Сны

      Стоило его губам коснуться её ладони, мир как будто остановился, прекратив вращение. Шум толпы и чужие голоса остались где-то далеко, оставив наедине ошеломленную пару. Несколько мучительно долгих, но так стремительно пролетевших мгновений были только они – девушка, смотревшая во все глаза на парня, ласково сжимавшего в своих ладонях её руку. Следующий шаг был так очевиден, и так невозможен, что оба замерли, не в силах ни прекратить, ни продолжить то, что начали.       Повисшую между ними неловкость, к счастью, нарушил подбежавший к ним Скорпиус. Он, захлебываясь от восторга, пытался описать, какая пушистая и мягкая шерстка у маленького тигренка, и какой влажный носик, и как он прикусил его за палец, но было совсем не больно... А Гермиона продолжала стоять, все еще чувствуя тепло его губ на своей ладони, прикосновения пальцев к руке, призрак дыхания... После его поступка правая рука Гермионы Грейнджер, казалось, зажила собственной жизнью, отделившись от остального тела, и вся пылала, будто обожженная Адским – или в её случае оно было Райским?.. – пламенем.       День уже давно перекатился за полдень, и они решили на этом закончить, но обязательно вернуться еще раз. Гермиона только кивала в ответ на все обращенные к ней реплики, пребывая в странном оцепенении, что не укрылось от его внимательных глаз. Малфой то и дело бросал на неё короткие взгляды исподтишка, и то, что он видел, ему совсем не нравилось. Мисс Спэрроу была не просто смущена или шокирована. Взгляд её был рассеянным и обращенным вовнутрь; она была полностью погружена в собственные мысли, словно вела безмолвный диалог сама с собой, и о содержании этого спора оставалось только догадываться. Совсем не так должны реагировать юные девушки на внимание со стороны молодого симпатичного мужчины. Не то чтобы он думал, что она будет глупо хихикать и краснеть, как майская роза, но и того, что мисс Спэрроу будет выглядеть так, словно решает сложнейшую задачу по арифмантике - не ожидал.       Гермиона действительно ушла в себя. Снова и снова она вызывала в памяти тот самый момент. Вот она накрыла его руку своей. Вот он перехватил её ладонь, раскрыл и коснулся губами. Вновь и вновь, как в кино с замедленной съемкой на бесконечном повторе. Пыталась вспомнить, каким было его лицо в тот момент. Как он смотрел. Каким был его взгляд. Но увы - она видела лишь их сплетенные руки, и ничего больше. Было ли что-то большее за этим жестом?.. Какой смысл он вкладывал в него?.. Что хотел сказать?.. Но больше беспокоило даже не это - её собственная реакция напугала куда больше, чем само событие, которое её спровоцировало. Она не могла поверить - и не могла отрицать, а потому бесконечно спорила, попеременно то убеждая себя в том, что ей все показалось, то призывая к честности, чего бы оно ни стоило.       Гермиона так задумалась, что даже не удивилась, когда Малфой достал из заднего кармана джинсов мобильный телефон и сам позвонил ожидавшему их водителю, как будто в этом не было ничего необычного. Учитывая, что никогда раньше она не видела ничего маггловского у Драко Малфоя, за исключением джинсов, этот факт должен был порядком её изумить - но отчего-то прошел почти незамеченным.       Только когда они наконец оказались в Малфой-мэноре, Гермиона будто очнулась, вспомнив, что должна снять все чары, что она наколдовала утром. Оставаться ей было незачем, поэтому она тепло попрощалась со Скорпи, который едва не уснул в машине, устав от избытка впечатлений, и теперь, еле переставляя ноги, поплелся сразу в столовую, пользуясь разрешением отца не переодеваться к обеду в этот раз. - Мисс Спэрроу, - окликнул её Драко, когда она уже открыла рот, чтобы сказать дежурное “До свидания, мистер Малфой”, - я хотел бы извиниться за свой порыв в зоопарке. Я не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание – это было простым выражением благодарности, не ищите в нем ничего предосудительного. - Что вы, мистер Малфой, я и не думала... - залившись краской и отводя глаза, пробормотала Гермиона, но он вновь её перебил. - Не нужно, мисс Спэрроу. Вы очень