, и глаза вновь устремились на часы. Стрелки не сдвинулись с места. Присев на край постели, юноша развернул листок, чтобы скоротать время до возвращения Джунпея. Первым делом внимание привлекли большие буквы, которые грозно требовали вручить сверток только Итадори. Юноша усмехнулся. Даже через бумагу Ёшино вполне удачно мог пригрозить. «Прости,» — гласила самая первая строчка на обратной стороне исписанного полотна. Паренек слегка смутился, ведь другу не за что было перед ним извиняться. Юджи ждал его всего-ничего. На часах не прошло и минуты. — «Раз ты читаешь это письмо, значит мне все же хватило смелости сделать хоть что-то самому. Знаю, как сильно ты хочешь меня ударить, но не ругайся, прошу тебя. Лучше немного погордись мной, ведь теперь тебе не придется мне помогать. Я и сам могу. А тебе больше не нужно постоянно меня защищать. Теперь наконец-то можешь вздохнуть спокойно и не волноваться обо мне. Я в порядке. Правда, не бойся. Думаю, сейчас я чувствую себя намного лучше, хотя по тебе я все-таки буду скучать. Да и ты по мне, наверное, тоже. В таком случае, забери на память старые кассеты и проигрыватель. Они достались мне от отца, а мама их наверняка выкинет, чтобы не захламляли дом. Пусть уж лучше останутся у тебя, чем отправятся на свалку. Такой раритет трудно будет потом отыскать. Вот увидишь, через тридцать лет они станут настоящим достоянием. Так что прибереги их до этого случая. Знаешь, я ничуть не жалею о своем решении. Давно об этом думал. Извини, что ничего не рассказал. Друзья ведь должны делиться друг с другом самым важным, но я не решился взваливать на твои плечи свои проблемы. У тебя их и так полным-полно, да и справиться со своими я должен был самостоятельно. Ты не подумай, я правда пытался. Только вот храбрости не хватило в ответственный момент. Так что прости, что не увидишь, как я выбиваю дерьмо из этого подонка. Помню, ты хотел поглазеть на это зрелище. Честно говоря, я бы тоже не отказался, однако оправдать твоих ожиданий все-таки не смог. Извини, я правда пытался. Впрочем, не думай об этом с большой грустью. Ты ведь ни в чем не виноват, так что не забивай себе голову и живи дальше. Можешь иногда вспоминать обо мне, только не слишком часто. Все же не хочу продолжать морочить тебе голову и после. Пока есть время, побудь еще немного глупым ребенком и не смей брать вину за мой поступок. Ты и так сделал слишком много для меня, за что я навечно тебе благодарен. Без твоей поддержки я вряд ли бы прожил так долго. Честно говоря, я постоянно удивлялся тому, насколько ты упорно продолжал вставать на мою сторону, пусть и в ущерб себе. Я всегда восхищался тобой и даже чуть-чуть завидовал. Извини, что названиваю тебе среди ночи. Боюсь, если ты сейчас ответишь, то я все равно сброшу. Не могу найти в себе силы сказать все, что написал. Прости, ты ведь сам знаешь, я тот еще трус. Ты действительно самый лучший друг, которого я любил, люблю и буду любить. На-ве-ки. Спасибо тебе, Юджи, за все спасибо.» — Дурак… это я тебя должен благодарить. На листок, что трепетно держали в руках, упала крупная капля. Затем еще. Еще. И еще, пока частички слов, написанных шариковой ручкой, не начало размывать от соленой влаги. Слезы безудержно скатывались по щекам, отчего снова намокали перевязки и пластыри. Юджи съехал на пол, пряча голову в коленях и прижимая их к себе как можно крепче. Только так, закрывшись от всего окружающего мира, он дал себе волю выплеснуть все, что нельзя было выразить словами. Что разрывало изнутри. Что сдавливало горло и не давало дышать. Что билось о ребра и ломало их на мелкие кусочки. Все это и вровень не шло с тем, что испытывал Джунпей столько времени, неся тяжелый крест в одиночку. Итадори был в этом уверен, а потому лишь громче захлебывался слезами от собственной беспомощности. Это все действительно оказалось правдой. Настоящей и ужасающей. Без шанса на исправление. Без права на его спасение.***
По телевизору в скором времени обещали заморозки. Дождливых дней и правда становилось меньше в преддверии похолоданий. Несмотря на прогноз погоды, мороз уже пробирался под одежду вместе с мощными порывами ветра, от которых вздрагивали плечи. Классический старенький пиджак, одолженный у Чосо, был большеват в плечах, оттого смотрелся чуть нелепо. Вдобавок, он ничуть не спасал от пронизывавшего до костей холода, заставляя подбородок подрагивать. Юджи, чувствуя, как по спине бежит табун мурашек, лишь стиснул зубы и крепче перехватил деревяную лакированную ручку. — Пошевеливайся, — шикнул позади рослый мужчина. Он ясно давал понять, что не намерен здесь торчать ни секунды дольше. Хмурил брови и упрямо глядел на мальчишку, идущего впереди него. Итадори ничего не ответил. Молча повернул голову обратно и продолжил не спеша ступать наравне с остальными мужчинами, облаченными в черные костюмы. От них исходил излишний официоз, граничащий с пафосом, и это раздражало. Бесило абсолютно все: холодный ветер, продувавший насквозь, бурчавший за спиной мужчина, и тишина, сопровождавшая их будто бы целую вечность. Единственное, с чем покорно мирился Юджи, было тяжестью на плече. Крепко сжимая вспотевшими ладонями ручку, парень смиренно помогал нести гроб до места захоронения. Пальцы замерзали, а шея и плечо затекали от веса, однако юноша не позволял себе подать и малейшего вида. Он должен был это сделать. Обязан. Потому упрямо не замечал ноющую в мышцах боль и не замедлял общий ход колонны из сотрудников похоронного бюро и редких родственников, которых видел впервые. Одни из них, не издавая ни звука, шли вслед за гробом, другие же — заливались громким плачем, отчего нутро парнишки полыхало самой настоящей злобой. Никто из них не знал Джунпея. Никто из них даже не подозревал о том, как долго страдал этот ребенок, однако рыдали сильнее всех, вызывая отвращение. Но Итадори, сдержав злостный порыв высказаться, тут же прикусил язык: он ведь тоже не смог докопаться до правды, пока еще было время. Что же его остановило спросить еще раз, когда Ёшино чересчур нелепо соврал о том, что все в порядке? Что не дало ему высказать свои опасения вслух, когда друг интересовался у него странными вещами? Почему он не заподозрил что-то неладное, когда Джунпей спросил, будет ли Итадори скучать, если он вдруг исчезнет? Друг ведь столько раз намекал. Отчаянно звал на помощь. Но, в конце концов, остался в одиночестве, неуслышанный даже самыми близкими. Ведь и Юджи, в чьи глаза Ёшино смотрел с искренней последней надеждой, не сумел его расслышать. А хотел ли? В глубине души парень, скрепя сердцем, соглашался со всем, что навязывало воспаленное сознание. А главное, Итадори и сам прекрасно понимал, в каком моменте совершил роковую ошибку. И случилось это задолго до всех безмолвных молитв о помощи. Задолго до ожогов на лице мальчишки и шрамов на запястьях. Задолго до подозрительных вопросов и странных просьб. Юджи видел это задолго до всего случившегося, но так ничего и не предотвратил. Знал и постоянно откладывал, ведь еще было время и дела поважнее, ведь Джунпей все равно встречал его на пороге дома и они вместе смотрели фильмы, ведь Ёшино все еще ругался на него и грозился побить за очередную глупость, ведь друг еще прижимался ближе, чтобы согреться в теплых объятиях. Все это было так давно и мало походило на правду. Словно волшебная сказка, оказавшаяся слишком хорошей для жестокого мира. — Стой, — за рукав пиджака легонько потянули. Ноги сразу же вросли в промерзлую землю, а дыхание приостановилось. Происходящее вокруг выглядело настолько жутко, что Итадори до сих пор не мог осознать его в полной мере. Глубокая яма, будто уходящая в самые недра, затягивала подобно смертельному водовороту. От ее вида подкашивались продрогшие на холоде колени. Столпившаяся около нее безликая серая масса то и дело перешептывалась между собой. Кто-то жалел покойника, кто-то интересовался судьбой несчастной матери и оставшегося ей наследства, кто-то же и вовсе обсуждал, что привезти детям, которые остались дома под присмотром родни. Тихие беседы незнакомцев вызывали смешанные чувства. С одной стороны Юджи хотелось закричать, чтобы все очнулись и поняли, где сейчас находились, с другой — в этом не было никакого чертового смысла. Большинство из