***
Лесничий Губерт не зря ошивался возле шатра храмовника. Филипп часто посылал лесничего исполнить не только невинные приказы в виде слежки за кем-либо, Губерт был отменным стрелком и попадал белке в глаз с завидного расстояния. Он исполнял и более занятные поручения Мальвуазена-старшего, после которых, мешавший чем-либо соперник, отправлялся к праотцам. Он что-то вынюхивал или следил за кем-то. Закончив завтрак и с трудом запихав в себя лекарство, я заглянула в бочку с водой — где же еще было раздобыть зеркало? Действительно, вид был еще тот. Разбитая губа сильно припухла и болела, щека, куда пришелся остаток удара, залилась лиловым цветом. Под глазами залегли темные круги, которые на фоне бледной кожи и вовсе делали из меня готового покойника или утопленницу. Рука отдавалась острой болью чуть выше лопатки, а живот не прекращал ныть, но уже не от голода. Да и спина не радовала. Голова немного кружилась, а еще меня мутило. Опустив руки в холодную воду, я умылась и приложила холодную влагу к разбитой губе и лицу. Сил бежать пока не было. Да и в какой стороне находился Ротервуд и дорога туда, я не знала. Слова храмовника все еще вертелись у меня в голове. Что же делать? Господи… Как все болит… Я вновь присела у бочки, съежилась и попыталась подтянуть ноги к животу. Очень хотелось помыться или спрятаться, чтобы никто больше не видел меня. В далеке раздавались звуки труб, то и дело герольды что-то выкрикивали, толпа рукоплескала очередному удальцу, а солнце светило как никогда ярко, плескаясь в зеленой листве. Небо было ясным и высоким, казалось, этот день на редкость прекрасен и сулит достойному лишь победу… С трудом вернувшись в шатер, я упала на те самые шелковые подушки и заплакала, уткнувшись в одну из них. Сколько мне удалось так пролежать, я понятия не имела, провалившись в какое-то полу-забытье, полу-сон, до тех пор, пока не вернулся Гуго и Буагильбер. -… И чтобы все было готово! Если будет необходимо — возьми с собой Абдалу. — знакомый голос храмовника прозвучал как удар грома. Я очнулась от непонятного забытья, попытавшись подняться с ковров и подушек. — Как спалось, моя сладкая? Надеюсь, ты успела поужинать? — ласковый голос Бриана предвещал что-то нехорошее. — Что? Ужин… Нет… — я замотала головой и попыталась отодвинуться от храмовника, который придвинулся ко мне и вновь протянул руку к моему лицу, поглаживая по щеке. — Значит, ты еще не ела? Гуго! Проклятье… Выпороть ублюдка будет самым лучшим решением. — Бриан был недоволен тем, что его новая «игрушка» не готова радоваться и бросаться ему на шею. — Что ж, тогда я сам буду тебе прислуживать. Это странное поведение заставило меня насторожиться еще больше. А тем временем Буагильбер сам принес мне пищу, вино и фрукты на широком подносе. — Ешь, а после ты мне понадобишься. — начал Бриан, глядя как я настороженно смотрю на еду. — Ешь-ешь, пожалуйста, я вовсе не хочу, чтобы ты морила себя голодом. — Я не нуждаюсь в подачках, а уж от такого как ты… — отозвалась я и крепко затянула завязки платья на груди. — Вот что, я не намерен терпеть капризы или дерзость. Ешь! После пира, на который я должен явиться, ты мне понадобишься. И я не буду повторять свои приказы. — ответил Бриан, придвинувшись еще ближе. — Я не хотел причинить тебе боль. Поверь, я и не желал испортить столь прелестное личико… Но ты должна усвоить — я твой господин, твой хозяин и ты принадлежишь мне целиком и полностью. — Как и твое нежное тело…- чуть помедлив, добавил храмовник. — Ответь, разве подобное насилие может доставить удовольствие? Разве подобное зверство может