Саундтрек:
Demons — Missio
butterf(lies) — ALYSSAD
Гермиона на бегу выдыхала белые клубы пара. По идее, при движении должно было быть теплее, но чем дальше она уходила, тем холоднее становилось. Ледяной воздух жёг лёгкие, заставляя задыхаться и замедляться, но она всё равно подгоняла себя. Гермиона не могла остановиться — не сейчас. Оно было прямо за спиной. Со временем её кошмары видоизменились и каким-то образом вернулись к своей ранней форме: то, как Гермиона убегала от настойчивого врага. Только сейчас не было гладкой плитки Отдела Тайн или потёртых камней Хогвартса. Это были неровные проходы, которые казались высеченными в скале. И они были холодными. Гермиона никогда раньше не чувствовала такого холода — ни когда каталась на лыжах с родителями, ни даже когда пряталась с Гарри в лесу. Этот холод пронизывал до костей, забирая тепло из самого мозга. Этот холод, казалось, уже не получится вывести из себя. Чувствовалось как… как безнадёжность. Как ад. Она добралась до конца коридора и увидела небольшую винтовую лестницу, ведущую наверх. Решив рискнуть, Гермиона оглянулась. В темноте было плохо видно, но она слышала. Медленное, но уверенное шарканье, за которым последовал низкий и тяжёлый рык. Он прозвучал почти… по-человечески. Почти. Внутри всё сжалось, и Гермиона бросилась по лестнице. На самом верху она поскользнулась на льду и сильно ударилась о пол. Верхняя ступенька полоснула по животу и выбила из лёгких весь воздух. На несколько секунд потеряв ориентацию, Гермиона пыталась избавиться от помутнения в глазах, что дымкой заволакивало окружающее пространство. Ей нужно было встать, ей нужно было продолжать движение. Она не могла здесь оставаться. Приподнявшись, Гермиона осторожно втянула в себя воздух и тут же поморщилась, потому что бок пронзила острая боль. Ощущение было такое, словно в неё вонзился осколок замёрзшей стали. Посмотрев вниз, она не увидела крови. Значит, сломано ребро, возможно, пробито лёгкое. Превозмогая боль, Гермиона заставила себя вновь встать на ноги. Она сможет оценить серьёзность травм, когда… Нечто ледяное обхватило её лодыжку и дёрнуло вниз. Гермиона вскрикнула, во второй раз ударившись о ступеньки, и на глаза навернулись горячие слёзы, но застыли льдинками, не пройдя и половины пути по щеке. Она боролась, пытаясь подняться, но хватка была крепкой. Без надежды выбраться. Гермиона дико брыкалась, но даже пинки, которые попадали в цель, не могли остановить то, что держало её, что тянуло её назад, тянуло вниз. Раздражённо вскрикнув, она вцепилась в замёрзший камень, когда её стащили по ступенькам, отчего кожа на пальцах содралась. Ухватиться было не за что, искать помощи было негде. Сопротивляясь, Гермиона попыталась подтянуться обратно наверх, опираясь на локти, но едва сделала вдох, как колющая боль вернулась. Она, дёрнувшись, упала на прежнее место. Мысли лихорадочно метались в голове — она знала, что нужно сделать, но не могла ничего предпринять, чтобы остановить происходящее. Гермиона снова закричала, когда её потянули вниз на одну ступеньку, потом на другую. Утаскивая её, брыкающуюся и вопящую, до самого подножия лестницы. Упав обратно на пол тёмного коридора, Гермиона с трудом могла пошевелиться из-за боли и открытых ран, из которых сочилась кровь. Было жутко холодно, каждая кость ныла, а тело сотрясала дрожь. Её схватили, переворачивая на спину. Гермиона не хотела открывать глаза. Она отказывалась. Детская мысль, что, если она не видит, ей не смогут навредить. Гермиона понимала всю абсурдность своего воображения, но ничего не могла с собой поделать. Существо возвышалось над ней, прижимая к полу всем весом своего тела. Гермиона извивалась и мотала головой из стороны в сторону, пока оно оседало на неё сверху. Ледяное дыхание зависло над лицом. — Открой глаза, котёнок. Гермиона замерла. Она знала этот голос, этот глубокий, властный голос. — Д-Драко? — нерешительно приоткрыв один глаз, тихо спросила Гермиона. Мимолётного взгляда из-под ресниц было достаточно, чтобы рот разомкнулся, а глаза расширились. Это был Драко, но в то же время совсем не он. Она уставилась в зияющую тёмную дыру, в которой осталась только глазница. Второй же глаз больше не был насыщенным серым, как обычно. Его покрывала туманная плёнка, блокируя свет и жизнь, которые когда-то плескались на дне зрачков. Это был Драко, но такой, каким она видела его в прошлом кошмаре; такой, каким он надеялся никогда не предстать перед ней наяву… Инфернал. — Я же сказал, что приду за тобой, — мёртвый Драко ухмыльнулся, но шевелилась только половина его рта. Другая сторона оставалась безвольной. — Я же сказал тебе, что мы будем вместе навсегда. И мы будем. Теперь не двигайся. Будет больно лишь немного… Когда он прижался к её губам своими, Гермиона закричала.***
Драко не знал, как и почему, да ему в общем-то было похуй. Он знал только то, что вошёл в свою спальню, а его девочка лежала на его кровати. На ней было одно из кружевных платьев, которые он для неё купил, — вроде как в наказание для неё за прятки, но на самом деле в наказание для себя за содеянное, побудившее её поступить так. Но сейчас это не имело значения, особенно когда её грудь спокойно вздымалась, а мягкое одеяло обвивало талию. Льющийся из кабинета свет очерчивал его силуэт, выделяя тёмную фигуру во мраке комнаты. Шаги были длинными и решительными. Руки дрожали в попытке стянуть с плеч толстый плащ. Он даже не потрудился отправить его на вешалку с помощью магии. Пусть валяется на полу — абсолютно похер. Она была здесь. Наконец-то здесь. И он тоже. Больше никаких холодных каменных полов. Больше никакой смеси соли и снега. Ничего — лишь она. Она. Она. Гермиона. — Драко? — послышалось сонное бормотание, и у него перехватило дыхание. — Да, сладкая, — тихо отозвался Драко и забрался на кровать. — Это я. Он наклонился в намерении поцеловать её, но она не позволила, положив руку ему на грудь. Драко посмотрел вниз. И увидел цепь на запястье. Затем посмотрел на свою руку. Челюсть чёрного черепа была распахнута, и из неё медленно выползала змея. Как такое возможно? Метка снова была отпечатана на коже, как последние два года. Драко поднял взгляд обратно на Гермиону, ища на её лице какой-нибудь ответ, потому что он у неё определённо был, но увидел лишь злые слёзы, застилающие её глаза, отчего они казались похожими на лужицы растопленного шоколада. — Что ты здесь делаешь? — спросила она дрожащим голосом. — Я… я люблю тебя, — беспомощно сказал Драко. Ни о чём другом в данный момент он думать не мог. Он так сильно скучал по ней. Больше, чем представлялось возможным. Казалось, что эти слова подействуют подобно волшебному заклинанию, — стоит ему произнести их, и всё снова будет хорошо. Цепи, метка — всё исчезнет, и останутся только они. Он и она. Как и должно было быть. Гермиона ничего не ответила. Лишь одинокая слезинка скатилась по щеке, а рука исчезла. В грудь от прекращения контакта проник жестокий, пронизывающий холод. Она перевернулась и, поджав ноги, улеглась на прежнее место, удерживаемая цепью, надетой им. Через секунду