них даже не видели Джунпея, зная его лишь по рассказам родственников . А кому какое дело до безымянного усопшего? Ответ напрашивался сам собой. Среди пустых лиц Итадори все-таки приметил одно знакомое. Наги выглядела иссохшей и потускневшей, словно в ней перегорела электрическая лампочка. Глаза впадали в череп, а бледные тонкие губы сливались с болезненной на вид кожей. На ней не было ни грамма косметики. Как-то друг делился тем, что если мама пропадала из дома, то всегда при полном параде. С укладкой и макияжем, из-за чего юноша вечно брюзжал и выражал недовольство. Сегодня же женщина не посмела и притронуться к косметике. Густые волосы были собраны в низкий хвост, а на носу красовалась оправа от очков, частично скрывавших разбитый взгляд. Ее глаза почти что не моргая глядели на гроб, в котором мирно спал ее сын. Слишком спокойно и неподвижно, будто неживой. Под руководством одного из мужчин работники аккуратно поставили гроб на стойку у вырытой ямы. Они облегченно выдохнули и расправили застывшие плечи, в то время как Юджи почувствовал лишь еще больший груз. Он давил неподъемной тяжестью, заставляя мальчишку сжаться до крохотных размеров и стыдливо опустить голову. Сил посмотреть в прикрытые глаза Джунпея не находилось. Итадори считал себя ничем не лучше тех, кто рыдал взахлеб не зная имени покойного, потому сильнее клонил голову и до боли сжимал челюсти. У него не было никакого права что-либо сказать в свое оправдание. Первой к усопшему подошла мама. Пока еще не закрыли крышку гроба, пока еще было время напоследок увидеть сына, Наги впивалась в каждую мелочь на его лице сквозь мутную пелену из слез. Она бережно держала ладонь мальчика, пряча ее в своих, будто в попытках согреть, и бормотала неразборчиво о том, что отдала бы все на свете, лишь бы Ёшино открыл глаза. Шептала о том, как ждала его здесь, пыталась разбудить ласковыми словами, но сын не откликался на просьбы матери. Юноша продолжал игнорировать всяческие попытки женщины достучаться до него, будто бы нарочно меняя их местами и давая посмотреть на мир его глазами. Давал ощутить ту боль, когда он в очередной раз оставался неуслышанным. Больно. Больно. До безумия больно. Наги старалась прекратить эту ужасную пытку, зовя сына громче и сильнее сжимая его ледяную ладонь, однако Джунпей был непреклонен. Парень не проснулся даже когда мама зашлась в истошном вопле, падая на сырую землю. Он не очнулся и тогда, когда женщина, закрыв лицо грязными руками, в истерике повторяла его имя. Сын не откликнулся на зов и тот момент, когда голос матери предательски пропал. Наги лишь скребла ногтями по лакированной стенке гроба и беззвучно двигала трясущимися губами. — Сынок… — из последних сил едва слышно прошептала она. Но никто не ответил ей словом «мама». Пока мужчины вокруг переглядывались, к осевшей наземь матери подбежал Юджи. Он подхватил женщину под руки и попытался поднять, но Наги отчаянно вопила о том, что не больше оставит Джунпея одного, намертво хватаясь пальцами за край гроба. Они пачкали белую обивку и оставляли сырые следы на шелковой ткани, впиваясь в дерево до побелевших костяшек. — Нет. Нет. Нет! — причитала убитая горем женщина. — Не отпущу! Не отдам! — Прошу вас, — сквозь сжатую челюсть говорил юноша, не прекращая попыток поднять Наги. Но та все сильнее упиралась и мотала головой, прося ее отпустить. — П-Пожалуйста… Выдержки Итадори хватило ненадолго. Высвободив из хватки несчастную мать, он и сам зашелся оглушительным плачем. Пряча глаза за прижатой к лицу ладонью, парень бормотал под нос то, что это все еще не могло оказаться правдой. Он не верил. Он отказывался верить, давая несправедливой жизни еще один, последний шанс. Его взгляд сквозь пальцы метнулся к гробу. Там, среди белоснежных тканей и свежих цветов бездвижно лежал Джунпей. Уснувший глубоким сном он не моргал и не шевелился. Забывал дышать, отчего лицо его было неестественно бледным, а грудь не вздымалась под белой рубашкой. Забывал, что передавали заморозки, и стоило бы одеться потеплее, чтобы ладони не заледенели. Мама ведь наверняка не обрадуется, если он заболеет. Сделав робкий шаг, Юджи подошел поближе. Он был совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, которую юноша с заботой положил на онемевшие пальцы. Сплел их воедино и посмотрел на Ёшино. Казалось, на его спокойном лице виднелась улыбка. Умиротворенная и блаженная, словно сейчас друг был по-настоящему счастлив. Словно не соврал в письме, которое потребовал отдать Итадори. Джунпей действительно был счастлив? Это то, чего он так долго добивался? Это было его самой сокровенной мечтой? Юджи оглаживал большим пальцем окоченевшую ладонь и отрицательно размахивал головой. Пусть он не так хорошо знал Ёшино, пусть не успел предотвратить все, пока еще было время, парень был готов поклясться, что друг врал. Нагло и упрямо лгал, сам прекрасно это осознавая. В памяти еще было свежо на ощупь то письмо, которое местами было неровным и шероховатым. Там, где бумага чуть вздымалась или же наоборот. Там, где остались едва заметные следы от высохшей влаги. И были это далеко не слезы Юджи. Поэтому, внимательно вглядываясь в спокойное лицо Джунпея, он просил рассказать хотя бы сейчас всю правду. Какая бы они ни была ужасная и тяжелая. Пускай. Пускай друг расскажет обо всем подчистую и откроет глаза на истину, скрытую между неровно написанных строк. Но Ёшино по-прежнему молчал, не говоря ни слова, а пытать его Итадори не имел никакого желания. Как бы ни было сильно желание докопаться до сути, тревожить чужой покой он себе не позволил. Джунпей слишком устал, чтобы вновь просить его о помощи. Опускаясь на колени рядом с гробом, юноша аккуратно положил голову, виском упираясь в его бок. Холод в коленях, исходящий от земли, не шел ни в какое сравнение с тем, который ощущала ладонь, сжимавшая ослабевшие пальцы. Заплывшие слезами глаза. Дрожавшая кривая линия на лице, покрытом бинтами. Тихие всхлипы. — Не оставляй меня, прошу. Ты ведь… Губы замерли, так и не произнеся последнего слова. Глаза широко округлились, а ком в горле снова дал о себе знать. Нервная разбитая ухмылка дернулась на лице. Ёшино ведь ничего ему не обещал. Совершенно ничего. Друг не разбрасывался словами о том, что всегда будет рядом. Он просто был: прогуливал вместе с ним учебу, приглашал на ночные посиделки, делился вкусной домашней едой и никогда не бросал в беде, предлагая помощь. Джунпей никогда не обещал, однако исправно выполнял. Что же до Юджи? Парень прикусил нижнюю губу до крови, понимая, что данное им множество раз обещание он так и не выполнил. Что столько времени вселял в друга глупую надежду, но сам не сделал ради нее абсолютно ничего. Если бы Итадори мог, то тут же бы откусил себе язык. Однако такая мелочь уж точно бы не сравнилась с жертвой Ёшино за его несдержанное обещание. Оплошность, обернувшаяся столь трагически, требовала большей расплаты. Итадори встал на ноги и утер рукавом покрасневшие глаза и щеки. Боль в его взгляде сменялась ненавистью, настолько мощной, которой ему еще никогда не удавалось испытывать. От нее трясло конечности, сердце билось словно бешеное, а ладони сжимались в кулаки. Рядом все также безутешно рыдала мать, тянувшая руки к мертвому сыну. Ее жалобный плач просачивался глубоко в душу, подпитывая разбухавшую злость. Она уже выплескивалась за края, переполняя сосуд, но это лишь придавало большей уверенности и решительности. Юджи прекрасно помнил, что обещал Джунпею в самый первый и самый последний их разговор. Он вернет должок. Стоя перед могилой, в которую опускали тяжелый закрытый гроб. Стоя рядом с Наги, что рвалась вслед за ребенком быть засыпанной сырой землей. Он шепотом давал другу последнее обещание, которое на это раз обязательно выполнит. — Я убью эту суку.***
