Саундтрек:
Hit the Ground Running — Frank Zummo feat. Landon Tewers
Circles (based on Ludovico Einaudi «Experience») — Ludovico Einaudi and Greta Svabo Bech
— Гарри, пожалуйста… просто послушай! Гермиона резко обернулась, в её глазах уже стояли слёзы. Гарри таращился на неё, что стёкла очков не могли скрыть его взгляд, и совершенно не моргал. Драко ушёл. Рон ушёл. Она не могла потерять и Гарри. Нетнетнетнетнетнет! Она подняла дрожащую руку, надеясь, что он не начнёт кричать на неё, проклинать и не вытолкнет из палатки в тёмную, холодную ночь. Гермиона сделала несколько неуверенных шагов к нему, едва осмеливаясь дышать. Гарри моргнул один раз. Второй. И ничего не сказал. Сердце сжалось и болезненно забилось. Она хоть один день сможет прожить без того, чтобы оно не крошилось? — Это не… — начала Гермиона, пытаясь найти способ объяснить Гарри, потому что Рон не оставил ей никакого выбора или даже возможности начать разговор приемлемым способом. — Это не было… Лёгкие подвели, с каждым словом вытягивая всё больше воздуха и напрягаясь так, что она не могла вдохнуть. — Гермиона, всё нормально, — сказал Гарри. Сказал. Не проорал, не прокричал. Сказал. — Я знаю. Уже знаю. Его лицо на секунду поплыло, когда Гермиона потеряла равновесие. — Оу! Гермиона! Она вцепилась в один из столбиков и тяжело прислонилась к нему, прежде чем Гарри обхватил её руками, чтобы поддержать. Он подвёл её к одному из стульев и осторожно усадил на него. У Гермионы звенело в ушах. Он… он знал? Гарри знал? Он опустился перед ней на колени, обхватывая подлокотники, вероятно, чтобы, в случае чего, удержать её от падения. Основываясь на ощущении слабости в руках, пробегающем внутри холодном порыве и очень медленно затихающем звоне, Гермиона подумала, что он, наверное, поступает разумно. — Гермиона, с тобой всё в порядке? — спросил Гарри, плотно сдвинув густые брови. Он беспокоился о ней. Гарри знал о Драко и беспокоился о ней. — К-как? — выдохнула Гермиона. — Как долго ты… Гарри сконфуженно опустил глаза и быстро сменил положение. — Как бы, — он прочистил горло, поправив очки. — С той ночи на башне. О боже. Гарри знал уже несколько месяцев! Всё это время и… Звон начал возвращаться. — Воды? — нервно спросил он, и Гермиона кивнула, не в силах произнести ни слова. Гарри прошёл на кухню и достал из шкафчика кружку. Гермиона наблюдала за ним. Он ходил, делал обычные вещи… Но он знал. Он знал и не злился, не спрашивал её, как это произошло, не винил и не требовал рассказать всё сразу. Гарри знал и пошёл за водой для неё. Он протянул кружку, и Гермиона осторожно её приняла. Пальцы коснулись его ладони, и на секунду она подумала, что должна отстраниться, как сделала бы с Роном, но Гарри просто одарил её одной из тех коротких улыбок, что были его спутниками на протяжении последних нескольких месяцев, и она медленно забрала кружку. — Выпей, а я пока приберусь на кухне. Гермиона только кивнула, наблюдая, как Гарри пошёл обратно, начав убирать подгоревшую рыбу. Из его рта вылетал небольшой поток ругательств, который Гермиона смогла смутно распознать, как «сделал всё это, чёрт возьми, а потом просто берёт и сжигает». Кастрюля громко звякнула, и Гарри быстро пробормотал слова извинения, оставив попытки засунуть её в шкаф — он лишь взмахнул палочкой, расширяя полку, чтобы посудина поместилась внутрь. Затем быстро вытер руки о маленькое полотенце и швырнул его на стол, поправляя медальон на шее. Гермиона отвернулась, давая Гарри время прийти в себя, и сделала глоток воды, понимая, как сильно она хотела пить из-за криков на Рона. Боже, Рон… Кружка чуть не выпала у неё из рук. Гарри вернулся, пододвинул другой стул, ставя его напротив неё, и неуклюже сел на край. Сняв очки, он протёр их кухонным полотенцем, прежде чем снова надеть, и неловко окинул взглядом палатку, остановив его на её руках, что держали кружку. У Гермионы снова пересохло во рту. Собрав всё свое гриффиндорское мужество, она решила, что лучше во всём разобраться прямо сейчас, чем тянуть. Она не хотела повторения фиаско, как было с Роном. Она посмотрела на Гарри, который выглядел… истощённым. Он надел медальон всего десять минут назад, а уже находился в таком состоянии. В последнее время носить крестраж для него было слишком сложно и изматывающе. Гермиона потянулась к нему. — Сними медальон. Лишь… — она замолчала, когда ярко-зелёные глаза Гарри встретились с её. — Лишь на некоторое время. Пока мы оба не успокоимся. Кроме того, она не хотела разговаривать, пока на шее друга был крестраж. Гарри устало кивнул и снял медальон, положив его на стол рядом с ними. Через несколько секунд к его лицу вернулся лёгкий румянец, а плечи расслабленно опустились. Гермиона тоже почувствовала себя немного лучше. Не сильно, но немного. Она ещё миг пряталась за своей кружкой, затем начала разговор. — Гарри… Что случилось на башне? Он выдохнул, через секунду обратно набрав в грудь воздух, и заговорил, глядя ей прямо в глаза: — Я рассказал тебе большую часть того, что произошло. Пришёл Малфой, обезоружил Дамблдора, едва он меня обездвижил, а затем подошли другие Пожиратели Смерти, и Снейп убил Дамблдора. Лицо Гарри напряглось. Он никогда не вспоминал ночь на башне и то, каково это было — собственными глазами видеть смерть Дамблдора. На следующий день Гарри вёл себя очень тихо, и Гермиона думала, что он просто скорбел — она была уверена, что причина в этом, но… тогда же он узнал о ней и Драко. Ей была ненавистна мысль о том, что, пытаясь оплакивать своего потерянного наставника, ещё Гарри думал о ней и о сокрытии ею такого большого секрета. Она была настолько обеспокоена реакцией Рона, что совершенно не задумывалась о долгих взглядах Гарри в больничном крыле. О его вопросах — постоянных, — всё ли с ней в порядке. Она думала, это из-за того, что он нашёл её на улице, всю покрытую грязью, плачущую и без перерыва тараторящую слова извинения. Годрик, он даже не спросил, за что она просит прощения. Потому что в этом не было необходимости. Он знал, что она сделала. О боже… что Драко сказал?! — Гарри, я… — Гермиона, — прервал её Гарри. — Я не собираюсь притворяться, что понимаю, как это произошло или что на самом деле было между вами, но… что бы ни произошло… это помешало Малфою убить Дамблдора. Гарри быстро поймал кружку, когда она выпала из её рук. — Хорошая реакция, — полностью потерявшись после его слов, прошептала Гермиона. Уголки губ Гарри приподнялись. — Ловец, помнишь? Гермиона ничего не сказала. Не могла. В голове больше не было слов, лишь… пустота. Ни Драко, ни мыслей, лишь… пустота. Она могла только смотреть на Гарри и надеяться, что скоро послышатся звуки и их можно будет истолковать как слова. Гарри вздохнул, видя её состояние, и, поставив кружку, продолжил. — Как я сказал, Малфой обезоружил Дамблдора. И он мог убить его прямо после этого. Но не убил. Он сказал, что хочет поговорить. Сердце Гермионы внезапно снова заработало, забившись так сильно, что прилив крови к голове заглушил звон. — Поговорить? — это слово прозвучало едва слышно, шёпотом. Гарри кивнул. — Малфой рассказал ему всё. Как впустил Пожирателей через шкаф, про яд, который выпил Рон, и ожерелье, к которому прикоснулась Кэти, — вниз по рукам пробежала дрожь. Гермиона почувствовала, как её глаза расширились — она знала, что будет дальше. Гарри некоторое время молчал, затем добавил: — Я видел его метку. Его метку. Его метку. Его метку. Гарри видел метку Драко. Конечно, он знал, что Драко Пожиратель, но была разница в том, чтобы знать и видеть. Гермиона прекрасно это понимала. — Я ходила к Дамблдору, — вмешалась Гермиона. — Я рассказала ему о Драко, как только увидела её. Я пыталась сказать… — Я знаю. Я хочу сказать, — Гарри втянул в себя воздух, и Гермиона сглотнула, — ещё они говорили о тебе. Снаружи Гермиона застыла как вкопанная — не могла пошевелиться, даже моргнуть, пока слушала Гарри, но внутри всё мчалось, бежало и разрывало её, пытаясь выбраться наружу. В организме бушевали кровь, жар и мысли, настолько быстро проносясь в голове, что зацепиться за что-то одно совершенно не получалось. — Что… что он сказал? Она подумала о том, что кричал Драко Рону, когда тот застукал их. Драко говорил подобное Дамблдору? Внутри что-то нервно перевернулось. — Малфой сказал Дамблдору бежать, забраться обратно на метлу и «немедленно валить». Он сказал, что избавится от Пожирателей и уничтожит шкаф, чтобы они не смогли пройти обратно. Гарри посмотрел на свои сцепленные руки, и часть его растрёпанных волос упала ему на лицо. Гермиону чуть не стошнило от беспокойства. Что? Что? С той самой ночи она пыталась ожесточить своё сердце по отношению к Драко, пыталась заставить себя видеть в нём Пожирателя, коим он и являлся, а не человека, которого она полюбила. Она поверила ему, когда он сказал, что всё исправит, а затем её сердце разбилось от осознания того, что его способ всё исправить состоял в том, чтобы выполнить первоначальный план. Но… нет. Драко пытался всё исправить. Как и сказал. Он вовсе не нарушил своего обещания. Гарри поднял на неё взгляд. — Однако Дамблдор не ушёл бы. Он не покинул бы школу. Он сказал, что Малфой всё ещё один из его учеников, и тогда Малфой задрал рукав и сказал, что это больше не так, а Дамблдор просто улыбнулся. Чёрт, я ничего не понял. Я стоял, полностью обездвиженный в прямом смысле, и совершенно не понимал, почему Малфой пытался помочь Дамблдору сбежать. Гарри мотнул головой. — Бессмыслица. Затем Дамблдор сказал, что может помочь Малфою, защитит его и его семью, даже предложил помочь его отцу в тюрьме, но Малфою было насрать. Он просто сказал, что хочет тебя и хочет уйти. Уйти. Драко хотел уйти. Драко хотел её. Хотел уйти вместе с ней. Я приду за тобой, Гермиона. Обещаю. — Но Дамблдор продолжал пытаться убедить его перейти на другую сторону, говоря, что ещё не слишком поздно для спасения. Именно тогда Малфой начал кричать и говорить какую-то странную чушь. Сказал, что Дамблдор сумасшедший старый дурак, если думал, что кто-то из Ордена выживет в этой войне. Ещё… — брови Гарри снова сошлись на переносице. — Он сказал, что каждый Пожиратель может отступить и это ничего не изменит. Он мог сказать такое, но Драко в гневе говорил много необдуманных вещей. Его действия всегда значили больше, и он пытался помочь Дамблдору. Это должно было что-то значить. Гермиона ахнула. — Ты думаешь, он знает о крестражах? Гарри покачал головой. — Как? Даже Люциус Малфой не знал, чем на самом деле являлся дневник, а он был одним из самых приближённых Сама-Знаешь-Кому. Гермиона прикусила губу. Мысли бешено метались в голове, но все возвращались к Драко. — Если он думает, что Орден не сможет победить, тогда почему пытался помочь Дамблдору? — У меня возникли такие же мысли, и как раз в этот момент Дамблдор спросил, смогла ли «мисс Грейнджер вообще изменить его взгляды», и Малфой… Гермиона, Малфой взорвался. Кричал, что любит тебя. Прокричал, чёрт возьми. Сказал, что Дамблдору на тебя наплевать, важно лишь только то, что ты умная и что будешь мне помогать. И ещё сказал, что никому не позволит использовать его девочку. Его девочку. Гермионе показалось, что она где-то парит. Она всё ещё сидела на стуле? Она совершенно не чувствовала его под собой. — Это… — Гарри повертел кружку в руках. — Это правда? То, кем ты была? Её бесцеремонно дёрнули вниз, и в один удар сердца всё резко изменилось. В лёгких не осталось воздуха, во рту пересохло, а слишком тёплая кровь замерла в венах, пока Гарри ждал её ответ. — Да, — прошептала Гермиона. — То есть была. Мы… Гарри, ты должен понять, что я этого не планировала. Не то чтобы я хотела подобного или ожидала, что это произойдёт, но это произошло, и я знаю, что это звучит безумно, но Драко не… То есть да, но он не хочет быть… — Да, он ясно дал это понять на башне, — Гарри выдохнул. Руки Гермионы онемели, и она была рада, что уже не держала кружку. Гарри подтверждал всё, на что она не смела надеяться все эти одинокие месяцы. — Я думаю, что его точные слова были: «мне насрать на этого ебучего мудилу». — Он сказал это о… — Да, — Гарри покачал головой, приподняв густые брови. — В тот момент он был немного рассержен. Гермиона высоко промычала. — Дамблдор не переставал уговаривать его опустить палочку, но Малфой его не слушал, не давал добраться до оружия, лишь говорил двигаться к мётлам. Дамблдор сказал, что он лишь хочет помочь Малфою сражаться с Пожирателями и что он возьмёт его под защиту Ордена, но Малфой сказал, что ему не нужна защита Ордена и что Дамблдор не знает, на что он способен, и… Сомневаюсь, что Дамблдор знал. Сомневаюсь, что он ожидал, что Малфой приведёт подкрепление. Гарри крепче сжал кружку, и Гермиона перевела взгляд с его лица на руки и обратно, пытаясь уловить каждую мельчайшую деталь языка тела друга. — Малфой начал угрожать Дамблдору, говоря, что если он не уйдёт, то он сбросит его с башни, таким образом они не смогут здесь его найти. Что он всё испортит, если не уйдёт прямо сейчас. А Дамблдор сказал, что не уйдёт, и Малфою нужно сделать выбор относительно своего будущего. Затем Гарри сделал паузу, и Гермиона поняла, что затаила дыхание. Звон в ушах начал возвращаться. — Малфой сказал, что уже сделал свой выбор, — Гарри моргнул, не отрывая от неё взгляд, и Гермиона почувствовала, как задрожали губы. — Он сказал, что выбрал тебя. Из глаз хлынули слёзы и, быстро побежав по щекам, упали на колени. Она думала, что они должны быть тёплыми, ведь она так долго не позволяла себе плакать, но они оказались прохладными. Как дождь. Она столько их сдерживала и ещё дольше скрывала от Гарри правду, боясь, что он возненавидит её, если узнает, но вот сейчас он просто… говорил с ней об этом и сообщал… сообщал, что Драко пытался всё исправить. Он пытался спасти Дамблдора. После всего, что сделал, всего, что планировал сделать, она попросила его быть с ней, и он попытался. По-своему, как он всегда всё делал. Да, он пытался забрать её, и да, она всё ещё была очень этим недовольна, но знай она, что он сделал на башне… Может, той ночью всё пошло бы по-другому. Может, она и Гарри смогли бы объяснить остальным членам Ордена, что сделал Драко и что хотел… попытаться. Было бы сложно, но не невозможно, верно? Снейп это сделал. Хотя Драко сказал, что есть только один способ перестать быть Пожирателем Смерти, но он изменил свой взгляд на более серьёзные проблемы, чем это. Боже, он под Веритасерумом сказал ей, что ему всё равно на её статус крови, и в Выручай-комнате она попросила его выбрать быть с ней, и он выбрал. Может, он не передавал магглорождённых Амбридж, потому что верил в это, может, он сражался в этой войне так же, как и она — лишь пытался выжить, чтобы добраться до следующего дня. Она видела настоящего Драко той ночью в Выручай-комнате, когда его ухмылка превратилась в улыбку, а твёрдый гранит в глазах уступил место туманной серости. Тогда он не был Пожирателем или Малфоем. Он был просто Драко. Её Драко. Она так многого о нём не знала и не понимала, но в то же время чувствовала, что знала его лучше, чем кто-либо другой. Знала, поэтому была уверена, что он не сдался, что ждал её. Нет, не ждал. Охотился. Гарри был прав, Драко сделал свой выбор той ночью. И теперь она делала свой. — Гарри, это прозвучит безумно, но… — Гермиона замолчала и прикусила губу. Сильно. — Я хочу найти Драко.***
Сначала к нему вернулся слух. Где-то раздавалось тиканье, и оно громким эхом пульсировало в голове. Никаких стен. Больше не было никаких стен. Затем послышались приглушённые, доносящиеся издалека слабые голоса. Но не совсем издалека — они были близко, это Драко был далеко, затерявшись в темноте собственного разума. Голоса вихрем пронеслись на передний план сознания, и до него начали доходить фразы. — Связали. Пришлось обездвижить его для последней дозы крововосполняющего зелья, но даже так мы едва справились. — Я знаю, каким он может быть. Тик. Тик. Тик. — Я уже имел с ним дело. Тик. Тик. — Удачи. Он… — Я знаю, что… кто он. Тик. Драко открыл глаза. В него ударил чёртов белый свет — он был слишком ярким, чтобы исходить от свечей или ламп, — и Малфой снова зажмурился, пытаясь погрузиться обратно в темноту, где было тихо. Оу. Оу. Дерьмо, почему у него так болело лицо? — Драко, ты меня слышишь? Блейз. Он узнал его по голосу, и, когда открыл один глаз, перед ним проплыла размытая фигура его друга, как это было много раз раньше в их комнате после особенно бурной ночи. Драко быстро зажмурился. — Я знаю, что ты очнулся. Дерьмо. Почему Блейз всегда такой чертовски наблюдательный? Это было жутковато — то, что он просто знал. Например, как он узнал о Грейнджер. Драко до сих пор не