Саундтрек:
Miss You — Corpse
And The Boys — Angus & Julia Stone
Отражение в зеркале было отвратительным. Серая кожа, натянутая на острые скулы, запавшие глаза, которые были красными от недосыпа и слишком большого количества выпитого. На его светлых волосах лежал пепел, а по челюсти размазывались пятна дыма и грязи, смешиваясь с острой щетиной. Потрескавшиеся губы были того же оттенка, что и кожа, и хмуро изгибались, когда Драко оглядывал себя. Он ненавидел то, как сейчас выглядел. Руины по сравнению со статуей, которой он когда-то был. Драко посмотрел вниз на своё тело, не в силах больше глядеть себе в глаза. Он уже сбросил мантию Пожирателя, стянув её в ту же секунду, как закрыл дверь, оставив на себе лишь забрызганные грязью брюки и мятую испачканную белую футболку. Но от него даже без неё пахло дымом и потом. Он стянул одежду через голову, даже не поморщившись, когда уставшие мышцы протестующе натянулись. Всё тело ныло. Он не спал больше двух дней, доводя себя до физического и магического предела. С возвращения домой Драко немного тренировался, пытаясь восстановить выносливость, которую у него украли долгие часы работы над шкафом. Но проведя в поисках двое суток и не найдя ни единой грёбаной зацепки даже с помощью волков, Драко аппарировал к её дому, плевав на то, что была середина дня, и сравнял это место с землёй. Адский огонь распространился быстро. Из окон выскочили стёкла, вытесненные жаром пламени. Каркас заскрипел и застонал, когда чёрный дым повалил из кирпичей, прежде чем они начали рушиться. Он представил, как горит её пустая чёртова кровать, её дурацкие маггловские книги, рамки для фотографий, с которых она стёрла себя. Всё это горит, тает, становится не более чем серыми хлопьями сажи и едким дымом. Пламя летело вверх, приняв форму распростёртых крыльев, длинной шеи и острых смертоносных зубов. Дракон. Его магический зверь разрушал её маггловский дом. Магия — сила. Войдя в кабинет Амбридж, весь почерневший от сажи, с тянувшейся за ним дорожкой пепла, он велел ей списать это на взрыв газа. Так всегда после разных инцидентов говорила Беллатриса. И это сработало. Никто не задавал вопросов, и Драко даже не пришлось объяснять, что он делал в маггловском районе и почему сжигал дома невинных людей. Метка была пропуском делать всё, что он хотел, и Драко планировал в полной мере воспользоваться этим преимуществом. Как и получить что-то взамен продажи своей души. Её родители уже давно уехали, и теперь её место всё равно было рядом с ним. Ей не нужен этот дурацкий маленький маггловский дом с проводами, пустыми рамками для фотографий и жизнью, в которой не было его. Поэтому он избавился от него ради неё. Так она не поддастся искушению. Будет в порядке, как только он её вернёт. И она будет. Он её научит, если придётся. Если последние два дня охоты и показали ему что-то, так это то, что он должен быть более дисциплинированным, чем раньше. По мере того как усталость тянула его вниз, движения его палочки стали вялыми и ленивыми. Если он хотел найти Грейнджер, то ему нужно было быть в лучшей форме. Донован предложил ему тренироваться вместе с остальными бойцами. Драко не слишком приветствовал идею общаться с оборотнями больше, чем этого требовалось, но если это увеличит его силы, чтобы поймать Грейнджер, он это сделает. Не то чтобы он был не в форме, но была разница в том, чтобы быть от природы спортивным и тренироваться для использования своего тела в качестве оружия. От тренировок на метле у него были длинные мускулистые ноги. Накачанные бёдра и икры, с помощью которых он мог пробежать несколько миль, прежде чем они начинали гореть от усталости. Руки были рельефными: плотные мышцы плеч спускались к изогнутым линиям предплечий, а сине-зелёные вены бежали под бледной кожей, растворяясь в больших ладонях. Раньше он очень гордился грудью и животом, и ему нравилось внимание девушек к его телу, когда он снимал рубашку. Они всегда хотели прикоснуться к нему, провести пальцами по резным мышцам, и он позволял. Немного. Затем хватал за запястья и тянул их руку вниз, а они были более чем счастливы доставить ему удовольствие, просто чтобы была возможность дальше смотреть. Драко по утрам всегда старался сделать хотя бы на одно приседание больше, чем Тео, даже когда чувствовал, что это может его убить. Он никогда не позволял Нотту победить — из принципа. Принцип состоял в том, что он лучше, и это включало в себя и внешность. Так было всегда, и он не позволит одному дню безделья всё это перечеркнуть. Но никакое количество тренировок никогда больше не сделает его привлекательным. Драко провёл рукой по животу, чувствуя дремлющие под покрытой шрамами кожей мышцы. Шрамы… Он бесчисленное количество раз высмеивал Поттера за метку в форме молнии на его лбу, и этот ублюдок отплатил ему тем же, исполосовав его тело неровными, грубыми порезами. Эти шрамы останутся с ним на всю оставшуюся жизнь. Раны от проклятия можно залечить, но не удалить. Точно так же, как выжженную на руке блядскую метку. Казалось, череп издевался над ним, насмехался, когда змея скользила по руке, как будто он принадлежал ей. Он ненавидел эту метку. Ненавидел, что это был всего лишь ещё один шрам на его некогда нетронутой коже. Каждый раз, когда он смотрел на неё, внутри всё переворачивалось, и он чувствовал себя… грязным. Мерзким. Нечистым. Драко уставился на себя. Отвратительно. Чёртовы обломки человека, и в эти дни он едва ли не развалился полностью. Когда-то он был почти недосягаемым. Пока она не добралась до него. Теперь он был покрыт шрамами, помечен и никому не нужен. Мерлин, как же он всё ненавидел. Ненавидел эту комнату, этот дом, но больше всего на свете он ненавидел человека, который смотрел на него в ответ. Драко увидел потемневший взгляд своих серых глаз за секунду до того, как кулак врезался в зеркало, вдребезги его разбив. Осколки со звоном упали на пол, рассыпавшись у его ног. Грудь быстро поднималась и опускалась, сжимаясь с каждым вздохом, пока не стало больно дышать. Рука кровоточила. Драко крепче сжал кулак, ещё сильнее разрывая раны, и смотрел, как тёмная жидкость стекает с костяшек, большими жирными каплями его драгоценной чистой крови падая на застывшую на его ботинках грязь. Блядь, всё болело. Драко судорожно глотнул воздух, но лёгкие не пустили его. Грудь неприятно пульсировала, ломалась. Он ломался, все его трещины раскалывались — разбивались вдребезги. Он хотел сломаться. Драко вытащил палочку из кожаной кобуры на бедре и вытянул руку. На него уставились пустые глаза черепа. Он прижал кончик палочки очень близко к метке, но так, чтобы не призвать своего Повелителя, и зажмурился. — Круцио. Мерлин, это пытка. Раскалённые докрасна ножи сдирали с него кожу, острия впивались в мясо и разрезали вены. Нервы вспыхнули, запели и закричали, когда их стянуло проклятием. Мышцы