удовлетворить, когда женщина не отдается тебе добровольно, по-любви, испытывая самое прекрасное чувство? Неужели же тебе самому не противно?! Не противно и горько от того, что тебя не хотят?! Что тебя не любят?! — выкрикнула я, перевернув поднос с фруктами и вином. Последняя фраза, кажется подействовала на Буагильбера сильней остальных моих слов. Он вскочил на ноги и намеревался что-то ответить, но замер и еще какое-то время смотрел на меня горящими темными глазами, лицо его пылало, а верхняя губа дернулась, будто Бриан силился что-то сказать, но не мог. — Значит не любишь… — наконец вымолвил он и вновь окинул меня странным диким взглядом, а его щеки стали бледны. — Ты мне досталась не девицей! И нечего плакать! — злобно выпалил Буагильбер. — Да и какая мне разница, что ты думаешь и чувствуешь? Ты — моя собственность, ты принадлежишь мне! Дальше храмовник молча схватил мою сумку и стал вытряхивать оттуда все подряд. — Что это за странный портрет? Мне подобных видеть не приходилось… Кто это? Твой возлюбленный? — Бриан повернулся ко мне, а в его руках сверкнул мой смартфон. Фотографии я не закрывала и смотрела, пока еще хоть чуточку заряда оставалось. — Не смей. — ответила я низким от гнева голоса, руки сжались в кулаки, а тело напряглось подобно пружине. — Не смей трогать или… Или… — Или что? — Бриан удивленно приподнял бровь, а на его губах вновь заиграла насмешливая улыбка. — Ударишь меня? Или убьешь? А может и впрямь, наденешь мои доспехи и сразишься со мной? Запал у тебя не угас после прошлой ночи. — Отдай мне это, пожалуйста. — я старалась сохранить хоть какое-то спокойствие и надежду на то, что храмовник вернет самое дорогое, что у меня осталось. — Сначала ответь мне — это твой возлюбленный? Это его ты так любишь, что готова горло мне перегрызть за один лишь портрет? — не уступал Бриан, словно нарочно поддразнивая и издеваясь. — Да, да, да! Это человек, которого я люблю и который любит меня! Да — он мой возлюбленный и единственный мужчина! Да, я люблю его! — выкрикнула я, что было сил, а слезы безвольно катились по щекам. Услышав это, храмовник с силой швырнул на пол последнее мое сокровище, а потом просто растоптал хрупкий механизм. Экран погас, а сам смартфон больше не включался, превратившись в груду осколков из пластика и стекла. — Теперь ты будешь любить только меня. Покорись своей участи. — спокойно ответил Буагильбер. С этими словами он вышел, задернув за собой полог. До этого момента я полагала, что боль физическая может быть настолько сильной, что выдержать ее когда-нибудь не будет возможным, но боль душевная оказалась сильней во сто крат. Я упала на колени и судорожно стала собирать дрожащими руками остатки того, что когда-то напоминало мне о доме и о тех, кого я люблю. Теперь я полностью была оторвана от своего мира, окончательно оказавшись в совершенно новом, пугающим и страшным. Мир, лишенный всякой жалости или сострадания, погруженный в бесконечное насилие. Где право сильного — единственно верное; лишенный той доли романтики, которую так часто приписывали этой эпохе — знаменитой галантности и верности. На деле все эти прославленные в боях рыцари составляли ни что иное, как стаю бандитов и грабителей, насильников и убийц, получившие право от самого принца Джона поступать так, как велят их желания. Мне стало страшно от осознания того, что вырваться из когтей храмовника было практически невозможно. Я была далеко не первой жертвой разнузданного поведения храмовников. Не зря их называли «голодными волками», «божьим наказанием», «проклятием всего христианского мира», а знатные вельможи или