понимал, как это произошло, но был благодарен, что ему было на кого накричать, когда в конце семестра Грейнджер продолжала выводить его из себя. Блейз слушал. И пытался помочь. Не то чтобы сейчас это имело значение. Драко застонал, уверенный, что Блейз начнёт спрашивать его о Грейнджер, а также интересоваться, как у него дела и какого чёрта он делает здесь после сражения с оборотнями. Драко не хотел объяснять всё это дерьмо. Он хотел встать, но чувствовал себя… дерьмово. — Драко. — Отвали. Пауза. — Я теперь младший целитель, так что ты не можешь разговаривать со мной, как… — Я сказал, — Драко снова открыл глаза. Нет, глаз. В единственном числе. Почему второй не открывался? — От. Ва. Ли. Блейз. Зрение немного прояснилось, и он смог оглядеться. Его окружали тошнотворные бледно-зелёные стены, а тикающий звук становился всё громче. Драко повернул голову и увидел странное, похожее на часы устройство рядом с кроватью, на которой он лежал. В больнице Святого Мунго. Рядом с чёртовым Блейзом Забини, который неодобрительно на него смотрел. Драко хотел проклясть эту тикающую машину и сел, потянувшись за своей палочкой. Её не было на бедре. На бедре не было ничего, кроме толстых белых бинтов с просачивающейся сквозь них слабой красной тенью. Драко вспомнил, что случилось с его ногой. Будучи не в состоянии добраться ни до какой другой части его тела, Фенрир вонзил свои херовы когти в его бедро и разорвал мышцу в отчаянной попытке оторвать от себя Драко. Не получилось. И Драко сломал Сивому за это челюсть. Но с его ногой теперь был пиздец. — Не волнуйся, её можно вылечить, но мне нужно знать, из-за чего это произошло. Она не реагирует на исцеляющие чары, и я не хотел использовать зелья на случай, если она проклята или была магически повреждена. Драко, насколько это было возможно, натянул боксеры на бедро, пытаясь прикрыть повязку, но в ответ они только опасно соскользнули с туловища. Майки тоже не было. Грудь и рука были обнажены и показывали миру и Блейзу, каким на самом деле он был неудачником. Но даже располосованная кожа и чёрное клеймо были ничем по сравнению с руинами рухнувших стен в голове. Драко прижал к себе руку и на секунду уставился на грудь и живот. Блядь. Почему, пока он без сознания, люди постоянно снимают с него одежду? Он взглянул на Блейза, который наблюдал за его действиями со слегка раздражённым выражением лица, скрестив руки на своей блевотно-зелёной целительской мантии. Даже в этом отвратительном наряде Блейз выглядел лучше, чем Драко сейчас. Забини оценивающе оглядывал его, и Малфой практически слышал, как он едва ли не подсчитывает полосы на его груди, прежде чем спуститься к плотно прижатому к боку предплечью. Его тёмный и настороженный взгляд на секунду остановился там. Правой рукой, на которой находился перстень, поймавший слишком яркий луч свет, Драко притянул к себе белое одеяло, набросил его на левое плечо, как накидку, и оставил болтаться на теле, скрывая метку и шрамы. Блядский Салазар, их нужно сейчас видеть всем? Мало того, что он должен был показать их волкам, но теперь и Блейзу? Дерьмо. — Помфри хорошо поработала над тобой. — Завались. Блейз не обратил внимания на грубый тон. Он подошёл к тикающей машине и несколько раз постучал по ней палочкой. Тиканье замедлилось, а Драко не отрывал пылающего взгляда от затылка Забини, пока тот не повернулся, терпеливо уставившись ему в глаза. — Расскажешь, что с тобой случилось? — Где моя палочка? — Ты получишь её обратно, как только исцелишься и будешь готов к выписке. — Готов к выписке? Думаешь, что сможешь удержать меня здесь? Глаза Блейза вспыхнули тёмным огнём, и Драко почти услышал, как он скрежещет зубами от раздражения. Исчезло профессиональное целительское поведение, перед Драко снова стоял его старый сосед по комнате. — Думаю, тебе нужно рассказать мне, какого хера с тобой случилось, чтобы я мог закончить спасать твою грёбаную жизнь. Драко сорвал с себя белое одеяло. Его кожа была почти такого же оттенка, как и это бельё — бледная и бескровная, — но это не помешало ему вскинуть руку, обнажив уродливое чёрное клеймо около самого чёртова лица Блейза. — Я ни черта не обязан тебе говорить. Где моя палочка?! Он хотел убраться отсюда. Он знал, где недавно была замечена Грейнджер, и вернул своих волков. Он был очень близко к ней — ближе, чем за последние несколько месяцев, — и он не позволит Блейзу стоять у него на пути из-за желания поиграть в целителя. Из-за шанса на реальное будущее, тогда как у Драко была только блядская метка на руке и новый шрам в коллекции. И Грейнджер. У него будет ещё и Грейнджер. Как только Блейз перестанет быть придурком и закончит ебать ему мозги. — Что случилось, Драко? — несмотря на спокойную стойку, Блейз говорил твёрдо. — Ничего не случилось, — не услышав ответ Блейза, Драко рявкнул: — Где моя чёртова одежда? Блейз открыл ящик стола рядом с кроватью. Первым делом Драко выхватил белую майку. Она была тонкой, но прикрывала бледные шрамы. Сейчас его больше волновали они, чем метка. Пофиг на неё. Всё равно сейчас все знали, кем он является, и за эти месяцы, прошедшие со смерти Дамблдора и падения Министерства, быть заклеймённым Тёмным Лордом являлось честью и поводом зависти. Он даже слышал, что некоторые пытались наколдовать себе тёмную метку какими-то гламурными чарами. Ёбаные идиоты. Они не знали и половины того, что означала эта метка. Схватив брюки, Драко зашипел от боли, когда согнул ногу, чтобы натянуть их. Он не был уверен, то ли ему мерещится, то ли красная тень под бинтами становится больше. Может, лучше дать Блейзу исцелить себя. Рука тоже чертовски болела — Драко перебил достаточное количество стен, чтобы понять, когда она сломана. Он посмотрел на неё: мизинец выгибался в неправильном направлении. Блядь. Драко опустил брюки. Это всё равно бесполезно, и левая нога была разодрана в клочья. Он бросил их на пол и осторожно положил руку на повязку на ноге. Тепло. Когда он убрал ладонь, на ней осталась кровь. — А теперь расскажешь, что случилось? — мулат звучал чертовски самодовольно. Если бы рука Драко не была сломана, он бы сделал так, чтобы Блейз оказался на соседней койке. Не то чтобы Малфои не могли позволить себе отдельные палаты, но он бы пригласил сюда Блейза, чтобы полюбоваться работой своих рук. На самом деле, нет. Ему не нравилось смотреть на результаты своих действий. Ему нравилось забываться в алкоголе. И он правда не хотел причинять боль Блейзу. Ладно, совсем немного. — Не твоё грёбаное дело. — Вообще-то я должен уведомлять Отдел магического правопорядка, когда кто-то поступает в таком состоянии, но… — Забини снова взглянул на метку Драко, затем быстро отвёл взгляд, притворяясь, что читает что-то в своём планшете. — Но они ни хрена не могут сделать, потому что у меня есть это, да? — Драко был удивлён тем, как горько прозвучали эти слова. На секунду он обрадовался, что оказался здесь и мог поговорить с Блейзом. Даже если об этом. Он не видел его несколько месяцев, а Блейз всегда был именно тем, к кому Драко обращался в школе. Он всегда был его… другом. Тёмные глаза Забини скользнули обратно к метке, и его плечи опустились: он принял профессиональный вид лишь для формальности, потому что Драко видел охватившее его напряжение. Блейз нервничал из-за вида метки. Из-за него. Возможно, они больше не друзья. — Просто скажи, что случилось. Так я смогу тебя вылечить, и ты сможешь вернуться к своим делам. Драко откинул голову назад и уставился в слишком ярко светящийся потолок, который совершенно не заглушал этот блевотный зелёный цвет. И всё же это было лучше, чем холодная тьма и разрушенные стены в голове. Его Грейнджер исчезла, и это ощущалось как пустота, подобная той, что сейчас была у него в груди. — Оборотень. Блейз поражённо вытянул лицо. Драко закатил глаза. — Луна убывает, почти новолуние. И он не укусил меня. Надо сказать, что он немного впечатлён. Блейз воспринял информацию спокойно и проверил несколько вещей в планшете, прежде чем снова взглянуть поверх него на Драко. — Просто ког… ладонями? Ногтями? Драко сглотнул и кивнул. Чёрт, у него болело лицо. И рука. Как только он выберется отсюда, то выпьет бутылку Огдена, потому что сейчас ему не давали развалиться на части лишь окровавленные повязки на ноге. А также тот факт, что Сивому было хуже, чем