содрогнулись, посылая волны агонии глубже, дальше по всему телу, пока не достигли головы и… блядь. Они выжгли её. Всего на несколько секунд, но это было облегчением. Провести всего пару восхитительных мгновений без её колотящих толчков по голове изнутри, потому что в черепе была только боль, которая давила на него и угрожала прорваться сквозь кость. Он кричал. Он знал это, но ничего не слышал. Ничего не видел. Чёрт, он даже сомневался, что его глаза были открыты, но это неважно. Важно было лишь как можно сильнее прижимать кончик палочки к руке, пока… Стекло впилось в кожу, когда он упал на колени. Ему было всё равно, что оно порвало брюки, они и так уже были испорчены. Грязью, потом и кровью. Они даже не стоили того, чтобы их чистили эльфы. Драко выронил палочку. Правая рука упала в стекло, пока левая дёргалась от остаточного действия струящегося через неё проклятия. Он ничего не чувствовал. Всё онемело. Плечо болело, а кончики пальцев были пронзены иглами, но кроме этого — ничего. Как будто боли вообще не было. Он даже не чувствовал синяка метки. Драко посмотрел вниз на разбрызганную вокруг него тёмно-серую жидкость — его кровь. Рука, похоже, ещё дрожала, пока палочка всё сильнее и сильнее прижималась к плоти. Наряду с онемением в руке, из-за проклятия он перестал видеть в цвете. Но ненадолго. Он всегда возвращался. Всё всегда возвращалось. Драко втянул в себя воздух и задержал дыхание, заставляя тело повиноваться. Один. Два. Три. Драко выдохнул. Снова и снова, пока не увидел, как покраснела кровь, а пульс перестал давить под кожей, разрывая её. Он посмотрел на свои шрамы. Он посмотрел на стекло. Интересно, что произойдёт, если он их вскроет. Грейнджер умрёт, вот что. Драко прижал ладони к осколкам стекла и заставил себя подняться на ноги. Он взял палочку в доминирующую левую руку, осторожно обхватывая её, потому что не чувствовал рукоятку, и прошептал исцеляющее заклинание, но… ничего не произошло. Драко ослабил хватку и снова попытался. Кровь скатилась по пальцу и капнула с кончика. Блядь. Позвоночник пронзила острая паника. Драко уставился на свою палочку. Он её каким-то образом повредил? Проклятие оказалось для неё слишком сильным? Его боярышник никогда раньше его не подводил, может что-то… Всё в груди Драко превратилось в лёд. Это не волшебная палочка. Это он. Это… его рука. Он сжал левый кулак и почувствовал, как покалывание в кончиках пальцев усилилось и перешло в предплечье, а затем в плечо. Он переложил палочку в правую руку и рассёк ею воздух. Разбитое стекло подпрыгнуло, снова образовав серебряное зеркало в полный рост. Внутри пробежал прилив облегчения. Он всё ещё мог колдовать. Всё ещё мог орудовать своей палочкой. Он просто не мог этого делать, когда рука ничего не чувствовала от проклятия. Надо запомнить. Драко снова уставился на себя. На свои шрамы. На свою окровавленную руку. На свою метку на онемевшей никчёмной руке. Он чувствовал, как она пытается открыть люк и выбраться из-под половиц. Он хотел выпустить её. Хотел дать ей прикоснуться к себе, хотел, чтобы она сказала, что шрамы не уродливые и что он не никчёмный, сломленный и… проклятый. Он хотел накричать на неё, сказать, какая она идиотка, что ушла, узнать почему, заставить её сказать почему… Почему он недостаточно хорош для неё, почему она не доверяет ему, почему она скорее убежит, чем останется с ним. А после получения нужных ответов, после её извинений и просьб простить он запустит пальцы в её густые кудри и прижмёт к себе. Овладеет каждым её дюймом. Внутри и снаружи. И она снова будет его. И они будут счастливы, они будут вместе. И Грейнджер снова полюбит его, и ничто больше не будет причинять боль… Но она, мать твою, для этого должна быть здесь, а её не было, даже несмотря на то, что последнюю грёбаную неделю он прочёсывал страну в поисках её, почти не спал, едва ли ел и сражался каждый чёртов день. Но Грейнджер было плевать. Она ушла с Поттером и Уизли. Чтобы следить за их благополучием. Чтобы следить, что они не пострадают. Чтобы они были не одни. Он гневно уставился на себя в зеркало. Красные глаза сузились, едва не закрывшись, когда он обратил взгляд на кудрявые волосы и карие радужки у люка. — Пошла ты, Грейнджер. Пошла. Ты. Карие глаза расширились от боли, и она медленно опустилась обратно. Где ей и место. Где он и будет её держать. Потому что, несмотря на то, что она чёртова грязнокровка, которая не заслуживала и половины той милости, которую он ей проявил, он будет проклят, если позволит кому-то ещё прикоснуться к ней. И он был. Драко Малфой был проклят.***
Гермиона придвинула кресло к нижней койке, где отдыхал Рон, и поджала под себя ступни, подпирая ногами «Сказки Барда Бидля». — Хочешь, я тебе почитаю? После небольшого отдыха Рону стало лучше, но он всё ещё был бледен и измождён, и почти не двигался. Охвативший её ужас, когда она перевернулась и увидела истекающего кровью друга, который лежал на опавших листьях, всё никак не выходил из головы. Она видела, как побелели губы Рона, как ослабили хватку на её руке его пальцы, а глаза закатились. Она даже сомневалась, что он когда-нибудь снова их откроет. Всё, что было между ними: нерешённые проблемы, противоречивые чувства, обида, дружба — в тот момент всё это пошатнулось и рухнуло. Она не могла потерять Рона. Она не потеряет Рона. Она и так уже многое потеряла. — Лучше просто поговори со мной, — хрипло ответил Рон. Гермиона взглянула на него и перестала листать книгу. — Пожалуйста, — добавил он. — Со свадьбы ты едва ли на меня посмотрела, и ты не остаёшься со мной в комнате в отсутствие Гарри… Знаю, что сейчас всё очень… странно, но… Я не очень хорошо разбираюсь в… чувствах и подобном дерьме, как ты, Гермиона. Ей хотелось рассмеяться. Хорошо разбирается в чувствах? Если бы она хоть немного в них разбиралась, то её голову не заполняла бы куча беспорядочных мыслей, скрывающих в глубине сознания призрака с серебряными глазами. В любом случае, это не она избегала его, а он избегал её! Это он ходил угрюмым и был в подавленном настроении. Это из-за него между ними всё было странно, она просто хотела снова стать друзьями, а он… О, Годрик, он пытался быть её другом. Поражённая от этого осознания, Гермиона уставилась в его усталые глаза. Может, это она избегала его. Может, это она отстранялась. И, может, именно это и было причиной угрюмости Рона. Рядом с ним она принимала оборону, потому что постоянно ожидала удара. Ожидала, что он начнёт кричать, расскажет Гарри или заставит её почувствовать вину за произошедшее, потому что… потому что… Потому что она уже чувствовала себя невероятно виноватой. Она нашла Драко, когда Исчезательный шкаф уже был открыт. Возможно, не будь она настолько отвлечена им, то увидела бы, что он делает. Выяснила бы, что это за предмет, и смогла бы кого-нибудь предупредить. Дамблдор, возможно, всё ещё был бы