Мистер Грегори Гойл

«Не думай, не думай, не думай, не думай», — старинным заклинанием эта мысль билась в висках Гойла. Он отстранился от собственной памяти, от услышанного, от надуманного — от всего. Просто бежал вперед, то и дело натыкался на суетившихся людей, на обломки мебели, дверей и даже стен, на раненых, корчащихся от боли людей в разноцветном тряпье и черных отличительных мантиях. На трупы. Кто-то плакал, кто-то стонал и скулил, но Гойл, сцепив зубы, пробежал мимо. Это было нечестно, неправильно и очень плохо, но словно бы невидимая стрела несла Грегори за собой. На него натыкались, его узнавали, на него замахивались палочкой и налетали с вопросами, но в ответ он говорил только одно и то же: «Где Гарри?» Никто не знал, никто ничего не говорил. Точнее, ее многие видели, она прилетела сюда несколько часов назад, успела сцепиться со Снейпом, после чего последний выскочил в окно и улетел в неизвестном направлении. Кто-то говорил, что она бегала на факультет Рейвенло, кто-то видел ее возле Выручай-комнаты. Малфой не соврал: она и в самом деле там была и что-то искала. Что именно? Теперь вряд ли можно будет помочь ей и найти эту вещь… Она участвовала в сражении, она мелькала тут и там, она одним своим видом помогала собраться с силами, преодолеть собственный страх, но теперь ее нигде не было, и Грегори мог воочию убедиться в том, что его любимая — истинная воительница. Как только она пропала из вида, люди постепенно приходили в ужас. Хогвартс мало чем напоминал школу, скорее, это была крепость, чьи защитники постепенно падали духом. Грегори не знал, для чего он искал Гарри, теперь в его сердце поселилось смятение. Если с ней что-то случилось, если ей нужна была помощь, он непременно сделает все и даже больше всего, что только потребуется. Но в таком случае Гарри снова встанет в строй. Уговорить ее бежать не получится, уволочь за собой силой — не выйдет. Под ногой что-то хрустнуло. Гойл замер, а затем наклонился и поднял с пола два обломка волшебной палочки, из одного печально торчала угольно-черная шерстинка. Юноша вздрогнул и отбросил от себя ставший бесполезным мусор. Наверное, сейчас было даже хорошо, что он так долго жил, как самый обычный магл, по крайней мере, отсутствие волшебной палочки не заставляло его паниковать и чувствовать себя голым. Но оставаться безоружным, когда вокруг шла самая настоящая война, не стоило. Грегори потребовалось пройти лишь несколько шагов — и он снова наткнулся на оставшееся без хозяина или утерянное в панике оружие. Внимательно осмотрел его на предмет царапин и трещин, чуть брезгливо вытер о штаны, а затем наудачу взмахнул и хмыкнул, обнаружив перед глазами пару десятков разноцветных искр и приятное тепло в кончиках пальцев. — Да мне везет сегодня, — вполголоса сказал он и тут же постучал себя находкой по макушке: в магловских суевериях порой можно было найти немалое облегчение. Впрочем, работали они через раз, как и средства от их избавления, потому что всего через несколько мгновений Хогвартс окутал холодный высокий голос, от которого кровь в жилах останавливалась. — Вы сражались очень храбро, а лорд Волдеморт всегда умел ценить мужество и героизм. Готовность защищать свой дом до последнего, готовность защищать друзей и близких — достойное качество, которое свидетельствует о том, как ценна каждая капля волшебной крови. Люди вокруг замирали и озирались по сторонам, невольно склоняли головы, вздрагивали и старались удержать слезы. Гойлу не требовались объяснения: этот голос он знал куда лучше, чем ему хотелось. С посланием к защитникам Хогвартса решил обратиться сам Волдеморт, и Гойл не мог не признать, что нужный эффект это произвело. Впрочем, интонации леденящего душу голоса слегка смягчились, в них появились нотки участия и понимания — самая опасная смесь, какую только можно было придумать. Волдеморт продолжал говорить. — Вы понесли тяжелые потери, и эта боль причиняет страдания как вам, так и мне. Нам всем известно, что если сопротивление продолжится, вы погибнете. Вы, ваши друзья, ваши близкие — что станет невосполнимой трагедией для магического мира. Каждая пролитая капля волшебной крови — утрата и расточительство. Каждый погибший волшебник отдаляет нас всех от будущего, в котором правят маги. Я не хочу вашей смерти, я хочу милости для вас. Грегори ускорил шаг, где-то по его хребту мурашками медленно ползла догадка о том, что могло вынудить такого монстра, как Волдеморт, вести подобные речи. Ничего хорошего. Точнее, ничего хорошего для всех и особенно ничего хорошего для Гарри. Юноша выскочил в школьный двор, где трупов, оборванных лиан волшебных растений, огромных осколков каменных глыб, крови, грязи было раза в три больше, чем внутри. Зато людей и прочих существ почти не было видно: даже великаны, и те маячили далеко в лесу, сотрясая верхушки вековых деревьев, безжалостно валя их на землю. Не осталось ни пауков, ни кентавров, ни крошек-домовиков, ни Пожирателей, ни студентов — все разбрелись по своим лагерям. Только отвратительно ледяной голос все плыл и плыл над побоищем. — Я приказываю своим войскам немедленно отступить. Я даю вам час. Вас никто не потревожит в течение этого времени, вы сможете вывести или передать моим людям оставшихся в школе детей, ибо только они — и есть наше будущее. Достойно проститесь с мертвецами, они