Мерзкий звонок гремел в ушах. Казалось, юноша и вовсе отвык от него, пока отсутствовал в школе. Как позабыл и о толпах школьников, снующих во время перерывов туда-сюда, едва не сбивая с ног. Итадори посильнее укутывался в толстовку, не желая столкнуться с бегающими по коридорам учениками. Прижатые к груди цветы он бережно прикрывал ладонью, чтобы их ненароком не помяли. Глаза был устремлены вверх. Искали табличку с нужными цифрами. Мимо прошла парочка учеников, ненароком задевая плечом юношу. Один из них машинально обернулся, чтобы кинуть извинения, как в одно мгновение вежливая улыбка на его лице сменилась страхом. Он замер с открытым ртом, в наглую разглядывая лицо Юджи, пока подруга не оттащила его к окну, презрительно косясь на паренька. Видок Итадори вызывал переглядки и перешептывания не только за спиной, но и под самым носом. Подобное не злило, но раздражало. Старшеклассник понимал, с перевязанной головой он без внимания не останется. Всем вокруг стало жутко любопытно, откуда школьник вдруг получил такие увечья. Однако удовлетворять их интерес Юджи не собирался. Ему было плевать с высокой колокольни, что о нем подумали одноклассники. Его репутация в школе и так не блистала, потому в свою сторону кроме брезгливости и боязни он ничего не ожидал получить, заранее предвидя их реакцию. Добравшись до нужного кабинета, юноша, открыв дверь, застыл на пороге. Охапка цветов едва не выпала их рук, стоило глазам наткнуться на представшую картину. Там, в углу, у разрисованной грязными надписями парты сидел не кто иной, как Накано. Он покачивался на стуле, закинув ноги на столешницу и сбив оттуда вазочку. Пустой сосуд лежал на полу с трещинкой сбоку. Налить воды туда уже не получится. Завидев в дверях старого знакомого, Накано широко улыбнулся и высоко поднял руку в приветственном жесте. — Какими судьбами, Итадори? Потрясно выглядишь, — скалился старшеклассник под хихиканье шайки, сидевшей на партах вокруг. Вальяжно покачиваясь на стуле, он прищурившись наблюдал за тем, как Юджи, полностью проигнорировав его слова, подошел ближе и, подняв лежавшую вазу, вернул ее на прежнее место. — Слышал последние новости? Глаза с подозрением покосились на Накано. — Ёшино-то того, взял и сдох. Не выдержал, блять, бедненький, а-ха-ха. Преподаватель из-за этого нам целым урок зачитывал какой-то бред про ценность жизни. Как по мне, так жалеть таких убогих вообще последнее дело, не думаешь? Парень даже не скрывал радости от фразы, произнесенной после привлечения внимания. Довольно размахивал мысом ботинка, как бы невзначай вновь задевая вазу. На этот раз она упала вместе с принесенным букетом, разбившись вдребезги под громкий гогот подонка. Итадори стоял как вкопанный. Не говорил ни слова. Присев на корточки, подобрал цветы и положил на изуродованную парту, за которой совсем недавно еще учился Джунпей. Осколки хрусталя рассыпались по полу, но никто не спешил их убрать. Школьники, с опаской поглядывая из-за своих мест на последний ряд, не решались влезть в эпицентр событий. Невооруженным глазом можно было заметить нараставшее напряжение, которое вот-вот должно было перерасти в нечто поистине страшное. И все, кто находился на перемене в кабинете, это прекрасно понимали, кроме самого Накано. Он не переставал опускать отвратительные шуточки в адрес Ёшино, покачиваясь и пачкая подошвой столешницу. А шайка псин ему бездумно поддакивала, подливая масла в огонь. Старшеклассник прервал поток мерзких высказываний, наконец-то заметив шевеление чужих губ. Юджи все еще не шелохнулся, прожигая взглядом изрисованную парту и свежие цветы. — Давай погромче. Харе под нос бубнить, — шикнул Накано и, усмехнувшись бессмысленному бормотанию, продолжил поливать Джунпея грязью. Бездействие Итадори раззадоривало, ведь говорить нечто подобное в его компании частенько заканчивалось взаимными побоями. Сегодня же Юджи никак не реагировал на выходки урода, чем лишь дразнил. — Обещаю, — чуть громче прошептал юноша. — Да что ты там нес… Накано не договорил. Его резким ударом сбили со стула, впечатывая затылком в пол. Он не успел открыть в шоке глаза, как крепкий кулак снова прошелся по его лицу. Точно и прицельно. Нападавший бил намеренно и целенаправленно. Подорвавшихся с парт шестерок Итадори осадил угрожающим рыком. — Если вам, суки, не хочется оказаться на его месте, то сидите, блять, на жопе ровно! Ясно?! Как ни странно, школьники его не ослушались. Оно и понятно. Их лидер сейчас был в невыгодной позиции, а защищать того, кто слабее, было крайне опрометчиво. Особенно, если дело касалось разборок между двумя заклятыми врагами. Попасться под горячую руку было себе дороже, потому, отойдя на безопасное расстояние, старшеклассники наблюдали за развернувшейся дракой. — Ах, ты, уебок, — прошипел Накано, за что опять отхватил. Рука прилетела в висок, отчего перед глазами поплыло. Хватая парня за шиворот рубашки, Юджи дернул его на себя и с силой откинул в сторону дверного проема. Тот кубарем покатился по полу, задевая ногами парты, и те с грохотом падали под девичьи вскрики. Кто-то требовал остановить этот безобразие, кто-то же в испуге вжался в угол кабинета, чтобы ненароком не задело и его. Попытки Накано приподняться на руках сразу же пресекались. Итадори с размаху бил подошвой по ладоням, выбивая из-под старшеклассника опору, и он с руганью падал обратно. — Я тебя урою, — со сталью в голосе произнес паренек. — Слышишь меня? Глаза Юджи яростно прожигали барахтавшуюся под ногами скотину. Именно из-за него не стало Джунпея. Именно он был виновен во всех страданиях друга. Именно его жизнь необходимо было забрать за смерть Ёшино. Такая паршивая, гнилая душонка не стоила и одной сотой души умершего ребенка, однако даже эту крохотную частичку Итадори непременно заберет. Он ведь пообещал Джунпею, что вернет должок. Время расплаты настало. Ладонь рывком дернула чужой воротник и откинула его на коридор, чуть не сбив с ног проходивших мимо школьников. Подростки разошлись в стороны, удивленно наблюдая за развернувшейся перепалкой. Никто не ожидал увидеть выяснения отношений прямо в школе посреди учебного дня. Оттого с еще большим любопытством глядели и перешептывались между собой, делясь догадками о причине стычки. И снова попытка встать. И снова мощный удар кроссовком по предплечью заставил Накано стукнуться подбородком о бетон, разбивая его в кровь. — Что развалился, мудачье? Ноги не держат? — съязвил Юджи, ловя чертово дежавю и ехидно ухмыляясь. На этот раз ему нравилось его положение. С высоты роста было весьма приятно наблюдать за безуспешными трепыханиями ублюдка взять ситуацию под контроль. Жалкие и наивные. Накано старался встать в надежде на равный бой, однако ни о какой справедливости не могло идти и речи. Итадори пришел не за честным поединком. Он пришел сюда забрать должное. Сплевывая кровавый сгусток, старшеклассник порывался что-то сказать, однако не успел он и рта открыть, как тяжелая обувь впечаталась в челюсть. Послышался характерный хруст и болезненный вопль. Пальцы прикрыли побитую скулу, а бешеные глаза метнулись вверх на Юджи. Унизительное зрелище. Накано распирала злоба к мальчишке за то, что он посмел унизить его на виду у других учеников. Не собираясь оставлять вольность безнаказанной, парень предпринял еще один рывок подняться. Толчком грязной подошвы в грудь его вернули обратно. — Знай свое место, сучонок, — резко и холодно бросил Итадори. Совесть и мораль его спала глубоким сном, уступив главенство жажде мести. Она сочилась по венам, вместе с кровью бурлила в сердце и призывала действовать жестче. Препятствовать порыву юноша не стал. Удары ног безжалостно проходились по ребрам, выбивая из легких воздух. Вместе с ним из грязного рта Накано вылетала кровь вперемешку со слюной и сдавленными воплями. Его жалкие старания прикрыть лицо и грудь вызывали настоящий смех, ведь они было совершенно бесполезны против праведного гнева в лице Юджи. Он добирался до самых болезненных мест и бил туда с особой силой, чтобы из подонка вылетали мольбы о пощаде. Пусть просит. Пусть кричит и плачет подобно подбитой псине сколько угодно. Никакого милосердия ему не суждено было получить. За все страдания, которые Накано принес Джунпею, за каждое мерзкое слово, сказанное в адрес друга, за каждый шрам, оставленный на теле Ёшино, он отплатит сполна. Уж Итадори об этом позаботиться. Не выдержав издевательств, кто-то из учащихся побежал за преподавателем. Плевать. Юноша был уверен, что успеет закончить задуманное раньше, чем подоспеет кто-либо из учителей. Школьники же и вовсе не мешались, лишь ошарашенно смотря на него. Никто из них не рискнул прекратить бойню, лишая Накано последнего шанса на спасение. Его