Саундтрек:
Vermilion Pt. 2 — Slipknot
Bare — WILDES
От сильной дрожи мышцы Драко болели, будучи постоянно напряжёнными. Каждая из них, как струна, натягивала кожу изнутри. Под шрамами ощущалось ещё хуже. Пытаясь заставить кровь циркулировать, Драко потёр ладонью обожжённую руку. Он не знал, получилось ли. Он ничего не чувствовал. Был в полном оцепенении. Постепенно измученное тело начало обмякать. Изнеможение всё же победило инстинктивные попытки согреться. Тем не менее время от времени он продолжал вздрагивать, и тремор в почти безумном припадке вновь начинал терзать тело. В один из таких моментов он случайно прикусил язык — челюсти щёлкнули друг о друга. Рыкнув про себя, Драко провёл воспалённым органом по нижней десне. Выпустив облако густого белого пара, он быстро закрыл рот, задерживая в себе поток тепла, исходящий от крови. Драко не чувствовал такого тепла уже… сколько он здесь находился? Трудно было сказать. Грозовые тучи застилали небо, закрывая луну, звёзды и солнце — всё, что могло помочь ему следить за временем, как учили на уроках Астрономии. Однако, должно быть, прошло несколько месяцев. В Азкабане всегда было холодно, но сейчас мороз опустился на новый уровень — в самые тёмные глубины ада, куда не доставал даже жар огня. Вот где он был. Вот где он останется. Перекатывая распухший язык во рту, Драко максимально использовал то небольшое количество тепла, которое давала кровь. Сейчас она больше ни на что не годилась. Раньше он никогда бы не поверил, что малфоевская кровь — чистая кровь — стоила лишь нескольких секунд временного облегчения от целой жизни страданий. Теперь этого нельзя было отрицать, даже если бы захотелось. Проглотив последние капли, Драко закрыл глаза. Во что он превратился? До чего докатился — до дрожащего, жалкого ничтожества. Даже если бы получилось выбраться, захотела бы Грейнджер видеть его? Драко опустил взгляд на разорванный ворот робы, открывавший вид на изуродованную грудь. Его отмечали шрамы, проступая на коже, и все они были пёстрого пурпурного оттенка с белеющими краями. Он выглядел отвратительно. Он выглядел… как труп. Возмущённый собственным видом, Драко закрыл глаза, и длинные пряди грязных волос упали на лицо. Теперь они доставали до плеч, что только лишний раз свидетельствовало о том, сколько времени он провёл взаперти. Тело охватил очередной приступ дрожи, и, когда он прекратился, Драко привалился к каменной стене камеры. Он так устал — чертовски устал. Подбородок несколько раз ударился о грудь, и Драко каждый раз с трудом просыпался. Голову не покидала смутная мысль, что если он сейчас заснёт, то может и не проснуться. Может, это и к лучшему. Может, тогда он отдохнёт. Как наивно. Он воскреснет. Даже это у него отняли — даже вечность. Драко заставил себя открыть глаза. Нельзя спать. Хотя бы до раздачи еды — тогда удастся восполнить немного энергии в организме, чтобы согреться. — Г-Грейнджер-ер? — с запинками произнося её фамилию, позвал он. — Г-Г-Грейнд… Ничего не произошло. Она не шла. Но она была ему нужна. Ему нужно было вспомнить, для чего всё это, и… и… если он просто увидит её, ощутит её присутствие, всё будет в порядке. С ним всё будет в порядке. Когда он повторял про себя эти слова, они казались… знакомыми. Раньше ведь получалось? Получится и сейчас. Должно получиться. Он должен был хотя бы попытаться. Попытаться… ради неё. Драко глубоко вздохнул. — Гер-Гер… миона? — Драко, — промурчала она слишком мягко. Слишком плавно. Слишком неправильно — она была неправильной, или, может… неправильным был он. Неважно, главное, что её образ немного ускорил стук сердца. Внезапный прилив крови пронёсся по организму, почти… почти как тёплое объятие. Да. Она помогла. Кем бы или чем бы ни была… та её часть, которая являлась Грейнджер, помогла. Драко облегчённо вздохнул и почувствовал, как веки снова начинают смыкаться. Он тряхнул головой, побуждая себя проснуться. Не желая ничего упустить, пока она здесь. Она выжидающе смотрела на него. — Ты знаешь, что ещё поможет. Это был не вопрос. Тем не менее Драко кивнул. Несколько раз встряхнув шрамированной рукой, он сжал ладонь в кулак. Фальшивая Грейнджер ободряюще кивнула. Взирая на неё, Драко ударил себя в челюсть. Боль отрикошетила в череп. Перед глазами появились белые точки, потом чёрные, потом… она. Гермиона. — Вот так, — сказала она. Мягко. Ободряюще. — Продолжай. С её одобрения Драко повторил удар несколько раз, впечатывая кулак в щёку, рот, глаз. Куда угодно, лишь бы боль не утихала, а тело не ослабевало. Когда с губ потекла кровь, он опустил голову, и капля упала на грудь. Красная жидкость, словно маленькие поцелуи, согрела шрамы. Подобно тому, как это делала она. Кровь медленно стекала по линиям на коже, в конце концов остановившись вовсе, потому что превратилась в лёд. Он тоже остановился. Обрушив на себя последний всплеск энергии. Лицо болело, но… теперь он хотя бы чувствовал. Несмотря на боль, ему удалось поднять глаза. Она с любопытством наблюдала за ним, словно не до конца понимала, что он делает. Затем ещё раз кивнула. — Очень хорошо, Драко. Я… горжусь тобой. Гордилась им. Его девочка гордилась им. Драко заставил себя отреагировать и, превозмогая пульсацию, улыбнулся ей.***
Гермиона пригладила рубашку, одёргивая её. Проверив, заправлена ли ткань в брюки, она провела рукой по голове, чтобы привести в порядок несколько растрепавшихся локонов, которые, она была уверена, выбились из причёски после аппарации. Это был удобный способ передвижения, но, Годрик, волосы после перемещения превращались в натуральное гнездо. Впрочем, сейчас у неё не было времени беспокоиться о своём внешнем виде. Гермиона оказалась здесь не просто так, и она больше не даст ничему встать у неё на пути. И уж тем более никому. Быстрым шагом она прошла два квартала до тускло освещённого переулка, которым, по словам Невилла, авроры пользовались во время перерывов. Было темно, но даже это не смогло спрятать от глаз рыжие волосы. То ли потому, что она искала его, то ли потому, что столько раз путешествовала по тёмным коридором Хогвартса после отбоя вместе с ним, но как бы то ни было, Гермиона распознала Рона сразу. И он, похоже, тоже. Даже растрёпанной — а может, и благодаря этому. Рон замер с сигаретой, что горела тихим мерцающим огоньком около рта, и, дёрнув головой, сделал шаг в её направлении. — Гермиона? Она вздёрнула подбородок. — Здравствуй, Рональд. Он какое-то время безмолвно глядел на неё, и Гермиона уже начала чувствовать себя неуютно, как вдруг послышалось тихое чертыхание, и он резко встряхнул рукой. От быстрого движения сигарета зажглась ярче. Рон бросил её на землю, раздавив окурок ботинком. Нахмурившись, Гермиона уже намеревалась сказать, что мусорить нехорошо, но вместо этого лишь поджала губы. Не стоило начинать разговор с выговоров, как бы ей