ему. — Сивый, — прохрипел Драко и увидел, как Блейз мгновенно остановился. За исключением рта, который шокированно распахнулся. — Это сделал Фенрир Сивый? — спросил он, затаив дыхание. Драко ухмыльнулся. Было больно. Но он всё равно это сделал. — Тебе нужно его видеть. Хотя, ты, наверное, не захочешь. У него теперь нет нижней половины лица. Планшет Блейза упал на пол. Драко закатил глаза — нет, глаз. Другой до сих пор не открывался из-за отёка. Он надеялся, что Блейз скоро всё приведёт в норму. — Ладно, не совсем. Посмотрев на свою руку, Драко смог разглядеть точные очертания серебряного кастета, оставившего на пальцах синяки. — С ним всё будет в порядке. Блейз ничего не ответил. Драко почувствовал, как тяжёлая тишина расползается по огромному пространству его лишённого стен разума. На земле оставалось немного щебня. Он сможет восстановить стены. Со временем. Но прямо сейчас у него было дело поважнее, чем складывать в голове осколки разрушенных кирпичей. Он должен найти Грейнджер. — Разве ты не должен лечить здесь людей? — рявкнул Драко, отрывая Блейза от его мыслей. Забини поднял с пола планшет, поправив на нём бумаги. — Да, но… — Приступай! — Драко щёлкнул пальцами и стиснул зубы от пронзившей руку боли. — У меня есть дела, и больничная койка в них не входит. Блейз вытащил палочку из кармана целительской мантии, а затем в нерешительности замер. — Что теперь? — зарычал Драко. Блейз поджал губы. — Когда тебя доставили, я провёл диагностику… — Блейз, сейчас не время говорить мне прекратить пить. Я знаю, ладно? Прекращу. Я просто… — Что с твоей рукой? Мышцы на руке Драко подскочили и напряглись, предавая его бесстрастную маску. — Ничего. Блейз нахмурил брови, и они отбросили на его глаза тень. — Как и в ситуации с ногой, если ты расскажешь мне, что случилось, у меня будет больше шансов правильно тебя вылечить. — Я не нуждаюсь в лечении. — Нервы в твоей руке с этим не согласны. — Виски помогает им оставаться в строю. — Они не остаются в строю, — возразил Блейз. — В этом-то и дело. Драко изнутри охватила холодная паника. Что с ними? Он знал, что проклятие теперь действует на него сильнее и на возвращение магии требовалось всё больше и больше времени, но она возвращалась. Всегда возвращалась. Блейз подошёл ближе к Драко. — Это твой отец? Драко резко выдохнул. — Нет. Блейз переложил планшет в другую руку. — Это… знаешь… Гневно взглянув на своего друга, Драко скривил губы. — Нет. И не спрашивай о нём. — Ладно, — быстро сказал Блейз. — Но, Драко… — Малфой тяжело вздохнул. — Кто бы это ни был… что бы это ни было… — Заткнись нахуй, Блейз, ладно? — Драко снова откинулся на спинку кровати. — Я знаю. Знаю, блядь. Блейз на некоторое время замолчал, и Драко закрыл глаз, надеясь, что Забини не будет настаивать. Он ни черта не хотел этого слышать. Он не хотел говорить Блейзу, что делает. Потому что это единственное, что помогало, когда выжженная дыра в груди стала слишком большой и даже спиртное не могло её заполнить. Он не хотел, чтобы Блейз его жалел. Он не хотел ничего, кроме Грейнджер. — Мне нужно будет капнуть немного экстракта бадьяна на твою ногу, и раз мы теперь знаем, что причина ран на руке и ноге разная, я смогу довольно легко тебя вылечить. Следующие несколько минут Блейз чередовал наложение исцеляющих чар с каплями бадьяна на ногу Драко, пока кожа стягивалась. Он смотрел на эту глубокую рану. Ногу покрывала тёмная кровь, и было видно мясо. Он заглядывал внутрь себя, и, блядь, он был отвратителен. Кожа — мягкая, розовая и припухшая — сомкнулась. Ещё один шрам. Охуенно. Блейз быстро разобрался с его лицом, и Драко несколько раз моргнул, когда глаз снова открылся, из-за чего комната стала ещё ярче, чем раньше. Стены при полном зрении выглядели ничуть не лучше. Нога теперь могла выдержать его вес, и он хотел уйти отсюда и никогда больше не возвращаться. К черту это место и всех, кто в нём находился. Кроме Блейза. Он должен быть добрее к Блейзу. Но Блейз сейчас вёл себя как надоедливый маленький засранец. Нет. Совершенно. Он пытался помочь ему, это Драко вёл себя как надоедливый маленький засранец. Даже не маленький. Он вёл себя как гигантский ёбаный… — Блядь! — Это ты сломал его, а не я, — уклончиво сказал Блейз, когда кости в мизинце Драко встали на место и соединились. Тёмные синяки на пальцах исчезли, и кожа, перейдя из фиолетового к красному, а дальше к зелёному и жёлтому, добралась, наконец, до обычного бледного оттенка. Какая-то пародия на радугу. Драко покрутил рукой и сжал её в кулак. Всё ещё функционировала. — Чертовски больно, — проворчал он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало благодарности. Драко видел напряжение на лице Забини, когда его глаза снова метнулись к метке. Семья Блейза была не такой, как у него. Он не наследник, он сам добивался того, чего хотел. Драко никогда даже не думал о карьере, за исключением мечты о профессиональном квиддиче. И даже она исчезла в лето после четвёртого курса, когда он вернулся домой. Он — Малфой, и это много значит. Драко посмотрел на свой перстень. Печатка его семьи определила его судьбу почти так же, как и метка. У Малфоев было место в обществе и имя, которое нужно поддерживать. Если кто-нибудь когда-нибудь узнает, что он трахался с грязнокровкой и имел с ней что-то большее, от него отрекутся. Возможно, убьют. И всё же Андромеда это сделала. Он надеялся, что она снова сбежала. Драко не отрывал взгляд от своей руки. У него никогда не получится. Он просто будет просить Блейза снова собрать его по кусочкам, пока однажды не умрёт на службе у своего Повелителя. Сколько раз Блейз уже исцелял его руку? Сколько раз Блейз варил ему антипохмельное зелье? Сколько раз Блейз просто сидел с ним в темноте их комнаты, пока Драко смотрел на чёрную деревянную стену, медленно строя в своей голове белые мраморные? — Вот это нужно будет применять следующие нескольких дней, чтобы внутри всё зажило. Раны оборотня прокляты, так что… Драко провёл рукой по бедру, чувствуя линию свежей кожи. — Знаю. Со шрамом ничего нельзя сделать. — Прости… — Стоп, — приказал Драко, понизив голос. — Всё уже сделано, — он свесил ноги с кровати и натянул брюки, затем рубашку и бригандину. — Тебе правда стоит остаться… — Нет, мне нужно идти. — Драко, ты только что очнулся. — Ага, и потратил всё время на выслушивание твоей болтовни, сука. Как долго я уже здесь? Блейз запнулся, открывая и закрывая рот. Сердце Драко ёкнуло. — Сколько, Блейз? Как долго я здесь? Блейз сжал планшет. — Твои раны были обширными, и без информации о том, следствием какого проклятия или существа они явились, мы были ограничены в способах лечения, пока ты не очнёшься… — Чёрт возьми, Блейз! — Сегодня Сочельник. Сочельник. Ёбаный Сочельник. Драко здесь уже два дня. А Грейнджер ещё там, и с каждой секундой она удалялась всё дальше и дальше. Тик. Тик. Тик. Блядское тиканье, как же он его ненавидит. Драко вскочил на ноги, игнорируя остаточную боль в бедре, и навис над Блейзом, убивая его взглядом. — Отдай мне мою палочку. И свали с моего пути. Блейз твёрдо встретил его взгляд. — Ты ранен, Драко. Тебе нужен отдых, тебе нужно исцелиться. — Мне нужно… — Ты не можешь вот так уйти. Только посмотри на себя! — повысил голос Блейз. Драко сомневался, что когда-нибудь слышал, чтобы его друг раньше так кричал. Он был в некотором роде прав: Драко чувствовал себя дерьмово. Нога пульсировала, и его состояние было далеко от здорового, даже несмотря на исцеление. — Нравится тебе это или нет, но теперь ты один из моих пациентов… — Я слуга Тёмного Лорда, — прорычал Драко. — А не один из твоих херовых пациентов. Выражение лица Блейза стало бесстрастным. — И что из этого? Ударишь меня? Проклянёшь? Убьёшь? Он не хотел причинять боль Блейзу. Шок от этой мысли пронзил его насквозь. Впервые за несколько недель он не хотел видеть, как человек перед ним кричит от боли. Блядь, он не хотел ничего из этого. Он не хотел сражаться с оборотнями, не хотел тащиться по холоду и направлять палочку на любого, кто встанет у него на пути. Он хотел только её. Сколько ещё ему придётся продолжать поиски? Неделю? Месяц? Год? Он найдёт. Неважно, как сильно он ненавидел это, он не остановится. Что ещё ему оставалось делать? Служить Тёмному Лорду? Это то же самое дерьмо, только таким образом он хотя бы что-то из этого извлечёт. У него больше не было школы. Не было квиддича. Даже друзей не было. Но будет она. Так или иначе, он вернёт Грейнджер. Драко натянул ботинки. Нога скользнула в обувь и приземлилась с мягким стуком, когда он, уставившись вниз, вдавил каблук в пол, тихо сидя в темноте своего разума, поднимая грубый камень и бросая его в пустоту. Как только он её вернёт, больше не будет пусто. Как только он её вернёт, больше не будет больно. — Вот, — Блейз протянул палочку. Увидев древко, Драко с жадностью выхватил его у Забини. Проведя по палочке пальцами и убедившись, что она цела и невредима, Драко поднял глаза и увидел проблеск разочарования на лице мулата. Они увиделись первый раз с лета, и кто знает, когда им доведётся встретиться вновь? Драко закутался в мантию и направился к двери. — Мне… мне нужно кое о чём позаботиться, но, может, — Драко сделал паузу, — может, у тебя получится заглянуть как-нибудь вечером, и мы… поиграем в шахматы. Губы Блейза дёрнулись в подобии ухмылки. — Конечно. Я свободен в четверг. Драко кивнул. — Тогда увидимся.***
