***
На следующий день Филипп де Мальвуазен и его друг Бриан де Буагильбер отправились на прогулку. Не смотря на то, что трое оруженосцев, как и полагалось, всегда сопровождали Бриана неотлучно, Гуго остался в замке. Совсем скоро он должен был принять сан и рыцарские шпоры, поэтому уже мало чем отличался от рыцарей Храма, а значит имел бОльшую свободу действий нежели послушники ил оруженосцы на искусе. — Как я рад видеть тебя живой. — сказал Гуго, когда увидел меня во дворе замка у колодца. — Амет рассказал, что стряслось… Ты спасла нашего господина и еще — ты не все же предпочла остаться здесь. Я очень рад. Давай, помогу и отнесу воду, куда скажешь. — Благодарю, Гуго. — улыбнулась я и поставила ведра на землю. — А я слышала, что ты совсем скоро станешь рыцарем? — Да, это так. — кивнул Гуго, не скрывая радости. — Для меня это великая честь, надеть белый плащ и встать вровень с цветом лучших рыцарей всей Европы. Мой господин теперь наш магистр… Но последние события были ничуть не лучше, чем если бы мы остались в Палестине… Гуго донес ведра до дома, а я пригласила будущего рыцаря Храма в дом. Ведь совсем скоро мы бы уже не смогли беседовать вот так просто, ибо рыцарям-храмовникам запрещалось любое общение с женщинами, будь то родные сестры или матери. Было видно, что Гуго есть, чем поделиться, а я не стала препятствовать его откровенности, налив ему густой похлебки в миску, принялась слушать. — Мой хозяин вернулся в прецепторию как раз тогда, когда приехал наш магистр. Буквально, за день до приезда Луки де Бомануара. — начал Гуго, отхлебывая из миски. — И тут такое началось… Как оказалось, Айвенго и Исаак удачно добрались до прецептории Темплстоу, которую возглавлял младший брат Филиппа — Альберт де Мальвуазен. Альберт был младшим сыном барона де Мальвуазена и его судьба, по сравнению со старшим братом, была не завидной. Родившись вторым, он никогда бы не унаследовал тех богатых имений и поместий, что достались Филиппу. Да и управлять Альберт не слишком стремился. Филипп всегда был первым и был любимцем отца, тогда как младший сын сызмальства предназначался для служения в монастырь. Но, по настоянию того же Филиппа, заступившись за младшего брата, Альберта отправили в пажи к одному знатному и достойному рыцарю Храма, а потом определили в послушники. Тем самым Филипп обеспечил достойную карьеру и существование своему младшему брату. Оба брата, на редкость, были дружны с детства, а Филипп, по-праву старшего, всегда становился на защиту Альберта, когда надо было держать ответ перед отцом, либо перед кием-либо еще. А Альберт — он рано осознал, что всегда будет вторым. Всегда. С тех пор, как орден распахнул перед ним двери, Мальвуазен-младший твердо решил для себя, что проберется на верх любым способом и его имя еще будет звучать в свитках капитула, а быть может, ему удастся занять куда большее положение, чем Филипп и его баронство. Ему больше не придется быть в тени старшего брата, хоть и любимого. Оба брата де Мальвуазена были в большой дружбе с Брианом де Буагильбером. Но расчет и хладнокровие Альберта превосходило горячность и честолюбие Буагильбера. Он действовал куда проворнее и его хладнокровие и эти качества не раз выручали не только самого рыцаря, но и его пылкого друга. Альберт был из тех, кто считался самым развратным и нарушающим орденский устав рыцарем, но он умело скрывал свои грешки в отличии от Бриана. Да и сердце его было будто каменным, не тронутым любовью или страстью к женщине. Не дрогнувшим перед опасностью, не знавшим жалости или сострадания. Холод и расчет царили в душе храмовника. А еще Альберт был один из тех многочисленных челнов своего ордена, кто поддерживал Буагильбера и видел в нем будущего магистра. Мальвуазен понимал, что прибывший в Темплстоу с внезапной проверкой, Бомануар