этого ни хотелось. — Что ты здесь делаешь? Нацепив на лицо дружелюбную улыбку, Гермиона немного сократила между ними расстояние. — Решила зайти поздороваться. Рон вскинул брови, отчего веснушки на его лице коротко затанцевали. — Гермиона, сейчас три часа ночи. — Я была поблизости. Несколько мгновений напряжённого молчания — и в голову Гермионы закралась мысль, что это идиотская затея. Они были не в тех отношениях, чтобы просто зайти поболтать, не говоря уже о том, что Гермиона явно была в оппозиции к фракции, захватившей контроль над Министерством. Тем не менее это был её лучший шанс, и… и на данный момент у неё не было других вариантов. — Твоя мама знает, что ты куришь? — наконец спросила Гермиона. Рон расплылся в глупой улыбке, которую он время от времени демонстрировал, — обычно из-за каких-то высказываний Гарри. Гарри… Что бы он подумал о её плане? Она знала, что подумал бы Драко, увидев её здесь с Роном. Но именно из-за Рона и их истории она пришла сюда. Гермиона постаралась соответствовать настроению Рона, надеясь, что это его успокоит. — Нет, и не смей ей говорить, — ответил он. — Если она узнает, то, скорее всего, примчится сюда и захватит кабинет министра. Гермиона приложила руку к сердцу. — Я сохраню твой секрет. С губ Рона сорвался смешок, но через секунду его лицо стало серьёзным. — Я, эм… уже должен вернуться. У меня сегодня дежурство в Отделе Тайн. Вот оно. Это был её шанс. — Оу, — пробормотала Гермиона. — Я надеялась… Как бы… — она замолкла, так и не договорив. Рон постучал пальцами по бедру, поднял голову к чистому зимнему небу и тяжело вздохнул. — Ты хотела зайти? — спросил он. — Ты не против? — в ответ задала вопрос Гермиона, стараясь звучать как можно более… невинно. Она не хотела вызвать в нём настороженность. Что-то неприятно кольнуло внутри, но она делала это ради Драко. И ради себя. Эта мысль помогла успокоиться, чтобы довести до конца задуманное. Она надеялась. Рон, казалось, немного расслабился. — Совсем нет, Гермиона. Было бы неплохо… наверстать упущенное. Он открыл дверь, и Гермиона вошла следом за ним. Оглядев Отдел Тайн, она сразу вспомнила пятый курс, когда они вломились сюда, — до жути похожая обстановка. Хотя она бывала здесь с тех пор насчёт суда Драко, например, но днём картинка казалась иначе. Сейчас здесь было пусто, а от стен отскакивало эхо. Идя по одному из коридоров, выложенных тёмной плиткой, Гермиона с трудом подавила холодок, пробежавший по спине. Она даже думала, что сейчас увидит на другом конце Пожирателя Смерти, серебряные глаза которого будут блестеть через прорези в металлической маске, как в её ранних кошмарах. Они ей по-прежнему снились, но теперь это было уже другое место. И её больше не преследовал Пожиратель в тёмной мантии. Отгоняя непрошеные мысли, Гермиона сосредоточилась на настоящем. Рон в этой форме выглядел по-другому: он казался выше, но и был более… собой. Конечно, она много лет видела его в школьной одежде, но то были старые вещи, доставшиеся от старших. Аврорский костюм же был сшит специально для него. Гермиона обратила внимание на значок у него на груди. Возможно, показалось, но Рон стоял так, что его грудь немного выпячивалась. Гермиона прикусила губу, чтобы сдержать улыбку. Он делал то же самое, когда впервые получил значок префекта, — до того, как Амбридж собрала Инспекционную дружину, дав им в руки больше власти, чем было у старост. Рон из-за этого постоянно ходил хмурый. Он упорно трудился ради этого значка и тоже заслуживал его. Она много раз убеждала его в этом, когда Драко светил серебряной вышивкой во время патрулей. Странно, что, следя за чем-то гораздо опаснее коридоров Хогвартса, Рон делал это в одиночку. — Разве у тебя не должно быть напарника? — спросила Гермиона, пытаясь завязать разговор. Не услышав ответа, она кинула на него взгляд: Рон потирал затылок. — В Министерстве сейчас не хватает авроров, — объяснил он. — Многие ушли с Кингсли, — он уставился прямо перед собой в темноту. — Иногда я думаю, что надо было поступить так же. Гермиона была удивлена его словам. Ведь новое правительство возглавлял брат Рона. — Почему не ушёл? Рон снова вздохнул и пожал плечами. — Я дал обещание. Я сделал выбор. Гермиона понимала. Больше, чем он думал. Если бы Рон знал, почему она на самом деле здесь… он бы, наверное, самолично посадил её за решётку. Как он сказал, он сделал выбор, и Гермиона была уверена, что Рон не станет из кожи вон лезть ради неё. Больше нет. — Похоже, ты выбрал безопасный вариант, — пробормотала Гермиона себе под нос, не успев прикусить язык. Поняв, что сказала, она прикрыла рот рукой. Но было слишком поздно. Рон остановился и повернулся к ней лицом. Она ожидала увидеть на его лице злость или досаду, поскольку в последнее время он постоянно сердился на неё, но Рон выглядел… немного побеждённым. — Я… я устал сражаться, Гермиона. Пока мы охотились за крестражами, я только и думал о том, в порядке ли семья и что я могу сделать для их защиты. Именно поэтому я записался на курсы подготовки авроров. Я хотел обезопасить их. — Будучи аврором, разве ты не продолжаешь сражаться? — Да, — вздохнул Рон. — Но… Я не могу сражаться с семьёй. Она понимала. Гермиона понимала, что Рона по-прежнему поддерживали близкие люди. Она понимала, что сама пошла на жертвы ради своей семьи. И понимала, что Драко предал все свои убеждения ради того, чтобы быть с ней. Гермиона всё это понимала. В каком-то смысле она не могла винить Рона за его решение. Он просто пытался спасти тех, кого любил. Но это всё равно не меняло того, ради чего она сюда пришла. Гермиона ещё несколько раз оглянулась на него, пока они не приблизились к концу коридора. Челюсть Рона была сжата, а брови нахмурены. Очевидно, ему было что ещё сказать, и Гермионе, как ни странно, хотелось услышать. Когда они в последний раз так разговаривали? Когда они в последний раз вообще разговаривали? Она раздумывала, чем бы нарушить молчание, но Рон опередил её, вновь заговорив: — Я слышал, что охрана Кингсли начала поднимать Орден. Или что-то похожее. Я не виню тех, кто пошёл с ним, но… мне не хочется снова быть в бегах. Не хочется прятаться в полуразрушенных домах и сидеть там каждую ночь, не зная, что с мамой и папой. К счастью, Джинни покинула страну. В письме она спрашивала о возвращении, но я убедил её оттягивать приезд как можно сильнее. Гермиону пронзило чувство вины. Их отношения с Джинни остались… непростыми, и будет ли у неё шанс восстановить их дружбу после сегодняшнего? Захочет ли Джинни этого, когда Гермиона сделает то, ради чего пришла сюда? Она отбросила эти мысли в огромную стопку, надеясь, что они не выльются наружу в присутствии Рона. — Ей не нужно ввязываться в это дерьмо, — пробормотал он так тихо, что Гермиона сомневалась, предназначались ли эти слова для её ушей. — Как остальные? — тихо