жив, Министерство, возможно, не пало бы, они не скрывались бы, и Рона не расщепило бы. Он бы не находился на волосок от смерти прямо перед её глазами… Его кровь была очень красной… очень красной… — Конечно, — втянув в себя воздух, сказала Гермиона. — Всё, что хочешь. Мы можем… мы можем поговорить. О чём ты хочешь поговорить? — мысли метались в голове, проецируясь словами для заполнения тишины. — Ты знаешь, что это та самая палатка, в которой мы останавливались, когда ты пригласил меня на чемпионат мира по квиддичу? Помнишь? Это была настолько захватывающая игра, я хочу сказать… — Гермиона… — Рон остановил её лепет. Гермиона заправила волосы за уши и посмотрела на него. Его веснушки тёмными пятнами выделялись на всё ещё бледной коже, и, кажется, впервые за несколько недель, в голубом небе его глаз не было облаков. Рон коротко вздохнул. — Да, я помню эту игру. Фред и Джордж были очень злы, что мама и папа разрешили мне пригласить тебя, хотя тебе даже не нравится квиддич, — он негромко рассмеялся. — Они хотели взять с собой Ли, но мама сказала, что последний билет достанется тебе, потому что ты моя лучшая подруга и подруга Джинни. Она сказала, что наша дружба хорошо на меня влияет. Сердце Гермионы болезненно забилось в груди. Уизли были очень гостеприимными и столько раз приглашали её к себе, поэтому она вдруг почувствовала огромную вину за то, что жаловалась из-за помощи со свадьбой — миссис Уизли дала им столько заданий, что у них не было возможности спланировать побег. Она беспокоилась не только о Роне, но и о ней с Гарри. Но остались бы её чувства неизменными, узнай она, что сделала Гермиона? — Я её так нормально и не поблагодарила, — пробормотала Гермиона и закрыла книгу, лежащую у неё на коленях. — Сегодня ты спасла мне жизнь. Думаю, она примет это как достойный обмен на билет на чемпионат мира. Гермиона улыбнулась. Коротко, всего около трёх секунд, но этого было достаточно. — Но с тобой всё в порядке? — Рон продолжил: — Яксли схватил тебя; он не поранил тебя? Рон быстро скользнул по ней взглядом, как будто ожидал найти ужасное увечье, которое каким-то образом пропустил. Она была тронута его заботой. Гермиона покачала головой, убрав с лица несколько выпавших прядей. — Нет. Когда мы оказались на площади Гриммо, он на секунду отпустил меня и… и в то же время я схватила тебя за руку, и ты как бы… ещё больше оторвал меня от него, когда он опять потянулся ко мне. Поэтому я смогла перенести нас сюда. Так что, в некотором смысле, полагаю, ты тоже спас меня. Губы Рона растянулись в небольшой улыбке. — Оторвал тебя от ещё одного тёмного волшебника, да? Что ж, тогда, думаю, мы… наконец-то квиты. Гермиона осторожно посмотрела на него. Она не знала, принимать ли это за какое-то напыщенное заявление или нет. Если бы что-то подобное сказал Драко, то наверняка да. Но Рон обычно не вкладывал в свои слова двойной смысл. Он говорил правду, и Гермиона была благодарна ему за честность, даже если иногда она была жестокой. Рон хотя бы не лгал ей. — Я никогда не лгал тебе. Гермиона вытянула руку и осторожно коснулась повязок на теле Рона. — Думаю, перед сном нужно сменить их. — Нет. То есть… — Рон убрал её руку. — Я попрошу Гарри. Гермиона чувствовала себя так, будто это её расщепило, всю грудь раскромсало, и внутренности остались валяться где-то за много миль отсюда. Нет. Совершенно не «квиты». Он больше не хотел быть её другом. Не хотел, чтобы она прикасалась к нему и помогала. Он до сих пор считал её… грязной. Осквернённой Драко. — Так, вообще-то, и есть. И ты никогда не избавишься от моего пятна. — Я схожу за ним, — Гермиона вскочила. — Он дежурит с обеда, и мне, наверное, лучше сменить его… — Нет! — Рон наклонился и чуть не упал с кровати. Гермиона повернулась, схватила его за здоровую руку и помогла снова лечь на спину. Рон перевёл взгляд с её ладоней у себя на груди на её лицо, и его рот приоткрылся. Гермиона быстро отстранилась, борясь с комком в горле от того факта, что её лучший друг сейчас не мог даже вынести её прикосновений. — Я просто… — лицо Рона немного порозовело. Именно этот здоровый румянец удержал Гермиону от побега из палатки. — Мне нужно будет снимать футболку и… поэтому… лучше, чтобы помог Гарри. — Оу, — очень тихо произнесла Гермиона. Несколько секунд неловко потоптавшись на месте, она осторожно опустилась обратно в кресло. Может, она не вызывала у него отвращения? Может, он просто чувствовал себя неловко от мысли находиться полуобнажённым перед ней. — Я… я уже видела. Когда мы с Гарри перевязывали рану. — Да, я… я понял, — Рон смотрел на свои ноги, скрытые одеялом. — Но ты не хочешь, чтобы я… Рон снова взглянул на неё. Румянец на его щеках поблёк, но яркость глаз была насыщеннее, чем за весь сегодняшний вечер. — Нет. Я правда хочу. В этом и проблема. Гермиона почувствовала, как её лицо потеплело, и несколько раз подряд быстро моргнула. — О-ох. В ней всколыхнулось чувство вины. Она начала «общаться» с Драко только потому, что Рон встречался с Лавандой. Было разумно всё закончить, когда Рон и Лаванда расстались, но… но она не хотела заканчивать. И сейчас не хотела, чтобы между ними всё заканчивалось, но как, ради всего святого, они смогут миновать то, что произошло? Он наложил на неё империус, ради Мерлина! Он пытался похитить её. Что ещё он мог сделать, пока она была под действием проклятия? Что ещё она могла ему позволить? Как бы Гермиона ни злилась, даже больше — ни находилась в ярости на Драко за его поступок, она в равной степени была зла на себя за то, что не боролась с проклятием. Ни секунды. Совершенно. Это было худшее, что сделал с ней Драко, и она просто позволила ему. Она ненавидела его за это. Горькой ненавистью, но себя она ненавидела ещё больше. Потому что знала — знала, — что, если он прямо сейчас появится около палатки, она его простит. — Я тоже прощу тебя, сладкая, — он ухмыльнулся. — После того, как ты немного попросишь, конечно. Если она что и попросит его, то только спрыгнуть с метлы над вулканом. Гермиона не привыкла ненавидеть людей. Она привыкла злиться и раздражаться, но всегда в итоге прощала. Даже после всех его грубых насмешек и жестоких слов на ранних курсах Гермиона не смогла по-настоящему ненавидеть Драко. Она согласилась выпустить Риту Скитер из банки и даже помогла ей организовать интервью, благодаря которому её имя снова появилось в прессе. Независимо от огромного количества ссор с Роном, это никогда не мешало ей заботиться о нём и быть его другом. Она ни разу не испытывала к нему ненависти. Но сейчас они были на войне, а война требовала ненависти. Требовала действий и мыслей, с которыми она никогда бы не смирилась в мирное время. Требовала жестокости и бесчувственности, кои проявил Драко, когда толкнул её в грязь, прижал к земле своим ботинком и оставил, вместо того чтобы остаться и бороться с ней. За неё. Вместе