не будет. Юджи об этом заявлял ему в лицо с уверенностью, впечатывая кроссовок в чужую голову. Еще. Еще. Еще. Пока эта сука не сдохнет. Пока не захлебнется в собственной крови, он не прекратит его избивать. Ублюдок должен был умереть в мучениях. Другой вариант даже не рассматривался, когда Итадори, глядя, как опускали гроб в глубокую яму, давал Джунпею слово. Беря небольшую передышку, чтобы восстановить дыхание, Юджи вытер проступивший на лбу пот. Усмехнулся. Накано выдохся настолько, что уже не порывался нестись в бой. Ему не хватало сил даже на мерзкие словечки. Вместо них по уголкам рта стекала кровь. Много крови. Но недостаточно, чтобы отплатить за всю грязь, ежедневно лившуюся на Ёшино. Это было только начало. Медлить было нельзя. Итадори, пнув в грудь старшеклассника, сел на него сверху, не оставляя шанса на побег. Он попался. Ловушка захлопнулась. Высоко занося кулак над головой, юноша замер лишь на мгновение, отгоняя появившиеся в глубине сознания сомнения. К черту все. Обратного пути уже не было. Удар пролетел под углом, отчего Накано по инерции выгнул шею и закатил глаза. Его ладони были намертво прижаты чужими коленями к полу. Лицо было открыто и беззащитно. Еще раз кулак врезался уже в бровь, рассекая ее. И вновь удар. И снова темные густые пятна. Если Юджи не показалось, то где-то между ними он выбил пару зубов. Был слышен треск костей. Звонкий. Вой Накано. Сладостный, желанный. Под кожей ощущалось знакомое чваканье крови и кожи. Теплое. Нет, горячее, но не обжигающее. Скорее согревающее нутро. — Х-хвати… — Заткнись, — рявкнул Итадори, впечатывая руку в челюсть. — Закрой свой поганый рот! Какое он имел право просить о прощении? Как он вообще посмел просить остановиться? После всего, что сделал этот ублюдок, живым ему не уйти. Костяшки неприятно пощипывало от каждого последующего удара. Видимо, они слегка стерлись. Плевать. Такая мелочь ничуть не останавливала Юджи от избиения старшеклассника. Он должен был страдать. Ощутить все, что пережил Джунпей из-за него самого. Встать на место того, кого он презирал и не считал зазорным калечить. Понять на своей шкуре, каково это — быть загнанной в клетку жертвой, а не хищником. Удары сыпались с ужасающей скоростью, не оставляя на Накано живого места. Однако разбитого лица не было достаточно. Нужно больше. Сильнее. Жестче. Пока из него не выйдет последний вздох. Пока он не отправится на тот свет вслед за Ёшино. Только тогда душа Итадори успокоится. Потому, ограждаясь от криков и воплей толпы вокруг, он прожигал взглядом кровавое месиво и искал место для удара. Бил по старым ссадинам. Избивал до новых. Юджи и не заметил, как сквозь кучу учеников протолкнулся преподаватель, грозным голосом требуя это прекратить. Парень его невольно игнорировал, погрузившись глубоко-глубоко в себя. Все его внимание было сосредоточено лишь на Накано, бездвижно лежавшем под ним. Он не сопротивлялся и больше не издавал ни звука. — Я сказал прекратить! — взревел учитель, бросаясь со спины на ученика и пытаясь оттащить его от избитого. — Я убью тебя, сука, — отмахиваясь от чужих рук, процедил юноша прямо в лицо мерзавца. — Слышишь? Убью! — тот не ответил, но Итадори был на сто процентов уверен, что его услышали. Ладонь полезла в карман брюк за припрятанным осколком от вазы. Той самой, что стояла на парте Джунпея, и которую разбил Накано. Резким взмахом Юджи порывался вонзить его, целясь в шею, однако в последний момент его запястья перехватили и с силой стянули с тела. Как бы ни старался парень вырваться, его держали в крепкой хватке несколько школьников, пришедшие на помощь преподавателю. На них не переставая лилась брань и ругань, но глаза Итадори были устремлены на лежавшего на полу старшеклассника. — Урою тебя, тварь. Сдохни. Сдохни! Сдохни!!! От оглушительного вопля содрогались стены коридора. Юджи не прекращал сыпать угрозы и старался высвободиться за цепких рук. Стучал ногами по полу. Кричал, не переставая желать, чтобы Накано живым не выбрался. Чтобы умер в мучительных страданиях. Чтобы понял, каково было Джунпею. В какой-то момент выкрики Итадори сменились громким заливистым плачем. Он пытался склонить голову, чтобы никто не видел его слез, но его не отпускали. Держали сидя на бетоне и не давали спрятаться от ошарашенной толпы. Парень щурил глаза, мотал головой из стороны в сторону. Рвал горло и заходился истошными рыданиями. Он ведь обещал, так почему же на душе стало лишь больнее? Почему его разрывало изнутри? Почему становилось только хуже? Настолько, что Юджи не мог усидеть на месте и в отчаянье брыкался и метался по полу, только бы сбежать из хватки и вырвать из груди распотрошенное сердце. Только бы перестать чувствовать эту адскую боль.***
Воздуха в кабинете катастрофически не хватало. От его нехватки кружилась голова. Во всяком случае, так оправдывал Итадори свое тревожное состояние. Рой мыслей гудел лишь об одном — поскорей бы свалить отсюда. Но ни директор школы, ни высокомерная мадам не шли ему на уступки, по новому кругу прогоняя истошный вопрос. Сидевший рядом Чосо был как на иголках. Хотя виду он старался не подавать, Юджи всем телом ощущал огромный нервный комок, копошащийся внутри старшего. Казалось, у него начал дергаться левый глаз. Приходить на беседу с директором было для брата не в новинку. Опять младший нашкодил где-то или стал участником хулиганских разборок. Неприятно, конечно, но не удивительно. Было. До сегодняшнего дня. На этот раз телефон обрывала не администрация или секретари, а сам господин Хароку. Посыл мужчины был сух и требователен. Раздражение нехотя прослеживалось в каждом его слове, которое он отчеканивал с особым старанием, чтобы не дать волю эмоциям. Просили немедленно явиться в школу по поводу ученика Итадори. Ломая голову по пути над тем, что же стряслось на в этот раз, Чосо никак не ожидал услышать то, что услышал. В кабинете директора его уже поджидал Хароку, неожиданно скупо кивнувший ему при встрече, незнакомая женщина, внешний вид которой уж точно бы остался в памяти, встреться они раньше, и сам виновник мероприятия, понуро клонящий взгляд к полу. Мальчишка прятал руки в карманах и не поднимал глаз на брата, словно его одолевали муки совести за сложившийся инцидент. В чем брат лично сомневался, ведь приглядевшись к младшему, заметил играющие желваки и стиснутые челюсти. От злости, но никак не от глубокого сожаления. Пока директор зачитывал все тонкости происшествия, Чосо успел побледнеть, вжаться спиной в диван и около сотни раз перевести ошарашенный взгляд с Хароку на брата. Тот только и делал, что хмурился и бубнил что-то под нос, время от времени его потирая. На пару с мужчиной причитала и незнакомая женщина. Как оказалось, она было матерью Накано. Того самого, о котором Юджи рассказывал много. Много и ничего хорошего. Не знай Чосо толики предыстории, в жизни бы не подумал, что госпожа Харуки и этот взбалмошный подросток являлись одной семьей. Ему не предоставилась возможность познакомиться с ним лично, однако в представлении парня трудный мальчишка никак не походил на свою мать. Она выглядела мягче и добродушнее. И эта картинка сохранялась ровно до тех пор, пока директор не перестал зачитывать детали случившегося. С лица Харуки вмиг сошла маска жалости и горя, а в ее глазах будто бы полыхнули языки пламени. Открыв рот в сторону Итадори, она разразилась угрозами и требованиями возместить ущерб. Пару часов назад Накано увезла скорая прямиком в реанимацию. Из сумбурных объяснений торопящихся медработников администрация школы узнала только о сломанной челюсти, ребрах и возможном проломе черепной коробки. Указывать на видные синяки и ушибы фельдшеры не посчитали нужным. Выслушивая перечень увечий, Чосо с ужасом глядел на Юджи и сразу же отводил взгляд. Искал повод такому поведению. Может быть, и некое оправдание подобному зверству. Причину, ради которой младший сознательно пошел на такой шаг. Крики женщины доносились эхом. Она не переставала тыкать пальцем в направлении школьника, грозилась засадить его за решетку для таких же малолетних уродов, как и Итадори. А Чосо — лишить родительских прав на брата. От услышанного сердце опустилось в пятки. Ее слова не были пустым звуком. Харуки подавала себя тем