Белый снег хрустнул под тяжестью его чёрного ботинка, и Драко поднял воротник до ушей. Мать твою, как же здесь холодно. Но ничего, он выдержит, потому что совсем скоро рядом будет Грейнджер. Согреет ему постель, и он сможет погрузиться в её горячее тело, забывая о жестокости мира. Предастся мягкой сладости, прикосновения которой он так долго не ощущал. Лишь этой мысли оказалось достаточно, чтобы кровь сгустилась и горячее возбуждение прокатилось по венам вниз. Спокойно, мальчик, знаю — она близко. В лесу было тихо, слой снега заглушал все звуки, и под его белой пылью высокие деревья становились ещё темнее. Казалось, будто мир перестал двигаться под снежным покровом, словно всего на несколько мгновений всё было на своих местах. Спокойно, тихо и холодно. Но нет. Если бы всё было на своих местах, Грейнджер бы вжималась в ближайшее дерево, а он бы выбивал из её горла стоны, что проходились горячим дыханием его имени у шеи. Он будет трахать её до бесчувствия, как только его руки коснутся её. Обовьются вокруг неё. Погрузятся в неё. И никогда не отпустят. Она станет его рождественским подарком самому себе. Она не отойдёт от него, пока он не наиграется, лишь после этого разрешит ей уснуть в его объятиях, а на утро снова трахнет. Благодаря этим мыслям скитание по холодным лесам в рождественский день становилось пиздецки стоящим. Чёрт, ему нужно найти её. Немедленно. — Сюда, босс! — позвал Фергус, и Драко резко повернул голову в ту сторону, откуда доносился густой, с акцентом голос волка. Он поднимал что-то с земли, стряхивая с этой вещи снег. Драко с треском оказался рядом, выхватил у Фергуса предмет и вонзил в него пальцы. Пальто. Её пальто. Драко поднёс его к лицу и глубоко вдохнул. Твою мать, оно пахло совсем как она. Ваниль и корица. Чёрт, это она, это реально, и эта реальность здесь, в его руках. Сердце настолько сильно сжалось внутри, что его биение начало причинять боль. Драко присел на корточки и провёл руками по толстым корням. Грейнджер. Грейнджер сидела прямо здесь, у подножия этого дерева. Что она тут делала? Думала о нём? Снег был свежим, но Драко был уверен, что здесь было очень холодно. Почему она сняла пальто и не забрала? Ей стало жарко? Кто-то… Стоп. Нет. Никто больше к ней не прикасался. Она бы этого не сделала. Она могла сбежать, бросить его и спрятаться. Но она бы не дала кому-то другому… — Это она? Та, за кем мы охотимся? — Фергус понюхал воздух. Драко подтянул её пальто ближе к себе, прижимая его к груди, и ухмыльнулся Фергусу. — Та, за кем я охочусь. — Ага, — вежливо сказал Фергус, когда Донован присоединился к ним. — Именно это я и сказал. Драко скривил губы, почувствовав поток холодного воздуха, что врезался в кожу, и сложил пальто Грейнджер, засунув его себе под мышку. — Я нашёл это, — Донован бросил порванный розовый шарф, который Драко легко поймал, сжимая в руке. — Но на нём два запаха. — Два? — он снова повернул голову к Доновану, который поправлял меховой воротник своего пальто. Хотя бы на этот раз, видимо, из-за обилия снега, он соизволил надеть чёртову рубашку. — Да, парня и девчонки, — он пожал плечами. — Что ты нашёл, Фергус? Пока волки обсуждали свои находки, Драко пробежал пальцами по шарфу. Два запаха. Грейнджер и… угх. Драко не знал, чей он был, но у него были мысли. Ужасные мысли насчёт того, что он сделает, если когда-нибудь снова столкнётся с этим рыжим придурком. Драко засунул шарф в карман. Если Уизли на нём повесить, то ужасное настроение из-за того, что её чёртов шарф был пропитан запахом этого уёбка, немного улучшится. Совсем скоро Грейнджер с ног до головы будет пропитана им. Чтобы доказать, что она принадлежит ему, Драко оставит на шарфе нечто большее, чем какую-то вонь. Чёрт, он покроет всю её поцелуями-укусами, что оставят за собой следы синяков; будет продолжать это делать, пока она не захнычет и не замурлычет. Тогда он сжалится над своим бедным котёнком, и залижет покраснения от своих меток на её мягкой коже, и царапнет зубами, подталкивая к краю безумия, с которого она рухнет вместе с ним. Он оглядел белый лес, подставляя себя зимнему холоду, чтобы тот остудил его разгорячённую кровь. Драко вытащил палочку и сотворил отслеживающее заклинание, пытаясь определить, не использовались ли в этой местности какие-либо тяжёлые чары, и… да. Что-то было. Купол. Барьер. Защита и сокрытие. Они накладывались друг на друга — чары сокрытия покрывали охранные заклинания, а щитовые защищали дезиллюминационные. Такое было под силу только Грейнджер — соединить их, чтобы они сплелись и усилили друг друга. — Умная маленькая ведьма, — Драко ухмыльнулся. Солнце быстро садилось — дни были короткими, и Драко огляделся, серыми глазами уловив едва заметное движение порхающей между деревьями птицы. Мимо пронёсся холодный ветер, но Малфой не почувствовал. Он не чувствовал ничего, кроме поднимающегося внутри него жара. Впервые за столь долгое время чувство жжения в груди не было похоже на незаживающую рану. Оно было тёплым, горячим и… живым. На секунду ему показалось, что он снова в Запретном лесу с Грейнджер, она лежит на мшистой земле, нежно целует его и проводит ногтями по сухожилиям его шеи и волосам, притягивая его к себе и прижимаясь к нему всем телом. Льющийся на них с верхушек дневной свет вспыхнул внутри Драко, воспламеняясь в ад, который опалил и обуглил его душу. Это сделала Грейнджер. Заставила его почувствовать эту… любовь, которая никуда не уйдёт. И если она не уйдёт, то у Грейнджер тоже не получится. Она хотела быть с ним. Она сама сказала, что больше никогда не хочет его бросать. Она его любила. Она любила его. И он любил её. Чёрт, как же он любил её. Он любил её так сильно, что это чувство поглощало его, овладевало каждой клеткой его тела. Он был готов на всё, чтобы она была с ним, даже стать предателем крови и наложить на неё империус. Он пытал людей, калечил людей, похищал и продавал людей. Он делал всё это, чтобы с ней ничего из этого не случилось. Грейнджер рассчитывала на него. Грейнджер нуждалась в нём. И, чёртов Салазар, ему она тоже очень нужна. Ему нужно поцеловать её, почувствовать, как раскрываются её мягкие губы, и ощутить эту сладость. Ему нужно снова запустить руки в её кудри, скользнуть по стройным изгибам её тела и коснуться каждого его грёбаного дюйма. Нужно, чтоб она обхватывала его ногами и руками — всем. Нужно услышать, как она выдыхает его имя и говорит, что все те тёмные мысли, что кружили в его голове последние полгода, были безумными, просто сумасшедшими. Нужно услышать её слова любви. Что она любила его, любит до сих пор и будет любить всегда. Драко отвернулся от Донована и Фергуса и закрыл глаза, чувствуя, как холодный воздух обжигает лицо. Он резко контрастировал с жаром, потребностью и блядскими чувствами, что поднимались в нём, словно языки пламени, облизывающие каменную стену. Она всё ещё любила его. Должна была. Она просто… блядь, должна. Грейнджер была хорошей девочкой и всегда делала то, что от неё требовалось. Это она тоже могла сделать. Даже если думала, что больше не любит его, Драко был уверен, что это не так. И он покажет ей — как раньше. Всё будет так же, как раньше. Лучше, потому что теперь они не будут прятаться в Запретной секции для быстрого перепиха. Нет, теперь у него будет целая кровать, к которой он мог её привязать и не отпускать. Никогда. Чёрт, он бы вставал с неё лишь для того, чтобы сказать ей ползти к нему на четвереньках. И для обязанностей перед своим Лордом. Он всё равно будет связан службой, но… всё это будет для того, чтобы защитить её. Закончить войну, чтобы они могли продолжать жить. Грейнджер умная, она поймёт. Примет, что он делал всё это ради неё. Чтобы они были вместе и чтобы она была в безопасности. Грейнджер рассчитывала на него, и он не подведёт. Драко поднял палочку, рассекая воздух в попытке найти край её барьера. Он был слабым, едва заметными. Она уже пошла дальше. Глубоко внутри завязался тугой узел. Он опоздал, она ушла. Но Драко больше не позволит ей улизнуть от него — он прошёл весь этот путь не для этого. Но он знал, как сейчас чувствуются её защитные заклинания, знал, как она их прячет. Его волки учуяли её запах, и они смогут выследить её, куда бы она ни побежала. Заледенелая ветка хрустнула под тяжестью его чёрного ботинка. Он выяснил, как она прячется, у него получится это и во второй раз. И теперь он поймает её.***