даже подумали, я не мальчик и мне не шестнадцать, чтобы не заметить, насколько сильно это выбило вас из колеи, - он усмехнулся, и Гермиона, сама того не желая, проследила взглядом за тем, как приподнялся левый уголок его губ, отчего на щеке показалась крохотная, почти незаметная, ямочка. - Это, безусловно, не ваше дело, и оправдываться я не собираюсь, но только слепой не заметит, как близки вы стали со Скорпи, и ради его блага, я не могу позволить недомолвкам и богатой фантазии все испортить. Я однолюб, мисс Спэрроу, и свою единственную любовь я уже встретил. Поэтому никакие отношения, выходящие за рамки рабочих, мне неинтересны, вам не нужно воспринимать меня как угрозу и искать подвох во всех моих действиях. - Я приму это к сведению, мистер Малфой, - кивнула девушка, собрав все свое достоинство. - До свидания. - До понедельника, мисс Спэрроу. И благодарю вас за прекрасное утро. Сумму в возмещение всех ваших сегодняшних расходов я переведу на ваш счет в Гринготтсе.       Она только кивнула, и через секунду растаяла в зеленом пламени.       Оставшись в одиночестве, Малфой закрыл лицо руками и без сил привалился к ближайшей стене.       Салазар, какой же он идиот!..       О чем он только думал, когда ни с того ни с сего целовал её ладонь!.. Впрочем, он знал, о чем: о том, что все, чего он хотел в этот момент – проложить влажную дорожку вниз, вдоль её хрупкого запястья, ощутить языком, как бьется тонкая голубая венка, оставить мокрый след в сгибе локтя, который будет холодить её кожу, а потом притянуть к себе и прильнуть к её губам, упиваться ими, ощущая её, такую теплую, соблазнительную, желанную, всем телом... Это было сумасшествие – позволять себе подобные мысли, в общественном месте, на глазах у Скорпи, позволять себе такие мысли в принципе!.. Но в тот момент, когда её маленькая нежная ручка легла поверх его, по всему телу пробежала дрожь, как от разряда тока, и он забыл обо всем: где они и с кем, кто она и кто он. Осталось только чистое желание, такое сильное и ослепляющее, что затмило собой все вокруг. И только голос Скорпи заставил его вернуться в реальный мир, иначе одному Мерлину известно, что он мог бы натворить.       А она испугалась. Конечно же, испугалась. Нотту и за меньшее влепила звонкую пощечину, а с ним... Она же работает на него, черт, не могла же она позволить себе его ударить, даже если хотела. Наверняка хотела, но сдержалась, стерпела, чтобы не потерять работу. А потом раздумывала, как бы потактичнее его отшить, чтобы не нарушить субординацию и не оказаться уволенной. Поздравляю, Малфой, до чего ты докатился!.. Женщина терпит твои прикосновения из-за страха лишиться работы. Верно он сказал тогда Забини – к этой девчонке все время клеятся какие-то козлы, и он сегодня возглавил этот список. Вот только гордиться было нечем.       Что за чушь он нес в свое оправдание?.. Что-то там про любовь и верность. Святой Салазар, какой придурок!.. Причем здесь любовь, он просто хотел её, хотел до зубовного скрежета, хотел так, что в паху все разрывало от боли. Впервые он понял то, о чем на протяжении всех лет его брака твердил ему Блейз: секс и любовь – разные вещи, и не обязательно любить, чтобы хотеть. Ооо, теперь он понимал это очень хорошо!.. Но в очередной раз его угораздило выбрать женщину, которая не могла дать ему желаемого. Да и выбирал ли он?.. Он едва осознавал, что делает, не говоря уже о том, как так вообще получилось.       Одно было ясно – безнадежно. Все это совершенно бессмысленно. Мисс Спэрроу была слишком ценна как гувернантка для Скорпиуса, найти вторую такую же ему едва ли удастся. И он не станет рисковать благополучием сына ради своих прихотей. Приоритеты Малфоя были и останутся неизменными. Сын – всегда на первом месте, что бы ни случилось. Он всегда будет выбирать Скорпи.       Да и заводить любовницу, тем более в собственном доме, он не собирался – это было отнюдь не в его правилах. Малфои чтили узы брака, и он не исключение. А мисс Спэрроу... Что ж, это был порыв, необычайно яркий и сильный, но всего лишь порыв. И впредь он подобной слабости не допустит.