человеком, который не кидался обещаниями на ветер. И если она захочет, то несомненно добьется всего сказанного. — Думаешь, тебя не упекут? — брюзжала женщина, злобным взглядом испепеляя Юджи. — Как миленький поедешь жить туда, где таким отбросам самое место. Уж я-то об этом позабочусь. Один звонок моему мужу и… — И что? — перебил ее юноша. Не отрывая глаз от разглядывания собственных шнурков все это время, он в одночасье обрел немыслимую уверенность посмотреть прямо в глаза тому человеку, который воспитал Накано. — Прекращай, — тут же шикнул на ухо Чосо и дернул младшего за рукав. — Сейчас не время. — А по-моему, сейчас наступил самый подходящий момент для того, чтобы, наконец-то спросить вас, уважаемая госпожа Харуки, каково это, жить с мыслью о том, что ваш сын конченая мразь? — Да что ты… — от возмущения женщина не могла вымолвить и слова. Ее выпученные глаза уставились на парнишку, который встал, гордо расправив плечи. — Юджи, — Чосо повысил голос и потянул за край толстовки, настоятельно прося Итадори утихомирить свой пыл и сесть на место. Но юноша только отмахнулся и вернулся к начатому разговору. — Хватит уже! — неожиданно закричал паренек. — Хватит делать вид, что ничего не произошло! Хватит притворяться, что вы ничего не видите! — Юджи! — возглас брата остался проигнорированным. — Вы, — Итадори указал пальцем сначала на директора, а затем на женщину. — Сколько еще будете страдать херней? Хотите меня посадить за решетку? Отправить в спецшколу? Да пожалуйста. Только не забудьте следом выслать туда и вашего распрекрасного сыночка. На нем ничуть не меньше грязи, чем на мне. И раз уж вы, госпожа Харуки, так разбрасываетесь весточками в полицию, то что вы скажете на то, если в ответ тоже полетит одна такая? — Да о чем ты вообще?! — фыркала женщина. — Перестань нести чушь. Ты и так достаточно сделал для того, чтобы тебя посадили. Пытаешься давить на меня угрозами? — Ни в коем случае, — процедил парень, не выпуская из вида Харуки. Он чувствовал, как она начинала нервничать. Значит, сделал шаг в правильном направлении. Нельзя было останавливаться лишь на этом. — У меня достаточно оснований утверждать, что ваш сын убийца. Как думаете, что же случится, если полиция начнет расследование? Наверняка на него накопают много интересного. А я им в этом помогу. Из заднего кармана штанов Юджи достал бумажный сверток, на котором четко было написано, кому следовало его вручить. Он поднес его поближе, чтобы женщина могла рассмотреть подчерк отправителя, однако, потянувшись за листком, она сомкнула пальцы в воздухе. Итадори сказал, что его запрещено показывать кому-либо, кроме полицейских, в случае заведения уголовного дела. — И что это за бумажка такая? — с недоверием произнесла Харуки, скривив верхнюю губу. Голос ее стал намного тише и не таким уверенным, как раньше. Видимо, догадывалась. — Предсмертная записка Ёшино Джунпея. Вы ведь знаете, кто это такой? Мать Накано будто окатили ледяной водой. Она мгновенно изменилась в лице, что не осталось незамеченным всеми присутствующими. — Понятия не имею. — Да что вы, — раздосадовано ухмыльнулся Юджи и, тяжело вздохнув, продолжил: — Не выставляйте себя в идиотском свете. Каждый из нас отлично знает, кто это. Мальчик, неделю назад покончивший жизнь самоубийством. Тихий, неприметный парень, а также вечная жертва издевательств Накано. Вы же наверняка знали о каждом проступке вашего сынка, но всегда закрывали на это глаза, любезничая с директором. И поэтому этот самоуверенный засранец считал, что ни ученики, ни сама школа ничего ему не сделают. Только вот полиции будет абсолютно плевать, сколько авторитета набил себе Накано среди малолеток. Мне продолжать, или до вас уже дошло? — в ответ лишь тишина. Женщина, прикусывая губу, с опаской обдумывала свои слова. Ее пальцы впились в обивку подлокотника, нервно сжимая искусственную кожу. Этого Итадори и добивался. Уголки его рта чуть приподнялись. Он вновь выставил перед собой сложенную вчетверо записку. — Здесь Джунпей подробно записывал каждую выходку Накано. В красках расписал все унижения и избиения, которые ему причинили. Указал на причину каждого шрама. И везде, в каждой строчке написано имя вашего сына. — Ты ничего не докажешь с одной жалкой запиской, — проговорила Хаурки, наконец-то приняв попытку пойти в нападение и осадить зазнавшегося мальчишку. — Подделать ее легче легкого. — Тогда что насчет кучи видео, где Накано со своей шайкой издевается над Ёшино? — парировал Юджи. — Как известно, в нашей школе есть камеры видеонаблюдения не только внутри, но и почти по всему периметру. Готов поставить сотню на то, что при проверке мы найдем там занятные картины с Накано в главной роли. Рискнете сейчас отнекиваться или же согласитесь с тем, что ваш сынок самый настоящий подонок? — Все твои доводы настолько ущербны, что ими даже не заинтересуются в участке. Сочтут за детские бредни и отправят куда подальше. Если один слабак и покончил с собой, значит туда ему и дорога. Нечего сюда приплетать невиновных людей. — Заткнись! Сбитые кулаки с силой ударили по столу, который разделял юношу и Харуки. Женщина от резкого грохота подпрыгнула в кресле, отстраняясь подальше от разъяренного подростка. Чосо подскочил с дивана с намерением остановить брата, если тот перегнет палку. Собственно, даже этих действий уже было достаточно, чтобы и директор вступил в словесную перепалку между двумя сторонами. Его просьба успокоиться не возымела никакого эффекта, а взгляд Харуки делал лишь хуже. Надменный. Высокомерный. Брезгливый и заносчивый. Ее глаза щурились и нагло провоцировали паренька, а Юджи, моментально забывая обо всех правилах приличия, велся на ее манипуляции, разгораясь внутри праведным гневом. — Хватит покрывать ублюдка, из-за которого погиб ни в чем не повинный человек! Джунпей страдал столько времени, чтобы потом его называли жалким слабаком?! Видимо, у вас такая же гнилая душа, как и у вашего сынка. Люди для вас только способ развлечения. Конченные мрази. Да чтоб Накано умер. Чтоб его не успели спасти врачи. Чтоб подох как бешеная псина у вас на глазах! — Я даю тебе последнее предупреждение, Итадори Юджи! — поднявшись из-за стола, воскликнул директор. — Если ты сейчас же не извинишься перед госпожой… — Пусть до последней секунды своей никчемной жизни страдает так же сильно, как Джунпей! — не прекращал выкрикивать паренек, стуча ладонями по столешнице и добиваясь справедливости. Он не переставал желать смерти Накано и тогда, когда ему сказали выйти из кабинета прочь, и даже в тот момент, когда его вытолкнули, закрыв перед носом дверь. Легкие горели обжигающим пламенем, сметая все на своем пути с каждым новым вздохом. Голова кружилась от ярости. Руки трясло. Перед глазами плыло, а горло будто исполосовали стеклянными осколками. Дернув ручку на себя, открыть дверь юноша не смог. Она не поддавалась ни со второй, ни с третьей попытки. Ругнувшись и ударив по стене, Юджи запустил пальцы с шевелюру, крепко сжимая непослушные пряди. Надо было успокоиться. Вдох. Выход. Снова вдох. Глаза начинало пощипывать от соленой влаги. На смену убийственной и слепой злобе, пришла боль. И была она в сотни раз разрушительнее всякой ненависти. Боль пожирала изнутри и подпитывала разраставшееся чувство вины. Злость переходила с Накано на самого себя. Итадори не справился. Не сдержал обещание, данное у гроба. Как бы ни хотелось верить, этот ублюдок наверняка выживет. Будет и дальше спокойно жить, ходить на учебу, срывать уроки. Он с легкость забудет о том, сколько мучений принес Джунпею. Пройдет немного времени, и Накано не вспомнит того, на чьем лице навсегда оставил уродливые шрамы, кого поджидал после школы и выставлял на посмешище перед шестерками, кто терпел, терпел и терпел, не в силах дать отпор. Ёшино не был слабаком. И никто в мире не убедит Юджи в обратном. Его друг держался до последнего. Даже когда не осталось никаких сил, он держался! Тревожился за Итадори, протягивал ему руку помощи и ничего не просил взамен. Молчал о том, что его волновало касательно себя, но всегда открывал рот, стоило зайти разговору о друге. Если уж судить о том, кто же был сильнее, то ответ Юджи был слишком очевиден. Однако почему из них двоих в живых остался именно он? Парень