богатые купцы и вовсе прятали своих дочерей, опасаясь покушений на их честь, либо же откровенного нападения с целью грабежа и вымогательств выкупа. Что уж было говорить о простых горожанах или крестьянах. Слава, которую стяжали себе рыцари ордена Храма, шла впереди них. Все время, проведенное в плену, не раз мне приходилось слышать от местных служанок и прачек, как они, несчастные, подвергались насилию и преследованию знатных господ, как топили младенцев в реке, потому что им нечем было их кормить, а потом каялись в своих грехах на исповеди в воскресный день. Им было некуда деваться, неоткуда ждать помощи и никто никогда бы не встал на их сторону. То же произошло и со мной, но если у этих женщин был опыт жизни в этом жестоком новом мире, то я была подобна тем младенцам, только народившимся на свет и не знавших, что впереди их ждет лишь гибель, либо бесконечные страдания и унижения. Мысль о побеге сильней укрепилась в моей голове, а скорый пир в замке, который давал принц Джон — открыл для меня шанс — бежать. Так я просидела еще какое-то время, пока не вернулся Гуго. — Давай, я помогу тебе привести все в порядок. Пока наш господин на пиру. — Гуго покорно склонился рядом со мной и стал собирать остатки фруктов и разбросанные кувшин и кубки. — Черти бы забрали твоего господина! — проворчала я, сметая последние осколки. — Перестань, не смей поминать имя нечистого, иначе, накликаешь беду. — нахмурился Гуго. — Какую еще беду или несчастье мне предстоит вынести? Или твой господин припрятал сюрприз для меня? — я горько усмехнулась и закончив с уборкой, постаралась подняться на ноги. Все же, нужно было поскорее прийти в себя и думать как выбраться отсюда. — Я догадываюсь, что мой господин сотворил с тобой прошлой ночью… — виновато начал Гуго. — Ты далеко не первая женщина… Но… Понимаешь, ты пришлась ему по-вкусу, он вряд ли отпустит тебя или продаст, а вот беду накликает… — Если догадался, тогда помоги мне! Пожалуйста, Гуго — я схватила оруженосца за руку. — Я вижу, ты не такой… Не такой как твой господин, прошу, помоги мне. Я не шпионка и понятия не имею кто и за кем следит, я просто хочу вернуться домой, понимаешь? В мой мир, туда, где меня ждут и любят. Мне всего лишь нужно вернуться на ту самую тропу, ведущую в Ротервуд и тогда, возможно, я смогу вернуться в свой мир. — Я не могу этого сделать, девица, даже, если бы и сам хотел тебе помочь. — грустно ответил Гуго, осторожно отнимая свою руку. — Но мой господин никогда не простит побега ни тебе, ни мне. — Он дал мне слово, что не станет меня продавать. — с надеждой выпалила я, словно обретя призрачную надежду. — Да, он знает, что ты не шпионка и не подосланная от людей Ричарда, у тебя руки слабые… — вздохнул Гуго. — При чем тут руки? — удивилась я. — Твои руки говорят сами за себя — ты ни разу не держала оружие, да и яда при тебе не обнаружено. Много чего еще — мой хозяин опытен в этом деле. — продолжил он, приводя в порядок многочисленные ковры и подушки. — Да, если решил не продавать, значит ты ему понравилась, но если продолжишь ему перечить или дерзить — он не продаст, а подарит тебя барону Реджинальду Фрон де Бефу или того хуже — сэру Филиппу де Мальвуазену. При упоминании о Фрон де Бефе и Мальвуазене у меня затряслись поджилки и проступил холодный пот на лбу. Вот так раз! — И зачем им лишний рот? Я даже полное ведро с водой не подниму. Да и прачка из меня как из Амета кравчий. — тихо ответила я, а бравады во мне резко поубавилось. — Действительно чудная девица! — рассмеялся Гуго, но потом вновь погрустнел и продолжил. — Разве сама не понимаешь? Лишний