Драко уже наблюдал за разворачивающимся со стороны, вперив взгляд в самого себя. Его двойник опустился рядом с ней, глубоко вздохнул и растрепал рукой волосы. Пара секунд — и она с шумом приземлилась на кровать, от удара обнажая метку. — Я не хочу, чтобы кто-то вроде тебя любил меня, — раздалось на удивление за спиной, и Драко обернулся, встретившись взглядом с остекленевшими бесцветными глазами фальшивой Грейнджер, сладко улыбающейся ему. — И с чего бы ей любить? Посмотри на себя, — фальшивая Грейнджер указала на кровать. — Ты выглядишь как непонятно кто. Когда Драко вернул внимание обратно, он уже выглядел по-другому. Белая рубашка была в пятнах пота, а брюки забрызганы грязью. Голова завалилась набок, рот был частично приоткрыт, а на щеках выступил розовый румянец от алкоголя. Он был пьян — в стельку — и забрался в постель к Гермионе, заставляя её терпеть его присутствие, приковав цепью. Вот что произошло на самом деле. Теперь он понимал. Теперь он знал. — Я… я этого не помню, — тихо сказал Драко, переводя взгляд с одного тела на другое. — Конечно, не помнишь, — фальшивая Грейнджер сказала так, словно это была самая очевидная вещь в мире. — Ты отключился. Ты не помнишь многого. Но она помнит, — она кивнула в направлении реальной… точнее… Гермионы из воспоминаний. Лежа на кровати, Грейнджер сдерживала слёзы. Она крепко зажмуривалась, затем открывала глаза, глубоко дыша, от чего всё её тело сотрясалось, заставляя цепь тихо дребезжать. Драко подошёл к её краю кровати, пока его копия неподвижно лежала рядом. Он не мог оставить её в таком состоянии, он… он не хотел. Она не должна была терпеть его пьяный вид. Она не должна была проходить и через половину того дерьма, через которое он заставил её пройти. А она всё это пережила, и он снова её подвёл. Он обещал вернуться к ней, но не мог даже на время вынырнуть из собственной головы, чтобы хотя бы попытаться придумать план. Сейчас ему этого не хотелось. Если она находилась здесь, значит, он тоже будет. — Прости, — он опустился рядом с ней на колени. — Прости, Гермиона. На этот раз я правда серьёзно. Гермиона кусала губу, стараясь не разреветься. Затем она медленно перевернулась, отчего цепь с коротким звоном проехалась по матрасу. Она покоилась на изгибе её талии, туго обтягивая кружево. Интересно, не холодное ли железо, не холодно ли ей самой? Гермиона вытянула руку и провела пальцем менее чем в дюйме от метки на его предплечье. Затем добралась до его ладони и вложила свою руку в его. Её губы не шевелились, но Драко всё равно услышал: — Я не хочу, чтобы кто-то вроде тебя любил меня. Драко не винил её. Он был пьяным ублюдком, который постоянно причинял ей боль и никогда не брал на себя ответственность за это. Сколько раз он говорил, что перестанет лгать ей и что бросит пить? Она простила его за то, что он набросился на неё на кухне после смерти отца. Она простила его за то, что он оставил Вислого с Макнейром. Она не просто простила его — она вступилась за него, она говорила в его защиту, она отстаивала его свободу. А взамен он лишь, как обычно, оставил её одну. Будучи слишком пьяным для утешений. Слишком пьяным для того, чтобы не отпускать эту девочку — его девочку. Слишком трезвый Драко встал. Его руки тряслись, но не от недостатка алкоголя, а от ненависти к той его версии, которая развалилась на кровати. Он был в такой ярости, что перед глазами заплясали чёрные пятна. Ему хотелось встряхнуть того Драко, разбудить его и выбить из него всё дерьмо. Хотелось причинить себе боль. Хотелось убить себя. — Я хочу уйти, — твёрдо сказал он. — Оу, но мы только пришли, — фальшивая Грейнджер подобралась к нему. — И посмотри, как мы мило прижимаемся друг к другу, — она с тоской вздохнула. — Мы могли бы проникнуть прямо в них, прямо в постель, — она попыталась переплести их пальцы, но они были сжаты в кулаки. Не сдаваясь, фальшивая Грейнджер решила стиснуть его запястье и привстала на носочки, прошептав на ухо: — Обещаю не отталкивать, если ты попытаешься меня поцеловать. Драко зарычал и схватил её, впечатав в ближайшую стену. Только теперь это была уже не его спальня, а камера. Фальшивая Грейнджер ахнула, поморщившись от резкого удара о камень. — Ты не она, — угрожающе произнёс он, опуская голову, чтобы оказаться на одном уровне с её бесцветными глазами. — Ты никогда не будешь ею. Фальшивая Грейнджер смотрела на него идентичным яростным взглядом. — А ты никогда не будешь им. Драко с минуту разглядывал её лицо в поисках пояснения. — Кем? — это было неправильно, но он не мог не почувствовать укол ревности, пронзивший глубоко внутри. Это была не Гермиона, но именно губы Гермионы произнесли слова. Фальшивая Грейнджер вздёрнула подбородок, и он крепче сжал её. — Мужчиной, которого она заслуживает. Может, теперь ты и без метки, но мы оба знаем, кто ты на самом деле. Драко пришлось подавить желание стиснуть руками её шею. Как бы сильно ему ни хотелось сделать ей больно за то, что она с ним сделала, он не вынесет смотреть, как Гермиона страдает. Даже эта её извращённая версия. — И кто же? — выплюнул он. Фальшивая Грейнджер в своём нынешнем положении приподнялась как можно выше, почти, мать твою, коснувшись его губ своими. То, что должно было быть тёплым дыханием, обдало его лицо холодным дуновением ветра. — Никчёмный, — прошипела она. — Ты всерьёз думаешь, что она ждёт тебя? Тебя?! Ты даже магией больше не можешь пользоваться. Как ты вообще планируешь выбраться отсюда и вернуться к ней? Драко отпустил её и попятился. Она оттолкнулась от стены. — Она умная девочка. Она наверняка уже давно всё поняла. — Что поняла? — выдохнул Драко. Он не хотел знать, он правда не хотел знать, но… должен был. Он боялся не узнать. — Что ждать нечего. Драко не стал спорить. Он даже не закатил глаза. Фальшивая Грейнджер была… права. Даже если он каким-то образом сбежит из самой надёжной тюрьмы в мире и вернётся в Британию, какую жизнь он сможет ей предложить? Ему придётся отрубить её от привычной жизни, от всего, за что она боролась. Она была владелицей бузинной палочки и героиней войны. Может, ей было лучше без него. Но кем он был без неё? Фальшивая Грейнджер разочарованно выдохнула. — Как я и сказала, — она прошла мимо него, очевидно, решив закончить его изводить. На какое-то время. — Никчёмный.***