спросила она, поняв, что ей действительно хочется знать. Рон повёл плечом. — Билл и Флёр говорят о переезде во Францию, и мама вся в слезах из-за этого. Они хотят семью, но кто захочет впутывать во всё это ребёнка? — он коротко выдохнул. — Папа был одним из тех, кто ушёл с Кингсли, — при этих словах он понизил голос. — Я думал, что отношения между ним и Перси налаживаются, но… они стали настолько плохими, что Перси переехал к Джорджу. — Что? — Гермиона с трудом могла в это поверить. — Знаю, — Рон согласился. — Но Джорджу было… очень плохо после смерти Фреда, и… он связался с Перси, — с каждым словом Рона глаза Гермионы расширялись всё больше. Казалось, он был рад поговорить с ней об этом, словно, выплёскивая все свои мысли без осуждения в ответ, он испытывал облегчение. Поэтому Гермиона не перебивала его, стараясь запомнить, каким путём он её вёл. — Вот почему отъезд Билла так по ней бьёт. Ей больно видеть, как рушится семья. Гермиона должна была спросить. Она должна была знать. — Поэтому… ты остался? Рон некоторое время молчал, открыв для Гермионы дверь. Она вела в коридор поменьше, только уже не освещаемый канделябрами, висевшими на стенах. — Здесь лучше светить палочкой, — Рон кивнул в её сторону, жестом говоря Гермионе достать древко. Так она и сделала. Медленно, понимая, что Рон узнает палочку с первого взгляда. Его лицо слегка покраснело, отчего в слабом свете оно казалось темнее, но он ничего не сказал. Просто вытащил свою и взмахнул, зажигая кончик. Едва коридор озарился тусклым светом, Гермиона ахнула, увидев в руках Рона изогнутую палочку из чёрного дерева. Она забыла, что он получил контроль над палочкой Беллатрисы. Рон одарил её невыразительной улыбкой. — Я бы её выбросил, но… — он посмотрел на палочку, — она… она меня слушается, понимаешь? Гермиона всё ещё была слишком ошеломлена для ответа. Глаза начало жечь от того, что она долго не моргала, смотря на него. Рон повёл её в тёмный коридор. Его голос эхом отскакивал от стен: — Идём. Гермиона нахмурилась, но зажгла палочку Драко и последовала за ним, ощущая странное предвкушение, что звенело внутри. Она ближе? Или дальше? Не желая дать им обоим погрузиться в мысли о первых владельцах палочек, Гермиона продолжила попытки завязать светскую беседу. — Тебе нравится быть аврором? — Вообще да, — легко ответил Рон. — И у меня неплохо получается. Некоторые впервые получили практику в реальных условиях только во время войны, но даже она строго контролировалась протоколом Министерства. Всё… — он кинул на неё взгляд. — Всё, что мы делали с Гарри, дало мне больше опыта, чем большинству новобранцев. И парочки опытных. — Это… — Гермиона хорошо помнила, как Рон вёл себя во время битвы за Хогвартс, и даже то, как он ориентировался, когда Пожиратели проникли в замок. Он проявил огромное самообладание — особенно после увиденного. — Это хорошо. Она замедлилась, и Рон остановился, повернувшись к ней. Лицо Гермионы вспыхнуло. Рон определённо не знал, какие мысли захватили её голову, но не факт, что он не догадается, если она в ближайшее время не перестанет кусать губу. — Пойдём, — Рон кивнул головой в сторону двери позади себя. — Спускаемся.***
Драко лежал на мамином персидском ковре пятнадцатого века в гостиной. Нарцисса потратила полжизни на украшение и реконструкцию этой комнаты, чтобы она отображала древнее богатство и могущество их рода, как и демонстрировала собственный стиль и принадлежность к семье Малфоев с помощью личных штрихов и эффектов. Он тоже входил в их число — пока она не сказала, что он больше не её сын. Драко до сих пор чувствовал ожог от пощёчины на лице и сильнее прижался щекой к ковру, надеясь утонуть в нём. Что угодно, лишь бы не видеть… это. Отец дрожал перед Тёмным Лордом. Пожиратели Смерти оскверняли его дом. Змея разжимала челюсти и направлялась прямо к нему. Драко попытался отползти в сторону, но она была слишком быстрой, сократив расстояние за считанные секунды. — Нет! — Драко пятился, пока не упёрся в стену. Он хотел пнуть эту чёртову тварь ногой, но она только зашипела, атаковав его ботинок. Он закричал и снова ударил, сбрасывая её. Змея свернулась, чешуйки скользнули друг о друга, а затем она подняла голову, высунув язык в его направлении. Драко тяжело дышал и паниковал, потому что не мог убежать. Он не мог убежать. Не мог выбраться. Не мог… не мог дышать. Грудную клетку свело до боли, а воздуха, который удавалось втянуть, едва хватало, чтобы сердце не билось с такой скоростью, как сейчас. Блядь. Блядь. Блядь. Он не хотел умирать вот так. Он вообще не хотел умирать. Он… боялся. До ужаса. До чёртового окаменения. Драко не успел сдвинуться ни на дюйм, как змея снова открыла пасть, расширив челюсти, и обнажила нежно-розовое горло и белые сочащиеся клыки, что сверкнули при ударе. — Нет! Он боролся. Боролся изо всех грёбаных сил, чтобы сбросить её с себя. Она была настолько тяжёлой, что он едва мог двигаться под её весом. Секунда — и это была вовсе не змея. Это был отец. Он прижал его к полу и нанёс хлёсткий удар серебряным змеиным набалдашником трости, отчего зрение затуманилось чёрными пятнами. Драко делал всё, чтобы выхватить трость, и наконец, отпустив её, Люциус полоснул сына ладонью, разбив его губу серебряным перстнем с печаткой. — Никчёмный мальчишка, — прошипел Люциус. — Лучшая часть тебя осталась в ногах твоей матери! — Отец… — Драко задыхался, пытаясь отразить очередной удар. — Отец, остановись! Он был слишком слаб для борьбы. Не потому, что был никчёмным, а потому, что ему снова было семь. Люциус возвышался над ним как великан. Как бог. — Ты называешь себя Малфоем, но при этом сжимаешься в страхе, как собачонка! Драко отвернулся и зажмурился, не желая видеть злобу в глазах отца и красные пятна, оставшиеся на его зубах от выпитого вина. — В тебе больше нет магии, мальчик, — отец нависал над ним. — Не лучше маггла. Даже хуже. Они хотя бы служат какой-то цели, низкой, но тем не менее. А ты… ты ничто. Никчёмный. Драко сжался, пытаясь заткнуть уши, чтобы не слышать слов отца. Он не специально. Он не стал бы говорить такое при свете дня. Если не путаться у него под ногами до тех пор, Драко покажет отцу, что тот ошибался на его счёт. Он… скинет эльфа с лестницы и докажет, что он лучше хотя бы одного из них. Да. Это порадует отца. А если Люциус будет в хорошем настроении, Драко не придётся беспокоиться, что следующей ночью его снова побьют. Может, если по-настоящему произвести впечатление на отца, это вообще прекратится. Что для этого нужно? Внимание привлекла Грейнджер в маленьком белом платье. Она тоже была на полу. Что она здесь делала? Кричала. Плакала. Умоляла. Он знал. Он помнил. Его девочка расплачивалась за его преступления. Она ничего не сделала, но его тетя всё же мучила её, вонзая в нежную кожу холодную сталь. Её кровь растекалась лужицей на полу. Драко хотел подняться на ноги. Хотел добраться до неё, но не мог пошевелиться. Что-то обвилось вокруг его тела, не давая сдвинуться. Блядская змея. Она окутала его от колен до плеч. Когда она сжала его, из лёгких вырвался тяжёлый выдох, и он не смог заставить их снова наполниться. Сопротивляясь и брыкаясь, Драко пытался ослабить хватку, но ничего не помогало. Как сказал отец — никчёмный. Гермиона плакала, а Беллатриса смеялась, вонзая клинок всё глубже, проливая всё больше крови. Слишком много крови. — Гер… — Драко постарался произнести её имя в последний раз. Дать ей понять, что он не оставлял её, что пытался сдержать обещание. И продолжал, даже когда в комнате потемнело и всё исчезло. Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на полу своей камеры, а над ним склонилась фальшивая Грейнджер, с любопытством разглядывая, словно он был каким-то странным образцом в одной из склянок Снейпа. Проект для изучения и экспериментов. Она была в нескольких дюймах от его лица — настолько близко, что при желании Драко мог поднять руку и коснуться её. Почувствовать её. Поцеловать её. — Так близко, — пробормотала она. — Отвали, — ядовито выплюнул Драко. Фальшивая Грейнджер выпрямилась, холодно сощурившись. — Не прикасайся ко мне, сука, — он приподнялся на локтях и замотал ногами, намереваясь отодвинуться на несколько дюймов. Она не была Грейнджер. Она не была Гермионой. Фальшивая Грейнджер скрестила руки на груди и сместила вес на одну ногу. — А это твоё надоедливое сердце просто так не сдаётся, да? Что она несла? — Что ты несёшь? У него не было времени подбирать слова. — Ты всё ещё любишь её. Драко выдавил из себя резкий смешок. — Ты ёбнулась мозгами? Конечно, я всё ещё люблю её. Фальшивая Грейнджер вздохнула. — А как же я? Вложив всё своё отвращение, Драко фыркнул в надежде донести до неё правильную мысль. — Ты? Ты для меня ничто. Её губы скривились, и она постучала ногой по полу. Или… она вообще касалась пола? У неё… были ноги? И с каких это пор Грейнджер — фальшивая Грейнджер — стала носить плащ? Ход мыслей был прерван её ответом. — Это мы ещё посмотрим. Ты слабеешь с каждым днём. Осталось недолго. — Пошла ты, — Драко опустился обратно на пол, задрожав, когда мокрая от пота спина соприкоснулась с холодным камнем. Он ждал её возражений, но когда снова поднял голову, её уже не было. Он был совершенно один. Драко уставился в окно, обеспокоенный тем, что чувствовал. Обеспокоенный тем, что ему было… одиноко без неё. Когда она была здесь, он хотя бы мог… раздражать её. Спорить с ней. Ссориться. Переживать всё то, что делал с ней. Помнить её, чёрт. Гермиону. Его девочку. Его единственную… А что у него было без неё? Драко свернулся, пытаясь сохранить остатки тепла, что сталкивались с зимним ветром, дующим из окна. Просто жидкая кровь и проклятое имя. И испорченная душа, запертая внутри. Которую она не хотела любить. Которая всегда будет. Неважно, насколько слабой она — и он — были. И он был. Потому что даже сейчас он хотел, чтобы она вернулась, — хотя бы для мучений. Лишь снова увидеть её. Потому что, пока он держался, она продолжала приходить. Поэтому Драко не отпускал: ни себя, ни свою девочку. Он не мог. Никогда не мог, когда дело касалось Гермионы.***
Рон повёл их по другому длинному коридору. Казалось, чем дальше они спускались, тем меньше он становился. Гермиона несколько раз задевала его руку своей, поэтому старалась не разводить локти. Рон прочистил горло и немного отодвинулся, прильнув к стене со своей стороны. Гермиона не знала, хороший это знак или нет. Не слишком ли странно она себя вела? Надо ли быть… добрее? Надо ли… — Невилл сказал, что столкнулся с тобой, — прервал её мысли Рон. — Я даже удивился. — Почему? — Не думал, что ты с кем-то из нас общаешься, — нас. Значит, до сих пор черты, где каждый из них стоит на своей стороне. Или просто компании, в которых её не было. Что бы подумал Рон, узнай он, что Невилл работает с Блейзом? К счастью, он не знал — к счастью их обоих. — Ты будто просто исчезла с лица земли. — Я была… занята, — Гермионе не хотелось лгать, но она не могла сказать Рону, что работала над апелляцией Драко и каждую ночь спала в его постели. И никому не могла рассказать о клетке, которую возводила вокруг себя, чтобы не чувствовать всепоглощающее одиночество. — Сумасшедшее время. Рон запрокинул голову, и его кадык перекатился при коротком смешке. — Это уж точно. Гермиона одарила его, как она надеялась, понимающей улыбкой. Кинув на неё взгляд, Рон усмехнулся в ответ. Это был… хороший знак. Она надеялась, что остальное пройдёт так же гладко. — Сюда, — Рон открыл очередную дверь, и Гермиона перед входом оглянулась. Она старалась запомнить все повороты, но это место было спроектировано так, чтобы путать. На фоне тёмных плиток выделялись лишь двери, большинство из которых были закрыты. Гермиона кидала взгляды на немногие отворённые, пытаясь сориентироваться и понять, что же там скрывалось. Рон же, казалось, точно знал, где находится. А значит, он точно знал, куда её ведёт. — Куда… — Гермиона вгляделась в тёмный коридор. Внутри всё сжалось от беспокойства. — Куда мы идём? — Вперёд, — Рон оглянулся на неё, и Гермиона попыталась понять, что означает странный блеск его голубых глаз, но в остальном он выглядел… как Рон. Каким был всегда. Это придало странную смесь уверенности и нервозности. У Гермионы не было времени бродить с ним, ей нужно было… Ей нужно было убедиться, что он не понял, зачем она здесь. Рон махнул рукой, ожидая, когда она подойдёт. Гермиона подняла палочку чуть выше, направляя свет перед собой, и, собрав всю свою смелость, продолжила путь. Если она и чувствовала себя неловко, то по реакции Рона этого было не понять. Он немного замедлился, позволяя ей догнать себя, чтобы идти бок о бок. Поначалу Гермиона сторонилась такой фамильярности, но в конце концов заставила себя расслабиться. Она по-прежнему крепко сжимала палочку Драко и не думала опускать её ниже, чтобы Рон увидел древко, если посмотрит в её сторону. Но он не смотрел. Казалось, он сосредоточился на том, куда они направляются, или как минимум сильно задумался об этом. Или что-то такое. Она знала почти каждое выражение лица Рона, и такое обычно предназначалось для длинных эссе и сложных исследований. Не могла она понять только одно: своё отношение к этому. Гермиона поймала себя на том, что наблюдает за ним краем глаза чаще обычного. Хотя было трудно удержаться: хотелось узнать, что происходит в голове Рона, чтобы отвлечься от собственных мыслей. Она спланировала всё, как могла. В последнее проникновение в Министерство ей, Гарри и Рону потребовался месяц на планирование. На этот раз у Гермионы было всего несколько дней, и кто знал, сколько времени осталось у Драко? Не опоздала ли она? Когда она доберётся до него, будет ли Драко ещё Драко? А