Снег затруднял бег, прилипал к ботинкам, которые скользили при каждом шаге, но Гермиона не останавливалась. Она не могла. Секунда колебания, лишь один неверный шаг, и он догонит её. Поймает. Гермиона втягивала морозный воздух, чувствуя, как он застывает внутри. Горло горело от судорожной работы лёгких, поэтому она старалась дышать коротко, чтобы холод не украл тепло из груди. Это казалось невозможным во время бега — поддерживать такой темп и ограничивать себя в естественных потребностях. Гермиона чуть не врезалась в дерево. Ухватившись за ствол, чтобы не упасть, она переступила через корни, едва выглядывающие из-под снежного покрова, и снова рванула вперёд. Она понятия не имела, куда бежит и бежала ли от него до сих пор. Обычно она слышала его шаги позади. Иногда, осмеливаясь оглянуться через плечо, Гермиона мельком видела его металлическую маску, но сегодня он ни разу не попал в поле её зрения. Однако она чувствовала его. Густой и покрывающий весь лес, словно белый слой снега, сверкающий в темноте деревьев, он был здесь. Везде. Неминуемо. Неважно, сейчас она не собиралась останавливаться. В лесу было темно, и казалось, что деревья появлялись из ниоткуда — выпрыгивали из бездны и преграждали ей путь. Они приближались, становились темнее, образуя коридор с одним входом и одним выходом. Гермиона ускорилась. Быстрее, сильнее, на грани своих возможностей. Потом она увидела его. Сцепив руки за спиной и широко расставив ноги, он просто стоял перед ней, а плотная чёрная мантия развевалась вокруг его тела. Его металлическая маска, словно серебро, сияла во мраке леса. — Я же сказал, что приду за тобой. Голос прозвучал совсем рядом с ней, хотя Гермиона находилась на приличном расстоянии. Она должна перестать убегать. Она должна повернуться. Должна сделать что угодно, только не судорожно втягивать в себя ещё один ледяной поток воздуха и продолжать бежать к нему. Даже если при виде него её сердце сделало огромный кульбит, совершенно не имеющий отношения к измотанности от быстрого темпа движений. Гермиона посмотрела по сторонам — между двумя деревьями была небольшая щель, и, не раздумывая, она повернулась и побежала в том направлении. Через секунду за спиной послышались его тяжёлые шаги, приминающие снег. Она бежала очень быстро, но белые хлопья падали, с каждым мигом становясь гуще, и, не успев понять, она замедлилась, оказываясь бессильна в схватке с сугробами. — Моя. Его обтянутые перчатками руки сомкнулись на ней, и Гермиона рухнула вниз, придавленная телом Пожирателя Смерти. Он перекатился, увлекая её за собой, чтобы рассеять инерцию их падения, и прижал к себе, не давая ей удариться о землю. Гермиона чувствовала сильную хватку его мощных рук, что стискивали её, пока она не оказалась придавленной к мягкому снежному сугробу, пойманная в ловушку телом её Пожирателя Смерти, серебро глаз которого просачивалось сквозь маску. — Драко… Маска исчезла. Как и снег. Как и всё остальное — всё, кроме Драко. Он коротко ухмыльнулся, а затем погрузился в неё, полностью заполняя. Гермиона выгнулась, подстраиваясь под движения. Её пронзительный стон смешался с его рыком, и он отстранился, чтобы снова ворваться в неё. Всё было именно так, как она помнила. Его руки, крепко стискивающие её тело, хватающие щёки, тянущие за волосы. Веером касающееся губ дыхание, когда он склонял к ней голову. Тяжесть его тела и запах его кожи… мягкий и крепкий, словно свежий пергамент. Всё, по чему она скучала, здесь — всё сразу. — Блядь, Грейнджер, я скучал по этому, — выдохнул Драко. — Такая тёплая и влажная для меня. И это так. Для меня, верно, котёнок? — хрипло спросил он, глядя на неё из-под тяжело нависших век, что прикрывали его окружённые ртутной радужкой зрачки. Она захныкала, не в силах произнести ни слова. Не сейчас. Не тогда, когда он находился здесь, и, о боже, всё было так хорошо. Она уже очень давно не ощущала подобного. Удивительное, лишающее рассудка чувство, прилив тепла, крови и искр, что дарил ей только Драко. Всегда только Драко. — Скажи, — прогремел он, пока двигал бёдрами, полностью погружаясь в неё. — Скажи, что это всё моё. Что ты моя. Зажмурившись, Гермиона откинула голову назад и распахнула губы, хватая ртом воздух, когда Драко вошёл глубже. Их тела буквально сливались друг с другом, и девушка сомневалась, что после этого у них когда-нибудь получится разъединиться. — Скажи мне, чёрт, Грейнджер… Блядь, скажи, что ты всё ещё моя. — Твоя, — выдохнула она и разомкнула веки, впиваясь взглядом в его мягкие серые, словно дождь, глаза. — Я всегда буду хотеть только тебя, Драко. Только тебя. Драко врезался в неё, и Гермиона вскрикнула. Этот звук заглушился рёвом, которой слабел по мере усиления его толчков. Она глубоко вдохнула, готовясь к волне удовольствия, которая вот-вот должна была накрыть её, и… Гермиона подскочила, резко втянула в себя воздух и оторвала голову от книги, за чтением которой заснула. Книги магических чар, которую она взяла на всякий случай. На случай, если будет скучать по нему и захочет ощутить аромат пергамента, всегда исходящий от его кожи. Сегодня Гермиона вытащила этот фолиант, перечитывая интересующие её главы и расслабляясь с каждым глубоким вдохом. В лёгких не хватало воздуха, а лоб был влажным от пота. В действительности же она не бежала и не… делала этого, но грудь до сих пор тяжело вздымалась, а лицо заливал жар. И не только лицо. Боже. За последние несколько месяцев ей столько всего снилось, но никогда чего-то подобного. Может, у неё температура. Драко в её голове оказался прав: проснувшись на следующее утро, после того как оставила пальто в лесу, Гермиона почувствовала ломоту в теле, озноб и боль в горле. Гарри помог. Он заварил чай и подежурил за неё, благодаря чему ей постепенно становилось лучше. Гермиона подумала о том, чтобы сварить бодроперцовое зелье, но их запасы подходили к концу. В маггловском мире в детстве она выздоравливала без помощи зелий, поэтому сейчас она тоже сможет. Гермиона слегка кашлянула, чтобы прочистить горло, и встала, чувствуя некоторое раздражение, что проснулась до окончания происходящего во сне, но, судя по почти догоревшей свече, стоящей на столе, было уже поздно. Гарри, должно быть, дежурил уже несколько часов, он тоже заслуживал немного отдохнуть, прежде чем свалиться с той же простудой, что и она. И они оба до сих пор не могли отойти от событий в Годриковой впадине. Гарри согласился помочь ей попытаться как-то найти Драко, если она согласится отправиться с ним в Годрикову впадину, чтобы навестить могилу его родителей. — Нас вполне могут убить. Я хочу это сделать… Нет, должен сделать, — объяснил он, и Гермиона согласилась. Она знала, что Гарри хотел отправиться в Годрикову впадину с начала поисков, и она должна была признать, что там могут быть какие-то подсказки о местонахождении меча. Кроме того, у них не было других вариантов, и поэтому план был составлен с учётом всех возможных мер предосторожности. Этого оказалось недостаточно. Она сглупила, отправившись с Гарри в дом Батильды Бэгшот и позволив ему в одиночку подняться наверх вместе с ней. Гермиона считалась умнейшей ведьмой своего поколения, почему она не разгадала уловку, которую придумал