Сев в постели, Гермиона прижала к груди серебряный перстень. Тело покрывал пот, а одеяло запуталось в ногах из-за того, что она ворочалась во сне. Волосы прилипли к шее и спине, и Гермиона тяжело дышала, пытаясь успокоиться в слишком ярком утреннем свете. Он помог рассеять холодную тьму сна, но слова Драко не выходили из головы, отдаваясь эхом в голове с каждым тяжёлым ударом сердца. Оно трепетало в груди, словно Гермиона на самом деле бежала по промёрзшим коридорам… Азкабана. За последние полгода ей не раз снились подобные кошмары, но сегодня он впервые поймал её; она впервые увидела его, почувствовала… так. Гермиона на нетвёрдых ногах поднялась с кровати и закуталась в мантию Драко, желая убежать от утренней прохлады. Она направилась в ванную и принялась чистить зубы. Со щёткой во рту, Гермиона махнула палочкой в сторону кровати, чтобы та застелилась самостоятельно. Толстое пуховое одеяло всколыхнулось и осторожно опустилось на расправленные простыни. Она надеялась, что свежая постель поможет забыть о беспокойной ночи, но, подобно Драко, она держалась крепкой хваткой за её сознание. И Гермиона тоже держалась. Держалась за маленький лучик надежды, который продолжал гореть в груди. Она сделала всё возможное — что-то обязательно должно было получиться. Нет. Не просто что-то, а кое-что одно. Гермиона сомневалась, что выдержит жить в этом мире, если Драко не сможет жить в нём вместе с ней. Иногда, в моменты слабости, в темноте и холоде ночи, Гермиона жалела, что они не сбежали вместе, когда был шанс. Но каждый раз, начиная размышлять об альтернативе, она качала головой, отгоняя эту мысль. Было правильно, что она боролась за Гарри; боролась за всех своих друзей, которых потеряла. Иначе Гермиона не смогла бы смотреть себе в глаза. Вот почему она всё ещё боролась за Драко. Она не планировала сдаваться даже после всего стоящего на пути; после всех неодобрительных взглядов и резких слов о нём; после всего совершённого им. Возможно, она будет бороться за его освобождение весь следующий год, следующие пять лет или всю оставшуюся жизнь, но Гермиона была готова это сделать. Глядя на себя в зеркало, она сомневалась, что на этом этапе ей было что-то неподвластно. Гермиона сполоснула зубную щётку, умылась и вернулась в спальню. Кэликс как раз уронил в изножье кровати номер «Ежедневного Пророка». Её внимание привлекли чёрные большие буквы на свёрнутой бумаге, притянув к себе, как чары. Не раздумывая, Гермиона развернула газету и быстро пробежала глазами по заголовку. «Министр магии Кингсли отстранён от должности после нападения Пожирателей Смерти, в результате которого погибли пять человек». Читая, Гермиона не успевала даже моргать. ОМП обнаружил скрытое гнездо Пожирателей Смерти, но их попытки захвата обернулись смертельным исходом, когда один из Пожирателей превратился в инфернала. Он убил аврора и ещё одного Пожирателя Смерти, прежде чем был уничтожен. Этот цикл смертей продолжался до тех пор, пока авроры не потеряли половину своих сил. Три Пожирателя Смерти погибли, один был схвачен живым, а один сбежал. Подняв шум, Отдел магического правопорядка потребовал отставки Кингсли — Гермиона могла утверждать это под прицелом волшебной палочки — и взял под контроль деятельность Министерства по утверждению власти. Пока планировались специальные выборы, фактическим главой Министерства был назначен Перси Уизли. Согласно статье, он распорядился не отправлять пойманного Пожирателя в Азкабан, а предать его смерти из «соображений общественной безопасности». Гермиона затаив дыхание перелистнула страницу, пытаясь дочитать статью и узнать, что будет с Пожирателями Смерти, которые в настоящее время находились в Азкабане. Найдя нужный абзац, она почувствовала, как подкосились ноги. Опустившись на сломанную кушетку, Гермиона старалась успокоить бешено колотящееся в груди сердце… что было странно, ведь в голове, казалось, наблюдался недостаток крови. Потому что не получалось осмыслить прочитанное — слова просто расплывались перед глазами. «Тюрьма Азкабан должна быть закрыта, а нынешние заключённые сосланы на остров, поскольку они представляют угрозу для волшебного общества в любой форме: живой или мёртвой. "Защита и сохранение магического сообщества — главная задача новой администрации Министерства", — заявил Уизли. — "Любая угроза будет эффективно и действенно устранена, в том числе и те, кого мы уже выявили и заключили в тюрьму. Мы не можем позволить таким людям больше существовать в нашем мире"». Гермиона отложила газету, будучи удивительно спокойной. Может, потому, что за ночь она выплакала все свои слабости или просто невероятно устала от того, что у неё постоянно что-то отнимают в последнюю минуту. Гермиона подошла к окну и по привычке стала смотреть на сад. Ей казалось, что хуже всего она чувствовала себя ровно год назад, когда пряталась в лесах, пытаясь выжить на войне, по другую сторону которой сражалась любовь всей её жизни. Но тогда с ней хотя бы были два её лучших друга, тогда она хотя бы знала, что Драко был… может, не в порядке, но лучше, чем сейчас. И тогда у неё хотя бы оставалась надежда. У неё оставалась надежда, что они смогут выиграть войну, а после у них с Драко будет какое-то подобие жизни, где они будут… собой. И, возможно, однажды у её друзей получится порадоваться за них. Гарри вроде как почти свыкся с этой мыслью, пока… Гермиона тяжело выдохнула, наблюдая, как запотевает стекло. Драко оставил ей всё это, но… она не хотела без него. Что значило золото в хранилищах, огромный дом и необъятное поместье без… без него? Кем она была без него? Гермиона всегда считала, что Драко разбил ей сердце, — и так оно и было вообще-то, но… он всегда собирал его обратно. Он всегда его оживлял. Исправлял, как и обещал. Но сейчас Драко был слишком далеко, а Гермиона… ждала. Она не обещала ему этого, — вслух, по крайней мере, — но подразумевала. В самом сердце. Драко тоже дал ей обещания. Пальцы вновь пробежались по тяжёлому перстню. Они должны быть вместе; они должны быть счастливы. Но Гермиона как никогда была далека от счастья. И так же далека была от Драко. Если она не могла помочь ему вернуться, тогда… тогда что ей здесь оставалось? Только ещё больше душевной боли. Гермиона не была заперта в Азкабане, но судя по тому, что чувствовала, вполне могла. Казалось, с того разговора с Гарри на пляже прошла целая вечность. Он желал ей счастья. В тот момент она не восприняла его слова как прощание, но, оглядываясь сейчас назад, можно было сказать, что это прозвучало как последняя просьба. Дать себе шанс прожить жизнь в соответствии со своими желаниями — на своих условиях. Не ради него, Дамблдора или кого-то ещё. …сделаешь что-то для себя вместо того, чтобы всё время пытаться спасти мир… Гермиона сощурилась. Драко был не прав, но и не ошибался. Парадокс, в котором она частенько оказывалась, когда дело касалось его, и это раздражало. И… немного привлекало. Блейз верно подметил: они идеально подходили друг другу. Гермиона улыбнулась, когда запотевшее оконное стекло вновь стало ясным. И пока вдалеке собирались густые бесцветные облака, а холодный ветер откидывал локоны с её плеч, Гермиона поняла, что мир, за который она боролась и за который умер Гарри, — не этот. И она больше не хотела его. Она хотела лишь Драко. Мир спасёт себя сам, а она будет спасать его.***