уже не так силен как раньше, что его призывы, аскеза и бессмысленное изуверство находят все меньше и меньше последователей. Необходимо было убрать Бомануара любой ценой, но так, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Альберт чувствовал как никогда — наступил переломный момент. Именно сейчас он имеет все шансы заполучить для себя те самые выгоды, о которых так давно грезил. Все было готово, а поддержка в виде многочисленных сторонников его замысла — найдена. Именно теперь он сможет занять высокое, как никогда положение в ордене и в будущем, занять место рядом с магистром ордена Храма. Нужно было действовать и незамедлительно. Как известно — человек предполагает, а бог располагает. Все предположения и расчеты Альберта полетели к чертям, когда на пороге прецептории Темплстоу появился саксонский рыцарь Уилфред Айвенго и купец Исаак.***
— Конрад, — говорил гроссмейстер, — дорогой товарищ моих битв и тяжких трудов, тебе одному могу я поверить свои печали. Тебе одному могу сказать, как часто с той поры, как я вступил в эту страну, томлюсь я желанием смерти и как стремлюсь успокоиться в лоне праведников. Ни разу не пришлось мне увидеть в Англии ничего такого, на чём глаз мог бы остановиться с удовольствием, кроме гробниц наших братии под тяжёлой кровлей нашего соборного храма в здешней гордой столице. «О доблестный Роберт де Рос! — воскликнул я в душе, созерцая изваяния этих добрых воинов-крестоносцев. — О почтенный Уильям де Маршал! Отворите свои мраморные кельи и примите на вечный покой усталого брата, который охотнее боролся бы с сотней тысяч язычников, чем быть свидетелем падения своего священного ордена!» — Совершенно справедливо, — отвечал Конрад Монт-Фитчет, — всё это святая истина. Наши английские братья ведут жизнь ещё более неправедную, нежели французские.* Лука де Бомануар и Конрад как раз прогуливались по монастырскому саду, а вызванный пред очи магистра Альберт де Мальвуазен, шедший рядом, склонился и даже вжал голову в плечи и внимательно, с видом раскаявшегося грешника, подобострастно внимал речам Бомануара. Упреки, которые один за другим летели Мальвуазену прямо в лицо, казалось, подобно стрелам пригвождали прецептора, но Альберт принялся так тщательно наводить порядок и давать объяснения на каждое замечание, что магистр смягчился на какое-то время и даже поверил в том, что такой человек как Мальвуазен может раскаяться и смиренно принять свои ошибки. «Театр» удался, впрочем, Альберту было не привыкать к подобного рода мистерии. Все шло гладко до того момента, когда в сад вошел Домиан, оруженосец, спешивший сообщить о прибытии в Темплстоу Исаака и Айвенго. Он остановился перед магистром, почтительно поклонившись и ожидая дозволения говорить. — Говори, мы разрешаем тебе, зачем ты явился? — спросил Бомануар. — Благородный и преподобный отец, — отвечал оруженосец, не смея поднять глаза. — У ворот стоит саксонский рыцарь Уилфред Айвенго и еврей. Они просят дозволения переговорить с братом Брианом де Буагильбером. — Саксонский рыцарь? И еврей? — удивился Бомануар. — Что ж может быть за дело к нашему брату де Буагильберу? Странная компания для визита в прецепторию, не так ли, брат Альберт? Мальвуазен молчал, догадавшись, что Бриан влип в нехорошую историю и успел вернуться в Темплстоу за день до приезда магистра. Сам же Альберт твердо решил выгородить своего друга во что бы то не стало, но аккуратно, не без опаски, что Бомануар сможет отыграться и на нем. — Что же ты молчишь? — продолжал Бомануар. — Дозволяется ли мне отвечать? — произнес Мальвуазен тоном глубочайшего смирения, хотя, в сущности, своим вопросом хотел только выиграть время, чтобы собраться с мыслями. — Говори, я разрешаю, — сказал магистр. — Я мало осведомлен о делах нашего доблестного собрата Бриана де