рот им действительно ни к чему, а вот приятное развлечение — вполне сгодишься. Так уже было… Наш господин отдал одну сарацинку Филиппу, в качестве подарка. Уж больно та ему приглянулась. Долго он с ней забавлялся… — И что же стало с той сарацинкой? — слова сами слетели у меня с языка. — Она очень любила нашего господина, а тот отдал ее сэру Филиппу. — продолжил Гуго, в то время как его глаза наполнились слезами. — Малютка прожила у него чуть меньше года, а потом умерла… Умерла от тоски по нашему господину, да и что это была для нее за жизнь в плену и с таким жестокосердными человеком. Правда, она успела родить сэру Мальвуазену ребенка. — И что стало с ним? — я предчувствовала услышать недоброе и о несчастном малыше. — Сэр Филипп оставил мальчика у себя — он единственное любимое Мальвуазеном, хоть и бастард. Так говорил мой господин. Сэр Филипп занимается его воспитанием, но тщательно скрывает от посторонних глаз. Мальчик еще очень мал, но со временем станет единственным наследником, если, кончено, сэр Мальвуазен не женится или не заведет себе еще какую-нибудь забаву. После Гуго больше не хотел распространяться о храмовнике и его друге, и стал рассказывать о турнире и о том, кем же оказался победитель, рыцарь Лишенный наследства. Как он выбрал королеву любви и красоты — леди Ровену из Ротервуда, и как повалился раненый на ристалище, а потом, его таинственным образом забрал к себе еврейский купец из Йорка. Больше никто не слышал и победителе, впрочем, как и не видел. — Сэр Уилфред Айвенго, умелый и достойный воин. — продолжал Гуго. — Я знал его еще под Акрой, тогда он впервые бросил вызов моему господину и достойно победил в схватке с остальными. Но мой господин проиграл бой, по вине своей лошади. На турнире все случилось как тогда, под Акрой. Хоть победители — саксы и отправились сегодня на пир — их там не ждут, лучше бы им вообще не являться. Нам стоит поторопиться, нужно разделать мясо и наполнить кувшины с вином. Этим вечером наш господин и его друзья будут здесь. — Что? Здесь? И куда же… — я не могла унять дрожь, события прошлой ночи вновь встали у меня перед глазами. А что, если храмовник действительно просто отдаст меня Филиппу или Фрон де Бефу? — Не бойся, я тоже буду здесь. Мы будем подносить яства и наливать вино. У них предстоит какой-то важный разговор, так что им будет не до нас. Не бойся — улыбнулся Гуго и осторожно погладил меня по плечу, а потом резко развернулся и подхватил ведра, чтобы принести воды. Важный разговор… Интересно, о чем собрались толковать эти стервятники? Неужели о том, как напасть на Исаака и Седрика, который будет возвращаться обратно домой? Что же, мне предстоял нелегкий выбор: попытаться сбежать, но куда? Ведь я не знала как добраться до нужного мне места без проводника. Да и Гуго мог поплатится головой за мой побег. Или остаться и услышать нечто важное? Несмотря на мое нелегкое положение, все же я выбрала второе.***
Гуго оказался прав, саксов холодно приняли на пиру и Седрику пришлось «хлебать» полные ложки пренебрежения, насмешек и даже прямых оскорблений и угроз со стороны норманнской знати. Принц Джон старался сдерживать своих сторонников, чтобы не оскорбить своих гостей-победителей. На самом деле, Джон и сам не упускал возможности, чтобы лишний раз напомнить победителям, где из истинное место, а его насмешливо-приветливая манера не на шутку раздражала Ательстана. Седрик был рад, что леди Ровена отказалась идти на пир и не стала свидетельницей позора ее соотечественников. А последний потомок саксонских правителей Ательстан и вовсе перевернул стол с