Гермиона не придавала особого значения состоянию поместья, но теперь, когда вот-вот нагрянут гости, она огляделась вокруг новыми глазами. Дом был зачарован и защищён, но Пожиратели Смерти сделали это место своей штаб-квартирой, и об этом кричала каждая комната. Пока Малфои жили в Мэноре, его состояние поддерживалось. Она помнила элегантное убранство в те редкие моменты, когда удавалось очутиться за пределами комнаты и кабинета Драко. Гермиона часто думала о времени в плену. Ей почти никогда не разрешалось выходить, но теперь она могла свободно распоряжаться всем поместьем. Более того, она была его… смотрительницей. Ради Драко она хотела, чтобы к приходу Блейза и Невилла дом выглядел презентабельно. Несмотря на полную свободу действий, Гермиона всё же ограничилась несколькими местами, где чувствовала себя комфортно. На столе Драко аккуратной стопкой лежали её работы, а на полу — несколько книг. По вечерам, вымотавшись до изнеможения, Гермиона удалялась в комнату Драко, поворачивала кованую ручку гоблинской работы и падала в его — их — кровать. В остальном Гермиона решила придерживаться тактики игнорирования. Она даже не видела эльфов и частенько беспокоилась, что могло случиться с бедными созданиями без хозяев, которые бы защитили их от Пожирателей. После смерти Люциуса Волдеморт сделал Мэнор своей резиденцией, и было очевидно, что его последователи позволяли себе вольности в доме Малфоев. Гермиона заглянула во все комнаты: некоторые были нетронуты, и мебель стояла на своих местах, а другие — разгромлены и опустошены. Не раз она натыкалась на странные пятна на коврах, но следы от брызг и стойкий запах выдавали их истинное происхождение. Гермиона без ошибки могла определить пятна крови: война слишком хорошо научила её некоторым вещам. Добравшись до гостиной, Гермиона остановилась в дверном проёме: ноги подкосились и дальше уже не понесли. Здесь всё было так же. Перед глазами пронеслось воспоминание, как она истекала на полу кровью, а Беллатриса, нависая над ней, резала её кожу. Гермиона рассеянно потёрла шрам на руке. Она до сих пор чувствовала, как нож вонзается в предплечье. Подумать только, оказывается, четыре маленьких пореза могли причинить такую боль. Гермиона пыталась сопротивляться и оттолкнуть Беллатрису, но сил практически не было, к тому же всё ныло после утра. Смех Беллатрисы эхом разносился по комнате, отражаясь от стен и смешиваясь с её криком, а потом… а потом… Глаза Гермионы остановились на том месте, куда упало тело Живоглота. Она больше не хотела смотреть, она не хотела видеть. Когда Гермиона заставила себя закрыть глаза, под веками вспыхнуло воспоминание о Драко: он падает на пол, с его лица стекает кровь и просачивается сквозь рубашку. Его рот был открыт в беззвучном крике, но глаза… Боже, его глаза — они потемнели на несколько тонов и были сосредоточены исключительно на ней. Словно в комнате были только они, только он и она… Она помнила, как отвела от него взгляд, чтобы поймать его палочку — уже свою палочку. Драко бросил её ей, отдал. Гермиона вытащила из кармана древко из боярышника и крепко сжала его. В тот момент он отдал ей гораздо больше, чем волшебную палочку. Он отдал ей… всё, чего она всегда хотела. Я сказал… отвали от моей девочки. Она моя. Его девочка. До сих пор. И он будет её Драко, осталось только вернуть его… может, не домой, но себе. Она всё себе вернёт — точнее всё, что ещё можно было вернуть. Что-то исчезло навсегда, но Гермиона больше ничего не потеряет. Пока ещё была в состоянии бороться. Взмахом палочки двери в гостиную закрылись. Там не было ничего нужного, и… и Невилл всё равно захочет увидеть теплицу. Она попросит их с Блейзом встретиться с ней там. Зажмурившись, Гермиона прогнала все плохие мысли, окунувшись в теплоту, что пряталась в тёмном уголке сознания. На первый план пробрался образ Драко, изо рта которого торчала красная зубная щётка. С кончика палочки сорвался луч яркого света, и в воздухе появился её патронус-выдра. Гермиона взмахнула запястьем, отправляя его наружу с сообщением о месте встречи. Как только выдра унеслась прочь, исчез и образ Драко, который широко и лучезарно ей улыбался. Понурив плечи, Гермиона попыталась отвлечься, добавив в список дел покупку новой зубной щётки. Если сегодня всё пройдёт гладко, то она сможет сделать это по дороге в Лондон. Быстро заскочить в маггловский магазин перед новым штурмом Министерства магии. Только на этот раз она будет одна. Вроде того. Но сначала ей нужно было сосредоточиться на сегодняшнем дне и не забегать слишком далеко вперёд. Мысли постоянно уносились вскачь без якоря в виде Гарри или оппонента, которым представал Рон. Или Драко, вокруг которого они и крутились. Но это пока. Пересекая поместье, Гермиона не могла не заметить слой пыли, который уже начал скапливаться на различных столах, вазах и картинах, украшавших стены. Когда она впервые прибыла в Мэнор, она попросила всех эльфов появиться. Но никто не подчинился: то ли они не обязаны были отчитываться перед ней, поскольку технически она не являлась Малфой, то ли их просто не было — неизвестно. В любом случае состояние залов говорило о том, что они либо нашли выход из порабощения, хотя маловероятно, либо однажды оказались развлечением для некоторых Пожирателей. Иногда змея ела людей. Такое произошло с эльфами? Такое произошло с Живоглотом? Боже… Боже… Такое произошло бы с ней, если бы Драко не помог? В горле встал ком, и Гермиона сглотнула. Внутри закипала злость — нет, не просто злость, а ярость и гнев. В последнее время она была так сосредоточена, но все её усилия ни к чему не привели. В лучшем случае она получала «рассмотрение» за месяцы аргументации в пользу Драко. Она устала работать с системой, играть по её правилам. Она делала всё, что от неё требовалось. В школе, на войне и сейчас, а взамен получала… Гермиона открыла дверь в теплицу и заглянула внутрь — увиденное можно было описать только как настоящие джунгли. Пока всё остальное увядало и умирало, это место… Как Драко назвал его? Оранжерея? В любом случае тут стало дико. Крупные цветы украшали лозы, которые взбирались по стеклянным окнам, достигая хрустального купола-потолка. Войдя, Гермиона не смогла сдержать изумления. Здесь было тепло — намного теплее, чем в остальной части поместья. Она не помнила, чтобы здесь было так жарко, но, с другой стороны, пока Малфои жили в Мэноре, всё остальное поместье не напоминало гробницу. Гермиона не могла избавиться от ощущения, что ей не следует здесь находиться. Одной — точно. Она была здесь лишь однажды, с Драко, когда он рассказал ей обо всём, что сделал для неё. Обо всём, за что сейчас расплачивался. Где-то глубоко внутри она чувствовала, что тоже должна расплачиваться за это. Может, именно поэтому их разлучили: какая-то великая космическая сила пыталась уравновесить всю несправедливость в мире… ещё большим количеством несправедливости? Нет. Раз мир не собирался помогать ей, тогда она сделает всё самостоятельно. И если происходящее зависело от неё, она предпримет те шаги, которые считала правильными, — что она и Драко должны быть вместе, должны принадлежать друг другу. И если ей придётся отправиться к воротам Азкабана, на самый край земли, Годрик свидетель, она это сделает. У Гермионы был план, только сначала ей нужно было кое-что сделать. Вопрос был не в том, сделает ли она это, а в том, кто сможет ей помешать. Гермиона пробиралась сквозь заросли, осторожно раздвигая листья, и в конце концов дошла до центра теплицы. Она подняла голову к стеклянному потолку, оглядывая серое зимнее небо. Стоя здесь с Драко в