они могли бы попытаться уничтожить Беллатрису или хотя бы отбиться от неё и сбежать. Но он солгал ей и сказал, что придёт, хотя явно не собирался рисковать своей чистокровной шеей — даже ради человека, которого, по его утверждениям, он любил. Драко не знал, как любить. Он знал только, как причинять боль. Лгать. Бросать. Не говоря уже о бахвальстве Амбридж, которому Гермиона стала свидетелем, пока скрывалась под личиной Муфальды Хмелкирк. — Знаете сына Люциуса? Драко? Гермиона была почти уверена, что тросы лифта кто-то перерезал, потому что она падала, просто падала в никуда, глубже, дальше… — Он проявил интерес к моему отделу. Учись он ещё в школе, я бы предложила ему стажировку у себя, но, как вы должны знать, — Амбридж оглянулась через плечо, и по её подхалимному лицу идеально растеклась сладкая улыбочка, — у Драко сейчас гораздо более важные дела. Она приняла прежнее положение и выпрямилась, хотя с её приземистой фигурой это было почти незаметно. — Его… вовлечённость в действие Комиссии по учёту магглорождённых неоценима. Он полностью привержен нашему делу и охотно готов оказать поддержку в поимке грязно… то есть магглорождённых, которые не сдали регистрационные документы. Гермиона едва держалась на ногах и понятия не имела, как ей удалось последовать за Амбридж из лифта в зал суда. Тело двигалось, но разум не контролировал движения. Ничего не контролировал, пока прямо ей на ухо не послышался шёпот скрытого под мантией-невидимкой Гарри, и она вдруг не вспомнила, зачем они вообще были здесь. Работает с Амбридж? Передаёт магглорождённых? Что Драко делал? Гермиона надеялась, что ссутулившаяся фигура что-нибудь скажет, но он был на удивление молчалив. Он даже не смотрел на неё. Его светлая макушка была опущена, а выражение лица — скрыто в тени. Он делал то, что велел его Лорд, его Повелитель. Он Пожиратель Смерти. И он больше не пытался это отрицать. Пришло время и ей перестать отрицать его сущность. На секунду её окатило холодом, пустотой, но в этом ознобе присутствовала ясность, которую она не чувствовала уже несколько месяцев. И в первый раз у ссутулившегося человека в глубине её сознания не нашлось для неё остроумного ответа. Ей этого почти не хватало. — Просто… позови Гарри, — проворчал Рон и отвернулся от неё. — Если планируешь просто сидеть и пялиться в пустоту, с таким же успехом можешь делать это и на дежурстве. Она почти забыла, что не одна. Настолько погрузившись в свои мысли, Гермиона даже не поняла, как долго сидела молча после его слов о… — Я просто думала… — Пожалуйста, Гермиона, просто… уходи. Я не хочу, чтобы ты начала говорить из жалости так, как не думаешь, — его голос стал резким. — Или… думаешь, потому что, честно, даже не знаю, хочу ли, чтобы ты… Она вскочила на ноги и вылетела из палатки прежде, чем с его губ слетело следующее слово. Ночной воздух был прохладным, и Гермиона пожалела, что не захватила с собой свитер, но она не собиралась возвращаться за ним. Лёгким движением осветив пространство кончиком палочки, Гермиона заметила сидящего у дерева Гарри, чья голова была склонена к груди. — Гарри, — тихо произнесла Гермиона его имя, подходя ближе. Он что-то бормотал, слегка ворочаясь во сне. — Гарри! Гарри резко проснулся, и его очки съехали набок. Он встал, слегка поскользнувшись на листьях, и поправил их. — Похоже, я задремал, извини, — его рука потянулась ко лбу. Гарри снова потирал шрам. — Он опять пробрался в твои сны, да? Я вижу это по твоему лицу, Гарри! — Я не хотел этого! — густые брови Гарри сошлись на переносице. — Мне приснился сон! Ты своими снами управлять умеешь, а, Гермиона? На долю секунды она испугалась, что Гарри уловил её бормотание во сне. Он слышал, как она звала Драко? Нет, это невозможно. Если бы что-то подобное произошло, Гарри бы что-нибудь сказал. А Рон — особенно. Она уже хотела ответить, как в диалог неприветливо вмешался Драко. — Ты не умеешь, но я умею. Гермиона глубоко вздохнула. — Рон хотел узнать, поможешь ли ты ему сменить повязки. — Почему я? У тебя это получается лучше. Гермиона посмотрела на сухие коричневые листья у своих ног. — Да, но Рональду… некомфортно, если это буду я. Гарри ущипнул себя за переносицу и вздохнул. — Я думал, что он хотел бы, чтобы это была ты. Гермиона не нашлась, что ответить, из-за пронзившего её потрясения. — Ладно, пойду помогу Рону, чтобы ему не пришлось раздеваться перед девушкой, — Гарри закатил глаза. — Разбуди меня в полночь, и мы снова поменяемся, хорошо? — Тебе нужно отдохнуть, Гарри. Ты настолько устал, что сидя спишь. — Тебе тоже, Гермиона, — вмешался друг. — К тому же здесь холодно. Вот, тебе нужна куртка? Он протянул чёрное пальто, которое они сняли с бесчувственного тела Ранкорна только этим утром. Боже, казалось, это произошло несколько недель назад. — Нет, со мной всё будет в порядке. — Уверена? Гермиона кивнула и села у того же дерева, где был Гарри. — Я наложу согревающее заклинание, если понадобится. Гарри посмотрел на неё. — Хорошо, — затем сказал он. — Но в полночь, ладно? — он повернулся и направился в палатку. Гермиона, не туша палочку, приложила её к коре дерева, чтобы вперёд падал бледный свет. Она смотрела на тёмные деревья и старалась не думать о том, как сильно они напоминали ей о её новом кошмаре. Был ли это кошмар? Она не совсем… ненавидела погружаться в эти сны. Если честно, она даже ждала их. Ждала, когда тот, кто её преследовал, поймает её. Она знала, что если поднимет взгляд, то увидит скрытые металлической маской серебряные глаза. — Закрой глаза, и я покажу тебе. Гермиона, не мигая, смотрела в тёмный лес.***
Грейнджер лежала животом на его столе. На ней было крошечное нижнее бельё и чёрные кружевные чулки. Благодаря каблукам она была выше как минимум на пять дюймов, а это означало, что её ягодицы находились немного ближе, чем обычно. Круглые, золотистые — полностью, блядь, его. Ждали. Желали. Просили. Чёрт, как же он скучал по её заднице. И он был уверен, что она тоже по нему скучала. Он обрушил на неё стек. Она немного качнулась, и это движение было чертовски идеальным — прямо таким, как он помнил. Драко шире расставил ноги и крепче обхватил член руками. Он совершенно никуда не торопился, медленно проводил рукой вверх-вниз, пока оглаживал стеком её ягодицы. Ещё раз. И блестящая кожа покраснела. Блядь, было трудно сдерживаться и не обрушить на неё сразу несколько ударов, пока по комнате не разнесутся её громкие стоны, но он мог контролировать себя. Мог сделать так, чтобы им обоим было хорошо. И он хотел, чтобы это длилось долго. Хотел, чтобы она оставалась здесь долго. Очень часто всё происходило быстро и грубо, и после этого она сразу исчезала, и он снова оставался один. Поэтому сейчас он не планировал торопиться, а хотел сделать так, чтобы это того стоило. Не просто отпустить себя, но открыться. Грейнджер держалась за край