Вот и сказочке конец

      Вы все же помните наших добрых друзей — Черномора и Соловья? А я ведь говорил, что добром это не кончится. Кот с Горынычем присоединились к общему течению, и теперь весь честной народ выл в два раза. Но по-настоящему «весело» стало, когда обо всём дознались три богатыря. Увидев всё это безобразие, они почесали репы, да и решили: раз нельзя зло победить, то что? Правильно - надо к нему присоединиться. Вот так и появилось в Лукоморье собственное отделение милиции. Были Три Богатыря, стали Три Силовика, и началась в Лукоморье поистине «сказочная» жизнь.       Вот он, этот терем трёхэтажный, а на нём табличка:

«Лукоморское отделение милиции»

      За окошком дежурного сидел Алёша Попович, что-то усердно записывающий на листке бумаги. Рядом с окошком стоял взволнованный волк с элегантно уложенными усами и налакированными волосами.       — Слушай, Илюша, — обратился Алеша к копающемуся у него за спиной в груде документов Илье Муромцу, — а как правильно пишется: «Чистосердечное или Чыстосердечное признание»?       — Пиши: «Явка с повинной». — меланхолично ответил Илья.       — Ага! — склонился над бумагой Алёша, но тут же вновь крикнул. — Илья!       — А?       — А как пишется: «С повинной или повынной».       — Пиши: «Пришёл сдаваться». — просто ответил Илья.       — Так и запишем. — сказал Алёша, поворачиваясь к волку. — Значит ты, морда серая, хочешь в чём-то сознаться?       — Oui, Oui, мсье! — согласно закивал головой волк. — Я желать сознаться, я съель Красный Шапочка.       — Что, болеешь? — сочувственно спросил богатырь.       — Нет, почему вы так думать? — недоумённо переспросил волк.       — А чего же ты тогда головные уборы жрёшь? — удивился Алёша.       — Нет, вы меня не понимать! Я съель маленький девочка, и теперь мне есть очень стыдно. — утёр слезу волк.       — Так, я не понял: так ты шляпу сожрал или маленькую девочку? Приходят тут, работать мешают. А ну, брысь! — кинул Алёша в волка карандашом.       — Хорошо, я понимать, — удручённо вздохнул волк, — у меня один выход — дровосек.       Низко опустив голову, волк вышел из отделения, сопровождаемый возмущёнными криками богатыря.       — Это кто дровосек, это я — дровосек? Да я тебя, на семь суток… в клетку! — распалялся Алёша.       — Алёша, дровосек — это то же самое, что и лесоруб. — успокаивающе произнёс Илья, не отрываясь от документов.       — Ааааа! — протянул молодой богатырь. — Тогда пусть шурует отсюда. Дверь вновь отворилась, и в помещение зашёл небольшой пузатый мужчина в зелёной футболке, заправленной в белый комбинезончик в красную клеточку. На пузе у него красовалась большая красная кнопка. У него был непропорционально большой нос и пальцы-сардельки. Всё время, что он шёл к окошку дежурного, мужчина не переставал возмущаться:       — Одно ворьё вокруг, ничего нельзя без присмотра оставить: то сначала банку варенья свистнули, теперь мотору ноги приделали.       Подойдя к окошку, толстячок залез прямо на стойку и вальяжно облокотившись о стекло, произнёс:       — Здравствуйте, господа! Что же это делается? Меня в ваших краях оставили без транспортного средства.       — Так, секундочку, пострадавший! — произнёс Алёша, быстренько доставая бланк.— Давайте по порядку. Имя?       — Карлсон. — с достоинством ответил толстячок.       — Возраст?       — В самом расцвете сил. — тряхнул рыжей чёлкой Карлсон.       — Место жительства?       — Стокгольм, домик на крыше.       — Ух, как вас занесло! — удивился Алёша. — Как вас к нам в Лукоморье-то забросило?       — Я был здесь пролётом, а какие-то вандалы сняли мой моторчик, пока я сладко спал. Приходится на каком-то китайском вентиляторе летать.       — Ооооо, это висяк! — махнул рукой Алёша. — Кто-нибудь уже давно на вашем моторчике на своём катере рассекает.       — Что это за безобразие? — топнул ножкой Карлсон, пронзительно крича. — Вы полиция или цирк?       — Ну вообще-то, — произнёс Илья, отрываясь наконец от документов и подходя ближе к окошку, — мы милиция. Кроме того, а не тот ли ты Карлсон, который летает с маленькими мальчиками к себе в домик на крыше, а ещё отнимает у них все конфеты и варенье? А ты знаешь, что бывает с маленькими толстыми дяденьками, которые дружат с маленькими худенькими мальчиками? А ещё, на тебе статья за сокрытие налогов.       — Это почему? — опешил Карлсон, мгновенно меняясь в лице.       — А кто говорил, что у него вот такая куча паровых машин? — развёл руками Илья. — Ну что, есть претензии?       — Нет, уже нет! — выставил ручки вперёд толстячок.       — Но у тебя же мотор украли! — фальшиво удивился Илья.       — На этом долечу. — криво улыбнувшись, указал на вентилятор Карлсон.       Быстро спрыгнув со стойки, он устремился к выходу, при этом чуть не сбив с ног Добрыню, зашедшего в помещение.       — Эй, а ну смотри куда летишь! Шебутной! — покачал головой Добрыня. — Здорово, мужики!       — Здорово, Добрыня! — в унисон ответили Илья и Алёша.       — А чего это только что было? — с интересом спросил Добрыня.       — Туристы! Ох уж мне этот туристический сезон. — со вздохом произнёс Илья, возвращаясь к документам.       — Ну что, Алёшка? Как ночь прошла? — поинтересовался Добрыня, как начальник отделения.       — Продуктивно: вон какой улов! — произнес Алеша, указывая на обезьянник.       — Так, посмотрим! — потер руки Добрыня. — И что у нас тут?       — Так, у нас тут один клофелинщик. — ответил Алеша, пролистывая отчет.       — Сам ты «клофелинщик», мурррло! — вскочил на решетку возмущенный Баюн. —Я уважаемый кот, я усыпляю только взглядом!       — А это значения не имеет. — ответил ему Алеша. — Ты людей грабил? Грабил. Значит — клофелинщик!       — Так, ладно. Кто у нас ещё есть? — вновь потирая руки спросил Добрыня.       — Кикимора! Ловила обозы на обочине болот. – ответил Алеша.       — А какая интеллигентная женщина была когда-то! — грустно взглянул Добрыня на Кикимору. — Что за жизнь пошла? Даже сказочные персонажи стали низкой социальной ответственности.       Посмотрев в самый дальний угол клетки, начальник увидел небольшого медведя и поросенка в комбинезончике.       — А это что за Бим и Бом животного мира? — с любопытством поинтересовался Добрыня.       — Это? Обвиняются в хранении запрещенных веществ и незаконном хранении оружия.       — Да ладно! С чего это?       — А какой нормальный медведь возомнит себя тучкой? И всё это — паря на воздушном шарике! И что это вообще за тенденции: когда у нас свиньи по лесу с ружьем носились? — сказал Алеша.       — Оно же духовое! — пропищал поросенок.       — А если бы ты кому-то глаз выбил? — грозно покосившись на поросенка, произнес Алеша, а затем продолжил. — И знаешь, что самое главное, Добрынюшка? Похоже, что они эти свои вещества в шариках хранят. Даже страшно представить, что у них там такое, что даже у осла хвост отваливается!       Внезапно в отделение ворвался растрепанный Иван-царевич. Подбежав к окошку, он горячо заговорил:       — Ребятушки, спасайте! Кощей, набор суповой, Василису — супругу мою – украл!       — В который раз-то? Две тысячи первый? — устало спросил Алеша.       — Да какая разница?! Жену спасайте, лишит же ее чести супостат!       — Ой, я тебя умоляю! — махнул рукой Добрыня. – Он же только на словах бессмертный, а на деле уже давно ни на что не способен. А после того, как Соловей с Черномором всё его злато конфисковали, он и подавно зачах.       — А зачем ему тогда супруга-то моя? — удивленно спросил Иван.       — А ты как думаешь? Ему же кубышку-то пополнять надо, а то, над чем чахнуть? Жди, Иван, требований о выкупе. — просто ответил Алеша.       — И что же мне делать? Я вам что – миллионер?       — Ну, есть у меня одна идейка. — задумчиво произнес Добрыня. – Ты пойди к Черномору с Соловьем - они как раз иглу Кощееву нашли. Одолжишь у них швейную машинку за символичную плату и убьешь сразу двух зайцев: и жену мгновенно вернешь и рубашку себе лишнюю сошьешь.       — А это идея! Спасибо, мужики! — крикнул Иван, выбегая из отделения.       — Вот что за жизнь пошла? — спросил Алеша. – Раньше мы людям помогали, а теперь отчеты пишем.       — Эх, Алёша! – вздохнул Добрыня. — Молодой ты еще, не понимаешь: современное зло требует мер радикальных!       Впереди у богатырей был тяжелый день.