День Святого Валентина, она поняла, что ей всё равно. Что бы Драко ни сделал, он сделал это ради любви. Ради неё. Он совершал немыслимые, непростительные поступки ради неё. Даже когда думал, что она сбежала от него, даже когда думал, что она бросила его и борется против него. Драко ничего не остановило вернуть её. Дождись меня. Не убегай в этот раз. Пожалуйста, сладкая… Дождись меня. Я вернусь за тобой. Обещаю. По спине пробежал холодок, и Гермиона поёжилась, несмотря на жару в теплице. Она ждала. Месяцами. Драко. А он не возвращался. Любой возможный прогресс ради смягчения его приговора был бесполезен. Новый режим никогда не допустит никаких уступок в его пользу. Даже если ей удастся вытащить его или Драко чудесным образом найдёт способ вырваться на свободу, ему никогда не позволят вернуться домой. Министерство скорее убьёт его, чем разрешит бывшему Пожирателю Смерти стать частью их нового мира. Но даже в этом случае Гермиона знала, что сейчас Драко не нарушит своего обещания, — она тоже. Гермиона не сбежит от него. Не в этот раз. Нет, в этот раз она побежит к нему. С ним. Она никому не позволит остановить себя, а с бузинной палочкой ни у кого и вовсе не получится. Она сделала всё необходимое и должное. Это было некрасиво, но, когда Министерство пошатнулось, Гермиона начала строить новые планы. Или она начала формировать их в глубине сознания несколько месяцев назад — просто в качестве меры предосторожности, на всякий случай. Как бы то ни было, сейчас это был её единственный выход. Пока Министерство не функционировало в полную силу, был шанс, что ей удастся вызволить Драко, и их не смогут преследовать. Но им всё равно нужно было где-то спрятаться, где-то… остаться. Потому что, совершив это, Гермиона тоже будет виновна. Их не найдут — не смогут — только в одном месте, и это был остров, на который Малфои сбежали прошлым летом. Как ни старались Орден с Министерством, они так и не смогли их найти, потому что для этого нужна была малфоевская кровь. У неё было всё, принадлежащее Малфоям: дом, земля, золото, но кровь — это то единственное, чего у неё, грязнокровки, никогда не будет. В прошлом этот факт никогда её не останавливал и не остановит теперь. Может, она и грязнокровка, но в ней было нечто гораздо большее. Благодаря Драко она докажет это всем. Внимание Гермионы привлёк шум за спиной. К ней сквозь густую листву пробирались Невилл и Блейз. Невилл выпученными глазами осматривал разросшиеся растения, а Блейз сорвал какой-то цветок и сунул его в нагрудный карман пиджака. Гермиона повернулась к ним лицом. — Отлично. Вы как раз вовремя.***
Шёл мелкий дождь, поэтому Драко подобрался к окну и протянул руки наружу. Когда он впервые попал сюда, — как бы давно это ни было, — он мог просунуться в прорези решётки лишь по локоть, но теперь получалось до конца, и его грудь оказывалась вровень со стеной. Ледяной дождь бил по коже, жаля, как маленькие искры от давно погасшей и сгоревшей звезды. Ох. Ночь. Моргнув, Драко медленно сфокусировал взгляд, пытаясь рассмотреть сквозь мечущиеся грозовые тучи маленькие огоньки звёзд, но это оказалось бесполезно. Наверху ничего не было — только дождь, холод, облака. Всё было по-прежнему. Изменился — и будет меняться — лишь он сам. Он почти выдавил из себя улыбку — почти. Драко всегда боролся с переменами, и едва они происходили, всегда было слишком поздно. Теперь же здесь, в этой чёртовой ледяной тюрьме, он был вынужден оставаться тем же. Видеть те же вещи. Испытывать те же чувства. Теперь единственное ожидающее его изменение — это смерть, и даже она не будет иметь особого значения, поскольку он всё равно вернётся. И будет бродить по камере, пока один из этих штормов не повалит башню. Останется ли он… жив? Под обломками? Сможет ли он тогда добраться до неё? Драко прислонился лицом к решётке, отчего железо обожгло холодную кожу, и опёрся руками о камень. Он обещал ей… Он обещал, что найдёт выход и вернётся к ней. Но она не обещала ждать. В прошлом году его не было всего две недели, а на её поиски ушло полгода. Здесь он находился, наверное, уже несколько месяцев. Даже если каким-то образом Драко сотворит чудо и сбежит, будет ли она ждать? Или опять исчезнет? Или, что ещё хуже, будет с кем-то другим? Сердце до боли сжалось, и шрамы стянули грудь. Нет. Она не могла быть ни с кем другим. Гермиона была его девочкой. Его единственной. И единственно его. Она не… Но перед глазами невольно всплыли картинки, как Гермиона утешается в… он уже не помнил имени, но это был… кто-то. Кто-то, кого она знала, кому доверяла. Она могла снова сблизиться с ним, открыться ему. Упасть в его объятия, когда ей понадобится успокоение. Приоткрыть губы, закрыть глаза, обхватить руками, а ноги… Блядь. Драко до боли стиснул зубы и крепко вцепился в прутья. Он подумал, что ему показалось, но потом… один из них… повернулся. Драко чуть не отпрыгнул. Грудь часто вздымалась, генерируя быстро исчезающие облачка пара. Он почти боялся повторить попытку, но… что он терял? Надежду? Он потерял её давным-давно. Драко сжал решётку в кулаке, разминая пальцы, а затем повернул запястье. Чёрт. Она снова шевельнулась. Впервые с тех пор, как он себя помнил, Драко почувствовал, как учащённо забилось сердце. Если он сможет снять решётку… Если он действительно сможет вернуться к ней, к Гермионе… — Я здесь, — прозвучал её голос у него за спиной. Драко не стал оборачиваться, продолжая работать с прутьями. — Нет, не здесь, — мысли становились всё тяжелее, и каждый раз, когда он пытался о чём-то подумать, воспоминания ускользали от него, как камень, брошенный в воду. Но он знал, что она… какой бы хернёй она ни была — не Гермиона. Он знал это всем своим разрушенным существом. Фальшивая Грейнджер вздохнула. Тяжело. Драко начал задыхаться от прилагаемых усилий. Он чувствовал, что решётка ослабевает. — Что ты делаешь? — Убираюсь нахуй от тебя, — процедил он сквозь зубы. — Глупый мальчик, — тон фальшивой Грейнджер был слащавым. — Ты правда думаешь, что сможешь выбраться отсюда? На лбу выступил пот. — Думаю, что смогу вернуться к ней, — сейчас он был настолько близок к этому, что уже предвкушал, как вот-вот вырвется наружу. — Столько времени прошло, а у тебя в голове до сих пор такие… чудесные мысли. О чём, мать твою, она говорила? Плевать. На всё, блядь. На всё, кроме этой решётки. На неё дождём сыпалась каменная пыль, тонким белым налётом оседая на прутьях. — Если ты не завалишься, я покажу несколько своих не самых чудесных мыслей, — пробормотал Драко себе под нос. Затем для пущей убедительности добавил: — Сука. Фальшивая Грейнджер рассмеялась, и его чуть не вывернуло. Пусть она остановится. Он не хотел слышать этот сладкий, звенящий звук. Не хотел слышать, как смеётся Грейнджер, и… Фальшивая Грейнджер. Фальшивая Грейнджер. Она не была настоящей. Она не была ею. Она не была… Она была рядом, намереваясь коснуться его. Её пальцы были холодными — слишком холодными для живого человека, и, самое главное, слишком холодными для Гермионы. — Прекрати, — сказала она. Драко проигнорировал её, принявшись быстрее