если нет, то кем она будет без него? В последнее время Гермиона очень часто терялась в своих мыслях, и этот раз оказался не исключением. Она даже не заметила, что они дошли до простой двери в конце коридора. Она поняла это только потому, что Рон замедлил шаг и они столкнулись плечами. — Извини, — быстро пробормотала Гермиона и отстранилась. — Не извиняйся, — его голос был странно громким, и Гермиона поняла, насколько близко к ней он сейчас находился. Рон повернулся, и Гермиона инстинктивно отошла к стене. — Я знаю, почему ты здесь, Гермиона. Холодные плитки вжались в спину. Рон смотрел на неё странно. Его глаза не блестели, но… переливались. А зрачки в темноте расширились. — И почему? — Гермиона старалась не выдать голосом, насколько нервничала. Рон окинул взглядом длинный коридор, убеждаясь, что они одни, а затем сказал: — Заходи. Он постучал палочкой по двери, и она с протяжным скрипом распахнулась. Рон коротко кивнул ей, и Гермиона заставила себя повернуться и войти. Она чувствовала, что у неё не было особого выбора. Пространства, чтобы двинуться в любом другом направлении, не осталось. В любом случае, если она сейчас отступит, то, возможно, у неё никогда больше не будет шанса украсть бузинную палочку. Именно поэтому она всё это делала. Если она хотела проникнуть в тюрьму Азкабан и выбраться из неё, то ей нужна была самая мощная палочка в мире. Её палочка. Но палочка Драко всё равно подчинится, если придётся ею воспользоваться. Если до этого дойдёт, следующему патрулирующему придётся постараться отыскать Рона, что даст возможность обыскать Отдел Тайн. Ей нужно было лишь найти возможность наложить на Рона петрификус. Она не собиралась ранить его, если в этом не будет необходимости. Драко оставил его умирать здесь, а Гермиона просто оставит его… одного. Дверь за ними закрылась. Мебели в комнате практически не было: всего несколько полок с пыльными инструментами и сундук с большим замком в углу. Помещение освещалось лишь палочками, и Гермиона прижимала свою к груди, растворяя нервозность в маленьком облачке белого света. — Рон, что мы здесь делаем? — сердце было готово вырваться из груди. Что это за место? — Мы? — произнёс Рон, всё ещё стоя у неё за спиной. — Нет никаких «мы», Гермиона. Замешательство смешалось с тревогой, отчего закружилась голова. Много мыслей и недостаточно крови. Было слишком просто; на каком-то уровне она знала это с самого начала, но она была в таком… в таком отчаянии, что готова была рискнуть. Гарри поступил бы именно так. Гермиона попыталась собраться с духом, призвав на помощь всю свою смелость, но активная работа мозга не позволяла совместить одно с другим. — Я подумал, что это только вопрос времени, — Рон шагнул к ней, — когда ты вернёшься. Гермиона приготовилась к… к тому, что будет дальше. Она была с ним наедине, никто понятия не имел о её местоположении. Патрулировал Рон один, так что, даже если бы она закричала или побежала, никто бы не помог. Но Гермионе не нужна была помощь. Ей нужна была её палочка. Бузинная палочка. Ради этого она здесь находилась, и она не уйдёт с пустыми руками. — Я единственный, Гермиона, — обратился к ней Рон. Он набрал массу по сравнению с прошлым годом. Должно быть, начал заниматься спортом в дополнение к аврорским тренировкам. Гермиона кинула быстрый взгляд на палочку Беллатрисы, тут же вернув его обратно. Она слегка сморщилась, уловив запах табака в его дыхании. — Единственный, кто может помочь тебе вернуть палочку. Воздух стремительно покинул лёгкие. — Ч-что? Рон покачал головой. — Я много думал об этом. Что это будет значить, что я… сделаю. И… знаю, я сказал, что мы больше не друзья и, возможно, никогда ими уже не будем, но… Годрик, Гермиона, — во время войны было так ясно, кто мой враг, а кто нет. Только ты выбивалась из общей картины, а теперь… теперь непонятно абсолютно ничего. Он глубоко вздохнул, и лишь тогда Гермиона поняла, что совсем не дышит. Возможно, именно поэтому так кружилась голова. Или из-за слов Рона. Решить времени не хватило, потому что он продолжил: — Я всё время пытаюсь думать, как бы поступил Гарри, будь он здесь, и… я всё время делаю неправильный выбор. Я… я больше не знаю, что делаю. Не знаю, кто я без… него. И тебя. Что-то в его сбивчивом признании задело Гермиону за живое. Она всё ещё злилась на Рона — была в ярости на него, — но… она простила Драко за гораздо худшее. И Гермиона знала, каково это — чувствовать растерянность и потерянность; знала, каково это — лишиться лучшего друга. Она знала, каково это — быть одной в этом мире. — Рон… — начала она, но он сделал шаг к ней, прервав на полуслове. — Я знаю, что ты собираешься сделать с этой палочкой, и я знаю, что это будет значить. Как бы я ни хотел, чтобы Малфой гнил там вечно, я не хочу… не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое, — его плечи поникли, и носа Гермионы коснулся запах застоявшегося дыма на его форме. Рон боролся за то, что считал правильным, — как и она. Возможно, не только её подвёл этот новый мир. — Я ничем не смогу компенсировать потерю Гарри, и да, у нас были разногласия. Я не жду, что всё вернётся на круги своя, но… думаю… я хотел бы знать… что ты хотя бы не ненавидишь меня, — Рон поджал губы. — Я совершаю много ошибок, но я не хочу, чтобы это было одной из них. Гермиона с трудом могла в это поверить. Она не верила. Рон… помогал ей? Он помогал… Драко? — Да, знаю, — продолжил он, снова потирая шею, отчего та покраснела. — Я бы тоже себе не доверял, но это касается не только меня — это касается и Гарри. — Что?! — голос Гермионы эхом разнёсся по пустой комнате. Рон опустил взгляд и, собравшись с духом, посмотрел на неё из-под густых бровей. — Последняя ночь в коттедже перед… — он поник, но продолжил. — Мы с Гарри говорили. О многом. О тебе. Боже. Божебожебоже. Она не хотела этого слышать, что было странно, потому что уши навострились в отчаянном желании узнать, что Гарри думал о… о ней. — Я не знаю, что убедило его в этом, но… он считал, что… — Рон выглядел так, словно с трудом мог переварить слова, что срывались с губ. — Что вы с Малфоем должны быть… вместе, — веснушки заплясали на его лице, когда нос сморщился. — Он сказал мне просто принять это, но я не смог. Я до сих пор… Гермиона почувствовала, как забилась в венах кровь, словно внутри её тела пропустили электрический ток. — Послушай, ты уверена, что знаешь, что делаешь? — спросил Рон, немного понизив голос. — После этого тебе придётся скрываться. Повторится прошлый год, а ты была несчастна, когда мы были в бегах. Он… Малфой стоит этого? Ответ сам собой сорвался с губ. — Да, — Гермиона прошептала это короткое слово как молитву. Рон нахмурился. — Ты же знаешь, от чего тебе придётся отказаться? То есть, боже, Гермиона, ты хоть пыталась найти родителей? Чувство вины пробежало по позвонкам, забившись