Мистер Грегори Гойл

Когда Грегори впервые познакомился с Драко Малфоем, у того в доме был какой-то торжественный прием. Гойл прекрасно помнит, сколько вокруг было разодетых людей, посреди который его родители вели себя как-то странно: не смеялись, как обычно, не шутили. Отец даже сжался, утратив обычную развалистую великанью походку, а матушка не прижималась к его могучему плечу, а шла поодаль, деликатно положив маленькую ладошку на отцовский локоть. Пятилетний Гойл и сам присмирел, оробел и шагал по огромному холлу, удивленно озирался по сторонам, но в любой момент был готов удрать куда подальше. Вот тут-то и состоялось то самое знакомство. Точнее, не знакомство даже: Гойла подтолкнули к разодетому в пух и прах ребенку. Мальчишка сразу же не понравился Гойлу: хлипкий, выряженный в девчачьи кружева, да еще и на лице у него застыло такое капризное выражение, что Грегори сразу же захотелось двинуть ему в нос. — Вот, Драко, это Грегори Гойл, и он станет хорошим другом для тебя, — чуть улыбнувшись, сказала высокая красивая леди, и Грегори подтолкнули навстречу к кружевному мальчику. — Привет, — робко произнес Гойл и протянул Драко руку, незаметно поглядывая на отца. Тот одобрительно улыбнулся, и Грегори расслабился: он все делал правильно. — Пошли! — повелительно сказал Драко и вздернул точеный носик. Руки он, впрочем, не принял, и Грегори уже хотел было огорчиться, но Малфой в это самое время завернул куда-то за разговаривающих взрослых, и Грегори пришлось поторопиться, чтобы успеть за ним. Они оказались в специально выделенной для детей комнате: под присмотром домового эльфа, среди обилия игрушек и красивых книжек. В этой комнате уже играли двое ребятишек: мальчик и девочка, на взгляд Грегори, очень симпатичные. Он сразу же пошел к ним, чтобы познакомиться. — Меня зовут Панси, — заявила девочка, — а это Винсент. Мы как раз собрались играть в королевство, будешь моим принцем? Гойл задумался, пытаясь понять, хочется ему становиться принцем или он все же больше хочет стать вольным разбойником. Панси — очень красивая девочка, но ведь стрелять из лука и бегать по лесам гораздо интереснее. А ведь еще она могла начать давать ему всякие поручения, как любят девчонки, и тогда станет совсем скучно… — Какой принц?! — взвился Драко и подошел к Гойлу, больно ткнув ему пальцем в грудь. — Принца могу играть только я, а Гойл будет нашей придворной собачкой и станет приносить тапочки, согласна, Панси? Панси задумалась: как принц, ее Гойл вполне устраивал, она даже не возражала против того, чтобы в игре было два, а то и все три принца — чтоб сражались за благосклонность принцессы. Но ведь и посмотреть на то, как Гойл начнет всем комнатные тапочки приносить, тявкать и скакать на задних лапах — это тоже очень интересно. — Не буду я собачкой! — возмутился Гойл. — Я могу, но вы тогда тоже животных играйте! Вообще-то ему было все равно, кого играть, но что-то подсказывало мальчику, что над ним хотят посмеяться. А Гойлу очень не нравилось, когда над ним смеются, это его еще папа научил за себя стоять. — Будешь! — завопил Драко и стукнул каблуком по полу, а потом и вовсе затопал ногами. — Будешь! Будешь! Ты будешь делать все, что я скажу, мне папа это пообещал! И тогда Гойл просто размахнулся и ткнул Драко в нос. Малфой моментально заверещал, разорался, домовые эльфы бросились врассыпную созывая взрослых к месту катастрофы. — Он меня ударил! — заливался слезами Драко. — Он посмел меня ударить! Рыдающего ребенка окружили семейные целители, а Гойла жестко потащили к отцу Драко. Папа самого Грегори тоже стоял рядом и как-то виновато посматривал на холеного важного господина. — У меня сложилось впечатление, Форикус, что ты не донес до своего сына не только правила поведения в обществе, но и некоторые аспекты наших с тобой отношений, — вкрадчиво и как будто бы ласково говорил важный господин, однако у Гойла от его интонаций тряслись коленки. — Прошу прощения, Лорд Малфой, — папа говорил вроде бы и спокойно, но с каждым словом склонялся чуть ниже, а еще в его глазах Грегори разглядел страх, и это напугало его самого еще сильнее. — Просто это же мальчишки, они все время дерутся. В шутку же, не всерьез… — Будьте так любезны, разъясните