Тот-Кого-Нельзя-Называть? Конечно, он использовал бы кого-то вроде Батильды Бэгшот. Кого-то, кто был близок и к Дамблдорам, и к Поттерам. Они должны были знать, они должны были это предвидеть. Они дорого заплатили за свой просчёт. В руке ощущалась странная пустота, когда Гермиона вышла из палатки, оглядываясь в поисках тёмных волос Гарри на фоне заснеженного пейзажа. Они использовали её палочку по очереди. Хотя они уже приноровились, но Гермиона знала, что потерять оружие для Гарри оказалось сильным ударом. Она могла только представить свою беспомощность, останься она без неё. Ей пришлось бы полагаться на другого человека. Из-за огромного количества снега они решили реже переносить палатку. Теперь, вдвоём, это было трудно — тем более с одной палочкой. По крайней мере, Гарри, как и она сама, вырос среди магглов и не так сильно полагался на магию, как тот, кто рос в волшебном мире. Она намеренно не думала ни о ком конкретно и определённо не произносила в уме никаких имен. Гермиона засунула руки под мышки и, слегка шмыгая носом, отошла немного дальше в попытке понять, куда подевался Гарри. Поскольку завтра они не планировали переносить лагерь, она подумала, может, им стоит попрактиковаться в беспалочковой магии. На простых заклинаниях и чарах. Может, это немного подняло бы ему настроение, а для неё не было бы слишком истощающе в физическом плане. Возможно, поменявшись с Гарри, она захватит с собой на дежурство несколько книг по теории магии и почитает их. Он наверняка уже устал, а Гермиона, несмотря на приятный сон, не была готова вернуться к нему и к боли в груди, что осталась после той сцены. Куда Гарри подевался? Гермиона вгляделась в лес: сегодня он был тёмным, освещаясь лишь бледными лучами звёзд. В полнолуние они на всякий случай всегда старались разбивать лагерь поближе к городам, но с наступлением новолуния она выбрала место глубоко в лесу Дин, который на некоторое время мог их скрыть. Сегодня этот лес вытянул из глубины её сознания воспоминания о маме и их походе сюда. Гермиона вытерла нос рукавом свитера и постаралась не думать о свежевыжатом апельсиновом соке, который всегда делала её мама, когда она в детстве болела. В последний раз они с Гарри плотно ели несколько дней назад. Может, переместив палатку куда-нибудь поближе, они смогут проникнуть ещё в какой-нибудь маггловский супермаркет. Однако такое проворачивать становилось всё опаснее, и после Годриковой впадины Гермиона была рада спрятаться глубоко в тёмном лесу, где никто в здравом уме не подумал бы их искать. Но темнота ночи обернулась против неё. Как ей в такой черноте найти Гарри? И без палочки? — Гарри, — пробормотала Гермиона. Её пробирало раздражение, что он заставляет её тащиться по снегу и искать его. Большая снежинка упала на ресницы, и Гермиона быстро моргнула, сбросив её на щеку, где она растаяла от тепла, оставив прохладный поцелуй на коже. Она почувствовала прилив крови к голове и подумала, не поднимается ли у неё температура. Перед ней поднялся шквал, и Гермиона вздрогнула, когда всё вокруг стало белым, на секунду затуманив зрение. Как только всё вернулось в норму, она увидела слабые следы на снегу и рванула вперёд, идя за ними. Они вели прямо к границе их защитных заклинаний. И направлялись в ледяной лес. — Гарри! — хрипло и скрипуче выкрикнула Гермиона в чёрную ночь, но никто не отозвался. Она этого и не ожидала: установленный вокруг лагеря барьер заглушал любой шум изнутри. Она могла кричать во всю глотку, но всё равно осталась бы не услышанной, даже если бы он стоял совсем рядом с другой стороны — это прозвучало бы не громче, чем если бы она спокойно рассказывала о своих планах на новый год. Не то чтобы у них были какие-то планы. У них до сих пор не было ни меча, ни реальной подсказки о том, где искать дальше. Найти Драко сейчас казалось таким же невозможным, как и отыскать меч. После рассказа Гарри о башне, Гермиона была уверена, что если бы она могла просто снова поговорить с Драко, то всё получилось бы начать с того места, где остановилось. Ведь он пытался помочь Дамблдору, наверняка это означало, что он изменился? Но у неё и раньше была в этом огромная уверенность, и правда разбила её сердце на такое количество маленьких осколков, что собрать было невозможно. Единственное, что ей оставалось, — это сгрести их все в кучу на задворках сознания и попытаться игнорировать ноющую пустоту, что осталась после ухода Драко. И лишь на секунду сегодня эта боль прошла, когда он вернулся, даже если это был лишь сон. Но всё казалось таким реальным. Наверное, за это нужно благодарить температуру. Гермиона снова вздрогнула и на этот раз не от холода. Она подождала у барьера, потирая друг о друга ноги и ещё сильнее поджимая руки под мышками от холода, прежде чем выдохнуть поток белого пара и смело переступить за границу чар. Внутри поднялось гриффиндорское мужество, и Гермиона откинула голову назад, отбросив заснеженные кудри с лица, пока быстро маневрировала между деревьями, оглядываясь в поисках любых следов Гарри. Она понимала, что идти сюда рискованно, но сейчас их было только двое, и что ей оставалось делать? Стоять и ждать, когда Гарри может понадобиться её помощь? Он был не из тех людей, которые могут её бросить. Некоторое время она шла по его следам на снегу, но, когда её окружили густые вечнозелёные деревья, слабый свет от звёзд наверху оказался перекрыт. Гермиона пробралась сквозь запорошенные белыми хлопьями ветви, выходя с другой стороны на свежий, нехоженый снег. Она потеряла его след. — Блин! — зашипела Гермиона, а затем закашлялась, когда холодный воздух ударил ей в горло. Она уже собиралась повернуться и направиться обратно в чащу, когда услышала отозвавшееся эхо какого-то звука в пустом лесу. Низкое, гудящее рычание. Гермиона развернулась, пытаясь понять, откуда оно доносилось, но было слишком темно, и после двух с половиной оборотов все деревья начали выглядеть одинаково. Знакомое скручивающее чувство внутри усилилось, и Гермиона попыталась не нервничать, как делала это в Запретной секции, когда полки двигались и менялись, пытаясь сбить её с толку и заманить в ловушку. Ей просто нужно было сохранять спокойствие и мыслить логически, и она сможет выбраться. Сможет найти выход. До того, как её саму найдут. Гермиона очень медленно отступала назад, слыша, как снег хрустит под ботинками гораздо громче, чем казалось минуту назад. Тело с каждым шагом напрягалось всё больше. Она была здесь одна и без волшебной палочки. Но она не слишком далеко ушла от барьера. Если она сможет вернуться и спрятаться, всё будет хорошо. Почему, во имя Годрика, она вообще решила пойти сюда в одиночку?! Если бы Драко до сих пор находился в её голове, он бы огрызался и кричал. Затем сказал бы ей тем самым глубоким, повелительным голосом повернуть обратно, вернуться в гущу тёмных деревьев, убежать подальше от того, кто находился здесь. И успокаивал бы, пока она искала обратную дорогу к палатке. Но Драко здесь не было. Она была одна. Гермиона медленно опустила руки, готовясь бежать, если понадобится, и осторожно повернулась к тёмному лесу, из которого вышла. Прямо перед тем как направиться обратно, она увидела чей-то чёрный силуэт, показавшийся на её пути. Крупный мужчина в пальто на меховой подкладке и с лохматыми каштановыми волосами. Он глубоко втянул в себя воздух, провёл руками по ветвям, сквозь которые она пробиралась, и поднёс пальцы к носу. Гермиона застыла, окружённая падающим снегом. Он пока не видел её. Она даже не осмеливалась дышать, чтобы до него не дошло движение порыва ветра и он не посмотрел в её сторону. Но Гермиона должна была что-то сделать. Она не могла просто стоять здесь и ждать, пока он найдет её. У неё не было возможности защититься, а он преграждал ей путь назад. У неё оставался только один выход. Бежать. Гермиона понимала, что в нынешнем состоянии она не сможет оторваться или обойти его, вернувшись в палатку, но она могла добраться до Гарри. Этот человек или, что более вероятно, люди наверняка тоже охотились за ним, поэтому они с Гарри должны держаться вместе, если хотели выбраться. Она нуждалась в Гарри, а Гарри нуждался в ней. Сейчас у них никого не было, кроме друг друга, и она не отпустит того, кого любила. Гарри единственный, кто у неё остался. Гермиона повернулась и побежала в