в животе, отчего к горлу начала подступать тошнота. Ответ на этот вопрос был не таким простым, но она всё равно его знала — нет. Она не пыталась разыскать родителей или даже… связаться с ними. С момента обливиэйта прошло больше года. Как они знали, у них не было дочери и скучать им было не по кому. Теперь у них была новая жизнь в Сиднее. Если бы она объявилась, сумела отменить заклинание памяти, — что, как известно, становилось сделать всё труднее, чем больше проходило времени, — они оставили бы всё и вернулись с ней в Британию. Что за жизнь у них была бы здесь? При переезде они продали клинику, а Драко сжёг их дом дотла. Здесь их ничего не ждало, и она не хотела… не хотела, чтобы кто-то ещё жертвовал своей жизнью ради неё. Но и как бы она заботилась о родителях, одновременно пытаясь спасти Драко? Это было невозможно. Ей пришлось бы отказаться от Драко ради их возвращения, а… а Гермиона уже давно попрощалась с ними. Её семьи больше не было; она потеряла Гарри, который был ей как брат, и… Рона. Она смирилась с тем фактом, что, возможно, никогда никого из них больше не увидит, когда согласилась бежать с Драко. И, как Рон, — она дала обещание. Она сделала выбор. Гермиона вздёрнула подбородок и посмотрела на него горящими глазами. Он лишь слегка покачал головой, как делал всегда, когда ему не нравился её выбор, например, когда она не давала ему списывать домашнее задание или когда в свободное время занималась в библиотеке, а не наблюдала за тренировкой по квиддичу. Сейчас суть выбора не была важна — важно было то, что он был её. Как Драко. — Если считаешь, что я не продумала всё до конца, тогда ты меня совсем не знаешь, Рональд. Он несколько раз моргнул, словно решал, спорить с ней или нет. Гермиона держалась твёрдо. Наконец Рон глубоко вздохнул. — Я действительно знаю тебя, Гермиона, — признался он. — И я не могу представить, кому бы я больше доверил бузинную палочку, — Гермиона затаила дыхание. — По крайней мере, больше, чем Перси. Он мой брат, но ты… — его губы растянулись в грустной улыбке. — Ты — это ты. Она не знала, как это воспринять, но… на несколько секунд между ними всё словно стало… нормальным. Затем Рон обошёл её, проделал какое-то странное движение палочкой, и запертый сундук в глубине комнаты открылся. Он сунул внутрь руку и вытащил два предмета. Повернувшись, протянул их ей. — Спасибо, — и выдох его имени: — Рон. На этот раз его улыбка была искренней. — Спасибо Гарри. Посмотрев вниз. Гермиона увидела бузинную палочку и… мантию-невидимку Гарри. В голове закружилось множество мыслей: как и почему у Министерства оказались два Дара Смерти и где находился третий, но тут на передний план сознания пробралось воспоминание о Гарри, носившем эту мантию, и слёзы защипали глаза. — Почему… почему ты даешь её мне? — Она не для тебя. Она для… него, — с некоторой горечью сказал Рон. Кровь бросилась к голове, отчего у Гермионы зазвенело в ушах. Что? — Гарри тогда сказал, что хочет, чтобы ты была счастлива, и он знал, что Малфою, вероятно, придётся исчезнуть, — он неловко переступил с ноги на ногу. — Когда я помешал тебе пойти к нему после битвы, я не переставая думал о словах Гарри. Я действительно пытался помочь тебе, — искренне сказал он, и Гермиона нахмурилась, вспомнив это. — С тех пор я всё время думал… мог ли я помочь по-другому? Изменило бы… изменило бы это наши отношения? Гермиона открыла рот, но не знала, что сказать. Вместо этого она засунула палочку Драко за пояс и потянулась за мантией Гарри. Пальцы сомкнулись на руке Рона, и только тонкая ткань разделяла их кожу. На секунду показалось, что Гарри, их третья часть, снова вместе с ними. — Это — да, — серьёзно сказала Гермиона, но позволила себе ободряюще улыбнуться ему. — Меняет. Рон облегчённо выдохнул и отвёл руку, устраивая бузинную палочку поверх мантии. Он прижал всё это к её груди. — Сделай мне одно одолжение. — Конечно, — быстро ответила Гермиона. Рон улыбнулся, и его глаза смягчились, приобретя чистый небесно-голубой оттенок. — Сотри мне память. — Что? — Ты лучшая в заклинаниях памяти, — он выглядел погрустневшим. — И я не хочу, чтобы тебя искали. Рон не знал, куда она направлялась, кроме очевидного, тем не менее Гермиона была благодарна, что после всего он не встал против неё. Это упрощало ситуацию. Очень. Гермиона тихо шмыгнула носом и кивнула. Сунув мантию Гарри под мышку, она подняла свою палочку. В руке ощущалась сила, и что-то отозвалось в груди, как рёв. — Погоди… — Рон выставил перед собой ладонь, и Гермиона замерла. Он передумал? Но Рон лишь сунул руку в карман брюк и вытащил связку серебряных ключей, на которых висел брелок в виде обнажённой женщины. Гермиона удивлённо моргнула. — Это Сириуса, — смущённо сказал Рон. Затем протянул их ей. — Ты помнишь тот летающий мотоцикл, на котором Хагрид забирал Гарри от его родственников? Боже, эта штуковина до сих пор цела? — Я… я его чинил. С папиной помощью. Никогда бы не подумал, что магглы используют столько проводов. Я думал, колёса крутятся просто потому, что они типа круглые. Гермионе пришлось сдержаться, чтобы не рассмеяться. — Да, они используют много проводов, — это всё, что ей удалось сказать. Глаза Рона были ярко-голубыми, и он выглядел как мальчик, который был её другом на протяжении многих лет. Он бросил ключи ей в руку. — Он должен доставить тебя туда. У Гермионы свело горло. Она хотела поблагодарить, сказать что-то ещё, но не смогла. Слёзы затуманили зрение, и Гермиона быстро протёрла глаза. Рон отступил. — Заодно сотри и воспоминание о заднице Малфоя. Я не буду по ней скучать, — Гермиона издала полувсхлип-полусмешок. — Но буду скучать по тебе. Я рад, что смог… что мы смогли попрощаться. Это отличалось от прощания с Гарри. То было окончательное, но это… — Надеюсь… однажды мы снова увидимся, — Гермиона во второй раз подняла палочку, и сейчас Рон не остановил её. — Я этого не забуду, — тихо сказала она. Рон потёр нос, отчего тот покраснел. — Прощай, Гермиона. Гермиона крутанула запястьем, поворачивая палочку в почти прощальном взмахе. — Обливиэйт.***