выворачивать решётку. — Прекрати, — чуть громче сказала фальшивая Грейнджер. Её ладонь сомкнулась на его пальцах, останавливая. Драко пытался и дальше настырно вертеть прут, но… он не двигался. Он не двигался. Он нихуя не двигался. Он по-прежнему был припаян льдом к каменной стене. Драко пытался напрасно. Ничего не изменилось. Вообще. Он всегда так или иначе находился под замком. Может, ему суждено было попасть сюда? Может, Драко всегда был здесь. Он пытался запереть её, пытался привязать к себе. И это было его наказанием — его настоящим приговором за желание, чтобы она была сейчас с ним. Фальшивая Грейнджер убрала его руку с решётки и перевернула её ладонью вверх. Она была красной и ободранной. В складках со слезшей кожей собрались струйки крови. Пальцы дрожали, кончики горели пурпурно-синим, а два были неестественно согнуты. Гермиона сломала их, когда пыталась оторвать его руку от своей шеи. До сих пор виднелись распухшие суставы, не исцелённые должным образом. Такая простая вещь, которую он когда-то принимал как должное, — возможность быстро наложить эпискей и всё исправить. Теперь же он ничего не мог исправить. Возможно, уже никогда не сможет. Фальшивая Грейнджер сжала его руку в своей. Почему-то от её прикосновений стало ещё холоднее, чем от решётки. — У меня… у меня почти получилось, — выдохнул он. — Она начинала… начинала разбалтываться. Фальшивая Грейнджер грустно улыбнулась ему. — Правда? Драко перестал дышать. Он заглянул в её мёртвые глаза. — П-правда? — спросил он. Она была так похожа на… Он утратил магию, возможно… возможно, зрение так и не стало цветным после последнего круцио. Верно же? Он пытался вспомнить. Пытался подумать о Грейнджер, о том, как она выглядела, когда… когда… Когда что? Этого он тоже не мог вспомнить — сейчас не мог. Когда… она находилась настолько близко к нему. Она покачала головой, и по её плечам разметались кудри. — Там для тебя ничего нет. Рука Драко начала гореть. Это… наверное, потому, что её ладонь была… тёплой? Но ему казалось, что она холодная. Когда он опустил взгляд, его рука дрожала и была красной. Поэтому она была настолько горячей? Как ещё она могла… Драко оглянулся на окно. Решётка была покрыта инеем, а не каменной пылью. — Ничего, — прошептал он скорее себе, чем ей. Обхватив его щёку, она повернула его лицо к себе. Что-то подсказывало ему отстраниться, не позволять ей прикасаться к нему, но… сука… как же давно… так… — Гер… — Да? — ответила она. Драко смотрел на неё. Это была Гермиона: всё в ней было прежним, вплоть до взъерошенных кудрей, которые у неё никогда не получалось контролировать. Каждая блядская черта. За исключением того, что она была тех же оттенков серого и белого, что и стены камеры. Его камера. Его девочка. Драко расслабился от её прикосновения и закрыл глаза. — Гермиона.***
— Давно у тебя такие руки? Гермиона отодвинулась, когда Блейз потянулся к ней через карту. — С ними всё в порядке, — пробормотала она, складывая их у себя на коленях. Кожа вокруг ногтей покраснела и была ободрана, а пальцы на правой руке были слегка согнуты не в ту сторону. Непонятно, заметил ли он след от ожога на левой ладони, но, судя по серьёзному лицу, наверняка заметил. После битвы огромное количество людей были ранены гораздо серьёзнее Гермионы, и она не хотела доставлять хлопот целителям, которые за это время могли спасти чью-то жизнь. Стабилизирующее заклинание для костей устранило основные повреждения руки, которую сломал Драко, а несколько капель бадьяна — кожи, кровоточащей от остаточного жара адского огня, который вырывался из её палочки. Они оба были ранены в бою, но не это были самые глубокие раны — а те, которые они нанесли друг другу. Гермиона поджала губы от иронии. Блейз смотрел поверх очков, ожидая ответа. Она покачала головой, отмахиваясь. — Не столь неважно. Однако от Блейза было не так легко отделаться. Он вновь попытался дотянуться до неё, но замер, так и не накрыв её руку своей. — Можно? Гермиона прикусила губу. Она сказала себе, что Блейз уже исцелял её, и он сейчас помогал ей, но где-то внутри чувствовалась… нервозность от перспективы ощутить чужие прикосновения. Война оставила больше шрамов, чем те, что были на руках. Она медленно вытянула их перед собой. Блейз поправил очки и внимательно осмотрел её пальцы. — Болят? Гермиона быстро покачала головой, разметав по плечам шоколадного цвета локоны. Но это было неправдой — не совсем правдой. Она просто привыкла отодвигать свои потребности на второй план, чтобы облегчить жизнь другим. — На самом деле, — призналась она, — немного. Когда холодно, сломанные как бы… ноют. Блейз кивнул. — Они срослись немного неправильно. — Я сделала всё, что могла, — сказала Гермиона в свою защиту. Она вылечила руку Рона, когда его расщепило, он восстановился. Не то чтобы она не знала, что делает. — Ты сделала нормально, но суставы могут распухнуть, отчего снизится подвижность пальцев, — спокойно объяснил Блейз. Профессионально. — И в дальнейшем это может создать проблемы при работе с палочкой. Она… она этого не хотела. — Ты можешь их вправить? Блейз твёрдо кивнул. — Будет больно. Гермиона встретилась с ним взглядом. — Я привыкла. — Не сомневаюсь, — пренебрежительно фыркнул себе под нос Блейз, но Гермиона не обиделась. Как ни странно, его сухое поведение уже не раздражало так, как могло раньше. — Приготовься, — предупредил он и опустил её руку на стол, разводя пальцы. — Я… Ай! В стороне послышался грохот, который отвлёк Гермиону от внезапной и сильной боли в среднем и безымянном пальцах. Открыв глаза, она увидела спешившего к ним Невилла, за которым тянулся грязный след. — Гермиона, ты в порядке? — обеспокоенно спросил он. — Что ты сделал, Забини? — Я исцелил её, — усмехнулся Блейз. Не так жестоко, как Драко, но этим было сказано всё, что нужно. — Всё… в норме, — сказала Гермиона, переводя дыхание. — Я в порядке, Невилл, — она посмотрела на свою руку: пальцы были идеально прямыми, как будто никогда и не ломались. — Спасибо, Блейз. Он пожал плечами. — Я пришлю счёт. И учти, я не из дешёвых. Гермиона закатила глаза. — Закончишь помогать мне, — она указала на карту, — и можете поделить с Невиллом всё, что здесь растёт. — Правда? — изумился Невилл. — Некоторые луковицы чрезвычайно редкие. У Малфоев была неплохая коллекция, — он задумчиво огляделся по сторонам. Оранжерея буквально ломилась от листвы, лоз, цветов и корней. Гермионе с трудом удалось привлечь внимание Блейза и Невилла, когда они только вошли. Забини с жадным блеском в глазах осматривал некоторые растения, а у Невилла глаза были на мокром месте, когда он наклонялся понюхать особенно экзотические цветки. — Я мало чем могу помочь с остальным, — тихо признался Блейз. Гермиона перевернула ладонь, обнажив тонкую красную линию, проходящую по центру. — Проклятые ожоги… как бы прокляты. — Не обязательно быть целителем, чтобы понять это, — прокомментировал Невилл. — И… ничего нельзя сделать? — спросила Гермиона. Её не беспокоила рука или след от ожога, но она надеялась, что, возможно, Блейз экспериментировал с каким-нибудь соком