стола, и он наблюдал, как она ёрзает на нём, но не отстраняется. И не отстранится. Эта Грейнджер никогда не убегала от него. Эта Грейнджер была хорошей девочкой. Но даже хороших девочек всё равно нужно наказывать. Стек снова оказался на мягкой плоти, и девушка в ответ тихо замычала. Драко закрутил кончик, лениво очерчивая им её кожу. Она устроилась поудобнее на столе, выпрямила ноги и выпятилась в его сторону. Драко мазнул тёмно-коричневым стеком по изгибу её ягодицы, добираясь до бедра, провёл по чёрному чулку и вернулся в прежнее положение. — Шире, — похлопав её по внутренней стороне бедра, грубо произнёс он. И его хорошая маленькая шлюшка повиновалась. Она упёрла пятки в пол, на несколько дюймов расставив каждую ногу и Драко прижал язычок стека между ними, чувствуя отдачу мягкой кожи, скрытой чёрными кружевными трусиками. Если их вообще можно так назвать. Они были больше похожи на клочки ткани, но, чёрт, он никогда раньше не был так одержим клочками. Грейнджер оттолкнула стек, и Драко усмехнулся. — Грязная шлюха, — он снова опустил кожаный язычок. Грейнджер дёрнулась, и не успела она вернуться в прежнее положение, как он сделал это во второй раз. А потом в третий. А затем переместился к другой ягодице, начав окрашивать её в ярко-красный цвет. Грейнджер подняла, а затем опустила свою кудрявую голову. Он слышал её короткие вздохи, но когда они превратились в тихие стоны, Драко ускорился, начав двигать рукой с обычной скоростью. Грейнджер скулила. Пыталась отстраниться от резких ударов и льнула к более мягким. Драко провёл стеком вниз по её ногам, давая ей немного отдохнуть. Она всхлипывала каждый раз, когда он касался нежной кожи внутренней поверхности её бёдер. Чёрт, он хотел, чтобы её кожа была вся красная. Хотел, чтобы кровь под ней была горячей, хотел чувствовать её жар, когда входил в неё. Драко провёл язычком по воспалённой коже, не давая умереть чувствительности нежными поглаживаниями, и Грейнджер издала ещё один низкий стон. Она опёрлась о стол и повела бёдрами, прося большего. — Ты знаешь, почему это происходит, м? — спросил он, не переставая скользить стеком по её округлостям, лаская кожу. Грейнджер кивнула, и её кудри рассыпались по его столу. — Да… — пробормотал он и заменил кожаный язычок пальцем, проведя им по тёплой коже вниз к влажному белью между ног. — Потому что ты думала только о себе, да? Ты не думала, что буду чувствовать я. Так что теперь… — Драко грубо схватил её за ягодицы, резко впиваясь пальцами в нежную кожу. Грейнджер ахнула и захныкала, но не пыталась вырваться. Не эта Грейнджер. — Я показываю тебе, что это за чувства. Он отпустил её, с резким шлепком проводя ладонью по горящей коже. С её губ сорвался жалобный вскрик, и Драко встряхнул стек, снова превращая его в свою палочку из боярышника и разрезая ею чёрные кружевные трусики, которые в одно мгновение действительно превратились в клочок ненужной ткани. Теперь Драко сосредоточил движения на головке, полностью отдаваясь ощущениям. Он слышал собственное тяжёлое дыхание и чувствовал, как сердце начинает заходиться быстрее, а мышцы всё больше натягиваются и напрягаются. Он провёл пальцами по её влажной промежности, погрузив их внутрь, и потёрся о неё головкой своего члена. Он не планировал быть нежным, поэтому меньшее, что он мог сделать, — это толкнуться первый раз немного плавнее. Это будет его единственной уступкой, её единственной пощадой. Драко схватил её за бедро и притянул на несколько дюймов к себе. Наклонился, схватил её мягкие кудри и вдохнул аромат корицы и ванили. Блядь, эта сладость — чистый кайф. Он повернул её голову в сторону, глядя на плотно сомкнутые глаза, приоткрытый рот и болезненно возбуждённое выражение лица. Драко прижался губами к её уху, опаливая его тяжёлым дыханием, пока не почувствовал её дрожь в ответ. — И сейчас ты почувствуешь это всё. О, блядь… О, чёрт… Блядский чёрт… Драко низко застонал и изменил движения, начав снова проводить рукой по всей длине: жёстко, быстро, почти карающе, пока двигался в бешеном темпе, втрахивая её в стол. Он растянул удовольствие, он оторвался. Теперь он возьмёт её. Грейнджер издавала что-то среднее между стоном и криком, крепко цепляясь за стол, отчего костяшки её пальцев покраснели. Её кожа от шлепков его бёдер становилась всё горячее, и Драко чувствовал, как её тело подаётся к его глубоким толчкам. Он расположил предплечья по обе стороны от неё, полностью закрывая собой. Потянул за волосы, заставляя её снова вскрикнуть, и укусил в шею, оттягивая кожу зубами, пока не почувствовал дрожь её тела. Чёрт, он близко. Чертовски близко. Ещё немного. На пол упали бумаги, перья и книги, когда он перевернул Грейнджер и погрузился обратно. Мерлин, какая же она тёплая, тугая и мягкая; всё в ней казалось раскалённым шёлком и смыкалось вокруг него, втягивая в себя его движения. Драко нахмурился и почувствовал капли пота на своей груди, что стекали по мышцам. Он глянул вниз и увидел влагу у Грейнджер в яремной впадине. Он её слизал. И не сдержал громкий и протяжный стон — звук чистой тоски. Яйца поджались, и он ощутил приближение разрядки. Грейнджер вытянула руку в намерении коснуться его лица, но Драко отстранился. Он заглянул в её глаза, которые горели, словно яркая корица… Драко шлёпнул её по ладони, и, когда красивые глаза Грейнджер расширились, он повернул её голову в сторону и дёрнул за волосы вниз, тяжёлой рукой прижимая её к дереву своего стола, и начал входить сильнее, быстрее, безжалостнее. — Почувствуй. Просто, блядь, почувствуй, Грейнджер. Почувствуй, насколько нам хорошо вместе. Почувствуй, насколько идеально мы друг другу подходим. Почувствуй… — он хмыкнул и продолжил. — Почувствуй мой член. Почувствуй, как сильно я хочу тебя, как сильно я скучаю по тебе, как сильно я люблю тебя. Почувствуй. Грейнджер затряслась от оргазма, громко выстанывая его имя, пока он не прикрыл ей рот рукой. Мышцы влагалища сомкнулись на его члене, стискивая в ловушку. Блядь, он так сильно этого хотел, он сделает что угодно, чтобы это снова произошло. Сделает всё возможное, чтобы Грейнджер снова была с ним, кончала и сжимала его член, как он любил. Драко зажмурился, уткнувшись головой в изгиб её шеи, и, ощутив губами вкус её пота, укусил за ключицу, через секунду с низким рыком яростно кончив. Колено дёрнулось, голова оторвалась от подушки, и он издал несколько слабых стонов. На груди и животе появились белые пятна, пока мышцы сокращались, а он сам едва ли не умирал от силы разрядки. Драко несколько минут пытался восстановить дыхание и понежиться в последних каплях своей фантазии. Он потянулся за палочкой — рука казалась свинцовой и невесомой одновременно. — Эванеско, — пробормотал Драко, и на коже остались лишь блестящие от тонкого слоя пота шрамы. Он хотел остаться здесь, погрузиться в сон, в котором отказывал себе. Драко опустился на