Драко моргнул, пытаясь снова открыть глаза, но справившись, он не понимал, где находится. Это была не его камера — определённо. Белые стены, окружавшие его, были затянуты дымом, а на полу валялись осколки и обломки. Драко взглянул вниз: между его чёрными ботинками виднелся маленький люк из его сознания, в котором он прятал Грейнджер, заперев. Где держал её в безопасности. Грейнджер… — Гермиона! — закричал Драко, распахивая дверцу. Там было пусто. Её не было. Она… не дождалась его. Она ушла. Он был один. Совершенно и абсолютно, сука, один. — Не совсем, — её сладкий голос мазнул по ушам, и он уже головой вперёд падал в чёрную дыру. Глубже. Дальше. Пока не достиг дна. Самого чёртового дна. Дыхание сбилось, и какое-то время он безмолвно лежал, будучи оглушённым. Затем тело само по себе скрутило, и он закашлялся, пытаясь наполнить лёгкие воздухом. Не получалось. Они не качали кислород. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Драко задыхался, широко раскрыв рот, его тело горело изнутри, а сам он пытался вдохнуть. Темнота начала сгущаться, сужая зрение, пока не остался только маленький бледный огонёк, отбрасывавший на него свет, как столб. Уставившись на него, он проглотил вдох. Следующий, всё равно обжигающий, оказалось сделать немного легче, потом третий. И четвёртый. Драко приподнялся, вглядываясь в темноту. Он видел, как она ходит вокруг него, оставаясь на расстоянии вытянутой руки. На её лице играла невинная улыбка. Когда-то он её любил. И любил до сих пор. Даже если её носила не она. Но она всё равно была её. Как и он. Было бы намного проще, если бы он не запечатлел в памяти каждый дюйм её лица. Драко вытянул шею и поднял на неё взгляд: она остановилась прямо перед ним с этой чёртовой улыбкой. — С возвращением. Драко снова посмотрел на свет. Казалось, он становится тусклее. Тени плясали по краям, медленно приближаясь. Или ему уже начала мерещиться всякая хрень. — Нет, — фальшивая Грейнджер тихо хихикнула, будто он её забавлял. — Ты не сходишь с ума, — однако он куда-то сошёл, и ему тут не нравилось. Он хотел найти выход. Выход. Выход. Выход. — Ты никуда не уйдёшь, — она моргнула своими большими глазами, но теперь они не производили на него такого эффекта, потому что в них не было тех тёмных глубин, в которых он любил теряться. Драко подобрал под себя ноги и попытался встать. Она лишь стояла на месте и смотрела, будто он показывал ей весёлое представление. — Что это за место? — прохрипел он. Она мило и с любопытством наклонила голову, и у Драко защемило в груди при виде этого. Было лучше, когда эта Грейнджер мучила его, а не… вела себя как настоящая. — Ты не знаешь, где мы находимся? Драко устремил взгляд в пустоту, клубившуюся вокруг единственного потока света, в котором он стоял. — Очевидно, нет, — огрызнулся он. Драко чувствовал себя дерьмово. Хотелось найти стену своей камеры, чтобы прислониться к ней, но… в этом грёбаном месте ничего не было. — Скажешь? Не знал, что можешь хоть что-то скрывать, так что смело говори. Он не знал, почему так разволновался, но что-то в… ней выбивало из колеи. Она не была… она не была его Грейнджер. Не была, напомнил он себе. Но чем больше он пытался сосредоточиться на этой мысли, тем труднее это давалось. Она словно вытягивала… Грейнджер, его Грейнджер, из него. Из его сердца, из его души. Пока… не осталась только она. Только она и… он. Она сделала шаг вперёд и приподнялась на носочки; её тело почти касалось его. Драко выпрямил спину, напрягшись от её близости. Она смотрела на него холодными бесцветными глазами. — Ты должен узнать. Ведь ты создал это место, — странный мороз пробежал по спине, заставляя волосы на затылке встать дыбом. Фальшивая Грейнджер замерла, когда её лицо оказалось менее чем в дюйме от его. — Мы в твоей душе, Драко. Кровь в жилах застыла. Нет. Чёрт, нет. Этого не могло быть… но… здесь ничего не было… — Знаю, — проворковала она, касаясь ледяной рукой его затылка. — Не так… — она поджала губы, — впечатляюще, но… — она придвинулась к нему ближе, и её холодное, как лёд, дыхание коснулось его губ. — Я всё равно заберу, если ты позволишь. Брови Драко сдвинулись к переносице. — Заберёшь? — Заберу. Боль, огорчение, беспокойство, страх… В голове почти не осталось мыслей. Она была так похожа на его Грейнджер. Так сильно… — Ты… ты сделаешь это? Фальшивая Грейнджер прикусила губу и кивнула. — Тебе нужно лишь, — прошептала она, — поцеловать меня. Драко опустил взгляд на её губы. Они были лишены цвета, но, несмотря на это, оставались полными и мягкими. Интересно, если он прижмётся к ним, будут ли они тёплыми? Он так сильно скучал по ней. Пиздецки. Сильно. Драко перевёл взгляд на глаза фальшивой Грейнджер. Что, если он мог довольствоваться только этим? Что, если он заслуживал только этого? Её ногти впились в его шею, притягивая к себе. — Поцелуй меня, Драко. Он колебался. Драко тяжело сглотнул и зажмурился. — Я знаю… ты не хочешь, чтобы кто-то вроде меня любил тебя, но… Я люблю, — он открыл глаза, но её не было. Была просто тень, серая, ложная версия её. Но хотя бы рядом. Драко склонил голову. — Я люблю тебя, Гермиона Грейнджер. — Я знаю, — проворковала она, запуская пальцы в его волосы. — Я чувствую это. — Да? — тихо спросил он. — М-м, — она втянула в рот нижнюю губу, пробегаясь по ней языком, и выпустила, слегка надувшись. — Я… я почувствую это? — голос Драко дрогнул. Гермиона — Грейнджер — покачала головой. — Ты ничего не почувствуешь. Свет вокруг них становился всё тусклее. — Ты… Она останется здесь? После? — Ты будешь со мной. — Но не с ней. Лицо Грейнджер вытянулось. — Какая разница? Твои страдания закончатся. В нём вспыхнуло что-то, чего он уже очень давно не чувствовал. Драко ухмыльнулся. — Ничего не закончится, пока я не скажу. Он почувствовал… жар. Сильный. Драко почти забыл, каково это. Так похоже на холод, но было что-то… приятное. Что-то, чего ему не хватало. Чего-то, чего он жаждал. — Я ждала… так долго, — в её голосе звучало почти страдание. — Я хочу тебя, Драко. Всего тебя. Грейнджер схватила его лицо. Будучи на удивление сильной, она до боли вцепилась пальцами в его щёки в попытке заставить его открыть рот. — Отдай её нам. Её голос стал хриплым, понизившись на несколько тонов. — Мы… Драко отстранился на шаг, увидев, как её глаза закатились, образуя глубокие, бездонные дыры. Губы потрескались, превратившись в гнилую серую кожу, втянувшись. Он попытался оттолкнуть её, но деваться было некуда. Спина была прижата к стене камеры, и фальшивая Грейнджер больше не была Грейнджер. Это было гнилостное, мумифицированное лицо в чёрном капюшоне, и оно нависало над ним. — …голодны! Драко открыл рот, чтобы закричать, но не успел из горла вырваться хоть один звук, как всё вокруг стало ослепительно белым.***