надежде, что сможет найти Гарри раньше них. Всё было так, будто её сон воплотился в жизнь самым ужасным образом. Она бежала через лес, ветви рвали свитер, снег замедлял движения, но она не давала себе замедляться. Воздух был холоднее, чем во сне, остужал и разрывал её больное горло, когда она тяжёлыми, судорожными вдохами глотала его. Было темно — очень темно. Деревья выскакивали прямо перед глазами. Ныряя в темноту, Гермиона едва могла уворачиваться от них. Она поскользнулась на обледенелом участке. Хотя она успела выставить руки, но ударилась ими о ствол дерева, проехавшись по снегу и поцарапав щеку. От толчка вверх мышцы загудели. Карабкаясь, Гермиона подвернула лодыжку и закричала, зажимая рот рукой, чтобы заглушить шум. Было уже слишком поздно. Голоса рассекли холодный воздух, и Гермиона поспешно проверила лодыжку. Она болела, но вполне терпимо. Гермиона глубоко вдохнула холодный воздух, чувствуя, как он обжигает лёгкие. Она могла продолжить бежать. Её поведёт чувство собственного достоинства — она не из тех, кто так легко сдаётся. Гермиона знала, что произойдёт, если егеря поймают её. Если они приведут её к Амбридж, то её наверняка узнают и передадут Пожирателям. Они будут пытать её, чтобы получить информацию о Гарри, и, если Лорд Волдеморт узнает, что они охотятся за крестражами, всё, что они делали, будет напрасным. Месяцы в бегах, неудавшаяся попытка восстановить дружбу с Роном, обливиэйт родителей и вся душевная боль, через которую она прошла… она не позволит, чтобы сейчас у неё отняли всё, от чего она отказалась. Деревья впереди становились тоньше и, казалось, переходили в поляну. Гермиона посмотрела назад, не в силах ничего разглядеть в темноте, затем повернулась обратно, пытаясь оценить открывшуюся впереди местность. Это был замёрзший пруд. Гермиона прищурилась, увидев, что лёд проломлен. Она не успеет обойти его весь, не попавшись в лапы преследователей, но и рисковать перебегать по прямой тоже нельзя, так как она может провалиться в воду. Гермиона развернулась, направляясь дальше в лес. Теперь деревья становились гуще, и Гермиона чувствовала, как ноги погружаются в снег, с каждым поспешным шагом ударяясь о замёрзшую землю. Было трудно дышать, она глотала ледяные вдохи, разрывая больное горло, и вытирала капли воды от растаявшего снега со своих пылающих щёк. От лодыжки вверх поднималась пронзающая иглами боль, и она начала невольно замедляться. Нет, нет, нет! Слева от неё кто-то был, шёл ей навстречу, поэтому Гермиона резко повернулась, ухватившись за дерево, чтобы не упасть, и осторожно перенесла вес на вывихнутую лодыжку, пытаясь поторопиться. Голова от быстрого движения закружилась, и Гермиона подавила кашель. Перемена направления вроде как обманула преследователя, но она понимала, что её очень скоро догонят, учитывая её нынешнее состояние. Она тяжело дышала. Грудь горела от низкой температуры в лёгких, а от лодыжки распространялась боль, делая походку неровной. Перенеся весь вес на неповреждённую ногу, Гермиона вдруг почувствовала, что поскользнулась. Под снегом был лёд — скрытая лужа среди перекрученных, узловатых корней деревьев. Гермиона упала лицом вниз. Рука провалилась в снег, ударившись о замёрзшую землю, чтобы предотвратить столкновение, но слишком медленно — её голова уже врезалась в один из обнажённых корней, отскочив от него. Ото лба до затылка всё прошибло болью, и из груди вырвался весь оставшийся воздух. Гермиона полностью обмякла, рухнув в снег. Боже, всё болело. Было такое чувство, будто заснеженные корни и камни нашли каждую кость в её теле и впечатались в них, пока усталые мышцы невероятно ныли. Деревья кружились, и с каждым быстрым ударом сердца голова Гермионы начинала всё больше пульсировать. Хватаясь за ствол, она подтянулась и тяжело опёрлась на него. Она больше не могла бежать. Даже дышать нормально не могла и чётко видеть. В таком состоянии она ни за что не найдёт Гарри. А даже если и найдёт, то, возможно, приведёт прямо к нему егерей. Если у неё получится спрятаться, может, они пройдут мимо. Может, у неё выйдет доковылять до палатки, и, может, Гарри к тому времени уже вернётся. Годрик милостивый, почему она пришла сюда без палочки?! Гермиона прислонилась спиной к дереву и расслабилась. По крайней мере, если её схватят, Гарри сможет сражаться. У него был медальон. Он сможет продолжить миссию. Возможно, найдёт кого-нибудь вроде Ремуса и заручится его помощью. Она сомневалась, что Рон в ближайшее время вернётся. Рон… Неужели последними его словами ей действительно будут эти? Горло сжалось и вспыхнуло режущей болью от морозного воздуха. Гермиона коснулась своего лица, чувствуя растущую на влажном лбу шишку. Голова была тёплой и припухшей, и девушка поморщилась, прежде чем убрать пальцы. Она старалась уменьшиться, крепко прижалась к коре дерева, чувствуя спиной холодный снег. Гермиона не слышала ничего, кроме затруднённых звуков собственного дыхания, и изо всех сил старалась контролировать его. Когда она сделала несколько больших глотков воздуха, сдерживаясь от кашля, и её зрение немного прояснилось, изменений не произошло почти никаких — в тёмном лесу по-прежнему нельзя было ничего разглядеть, кроме лёгкого блеска снега в свете звёзд и густых скоплений снежинок, падающих с деревьев над её головой. Гермиона расширила глаза, пытаясь что-нибудь увидеть. Ничего, лишь пустая чернота, которая с каждым движением её трясущегося тела приближалась всё ближе и ближе. Затем что-то зашевелилось. Снег зашевелился. Гермиона моргнула, отчего хлопья с ресниц слетели, и сосредоточилась на месте движения. Она бредила? Снег не двигался. Не так. Нет… Это двигался не снег, это двигалась сама тьма. Из груди вырвался резкий вздох, когда она узнала знакомую картину. Большой чёрный ботинок приземлился на мягкий снег, тяжело проваливаясь в него. Потом другой. Снова и снова, длинными шагами. Сердце Гермионы пропустило несколько ударов, а дыхание спёрло. Всё тело замерло, как дерево, у которого она пряталась. Появилась фигура, облачённая в чёрное, и выглядела она ещё темнее, чем лес вокруг. Его выделяла лишь холодная металлическая маска, закрывавшая лицо. Это был сон. Должен был быть. Это был просто кошмар, лихорадка, сказала она себе, ничего больше. Он не… этого не могло быть… Пожиратель Смерти подошёл ближе. Он был высоким, и даже под плотной чёрной мантией она могла разглядеть очертания широких плеч и длинных рук. Рук, которые таили в себе силу и мощь — она это знала. Ноги Гермионы начали подкашиваться, и она сильнее вжалась в дерево, надеясь, что это поможет ей удержаться в вертикальном положении. Он неуклонно приближался к ней, но она не могла пошевелиться. Крепкий холод пробежал по телу, вызвав новый приступ дрожи. Она замерла, оказавшись в ловушке сверкающего серебряного взгляда, скрывающегося под маской. Из его рта вырвался тонкий порыв воздуха, и Гермиона услышала резкий вдох. — Я сказал, что приду за тобой, но… — о боже, она знала этот голос. Этот глубокий повелительный голос. Пожиратель Смерти был всего в нескольких футах от неё, вытаскивая свою палочку из-под мантии. — Ты сама пришла ко мне, да? Сердце Гермионы билось так сильно, что она чувствовала, как разрезал натянутую кожу шеи стук пульса. По ней стекла капля пота, собираясь в выемке у ключиц. Тело сотрясала дрожь, и Гермиона забеспокоилась, что из-за этого движения покажется, будто она кивает. Он поднял палочку и махнул ею перед лицом, отчего маска превратилась в облако разреженного воздуха, и, боже! Гермионе казалось, что она воспаряет к небесам, падает или что-то подобное — что угодно. Но не это. Это казалось нереальным. Не… им. Но нельзя было отрицать, что лицо, которое она столько раз рисовала в темноте своего разума, теперь находилось перед её глазами и смотрело точно на неё. Она бредила. Это галлюцинации. Но она несколько месяцев представляла его в своей голове, и он никогда раньше не выглядел так… реально. Гермиона расширила глаза, стараясь сосредоточиться на чертах лица, которые казались вырезанными из мрамора. Наблюдая, как изогнулись в лёгкой ухмылке губы, как немного разгладились морщины, когда он сделал ещё один шаг к ней, Гермиона уставилась в серебряные глаза, которые никогда не сможет забыть. Глаза, что озаряли её ярче любой звезды в тёмном небе над головой. — Моя девочка.