***

      Гермиона вышла из камина в своей маленькой квартирке, и рухнула в кресло без сил. Её в прямом смысле сжигал стыд – она чувствовала этот жар, исходивший от её пылающих щек, влажную от испарины спину и по контрасту ледяные руки, которыми пыталась хоть немного охладить горящее лицо. Никогда еще она не испытывала столь острого чувства унижения и стыда. Хотя, если разобраться, едва ли было что-то на самом деле унизительное для неё в их короткой беседе – в конце концов, это Малфой ни с того ни с сего решил поцеловать её руку, и не её вина, что она придала этому чересчур большое значение. Пусть никто до него не прикасался, не целовал её так – в этом не было и вины Малфоя. В конце концов, у нее на лбу не написано, что она в прошлом - замужняя женщина, которой не пристало впадать в смущение от такой невинной ласки. Он поцеловал – она подумала, и оказалась неправа. Слава Мерлину, Малфой поступил как взрослый человек, решив сразу прояснить возникшее недоразумение. Не о чем думать, нечего стыдиться.       Но уже в следующую минуту Гермиона закрыла глаза и покачала головой, словно споря сама с собой. Давно, целую жизнь назад, когда она стояла в дверях своей спальни и смотрела на то, как Рон, её милый Рон, такой родной, такой её, самозабвенно трахал какую-то девицу прямо в их спальне, на их кровати, она поняла сразу несколько вещей.       Во-первых, это конец. Окончательный и бесповоротный. Больше не будет “их”, не будет “вместе”. Будет она, и где-то там, далеко, в параллельной ей реальности – он. И никак иначе.       Во-вторых, она не удивилась. Этот факт сам собой всплыл в её сознании, заслоняя собой то, что было перед глазами в тот момент. Не было шока, удивления, желания кричать “Как ты мог!..“ и “Мы же были так счастливы!..“. Он мог, и нет, не были. И она знала это, где-то в душе давно знала, вот только не хотела признаваться даже самой себе.       И поэтому было в-третьих. Именно тогда, в тот момент, когда под аккомпанемент чужих стонов разваливался её брак и её жизнь, она поклялась никогда больше не лгать себе. Окружающим, коллегам, знакомым, даже друзьям, но самой себе – больше никогда. Ей пришлось слишком дорого заплатить за осознание того, насколько это важно.       И теперь, свернувшись клубком в большом мягком кресле напротив камина в маленькой съемной квартирке на окраине Косого переулка, глотая горькие слезы и кроша свою гордость в щепки, Гермиона Грейнджер признавалась самой себе.       Да, она смотрела на Драко Малфоя совсем не так, как должна была смотреть.       Да, он нравился ей, как мужчина.       Да, в тот момент, когда он поцеловал её ладонь, больше всего на свете ей хотелось, чтобы он не останавливался и продолжал целовать её всю.       Она этого хотела.       Она хотела его.       И то, как он отчитал её за глупые и неуместные фантазии, было справедливо и заслуженно. Она не имела права так смотреть на чужого мужа.       Чужого мужчину.              Но вместе с тем это было больно, больно и обидно. Пусть она не просила о продолжении, и никогда бы сама не осмелилась продолжить – все же она этого хотела, и этого было достаточно, чтобы осадить её.       Гермиона избегала слова “влюбленность” даже в мыслях, старательно обходя стороной вопрос, что же именно она испытывает теперь к Драко Малфою. Признать физическое влечение не составило большого труда – в конце концов, какой смысл отрицать, если все признаки очевидны даже ему. Однако, кроме этого, было нечто большее – восхищение им, как отцом. Уважение к его верности, как мужа. И вновь восхищение, на этот раз его силой, которая позволила ему пройти через войну и её последствия с высоко поднятой головой. И весь этот коктейль сплетался в ней в нечто, что было больше её самой, нечто новое, незнакомое и пугающее.       Нет.       Она не может влюбиться в Драко Малфоя.       Она не должна.       У неё есть задача, и она там только для этого. Только ради того, чтобы защитить маленького белокурого мальчика, а не чтобы разбивать себе сердце безнадежной, безответной, обреченной влюбленностью.       Внезапно слезы высохли, как по мановению волшебной палочки. Гермиона поднялась с кресла, наконец сбрасывая с уставших ног неудобные туфли, достала сигареты, закурила и отправилась варить кофе.       В голове мелькали обрывки разговоров, кусочки фактов, которые она крутила и так, и эдак, пытаясь выстроить логичную цепочку. Итак, Малфой очевидно любит Асторию и верен ей. Он сам сказал, что нашел свою единственную любовь, и что-то такое было в его голосе, его глазах, что подсказывало Гермионе – он не кривил душой в тот момент. А значит, все, что Астория сказала Мии Спэрроу – ложь от первого до последнего слова, следовательно, её целью было подставить недалекую гувернантку. И, Годрик, у неё почти получилось – только благодаря благоразумию и поразительной прямоте Малфоя они избежали неловкой ситуации. А ведь он мог отреагировать совсем иначе, и тогда Астория без труда добилась бы своей цели.       Вероятнее всего, и исчезновение Скорпи в зоопарке в прошлый раз было её рук делом, а показательная прогулка с мадам Ленорманн – не более, чем тщательно продуманным алиби.       Значит, установленная Гарри слежка за ней была не напрасной, и обязательно должна принести свои результаты, нужно только подождать. На следующей неделе миссис Малфой должна нанести визит в мэнор, чтобы оценить результаты своей интриги, и, когда поймет, что план провалился, вполне может начать действовать как-то иначе. И попасться на этом.       Однако конечная цель всех этих усилий по-прежнему оставалась совершенно неясной. Драко – Мерлин, он уже Драко!.. – вполне четко озвучил, что Астория не вмешивается ни в какие вопросы касательно Скорпиуса, он фактически растит его в одиночку. Тогда какое ей дело до мисс Спэрроу? Зачем предпринимать столько усилий, чтобы от неё избавиться? Гермиона искала этот вопрос часами, испещряя десятки листов пергамента схемами и пометками, но не находила ответа. Вновь возникло чувство, что она упускает какую-то мелочь, что-то очевидное, что расставило бы все по своим местам, но как ни старалась, упущенной детали отыскать не могла.       Что ж, её следующий ход был вполне ясен.       Оставалось только сделать его и ждать, пока миссис Малфой сделает свой.