обессиленно скатился по стене, прячась за ладонями. Прикрытые глаза пощипывало, как и сбитые костяшки. На них все еще чувствовалась тяжесть от ударов, превративших Накано в сплошное кровавое месиво. Однако больше воспоминания его изувеченного лица удовольствия не приносили. Не было сил радоваться. Да, впрочем, и нечему. Убей Итадори его хоть сотню раз, Джунпея к жизни этим не вернешь. И в этих словах скрывалась жестокая, но неизменная правда. Сакральная истина, с которой ничего уже нельзя было поделать. Было лишком поздно. — Пойдем, — тихий родной голос раздался где-то наверху. Подняв голову, юноша увидел брата. Его лицо не выражало каких-либо эмоций и тем немного настораживало. Старший протянул ладонь и помог Юджи встать на ноги. Его чуть пошатывало. Брат не издавал ни звука, а мальчишка молча следовал за ним по длинному коридору. Уроки давным-давно закончились. Старшеклассники разбежались по кружкам и секциям, оставляя кабинеты пустовать. Поравнявшись с одним из них, младший попросил задержаться на минуту. Дожидаться согласия не стал, сразу же скрываясь в дверном проеме и неспешным шагом направившись к одной из парт. На ней стояли цветы, что принес Итадори. Кто-то поставил их в новую вазу, убрав с пола разлетевшиеся осколки старой. — Здесь сидел Джунпей? — из-за спины поинтересовался Чосо. Брат кивнул. Он аккуратно провел пальцами по бутонам, поправляя букет. Парни простояли в тишине некоторое время, после чего покинули кабинет и вышли на улицу. Как только они переступили границу школьного участка, одновременно закурили. На удивление, Чосо не стал читать нотации и твердить о вреде сигарет. Подсознательно он принимал, что на данный момент это было лучшим способом успокоить нервы. Дав прикурить младшему, брат глубоко затянулся. В голове была каша из сумбурных мыслей. Запутанный комок, который уже не поддавался никаким попыткам его расправить. Вместо этого он путался еще сильнее, превращаясь в сплошное и бессвязное. — Тебя исключили из школы, — сухо отчеканил старший. От услышанного в сердце не екнуло. Итадори не было от этой новости ни радостно, ни грустно. Сил что-либо чувствовать не осталось. Он лишь сделал затяжку и покачал головой, давая понять, что все понятно. — Мы сошлись на том, что ты больше никогда не появишься в этих стенах, а семейка Накано не станет доводить дело до суда. Так что забудь о том, что написал Ёшино. Не испытывай судьбу. Поход в полицию не обернется ничем хорошим. — И не собирался. Не с чем, — покосившийся взгляд попросил пояснить сказанное. — Джунпей ничего такого не оставлял про Накано. В записке не было ни слова о побоях и издевательствах. Я соврал. Просто был уверен, что его мать знала, чем занимается ее мелкий гандон. Так что решил туда и надавить. — Если ты смог поступить так, то зачем полез с кулаками к Накано? — Думал, разберусь с ним сам. Хотел вернуть ему должок. Жаль, что не убил. — Нет, — оборвал Чосо, делая затяжку. — Убей его, ты бы так просто не отделался. Харуки говорила правду. Тебя бы посадили. — Ты злишься? — негромко спросил Юджи. — Не знаю, — также тихо ответил старший. Чосо трудно было сосредоточиться на собственных эмоциях. Казалось, их было настолько много, и в то же время ни одной. Мертвая пустота и безмерная усталость. Вот, что чувствовал парень. Хотелось уснуть крепким сном и проспать долго-долго. А проснувшись, увидеть, как все проблемы испарились. На плечах больше нет той привычной тяжести. Головная боль вместе с бессонницей ушла насовсем. Вернулся прежний аппетит. Звучало чересчур хорошо, чтобы быть правдой. Разбитая усмешка тронула уста брата. И что делать дальше? — Дома я хочу серьезно поговорить с тобой, Юджи. — Хорошо. Больше никто не смел нарушить молчание. Братья курили в тишине. Не обмениваясь фразами и беглыми взглядами. Каждый варился в собственном кипящем котле из мыслей. Сигареты медленно тлели на морозном воздухе. Сизый дым ровным столбом тянулся к чистому безоблачному небу. К ночи обещали снег.***
В район Мэгуро заглядывать приходилось нечасто. Лишь по деловым поручениям Юджи появлялся на пороге уже знакомого дома. Сегодня же ноги привели его сюда спонтанно, безо всякой причины. По крайней мере, юноша не находил ее лежащей на поверхности, а копать глубоко порыва не возникало. Итадори ограничивался своим собственным желанием, появившимся еще в момент разлуки. Оно не давало нормально спать, есть и просто существовать, пока не будет выполнено. Потому парень вновь пришел на порог. Звонок в дверь. Прошлые попытки всегда заканчивались провалом. Никто не открывал уже неделю, однако так просто сдаваться Юджи не собирался. Если дверь не откроется, он придет завтра, послезавтра. Будет и дальше приходить сюда каждый день в надежде успокоить не прекращающуюся тревогу. Сделать это было бы гораздо легче, будь в телефоне нужный контакт, но Фушигуро для связи номером так и не поделился. Будто специально не оставил после себя никаких следов, искусно их подчистив и пропав без вести. Единственным шансом его увидеть был дом, в который Мегуми то ли по глупости, то ли из-за доверия однажды привел напарника. И как назло, Итадори запомнил к нему дорогу, наведываясь после происшествия с Шибуей ежедневно. Стоял под дверью и сжигал звонок протяжным нажатием и громкой раздражающей трелью. К сожалению, до истошного дребезжания никому не было дела. Либо все жильцы его тотально игнорировали, либо вовсе съехали отсюда, не оставив и записки. Юджи хотелось верить в первый вариант, однако, из раза в раз сталкиваясь с закрытой дверью, сомнения все глубже проникали в его сознание. Остался ли тут вообще кто-нибудь живой? Юноше хватило бы и встречи длиною в пару секунд, чтобы убедиться, что с Фушигуро все было в порядке. Это бы немного успокоило, дало свободнее вздохнуть и перестать вспоминать, чем закончилась их последняя встреча. Она постоянно снилась в кошмарах, приходила и заставляла снова и снова чувствовать пережитую боль. Смотреть в покрасневшие глаза напротив. Ощущать, как холод пробирал до костей. И невольно прижиматься щекой к теплой ладони, которая являлась лучом света и надежды в страшном сне. Юджи отчетливо помнил каждое прикосновение, бережное и аккуратное. Он помнил каждое заботливое слово, которое слетело с губ Мегуми. Он все еще помнил тот кровавый вкус на своих губах. Ладонь машинально потянулась стереть кровь. Парень опустил глаза на руку. Чистая. Никаких багровых пятен. Показалось. Осталось лишь тепло, едва ощутимое и немного волнительное. Итадори мотнул головой. Не сейчас. Когда палец уже онемел от продолжительного тыканья по звонку, послышались глухие шаги. Неторопливые. Тяжелые. Они не могли принадлежать Мегуми. Дверь открыл его отец. Итадори чуть отшатнулся, сделав шаг назад. Что-то во взгляде мужчины было пугающим и чересчур мрачным. Не было ни ехидства, ни издевки. Только серьезность и, возможно, небольшое раздражение. Видимо, трель звонка все-таки поиграла на нервишках. — Зачем пришел? От вопроса в лоб паренек поначалу даже растерялся. Словами выразить цель визита было действительно сложно, ведь он и сам не до конца понимал, зачем так упрямо пытался открыть эту дверь. Все мысли мгновенно улетучились, а Юджи впал в немой ступор. — М-Мегуми, — сконцентрировавшись, проговорил юноша. — Мне нужен Мегуми. Я могу его увидеть? Тоджи ничего не сказал. Скрылся за дверью, но спустя некоторое время все-таки вернулся. — Его нет дома. — А когда он вернется? — спросил Итадори. — Не знаю, — процедил сквозь зубы мужчина, держа широкую ладонь на дверном косяке. — Может быть, вы дадите мне его телефон, чтобы я смог ему позвонить и… — Послушай, Юджи, — Тоджи прервал парнишку. — Возвращайся домой. — Но… — Хватит уже с вас обоих. Не дав сказать и слова, мужчина закрыл дверь перед чужим носом. Итадори не сразу понял, что произошло. Ему потребовалось время, чтобы осмыслить услышанное и с новой силой нажать на звонок. Не могло все так закончиться. Не это он хотел услышать после столь долгого ожидания в неведении. Юджи так и не получил главного, потому вдавливал кнопку в стену в надежде поговорить с отцом Мегуми. Он точно что-то скрывал. Тут и дураку было очевидно, что Тоджи недоговаривал. Не хотел или не мог. Неважно. Важным было только то, что мужчина знал намного больше, чем показал в скудных ответах. И острая необходимость выпытать любую информацию касательно напарника напрочь отбрасывала страх перед этим грозным человеком. Увидев реальный шанс на успех после череды провалов, Итадори не собирался так просто сдаваться. — Откройте, пожалуйста, — кричал Юджи, стуча в дверь. — Прошу вас! Это правда очень важно! Но ни настойчивые возгласы, ни попытки достучаться не дали никаких результатов. Дом будто снова опустел, оставшись непреклонным к мольбам мальчишки.***