кровать, и, пока мир постепенно ускользал, она забрала его вес, его тело, его бремя. Может, он выпустит Грейнджер из-под половиц и позволит поспать рядом с ним. Сегодня она была очень хорошей девочкой… Вдруг Драко с болезненным рычанием сел. Предплечье горело, кислота разъедала кожу, впитываясь в мышцы и кости в точёной форме черепа и змеи. Разведя пальцы, он обхватил ими левую руку, пока худшее не прошло. Предплечье до сих пор болезненно пульсировало, но уже не так сильно, поэтому у него получилось спустить ноги с кровати и натянуть брюки. Быстро одевшись, Драко схватил палочку и взмахнул ею, застёгивая оставшиеся пуговицы. Он облачился в чёрную мантию и накинул капюшон на растрёпанные светлые волосы. Метка снова начала гореть, и Драко в два длинных шага подошёл к комоду и взял бутылку, припав к горлышку. Поставив её обратно лишь тогда, когда внутри стало невыносимо от жжения, он схватил серебряную маску, что находилась рядом. Его новое лицо. Разглядывая её буквально секунду, Драко сделал глубокий вдох, и мир потемнел, когда он приложил холодный металл к себе, исчезая за ним.***
Гермиона пробиралась сквозь высокую траву, следуя за Гарри по открытому пространству земли. Рон не отставал, несмотря на то, что ещё не до конца выздоровел, но с каждым её взглядом назад он, казалось, становился всё более и более мрачным. Гермиона сделала импровизированную повязку для его руки из старой простыни, но понимала, что постоянное движение негативно сказывалось на его выздоровлении. Но им нельзя было останавливаться. Каждый день они собирали палатку и снова отправлялись в путь. Гарри шёл впереди, но Гермиона начинала немного волноваться о том, знает ли он вообще, в каком направлении ведёт их. В основном они просто пытались прятаться, днём искали пищу, а по вечерам обсуждали, какие ещё предметы Волдеморт или Сами-Знаете-Кто, как они снова начали называть его по настоянию Рона, мог сделать крестражами, и заодно думали, как уничтожить уже найденный. Сейчас была очередь Гермионы носить медальон, и она чувствовала его прохладную тяжесть у себя на груди. Это было ужасно, но она никогда не пропускала очередь и не жаловалась, когда Гарри снимал его через голову и передавал ей. Во время своего дежурства она всегда сильнее чувствовала пустую боль в груди и замечала, что, пока медальон был на шее, Драко в глубине сознания молчал. Она скучала по нему. Её утомляло то злиться на него, то желать, чтобы он разразился обсыпным лишаём, а затем разочарованно просыпаться после одного из своих снов, в котором он не смог её поймать, прошептав: «О, сладкая, ты заплатишь за то, что заставила меня ловить тебя», потому что она слишком быстро убежала очень далеко в темноту. Гермиона положила руку на то место, где прятался медальон, скрытый рубашкой, желая всего на секунду снять его, чтобы увидеть, как он делает шаг из тени с горящими желанием глазами цвета дыма и дьявольской ухмылкой на лице. Она посмотрела на небо: оно было ясным, ярко-голубым и лишь с небольшими клочками облаков — и почувствовала на своём лице тепло дневного солнца. На секунду зажмурившись, Гермиона дала телу управлять собой и пошла вперёд. Когда она открыла глаза, над головой летала большая тёмная птица. Гермиона прищурилась, пытаясь разглядеть её. Будучи достаточно хорошо знакомой с волшебным миром, девушка, едва приглядевшись, без труда узнала в ней сову, но она была огромной и летала днём… Странно. Рон нагнал её. — Как твоя рука? Тебе нужен перерыв? — Нет, я в порядке, — пробормотал Рон и уставился Гарри в спину. — Как думаешь, он имеет хоть какое-то представление о том, куда мы направляемся? Гермиона прикусила губу, затем покачала головой. — Думаю, что он просто пытается найти какое-нибудь уединённое место, но такое, чтобы было легко добывать еду и не привлекать внимания. Рон кивнул, и на его волосах сверкнуло солнце. — Пока есть еда, я вполне могу жить в палатке подальше от проклятого Министерства. Гермиона негромко рассмеялась. — Знаю, что грибы были не очень сытными… — Это была даже не еда, — сказал Рон, и Гермиона быстро взглянула на него, поняв, что он сдерживает смех. Он шутил. Рон снова шутил. Должно быть, ему лучше. Может, как только он немного поправится, состряпает несколько горячих блюд, и она, наконец, сможет сосредоточиться на проблеме того, как уничтожить этот крестраж и все остальные, которые они смогут найти в будущем — а не на ноющей боли разбитого сердца, слабо бьющегося под медальоном, где сейчас скрывался Драко, то у них снова всё будет хорошо. У всех троих. И у Гермионы немного поднялось настроение. На секунду. Пока прохладный металл медальона не унёс теплоту из груди и внутри не образовалась такая пустота, что заглушала своей пропастью воспоминания о том, каково это — чувствовать счастье. Ей захотелось услышать тихий смешок Драко — хотя бы всего на один короткий миг. Даже если он будет смеяться над Роном. Гермиона перевела дыхание. Ещё четыре часа, и она сможет передать медальон. Драко вернётся и будет глядеть в её сторону сквозь поток беспорядочных мыслей. И она позволит ему, потому что даже смотреть ему в глаза за секунду до того, как он проклял её, было лучше, чем эта жестокая пустота. Возможно, она сходит с ума. Возможно, ей всё равно. Возможно, ей нужно больше внимания уделять Рону и Гарри. Они все нуждались друг в друге, а с её усилившимися приступами отстранённости, Гермиона заметила, что ребята теперь довольно часто огрызаются друг на друга. Она нужна им — её дружба, её помощь, чтобы вместе противостоять… противостоять… Нет. Она больше не отключится. Она была здесь, с Роном. Разговаривала с Роном. А Драко не было. Гермиона вздёрнула подбородок и решила поправить повязку Рона. — Если мы не остановимся возле города, думаю, я видела недалеко сову. Можем поймать её. Рон счастливо вздохнул. — Держу пари, на вкус она как курица.***