Дверь в камеру Драко с оглушительным грохотом слетела с замёрзших петель и приземлилась на пол, проехав несколько футов перед полной остановкой. Гермиона стояла в проёме, с трудом веря в то, что видела. Она проделала весь этот путь, сделала всё возможное ради спасения Драко, а… Было слишком поздно. Она слишком много раз видела в снах — в кошмарах — его оживший труп, но это совершенно не подготовило её к встрече с ним в реальности. И это было именно оно — слишком реально. Его волосы доставали до плеч. Они были не яркими, как она привыкла, а тусклыми, выцветшими до грязного пыльно-серого. Когда их сдуло порывом ветра, она смогла разглядеть его лицо. Глаза Драко были закрыты, но она видела голубые дорожки вен, бегущие к вискам и темнеющие под впалыми глазницами. Его лицо было слишком худым, слишком безвольным, а бесцветные губы обнажали почему-то до сих пор белые зубы. Нет. Она не могла опоздать, она просто… не могла. Но вот оно доказательство. Она отказывалась верить, что Драко — Пожиратель, пока не увидела собственными глазами, но даже сейчас, смотря на его тело, Гермиона не хотела верить, что он действительно… Что Драко… Мёртв. Она месяцами пыталась найти способ попасть сюда, а теперь, когда находилась здесь, всё происходило настолько быстро, что с трудом получалось осознать. Гермиона настолько погрузилась в мучительные мысли, что почти не заметила нависающего над телом Драко дементора, который обнимал его нежно, почти… интимно. Разбитое сердце в болезненной ярости забилось в груди. Это… существо, это чудовище касалось Драко своими костлявыми руками. А должна была она. Гермиона сделала шаг в камеру и подняла перед собой бузинную палочку. Искра ярости начала угасать под сокрушительной тяжестью внезапного горя. Боже, ни один круциатус никогда не причинял такой боли. Это была боль за гранью постижимых ощущений — она была подавляющей, всепоглощающей. В голове не осталось места даже для мыслей. Впервые в жизни разум был совершенно пуст — лишь ослепляющая, яркая, раскалённая боль. Что… что она должна была теперь делать, раз Драко больше… больше… нет? Сожги моё тело, когда я умру. Мне нужен этот выход. Есть только один способ перестать быть Пожирателем Смерти. Дементор наклонился ближе к Драко, обхватывая, как возлюбленного, и его голова откинулась назад. Она знала заклинание, и… оно не было проверено, не было подтверждено, но была большая вероятность, что адский огонь подействует и на дементора. Был только один способ выяснить. Гермиона сделала бодрящий холодный вдох, задержав его в груди, чтобы не дать себе сойти с ума, и начала произносить заклинание. — Игнис… Дементор, всё ещё отвлечённый телом в своих объятиях, наклонился ниже, чтобы… чтобы поцеловать его. Рот открылся, превратившись в зияющую чёрную дыру, и… и веки Драко затрепетали. Трупы не моргали. Им это было не нужно. Но Драко… моргнул. Гермиона поймала слабый блеск его грозовых серых глаз, прежде чем веки снова сомкнулись. В груди защемило, и сердце тяжело забилось. Драко… Драко был жив. Он был жив! Дементор издал низкий, задыхающийся хрип, и худощавое тело Драко дёрнулось, как будто что-то вытаскивали изнутри. И тогда она увидела — маленький бледный и слабо мерцающий огонёк проходил сквозь дрожащие губы Драко. Он завис между ними. Его душа. Она не была чёрной или изуродованной. Она была… прекрасной. Идеальной. Чистой. Драко выдохнул, и облачко пара на миг окутало маленькое пятнышко света — он прошептал её имя. — Гермиона. Именно это вернуло её в реальность, в камеру, в абсолютно ужасную ситуацию. Чёрная пасть дементора раскрылась шире, и он наклонился, чтобы… проглотить душу Драко. Нет. Нет. Она не позволит никому и ничему снова претендовать на его душу. Никому. Никому, кроме неё. Гермиона подняла палочку из боярышника вместе с бузинной, и комнату залил яркий белый свет и обжигающий жар. Выдра в танце пронеслась по воздуху, скача вокруг дементора, пока тот не отступил, уронив Драко на пол. Едва он прижался спиной к стене, на него набросилась химера, тяжело приземлившись на костлявую грудь. Она зарычала прямо в лицо существу, отчего его капюшон слетел, обнажив линялый серый череп, безглазые впадины и глубокий, оскаленный рот. Гермиона направила бузинную палочку, и химера сомкнула челюсти вокруг черепа дементора. Он раскололся с противным хлопком, и изнутри струёй вытекла густая жижа, расплёскиваясь по замёрзшему полу. Выдра, подпрыгнув в воздухе, закружила вокруг Драко, защищая его. Гермиона тяжело дышала, на дрожавших ногах направившись вперёд. Опустившись перед ним на колени, она едва чувствовала под собой пол. Он не двигался и выглядел скорее мёртвым, чем живым. Единственным доказательством обратного был маленький шарик света, парящий над его губами, которые быстро синели. — Боже, боже… Драко… — Гермиона обняла его, притягивая к себе на колени. Жгучие слёзы лились из глаз, омывая огонёк его души, всё ещё витающий за пределами его тела. — Я… я не знаю, как тебе помочь, — всхлипнула Гермиона. Она… она не знала. Шарик просто парил в дюйме от его темнеющих губ. Воздух уже не трепал его, и Гермиону поразила мысль, что без него Драко, возможно, не хватит сил… продолжать. — Дыши! — Гермиона схватила его за лицо. Оно было холодным. — Дыши, Драко! Пожалуйста! Если бы он просто вдохнул, огонёк бы втянулся. Но он не делал этого. Драко ничего не делал. Но не она. Гермиона не потеряет его. Ни сейчас, никогда. Ничего не закончится, пока она не скажет, и… ничего не закончится ещё очень, очень долго. Она боролась за это будущее, и она… она будет проклята, если потеряет его. — Чёрт, дыши! — Гермиона упёрлась одной рукой ему в грудь и сжала робу в кулак у его сердца. Её сердца. Потому что оно было её, а её — его. Даже если в его лёгких не было воздуха, а в теле — души. Плевать. Если от Драко останется оболочка или… он будет живым трупом — плевать. Она всё равно будет любить его. Она будет любить его, потому что сомневалась, что сможет прекратить. Знала, что не сможет. Ни сейчас, никогда. Без раздумий, без плана Гермиона сделала единственное, что было в её силах. То, о чём она мечтала всё это время. Она поцеловала его. Их губы соприкоснулись, и она почувствовала что-то тёплое, если это вообще можно было так назвать. На самом деле было похоже на… комфорт, на безопасность, на… любовь. Она поняла, что душа Драко упорхнула обратно в его рот. Она поцеловала глубже, крепче, со всей любовью, которую испытывала к нему, надеясь, молясь, что этот поцелуй не будет последним. И вдруг — невероятно — губы Драко шевельнулись. Они целовали её в ответ — он целовал её в ответ! Драко запутался пальцами в её волосах, он стискивал локоны в кулак и прижимал её к себе, целуя настойчиво, словно от этого зависела его жизнь, и… возможно, так оно и было, потому что Гермиона была уверена, что её жизнь закончилась бы, не притяни её Драко к себе, рыча в рот, будто изголодался по ней. Его зубы задели её губу, и он захватил их, сильно прикусив. Гермиона издала тихий стон, наполовину состоявший из его имени, а в остальном — из каких-то нечленораздельных звуков, и глаза начали закрываться. Он лизнул ноющее место кончиком языка. — Привет, сладкая, — выдохнул Драко, и всё её тело забила дрожь, когда она услышала его голос. — Я сказал, что приду за тобой, но… — Гермиона подавила всхлип. — Ты сама пришла ко мне, да? — Да, — выдавила она, сглатывая болезненный комок в горле. — Да, Драко, я пришла к тебе. Она хотела, чтобы он… вскочил и схватил её, но Драко лишь глубоко вздохнул, словно всё это время не дышал, и начал закрывать глаза. Прямо перед тем, как его веки сомкнулись, губы дрогнули в подобии улыбки-ухмылки. — Моя девочка.