своему сыну, что в стенах этого дома ему категорически запрещается драться. И потрудитесь усвоить, что мой сын для вас — особа неприкосновенная, иначе некоторые наши договоренности могут быть и пересмотрены. — Да-да, конечно, — засуетился отец, подозвал Гойла к себе и крепко шлепнул его по заднице. Размах у отца был большой, но удар совсем слабый, так что Грегори все стерпел и не стал реветь. Хотя зареветь ему очень хотелось: не из-за боли, а из-за обиды, из-за того, что все на него смотрели и не скрывали своих улыбок. Важный господин и вовсе удовлетворенно кивнул, а потом потащил Гойла обратно в детскую: извиняться. Извинения Грегори пробурчал сквозь зубы, но Малфой лишь важно кивнул и потащил Гойла за собой. Пришлось мальчику в тот вечер и собачкой побыть, и за сладостями бегать не один раз, и даже взять на себя вину за разломанные Драко дорогие игрушки. Панси смеялась, чувствуя себя настоящей принцессой рядом с Малфоем, и Гойл не раз бегал по детской, таская девчонку на руках, изображая верную лошадку. Хотя, если так подумать… Когда вечер закончился, Грегори честно признался себе, что ему было весело. Он неплохо познакомился с Винсентом, который занимал при Малфое примерно такое же место, как и сам Гойл. Да и Панси казалась Гойлу очень красивой девочкой, выполнять ее капризы было даже приятно. В конце концов, на противном Малфое было наверчено столько кружева, что он и сам воспринимался девочкой. Гойл так и стал думать о Драко: ну девочка, ну, очень капризная девочка, но зато выполнять все ее прихоти было не так уж и обидно. Когда Грегори с родителями пришел домой, состоялся важный разговор, серьезный и непростой. — Понимаешь, родной, — ласково и грустно сказал папа, усаживая сына на коленку и немного покачивая, — мы этому Малфою сильно задолжали, вот он и творит, что хочет. Велел тебя позвать с собой, сказал, что наши сыновья будут дружить, а получилось… И сыночек его — такая же мерзкая порода. Ты не думай, мы с мамой тебя очень сильно любим, но потерпи немножечко. Папка твой много работает, денежку зарабатывает, мама твоя тоже мастерица, каких мало. Как расплатимся с долгами и разберемся со старыми ошибками, так эти Малфои сами на поклон к нам придут. — Мне несложно потерпеть, — зажмурившись, признался Грегори, тем более что мама тоже уселась рядом, и ее ласковая теплая ладошка нежно водила по темным волосам сына. Гойл смотрел на родителей, видел, как они огорчены тем, что произошло на вечере, и решил признаться. — Этот Драко — вылитая девчонка, ну ведет себя, как Панси. А девчонку бить ведь нельзя, так что можно и потерпеть. — Ты только Малфоям такое не говори, — густо расхохотался отец, вытирая выступившие слезы, — но правда молва говорит: устами младенца… В тот вечер Грегори и его родители устроились в детской, совсем маленькой по сравнению с игровой комнатой Драко, но зато уютной. И играли вчетвером: сам мальчик, его папа и мама и домовушка Нанни — всего одна и уже старенькая, но зато нежно любимая. С той поры Гойлу частенько приходилось играть с Малфоем, исполнять его прихоти и всюду таскаться с ним. Он привык и к капризным интонациям Драко, и к его вечной готовности разрыдаться на пустом месте, и даже к небрежности, с которой Малфой представлял его новым, более интересным и значимым знакомым. — Это Крэбб, а это Гойл, — лениво махнул он и в тот день, когда трое мальчишек обнаружили купе, в котором ехала сама Гарри Поттер. Тоненькая, маленькая и очень хрупкая девчонка с коротко стриженными, торчащими в разные стороны волосами и удивительно зеленющими глазами, поморщилась, глядя на незваных гостей, и в тот момент Грегори впервые за долгое время пожалел, что вынужден выносить общество Малфоя. Больше всего на свете ему хотелось протянуть девчонке руку, позвать ее в свое купе, накормить мамиными пирогами и даже поделиться любимыми игрушками, а вместо этого он был вынужден просто стоять и смотреть, как тупой баран Драко Малфой рвет на части все шансы хоть когда-нибудь подружиться с Гарри Поттер. — Знаешь, я лучше сама разберусь, кто и чего достоин, — упрямо вздернув носик, сказала она и взглядом показала на выход из купе. От презрения и неприязни в ее глазах Грегори хотелось заплакать.