дорогими яствами и нападками, удалившись с проклятьями вон. Они ушли с пира, не выдержав откровенных издевательств, будто проиграли не только турнир, но и свою гордость и достоинство. Несмотря на победу, Седрик испытывал тот стыд, который испытывает ущемленная гордость. Теперь-то он окончательно убедился в том, что со свадьбой Ровены и Ательстана стоит поторопиться. Принц Джон не дал своего благословения, а это означало лишь одно — возможная опала и гибель для всего саксонского рода почтенного тана. А еще все чаще мысли Седрика возвращались к ристалищу, когда он впервые увидел своего сына после долгой разлуки. Айвенго с трудом преклонил колено, чтобы леди Ровена возложила на его голову венок победителя. Уилфред был серьезно ранен, а его смертельно-бледный вид напугал Седрика, хоть тот и бровью не повел. Сердце отца сжималось и кровоточило точно так же, как и раны его единственного сына, но будучи убежденным в предательстве, Седрик не находил в себе силы, чтобы принять его, Айвенго, обратно. Где же он теперь? Куда пропал? Жив ли он? Кто же теперь сможет противостоять этому сборищу норманнских ястребов? Кто постоит за честь несчастной Англии? С такими мыслями сакс вернулся к своим шатрам и тот час же приказал собираться, чтобы отъехать домой в Ротервуд. Делать здесь им больше было нечего, а пристальное внимание и интерес к леди Ровене со стороны принца Джона и Мориса де Браси, еще больше подхлестнул Седрика к действию. Дорога до Ротервуда занимала дня три и ему стоило поторопиться.***
— Наконец-то, пришли, Бриан. Я уж подумал, что мы отправились в очередной поход! — знакомый голос Филиппа де Мальвуазена нарушил мое одиночество, заставив взять себя в руки и на время покориться обстоятельствам. — Не ворчи, Филипп, тут совсем не далеко! Или тебе лошадь раздобыть? — перебил его де Браси, который был настолько пьян, что еле держался на ногах. Сэр Морис волочил за собой дорогой плащ, отороченный мехом по моде тех лет, то и дело наступая на край. А Реджинальд Фрон де Беф, с кубком в руках, шествовал рядом и периодически подставлял свое плечо де Браси, чтобы тот окончательно не свалился посреди дороги. — И какого дьявола ты так набрался, де Браси? — не унимался Филипп и глядел на предводителя вольной дружины с нескрываемым презрением. — Можно подумать, это ты победитель турнира! — Полно, господа, нас ждет важный разговор. Это и тебя касается, Морис. — оборвал их храмовник. — Зря, сэр Бриан, ты тратишь на него время. Пусть лучше пойдет и проспится, он все равно ничего не поймет и с пьяных глаз… — начал Фрон де Беф, но Бриан чуть ли не силой затолкал де Браси в свой шатер. — Он нам нужен, Реджинальд. — прошипел Буагильбер. — Гуго, налей ему воды. — обратился он к оруженосцу, кивнув в сторону де Браси. — А мне вина, но разбавь наполовину. — отозвался Филипп, который развалился на шелковых подушках и мельком окинул меня взглядом, протянув кубок. Далее, речь пошла вовсе не о турнире и не о проигрыше. Бриан и Фрон де Беф, казалось, замыслили что-то недоброе. Очередной набег и грабеж какого-то состоятельного купца, да в добавок ко всему, еще и саксонского тана. Если грабеж первого представлял лишь интерес как раздобыть звонких монет, то нападение на саксонского знатного господина имел другой характер. Меня вовсе не удивило то, что будущими жертвами норманнских стервятников должны были стать те самые: купец Исаак из Йорка и Седрик Сакс. Расчет был прост — напасть на желанную добычу по дороге в Йорк и на выезде из Эшби, когда Седрик поедет восвояси. За Исааком следили люди Филиппа и Буагильбера. Храмовник решил