На открытом пространстве ветер завывал сильнее, чем в лабиринте стеклянных высоток и шумных дорог. К груди парня были прижаты цветы, что прятали от ледяных порывов. Итадори петлял между огражденными памятниками, пробираясь все дальше вглубь. Выученный наизусть маршрут, который парень мог вполне пройти с закрытыми глазами. И он бы с радостью это делал, ведь оглядываться на семейные захоронения удовольствия не приносило. Юджи, приходя сюда каждый день, так и не привык к тому, что улавливал кратким невольным взором. Неприятнее всего было замечать выгравированные на могильных плитах даты рождения и смерти. Почему-то ему часто попадались дети. Кто-то не доживал до совершеннолетия, кто-то и вовсе не успел пойти в школу. Жуткое зрелище. Несмотря на постоянные посещения, Итадори всегда чувствовал себя измотанным после похода на кладбище. Словно это место вытягивало из него жизненные силы, оставляя лишь пустую оболочку, вдоволь напитавшись его тревогой и страхом. Наткнувшись на очередную детскую могилу, Юджи не выдержал и отвернулся, ускоряя шаг. Оставалось пройти всего-ничего. Вот-вот, и уже можно было разглядеть нужное место. Однако юноша никак не ожидал наткнуться на кого-то. Силуэт издалека показался незнакомым. Лишь подойдя поближе Итадори узнал в нем мать Джунпея. Она стояла неподвижно, устремив взор на гранитный камень и сжимая в ладони связку цветов, совершенно непохожих на те, что прятал от ветра паренек. — Прошу прощения. Наги подняла глаза не сразу, словно не слышала чужого голоса. Однако стоило ей встретиться лицом к лицу с Юджи, как взгляд ее слегка поменялся. Стал более живым, что ли, насколько это вообще было возможно в ее разбитом состоянии. Потеряв сына, она осталась совершенно одна в доме, где каждый угол напоминал о Ёшино. Вещи в его комнате все также лежали на тех местах, на которые их когда-то положил парень. Сложенные стопками тетради, заправленная постель, порядок в шкафу. Перед тем, как уйти навсегда, Джунпей оставил полный порядок, чтобы матери не пришлось делать это за него уже после. Наги бы не выдержала такого ужаса, ведь даже зайти в комнату сына стало для нее огромным испытанием, которое ей было не под силу. — Извини, — тихо отозвалась женщина. Ее голос был слаб и лишен всяких эмоций. — Не заметила тебя сразу. — Если я мешаю, то… — Нет, все в порядке, — уверила Наги, нервно сжимая в ладони цветы. — Можешь остаться. Я все равно скоро уйду. Не могу здесь долго находиться. Ее черные глаза, прибитые к земле, стали наполняться слезами. Казалось, что они больше не просыхали с того дня. Всегда припухшие и красные. Обнять женщину Итадори не решился. Встал рядом. Молчал и поджимал губы, глядя на надгробие. Впервые у смерти было знакомое лицо. Сталкиваясь с ней столько раз, Юджи даже не думал о том, что в один миг узнает в ней кого-то. До боли родные и мягкие черты, навечно запечатленные в памяти гранита. Смотря на него, парень до сих пор до конца не верил в реальность происходящего. По всей видимости, он так никогда и не примет факт того, что Ёшино ушел насовсем, старательно оберегая в глубине души крохотную надежду на чудо. Без нее смотреть на едва заметную улыбку друга было невыносимо. Итадори давно ее мечтал запечатлеть, однако ожидал увидеть ее совсем при других обстоятельствах. — Простите, что не спас Джунпея, — прошептал юноша. — Это все моя вина. — Нет, Юджи, — заговорила Наги. — Ты был единственным, благодаря кому он прожил так долго. Это я виновата в его смерти. Из меня вышла ужасная мать, ведь я даже не догадывалась, как сильно страдал мой ребенок. И вот мое наказание. Женщина устремила взор на памятник, с которого на нее смотрел сын. В его глазах не было осуждения, но Наги ощущала его каждой клеточкой тела, отчего по коже то и дело бегали мурашки. Ее плечи подрагивали. — Я не стану оправдываться. Это никак не уменьшит моей вины, но послушай меня, Юджи, — в голосе матери ощущались нотки серьезности. — Я пыталась сделать все, чтобы Джунпей ни в чем не нуждался. Работала с утра до ночи, думая, что если заработаю больше, то сын станет сильнее меня любить. Глупости какие, — женская улыбка дрогнула. — Погналась, идиотка, за мнимым счастливым будущим. И знаешь, ни одна монета не стоила жизни моего сына. Правильно Джунпей говорил. Я была глупа и ничего не видела, кроме того, как побольше заработать. Променяла его на мужское общество, думая, что стараюсь ради него. Удивленный взгляд Наги тут же приметила. Она тяжело выдохнула и продолжила: — Не считай меня падшей женщиной, Юджи. Я не получала деньги за какие-либо порочные связи. От меня требовалось лишь приятное общение и не более. Так что я действительно наивная и глупая, как и говорил сын. Мне кажется, что он и вовсе был намного умнее меня. — Зачем вы мне это рассказываете? — робко поинтересовался паренек. — Не знаю, — пожала плечами Наги. — Возможно, хотела найти какое-то нелепое оправдание своей слепоты. А может, хотела, чтобы Джунпей наконец-то услышал правду, которую он так и не узнал при жизни. Он наверняка бы сильно разозлился, узнай, чем я занимаюсь ради него. — И то верно, — неохотно согласился Итадори, прикусив нижнюю губу. Ему прекрасно помнилось, как Ёшино сердился, когда мать пропадала не предупреждая, совсем не заботясь о том, чтобы поставить сына в известность. Впрочем, узнай он правду, то вряд ли был бы рад этому. Может быть, ему действительно стоило навсегда остаться в неведении. — Запомни навсегда, Юджи, что никакие деньги не стоят твоих родных и близких. Какими бы легкими они ни казались, за все рано или поздно придется заплатить. Не успеешь опомниться — в погоне за лучшим обязательно кого-то потеряешь. И всю оставшуюся жизнь будешь задаваться вопросом, а стоило ли все это того. Не повторяй моих ошибок. Голос Наги стих. Мертвая тишина воцарилась в воздухе. Не в силах больше смотреть на плиту, женщина положила на промерзлую землю перевязанные лентой цветы и растворилась между невысокими оградами и памятниками. Оставшись в одиночестве, Итадори не порывался заговорить или высказаться. Хотелось побыть с Ёшино в тишине. Друг все равно чувствовал его волнение в душе, резонировал с ней, пробирался в ее потаенные уголки. Так что говорить вслух смысла не было. Джунпей и так все понимал и чувствовал. И Юджи в это свято верил, потому лишь присел у гранитного камня, оперевшись на его бок спиной. Взгляд, устремленный в небо, искал облака, но там, высоко-высоко над поднятой головой разливалось только молочное море. Однородное и светлое, с сероватым оттенком. — Сегодня передавали снег, — сказал юноша. — Думаю, ты бы обрадовался. Тебе ведь нравилась такая погода. Хочешь, когда снега выпадет много, поиграем в снежки или слепим большого снеговика? А может, сходим на каток? Кажется, ты должен был научить меня кататься на коньках. Предаваясь воспоминаниям, Юджи с легкой улыбкой рассказывал о самых запоминающихся случаях. Делился впечатлениями и вновь переживал эмоции, которые получал в те моменты. Его глаза блестели от слез и радости. Сумбурной, смешанной с болью в сердце и печалью от невозможности услышать в ответ хоть что-то. Однако он не сомневался, Джунпей его прекрасно слышал и где-то там тоже вспоминал о счастливых деньках, которые были давным-давно. Прощаясь с другом, Итадори пообещал обязательно вернуться вскоре. Он сдержит слово. — Спи спокойно. Навеки. Люблю тебя.***