Последние несколько недель для Драко были очень насыщенными. Тёмный Лорд решил, что ему нравится, когда Малфой наказывает тех, кто его разочаровал, и поэтому Драко большую часть дня и половину ночи допрашивал эльфа с площади Гриммо, которого притащил Яксли, но сам не смог вытянуть из него никакой информации. Тёмный Лорд был недоволен, когда, вернувшись из Германии, выяснил, что Яксли не только позволил Поттеру сбежать, но даже эльфа расколоть не смог. Именно тогда в игру вступил Драко. Эльфийская магия отличалась от обычной. Проклятия на них действовали, но, чтобы они вышли действительно болезненными, требовалось больше… решимости и дисциплины над магией. И если что-то и осталось у Драко, так это готовность. Малфой остановился, когда эльф сквозь полный кровавых пузырей рот сказал, что «девушка» была добра к нему. — Что ты сейчас сказал? — Драко замер, держа древко боярышника наготове, чтобы выпустить очередное проклятие. — Кикимер не предаст своего Хозяина, — прохрипел эльф, и кровь закапала на его костлявую грудь — он прикусил язык, наказывая себя, что проговорился о том, что в течение месяца Поттер находился в доме и планировал налёт на Министерство. — Что насчёт девушки? Можешь рассказать мне о ней, она не твоя Хозяйка. Эльф поднял на Драко влажные глаза. — Расскажи мне о ней, и я остановлюсь. Я даже исцелю тебя. Эльф сглотнул кровь, трясясь от страха и последствий проклятия. Драко присел на корточки рядом с иссохшим старым домовиком и тихо, осторожно заговорил. — Я тоже могу быть добрым. Совсем как та девушка. Просто скажи мне, где она. — Кикимер всё ещё служит своему Хозяину, даже если Хозяин не вернулся за пирогом Кикимера с говядиной и почками, как обещал. Но Кикимер его не ел, нет. Несмотря на то, что девушка сказала, что Кикимер может взять с кухни всё, что захочет, Кикимер съест жуков и мышей. Кикимер не будет есть пирог Хозяина с говядиной и почками, и Кикимер не расскажет юному Малфою о своём Хозяине и девушке, потому что девушка тоже служит Хозяину… — Она не служит ему! — Драко направлял проклятие на эльфа, пока крики не прекратились и единственным звуком в пустой комнате не оказался лишь глухой стук его тонких конечностей о твёрдый пол. Вытерев пот со лба, Драко вышел и доложил своему Повелителю, что эльф не сказал никакой новой полезной информации. Тёмный Лорд проинструктировал Драко продолжить на Яксли. — Я доволен твоей способностью наказывать. Похоже, ты унаследовал талант к круциатусу от своей тёти. — Благодарю, мой Лорд, — Драко склонил голову и почувствовал, как его рука под мантией дёрнулась. — Если бы только все мои последователи проявляли такой энтузиазм к… боли. — Ваши преданные последователи проявляют, — Драко посмотрел из-под маски в узкие щёлочки красных глаз Тёмного Лорда. Лорд Волдеморт удивлённо склонил голову набок. — Ты считаешь себя моим преданным последователем? — Нет никого, — подчеркнул Драко последнее слово, — кто был бы более предан, чем я. Лорд Волдеморт холодно улыбнулся и коротко махнул рукой в сторону Яксли. — Покажи. Это было легко. Драко едва успел подумать о слове «круцио», как из его палочки с треском вырвался красный луч и повалил Яксли на пол. Малфой сосредоточился, он плотно окружил себя ментальными стенами, оставляя место только для себя и боли, а затем направил проклятие на ладонь Яксли. Ладонь, которая касалась Грейнджер. Ладонь, которая хваталась за неё. Наверное, она была очень напугана, случайно аппарацией перенеся его с собой. Яксли наверняка пришлось крепко держаться за неё, чтобы не оторваться. Настолько, чтобы на её коже остался синяк. А на Грейнджер было очень легко оставлять синяки. Драко хорошо это помнил. Он сделает так, чтобы и Яксли помнил. Яксли кричал, выл от боли, когда Драко сконцентрировал проклятие так, чтобы вся сила круцио, его сила, была заключена в конечности, причинившей Грейнджер боль. Он чувствовал, как тёмная магия распространяется по каждому пальцу Пожирателя. Вибрирует в костях и разжигает нервы. Яксли в панике, в ужасе от происходящего держался за свою руку. Его ладонь конвульсивно дрожала. Пальцы сами по себе ломались, выскакивали из суставов и трещали, когда дробились кости. Кожа начала разрываться, когда сломанные бежевые осколки прорвались сквозь неё наружу. В голове Драко была пустота — лишь белые стены и красная боль. Очень просто, очень ясно. Естественно. Он вливал свою боль в Яксли. И это было приятно. — Достаточно. Драко отвёл палочку, и Яксли упал, держа покромсанный кусок кровоточащей плоти, который когда-то был его ладонью. — Думаю, он усвоил урок, согласен? Драко не отрывал от Яксли тёмного взгляда. — Он довольно глуп. Тёмный Лорд высоко и холодно рассмеялся. — Молодец, Драко, — сказал он, жестоко улыбнувшись. — Как интересно, что ты смог сосредоточить проклятие на одной конечности, —Лорд Волдеморт оглядел Драко с таким видом, как будто был слегка заинтригован. — Изобретательно. — Благодарю, мой Лорд, — Драко склонил голову. — Я практиковался. Он продолжал практиковаться. Продолжал пить. Продолжал вытаскивать Грейнджер из-под половиц, давая своему разуму воображать самые порочные вещи по отношению к ней. И продолжал охотиться. Амбридж была в восторге от количества Нежелательных, а Донован, его сестра Кенна и его друг Фергус были довольны количеством золота с каждой добычи. Это было средством достижения цели. Ему приходилось что-то делать с магглорождёнными — грязнокровками — и не то чтобы он мог их просто отпустить. Они постоянно говорили. Чёрт, они предлагали ему любую информацию за свободу. А когда ничего не могли ответить на его вопросы о Поттере, он накладывал на них заглушающее, чтобы больше не слышать эти жалкие мольбы. Но он устал доставлять грязнокровок. Он хотел Грейнджер. И сейчас, наконец, было наиболее вероятное время её найти. — Ты хочешь, чтобы мы работали в полнолуние? — спросил Донован, скрестив руки на волосатой груди. — Это проблема? — протянул Драко. Донован фыркнул. — Не для нас, но для тебя — может быть. Фергус рассмеялся, и Драко резким взглядом заставил его замолчать. — Я смогу за себя постоять. Кенна неторопливо прошла вперёд, улыбаясь ему. — Я в этом уверена, красавчик, но когда покажется луна, твоё милое личико для меня будет выглядеть не более чем лакомство, — она подмигнула ему. Драко ухмыльнулся. — Хорошо, что я невкусный, — он выпрямился и обратился к ним троим. — Сегодня. Вы работаете, вы не обычные питомцы. Плечи Донована напряглись, Фергус нахмурился, а Кенна надула нижнюю губу. Драко направился домой, чтобы принять душ, побриться, пофантазировать о Грейнджер, которая отсасывала ему, словно его член был чёртовым сахарным пером. После этого он схватил метлу, аппарировав на край леса. Драко прислонился к сучковатому старому дереву и стал ждать своих волков. Они появились на закате. — Вы опоздали, — огрызнулся Драко. Донован сбросил с плеч пальто. — Солнце ещё не село. Я бы сказал, что мы как раз вовремя. — Сегодня вы мне наиболее полезны. Я не хочу терять ни секунды лунного света из-за того, что вы решили потянуть время. — Полезны? — спросил Фергус, отяготив акцентом одно это слово. — Я же не держу вас рядом для компании, — Драко закатил глаза и надел серебряную маску. — Идите, луна взойдёт через несколько минут. — Да, сэр, — дерзко улыбнувшись, сказала Кенна, и Донован подтолкнул её к деревьям. Драко отвернулся и взобрался на свою метлу, взлетая в последние лучи заходящего солнца. Он наклонился, и черенок рассёк вечерний воздух. Едва Драко поднялся выше, как его одолело чувство невесомости. Он мог летать вечность. Взбираться к синеве, пока мир внизу не станет маленьким и он сам совсем не исчезнет в темнеющем небе. Он прорвался сквозь верхушку облаков и пару мгновений погрелся в тепле уходящего солнца. Когда он вернёт Грейнджер, он поднимется с ней сюда. Чтобы она увидела этот простор