поживиться деньгами старого ростовщика еще в Ротервуде, но тогда произошла досадная заминка из-за меня, да и Айвенго подоспел вовремя и спас Исаака от жестокой расправы. Что касалось Седрика и леди Ровены, то храмовник решился на нападение не просто так. Насытившись не только вином и вкусными яствами, де Браси лелеял надежду заполучить прекрасную и богатую саксонку в жены, а хамовник еще и подогрел его посулами о том, что сэр Морис сможет занять такое положение, что в будущем ему поможет стать не просто приближенным к принцу Джону, возможно, канцлером, так как Фиц-Урс был настолько хитер и ловок, он наверняка бы управлял Англией без самого Джона. Что ж, Бриан видел в этом и свою выгоду — поддержка ордена в Англии была сейчас как нельзя кстати. А у де Браси была своя храбрая дружина, которая отлично выполнит роль разбойников с большой дороги. План храмовника казался безупречным, а будущая добыча весьма привлекательной для всех участников охоты, они долго спорили из-за выгод и той части добычи, которую каждый был намерен получить в этом деле. Фрон де Беф был самым жестоким и непримиримым из всей собравшейся своры, но не был настолько циничным и расчетливым, каким оказался Буагильбер. Холодно и безо всякой доли сострадания храмовника расписал все возможные выгоды для барона и де Браси, не забыв выторговать долю в этом набеге и для себя самого. — И сколько ты хочешь стащить с этого еврея? — спросил Филипп, кивая в сторону Буагильбера. Общая беседа и обсуждение «охоты» продолжалось, а рыцари окончательно разделили между собой «добычу». — Мы с Реджинальдом разделим выкуп в равных частях — начал храмовник, но Фрон де Беф перебил его. — Ну уж нет, сэр рыцарь, моя доля будет больше, хотя бы потому, что я позволю притащить этих саксонских свиней в мой замок, а уж про евреев и говорить нечего! — рявкнул барон и вновь отпил вина. — А кто же будет обеспечивать саму охоту? Тебе остается только принять «плоды», Реджинальд, руки марать будут другие. Это мы с де Браси будем подставлять свои шеи. — бросил Бриан, фыркнув в сторону. — Подставлять шеи не придется, — продолжил Фрон де Беф. — Если никто не прознает про эту «охоту». — Никто не узнает. — ответил храмовник, ухмыльнувшись. — Да и не мне тебя учить затыкать болтливые рты. Зря беспокоишься, друг мой. — Как же мне не беспокоиться, когда столько «ушей» вокруг? И потом, Бриан, ты — рыцарь Храма — тебе все сойдет с рук. В отличии от остальных. В том случае, если про наши проделки узнает принц Джон, он не станет церемониться, он не допустит нового столкновения с саксами. Вряд ли ему нужна будет вторая битва при Гастингсе, особенно теперь, когда Ричард вернулся… — рыкнул барон, вылив остатки вина на пол. Новость не стала неожиданной. Значит, все случилось так, как и должно было. Тот другой безымянный рыцарь в черных доспехах, который так вовремя подоспел на помощь Уилфреду, и был сам король Англии — Ричард Львиное Сердце. Об этом стало известно и самим зачинщикам турнира, а Буагильбер заранее послал Амета разузнать, кто это и откуда приехал. Сарацин быстро пронюхал и донес своему хозяину, кто на самом деле был таинственным спасителем рыцаря Лишенного наследства. — И что же ты предлагаешь, Реджинальд? — спросил Буагильбер, улыбнувшись, тогда как барон был недоволен таким положением дел и довольным расслабленным видом своего друга-храмовника. — Мой тебе добрый совет, сэр Бриан — отрежь язык твоей служанке, пока не поздно. Иначе, сэр, мы уже назавтра будем встречать незваных гостей в виде местных крестьян-саксов и их свиней-хозяев, бегущих на помощь к Седрику! — продолжил