Пришел парень лишь поздно вечером. После затянувшейся встречи с Ёшино, возвращаться домой не очень-то и хотелось. Предчувствие кричало о том, что ничего хорошего ожидать там не стоило. Не удивительно. Чосо был настроен как никогда серьезно, когда упоминал о разговоре. Это пугало. Младший редко видел брата настолько собранным и хмурым, словно он сдерживал в себе целый вулкан из подавленных эмоций, которые его пожирали изнутри. Рано или поздно должно было рвануть. И Юджи очень надеялся, что это случится, по крайне мере, не сегодня. Однако он также отчетливо понимал, какая судьба глухая, когда дело доходило до его желаний, и мысленно мирился с худшим. Юноша представлял самые устрашающие картины их беседы, чтобы потом не было так боязно. Настраивал себя держаться стойко. И вот, находясь напротив сурового взгляда, вся его подготовка летела к чертям. Старший ходил по комнате туда-сюда, широко размахивая руками и выплескивая все, что так долго копил. Обиду, горечь, страх, злость: — все, что хоть как-то задевало его душу. Ругался и кричал, ходя по периметру комнаты. Благо, в тот момент дома не было Амико. Ей уж точно не следовало стать свидетельницей таких разговоров. — Сколько можно попадать в различный пиздец, скажи мне, а? Сколько еще мне надо тебя вытаскивать из постоянного дерьма? Итадори сидел на диване молча. Он прятал сбитые кулаки в карманах и опускал взгляд на пол, чтобы не видеть разгневанного Чосо. Мальчишка лишь покорно принимал все, о чем говорил брат. Что из-за него старший лишился шанса на нормальную жизнь. Что из-за него он работал не покладая рук днями и ночами напролет. Что из-за него в жизни ничего большего ему не светит. Чосо не закончил школу, не поступил в университет, не устроился на нормальную работу и просто не зажил по-человечески. И даже когда брат, похоронив все свои желания и мечты, беря вместо них на плечи огромную ответственность, воспитать из Юджи настоящего человека не смог. Он не закончит школу, не поступит в хороший вуз, не станет жить в свое удовольствие. — Всю жизнь. Всю свою блядскую жизнь я потратил на что, чтобы из нас двоих хотя бы ты узнал, каково жить нормальной жизнью. Пахал, пахал и пахал, чтобы ты это наконец-то узнал! И что в ответ? Скажи мне, Юджи, что я получил в ответ! Чосо кричал на всю квартиру, не сводя глаз с поникшего юноши. Сжимал у груди кулаки, наклонялся над Итадори и требовал ответа, который они оба и так прекрасно знали. За весь свой тяжелый труд и лишения брат получил ровным счетом ничего. Вместо благодарности, его одолевали все большие трудности. Вместо радости — ставшая уже привычной тревога за младшего. И если раньше слова о терпении и лучшей жизни совсем скоро, которые Чосо вторил самому себе каждый чертов день, кое-как работали, не давая опустить руки, то сейчас они казались не более чем пустым звуком. Бессмыслицей, в которую мог верить разве что полный идиот. Собственно, им Чосо себя и считал, ведь столько сил было потрачено впустую. Когда злость сошла на нет, а легкие уже жгло от нехватки кислорода, парень рухнул на диван и, склонив голову, спрятал лицо в ладонях. Послышался всхлип, заставивший сердце Юджи пропустить удар. Он не видел ни разу, как брат плакал. Нет. Никогда в жизни. Старший не позволял себе такой роскоши рядом с ребенком, за которого отвечал головой. Таил все внутри себя и никому не показывал, стараясь казаться сильным. Старался всегда оставаться опорой и тем человеком, который мог помочь в трудную минуту. Чосо так сильно вжился в эту роль, что совсем позабыл о том, что ему тоже нужна помощь. И жизнь напомнила ему об этом резко и грубо. Потому сейчас парень заходился обессиленными рыданиями и в панике пытался подавить жалостливые завывания. Безуспешно. Плач становился только громче, а слезы уже срывались по щекам мощным потоком, который остановить никто не мог. Чосо поддавался нахлынувшим эмоциям и одновременно пугался их. Ему было страшно. Безумно страшно, и оттого парень задыхался, не в силах набрать воздуха. Его плечи сильно дрожали, а пальцы крепко впивались в волосы, едва не порываясь их вырвать, чтобы облегчить боль. — Прости меня, — робко прошептал Итадори, но брат лишь замотал головой. — Хватит! Не нужно было Чосо ни оправданий, ни прощения. Пустой звук. Это был лишь пустой звук, не стоивший ничего. Так происходило постоянно. Младший попадал в передрягу, извинялся, клялся, что больше такого не произойдет, и снова лез в еще большее болото. Так продолжалось по кругу много лет. И никакого толку от его слов, в которые Чосо пытался верить до последнего, даже если сомневался и знал, что будет дальше. Верил. Знал и верил, что на этот раз все обойдется. Что уж сегодня будет лучше. Не будет. Он в этом убедился окончательно и бесповоротно. Хватит с него ложных надежд и обещаний. — С этого дня ты находишься дома под домашним арестом, — чуть успокоившись, отчеканил старший. — Мне надоело. — Но ты не можешь, — запротестовал Юджи. — Нет, могу! — тверже сказал Чосо и для пущей убедительности сжал ладони в кулаки. Они подрагивали, но серьезность намерения показывали явно. — Я уже сыт по горло твоими околопреступными делишками. Если поначалу я еще, скрепя сердцем, соглашался с тобой, потому что нам нужны были деньги, то сейчас… все зашло слишком далеко. Я не хочу, чтобы и ты доигрался, Юджи. Поднявшись на ноги, парень шатающейся походкой направился на кухню. Амико говорила, что где-то там специально оставила успокоительные на всякий случай. Самостоятельно со стрессом Чосо уже не справлялся. Не помогали даже сигареты, которые он скуривал по пачке в день. Набрав стакан прохладной воды, он занялся поиском заветных таблеток, роясь по кухонным шкафчикам. Тем временем Итадори остался сидеть на диване, поджав колени к груди. Не издавал ни звука. Боялся еще больше разозлить Чосо. Он впервые видел его таким. Возможно, это и был настоящий брат, уставший и обессиленный, искусно прятавший свои глубокие проблемы подальше ото всех. Закрывался. Прятался. Не давал себе волю, думая прежде всего о родных и близких. Винить за это Итадори не был вправе. Старший действительно было прав во всем, что не смог под наплывом чувств и дальше удерживать в тайне. Юджи правда стал для него тяжелой обузой, которая ничего не дала взамен, кроме боли и проблем. Поэтому единственный, на кого мог злиться и обижаться мальчишка за услышанное, так это на самого себя. Именно он стал виновником всех бед, решение которых из года в год ложилось на плечи Чосо с наивной верой в то, что брат сильный и все выдержит. Детская глупость, не более. Зазвонивший в кармане телефон выдернул юношу из угрызений совести. На экране высветился незнакомый номер. Вспоминая, чем закончился последний звонок, Юджи конкретно напрягся. Чей голос был по ту сторону? Интерес взял верх над долгими колебаниями, и паренек приложил смартфон к уху. Осторожно, словно страшась его услышать. — Алло? Фраза, которую обронили на том конце провода, заставила Итадори в одночасье замереть. Секунда. Две. Три. Никто больше не проронил ни слова. Юджи сбросил незнакомый номер, подрываясь с места и летя в коридор. Накидывая на ходу кроссовки и куртку, юноша выскочил за порог дома, громко хлопнув дверью и наплевав напрочь на все запреты. На кухне послышался звонкий удар стекла о стену.***
Сегодня ночью передавали снег. Крупные хлопья неспеша опадали на серый асфальт, по которому сломя голову проносился Итадори. Он не тратил время на то, чтобы зашнуровать обувь. Бежал, цеплялся за шнурки, едва не падал. Он не удосужился застегнуться. Бежал, и раскрытая грудь горела от пронизывающего ветра. Он забывал дышать. Бежал, и голова кружилась. Широко распахнутый рот пытался тщетно ухватить глоток морозного воздуха. Снежинки неприятно врезались в лицо и глаза, отчего последние сильно слезились. Но несмотря на все, Юджи продолжал бежать. Быстрее. Еще быстрее. Пока не убедиться, что это не сон. Завернув за угол, Итадори снова чуть не упал. Однако теперь это не была вина несвязанных шнурков. Неприметная темная фигура стояла на мосту. Он ускорился. Бежал, что было сил. Бежал, не разбирая дороги. Только бы побыстрее. Сжав до скрипа зубы, парень превозмогал нарастающую боль в теле. Не обращал внимания на замершие руки. Не оглядывался назад, стремительно приближаясь к нужному месту. Секунда. Две. Три. Объятия. До одури крепкие. До безумия желанные. Руки сцепились в замке за чужой спиной и прижимали ближе к своей груди. Нос уткнулся в пушистых мех от капюшона. Щека касалась замерзшей по ветру кожи. Чужая ладонь робко обняла его за талию. Это был не сон. — Я так за тебя волновался.