и понаблюдала за закатом, прижавшись к нему. Он будет обнимать её до тех пор, пока на небе не появятся звёзды и не отразят узоры созвездий на его метле. Какой бы высота ни была, ей не будет страшно, потому что она будет с ним. Она любила его, поэтому всё будет хорошо. Драко смотрел, как исчезают последние полосы красного солнечного света, прежде чем снова нырнуть под облака. Откуда-то из-за деревьев его поприветствовал низкий голодный вой, и Малфой полетел по направлению к нему. Он и раньше был свидетелем трансформации Донована, но видеть, как большой серый гибрид волка бежит по лесу, за раз переступая по пять-шесть футов и настолько быстро из-за этого разгоняясь, что Драко пришлось набрать скорость на своём Нимбусе-2001, чтобы не отстать, до сих пор было довольно шокирующим зрелищем. Краем глаза Малфой заметил что-то гладкое и чёрное. Фергус. Волком он был таким же тощим, как и будучи человеком, и его тёмная кожа была скрыта под ещё более тёмным мехом. Драко удивился, что вообще смог его разглядеть. На самом деле, было легче увидеть исчезновение ветвей деревьев вокруг Фергуса, нежели самого волка. Драко держался примерно на расстоянии пятнадцати футов в воздухе, так что даже если один из волков повернётся в попытке наброситься на него, он не достанет. Они бежали, сворачивая на невидимые человеческому зрению, но легко учуиваемые острым носом волков тропы. Драко протиснулся между деревьями, нырнул под свисающие ветви и ускорился, чувствуя, как прохладный ночной воздух хлещет по лицу, оставляя за собой лишь тишину. Драко наслаждался каждой секундой в воздухе. Когда он в последний раз летал? Грейнджер. В последний раз это было с Грейнджер. И он может вернуть её к концу ночи. Если она была одной из Нежелательных, прячущихся в лесу, его волки вынюхают её. Сердце дрогнуло в груди. Он посадит её обратно на свою метлу — прямо как тогда. Обнимет, прижмёт к себе и больше не отпустит. Он не перестанет прикасаться к ней до конца своей жизни. Нахуй палочку, его рука никогда не оставит её тело. Лицо, грудь, рука, кисть, волосы, задница, нога, живот, ступня, спина, шея — неважно, всё будет его. Вся она. И она никогда, ни на одну грёбаную секунду, больше не оставит его. Не захочет. Она любила его. Она захочет быть с ним. Она хотела быть с ним. А он всегда давал ей то, что она хотела. Драко наклонился, опустился на несколько футов, проскользнув под низкой веткой, и услышал высокий мелодичный вой. Малфой ухмыльнулся. Он уже начал думать, куда подевалась Кенна. Донован и Фергус настолько резко повернулись, что Драко пришлось обогнуть дерево, чтобы последовать за ними на восток. Теперь они бежали быстрее, и он слышал тяжёлый стук их лап по лесной земле. Снова раздался пронзительный и страстный вой, с каждым мигом отчётливо усиливаясь. Она что-то нашла. Паря над Донованом и Фергусом, Драко рванул вперёд, следуя за звуком воя Кенны. Грейнджер. Каждая секунда приближала его к ней. Сердце Драко бешено забилось, дыхание участилось, эхом отдаваясь за маской. Он сжимал черенок метлы до посинения костяшек пальцев и вскоре увидел её. Густой шоколадный мех, уходящий в длинный хвост. Кенна бежала и выла — в шкуре волка она была такой же громкой, как и в теле человека. Драко впервые обрадовался её неспособности затыкаться, потому что её возбуждённый лай вывел его прямо к ней. И к человеку, спасающему свою жизнь. Он прорывался сквозь кусты, стараясь как можно быстрее переставлять ноги, чтобы хотя бы на несколько дюймов оторваться от волка, наступающего ему на пятки. Не Грейнджер. Не Поттер и даже не Уизли. Просто человек, грязнокровка. Никто. Он звал на помощь, тратя впустую дыхание. Что ж, за этого несчастного ублюдка хотя бы можно получить немного золота. Как только Драко опустился ниже, намереваясь схватить его, на его маску брызнула кровь. На него набросились волки. Челюсти Кенны сомкнулись над его плечом, и Драко услышал треск ключицы, который был заглушён пронзительным воплем. Фергус вцепился в другую руку мужчины, и она выскочила из сустава, когда оборотень потянул за неё, как собака за верёвку. — Помогите! — мужчина посмотрел прямо на Драко, широко раскрыв от ужаса глаза. — Бога ради, помогите мне! Драко завис над ним и наблюдал, как Донован укусил жертву за ногу, оторвал кусок бедра и проглотил. Этому мужчине было неважно, что он Пожиратель Смерти, важно было только то, что он человек. Человек с палочкой и метлой, который способен спасти его от волков. Драко не пошевелился. — Помогите мне! Помогите м… — его последний крик оборвался, когда зубы Кенны впились ему в лицо и оторвали половину головы. Драко хотел отвернуться, хотел закрыть глаза и не видеть, как рука мужчины отрывается от туловища. Он хотел смотреть на что угодно, только не на Фергуса, держащего лапами эту самую руку и щёлкающего челюстями, когда он нырнул вниз за добавкой. Донован рычал, набрасываясь на окровавленное мясо ноги мужчины, которая слегка дёрнулась, а затем замерла, переместившись только тогда, когда морда волка погрузилась в проделанную им дыру, из которой слабеющим потоком лилась кровь. Кенна добралась своими белыми острыми зубами до его груди и отстранились. Она вцепилась в неё когтями, раскромсала кожу и проломила кость, засовывая внутрь нос. Драко наблюдал, как она вытащила сердце, разорвала его зубами и по частям проглотила. Она повернула к нему окровавленную морду, заглянув золотистыми глазами прямо в его маску, и торжествующе завыла. Звуки были ужасными. Запах — ещё хуже. А Драко мог думать только о том, что было бы, будь это Грейнджер. У него даже не получалось нормально сформулировать эту мысль. Как будто мозг не мог этого представить. Только белые стены. Смыкающиеся всё ближе, всё сильнее белые стены. Драко присел над люком, цепляясь за него в желании заползти туда к Грейнджер, но он был здесь, парил в воздухе и смотрел, как грязнокровку, магглорождённого, человека, съедают волки, которых сюда привёл он. Драко снял маску, и как раз вовремя: содержимое желудка быстро оказалось на земле. Он моргнул, проясняя зрение, и, посмотрев вниз, увидел налитые кровью глаза, обвисшее небритое лицо приземистого мужчины, забившегося за поваленным деревом. Его поношенная мантия была покрыта рвотой Драко. Малфой выхватил палочку и метнул в мужчину верёвки, не успел тот даже дёрнуться в попытке дотянуться до своей. Драко спикировал вниз, бесшумно приземлившись за деревом рядом с невысоким, потрёпанным мужчиной. Волки были отвлечены своей добычей, и Драко старался не обращать внимания на сочные, рвущиеся звуки, доносившиеся с другой стороны упавшего ствола. Наконец-то передышка. Ёбаная удача. И Драко извлечёт из неё максимум пользы. — Так, так, так, — Драко ухмыльнулся мужчине, который сопротивлялся хватке верёвок, и толкнул его носком ботинка, прижав к дереву. — И что ты здесь делаешь… Наземникус Флетчер?