заслужили быть оплаканными. Окажите помощь раненым, ибо я не желаю усугублять уже причиненные страдания. По истечении часа я буду ждать ваш ответ. Вы либо сдадитесь, либо последуете за погибшими. Выбор за вами. Грегори и сам не понимал, что шел на голос. Да, конечно, он разносился над всей школой, магически усиленный и измененный, но источник все равно можно было определить. Гойл шагал в сторону Запретного леса, ругая себя последними словами: зачем он послушал кентавра, зачем решил пробираться к школе, если ему с самого начала требовалось именно сюда?! Что он собирался сделать, обнаружив Волдеморта и его ставку, сам не знал, но жаждал ворваться туда со всей своей яростью, со всем огнем, который внезапно проснулся в нем сегодня и снова начинал понемногу тлеть внутри. Гойл спешил со всех ног, несся, почти летел, но все равно не успел остановить то, что изначально было неизбежно: Волдеморт обратился к Гарри. — Ты так долго позволяла своим друзьям умирать за себя. Пряталась за их спины, предпочитала не замечать, какой опасности подвергла их всех своими действиями. Надеюсь, теперь ты смотришь на дело рук своих и сожалеешь о том, что медлила так долго. Выйди ко мне, встреться со мной лицом к лицу, встреть свою участь, которой так долго пыталась избежать. Тебе может быть страшно, ты можешь скулить, забившись в глубокую нору, но твои друзья здесь. Помни об этом, помни о том, что через час битва начнется снова. Я щадил тебя и твоих друзей так долго, но теперь я сам выйду на поле брани, я отыщу тебя и на твоих глазах лично накажу каждого, кто помогал тебе скрываться от меня. Лорд Волдеморт милостив, лорд Волдеморт справедлив, но он не терпит неповиновения. Я жду тебя в Запретном лесу, Гарри Поттер. Да найдется в тебе достаточно смелости для того, чтобы принять свою судьбу и закончить нашу историю, которая затянулась надолго лишь по причине нелепых случайностей. Ты и сама все знаешь, Гарри Поттер. Итак, у тебя есть один час. Теперь никаких сомнений не оставалось. Выбор направления стал очевиден. Грегори замер, торопливо огляделся: не показалась ли поблизости тоненькая фигурка, не бросилась ли Гарри бездумно навстречу опасности. Там, где бы она ни была, близкие наверняка пытались удержать ее на месте, пытались убедить в том, что вместе они со всем справятся, вместе они все преодолеют. Однако Грегори знал Гарри достаточно для того, чтобы понять: она придет, сдастся, непременно, обязательно. И он должен был ее перехватить. Какое-то движение в стороне неожиданно привлекло внимание Гойла. Он дернулся в сторону, но это оказалась просто Дракучая ива, которая осторожно расправляла ветви-листики. Грегори с облегчением вздохнул и уже двинулся дальше, но заметил темный провал между поднятых корней. В этом было что-то неправильное, и Гойл медленно направился туда, держа наготове волшебную палочку. Ива встретила его радушно. Удивительно, но ни биться, ни метаться она не стала, лишь почти ласково скользнула веткой по лицу Грегори, а затем отвела сучья в сторону, показывая, что да, между ее корней и в самом деле открывался проход в сторону. Гойл нахмурился, кинул взгляд на часы, а затем все же полез внутрь, надеясь, что за время его отсутствия Гарри не успеет наворотить бед. Веры в это было не так чтобы очень много, но остановить себя Грегори не смог. И нисколько не пожалел о своем решении, потому что как только он проник внутрь, как сразу же заметил, что был он здесь вовсе не один. Следы трех пар обуви вели вниз по подземному коридору, на влажном земляном полу остались довольно четкие отпечатки: широкие и длинные стопы слева то и дело оскальзывались, зато маленькие ножки в центре и справа семенили достаточно уверенно. Сердце Грегори забилось с утроенной силой: означать эти следы могли что угодно, но если честно, Гойл не мог припомнить в Хогвартсе другой такой троицы, состоявшей из двух девчонок и неуклюжего, достаточно длинного парня. Грегори продвигался вперед с трудом: очень скоро тоннель сузился настольно, что юноше приходилось сгибаться едва ли не пополам, однако следы воодушевляли его, уходя все дальше и дальше и дальше. Наконец, их стало слишком много возле одного из ящиков, и Гойл устремился туда, прижался к хлипкому укрытию и осторожно прислушался. Вокруг стояла полная тишина. Не было слышно даже капель воды с потолка или завывания ветра в узком переходе. Никто не переговаривался и не перешептывался, даже хоть чего-нибудь отдаленно напоминающего дыхание здесь не было. Грегори с сомнением выглянул из-за угла, да так и замер, потому что взор его увяз в огромной луже крови, растекшейся от лежавшего навзничь тела. Знакомый черный сюртук, не меняющийся годами, отозвался в сердце болезненным еканьем, мантия, в которой запутались длинные ноги, заставила зажмуриться, руки с коротко остриженными ухоженными ногтями, нелепо раскинутые в стороны оказались нестерпимо знакомыми. Грегори выполз вперед, склонился над лежащим недвижно мужчиной и уставился прямо в распахнутые невидящие глаза. — Ну здравствуйте, декан, вот и свиделись, — с горечью в сердце сказал Грегори, зачем-то коснувшись пальцами еще теплой скулы. Страшные раны на горле, из которых до сих пор сочилась кровь, остановившийся взгляд и полная недвижность подсказывали Гойлу, что объясниться с Северусом Снейпом у него уже не получится.