Буагильбера. — отвечал Мальвуазен с большой осторожностью — Но, насколько мне известно, этот сакс — благородный рыцарь и своей доблестью известен не только за пределами этого монастыря, но и в Палестине. Он сражался вместе с королем Ричардом Плантагенетом. Что касается еврея… Не припомню, чтобы наш храбрый брат водился с нечистыми собаками… Простите, высокопреподобный отец. Сказав это, Альберт принял почти что мученический вид, возведя глаза к небу и смиренно складывая руки на груди. Мальвуазен знал об Уилфреде и о вражде с ним де Буагильбера, знал он и том, что с гибелью Конрада де Монсеррата, возня вокруг короны Иерусалима вызвала не мало споров и принесла ордену лишь беды. — Что ж, пусть позовут обоих. — сказал Бомануар, обращаясь к Домиану. Оруженосец, низко поклонившись, вышел и через несколько минут возвратился в сопровождении Уилфреда Айвенго и Исаака из Йорка.***
— Что привело тебя, доблестный рыцарь, в нашу смиренную обитель? — магистр был удивлен не меньше остальных присутствующих. — Я, рыцарь Уилфред Айвенго и мой добрый друг купец Исаак из Йорка, мы пришли, чтобы требовать ответа за совершенные злодеяния! Привело меня дело столь важное и не терпящее отлагательств, что я требую решить его как можно скорей. — отвечал Айвенго. — Дело касается жизни и чести двоих женщин. А замешан в этом один из ваших рыцарей! По его вине и по его замыслу эти женщины до сих пор подвергаются опасности, а их судьба так и неизвестна! — Ка могло так статься? И кто же из братьев нашего оредна мог быть замечен в столь богомерзких делах? — Бомануар осенил себя крестным знаменем. За ним последовали Конрад и Мальвуазен. — Сэр Бриан де Буагильбер — вот, кто должен ответить за это преступление! — выпалил Айвенго. — Разве мы можем поверить в столь отчаянную клевету?! Когда же это было, чтобы добрый христианин знался с евреем и еще попрекал наших братьев в богомерзких делах?! — отозвался Альберт, попытавшись запутать магистра. — Я не давал тебе разрешения говорить. — голос Бомануара заставил Мальвуазена вновь отступить. Сам магистр нахмурился. — Продолжай, сэр рыцарь и объясни свое обвинение, столь серьезное, которое, скорей можно было бы приписать разбойникам, чем нашим братьям во Христе. Что за женщины, о судьбе которых ты хлопочешь? И что нужно здесь еврею? — Леди Ровена из Ротервуда, благородная и высокородная дама была похищена после турнира в Эшби. Эта леди — моя возлюбленная и невеста. — Айвенго выступил вперед.-Ее, вместе с отрядом почтенного саксонского тана Седрика Ротервудского похитили люди нормандских дворян, которые сами участвовали в похищении! — продолжал Айвенго, смерив взглядом Альберта, который то и дело метал злобные искры, глядя на сакса. — Девица, состоящая на попечении купца из Йорка, была пленена вместе с отрядом саксов. Она была пленницей вашего «доблестного» собрата во Христе! А сэр Бриан де Буагильбер — зачинщик этого похищения и помощник во всех бессовестных поступках! Я, Уилфред Айвенго, торжественно заявляю — что готов сразиться пешим или на коне с Буагильбером, но прежде, этот негодяй и разбойник должен ответить за свои преступления и сам держать ответ! Призовите вашего собрата и заставьте его сознаться! — Готов ли ты повторить все сказанное перед нашим капитулом и судом? — спросил магистр, внимательно выслушав изложенное Уилфредом. — Да, преподобный отец, я готов присягнуть на распятии и повторить все. Я и сам был пленников этих разбойников, по воле случая и моей раны… Но, не моя судьба меня тревожит, а жизнь и честь этих ни в чем не повинных женщин. — ответил Айвенго. Исаак же закивал и крепко схватил Уилфреда за локоть, чтобы тот не упал от слабости. Долгая дорога все же отняла у рыцаря силы. — Созови капитул, Конрад, немедленно! — приказал Бомануар. — И приведите ко мне Буагильбера!