или лепестками и нашёл способ, как эффективнее заживить раны, вызванные тёмной магией или проклятиями. У неё на ладони была лишь тонкая красная полоска, но у Драко почти вся левая рука была одним большим шрамом. Не говоря уже о тех, что были разбросаны по всему телу. Вставая, Блейз начал разминать затёкшие конечности. Несколько часов изучения карты, которую Гермиона нашла в кабинете Люциуса Малфоя, не прошли бесследно для тела. В его комнате было слишком неуютно. По стенам в качестве трофеев были развешаны головы различных существ как магических, так и немагических, и, хотя его кабинет был так же разграблен, как и кабинет Драко, то немногое, что она нашла, было… тревожным. Он был настоящим Пожирателем Смерти. Если кто и заслуживал пожизненного заключения в Азкабане, то это был он. Не Драко. Но они сидели здесь уже несколько часов и были не ближе к его освобождению, чем она за последние полгода. — Я бы хотел сделать больше, Гермиона, правда, но… — Ты не можешь уйти! — Гермиона повысила тон голоса, оборвав Блейза на полуслове. — Ещё нет! Мы должны… — Я говорил, в углублениях кольца были следы крови, но даже самое сильное крововосполняющее не сможет воспроизвести достаточное количество, — Гермиона открыла было рот, чтобы возразить, но Блейз продолжил: — К тому же ей уже несколько месяцев, кто знает, что произойдёт, если мы попытаемся? Вероятно, ничего. — Но мы не узнаем, если не попытаемся! — Гермиона воскликнула слишком громко. Она начинала злиться. Было нечестно даже не попытаться. — Ты обещал помочь мне! Перстень был покрыт кровью Драко, кровью Малфоя, но ей было несколько месяцев. Когда Блейз выскоблил её скальпелем из углублений вокруг серебряной буквы «М», Гермиона искренне удивилась наличию там хотя бы малой её части. — А исцелить руку не считается помощью? — парировал Блейз. — Или улизнуть с работы ради этой помощи! Надеюсь, ты знаешь, что у меня могут быть большие неприятности, — строго сказал он. Было время, когда угроза проступка остановила бы Гермиону, но не сейчас. Существо в груди приосанилось, выпустив когти и опасно зарываясь ими в землю. — Я тебя просила не об этом! — Гермиона сощурилась. — Я просила тебя прийти сюда ради Драко… — Я пришёл сюда, Гермиона, потому что ты шантажировала меня, — серьёзно сказал Блейз. — И… — он вздохнул, — как друг. Я сделал всё возможное, но крововосполняющее зелье варить сложно. Если что-то сделать неправильно… — Я знаю, — огрызнулась Гермиона. — Но я и раньше варила сложные зелья, и они получались просто великолепными! — она старалась не думать о том катастрофическом эксперименте с оборотным, но это произошло не из-за халатного приготовления. Зелья, требующие индивидуальных добавок, были сложными, но не невозможными. — На приготовление уходит три недели. Рот Гермионы приоткрылся. — Некоторые исследования показывают, что его можно сварить в течение недели, если добавить волос единорога вместо… — Ты знаешь, где достать волос единорога? Потому что на рынке пусто. Даже Мунго трудно его достать, а я больше не могу красть запасы. Они нужны больнице, — решительно произнёс Блейз. — Даже если он каким-то образом окажется у нас, не факт, что что-то выйдет, потому что для дублирования недостаточно крови. Но даже если всё пройдёт как надо, мы не знаем, сработает ли восполненная кровь. Готов поспорить на все луковицы, — Блейз махнул рукой вокруг, — что она должна быть свежей. Гермиона опустилась обратно на своё место. Вот и всё. Даже если ей удастся вытащить Драко, без его крови они никогда не смогут найти для него безопасное место. Гермиона не хотела освобождать его, чтобы потом отдать обратно тем, кто снова посадит его за решётку или ещё хуже. Это будет уже не спасательная миссия, это будет смертный приговор. — Полагаю… мы всё же можем сварить его, а когда я доберусь туда, то попытаюсь безопасно извлечь её из Драко, чтобы… — Гермиона запнулась. Это был рискованный шаг, на который даже она не возлагала особых надежд. Было слишком много факторов, при которых всё могло пойти не так, и, если ей удастся спасти Драко, после этого их обоих будут разыскивать. Они обязаны были найти безопасное место, иначе всё будет… бесполезно. Сердце Гермионы ухнуло вниз вместе с силами и энергией, которые быстро покинули тело. Как до этого дошло? — Никогда не думал, что скажу это, — Невилл выдохнул, — но жаль, что поблизости нет другого Малфоя. Блейз что-то сказал, но Гермиона не расслышала. Она видела, как шевелятся его губы, но её голова была слишком занята новой мыслью, новой идеей для осмысления их с Невиллом разговора. — …никого не осталось с кровью Малфоев? — Невилл прозвучал совсем издалека, хотя находился буквально на расстоянии вытянутой руки. В голове промелькнули страницы из «Священных двадцати восьми», посвящённые Малфоям. За последние сто лет их род сократился всего до одной линии. Стремясь сохранить чистоту, они почти уничтожили себя. А теперь расплачивались за свой неестественный отбор. Или Драко. — …ближайшие родственники — Блэки, и они мертвы. Но всё же это отдельная родословная. Сомневаюсь, что даже кровь миссис Малфой подойдёт. Нужно родиться с ней, — закончил объяснение Блейз. Гермиона поднялась, пока они продолжали обсуждать… что-то. Да. Да, подойдёт. Он не был мёртв, не… совсем. И он был Малфоем до мозга костей. — Есть. Блейз и Невилл смолкли, переведя на неё взгляды. Шестерёнки в голове вертелись с нечеловеческой силой, отчего Гермионе было трудно облечь мысли в адекватные предложения. — Что? — спросил Невилл. — Есть ещё один Малфой, — выпалила Гермиона. Блейз вопросительно вскинул бровь. — Есть? — спросил Невилл. — Кто? — Блейз поправил очки. У Гермионы пересохло во рту. Она выглянула из грязного окна теплицы и, осмотрев территорию поместья, метнула быстрый взгляд на Блейза с Невиллом. Наконец она ответила: — Люциус всё ещё здесь.***
Гермиона отказалась от помощи Невилла. Не то чтобы она горела желанием делать это самостоятельно, но ей не хотелось, чтобы кто-то из них увидел… на что был способен Драко — что Драко сделал. Его отношения с отцом были отнюдь не тёплыми, но Люциус всё же оставался человеком, который вырастил его, и, что более важно, они были одной крови. После рассказа Драко о том, что с ним стало, Гермиона не особо задумывалась о Люциусе. Ему не позволили уничтожить отца-инфернала, поэтому он решил подавить его. Что он сделал? Лишил Волдеморта возможности использовать его? Это означало, что оживший труп Люциуса Малфоя до сих пор был где-то рядом. Оставалось только найти его. От волнения Гермиона выбежала на территорию, даже не надев мантию. Вскоре застучали зубы, но она продолжила путь, слишком увлечённая поставленной целью, чтобы сейчас остановиться и повернуть назад. Проходя мимо псарни, она замедлила шаг. Драко рассказывал, как ему нравилось охотиться со своими гончими; как он дрессировал их, часами обучая командам и обеспечивая должный уход. Сейчас клетки стояли пустые, а дверцы распахивались от резких порывов ветра, гонявшего их туда-сюда. Свежий воздух словно очистил разум от всех накопившихся мыслей. Гермиона