Фрон де Беф, сверкнув своими темными глазами, не смотря на выпитое им вино, барон был трезв как никогда, в отличие от остальных норманнов. — Ба! Неужели грозный барон, Реджинальд Фрон де Беф, беспощадный и жестокий воин, боится каких-то саксонских свиней? — Филипп удивился и приподнял бровь, когда услышал речи своего соседа, а потом и вовсе рассмеялся. Его примеру последовал де Браси и чуть было не облился вином из кувшина, когда услышал, о чем толковал Фрон де Беф. — Не тебе ли, Филипп, еще в прошлом году пришлось нанимать сотню-другую воинов, в довесок к тем, что у тебя есть? Не из-за тех ли разбойничьих шаек, что водятся в нашей округе? Большинство из них — саксы, а их лучники попадают в мелкую французскую монету с шести футов. — Фрон де Беф зря пытался втолковать хоть что-то своим нетрезвым друзьям, но, как видно, не терял надежду. — И только поэтому, как ты мне советуешь, я должен отрезать язык моей служанке? Брось, Реджинальд, она ничего не расскажет. — успокаивал его Буагильбер, сам подливая другу вина. — А ведь Реджинальд прав. — кивнул Филипп неожиданно и ловко поймал меня за руку. — Что и кому может рассказать эта девка? Одно дело Гуго — он твои оруженосец и предан тебе, да мы и сами видели не раз, как он верно тебе служит. А вот эта красотка — встанет тебе поперек горла, стоит только потерять бдительность. Реджинальд прав, я бы не стал так рисковать на твоем месте, Бриан. — Что ж, господа, позвольте мне самому решать, что делать со своим имуществом и слугами! — рассмеялся Буагильбер и вырвал мою руку у Филиппа. — Можете на меня положиться в этом деле, а моя малютка ничего никому не расскажет. Да и язычок ей еще пригодиться. А впрочем, возможно я и передумаю! С этими словами рыцари рассмеялись, скабрезная шутка храмовника поставила окончательную точку среди сомнений подвыпивших друзей-разбойников. Наступила ночь. Небо было темное, звезд не было и подул какой-то сильный холодный ветер, словно предвещая какую-то беду. Обещание отрезать мне язык отнюдь не вселяло надежду на положительный исход дела в моем отношении, как и не стоило рассчитывать на какую-либо милость со стороны жестокого храмовника. Решено — бежать! Да, да, да — именно сейчас. Бежать и как можно скорее, судьба вряд ли предоставит мне еще один шанс. Дождавшись, когда рыцари разошлись по своим шатрам, а Бриан, стащив с себя верхнюю тунику и сапоги, завалился спасть, я окончательно решила сбежать. На мое счастье, храмовник немало выпил и в этот раз был просто не способен затащить меня к себе для очередного развлечения, да и последний день турнира выдался не в пользу высокомерного рыцаря. Силы его тоже были не беспредельны и Бриан задремал, словно дитя, как только коснулся льняного покрывала. Я, забрав свою сумку и стараясь не шуметь, осторожно выскользнула из шатра. Пройдя совсем немного, я напоролась на спящего прямо на траве Гуго, положившего себе под голову седло. Рядом, неподалеку, спал Амет. Абдала сидел у костра, но спиной к шатру. Осторожно перешагнув через спящего Гуго, я мигом проскочила к телегам, чтобы сарацин меня не заметил. Радости не было предела — никто не заметит моего исчезновения, по крайне мере сейчас. Прости, Гуго, но жизнь мне гораздо дороже твоего будущего рыцарства. Чтобы кто-нибудь из слуг меня не заметил, я все также кралась со стороны расставленных телег, рядом с шатрами, а потом, миновав ристалище и пустые трибуны, вышла на небольшую дорогу, ведущую в Эшби. " — Наконец-то, я вырвалась. Неужели, свободна?» — промелькнуло в голове, не смотря на боль во всем теле, я пустилась прочь, не сбавляя шаг…