попыталась вспомнить все рассказы Драко о доме и родителях, и, как во время экзамена, ответы всплыли сами по себе, причём так быстро, что пришлось остановиться, чтобы не упустить их. Драко любил собак, но его отец… любил лошадей. Драко говорил, что он пытался догнать их, когда… Он… волочился по территории. Думаю, пытался добраться до лошадей, а они же только убегали от него. Гермиона повернула к большой и тоже давно опустевшей конюшне, заставляя себя идти туда. Добравшись до места назначения, она почти что окоченела. Ветра внутри не было, но здесь царил другой холод, который играл на нервах, заставляя их натягиваться. Такой холод она ощущала в поместье, когда впервые вернулась, — остатки тёмной магии. Гермиона набралась храбрости и пошла дальше. Она слышала его, он в дальнем стойле пытался… пытался… она не понимала. Был ли он ещё опасен? Вероятное, надо было всё же взять с собой Невилла, но нет. Она должна была сделать это сама. Что бы её ни ждало, она выдержит. С мыслями, что это ради Драко, Гермиона завернула за угол. Люциус Малфой, или то, что от него осталось, был распростёрт на земле, почти рассечённый надвое порезами в области груди и живота. Годрик… это… это Драко сделал… такое? Он почти не мог двигаться, но на его лице не было и следа злобы, которую она видела при жизни. После смерти Люциус Малфой выглядел… грустным — никак иначе. Его рот был приоткрыт, а из горла доносились хрипы. Его длинные волосы были спутаны в тёмные клочья, а глаза… Они бездумно вращались, и их покрывала плёнка сенной трухи. Он не моргал. Гермиона занервничала, что из-за такого состояния в нём могло не остаться крови. Ни одна из его ран не кровоточила. Кожа вокруг них была просто нездорового чёрного оттенка, окружённая дряблой белой плотью. К горлу подступила тошнота, когда Гермиона проследила взглядом знакомые линии. Такие же были на груди Драко. Он ранил отца тем же проклятием, которое оставило шрамы на нём, — сектумсемпрой. Интересно, сколько раз Драко использовал его, чтобы нанести такой большой урон? Она не хотела знать. Гермиона глубоко вздохнула и тут же пожалела об этом: в нос ударил его запах. Ноги подкосились, а тело попеременно пыталось дышать и сдерживать рвотные позывы. Годрик, пахло… мерзко. Гнилостно. Прогоркло. Гермиона предпочла бы столкнуться с очередным крестражем, чем заставить себя приблизиться к телу, но прижав тыльную сторону ладони ко рту в ожидании, когда желудок успокоился, она, как могла, направила палочку под ноги. Гермиона не испытывала никакой любви к Люциусу Малфою. Он напал на Драко и заковал её в цепи. Он был пуристом и верным последователем Волдеморта. Не говоря уже о том, что он был плохим отцом, но… если в его сердце всё ещё оставалось что-то для его единственного сына и наследника, наверное, это был его шанс загладить свою вину. Гермиона склонилась над ним. Люциус предпринял попытку схватить её, но не смог даже поднять руку. Я сделал его бесполезным. Никчёмным. По крайней мере, для Темного Лорда. Но не для неё. На Гермиону нахлынуло невероятное чувство справедливости, когда она прижала кончик палочки Драко к груди его отца и начала резать. Она старалась не думать о том, что делает, но в то же время приходилось концентрироваться, чтобы линии выходили ровными. Уже готовые порезы были неаккуратными; Гермиона же действовала осторожно, решительно и, прежде всего, намеренно. Так странно: от перспективы почувствовать прикосновения Блейза кончики пальцев сводило дрожью тревоги, но процесс вырезания человеческого сердца из груди был проделан на удивление уверенно. Возможно, это был какой-то инстинкт, оставшийся с войны, какой-то эффект от участия в дуэлях и сражениях: когда перед ней стояла задача, мозг отодвигал на второй план сложные эмоции, которые могли её сдержать. Чувствовал ли Драко то же самое — когда пытал людей ради неё, были ли его руки тверды? Разум ясен? Чувствовал ли он себя так… спокойно? Долго размышлять над этим не получилось, потому что, к счастью, процесс извлечения органа занял не слишком много времени. Гермионе не пришлось беспокоиться о повреждении окружающих тканей и пытаться остановить кровотечение. Не то чтобы оно было, но всё же. Она попросила Блейза вкратце рассказать о том, на что ей следует обратить внимание и что придётся делать. Гермиона всегда умело следовала указаниям, и это тоже далось ей легко. Люциус никак не отреагировал на треск своей грудной клетки, лишь попытался вновь поднять руку, но уронил её, когда не смог дотянуться. Гермиона, не обращая никакого внимания на его потуги, крутила палочкой, отделяя сердце от соединительной ткани и артерий. Оно не билось. Оно просто было застывшим. Гермиона вытащила полую мышцу из его груди и показала ему. — Это для Драко, — спокойно произнесла она, хотя рука начала трястись, — не от нервозности, а от предвкушения. Именно при этой лёгкой дрожи Гермиона заметила, что из одного из желудочков вытекло несколько капель крови. От этого собственное сердце затрепетало в груди. — Ты в долгу перед ним, — закончила она, и Люциус издал ещё один хриплый звук, который почти полностью совпал с его тоном при жизни. Наверное, надо было избавить его от страданий, но… что-то остановило её. То ли странное чувство жалости, то ли прокрадывающиеся мысли, которые шептали, что он заслужил, но Гермиона оставила его там. Драко не заслуживал своей участи, а вот Люциус, думалось, заслуживал. Дойдя до конца длинной конюшни, Гермиона замедлила шаг и остановилась, оглянувшись через плечо. Наверняка его никто не будет искать, но… так он больше никому не сможет навредить. Ни ей, ни Драко, никому. Со старыми порядками покончено; на их месте должен был возникнуть новый мир. Вместо того, чтобы оставить дом пустовать и приходить в негодность, она предложит его Невиллу. Деньги, которые вкладывал в него Блейз, могли понадобиться ему только по одной причине — и это если он всё ещё работал с тем, что осталось от Ордена. Может, однажды она добьётся отмены приговора Драко. И своего. Гермиона подняла палочку, расправила плечи и расставила ноги. Хорошо известная теперь поза. Её слова потонули в порыве холодного ветра, но это было неважно. Из кончика палочки вырвалось пламя, с невероятной скоростью охватившее огнём конюшню. Почувствовав, как жар бьёт в лицо, Гермиона отвернулась. Теперь, получив желаемое, Гермиона не могла терять времени. Она поспешила в поместье, где ей предстояло найти главный ответ, чтобы не просто спасти Драко, но и… отправить его в безопасное место после этого — с ней. Здесь у неё не было будущего, как и у него. Он был её будущим. Он был… её. Гермиона обратила внимание на отсутствие перстня, который обычно висел на груди. Она оставила его на столе. Но она его вернёт. А потом вернёт Драко. Пальцы стиснули толстую мышцу, впиваясь в ткани ногтями. Сильно. Гермиона ворвалась в оранжерею с крепко зажатым в руке сердцем. По её пальцам текла малфоевская кровь, образуя густые красные дорожки. Гермиона бросила сердце на карту. Она проигнорировала шокированные взгляды Блейза и Невилла. — Дайте мне мой перстень.